Хеннеберг Натали. Язва

   В то же время, как только демон, орел или скорпион оказался рядом с пиратом, он тотчас включил на своем борту небольшое табло, и Барбаро не поверил своим глазам: это были земные цвета — зеленый и голубой!
   «Гордаччи сошел с ума», — подумал Ночной. Но уже ничего нельзя было изменить, и он продолжал вести огонь по транспортному кораблю. Казалось, что теперь нос корабля пылает, но на самом деле это было всего лишь иллюзией… Барбаро позволил своему экипажу сделать небольшую паузу. Он прильнул к экрану внешнего обзора, и уже не мог оторваться от него: вообще-то не было более прекрасного зрелища, чем такие баталии в космосе, чем такие боевые операции, столкновения бронированных масс, изрыгающих пламя и презирающих силу тяжести. Любоваться таким прекрасным боем было последней слабостью и последним остатком человеческих чувств у старого Ночного. И он был вполне удовлетворен — все это выглядело действительно великолепно: пройдя совсем рядом с его кораблем, вновь прибывший разрядил в его носовую часть свои собственные дезинтеграторы. Их мощь недавно была усилена, и эффект оказался ужасным: броня «Жизели» начала плавиться, загорелась изнутри…
   Или это потому, что они находились совсем рядом?..

 
«Если храбрость бьется у тебя в груди,
На врага ты тотчас напади,
Ты ему не дай уйти…»

 

   Отрывок из древней песни викингов, ставшей гимном кадетов Двойной Звезды, вспыхнул, потом угас в мозгу. Это ничего не значило, но почему Гордаччи напал на него?.. Он взбунтовался и теперь охотился для себя самого? Или это был не Гордаччи? Все могло быть. Пробираясь ползком по разбитому посту управления, нажимая еще уцелевшие клавиши на пульте, он дал команду открыть огонь оставшимися дезинтеграторами: они были способны превратить в калории наглый кораблик, который атаковал. Но звездолетик, которым управляли по непонятным правилам, исчез с экрана и с орбиты. В то же время на борту торговца появились огненные фонтаны — разрозненный залп, который тем не менее затронул жизненно важные отсеки «Жизели». Воспрянув духом от неожиданной поддержки, он выпустил, наверное, последние заряды своего оружия. На «Жизели» уже не было ни одного действующего механизма, даже сам экран разлетелся вдребезги, когда перед ним снова появился «Скорпион», окруженный белым пламенем своих дюз. Падая лицом вниз в вечную ночь, Барбаро все-таки успел подумать, что не должен жаловаться на судьбу: он всегда хотел, чтобы его конец был именно таким.

 
   …В это ли время или немного позднее он действительно начал их слышать? Конечно, он всегда видел счастливые сны, в которых вновь встречался с друзьями по колледжу или слышал отрывок из Листа, который появлялся лучом света в этом царстве тьмы… Раньше, на родном астероиде, он частенько располагался на другой стороне шара, в голубой траве, горьковатой и мягкой на вкус и слушал то, что он называл «музыкой звезд». Не имея представления ни о Пифагоре, ни о Птолемее, он заново изобретал их самые прекрасные мифы: голубой бриллиант Веги представлялся шедевром планиметрии, звуковые волны с Юпитера казались небесной музыкой и, как будто пчелки, жужжали в золотом облаке Волос Вероники.
   Но то, что преследовало его теперь, не было космической симфонией. Долгие годы в колледже он был одинок. Ужасно одинок. И среди веселых и крепких земных товарищей, которые не знали, и среди арктурианских преподавателей, вечно погруженных в свои кристаллически идеальные мысли. Он остро переживал одиночество, но не испытывал при этом ни горечи, ни разочарования. После того, как Айрт дезертировал. Сигма и вообще все прошлое перестало существовать — он добровольно задвинул их в тень, в самый темный угол своей памяти. А Земля была далеко. После его великих побед многие астронавты примкнули к нему. Среди них был исцелившийся Ночной, его звали Жак Лафон, которого Айрт назначил своим заместителем. Но эти простые и отважные люди были товарищами по борьбе — не более. Теперь он начал чувствовать неизбежное и реальное присутствие или, скорее, логическое существование СВОИХ.
   …Бывает так, что в драматические эпохи появляются существа, которые слышат некие голоса. Их считают или не считают безумными. Такого сорта воспринимающий может быть настроен мистически, он может почувствовать путь к спасению… Или поэтом — тогда это вдохновение. Если он не равнодушен к славе и живет в эпоху рационализма, он поверит в свою собственную гениальность, а если чувствителен — в свое единение со всей вселенной…
   Однажды Айрт заметил, что уже довольно давно многие лихорадочно направляют в его адрес различные сообщения на самых разных волнах. И это было не более удивительно, чем прослушивание простых радиосигналов, или так же нормально, как обычная земная телепатия. И только вещи, которые доверяли ему эти незнакомцы, были невероятными…
   Впервые он почувствовал это абсолютно ясно… — так обязательно бывает этот первый раз — когда одержал победу над отрядом ночных кораблей, и это, как всегда, означало необходимость заниматься разбитыми транспортами с беглецами. Некоторые из них он оставлял на обитаемых планетах, но это не было идеальным решением проблемы. Экипаж «Скорпиона» рос. Хотя Айрт уже давно выкинул весь бесполезный груз: контрабандные товары, излучатели с отравленным лучом, которые как нельзя лучше характеризовали перевозимый груз, места не хватало. Жак совсем недавно доложил Айрту, что они могут принять не более одного или двух человек: запасов кислорода на корсаре не хватило бы для слишком многочисленного экипажа.
   Айрт часто проводил время над картой Млечного Пути и любовался Солнечной системой, оранжевой звездой и голубовато-зеленой планетой. Однажды странное легкое волнение сжало ему сердце. И первый голос заговорил, быстро и четко. Он звучал, как серебряные струны:
   — Высадиться на Земле? Какой абсурд! На ней не высаживаются, от нее бегут.
   Айрт тотчас ответил, не обратив поначалу внимания на необычность ситуации:
   — Но не тогда, когда ее хотят освободить!
   — Нет! — настаивал голос. — Какая наивность — провоцировать врага с несовершенным оружием в руках. Подумайте об этом. Ведь речь идет не только о вас. Земля завоевана существами, для которых она не более ценна, чем скорлупа пустого ореха; они, не колеблясь, взорвут ее, если почувствуют, что им грозит опасность. Уж в этом я уверена. Я не вижу далеко, но, все-таки, я вижу. Можете вы себе представить будущее без Земли? Я — нет. Но я уже рассмотрела у них в мыслях план, в котором между Венерой и Марсом остается пустое пространство, заполненное радиоактивными обломками…
   — Мы не оставим им на это времени! — возразил Айрт. — Мы высадимся внезапно!
   — Вы верите, что в космосе можно сохранить какой-нибудь секрет? И так уже полно слухов…
   — Мы будем храбро сражаться!
   — Другие уже сражались. Другие, которые не хотели или не могли покинуть эту планету. Ведь были целые полки молодых парней, которые целиком погибли в полярных льдах, и эскадрильи кораблей, которые, взрываясь, падали в Тихий океан…
   — У них было негодное оружие.
   — А другие прилетали из космоса, вооруженные лучше, в надежде спасти самых нужных. Немногие вернулись.
   — Потому что они действовали неумело.
   — В каком смысле? Они не хотели заливать кровью Землю, и так уже почти безжизненную. Ведь более трех четвертей землян заражены, подумайте об этом! А есть еще животные, растения, а особенно насекомые, все они испытывают невероятные мутации! Эпидемия зашла очень далеко. Появились ядовитые туманы над ущельями, чудовища в океанских безднах, плазма, наконец… Видно, есть общий принцип. И пока вы сражаетесь с бесчисленными отрядами чудовищ в образе людей, тайный совет Ночных не колеблясь, применит термоядерную реакцию, чтобы уничтожить этот мир, уже сгнивший до ядра!
   — Они не осмелятся! — возразил Айрт, но холодный пот выступил у него на лбу.
   — Нет, они осмелятся. Они презирают эту Землю, из которой они уже высосали почти все, что могли. Ведь в Галактике есть тысячи планет такого же типа, а вы уже знаете, что вид материи не имеет значения. Ночные на Земле могут погибнуть — а Язва останется. Высаживайтесь же на Землю со своей несчастной флотилией, и, вот увидите, она не выдержит и дня! Может быть, это диктуется стратегическими соображениями Сигмы и этого самого Ингмара Кэррола, которого вы проклинаете! Вы будете причиной разрушения нашей планеты, Айрт Рег! Оставшиеся в живых будут проклинать вас до тех пор, пока существуют звезды!
   — Вы лжете! — Айрт обрушил свой кулак на приемно-передающее устройство перед собой. — Все это только попытки сбить меня с толку! Откуда я могу знать… уж не пособница ли вы Ночных?! — Сложный и ценный аппарат разлетелся на куски, но это ни к чему не привело: молодой, с металлическим оттенком, язвительный голос еще и рассмеялся нахально, и потом затих, и астронавт с некоторым даже удовлетворением посмотрел на капли крови на своих пальцах…
   Жаку, который вошел в рубку своим бесшумным шагом, старого Ночного, он попросту указал на обломки:
   — Уберите это.
   Второй голос заговорил значительно позднее. Это случилось после одной из битв, когда каюты «Скорпиона» были забиты ранеными. Особенно часто встречались тяжелые ранения — разрыв внутренних органов, раздробленные кости, ожоги, которые Айрт и его экипаж не могли вылечить… Люди, вырванные из лап смерти, бредили, а когда приходили в себя, то взгляд их как будто кричал. Другие выли от боли. Бесконечные жалобы и стоны затихали только с угасанием самой жизни, лишний раз подчеркивая ужас всего этого кошмара. Айрт как раз стоял рядом с черно-красным телом человека, у которого была содрана почти вся кожа, когда различил поющий нежный голос, немного хрипловатый, такой реальный, что он вздрогнул и обернулся, чтобы посмотреть, не стоит ли эта женщина рядом с ним.
   — Я рядом с вами, — сказала она. — Я попробую что-нибудь сделать. Положите руки на плечи этого несчастного.
   Ничего не ответив, он послушался.
   Реакция была мгновенной. Измученное тело как будто расслабилось, судороги прекратились, веки опустились на закатившиеся зрачки. Умиротворенное выражение разгладило нечеловеческую гримасу. Айрт, словно зачарованный, продолжал глядеть на взломанную грудную клетку, где билось сердце и дышали легкие. Внезапно сердечная мышца перестала сокращаться, и он отодвинулся от счастливого мертвеца.
   — Я не могла сделать ничего другого — только облегчила его страдания, — объявил голос извиняющимся тоном. — Но у того, что рядом, есть шансы выжить. Думайте очень напряженно о его выздоровлении. Думайте о чем-нибудь радостном, ясном: о земном дне, о весне, о зеленых холмах Земли. Ведь это всего лишь ребенок, подумайте о его матери, что осталась дома. Вот видите, ему легче, его дыхание становится ровным. А теперь перейдем к другому, к тому, у которого оторвана рука. И вон к тому…
   Айрт как будто в полузабытьи двигался меж рядами раненых на полу, и хрипы стихали, крики становились редкими. Но этот второй голос стал слабее и не таким уверенным. Он еще вибрировал у него в ушах, как еле слышная музыка. Он остановился и спросил:
   — Вам от этого плохо, да?
   Пауза. А потом:
   — Да. Это ужасно. Я никогда еще не брала на себя столько.
   — Сделаем передышку?
   — Это необходимо, — сказал голос со стыдливым облегчением. — В таком состоянии я бессильна. К тому же… ваш экипаж беспокоится.
   Айрт обернулся и увидел безграничное удивление на лицах своих людей. Ну, конечно, это было невероятное зрелище: их капитан-корсар, покрытый кровью, с потрескавшимися губами, голос которого еще не успел принять обычное звучание после команд и угроз, вел себя как обычный лекарь! Сам он испытывал огромное желание остаться наедине с голосом. Он оставил раненых на попечение Жака и закрылся в помещении командного поста. Незнакомка молчала, но он чувствовал ее присутствие, успокаивающее и близкое. И вдруг до него дошло: если ему удавалось не свалиться с ног от переутомления, то это потому, что она была рядом во время битвы.
   Он спросил:
   — Кто вы?
   — Мутантка.
   — Но мутанты — чудовища… выродки! А вы такая добрая…
   — Я не добрая, — возразил холодно голос. — Просто чувствительная. Я ненавижу страдание. При условии, что мутации являются попросту совершенствованием приобретенных наследственных свойств, мы можем эволюционировать как в сторону добра, так и в сторону зла.
   — Вы излечиваете…
   — Нет. Я беру на себя страдания других. И разрушаю их. Но не всегда это так просто, вы сейчас сами могли заметить.
   Она усмехнулась, и смех ее был легким, музыкальным, совсем не похожим на победоносную трель первого голоса:
   — Предположим, я нечто вроде человеческого антибиотика… Но…
   Голос стал удаляться, терять реальность. Айрт крикнул:
   — Вы вернетесь? Вы снова поговорите со мной? Вы не оставите меня таким одиноким, таким отчаянно одиноким?!
   И он будто почувствовал на своем лице чье-то легкое дыхание.

 
   Потом наступил долгий перерыв. В течение всей новой кампании они не появлялись. А это была победоносная кампания. Айрт начал яснее осознавать стоящую перед ним задачу. Однажды, собрав экипаж своего корабля и включив наружное вещание для других, он сказал:
   — Ну, вот. Тем, кто присоединился ко мне из любви к наживе или к приключениям, лучше оставить нас и высадиться на первой же обитаемой планете. «Скорпион» не простой пират, это исследовательский корабль. Мы нападаем на Ночных только тогда, когда нет другого выхода, чтобы освободить их пленников, но особенно для того, чтобы научиться бороться с Язвой. Позднее, научившись, мы сможем выковать наше оружие. И вернуться на Землю. Это будет освобождение.
   — Крестовый поход! — воскликнул Жак, бывший Ночной.
   Другие согласно склонили головы, и Айрт почувствовал невероятное и абсолютное доверие.
   Пассажиры, которых он высаживал на астероидах, расположенных недалеко от регулярных путей сообщения, начали распространять легенду о «Скорпионе», странном скитальце, который хотел бороться — не разрушая, и победить — не уничтожая. Это казалось чем-то невероятным, и в задымленных наркотиками тавернах на окраинах галактики старые космические бродяги пожимали своими широкими плечами.
   Но слухи обретали реальное подтверждение. Утверждали также, что Айрт Рег, кадровый офицер космического флота, был официально (но тайно) произведен в корсары Двойной Звезды. Когда он впервые услыхал эту байку из уст принца-торговца, безвылазно сидящего на своем спутнике и продававшего «Скорпиону» горючее за золото Ночных, Айрт только рассмеялся. Но разуверять не стал. Не потому, что хотел подтвердить ложь. Он был мечтателем, и ему, пожалуй, хотелось, чтобы это оказалось правдой…
   Еще более странным было то, что со стороны Сигмы не поступило никакого официального опровержения: Ингмар Кэррол бушевал, но торговцы были еще и политиками — ведь у Айрта было уже столько побед! Его имя стало популярным от Пояса астероидов до Большой Медведицы. Ведь совсем неплохо было примазаться к престижу, не заплатив за это. А в случае поражения всегда можно отвергнуть беспутного авантюриста.
   Такой и была всегда большая политика великих республик, царивших когда-то на земных океанах, блестящей наследницей который стала теперь Сигма.
   Айрт понимал это.
   Но это было ему безразлично… совсем безразлично!

21

   Голоса все молчали. Айрт разбил немало приемно-передающих устройств, прежде чем понял, что механизмы были ни при чем. Мало-помалу неудовлетворенность возрастала. «Почему они начали говорить со мной? И почему они замолчали?» Он снова был одинок, больше, чем когда-либо. Другие космонавты обменивались воспоминаниями о Земле, о гостеприимных зеленых планетах. Они рассказывали о своих блестящих или счастливых приключениях, показывали жалкие остатки домашних архивов: микрофильмы, выцветшие фотографии, плохо сохранившиеся письма с расплывчатыми строчками. Один с гордостью показывал домик земного типа, затерявшийся в джунглях Гиад; другой — изображение усталой молодой женщины, окруженной ребятишками, и старушки с седыми волосами.
   Айрту Регу показывать было нечего.
   Не имело значения, если этот самый домик больше не существует, если старая дама спала вечным сном под холмом, покрытым сиренью, а молодая — сбежала, оставив детей на попечение служанки. В космосе прошлое и настоящее смешиваются. Труп, выброшенный в пространство со старым любовным письмом в кобуре для дезинтегратора, был богаче, чем Айрт Рег, великий корсар!
   — Ты плохо спишь! — повторял Жак, который с паяльником в руках ремонтировал что-то в своем боевом скафандре. И это выглядело очень по-земному. — Я слышу, как ты скрипишь зубами. Это вредно. Почему бы тебе… извини, что я вмешиваюсь в твои дела, но ведь мы на одной «галере», так. Так вот, почему бы тебе не взять какую-нибудь женщину? Из полуночных, например. Среди них встречаются весьма недурные собой.
   — Но я же не Ночной.
   — Это не имеет значения. Все они без ума от тебя!
   — Ты меня удивляешь, — сказал Айрт. — Напомни мне завести венерианский гарем. Когда у меня будет время.

 
   Он старался вести себя так же, как его соратники, но в душе чувствовал себя абсолютно чужим. «Как будто особый вид гуманоида на планете, заселенной другим видом. Быть сделанным из другого металла и мечтать о полном слиянии… невозможно». Он работал, как машина, брал на себя больше, чем все другие. Однажды, уснув в своем кресле, он увидел кошмарный сон и проснулся мокрый от пота. Все было необычайно ясно и ужасно реально, реальнее, чем стереофильмы, потому что ощущения проникали в его мозг, потому что они терзали его: он увидел свою незнакомку в глубине какой-то бездны в схватке с настигающей ее ужасной опасностью. Она страдала и звала его… Айрт вскочил, лихорадочно расстегивая высокий воротник комбинезона и в отчаянии запустил свои мысли в пустоту:
   «Где вы? Кто вы? Я хочу помочь вам! Я не могу, едва обретя вас, тотчас же потерять! Ответьте мне, вы живы, да?!»
   «Ну, конечно же, — ответил нежный, немного хрипловатый голос. — Но не впадайте в такое отчаяние, ну же! Мы не можем часто разговаривать с вами — это требует больших усилий, а мы бережем наши силы для решающих событий…»
   «О! Это вы! — воскликнул он. — Наконец-то! Как я вам благодарен! Если бы вы знали, как я боялся за вас… Я видел этот кошмар: это чудовищно! Скажите мне, что ничего такого…»
   «Ах! — отвечала она, — место, где мы находимся, не вызывает никаких приятных ощущений, но мы столько уже повидали…»
   «Так это правда! Вы действительно несчастны?!»
   «Ну, это уже другая история».
   «Так вы в аду. Я не хочу оставлять вас в Аду!»
   Пауза. Потом:
   «…Во всяком случае, это мой личный ад, и вы ничем не можете помочь мне, — сказала она сдержанно. — Мне жаль, что вы приняли эту волну — она не была предназначена вам».
   «Но это был крик, крик о помощи. Когда я услышал его, я был в состоянии сделать все, что угодно… чтобы прийти к вам на помощь! Всю мою жизнь…»
   «Послушайте, будем мыслить здраво: вы никогда меня не видели, а мы ведь в открытом космосе. Придите в себя. Может быть, я тысячелетнее чудовище или газообразная амеба…»
   «У вас голос земной девушки…»
   «У ехидны или сирены может быть такой же».
   Ему показалось, что она удаляется. Он так сильно сжал кулаки, что ногти до крови впились в ладони.
   «Послушайте, — сказал он, — вы можете сколько угодно насмехаться надо мной, я и сам знаю, что смешон. Но только не уходите! Вы же не представляете, сколько я думаю о вас… и о вашей подруге, конечно же. Это как будто непрерывная последовательность видений. Я нахожусь за пультом управления, но вижу слабо светящиеся лилии, которые цвели на моем астероиде. Мы еще называли их „эховые цветы“, — и как будто это в то же время вы… И я вижу ваши глаза, как будто различаю дно в глубине прозрачной горной речки. Они грустны, но с надеждой смотрят в будущее. Вы были несчастны, но это сейчас пройдет, клянусь вам! Каждый раз, засыпая, я запираю вас под моими веками…»
   «Вы немного безумны, Айрт?»
   «Абсолютно безумен. Я не умею красиво выражать свои мысли, а вы не подсказываете мне слова, но мне это вполне подходит, и я говорю так, как думаю. Я хочу объяснить вам, как живу: я постоянно жду весточки от вас. Я прекрасно понимаю, что вы передаете не радиоволны, однако, я десять раз в день вхожу в радиорубку и слушаю. Столько сообщений пересекает пространство! Всех кто-то слушает и только меня… Я ведь жду лишь слова… Радист записывает последнюю сводку: какой-то корабль затерялся в созвездии Весов, орбитальный циклон угрожает всему живому в созвездии Эридана. И я ухожу с опущенными плечами, и мне кажется, что все насмехаются надо мной… Мне надо или покончить со всем этим, или продолжать бороться. Вся вселенная пуста и мертва. И мне хочется умереть. Мне…»
   «Я не знала», — сказала она тихо.
   «Что?»
   «Что вам может быть так плохо. Простите меня, Айрт. Простите нас. Я думала, что у нас, у мутантов, столько сил…»
   «Но я не мутант!»
   «Что вы об этом знаете? Во всяком случае, я могу обещать: вы теперь никогда не будете в одиночестве. Мы не покинем вас».
   …Он придумал ей имя. Ведь они избегали называть свои имена, или указывать местонахождение «ада», в котором они находились. Но голос первой ассоциировался с ударом совершенного оружия… а второй… с журчанием ручейков… Они продолжали время от времени разговаривать с ним — в важные моменты его жизни. Когда он мог спокойно вспомнить обо всем этом, Айрт с иронией говорил себе:
   «Вот ведь, в самом деле, что только мне не пришлось повидать: бесконечность и смертельный огонь, горечь и благополучие! Древние пифии слушали своих богов в стенах храмов, а психопаты XX века — в стенах кабинетов своих врачей. А я… Ничего себе! И неважно — нервный ли у меня срыв или разгар боя в созвездии Дракона!»

 
   — Тревога, командир! Тревога!
   Его разбудило, объявление по интеркому: радары «Скорпиона» обнаружили вдали дикую и героическую резню, в которой участвовали две эскадры. Там был большой караван с Земли — шесть тяжелых транспортников с эмигрантами, эскортируемые отрядом арктурианских линейных кораблей, на одном из которых можно было различить герб вице-адмирала. А еще ночной флот — десяток легких, прекрасно вооруженных кораблей, превосходящих своего врага в мощности и в решительности, сгруппировавшиеся вокруг настоящей летающей крепости. Для «Скорпиона», набитого беглецами, вмешаться в эту драку значило подставить себя под перекрестный огонь. К тому же он мог только ненадолго задержать продвижение Ночных… Айрт жестко усмехнулся и прямо-таки вылетел из своей каюты в боевом скафандре. Он увидел у дверей командного поста очередь из членов своего экипажа. Он вошел. Жак, неподвижный, как Будда, с важной миной записывал на перфоленту корабельной ЭВМ земные имена и адреса.
   — Чем это ты занимаешься? — спросил его удивленный командир.
   Прежний Ночной посмотрел на него своими грустными глазами:
   — Мы не можем им позволить просто так уничтожить эту несчастную толпу? Так надо…
   — Надо? — Айрт улыбнулся. Он был горд: пока он колебался, его команда сделала выбор.
   — Так вот, — продолжал Жак, — учитывая то, что у нас мало шансов выбраться, был, кажется, такой старинный обычай на Земле — точно не знаю, я ведь родился на Марсе. Они хотят, чтобы уцелевшие знали, кого известить, если они погибнут. Я не мог отказать им. Чтобы ускорить процедуру, я принимаю имена только близких родственников: жен, матерей…
   — Но это нелепо! — воскликнул Айрт. — Если «Скорпион» погибнет, как же будут переданы их сообщения?
   — Они не подумали об этом. И это, пожалуй, лучше, — пробормотал Жак. Оглянувшись на очередь у двери, он спросил: — Вам есть кого предупредить, командир?..
   Эти устремленные на него глаза, эти застывшие лица ждали ответа. И Айрт сказал:
   — Запишите: моей сестре Виллис…
   Почему Виллис? Какая-то смутная ассоциация. «Действительно, — подумал он, — я не знаю ни ее имени, ни как она выглядит. Если бы я когда-нибудь встретил ее, мы не узнали бы друг друга. А вообще-то нет: я уже знаю, что ее голос обещает нежность, что она облегчает страдания, что она… как живая волна.» Какое-то полузабытое стихотворение всплыло в его памяти. Оно имело отношение к гипнокурсу в колледже, к забытому старинному космическому путешественнику.

 
…Задумчивая, как роза,
И живая, как фиалка…

 

   «Вот так мы друг друга и узнаем, — сказал он себе. — Это будет нашим паролем». (Он вспомнил о детских играх.) «О, — продолжал он что-то похожее на молитву, — кем бы ты ни была — невидимая, далекая и вездесущая, моя сестра и мой друг — слушай же меня! Мой конец близок, но я думаю о тебе, и я больше не одинок. В этой жестокой и мрачной жизни ты была для меня самой нежностью и лучом света. В этой жизни, где наши товарищи и наши близкие становятся жертвами, где нас преследуют видения измученных лиц, где мы мечтаем только о том, чтобы умереть с честью на нашем корабле, ты оставляешь мне надежду и веру в существование дружбы и мира. Даже если это мираж — спасибо тебе! И я хочу, чтобы накануне этой последней битвы ты знала, что мое счастье не в бою, а возле тебя, моя незнакомая сестра. Однако мне пора».
   Тревога!
   На экране внешнего обзора появилось изображение колеблющегося пространства, покрытого вспышками и удаленного от них примерно на парсек, где три или четыре арктурианца уже покидали поле боя — разбитые, лишенные управления и, скорее всего, заполненные трупами. Эти корабли затрудняли маневры всей эскадры. Все пространство между Драконом и Лирой превратилось в сплошную бойню. Ночные разгоняли дезориентированный эскорт. Тяжелые транспортные корабли в нерешительности топтались на линии огня. Глубина черного ничто и свечение обнаженных звезд над этим небесным ристалищем, вокруг огнедышащей арены, придавали зловещее очарование всему спектаклю…