Страница:
– А самое первое убийство, жертвой которого стал Майкл Лэм? Его совершил сам Кейт?
– Мне кажется, что смертельный удар нанес именно он. Кейт отличался атлетическим телосложением, чего не скажешь о Чанге, который, судя по описанию, невысок ростом и не имеет сильно развитой мускулатуры. Скорее всего, его участие в этом эпизоде свелось к тому, что он отвлек внимание жертвы в тот момент, когда Кейт заходил сзади.
– А потом Кейт расчленил тело убитого им человека, – сказала Джоанна, поморщившись. – Нет, все-таки он был психически ненормальным.
– Когда человек мертв, его тело в принципе ничем не отличается от того, с чем обычно имеют дело мясники.
– Билл, ты ведь говоришь это и сам в это не веришь, – сказала Джоанна.
– М-да, что правда, то правда. А интересно, как ты догадалась?
– Тебе не скажу... Но давай вернемся к тому, о чем мы с тобой говорили. Труп Лэма был расчленен, но не все части вам удалось обнаружить. Что сделал Кейт с руками и скальпом жертвы? – спросила Джоанна.
– Кейт на досуге занимался разведением доберманов, – проговорил Слайдер, глядя в янтарную глубину своего наполненного пивом бокала. – Собаки содержались в просторной вольере, а корм для них готовился прямо на месте в специально оборудованном помещении, где имелся большой котел и машина для дробления костей. Все это было нужно, чтобы готовить любимцам Кейта так называемый собачий пудинг, состоящий из мяса и крупы с добавлением костной муки.
Джоанна произнесла нечто нечленораздельное, что, однако, легко можно было понять как знак того, что она ясно представляет себе картину и просит Слайдера продолжать.
– Ну разумеется, котел подогревался снизу, для чего прямо под ним имелась небольшая топка, в пламени которой, кстати, и была, уничтожена одежда, снятая с жертвы. Содержимое котла, так же как и извлеченные из печи несгоревшие остатки, было тщательно исследовано специалистами судебно-медицинской экспертизы. Были обнаружены пуговицы с одежды Лэма, но ни малейших остатков тканей человеческого тела найти так и не удалось. Слишком много пудинга было сварено в котле за прошедшее после убийства время.
– Ох, – ужаснулась Джоанна. – Слава Богу, нашелся человек, который его застрелил.
– Я не могу, конечно, с тобой согласиться, но все-таки вынужден признать, что в данном случае такая развязка устраивала всех. Потому что, если бы даже удалось собрать все необходимые материалы, нам бы все равно не позволили возбудить против него уголовное дело. А в случае, если бы Кейт все-таки угодил за решетку, то пробыл бы там от силы лет десять-двенадцать. И тем не менее, – добавил Слайдер, задумавшись, – жаль, что меня лишили возможности задать ему несколько вопросов. Потому что в этом деле кое-что осталось неясным, а я неясности не люблю.
Слайдер замолчал. И некоторое время так сидел, не произнося ни слова. А потом, когда, подумав, что пауза чересчур затянулась, резко вскинул глаза, то увидел, что Джоанна пристально на него смотрит и как бы ждет ответа на какой-то чрезвычайно важный для себя вопрос.
– Джо, дорогая, – произнес он с каким-то даже отчаянием в голосе, – я так по тебе скучал.
– А я по тебе.
– Для меня было настоящей мукой не иметь возможность просто посидеть с тобой, вот как мы сидим сейчас, и поговорить. Пойми, когда тебя нет рядом хотя бы даже в мыслях, я себя чувствую как-то уж очень неуютно.
– Понимаю.
– Может быть, мы могли... ну, другими словами, нельзя же...
– О, прошу тебя, не продолжай, – взмолилась она. Но он не послушал. Потому что другого выхода у него не было.
– Почему бы нам не встречаться иногда, просто как старым друзьям? Неужели нужно полностью прекратить всякие отношения?
– Потому что мы с тобой не друзья. И не были никогда друзьями. Вот в чем все дело.
– И тем не менее, я не вижу смысла в том, чтобы лишать себя любой возможности общения.
– И ты сможешь разве этим удовлетвориться? Только разговорами?
На посерьезневшем лице Джоанны появилось выражение тревоги.
– Нет, конечно. Но это все же лучше, чем вообще ничего.
– Ты в этом уверен? – спросила Джоанна, глядя на Слайдера так, как будто видела его впервые. – Неужели ты серьезно так думаешь?
Слайдер уронил руки на колени, что означало, что он почти готов признать свое поражение.
– Ничего я не думаю. И что делать, тоже не знаю. Я сейчас похож на человека, который заблудился в коридорах и переходах суда в Хамптоне как раз в тот момент, когда сотрудник, дежуривший на лестнице, ушел пить чай.
Джоанна едва сдержала улыбку.
– О, Билл!
Слайдер посмотрел на Джоанну.
– Но ведь ты еще не все знаешь.
– В самом деле? О чем ты еще не успел сказать?
– Вчера у меня была встреча с Бэррингтоном. Между прочим, по его просьбе. И речь у нас шла об «одном очень серьезном деле», но точнее было бы сказать, об одной небольшой сделке.
– Вы хорошо поработали в ходе последнего расследования, – сказал он наконец. Однако фраза, произнесенная Бэррингтоном, не бы ла похожа на те, с которых начинают обычно объявление благодарности, что и подтвердилось в следующий же момент. – Правда, ваше рвение не было до конца бескорыстным. Вам все время хотелось доказать что-то и себе и окружающим. Преданность по отношению к вашему бывшему шефу... нет, лучше оставим эту тему. Лояльность – большое достоинство, но неуместная лояльность – большой недостаток.
Бэррингтон приготовился было развивать свою мысль и дальше, но вдруг, осознав, куда может завести выбранная им дорожка, осекся и замолчал надолго. Слайдер тоже постарался ничем не нарушать паузы, потому что отлично понимал, что на душе у шефа заскребли кошки, и единственное, что ему, Слайдеру, хотелось знать в эту минуту, так это сколько кошек одновременно скребли на душе у Бэррингтона и какой длины были у них когти. Когда крупный мужчина прыгает в воду, то поднявшийся вверх фонтан брызг в следующее мгновенье обрушивается на тех, что помельче. В подобных случаях нужно либо находиться подальше от этого места, либо быть достаточно маленьким, чтобы, не погружаясь в воду, покачиваться на ее поверхности, пока не улягутся волны.
– У нас возникла серьезная проблема, Слайдер, – сказал Бэррингтон и улыбнулся. Правда, улыбка у него получилась такая, что могла показаться приятной лишь самому улыбающемуся, но никак не его собеседнику. Слайдер вообще предпочел бы в этот момент, чтобы между ним и улыбкой начальника была толстая деревянная дверь его кабинета. – Так вот, Слайдер, я остаюсь здесь, – продолжил он. И Слайдер мгновенно уловил то, что стояло за этой фразой Бэррингтона и о чем он, скорее всего, хотел умолчать. «Значит, вопрос все-таки ставился», – подумал он. – Мне нравится вид из окна моего кабинета. Мне нравится окружающая меня в этой комнате обстановка и я не желаю больше, чтобы вы своим ежедневным появлением здесь нарушали эту гармонию.
– Сэр? – твердо произнес Слайдер, меньше всего расположенный в этот момент сносить беспричинные оскорбления в свой адрес.
– Думаю, что, после того что произошло, мы не сможем больше работать вместе. Как бы вы сказали, я думаю, мы с вами не сработались вследствие глубокого несходства наших индивидуальностей. Вы, Слайдер, должен вам это прямо сказать, не тот тип полицейского, которому я отдаю предпочтение. И наконец, я не хочу больше, встречаясь с вами в стенах этого учереждения, вспоминать всякий раз о том глубоком разочаровании в ваших личных и профессиональных качествах, которое еще пришлось испытать в первые дни моей работы на новом месте.
Слайдер предпочел промолчать. И как он вообще мог реагировать на слова шефа, если еще с трудом удавалось сдерживать смех? Он даже не понимал смысла происходящего: была ли это обычная головомойка или его ожидало кое-что посерьезнее, возможно, что и конец всей его карьеры. Короче говоря, для смеха не было никакой причины, при том условии, конечно, что он не был истерическим. Но если посмотреть на дело совсем уж серьезно, так сказать, с точки зрения чистой прагматики, то одну большую оплошность он, Слайдер, все-таки допустил: надо было ему, прежде чем идти на встречу к Бэррингтону, засунуть сзади за штаны учебник потолще.
Бэррингтон, так и не дождавшись, что его жертва отреагирует каким-нибудь естественным для жертвы образом, наклонился над покоившимся на полированной поверхности стола скоросшивателем и нервно перевернул несколько страниц. Слайдер же, предпочтя вообще не смотреть в сторону шефа, сконцентрировался на созерцании портрета его величества и сделал это только потому, что, когда он смотрел на королеву, желания смеяться у него не возникало.
– В вашем личном деле есть упоминание о том, что вы отказались однажды от повышения по службе, объяснив это тем, что вас больше интересует оперативно-розыскная, а не административная работа. Так вот, рад вам сообщить, что теперь у вас есть возможность пересмотреть это решение.
– Сэр? – Желания смеяться больше не было. Дело принимало серьезный оборот, сама жизнь настойчиво стучалась в дверь.
– В Пиннере только что открылась вакансия. Можно сделать так, что вас переведут туда еще до конца этого месяца. Место самое что ни на есть подходящее, и потом, это совсем недалеко от вашего дома. Вы ведь живете в Рюислипе, если я не ошибаюсь?
– Да, сэр.
– Вот видите, как раз на одной дороге.
– Разве плохо? – Слайдер промолчал. – Я не могу приказать, чтобы вы перевелись в Пиннер, и поэтому я лишь настоятельно рекомендую вам это сделать. Тем более, что если вы останетесь у нас, легкой жизни я вам не обещаю. Учтите, я злопамятный. И мстительный.
– Сэр.
– Думаю, и прибавка к зарплате вещь не такая неважная.
– Да, сэр.
– К тому же все мы стареем. Когда-то и в отставку придется выходить.
– Да, сэр.
– Советую с этим не тянуть, – сказал Бэррингтон и затем, возмутившись про себя отсутствием какой-либо реакции со стороны Слайдера, выпроводил его из кабинета короткой фразой: – Это все.
Слайдер вышел, довольный тем, что ему удалось вытерпеть до конца и ни разу не засмеяться risus intactus [12]. Ну и что с того?..
– Мне до сих пор еще не ясно, как лучше поступить в этой ситуации, – сказал Слайдер, когда окончательно понял, что Джоанна первой говорить не станет.
– Я не могу давать тебе советы, – сказала она.
– Нет, что ты, я об этом и не прошу.
– Как-никак, а это все-таки повышение, – рассудительно заметила Джоанна.
– И прибавка в зарплате тоже вещь немаловажная. Но с другой стороны, в этих расположенных за городом участках дни проходят так утомительно, там такая скучища, а я привык быть постоянно в работе, мне нравится Шеферд-Буш.
Джоанна опустила глаза вниз, а потом их снова подняла.
– Думаю, Айрин будет довольна тем, что ты станешь работать не так далеко от дома.
После этих слов Джоанны то чувство отчаяния, которое Слайдеру удавалось кое-как сдерживать, вдруг с силой прорвалось наружу.
– О, Джо, неужели нам с тобой уже нельзя ни на что надеяться?
Этот вопрос вывел Джоанну из равновесия.
– Ты сам сделал этот выбор! И всегда все зависело только от тебя! Не задавай мне больше подобных вопросов и не смотри такими глазами, как у грустного пса! – Она рванулась из-за столика. – Мне пора уходить, перерыв скоро кончится.
– Постой, Джоанна, не убегай. Одну минуту прошу, не больше. —Она задержалась на месте. Слайдер слегка поднялся вперед и осторожно взял ее за руку. – Джоанна, я без тебя жить не могу. А ты, скажи, ты еще любишь меня?
– Ну конечно же, люблю, дурачок, – сказала она почти что с отчаянием в голосе. – Но ты мне нужен весь, понимаешь? Я не хочу тебя ни с кем делить.
Слайдер сделал протестующий жест.
– Нет, прошу тебя, послушай, я совсем не имел в виду это. Но скажи, если бы я... ну, уладил бы все с Айрин, я мог бы к тебе вернуться?
– Да. Но сначала сделай то, что ты говоришь.
– Я понимаю. И прошу дать мне еще шанс. Или ты уже мне не веришь?
– Должна бы не верить, – сказала она, поднимаясь с места. Слайдер тоже встал, потому что держал ее руку в своей и боялся выпустить. Джоанна взглянула на него с тоской. – Я люблю тебя. И очень тяжело переживаю нашу разлуку. И все остальное, не думай, что мне проще, чем тебе. Спасибо Джиму, что давал иногда поплакать ему в жилетку, и за то еще, что с ним я могла поговорить о тебе. Но пойми, я тебя ни с кем делить не согласна. И если ты не сможешь справиться со всем этим, то лучше нам сейчас сразу расстаться. Не хочу быть больше обманутой.
– Джоанна, я обещаю... – сказал Слайдер. – Жизнь коротка, надо устраивать ее пока есть время.
Джоанна еще раз пристально взглянула на Слайдера и освободила руку из его ладони.
– Спасибо за ленч, – сказала она и, оставив его одного у столика, стала пробираться через зал к выходу с такой решимостью, что у Слайдера не возникло даже мысли за ней последовать.
Теперь дети. Что касается детей вообще, то, во-первых, те, кто проводит всякие там исследования, насчет того, например, в какой семье им больше нравится жить, получают обычно такие результаты, какие им заранее хотелось получить. А если говорить конкретно о его, Слайдера, детях, то им и прежде не очень-то часто приходилось видеть в доме своего родителя. Но когда все же он бывал вечером дома, дети либо закрывались в своих комнатах, либо проводили время в гостях у приятелей. Казалось, у них вообще никогда не было желания поговорить со своим отцом, попросить его поиграть с ними или что-нибудь в этом роде. Поэтому, если бы в один прекрасный день Слайдер наконец оставил свою семью, меньше всего это почувствовали бы именно они, его дети. Потому еще, кроме всего прочего, что в школе, где они учились, у многих ребят родители были в разводе.
Развод. Какое холодное, жесткое слово, которое, как ты его не возьми, все равно непривычно вдавливается в кожу своими твердыми гранями. Но раз решение принято, и при том окончательное, то развода не избежать. Если, конечно, Айрин не будет решительно против.
А что если Айрин действительно не даст своего согласия? Нет, это исключено. Потому что не может же вечно существовать этот треугольник. Слайдер по какой-то не совсем понятой ему ассоциации неожиданно вспомнил про Атертона. Джим действительно очень помог ему в последнее время. Но почему он не сказал, что встречался с Джоанной? И вообще, сколько раз он успел побывать в ее квартире с миссией утешителя? Что, он так хорошо к ней относится? А может, тут что-то большее? Нет, глупости. В этом смысле они никогда не проявляли особого интереса друг к другу. Просто у них общий взгляд на мир и читают они одни и те же книги.
Снова начался дождь. Холодный и частый, он проливался беспрерывным потоком из сплошных серых облаков, низко висевших над дорогой. Типично июньское ненастье. Механические дворники ритмичными движениями вправо и влево отгоняли сползавшие по ветровому стеклу вниз мутные струйки дождевой воды с примесью мелких брызг из-под колес двигавшихся в обоих направлениях автомобилей, отчего видимость менялась от почти полной до почти нулевой. Нечто подобное происходило и в голове Слайдера: он склонялся то к одному, то к другому варианту. Единственным утешением в такой ситуации, что и успокаивало в какой-то мере Слайдера, было то, что до дома ему оставалось совсем недалеко.
Он свернул с шоссе на свою улицу, где в ряду с такими же курятниками, выстроенными в стиле загородных домов, находилось и его собственное жилище, давно уже не вызывавшее у него никаких теплых чувств. Подъехав к самому дому, первое, что увидел Слайдер, был чей-то автомобиль, припаркованный прямо напротив гаража, что не могло не вызвать у него сильного раздражения. Во-первых, потому что это вынуждало Слайдера оставить свою машину на проезжей части и по мокрой от дождя дорожке проделать довольно длинный путь до входной двери; а во-вторых, ему вообще не нравилось, заходя в свой дом, обнаруживать в нем каких-то неожиданных гостей. Слайдер должен был знать о готовящемся посещении заранее, чтобы успеть настроиться на встречу с тем или иным человеком.
Выйдя из машины под дождь, сыпавшийся с затянутого серым брезентом неба, Слайдер повнимательнее пригляделся к незнакомому автомобилю и сразу же обнаружил, что это машина Эрни. От такого открытия Слайдеру сделалось и вовсе не по себе. Ведь он знал Эрни как напыщенного зануду и всегда искренне удивлялся, почему Айрин находит столь привлекательным для себя общество такого малосимпатичного человека. Слайдер, сокращая путь до двери, пробежал по мокрой траве, вошел в прихожую и, встав на половик, отряхнулся совсем так же, как это делают собаки, когда с дождя заходят в помещение. И тут же из гостиной до него донесся голос Айрин:
– Билл, это ты?
– Да, – отозвался он из прихожей. Глупый вопрос. Кто же еще это мог быть, как не он? Но приходилось сдерживать свое раздражение, потому что сегодня как раз он собирался обходиться с Айрин как можно деликатнее. Слайдер кое-как пригладил рукой свои мокрые волосы и вошел в гостиную, дав себе слово, что будет предельно любезен с гостем, чего бы это ему не стоило. Мягкий, благодушный Эрни сидел в кресле лицом в входящему и был похож на большой полуодушевленный пудинг. Айрин стояла посреди комнаты и выглядела взволнованной – возможно, опасаясь, что Слайдер будет груб с гостем. Совершенно напрасные опасения, когда человек приготовился играть роль радушного хозяина.
– Привет, – сказал Слайдер, обращаясь к Айрин. И сразу за этим: – Привет, Эрни. Рад тебя видеть.
Гость, в ответ на приветствие, как-то странно ухмыльнулся, а супруга Слайдера была, похоже, чем-то недовольна.
– Хорошо, что ты рано пришел сегодня домой, – проговорила Айрин, почти не глядя в его сторону. – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Точнее, нам нужно с тобой поговорить.
– Ты сказала «нам», – удивился Слайдер.
– Да, нам с Эрни, – сказала Айрин.
– Мне кажется, что смертельный удар нанес именно он. Кейт отличался атлетическим телосложением, чего не скажешь о Чанге, который, судя по описанию, невысок ростом и не имеет сильно развитой мускулатуры. Скорее всего, его участие в этом эпизоде свелось к тому, что он отвлек внимание жертвы в тот момент, когда Кейт заходил сзади.
– А потом Кейт расчленил тело убитого им человека, – сказала Джоанна, поморщившись. – Нет, все-таки он был психически ненормальным.
– Когда человек мертв, его тело в принципе ничем не отличается от того, с чем обычно имеют дело мясники.
– Билл, ты ведь говоришь это и сам в это не веришь, – сказала Джоанна.
– М-да, что правда, то правда. А интересно, как ты догадалась?
– Тебе не скажу... Но давай вернемся к тому, о чем мы с тобой говорили. Труп Лэма был расчленен, но не все части вам удалось обнаружить. Что сделал Кейт с руками и скальпом жертвы? – спросила Джоанна.
– Кейт на досуге занимался разведением доберманов, – проговорил Слайдер, глядя в янтарную глубину своего наполненного пивом бокала. – Собаки содержались в просторной вольере, а корм для них готовился прямо на месте в специально оборудованном помещении, где имелся большой котел и машина для дробления костей. Все это было нужно, чтобы готовить любимцам Кейта так называемый собачий пудинг, состоящий из мяса и крупы с добавлением костной муки.
Джоанна произнесла нечто нечленораздельное, что, однако, легко можно было понять как знак того, что она ясно представляет себе картину и просит Слайдера продолжать.
– Ну разумеется, котел подогревался снизу, для чего прямо под ним имелась небольшая топка, в пламени которой, кстати, и была, уничтожена одежда, снятая с жертвы. Содержимое котла, так же как и извлеченные из печи несгоревшие остатки, было тщательно исследовано специалистами судебно-медицинской экспертизы. Были обнаружены пуговицы с одежды Лэма, но ни малейших остатков тканей человеческого тела найти так и не удалось. Слишком много пудинга было сварено в котле за прошедшее после убийства время.
– Ох, – ужаснулась Джоанна. – Слава Богу, нашелся человек, который его застрелил.
– Я не могу, конечно, с тобой согласиться, но все-таки вынужден признать, что в данном случае такая развязка устраивала всех. Потому что, если бы даже удалось собрать все необходимые материалы, нам бы все равно не позволили возбудить против него уголовное дело. А в случае, если бы Кейт все-таки угодил за решетку, то пробыл бы там от силы лет десять-двенадцать. И тем не менее, – добавил Слайдер, задумавшись, – жаль, что меня лишили возможности задать ему несколько вопросов. Потому что в этом деле кое-что осталось неясным, а я неясности не люблю.
Слайдер замолчал. И некоторое время так сидел, не произнося ни слова. А потом, когда, подумав, что пауза чересчур затянулась, резко вскинул глаза, то увидел, что Джоанна пристально на него смотрит и как бы ждет ответа на какой-то чрезвычайно важный для себя вопрос.
– Джо, дорогая, – произнес он с каким-то даже отчаянием в голосе, – я так по тебе скучал.
– А я по тебе.
– Для меня было настоящей мукой не иметь возможность просто посидеть с тобой, вот как мы сидим сейчас, и поговорить. Пойми, когда тебя нет рядом хотя бы даже в мыслях, я себя чувствую как-то уж очень неуютно.
– Понимаю.
– Может быть, мы могли... ну, другими словами, нельзя же...
– О, прошу тебя, не продолжай, – взмолилась она. Но он не послушал. Потому что другого выхода у него не было.
– Почему бы нам не встречаться иногда, просто как старым друзьям? Неужели нужно полностью прекратить всякие отношения?
– Потому что мы с тобой не друзья. И не были никогда друзьями. Вот в чем все дело.
– И тем не менее, я не вижу смысла в том, чтобы лишать себя любой возможности общения.
– И ты сможешь разве этим удовлетвориться? Только разговорами?
На посерьезневшем лице Джоанны появилось выражение тревоги.
– Нет, конечно. Но это все же лучше, чем вообще ничего.
– Ты в этом уверен? – спросила Джоанна, глядя на Слайдера так, как будто видела его впервые. – Неужели ты серьезно так думаешь?
Слайдер уронил руки на колени, что означало, что он почти готов признать свое поражение.
– Ничего я не думаю. И что делать, тоже не знаю. Я сейчас похож на человека, который заблудился в коридорах и переходах суда в Хамптоне как раз в тот момент, когда сотрудник, дежуривший на лестнице, ушел пить чай.
Джоанна едва сдержала улыбку.
– О, Билл!
Слайдер посмотрел на Джоанну.
– Но ведь ты еще не все знаешь.
– В самом деле? О чем ты еще не успел сказать?
– Вчера у меня была встреча с Бэррингтоном. Между прочим, по его просьбе. И речь у нас шла об «одном очень серьезном деле», но точнее было бы сказать, об одной небольшой сделке.
* * *
Такого Бэррингтона Слайдер видел впервые. И действительно, раньше никому и в голову не приходило, что шеф вообще может испытывать смущение, неловкость или что-то в этом роде. Правда, и сейчас нельзя было сказать, что он хотя бы в малейшей степени утратил контроль над своими чувствами. Но зато каких усилий ему это стоило!..– Вы хорошо поработали в ходе последнего расследования, – сказал он наконец. Однако фраза, произнесенная Бэррингтоном, не бы ла похожа на те, с которых начинают обычно объявление благодарности, что и подтвердилось в следующий же момент. – Правда, ваше рвение не было до конца бескорыстным. Вам все время хотелось доказать что-то и себе и окружающим. Преданность по отношению к вашему бывшему шефу... нет, лучше оставим эту тему. Лояльность – большое достоинство, но неуместная лояльность – большой недостаток.
Бэррингтон приготовился было развивать свою мысль и дальше, но вдруг, осознав, куда может завести выбранная им дорожка, осекся и замолчал надолго. Слайдер тоже постарался ничем не нарушать паузы, потому что отлично понимал, что на душе у шефа заскребли кошки, и единственное, что ему, Слайдеру, хотелось знать в эту минуту, так это сколько кошек одновременно скребли на душе у Бэррингтона и какой длины были у них когти. Когда крупный мужчина прыгает в воду, то поднявшийся вверх фонтан брызг в следующее мгновенье обрушивается на тех, что помельче. В подобных случаях нужно либо находиться подальше от этого места, либо быть достаточно маленьким, чтобы, не погружаясь в воду, покачиваться на ее поверхности, пока не улягутся волны.
– У нас возникла серьезная проблема, Слайдер, – сказал Бэррингтон и улыбнулся. Правда, улыбка у него получилась такая, что могла показаться приятной лишь самому улыбающемуся, но никак не его собеседнику. Слайдер вообще предпочел бы в этот момент, чтобы между ним и улыбкой начальника была толстая деревянная дверь его кабинета. – Так вот, Слайдер, я остаюсь здесь, – продолжил он. И Слайдер мгновенно уловил то, что стояло за этой фразой Бэррингтона и о чем он, скорее всего, хотел умолчать. «Значит, вопрос все-таки ставился», – подумал он. – Мне нравится вид из окна моего кабинета. Мне нравится окружающая меня в этой комнате обстановка и я не желаю больше, чтобы вы своим ежедневным появлением здесь нарушали эту гармонию.
– Сэр? – твердо произнес Слайдер, меньше всего расположенный в этот момент сносить беспричинные оскорбления в свой адрес.
– Думаю, что, после того что произошло, мы не сможем больше работать вместе. Как бы вы сказали, я думаю, мы с вами не сработались вследствие глубокого несходства наших индивидуальностей. Вы, Слайдер, должен вам это прямо сказать, не тот тип полицейского, которому я отдаю предпочтение. И наконец, я не хочу больше, встречаясь с вами в стенах этого учереждения, вспоминать всякий раз о том глубоком разочаровании в ваших личных и профессиональных качествах, которое еще пришлось испытать в первые дни моей работы на новом месте.
Слайдер предпочел промолчать. И как он вообще мог реагировать на слова шефа, если еще с трудом удавалось сдерживать смех? Он даже не понимал смысла происходящего: была ли это обычная головомойка или его ожидало кое-что посерьезнее, возможно, что и конец всей его карьеры. Короче говоря, для смеха не было никакой причины, при том условии, конечно, что он не был истерическим. Но если посмотреть на дело совсем уж серьезно, так сказать, с точки зрения чистой прагматики, то одну большую оплошность он, Слайдер, все-таки допустил: надо было ему, прежде чем идти на встречу к Бэррингтону, засунуть сзади за штаны учебник потолще.
Бэррингтон, так и не дождавшись, что его жертва отреагирует каким-нибудь естественным для жертвы образом, наклонился над покоившимся на полированной поверхности стола скоросшивателем и нервно перевернул несколько страниц. Слайдер же, предпочтя вообще не смотреть в сторону шефа, сконцентрировался на созерцании портрета его величества и сделал это только потому, что, когда он смотрел на королеву, желания смеяться у него не возникало.
– В вашем личном деле есть упоминание о том, что вы отказались однажды от повышения по службе, объяснив это тем, что вас больше интересует оперативно-розыскная, а не административная работа. Так вот, рад вам сообщить, что теперь у вас есть возможность пересмотреть это решение.
– Сэр? – Желания смеяться больше не было. Дело принимало серьезный оборот, сама жизнь настойчиво стучалась в дверь.
– В Пиннере только что открылась вакансия. Можно сделать так, что вас переведут туда еще до конца этого месяца. Место самое что ни на есть подходящее, и потом, это совсем недалеко от вашего дома. Вы ведь живете в Рюислипе, если я не ошибаюсь?
– Да, сэр.
– Вот видите, как раз на одной дороге.
– Разве плохо? – Слайдер промолчал. – Я не могу приказать, чтобы вы перевелись в Пиннер, и поэтому я лишь настоятельно рекомендую вам это сделать. Тем более, что если вы останетесь у нас, легкой жизни я вам не обещаю. Учтите, я злопамятный. И мстительный.
– Сэр.
– Думаю, и прибавка к зарплате вещь не такая неважная.
– Да, сэр.
– К тому же все мы стареем. Когда-то и в отставку придется выходить.
– Да, сэр.
– Советую с этим не тянуть, – сказал Бэррингтон и затем, возмутившись про себя отсутствием какой-либо реакции со стороны Слайдера, выпроводил его из кабинета короткой фразой: – Это все.
Слайдер вышел, довольный тем, что ему удалось вытерпеть до конца и ни разу не засмеяться risus intactus [12]. Ну и что с того?..
* * *
Реакция Джоанны на рассказ Слайдера была тоже, можно сказать, никакая. Она просто сидела и смотрела на него задумчивым взглядом. «Думает, наверно, что я это нарочно ей рассказал, чтобы ее слегка пошантажировать», – мелькнуло в голове у Слайдера и он тут же едва не запротестовал – уже вслух – против того, что сам только что домыслил за Джоанну. Потому что, и в самом деле, никакого подтекста его рассказ не содержал и самым большим желанием Слайдера, которое он уже видел в своем воображении, было подхватить Джоанну на руки, посадить ее перед собой в седло и, пришпорив коня, умчаться с ней куда-нибудь за горизонт.– Мне до сих пор еще не ясно, как лучше поступить в этой ситуации, – сказал Слайдер, когда окончательно понял, что Джоанна первой говорить не станет.
– Я не могу давать тебе советы, – сказала она.
– Нет, что ты, я об этом и не прошу.
– Как-никак, а это все-таки повышение, – рассудительно заметила Джоанна.
– И прибавка в зарплате тоже вещь немаловажная. Но с другой стороны, в этих расположенных за городом участках дни проходят так утомительно, там такая скучища, а я привык быть постоянно в работе, мне нравится Шеферд-Буш.
Джоанна опустила глаза вниз, а потом их снова подняла.
– Думаю, Айрин будет довольна тем, что ты станешь работать не так далеко от дома.
После этих слов Джоанны то чувство отчаяния, которое Слайдеру удавалось кое-как сдерживать, вдруг с силой прорвалось наружу.
– О, Джо, неужели нам с тобой уже нельзя ни на что надеяться?
Этот вопрос вывел Джоанну из равновесия.
– Ты сам сделал этот выбор! И всегда все зависело только от тебя! Не задавай мне больше подобных вопросов и не смотри такими глазами, как у грустного пса! – Она рванулась из-за столика. – Мне пора уходить, перерыв скоро кончится.
– Постой, Джоанна, не убегай. Одну минуту прошу, не больше. —Она задержалась на месте. Слайдер слегка поднялся вперед и осторожно взял ее за руку. – Джоанна, я без тебя жить не могу. А ты, скажи, ты еще любишь меня?
– Ну конечно же, люблю, дурачок, – сказала она почти что с отчаянием в голосе. – Но ты мне нужен весь, понимаешь? Я не хочу тебя ни с кем делить.
Слайдер сделал протестующий жест.
– Нет, прошу тебя, послушай, я совсем не имел в виду это. Но скажи, если бы я... ну, уладил бы все с Айрин, я мог бы к тебе вернуться?
– Да. Но сначала сделай то, что ты говоришь.
– Я понимаю. И прошу дать мне еще шанс. Или ты уже мне не веришь?
– Должна бы не верить, – сказала она, поднимаясь с места. Слайдер тоже встал, потому что держал ее руку в своей и боялся выпустить. Джоанна взглянула на него с тоской. – Я люблю тебя. И очень тяжело переживаю нашу разлуку. И все остальное, не думай, что мне проще, чем тебе. Спасибо Джиму, что давал иногда поплакать ему в жилетку, и за то еще, что с ним я могла поговорить о тебе. Но пойми, я тебя ни с кем делить не согласна. И если ты не сможешь справиться со всем этим, то лучше нам сейчас сразу расстаться. Не хочу быть больше обманутой.
– Джоанна, я обещаю... – сказал Слайдер. – Жизнь коротка, надо устраивать ее пока есть время.
Джоанна еще раз пристально взглянула на Слайдера и освободила руку из его ладони.
– Спасибо за ленч, – сказала она и, оставив его одного у столика, стала пробираться через зал к выходу с такой решимостью, что у Слайдера не возникло даже мысли за ней последовать.
* * *
Слайдер возвращался домой уверенный, что скоро выход из тупика будет найден, хотя и от серьезной тревоги по этому поводу он до конца еще не избавился. Главное – как он теперь думал – это перестать относиться к Айрин как к пассивной стороне, и обстоятельно обсудить с ней всю проблему. Айрин на удивление спокойно отнеслась к его решению перебраться в пустую спальню, для объяснения которого он привел такие заранее приготовленные им аргументы, как чрезмерные перегрузки на работе и нежелание нарушать ее сон своими поздними приходами и ночными телефонными звонками. Почему бы не допустить тогда, что с таким же спокойствием она отнеслась бы и к тому, о чем он до сих пор не решался ей рассказать?Теперь дети. Что касается детей вообще, то, во-первых, те, кто проводит всякие там исследования, насчет того, например, в какой семье им больше нравится жить, получают обычно такие результаты, какие им заранее хотелось получить. А если говорить конкретно о его, Слайдера, детях, то им и прежде не очень-то часто приходилось видеть в доме своего родителя. Но когда все же он бывал вечером дома, дети либо закрывались в своих комнатах, либо проводили время в гостях у приятелей. Казалось, у них вообще никогда не было желания поговорить со своим отцом, попросить его поиграть с ними или что-нибудь в этом роде. Поэтому, если бы в один прекрасный день Слайдер наконец оставил свою семью, меньше всего это почувствовали бы именно они, его дети. Потому еще, кроме всего прочего, что в школе, где они учились, у многих ребят родители были в разводе.
Развод. Какое холодное, жесткое слово, которое, как ты его не возьми, все равно непривычно вдавливается в кожу своими твердыми гранями. Но раз решение принято, и при том окончательное, то развода не избежать. Если, конечно, Айрин не будет решительно против.
А что если Айрин действительно не даст своего согласия? Нет, это исключено. Потому что не может же вечно существовать этот треугольник. Слайдер по какой-то не совсем понятой ему ассоциации неожиданно вспомнил про Атертона. Джим действительно очень помог ему в последнее время. Но почему он не сказал, что встречался с Джоанной? И вообще, сколько раз он успел побывать в ее квартире с миссией утешителя? Что, он так хорошо к ней относится? А может, тут что-то большее? Нет, глупости. В этом смысле они никогда не проявляли особого интереса друг к другу. Просто у них общий взгляд на мир и читают они одни и те же книги.
Снова начался дождь. Холодный и частый, он проливался беспрерывным потоком из сплошных серых облаков, низко висевших над дорогой. Типично июньское ненастье. Механические дворники ритмичными движениями вправо и влево отгоняли сползавшие по ветровому стеклу вниз мутные струйки дождевой воды с примесью мелких брызг из-под колес двигавшихся в обоих направлениях автомобилей, отчего видимость менялась от почти полной до почти нулевой. Нечто подобное происходило и в голове Слайдера: он склонялся то к одному, то к другому варианту. Единственным утешением в такой ситуации, что и успокаивало в какой-то мере Слайдера, было то, что до дома ему оставалось совсем недалеко.
Он свернул с шоссе на свою улицу, где в ряду с такими же курятниками, выстроенными в стиле загородных домов, находилось и его собственное жилище, давно уже не вызывавшее у него никаких теплых чувств. Подъехав к самому дому, первое, что увидел Слайдер, был чей-то автомобиль, припаркованный прямо напротив гаража, что не могло не вызвать у него сильного раздражения. Во-первых, потому что это вынуждало Слайдера оставить свою машину на проезжей части и по мокрой от дождя дорожке проделать довольно длинный путь до входной двери; а во-вторых, ему вообще не нравилось, заходя в свой дом, обнаруживать в нем каких-то неожиданных гостей. Слайдер должен был знать о готовящемся посещении заранее, чтобы успеть настроиться на встречу с тем или иным человеком.
Выйдя из машины под дождь, сыпавшийся с затянутого серым брезентом неба, Слайдер повнимательнее пригляделся к незнакомому автомобилю и сразу же обнаружил, что это машина Эрни. От такого открытия Слайдеру сделалось и вовсе не по себе. Ведь он знал Эрни как напыщенного зануду и всегда искренне удивлялся, почему Айрин находит столь привлекательным для себя общество такого малосимпатичного человека. Слайдер, сокращая путь до двери, пробежал по мокрой траве, вошел в прихожую и, встав на половик, отряхнулся совсем так же, как это делают собаки, когда с дождя заходят в помещение. И тут же из гостиной до него донесся голос Айрин:
– Билл, это ты?
– Да, – отозвался он из прихожей. Глупый вопрос. Кто же еще это мог быть, как не он? Но приходилось сдерживать свое раздражение, потому что сегодня как раз он собирался обходиться с Айрин как можно деликатнее. Слайдер кое-как пригладил рукой свои мокрые волосы и вошел в гостиную, дав себе слово, что будет предельно любезен с гостем, чего бы это ему не стоило. Мягкий, благодушный Эрни сидел в кресле лицом в входящему и был похож на большой полуодушевленный пудинг. Айрин стояла посреди комнаты и выглядела взволнованной – возможно, опасаясь, что Слайдер будет груб с гостем. Совершенно напрасные опасения, когда человек приготовился играть роль радушного хозяина.
– Привет, – сказал Слайдер, обращаясь к Айрин. И сразу за этим: – Привет, Эрни. Рад тебя видеть.
Гость, в ответ на приветствие, как-то странно ухмыльнулся, а супруга Слайдера была, похоже, чем-то недовольна.
– Хорошо, что ты рано пришел сегодня домой, – проговорила Айрин, почти не глядя в его сторону. – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Точнее, нам нужно с тобой поговорить.
– Ты сказала «нам», – удивился Слайдер.
– Да, нам с Эрни, – сказала Айрин.