Страница:
Так вот, это и была большая клетка, установленная в просторном помещении, которое охраняли роботы. Это напоминало мне «Летающую Землю». Я почувствовала, что моя сила как будто оставила меня, я никому ничего не могла дать и даже не хотела этого. Конечно, я предпочитала, чтобы кто-то пошел со мной, Жак или Джелт, но наша группа распалась в суматохе при посадке. И я пошла одна, в своем выцветшем и прожженном огнем Антигоны скафандре, без шлема, плохо причесанная и с потрескавшимися губами, и Айрт двинулся мне навстречу и припал к разделявшим нас прутьям. Он казался неожиданно постаревшим и более суровым, но все равно улыбался мне.
— Прошу прощения, что принимаю тебя в таком плачевном обличье, — сказал он, — но я очень рад, что ты пришла.
Я заметила, что он обращался ко мне на «ты». Несомненно, чтобы получить разрешение на мой визит, он утверждал, что я его родственница, «его сестра Виллис». Я улыбнулась ему в ответ:
— Ты должен был знать, что я приду.
— Скажи Талестре… — он замолчал. — Нет, не говори ничего, кроме того, что она свободна. Может быть, это последний раз, когда у меня есть возможность общаться с вами до начала процесса…
— До начала…
— Да. Они очень торопятся. Сегодня вечером будет заседать трибунал, особый трибунал. Кажется, мой случай рассматривается в этом ультиматуме отдельно.
— Но, в конце концов, Айрт, в чем же тебя обвиняют?
— О, тут целая куча историй! В том, что дезертировал. Что нападал на корабли Ночных и на многие планеты, где, кажется, нанес определенный ущерб. В том числе — на Антигоне.
— Но там ты спасал жизнь людей!
— Это еще нужно доказать.
— А вообще — все очень серьезно?
— Это зависит от исходной точки зрения.
И тут он перешел на мысленную трансляцию, неслышную роботам, и пока мы обменивались бессмысленными словами, предназначенными для них, я услышала: «Создается впечатление, что Сигма хочет выиграть время, отдав Земле залог. Я заложник, вот и все».
— Можем ли мы что-нибудь сделать для тебя?
— В данный момент — ничего, — сказал он сдержанно. — Но ни под каким видом не привлекайте внимание земных шпионов. Я уверен, что Сигма сейчас кишит ими. Если на группу нападут и уничтожат ее, все потеряно. К тому же, если мне удастся сейчас выбраться, меня все равно арестуют: дело мое, кажется, весьма непопулярно. Ультиматум вызвал на Сигме панику. Позднее Арктур найдет выход, но в данный момент можно потянуть время, отдав врагу всего одну человеческую жизнь. Это ерунда для правительства.
Он говорил так, как будто речь шла не о его жизни.
— Но Айрт, — сказала я несколько растерянно, — ты же знал, чем рискуешь, ведя сюда всю эскадру…
Он тихо рассмеялся:
— Конечно, знал. И Лес с Валераном тоже. Но мы должны были проникнуть сюда через подпространство, за нами постоянно следили, а ведь только я мог выполнить этот переход… Ты удивляешься, что ничего не знала об этом? Мы приняли меры, чтобы понапрасну не волновать вас. Мы перебрали все подстерегавшие нас ловушки, но только не мой приговор…
— И это?
— Смерть, несомненно. А что бы ты еще хотела? О, в худшем случае все произойдет мгновенно, и я не буду страдать: Сигма дезинтегрирует государственных преступников.
— Но ты не преступник, Айрт!
— Я тоже так думаю. Но им я нужен именно в таком качестве. В конце концов, не ломай свою хорошенькую головку, Виллис. Смотри, экраны роботов стали оранжевыми: у нас осталось не так уж много времени. Скажи мне только: я такой же мутант, как и вы?
— Да, ты мутант.
— Хорошо. Какими же основными способностями мы обладаем? Ты, Талестра, Морозов — вы излечиваете, телепортируетесь в пространстве и во времени… А я? Есть ли у меня какое-либо качество, которое мне известно?..
— Почему ты об этом думаешь? Ты что-то чувствуешь?
— Нет, ничего. Просто кто-то очень хочет меня уничтожить, — сказал он с какой-то горестной задумчивостью. — Но я, в конце концов, узнаю, я… Ну, вот, теперь красный цвет. Иди сюда…
Между нами были прутья клетки, похожие на обнаженные мечи. Роботы приближались.
— Ближе. Ты же моя сестра. Они будут удивлены, если я не поцелую тебя…
Эти мечи между нами. Он так сильно прижал меня к ним, что у меня на груди до утра оставался след от прута. Но поцеловал он только мои глаза и мои слезы…
Айрт держится прямо, с высоко поднятой головой. Он немного бледен и немного устал: ведь еще утром он командовал эскадрой, и узники приветствовали его как освободителя. Как все быстро меняется… Слушается дело бывшего астронавта, трибунал заседает в зале, где кадеты сдавали экзамены, это отнимает у процесса какую-то часть присущей ему значимости и серьезности и придает ему несколько нудноватый оттенок. На стенах висят старинные астронавигационные карты, знамена и цельная плита черного мрамора, посвященная особо прославившим Колледж курсантам. Имени Айрта там нет, иначе его, вероятно, пришлось бы сбить, как это было с именем Антония, который взбунтовался против Каракаллы.
Его привели в трибунал по подземному переходу, под сильной охраной. Магнитные оковы нисколько не стесняют, они, скорее, унизительны. «Они опасаются, что я буду жестикулировать или попытаюсь сбежать?..» Однако все проходит в соответствии с точными и гуманными сигмийскими правилами — тюремщики корректны и на четверть часа оставляют обвиняемого в небольшом смежном помещении в обществе его адвоката, назначенного судом, так как сам Айрт никого в Самарре не знает.
Этот полуденебиец — невзрачный, сгорбленный, который немного похож на водосточную трубу с раструбом, тотчас же взял Айрта за обе руки.
— Расскажите мне все, — попросил он.
— С чего начать?
— Ну, хорошо, — денебиец старательно выговаривал слова, и Айрт вспомнил, что структура его горла ничем не напоминает гуманоидную: у него какая-то аномалия голосовых связок или что-то в этом роде…
— Ну, хорошо, — повторил он, — расскажите мне о вашем детстве на Земле. У вас была родина, дом, которых вы лишились… Вас преследовали, травмировали, так?
— Я никогда не был на Земле, — ответил Айрт.
Это, естественно, снизило вдохновение адвоката, который, однако, быстро приходит в себя:
— Да, но у вас, тем не менее, отобрали ваше достояние, все ваше достояние. И ваши родители были ограблены. У вас инстинктивная ненависть к Ночным, нечто вроде спонтанного отвращения среди разных других причин. Вы прямо-таки ощетиниваетесь, когда приближаетесь к ним?.. Не отрицайте, мы знаем обо всем этом еще по первым контактам с другими инопланетянами, и это позволяет объяснить все происшедшее звездной аллергией…
Айрт почувствовал себя ужасно усталым. Так значит, это существо отныне составляет его единственную надежду? Этот гуманоид, который жонглирует стереотипными понятиями и хочет выдать его случай за некий «сдвиг», к тому же спорный, за космическую болезнь?..
— Вы, значит, не читали мое досье? — спросил он тихо.
Стрельчатые веки адвоката поднялись почти до самых волос:
— Ну, конечно же, конечно! Я попросил «теленизировать» пленку. Но вы знаете, у нас нет времени. Не ответите ли вы сами на мои вопросы?
— В таком случае, я должен вам сказать, что у меня никогда не было никакого достояния. У моих родителей тоже. Я был, что называется, сознательным и организованным космическим пролетарием. И не было никакого грабежа. Кроме того, воспитанный, как все космические кадеты, я не испытываю никакого отвращения к любым гуманоидным расам, даже если у ее представителей щупальца вместо головы. Вы видите, что в этом смысле мое дело пропащее…
— Космос! — воскликнул адвокат. — Но тогда я должен спросить: вы действительно нападали на планеты и корабли Ночных?
Айрт подумал и сказал:
— Что касается планет, то тут есть нюансы: я высадился на Антигоне, потому что меня звали, потому что я поймал сигналы SOS. Там были люди, которых Ночные собирались ликвидировать.
— Люди, которых вы знали?
— И да, и нет.
— То есть?
— Ну, я никогда их раньше не видел. Лично. Но я о них мечтал. О, я забыл, одного я встречал: Морозова.
Адвокат оживился:
— Вы утверждаете, что были призваны профессором Иваном Морозовым?
— Ну, не явно. Но он же был на Антигоне, он может засвидетельствовать.
— Да, но у нас не было времени встретиться с профессором Морозовым…
(Не было времени — не было времени — поистине это становится припевом…)
— А что касается кораблей?..
— Тут нельзя отрицать: я нападал на Ночных каждый раз, когда представлялся случай: когда они нападали на корабли с беглецами или даже на эскадры. Я напал бы на них и без этого, но подобных случаев не было… я всегда находил их, когда они убивали.
— И вы утверждаете, что не испытываете никакого врожденного отвращения к…
— Никакого. К тому же, чаще всего это были земляне. Я же не мог испытывать это чувство к землянам, не так ли? Вам остается спросить моего заместителя Жака. Он бывший Ночной.
— Вашим заместителем был Ночной?
— Почему бы нет? Он выздоровел. Допросите его.
— Боюсь, это невозможно… Все пассажиры вашей — гм! — эскадры сейчас находятся под наблюдением в Парапсихическом центре. А прерывать подобные эксперименты нельзя. Наука превыше всего…
— А нельзя ли…
— Нет. К тому же, это бесполезно. Итак, мы отмечаем, что у вас не было никаких отрицательных чувств к Ночным. Однако вы их уничтожали. С какой целью?
— С чисто научной.
В этот момент у Айрта возникло ясное впечатление, что тут, в соответствии с определенными правилами разыгрывается настоящая комедия. Адвокат сам сформулировал ответы на вопросы. Между тем робот-врач подкатился к Айрту и сделал ему сначала один, потом еще два «безвредных» укола, чтобы, как он сказал, «успокоить ваши сверхвозбужденные нервы». Но Айрт вовсе не был «сверхвозбужден», и, как только ему сделали первый укол, он почувствовал, будто густая туча заволакивает его сознание. «Я еще никогда не был таким глупым, — подумал он, — и я еще понимаю кое-что: это рекорд!» Обрывки вопросов с трудом доходили до него.
— Но ведь вы не ученый, не правда ли?
— Конечно, я всего лишь астронавт.
— Тогда, как же вам пришло в голову…
К счастью, он не мог об этом вспомнить.
— А эти люди, с которыми мы вместе боролись, за которых вы рисковали своей жизнью и совершали преступления, вы их даже не знали?..
— О, у меня было представление о них: это были такие же, как я, астронавты. Вы не понимаете? Ну, конечно, вы не можете понять. Когда у человека ничего и никого нет на всем белом свете, кроме товарищей, с которыми он делит пространство, беды, звезды, они становятся его братьями. А Лес Кэррол…
— Командир Кэррол был вашим товарищем?
— Нет, он был, скорее, предводителем, но это ничего не значит, и я его воспринимаю как брата. За него я бы отдал свою жизнь.
— Однако… нам сказали, что ваша невеста… Не предназначалась ли она командиру Кэрролу?
— Талестра делала то, что ей нравилось. К тому же, она тоже была нашей боевой подругой.
Айрту смутно показалось, что его адвокат поднял к небу руки, которые на самом деле могли быть щупальцами.
В этот момент он понял, что с него хватит. Или, точнее, он не хотел слышать, как голубые губы денебийца будут произносить другое имя. Не пожелав принять руку помощи, которую хотел в меру своих способностей протянуть ему защитник, он добавил:
— К тому же, я не понимаю, что вы хотите выяснить. Да, я нападал на Ночных. Да, в основном, я превращал их в пюре. Но ведь это война, не так ли? А я ненавижу войну. Я хотел, насколько это было в моих силах, уничтожить ее. Вот и все.
И теперь ему задают — снова — этот вопрос:
— Айрт Рег, вы признаете себя виновным?
Он смотрит на арктурианских судей: все, даже самые пожилые (но не старые — дряхлых арктурианцев просто не существует), похожи на Леса. Все они высокого роста, чувствуется, что за спиной у них — сложенные крылья. Но многие лица слишком бледны, многие взгляды — тусклы. На Земле болезнь тоже начиналась с этих признаков?.. Зал почти пуст. Сигмийцы не падки на такие представления, в Самарре судят редко. Присутствует только небольшая группа землян. Ему кажется, что он их уже встречал на побежденных кораблях, на безумных планетах… Вообще же этот процесс, от которого зависит его жизнь, жалкая и малоценная человеческая жизнь, интересует только тех, кто прямо замешан в деле. Однако нет: он вдруг замечает, что зал опоясан галереей, разделенной на множество лож, предназначенных, несомненно, для крупных сановников. Та, что в центре, увешана тяжелыми пурпурными занавесями, и Айрт замечает там высокого землянина в маске. Он узнает властный лоб и сурово сжатые губы.
Ингмар Кэррол пришел посмотреть, как его будут судить.
Тогда он снова смотрит вниз. Должен же там быть какой-то противовес?.. Он ищет знакомые лица, но никого не находит. Нет ни Талестры, ни Жака, ни Валерана. Он говорит себе, что это хорошо, что Виллис правильно поняла его указания и предупредила остальных. Но в глубине души он уверен, что у Виллис не было времени предупредить всех. И поскольку он еще очень молод, сердце у него сжимается.
Ответ на вопрос запаздывает, и наступает напряженная тишина. Айрту кажется, что денебийский адвокат судорожно перебирает своими руками-щупальцами. Наверное, он спрашивает себя, не потерял ли его подзащитный последние остатки выдержки, и заранее ужасается по поводу его возможных признаний.
Наконец Айрт разжимает губы и отвечает:
— Я невиновен.
Что ж, процесс может начинаться.
Лица расплываются, особенно после того, как робот-врач делает ему еще один укол. Кажется, адвокат доволен и заявляет, что это для «оживления памяти». И действительно, Айрт теперь вспоминает все: обледеневшую и шероховатую поверхность астероида, где он до крови обламывал ногти, и свою мать, которая нежно гладила его по лбу в тот момент, когда он уходил (что означало «возвращайся скорее»), и схватку на «Летающей Земле», когда скрюченная рука трупа ударила его по лицу так сильно, что у него потом кровоточили губы… Все эти видения одолевают его, и он видит в зале только серебряные волосы и глаза арктурианского прокурора.
Прокурор. Тот, кто доставляет. Что?.. Жертвы государственному механизму?..
Вид у него не злой, он произносит обвинительную речь в таких изысканных выражениях, что хочется сказать ему: «Кончайте скорее, эта гнусная история абсолютно недостойна вашего внимания. Кончайте и удалимся в тенистый уголок слушать „Каприччио“ Римского-Корсакова или альтаирскую симфонию в ми-бемоле». Но изысканный арктурианец-прокурор говорит о кораблях, разбитых в созвездии Волопаса, об ограбленных жертвах и особенно «об этой ужасной резне на „Летающей Земле“ — на корабле, который врезался в какой-то астероид, с помещениями, забитыми трупами…
А вот дело об Антигоне: целая планета была разорена, даже сдвинута со своей оси. Все это, пожалуй, слишком для одного человека, слишком много звездных законов, которые этот человек нарушал… Существует человеческий термин, забытый, так как он датируется бурным двадцатым веком, но который полностью отражает…
Обвиненный в геноциде, Айрт остается спокойным, он словно отсутствует. Неожиданно голос обвинителя становится громче и прямо-таки бьет его по лицу:
— Он не щадил ни женщин, ни детей. «Летающая Земля» была буквально забита трупами многих поколений! Например, в пространстве был найден труп девушки со следами пыток, который был завернут в брезент, помеченный знаком этого корабля. Труп был покрыт ужасными ранами.
Айрту хочется крикнуть: «Я не убивал Марсу!»
И вдруг тяжелая туча, которая обволакивала, замуровывала его мозг, рассеивается, наркотики перестают действовать. Он ясно понимает, в чем его обвиняют, и что он стоит перед судьями.
Но здесь есть и публика.
Теперь зал полон, и множество землян в масках из пленки вытягивают шеи и рассматривают его, как дикого зверя. Среди них немало женщин с волосами, украшенными золотом, в одеждах из ценных материй, тяжелых, и облегающих. Их глаза светятся болезненным любопытством. Он никогда не видел столько блестящих и кокетливых женщин сразу. Неожиданно до него доходит, что они выбрали время, чтобы посмотреть, как он будет умирать.
Может быть, именно поэтому здесь нет Виллис и Талестры?..
Начинается допрос свидетелей. Это нескончаемая и глупая процедура: так как нет ни Леса, ни Жака, ни пленников Антигоны, ни даже вице-адмирала, эскадру которого он спас в созвездии Дракона. Он так и не понимает, почему их нет, и бросает на своего адвоката все тот же взгляд упрямого ребенка. Но денебиец явно занят чем-то другим. Может быть, он думает об обеде, который ждет его в садах Самарры, в розовом дворце на канале, о красотках, которые там будут, о бесчисленных блюдах (каждое из них — единственное в своем роде на всей планете), в которых проявится невероятная фантазия самаррских поваров. «Менкарийские фрукты — это цветы. Подливы с Андромеды — в виде туч. А еще есть такой сорт фазана, у которого вкус лесного ореха, его отстреливают в джунглях Омеги».
«Смотри-ка, — думает Айрт, — мне лучше: я снова становлюсь телепатом».
И он слышит:
«Пусть поспешат, о, космос, пусть поспешат! Этой ночью у нас на Сигме другие дела…»
«Этот юноша и в самом деле очень красив. Дискобол… Какая жалость! Теперь их дезинтегрируют. Иначе я бы попросила, чтобы мне отдали его тело. С помощью карбоснега я успела бы вылепить статую умирающего Ахилла…»
«Но этому заседанию нет конца. Они с ума сошли, меня же ждут в Атениуме. Эта танцовщица…»
«Абсурд. Ясно, что разбойник будет осужден. Так зачем же тянуть?»
«Но, дорогой, есть же законы».
«На Земле они тоже были».
«Великий Икс! К чему эти гнусные подробности?!»
«Но ведь вы пришли, чтобы послушать именно их, Ксения, не правда ли?»
«Тише. Кажется, Ингмар Кэррол заинтересовался».
«Этот старый садист…»
«А жаль. — Это арктурианская мысль. — В этом парне что-то есть, он хотел хоть что-то сделать… Но ничего не поделаешь».
«Ничего не поделаешь… Срок ультиматума истекает в полночь».
«Нужно удовлетворить Землю.
«…С каплей муската и ломтиком лимона…»
Какой-то король-торговец долго описывает отпуск горючего «Скорпиону» на планетоиде где-то в созвездии Лиры. За горючее было уплачено? Да, было. Но экипаж показался ему… гм, довольно-таки преступным…
— Возражаю! — кричит адвокат. — Никто не спрашивает свидетеля о его впечатлениях!
Какой-то мелкий авантюрист с Мираха, которого Айрт в свое время выгнал, рассказывает о пытках на борту, но спотыкается и признает, что слышал об этом от третьих лиц.
— У них сжигали их тысячу ножек… — утверждает он.
— И у всех их было ровно по тысяче? — резко спрашивает сам прокурор.
Подавленное молчание.
Один свидетель-оружейник описывает излучатели с корродирующим газом, примененные на Гере:
— Этот химический фонтан вырывал легкие и сжигал грудную клетку. Мгновенная смерть…
Но Айрт Рег никогда не был на Гере!
Наконец, все сосредотачиваются на неоспоримом факте: корабль «Летающая Земля» действительно был атакован в космосе. Он действительно был забит трупами. Многие пролетающие мимо корабли сообщали об этом, посетив его. А трупы долго сохраняются в пространстве. Описывают следы ужасных пыток, ожоги, кровоподтеки. «У некоторых были раздроблены все кости. У детей тринадцати-четырнадцати лет…»
Защита могла бы возразить, что такая бойня в космосе потребовала бы много времени и значительных затрат горючего. И прежде всего — отряд палачей, который количественно должен был превышать экипаж «Скорпиона». Но нет времени.
«…Нет времени». Это как надоевший припев.
— Свободные граждане, вы можете ознакомиться с фотографиями «Летающей Земли».
Ужасающие снимки передаются в президиум суда. Одна из судей — арктурианка — падает в обморок…
— Обвиняемый, встаньте. Что вы можете сказать в свою защиту?
Именно в этот момент ему очень хочется какой-нибудь ерунды — несколько мыслей от Астрид, Талестры или Виллис. Но пространство пусто, все три заняты чем-то другим. К тому же определенное достоинство молодого и мужественного человека запрещает ему любое обращение к чьей-либо помощи. Он встает. Ему нечего сказать, ему все ясно. Наконец он говорит:
— Я не согласен с тем, что касается «Летающей Земли». В остальных случаях мои действия были необходимыми. Я сожалею только об одном: я не закончил.
Вердикт выносится через десять минут. Надо же было соблюсти приличия.
Айрт Рег приговорен к дезинтеграции.
Единогласно.
Это происходило в Центре Мутаций несколько часов спустя. Меня разыскали в толпе при выходе из тюрьмы и отвели туда. Теперь уж не знаю, кто. Потом меня оставили одну в каком-то зале. Несомненно, все это было очень красиво — стены фиолетовые, бирюзовые, сапфировые, меж колонн натянуты эоловы арфы, прозрачная зеленая вода в бассейне, окруженном голубыми ирисами. Звучала какая-то странная музыка, холодная и нежная. Неопределенная музыка. Как раз все то, что я любила; и чувствовала я себя легкой, как красное и черное пламя…
…Она появилась на краю бассейна, как будто всегда там была. Ее белая туника блестела среди ирисов. Она протянула мне браслет из электрума, который слабо светился, и жестом предложила надеть его на запястье. И сама надела такой же. Это были мысленные изоляторы.
— Итак, — сказала она тихо, — вот вы какая. Вода, водяные цветы, сумеречные отблески, Дебюсси… Да, по контрасту вы и должны быть такой.
— Не понимаю.
— Этот голубой зал, — сказала она, — это ведь вы сами создали его.
Она махнула рукой, и все исчезло: больше не было ни ирисов, ни арф. Мы оказались в ослепительно белом помещении, похожем на лабораторию.
— Я Астрид Еврафриканская, — продолжала она. — У нас мало времени, поэтому я буду краткой: меня убили Ночные, а Сигма спасла меня, точнее — мой мозг. Вот это, — она небрежно шлепнула себя по запястью, — всего лишь искусственно выращенная биологическая ткань. Я хорошо управляю всем этим. И только мозг, подвергшийся воздействию быстрых нейтронов, и коллоидный организм, агрегатированный с электронной системой, могут в данном случае развить различные непредвиденные приобретенные способности, которые обычно бывают наследственными. Таким образом я стала такой же мутанткой, как вы; нейтроны и электроны вполне соответствуют хромосомам и генам. Я являюсь единственным, к счастью, примером контролируемой искусственной мутации. Вы следите за моим рассказом?
— Да…
— Нет!
И неожиданная мысленная волна ударила меня. Картины… Я находилась в подземелье, и потоки огня захлестывали меня и все пространство вокруг. Я лежала среди трупов моих родных. Потом — на операционном столе, и микроинструменты проникали в мой мозг…
Я вскочила и закричала…
Она приблизила ко мне свое белое холодное лицо.
— Я позволила вам проникнуть в мои мысли и в мой личный ад только потому, что время не ждет. Айрт будет осужден, это неизбежно…
— Почему?
— Потому что они обнаружили у него то, о чем я только-только стала догадываться: это организм и мутация, выходящие из ряда вон. Смотрите, вот сравнение: вы, Талестра, я, сотни других перемещаются в пространстве или во времени, изменяют формы материи или энергии, наконец. Как бы там ни было, мы приспособляемся к существующему миру, внося в него частные улучшения. А Айрт изменяет структуру вселенной. К тому же, он ничего об этом не знает. Извините, но Айрт не слишком умен…
— Я тоже, знаете ли…
Она бросила на меня мрачный взгляд.
— Ум не всегда продуцируется мозгом, особенно у женщин. А если бы это было так, то самой блестящей из нас стала бы Талестра… Ее невинность кое-как сдерживает ее, но потом вы увидите, как она будет действовать… Между тем, система внутренней секреции женщин невероятно сложна и, скажем прямо, представляет опасность. Мне страшно подумать о том, что будет, когда вы достигнете совершенства. Вы воспринимаете и выполняете массу всяких чудес, продвигаясь вперед с логикой слепца, в то время, как я резонерствую, а Талестра заблуждается. (Смотри-ка, я тоже заблуждаюсь…) Но вот основное — мы дошли до точки: Сигма, как это было ранее с Землей, находится на краю бездны. Это началось давно, свидетельство тому — эпидемия самоубийств. Я считаю, что мы уже несколько лет, практически, находимся в руках Ночных. Таким образом, Айрт будет судим и приговорен в соответствии с законами, и это нельзя изменить. Теперь я хочу спросить у вас только одно. Взвесьте свой ответ, от него зависит… значительно больше, чем только его судьба. Так вот: что это за особое качество, которого Ночные боятся настолько, что готовы взорвать Землю? Каким особым свойством он обладает? Подумайте, найдите ответ. Может быть, тогда мы сможем спасти его.
Я стала ломать голову, постаралась связать мысли: по правде говоря, я не привыкла думать. Я вижу, я чувствую или не чувствую происходящее. И сейчас я чувствовала, как от этого совершенного андроида, от этой электронной машины расходятся волны страдания.
Она не обманывала. Она любила Айрта.
— Что ж, — сказала я, — если обобщить все это, то надо еще постараться найти слова… То немногое, что мне удалось прочитать у него в мозгу… Примечательные явления, как мне теперь кажется, случались два или три раза. Во-первых, несомненно, на его родном астероиде, иначе он бы не выжил. Что, вы не понимаете? Но взрыв был таким, что на астероиде вообще ничего не осталось… Вероятно также, что он применял эти свои способности, по-прежнему не подозревая о них, во время своих сражений… Воплощалось это в пресловутых переходах через подпространство. Наконец, он прибыл на Антигону в тот момент, когда казалось, что все потеряно, и все было чудесно спасено. Мы все присутствовали при этом, и все это почувствовали — Лес, Талестра, Морозов, Валеран…
— Прошу прощения, что принимаю тебя в таком плачевном обличье, — сказал он, — но я очень рад, что ты пришла.
Я заметила, что он обращался ко мне на «ты». Несомненно, чтобы получить разрешение на мой визит, он утверждал, что я его родственница, «его сестра Виллис». Я улыбнулась ему в ответ:
— Ты должен был знать, что я приду.
— Скажи Талестре… — он замолчал. — Нет, не говори ничего, кроме того, что она свободна. Может быть, это последний раз, когда у меня есть возможность общаться с вами до начала процесса…
— До начала…
— Да. Они очень торопятся. Сегодня вечером будет заседать трибунал, особый трибунал. Кажется, мой случай рассматривается в этом ультиматуме отдельно.
— Но, в конце концов, Айрт, в чем же тебя обвиняют?
— О, тут целая куча историй! В том, что дезертировал. Что нападал на корабли Ночных и на многие планеты, где, кажется, нанес определенный ущерб. В том числе — на Антигоне.
— Но там ты спасал жизнь людей!
— Это еще нужно доказать.
— А вообще — все очень серьезно?
— Это зависит от исходной точки зрения.
И тут он перешел на мысленную трансляцию, неслышную роботам, и пока мы обменивались бессмысленными словами, предназначенными для них, я услышала: «Создается впечатление, что Сигма хочет выиграть время, отдав Земле залог. Я заложник, вот и все».
— Можем ли мы что-нибудь сделать для тебя?
— В данный момент — ничего, — сказал он сдержанно. — Но ни под каким видом не привлекайте внимание земных шпионов. Я уверен, что Сигма сейчас кишит ими. Если на группу нападут и уничтожат ее, все потеряно. К тому же, если мне удастся сейчас выбраться, меня все равно арестуют: дело мое, кажется, весьма непопулярно. Ультиматум вызвал на Сигме панику. Позднее Арктур найдет выход, но в данный момент можно потянуть время, отдав врагу всего одну человеческую жизнь. Это ерунда для правительства.
Он говорил так, как будто речь шла не о его жизни.
— Но Айрт, — сказала я несколько растерянно, — ты же знал, чем рискуешь, ведя сюда всю эскадру…
Он тихо рассмеялся:
— Конечно, знал. И Лес с Валераном тоже. Но мы должны были проникнуть сюда через подпространство, за нами постоянно следили, а ведь только я мог выполнить этот переход… Ты удивляешься, что ничего не знала об этом? Мы приняли меры, чтобы понапрасну не волновать вас. Мы перебрали все подстерегавшие нас ловушки, но только не мой приговор…
— И это?
— Смерть, несомненно. А что бы ты еще хотела? О, в худшем случае все произойдет мгновенно, и я не буду страдать: Сигма дезинтегрирует государственных преступников.
— Но ты не преступник, Айрт!
— Я тоже так думаю. Но им я нужен именно в таком качестве. В конце концов, не ломай свою хорошенькую головку, Виллис. Смотри, экраны роботов стали оранжевыми: у нас осталось не так уж много времени. Скажи мне только: я такой же мутант, как и вы?
— Да, ты мутант.
— Хорошо. Какими же основными способностями мы обладаем? Ты, Талестра, Морозов — вы излечиваете, телепортируетесь в пространстве и во времени… А я? Есть ли у меня какое-либо качество, которое мне известно?..
— Почему ты об этом думаешь? Ты что-то чувствуешь?
— Нет, ничего. Просто кто-то очень хочет меня уничтожить, — сказал он с какой-то горестной задумчивостью. — Но я, в конце концов, узнаю, я… Ну, вот, теперь красный цвет. Иди сюда…
Между нами были прутья клетки, похожие на обнаженные мечи. Роботы приближались.
— Ближе. Ты же моя сестра. Они будут удивлены, если я не поцелую тебя…
Эти мечи между нами. Он так сильно прижал меня к ним, что у меня на груди до утра оставался след от прута. Но поцеловал он только мои глаза и мои слезы…
27
— Айрт Рег, землянин, командир корабля «Скорпион», вы обвиняетесь в дезертирстве, в убийствах, в грабежах и в других видах межпланетного пиратства. Что вы можете сказать по этому поводу?Айрт держится прямо, с высоко поднятой головой. Он немного бледен и немного устал: ведь еще утром он командовал эскадрой, и узники приветствовали его как освободителя. Как все быстро меняется… Слушается дело бывшего астронавта, трибунал заседает в зале, где кадеты сдавали экзамены, это отнимает у процесса какую-то часть присущей ему значимости и серьезности и придает ему несколько нудноватый оттенок. На стенах висят старинные астронавигационные карты, знамена и цельная плита черного мрамора, посвященная особо прославившим Колледж курсантам. Имени Айрта там нет, иначе его, вероятно, пришлось бы сбить, как это было с именем Антония, который взбунтовался против Каракаллы.
Его привели в трибунал по подземному переходу, под сильной охраной. Магнитные оковы нисколько не стесняют, они, скорее, унизительны. «Они опасаются, что я буду жестикулировать или попытаюсь сбежать?..» Однако все проходит в соответствии с точными и гуманными сигмийскими правилами — тюремщики корректны и на четверть часа оставляют обвиняемого в небольшом смежном помещении в обществе его адвоката, назначенного судом, так как сам Айрт никого в Самарре не знает.
Этот полуденебиец — невзрачный, сгорбленный, который немного похож на водосточную трубу с раструбом, тотчас же взял Айрта за обе руки.
— Расскажите мне все, — попросил он.
— С чего начать?
— Ну, хорошо, — денебиец старательно выговаривал слова, и Айрт вспомнил, что структура его горла ничем не напоминает гуманоидную: у него какая-то аномалия голосовых связок или что-то в этом роде…
— Ну, хорошо, — повторил он, — расскажите мне о вашем детстве на Земле. У вас была родина, дом, которых вы лишились… Вас преследовали, травмировали, так?
— Я никогда не был на Земле, — ответил Айрт.
Это, естественно, снизило вдохновение адвоката, который, однако, быстро приходит в себя:
— Да, но у вас, тем не менее, отобрали ваше достояние, все ваше достояние. И ваши родители были ограблены. У вас инстинктивная ненависть к Ночным, нечто вроде спонтанного отвращения среди разных других причин. Вы прямо-таки ощетиниваетесь, когда приближаетесь к ним?.. Не отрицайте, мы знаем обо всем этом еще по первым контактам с другими инопланетянами, и это позволяет объяснить все происшедшее звездной аллергией…
Айрт почувствовал себя ужасно усталым. Так значит, это существо отныне составляет его единственную надежду? Этот гуманоид, который жонглирует стереотипными понятиями и хочет выдать его случай за некий «сдвиг», к тому же спорный, за космическую болезнь?..
— Вы, значит, не читали мое досье? — спросил он тихо.
Стрельчатые веки адвоката поднялись почти до самых волос:
— Ну, конечно же, конечно! Я попросил «теленизировать» пленку. Но вы знаете, у нас нет времени. Не ответите ли вы сами на мои вопросы?
— В таком случае, я должен вам сказать, что у меня никогда не было никакого достояния. У моих родителей тоже. Я был, что называется, сознательным и организованным космическим пролетарием. И не было никакого грабежа. Кроме того, воспитанный, как все космические кадеты, я не испытываю никакого отвращения к любым гуманоидным расам, даже если у ее представителей щупальца вместо головы. Вы видите, что в этом смысле мое дело пропащее…
— Космос! — воскликнул адвокат. — Но тогда я должен спросить: вы действительно нападали на планеты и корабли Ночных?
Айрт подумал и сказал:
— Что касается планет, то тут есть нюансы: я высадился на Антигоне, потому что меня звали, потому что я поймал сигналы SOS. Там были люди, которых Ночные собирались ликвидировать.
— Люди, которых вы знали?
— И да, и нет.
— То есть?
— Ну, я никогда их раньше не видел. Лично. Но я о них мечтал. О, я забыл, одного я встречал: Морозова.
Адвокат оживился:
— Вы утверждаете, что были призваны профессором Иваном Морозовым?
— Ну, не явно. Но он же был на Антигоне, он может засвидетельствовать.
— Да, но у нас не было времени встретиться с профессором Морозовым…
(Не было времени — не было времени — поистине это становится припевом…)
— А что касается кораблей?..
— Тут нельзя отрицать: я нападал на Ночных каждый раз, когда представлялся случай: когда они нападали на корабли с беглецами или даже на эскадры. Я напал бы на них и без этого, но подобных случаев не было… я всегда находил их, когда они убивали.
— И вы утверждаете, что не испытываете никакого врожденного отвращения к…
— Никакого. К тому же, чаще всего это были земляне. Я же не мог испытывать это чувство к землянам, не так ли? Вам остается спросить моего заместителя Жака. Он бывший Ночной.
— Вашим заместителем был Ночной?
— Почему бы нет? Он выздоровел. Допросите его.
— Боюсь, это невозможно… Все пассажиры вашей — гм! — эскадры сейчас находятся под наблюдением в Парапсихическом центре. А прерывать подобные эксперименты нельзя. Наука превыше всего…
— А нельзя ли…
— Нет. К тому же, это бесполезно. Итак, мы отмечаем, что у вас не было никаких отрицательных чувств к Ночным. Однако вы их уничтожали. С какой целью?
— С чисто научной.
В этот момент у Айрта возникло ясное впечатление, что тут, в соответствии с определенными правилами разыгрывается настоящая комедия. Адвокат сам сформулировал ответы на вопросы. Между тем робот-врач подкатился к Айрту и сделал ему сначала один, потом еще два «безвредных» укола, чтобы, как он сказал, «успокоить ваши сверхвозбужденные нервы». Но Айрт вовсе не был «сверхвозбужден», и, как только ему сделали первый укол, он почувствовал, будто густая туча заволакивает его сознание. «Я еще никогда не был таким глупым, — подумал он, — и я еще понимаю кое-что: это рекорд!» Обрывки вопросов с трудом доходили до него.
— Но ведь вы не ученый, не правда ли?
— Конечно, я всего лишь астронавт.
— Тогда, как же вам пришло в голову…
К счастью, он не мог об этом вспомнить.
— А эти люди, с которыми мы вместе боролись, за которых вы рисковали своей жизнью и совершали преступления, вы их даже не знали?..
— О, у меня было представление о них: это были такие же, как я, астронавты. Вы не понимаете? Ну, конечно, вы не можете понять. Когда у человека ничего и никого нет на всем белом свете, кроме товарищей, с которыми он делит пространство, беды, звезды, они становятся его братьями. А Лес Кэррол…
— Командир Кэррол был вашим товарищем?
— Нет, он был, скорее, предводителем, но это ничего не значит, и я его воспринимаю как брата. За него я бы отдал свою жизнь.
— Однако… нам сказали, что ваша невеста… Не предназначалась ли она командиру Кэрролу?
— Талестра делала то, что ей нравилось. К тому же, она тоже была нашей боевой подругой.
Айрту смутно показалось, что его адвокат поднял к небу руки, которые на самом деле могли быть щупальцами.
В этот момент он понял, что с него хватит. Или, точнее, он не хотел слышать, как голубые губы денебийца будут произносить другое имя. Не пожелав принять руку помощи, которую хотел в меру своих способностей протянуть ему защитник, он добавил:
— К тому же, я не понимаю, что вы хотите выяснить. Да, я нападал на Ночных. Да, в основном, я превращал их в пюре. Но ведь это война, не так ли? А я ненавижу войну. Я хотел, насколько это было в моих силах, уничтожить ее. Вот и все.
И теперь ему задают — снова — этот вопрос:
— Айрт Рег, вы признаете себя виновным?
Он смотрит на арктурианских судей: все, даже самые пожилые (но не старые — дряхлых арктурианцев просто не существует), похожи на Леса. Все они высокого роста, чувствуется, что за спиной у них — сложенные крылья. Но многие лица слишком бледны, многие взгляды — тусклы. На Земле болезнь тоже начиналась с этих признаков?.. Зал почти пуст. Сигмийцы не падки на такие представления, в Самарре судят редко. Присутствует только небольшая группа землян. Ему кажется, что он их уже встречал на побежденных кораблях, на безумных планетах… Вообще же этот процесс, от которого зависит его жизнь, жалкая и малоценная человеческая жизнь, интересует только тех, кто прямо замешан в деле. Однако нет: он вдруг замечает, что зал опоясан галереей, разделенной на множество лож, предназначенных, несомненно, для крупных сановников. Та, что в центре, увешана тяжелыми пурпурными занавесями, и Айрт замечает там высокого землянина в маске. Он узнает властный лоб и сурово сжатые губы.
Ингмар Кэррол пришел посмотреть, как его будут судить.
Тогда он снова смотрит вниз. Должен же там быть какой-то противовес?.. Он ищет знакомые лица, но никого не находит. Нет ни Талестры, ни Жака, ни Валерана. Он говорит себе, что это хорошо, что Виллис правильно поняла его указания и предупредила остальных. Но в глубине души он уверен, что у Виллис не было времени предупредить всех. И поскольку он еще очень молод, сердце у него сжимается.
Ответ на вопрос запаздывает, и наступает напряженная тишина. Айрту кажется, что денебийский адвокат судорожно перебирает своими руками-щупальцами. Наверное, он спрашивает себя, не потерял ли его подзащитный последние остатки выдержки, и заранее ужасается по поводу его возможных признаний.
Наконец Айрт разжимает губы и отвечает:
— Я невиновен.
Что ж, процесс может начинаться.
Лица расплываются, особенно после того, как робот-врач делает ему еще один укол. Кажется, адвокат доволен и заявляет, что это для «оживления памяти». И действительно, Айрт теперь вспоминает все: обледеневшую и шероховатую поверхность астероида, где он до крови обламывал ногти, и свою мать, которая нежно гладила его по лбу в тот момент, когда он уходил (что означало «возвращайся скорее»), и схватку на «Летающей Земле», когда скрюченная рука трупа ударила его по лицу так сильно, что у него потом кровоточили губы… Все эти видения одолевают его, и он видит в зале только серебряные волосы и глаза арктурианского прокурора.
Прокурор. Тот, кто доставляет. Что?.. Жертвы государственному механизму?..
Вид у него не злой, он произносит обвинительную речь в таких изысканных выражениях, что хочется сказать ему: «Кончайте скорее, эта гнусная история абсолютно недостойна вашего внимания. Кончайте и удалимся в тенистый уголок слушать „Каприччио“ Римского-Корсакова или альтаирскую симфонию в ми-бемоле». Но изысканный арктурианец-прокурор говорит о кораблях, разбитых в созвездии Волопаса, об ограбленных жертвах и особенно «об этой ужасной резне на „Летающей Земле“ — на корабле, который врезался в какой-то астероид, с помещениями, забитыми трупами…
А вот дело об Антигоне: целая планета была разорена, даже сдвинута со своей оси. Все это, пожалуй, слишком для одного человека, слишком много звездных законов, которые этот человек нарушал… Существует человеческий термин, забытый, так как он датируется бурным двадцатым веком, но который полностью отражает…
Обвиненный в геноциде, Айрт остается спокойным, он словно отсутствует. Неожиданно голос обвинителя становится громче и прямо-таки бьет его по лицу:
— Он не щадил ни женщин, ни детей. «Летающая Земля» была буквально забита трупами многих поколений! Например, в пространстве был найден труп девушки со следами пыток, который был завернут в брезент, помеченный знаком этого корабля. Труп был покрыт ужасными ранами.
Айрту хочется крикнуть: «Я не убивал Марсу!»
И вдруг тяжелая туча, которая обволакивала, замуровывала его мозг, рассеивается, наркотики перестают действовать. Он ясно понимает, в чем его обвиняют, и что он стоит перед судьями.
Но здесь есть и публика.
Теперь зал полон, и множество землян в масках из пленки вытягивают шеи и рассматривают его, как дикого зверя. Среди них немало женщин с волосами, украшенными золотом, в одеждах из ценных материй, тяжелых, и облегающих. Их глаза светятся болезненным любопытством. Он никогда не видел столько блестящих и кокетливых женщин сразу. Неожиданно до него доходит, что они выбрали время, чтобы посмотреть, как он будет умирать.
Может быть, именно поэтому здесь нет Виллис и Талестры?..
Начинается допрос свидетелей. Это нескончаемая и глупая процедура: так как нет ни Леса, ни Жака, ни пленников Антигоны, ни даже вице-адмирала, эскадру которого он спас в созвездии Дракона. Он так и не понимает, почему их нет, и бросает на своего адвоката все тот же взгляд упрямого ребенка. Но денебиец явно занят чем-то другим. Может быть, он думает об обеде, который ждет его в садах Самарры, в розовом дворце на канале, о красотках, которые там будут, о бесчисленных блюдах (каждое из них — единственное в своем роде на всей планете), в которых проявится невероятная фантазия самаррских поваров. «Менкарийские фрукты — это цветы. Подливы с Андромеды — в виде туч. А еще есть такой сорт фазана, у которого вкус лесного ореха, его отстреливают в джунглях Омеги».
«Смотри-ка, — думает Айрт, — мне лучше: я снова становлюсь телепатом».
И он слышит:
«Пусть поспешат, о, космос, пусть поспешат! Этой ночью у нас на Сигме другие дела…»
«Этот юноша и в самом деле очень красив. Дискобол… Какая жалость! Теперь их дезинтегрируют. Иначе я бы попросила, чтобы мне отдали его тело. С помощью карбоснега я успела бы вылепить статую умирающего Ахилла…»
«Но этому заседанию нет конца. Они с ума сошли, меня же ждут в Атениуме. Эта танцовщица…»
«Абсурд. Ясно, что разбойник будет осужден. Так зачем же тянуть?»
«Но, дорогой, есть же законы».
«На Земле они тоже были».
«Великий Икс! К чему эти гнусные подробности?!»
«Но ведь вы пришли, чтобы послушать именно их, Ксения, не правда ли?»
«Тише. Кажется, Ингмар Кэррол заинтересовался».
«Этот старый садист…»
«А жаль. — Это арктурианская мысль. — В этом парне что-то есть, он хотел хоть что-то сделать… Но ничего не поделаешь».
«Ничего не поделаешь… Срок ультиматума истекает в полночь».
«Нужно удовлетворить Землю.
«…С каплей муската и ломтиком лимона…»
Какой-то король-торговец долго описывает отпуск горючего «Скорпиону» на планетоиде где-то в созвездии Лиры. За горючее было уплачено? Да, было. Но экипаж показался ему… гм, довольно-таки преступным…
— Возражаю! — кричит адвокат. — Никто не спрашивает свидетеля о его впечатлениях!
Какой-то мелкий авантюрист с Мираха, которого Айрт в свое время выгнал, рассказывает о пытках на борту, но спотыкается и признает, что слышал об этом от третьих лиц.
— У них сжигали их тысячу ножек… — утверждает он.
— И у всех их было ровно по тысяче? — резко спрашивает сам прокурор.
Подавленное молчание.
Один свидетель-оружейник описывает излучатели с корродирующим газом, примененные на Гере:
— Этот химический фонтан вырывал легкие и сжигал грудную клетку. Мгновенная смерть…
Но Айрт Рег никогда не был на Гере!
Наконец, все сосредотачиваются на неоспоримом факте: корабль «Летающая Земля» действительно был атакован в космосе. Он действительно был забит трупами. Многие пролетающие мимо корабли сообщали об этом, посетив его. А трупы долго сохраняются в пространстве. Описывают следы ужасных пыток, ожоги, кровоподтеки. «У некоторых были раздроблены все кости. У детей тринадцати-четырнадцати лет…»
Защита могла бы возразить, что такая бойня в космосе потребовала бы много времени и значительных затрат горючего. И прежде всего — отряд палачей, который количественно должен был превышать экипаж «Скорпиона». Но нет времени.
«…Нет времени». Это как надоевший припев.
— Свободные граждане, вы можете ознакомиться с фотографиями «Летающей Земли».
Ужасающие снимки передаются в президиум суда. Одна из судей — арктурианка — падает в обморок…
— Обвиняемый, встаньте. Что вы можете сказать в свою защиту?
Именно в этот момент ему очень хочется какой-нибудь ерунды — несколько мыслей от Астрид, Талестры или Виллис. Но пространство пусто, все три заняты чем-то другим. К тому же определенное достоинство молодого и мужественного человека запрещает ему любое обращение к чьей-либо помощи. Он встает. Ему нечего сказать, ему все ясно. Наконец он говорит:
— Я не согласен с тем, что касается «Летающей Земли». В остальных случаях мои действия были необходимыми. Я сожалею только об одном: я не закончил.
Вердикт выносится через десять минут. Надо же было соблюсти приличия.
Айрт Рег приговорен к дезинтеграции.
Единогласно.
28
Виллис говорит:Это происходило в Центре Мутаций несколько часов спустя. Меня разыскали в толпе при выходе из тюрьмы и отвели туда. Теперь уж не знаю, кто. Потом меня оставили одну в каком-то зале. Несомненно, все это было очень красиво — стены фиолетовые, бирюзовые, сапфировые, меж колонн натянуты эоловы арфы, прозрачная зеленая вода в бассейне, окруженном голубыми ирисами. Звучала какая-то странная музыка, холодная и нежная. Неопределенная музыка. Как раз все то, что я любила; и чувствовала я себя легкой, как красное и черное пламя…
…Она появилась на краю бассейна, как будто всегда там была. Ее белая туника блестела среди ирисов. Она протянула мне браслет из электрума, который слабо светился, и жестом предложила надеть его на запястье. И сама надела такой же. Это были мысленные изоляторы.
— Итак, — сказала она тихо, — вот вы какая. Вода, водяные цветы, сумеречные отблески, Дебюсси… Да, по контрасту вы и должны быть такой.
— Не понимаю.
— Этот голубой зал, — сказала она, — это ведь вы сами создали его.
Она махнула рукой, и все исчезло: больше не было ни ирисов, ни арф. Мы оказались в ослепительно белом помещении, похожем на лабораторию.
— Я Астрид Еврафриканская, — продолжала она. — У нас мало времени, поэтому я буду краткой: меня убили Ночные, а Сигма спасла меня, точнее — мой мозг. Вот это, — она небрежно шлепнула себя по запястью, — всего лишь искусственно выращенная биологическая ткань. Я хорошо управляю всем этим. И только мозг, подвергшийся воздействию быстрых нейтронов, и коллоидный организм, агрегатированный с электронной системой, могут в данном случае развить различные непредвиденные приобретенные способности, которые обычно бывают наследственными. Таким образом я стала такой же мутанткой, как вы; нейтроны и электроны вполне соответствуют хромосомам и генам. Я являюсь единственным, к счастью, примером контролируемой искусственной мутации. Вы следите за моим рассказом?
— Да…
— Нет!
И неожиданная мысленная волна ударила меня. Картины… Я находилась в подземелье, и потоки огня захлестывали меня и все пространство вокруг. Я лежала среди трупов моих родных. Потом — на операционном столе, и микроинструменты проникали в мой мозг…
Я вскочила и закричала…
Она приблизила ко мне свое белое холодное лицо.
— Я позволила вам проникнуть в мои мысли и в мой личный ад только потому, что время не ждет. Айрт будет осужден, это неизбежно…
— Почему?
— Потому что они обнаружили у него то, о чем я только-только стала догадываться: это организм и мутация, выходящие из ряда вон. Смотрите, вот сравнение: вы, Талестра, я, сотни других перемещаются в пространстве или во времени, изменяют формы материи или энергии, наконец. Как бы там ни было, мы приспособляемся к существующему миру, внося в него частные улучшения. А Айрт изменяет структуру вселенной. К тому же, он ничего об этом не знает. Извините, но Айрт не слишком умен…
— Я тоже, знаете ли…
Она бросила на меня мрачный взгляд.
— Ум не всегда продуцируется мозгом, особенно у женщин. А если бы это было так, то самой блестящей из нас стала бы Талестра… Ее невинность кое-как сдерживает ее, но потом вы увидите, как она будет действовать… Между тем, система внутренней секреции женщин невероятно сложна и, скажем прямо, представляет опасность. Мне страшно подумать о том, что будет, когда вы достигнете совершенства. Вы воспринимаете и выполняете массу всяких чудес, продвигаясь вперед с логикой слепца, в то время, как я резонерствую, а Талестра заблуждается. (Смотри-ка, я тоже заблуждаюсь…) Но вот основное — мы дошли до точки: Сигма, как это было ранее с Землей, находится на краю бездны. Это началось давно, свидетельство тому — эпидемия самоубийств. Я считаю, что мы уже несколько лет, практически, находимся в руках Ночных. Таким образом, Айрт будет судим и приговорен в соответствии с законами, и это нельзя изменить. Теперь я хочу спросить у вас только одно. Взвесьте свой ответ, от него зависит… значительно больше, чем только его судьба. Так вот: что это за особое качество, которого Ночные боятся настолько, что готовы взорвать Землю? Каким особым свойством он обладает? Подумайте, найдите ответ. Может быть, тогда мы сможем спасти его.
Я стала ломать голову, постаралась связать мысли: по правде говоря, я не привыкла думать. Я вижу, я чувствую или не чувствую происходящее. И сейчас я чувствовала, как от этого совершенного андроида, от этой электронной машины расходятся волны страдания.
Она не обманывала. Она любила Айрта.
— Что ж, — сказала я, — если обобщить все это, то надо еще постараться найти слова… То немногое, что мне удалось прочитать у него в мозгу… Примечательные явления, как мне теперь кажется, случались два или три раза. Во-первых, несомненно, на его родном астероиде, иначе он бы не выжил. Что, вы не понимаете? Но взрыв был таким, что на астероиде вообще ничего не осталось… Вероятно также, что он применял эти свои способности, по-прежнему не подозревая о них, во время своих сражений… Воплощалось это в пресловутых переходах через подпространство. Наконец, он прибыл на Антигону в тот момент, когда казалось, что все потеряно, и все было чудесно спасено. Мы все присутствовали при этом, и все это почувствовали — Лес, Талестра, Морозов, Валеран…