Страница:
В дальнем углу находилась мойка с газовой водогрейной колонкой, а также мраморный столик с одной конфоркой – остальное пространство занимали кружки, ложки и старые банки из-под кофе.
Оказавшись в этой комнате, Слайдер ощутил, как его переполняет грустное, ностальгическое чувство. Если не обращать внимания на беспорядок, эта комната как две капли воды была похожа на ту, в которой они с Айрин жили в первое время после свадьбы. И даже пахло здесь тем же: ковровой пылью и супом из помидоров. На такой вот одноконфорочной плите он готовил своей невесте экзотические блюда, которые они, забравшись с ногами на кровать, поедали прямо из кастрюли суповыми ложками.
Однако пора было оставить воспоминания о доисторических временах и возвратиться в настоящее. Тем более, что нужно было срочно успокоить Мэнди, которая, испытывая попеременно чувства страха и возмущения, переводила свой взгляд с Атертона на Слайдера и обратно, внутренне сокрушаясь по поводу того, как ловко ее провели. Но когда отеческое внимание инспектора и очевидная безобидность Атертона, изображать которую он научился в результате многолетней работы над собой, расположили наконец Мэнди к ее непрошенным гостям, она оказалась одновременно и любопытной, и разговорчивой. Моментально забыв о пережитом только что страхе, она взгромоздилась на кровать, подогнув под себя одну ногу, и постаралась не упустить возможность так здорово потрепаться.
– Конечно же, он голубой. Я сразу это поняла. А вот моя соседка Морин, когда поселилась здесь, в первое время сама старалась с ним подружиться. Она думала, что он сможет приносить нам разную жратву, понимаете, рыбу там, картошку, еще что-нибудь. Но я ей растолковала, что это нам ни к чему. И в самом деле, пока он дойдет до дома, еда успеет остыть. Хотя у нее в комнате есть плита с духовкой и мы могли бы там все разогреть. Но я не люблю подогретую рыбу и жареную картошку. К тому же, когда он возвращается домой, мы обычно заняты. И еще этот запах жареного, который прилипает буквально ко всему. Меня вообще от него воротит. А вы как считаете?
Она остановилась, очевидно готовясь услышать ответ на свой вопрос. Атертон взглянул на шефа, малодушно предоставляя ему право поддержать разговор. Что тот и сделал.
Мэнди кивнула головой, отмечая переход на доверительные отношения с собеседниками.
– Я хочу сказать, что когда Ронни возвращается с работы, он приносит на своей одежде весь этот ужасный запах жареного, которым от него разит буквально за милю. Нет, он совсем неплохой парень, а что касается некоторых наклонностей, то у меня вообще нет никаких предрассудков... и тем не менее, я бы ни за что не согласилась на такую работу. Мне нравится, чтобы все было элегантно. – Она с видимым удовольствием огляделась по сторонам.
– У вас действительно очень уютная обстановка, – дипломатично заметил Слайдер.
Мэнди была по-настоящему польщена.
– Здесь и в самом деле неплохо. До того, как тут поселиться, я побывала в самых разных местах, но они ни в какое сравнение не идут с этим. Кэтрин, наша хозяйка, приходит каждый день и все убирает. И нужно честно сказать, благодаря ее стараниям в доме образцовый порядок.
– А она ничего не имеет против ваших... э... гостей? – спросил Атертон.
– Но ей-то что за дело? Дом же не ее собственность. Он принадлежит одному очень богатому господину, который живет в огромном особняке в Чорливуде. Что для него наши деньги? Поэтому и плата за проживание здесь такая умеренная. Ему нужно только, чтобы покрывались расходы на содержание дома. Так мне сама Кэтрин говорила. А еще она сказала, что он приобрел это здание, чтобы вложить деньги в недвижимость, неважно в какую. Когда я впервые пришла сюда снять комнату, Кэтрин сказала, что место здесь спокойное и что хозяину безразлично, чем каждый из нас занимается, лишь бы не было неприятностей. И как видите, все тихо, – подчеркнула Мэнди. – Потому что, скажу вам откровенно, нам самим меньше всего нужны проблемы.
– Конечно, не нужны, – поддержал ее Слайдер. – Но давайте вернемся к Слотеру. Скажите, он давно здесь живет?
– О! Можно сказать, целую вечность. Так, я здесь уже три года, а он поселился еще раньше. Мы, выходит, сейчас тут главные старожилы. Но вообще, в этом доме жильцы часто сменяются: всегда кто-то приезжает, а кто-то уезжает. Некоторые останавливаются всего на несколько недель, и про них обычно трудно сказать, когда они бывают дома. Но вот мы с Морин, и еще Ким, его комната в внизу, мы тут уже порядочно. – Вы часто видитесь с мистером Слотером?
– Как сказать. Он целый день на работе и все такое, но мы здороваемся, когда встречаемся на лестнице. Несколько раз я была у него в комнате: заходила на чашку чая, да и просто поболтать. – Слайдеру ясно представилось, кто из них болтал. – Он ведь не из тех мужчин, что могут вдохновлять – вы понимаете, что я имею в виду, – но человек он неплохой.
– У него вообще-то есть друзья? – спросил Атертон. – Кто-нибудь приходит к нему?
– Скорее всего, нет. Не часто. – На ее лице появилось такое выражение, как будто ей нетерпелось сообщить нечто конфиденциальное. – Бывает, он снимет кого-нибудь и приведет к себе, но их ведь друзьями не назовешь.
– И часто ему удается найти партнера?
– Нет, не часто. Он же далеко не «мистер мира». А все как-то находит. Правда, я не видела, чтобы кто-то поднимался к нему второй раз. Но так оно всегда и бывает...
– А вчера вечером к нему кто-нибудь приходил? – как бы невзначай поинтересовался Слайдер.
Но женщина все равно насторожилась.
– Мне бы не хотелось обсуждать личную жизнь Ронни у него за спиной. Скажите лучше прямо, что он совершил?
– Дело в том, что мне неизвестно пока, совершил ли он что-то вообще. К сожалению, я не могу вдаваться в подробности. Но в данный момент меня больше всего заботит его алиби. А тот, кто был вчера с ним, мог бы подтвердить...
– Ну, тогда все в порядке, – успокоилась она. – Мне бы не хотелось, чтобы он пострадал по моей вине. Но если вы действительно хотите ему помочь, то я скажу. У него на самом деле был какой-то гость. Когда я выходила из ванной, они как раз поднимались по лестнице. Наша ванная комната находится на один лестничный пролет ниже, поэтому мы некоторое время шли вместе: я впереди, а они за мной. А около моей двери они меня обогнали.
– Вы не вспомните в котором часу это было?
– О, сейчас трудно сказать. Но наверно, этак в полдвенадцатого, а может, и без четверти двенадцать. За точность не могу поручиться.
– А как выглядел тот, другой человек?
– Я не успела к нему присмотреться. Помню только, что он был молодой и изящный. Ронни-то, вы знаете, какой из себя. Вот я и подумала, что ему повезло: снял где-то такого привлекательного парня.
– Как он был одет?
– Кто? А, тот другой? На нем была кожаная куртка с белым воротником и джинсы, кажется. Лицо я не рассмотрела, – добавила она, как бы предупреждая возможный вопрос.
– Когда мы поднимались по лестнице, то мне его почти не было видно из-за Ронни. При повторной встрече я бы его не узнала.
– Где Ронни мог его снять? – спросил Атертон.
– В каком-нибудь пабе, где тусуются голубые. Естественно, я никогда об этом не спрашивала. Знаю только, что он ходит в «Эрл Корт» на улице Коулхерн. Ну и конечно в «Билл» – это в Голландском парке, совсем недалеко от нас. Значит, либо там, либо там. Но точно я не могу сказать.
– Он часто проводит время вне дома?
– Я бы не сказала. Он ведь закрывает бар вечером не раньше одиннадцати. Значит, остаются только воскресенье и понедельник. Но в воскресенье он, как правило, сидит дома.
– Какие развлечения он все же предпочитает?
– Мне кажется, он вообще обходится без развлечений. Смотрит только телевизор у себя в комнате или музыку крутит. – Она скривила губы. – Джима Ривеса. Мне тут все слышно, если рядом не шумят. Комната Ронни как раз надо мной. Или еще Долли Партон. Я это «кантри» просто ненавижу. Тванг-тванг-тванг... – ошизеть можно!
– Он включал музыку вчера вечером? – спросил Слайдер.
– Включал. Да к тому же на полную катушку. Мне показалось, что там танцуют, потому что было слышно, как они шаркали ногами. Ну а потом... – Она вдруг замолкла и с опаской взглянула на Слайдера.
– Что потом? Продолжайте. Это может быть очень важно.
– Ну хорошо. Какое-то время они там отплясывали, горланили... короче, веселились, как могли. Потом музыка вдруг оборвалась и стали слышны их голоса. Но они тут же поставили новую кассету, и музыка опять все заглушила.
– Может, вам удалось разобрать, о чем они спорили? – Она отрицательно покачала головой. – Когда гость уходил, вам это было слышно?
– Ну да. В час, примерно, или что-то около того. Я в этот момент как раз была занята, – добавила она уклончиво. – Они разговаривали, спускаясь по лестнице.
– Вы уверены, что это были они, а не кто-то еще?
– Больше некому. Потому что вторая комната наверху сейчас свободна. Раньше в ней жил один человек, китаец, но он съехал.
– Китаец?
Она опять пожала плечами.
– А мы здесь уже привыкли к китайцам. Не знаю, правда, что они тут делают, но и против ничего не имею. Главное, что от них никакого беспокойства. И шума никакого. Даже не знаешь, дома они или нет.
– Значит, Ронни и его приятель вышли из дома вместе? – спросил Атертон.
– Поладили, наверное, – сказала она с надеждой в голосе.
– А вы слышали, как Ронни потом вернулся? – спросил Слайдер.
– Это было не раньше четырех утра. Я слышала, как он вернулся, но что было потом, не знаю, потому что заснула. А вот уже утром, часиков так в семь, слышала, как Ронни возился в ванной комнате. Выходит, он в конце концов вернулся, не так ли?
Комната Ронни Слотера была меньшего размера, чем у Мэнди. Но казалась более просторной, потому что в ней стояла одноместная кровать. А в остальном обстановка ничем на отличалась. Правда, сразу же бросалось в глаза, что данное жилище имеет вид монастырской кельи. Постель была заправлена почти что идеально. Белое вышитое покрывало аккуратно сложено и подоткнуто под загнутые кверху края простыни и под подушку с тщательно разглаженной наволочкой. Никаких посторонних предметов на кровати не было. Строгий порядок, царивший во всей комнате, несколько нарушали лишь столовые приборы: кружка, тарелка, да нож с вилкой, оставленные сушиться на мраморном столике рядом с конфоркой. Зато мойка сверкала чистотой, а на подоконнике находился освежитель воздуха, наполнявший комнату едва ощутимым искусственным ароматом персика.
На каминной доске стояли дешевые кварцевые часы, из тех, что пассажиры обычно берут с собой в дорогу. Рядом с часами, в рамке была фотография самого Слотера, но на ней он выглядел гораздо моложе. Ронни стоял, обнимая одной рукой какую-то пожилую женщину, на фоне небольшого – летнего домика. «Наверняка это его горячо любимая мать», – подумал Слайдер. Зеркало над камином не имело никакого обрамления, а вот на стенах висели четыре любительские картинки в рамках. На них были изображены дамы в кринолине, материалом для которого послужили серебристые обертки от конфет. Слайдер даже невольно встряхнул головой: не почудилось ли? Он помнил повальное увлечение такими картинками, но с тех пор прошло слишком много лет, и глупо было бы приписывать авторство Слотеру. Скорее всего, их подарила ему родная, горячо любимая мама.
В целом, имущество Ронни отличалось крайней скудностью, хотя и содержалось в образцовом порядке. Определенный интерес вызывал разве что находившийся под кроватью чемодан, в котором хранилась стопка порнографических журналов гомосексуальной ориентации, шейный платок в красный горошек и широкий пояс из толстой кожи с таким количеством металлических заклепок, что под его тяжестью любые брюки сползли бы до колен.
– А где же тут коллекция скальпов? – разочарованно произнес Атертон. – Я-то готовился увидеть их развешанными по стенам: глядите, мол, как умеет мстить старый холостяк за свою неустроенную жизнь.
– Действительно, ничто не указывает на какие-либо патологические наклонности, – согласился Слайдер.
– Я теряюсь в догадках, – сказал Атертон, заглядывая в выдвижной ящик. – Все как-то слишком опрятно. Он даже носки свои хранит аккуратно сложенными. Вот где патология!
– Однако что-то странное в этой комнате все же есть, – монотонно проговорил Слайдер, сосредоточившись на деталях обстановки, для чего ему пришлось отпустить сцепление в мыслительном аппарате.
– А тебе до сих пор не ясно? Ну скажи на милость, какой нормальный мужчина станет утюжить свои подштанники!
Слайдер пропустил мимо ушей и это наблюдение своего друга.
– Здесь нет ничего, что можно было бы читать: ни книг, ни газет, ни даже журналов. – Если не принимать в расчет тех, что в чемодане.
– Но их же не читают, а только смотрят.
– Интересно, как он узнает программу телепередач, если не покупает «ТВ Таймс»? – заметил Атертон.
– Нет ни дневника, ни писем, ни счетов... – сказал Слайдер, покачав головой. – Конечно, если задаться такой целью, то можно, наверно, обойтись без всего этого. Только зачем?
– Никаких образцов письменности. Постой, неужели ты полагаешь?..
– Не знак1. Но ведь на самом деле странно. – Слайдер заглянул в шкаф. Все вещи выглядели очень чистыми и располагались в строгом порядке. Несколько портила общее впечатление только пара кроссовок, которые, как бы из уважения к общепринятой норме, были основательно запачканы. – Все это надо бы упаковать и отправить на проверку, но мне почему-то не верится, что хоть одна из этих вещей принадлежала жертве.
– Вообще, здесь нет ничего, что могло бы ассоциироваться со вчерашним кошмаром, – начал Атертон, но Слайдер остановил его, положив руку ему на предплечье.
С лестницы донесся звук шагов поднимающегося вверх человека. Детективы, как по команде, повернулись в сторону раскрытой двери. В поле зрения, ограниченном дверным проемом, постепенно вырастала женская фигура. Слайдер и Атертон молча наблюдали за приближающейся незнакомкой. Это была женщина средних лет с черными крашеными волосами под перманентом. На ней был нейлоновый комбинезон зеленого цвета, из оттопыренного кармана которого торчал уголок желтой тряпки. Женщина не торопясь переставляла ноги в мягких домашних туфлях. В ушах у нее были серьги в виде покрытых эмалью листиков клевера, у которых было не три, а четыре лепестка. Уголком рта она зажимала сигарету, и ее правый глаз буквально не находил себе места, спасаясь от табачного дыма. Женщина несла джинсы, перекинув их через согнутую в локте руку.
Так как затяжной подъем ей давался, видимо, не легко, она с шумом вдыхала и выдыхала воздух, сосредоточив все свое внимание на ступеньках. Вот почему она не замечала поджидавших ее незнакомых мужчин, пока едва не столкнулась с ними. А когда наконец их увидела прямо перед собой, то вздрогнула от неожиданности и на всякий случай завопила, прижимая к груди сложенные пополам джинсы и балансируя на самом краю скользкой ступеньки.
– Только не пугайтесь, – проговорил Слайдер, шагнув ей навстречу. Малейшее неосторожное движение на скользкой лестнице грозило потерявшей самообладание женщине фатальными последствиями.
– Кто вы такие? – прошипела она, стараясь не выронить сигарету изо рта. – Христос-младенец! Вы меня чуть не до смерти напугали.
– Прошу прощения, – сказал Слайдер, – у нас и в мыслях не было вас пугать.
После того, как ей были предъявлены удостоверения детективов, она продолжала смотреть на них с подозрением, переводя взгляд с одного на другого.
– Что вы делаете в комнате Ронни? Как вам удалось открыть дверь?
– С помощью вот этого ключа, – ответил Слайдер, демонстрируя для убедительности, чем он отпирал замок. – А вы, наверно, хозяйка, миссис?..
– Салливэн. Миссис Кэтрин Салливэн. Я управляю всем этим хозяйством уже десять лет, можете спросить любого, – сказала она с таким выражением, как если бы речь шла о служебной характеристике. – Ронни Слотер положительный молодой человек, работящий и тихий. Только не говорите, что он влип в какую-то историю – все равно не поверю.
– Мы тоже надеемся, что это не так. Вот и пришли, чтобы разобраться. – Он взглянул на джинсы, висевшие на руке хозяйки. – Это, случайно, не его штаны?
– Да, его. Ронни постирал их в ванной комнате и оставил там сушиться. Ну а я решила, что ему будет приятно увидеть их у себя в комнате. А уборку у него я уже закончила. Да там и убирать нечего – Ронни самый чистоплотный человек из всех, кого я знаю. Такое редко встретишь среди мужчин, не в обиду будь сказано. Я дважды была замужем и знаю, о чем говорю. И почему это бог создал мужчин такими неопрятными?
– Слотер всегда стирает свои вещи в ванной?
– Нет, конечно. Хотя я давно разрешила. Но Ронни предпочитает почему-то автоматическую прачечную и ходит туда утром по воскресным дням. Наверно, так удобнее. Тем более, что вещей у него совсем немного. – Она слегка приподняла руку с перекинутыми через нее джинсами, как бы чему-то удивляясь. – Странно как-то. А может, он пролил на них что-нибудь? Но зато как отстирал – ни одного пятнышка не видно.
За спиной Слайдера раздались звуки фанфары. Но это ему только показалось, потому что у Атертона не было с собой никакого музыкального инструмента. Слайдер протянул руку вперед.
– Позвольте... – сказал он как можно вежливее.
Глава четвертая
Оказавшись в этой комнате, Слайдер ощутил, как его переполняет грустное, ностальгическое чувство. Если не обращать внимания на беспорядок, эта комната как две капли воды была похожа на ту, в которой они с Айрин жили в первое время после свадьбы. И даже пахло здесь тем же: ковровой пылью и супом из помидоров. На такой вот одноконфорочной плите он готовил своей невесте экзотические блюда, которые они, забравшись с ногами на кровать, поедали прямо из кастрюли суповыми ложками.
Однако пора было оставить воспоминания о доисторических временах и возвратиться в настоящее. Тем более, что нужно было срочно успокоить Мэнди, которая, испытывая попеременно чувства страха и возмущения, переводила свой взгляд с Атертона на Слайдера и обратно, внутренне сокрушаясь по поводу того, как ловко ее провели. Но когда отеческое внимание инспектора и очевидная безобидность Атертона, изображать которую он научился в результате многолетней работы над собой, расположили наконец Мэнди к ее непрошенным гостям, она оказалась одновременно и любопытной, и разговорчивой. Моментально забыв о пережитом только что страхе, она взгромоздилась на кровать, подогнув под себя одну ногу, и постаралась не упустить возможность так здорово потрепаться.
– Конечно же, он голубой. Я сразу это поняла. А вот моя соседка Морин, когда поселилась здесь, в первое время сама старалась с ним подружиться. Она думала, что он сможет приносить нам разную жратву, понимаете, рыбу там, картошку, еще что-нибудь. Но я ей растолковала, что это нам ни к чему. И в самом деле, пока он дойдет до дома, еда успеет остыть. Хотя у нее в комнате есть плита с духовкой и мы могли бы там все разогреть. Но я не люблю подогретую рыбу и жареную картошку. К тому же, когда он возвращается домой, мы обычно заняты. И еще этот запах жареного, который прилипает буквально ко всему. Меня вообще от него воротит. А вы как считаете?
Она остановилась, очевидно готовясь услышать ответ на свой вопрос. Атертон взглянул на шефа, малодушно предоставляя ему право поддержать разговор. Что тот и сделал.
Мэнди кивнула головой, отмечая переход на доверительные отношения с собеседниками.
– Я хочу сказать, что когда Ронни возвращается с работы, он приносит на своей одежде весь этот ужасный запах жареного, которым от него разит буквально за милю. Нет, он совсем неплохой парень, а что касается некоторых наклонностей, то у меня вообще нет никаких предрассудков... и тем не менее, я бы ни за что не согласилась на такую работу. Мне нравится, чтобы все было элегантно. – Она с видимым удовольствием огляделась по сторонам.
– У вас действительно очень уютная обстановка, – дипломатично заметил Слайдер.
Мэнди была по-настоящему польщена.
– Здесь и в самом деле неплохо. До того, как тут поселиться, я побывала в самых разных местах, но они ни в какое сравнение не идут с этим. Кэтрин, наша хозяйка, приходит каждый день и все убирает. И нужно честно сказать, благодаря ее стараниям в доме образцовый порядок.
– А она ничего не имеет против ваших... э... гостей? – спросил Атертон.
– Но ей-то что за дело? Дом же не ее собственность. Он принадлежит одному очень богатому господину, который живет в огромном особняке в Чорливуде. Что для него наши деньги? Поэтому и плата за проживание здесь такая умеренная. Ему нужно только, чтобы покрывались расходы на содержание дома. Так мне сама Кэтрин говорила. А еще она сказала, что он приобрел это здание, чтобы вложить деньги в недвижимость, неважно в какую. Когда я впервые пришла сюда снять комнату, Кэтрин сказала, что место здесь спокойное и что хозяину безразлично, чем каждый из нас занимается, лишь бы не было неприятностей. И как видите, все тихо, – подчеркнула Мэнди. – Потому что, скажу вам откровенно, нам самим меньше всего нужны проблемы.
– Конечно, не нужны, – поддержал ее Слайдер. – Но давайте вернемся к Слотеру. Скажите, он давно здесь живет?
– О! Можно сказать, целую вечность. Так, я здесь уже три года, а он поселился еще раньше. Мы, выходит, сейчас тут главные старожилы. Но вообще, в этом доме жильцы часто сменяются: всегда кто-то приезжает, а кто-то уезжает. Некоторые останавливаются всего на несколько недель, и про них обычно трудно сказать, когда они бывают дома. Но вот мы с Морин, и еще Ким, его комната в внизу, мы тут уже порядочно. – Вы часто видитесь с мистером Слотером?
– Как сказать. Он целый день на работе и все такое, но мы здороваемся, когда встречаемся на лестнице. Несколько раз я была у него в комнате: заходила на чашку чая, да и просто поболтать. – Слайдеру ясно представилось, кто из них болтал. – Он ведь не из тех мужчин, что могут вдохновлять – вы понимаете, что я имею в виду, – но человек он неплохой.
– У него вообще-то есть друзья? – спросил Атертон. – Кто-нибудь приходит к нему?
– Скорее всего, нет. Не часто. – На ее лице появилось такое выражение, как будто ей нетерпелось сообщить нечто конфиденциальное. – Бывает, он снимет кого-нибудь и приведет к себе, но их ведь друзьями не назовешь.
– И часто ему удается найти партнера?
– Нет, не часто. Он же далеко не «мистер мира». А все как-то находит. Правда, я не видела, чтобы кто-то поднимался к нему второй раз. Но так оно всегда и бывает...
– А вчера вечером к нему кто-нибудь приходил? – как бы невзначай поинтересовался Слайдер.
Но женщина все равно насторожилась.
– Мне бы не хотелось обсуждать личную жизнь Ронни у него за спиной. Скажите лучше прямо, что он совершил?
– Дело в том, что мне неизвестно пока, совершил ли он что-то вообще. К сожалению, я не могу вдаваться в подробности. Но в данный момент меня больше всего заботит его алиби. А тот, кто был вчера с ним, мог бы подтвердить...
– Ну, тогда все в порядке, – успокоилась она. – Мне бы не хотелось, чтобы он пострадал по моей вине. Но если вы действительно хотите ему помочь, то я скажу. У него на самом деле был какой-то гость. Когда я выходила из ванной, они как раз поднимались по лестнице. Наша ванная комната находится на один лестничный пролет ниже, поэтому мы некоторое время шли вместе: я впереди, а они за мной. А около моей двери они меня обогнали.
– Вы не вспомните в котором часу это было?
– О, сейчас трудно сказать. Но наверно, этак в полдвенадцатого, а может, и без четверти двенадцать. За точность не могу поручиться.
– А как выглядел тот, другой человек?
– Я не успела к нему присмотреться. Помню только, что он был молодой и изящный. Ронни-то, вы знаете, какой из себя. Вот я и подумала, что ему повезло: снял где-то такого привлекательного парня.
– Как он был одет?
– Кто? А, тот другой? На нем была кожаная куртка с белым воротником и джинсы, кажется. Лицо я не рассмотрела, – добавила она, как бы предупреждая возможный вопрос.
– Когда мы поднимались по лестнице, то мне его почти не было видно из-за Ронни. При повторной встрече я бы его не узнала.
– Где Ронни мог его снять? – спросил Атертон.
– В каком-нибудь пабе, где тусуются голубые. Естественно, я никогда об этом не спрашивала. Знаю только, что он ходит в «Эрл Корт» на улице Коулхерн. Ну и конечно в «Билл» – это в Голландском парке, совсем недалеко от нас. Значит, либо там, либо там. Но точно я не могу сказать.
– Он часто проводит время вне дома?
– Я бы не сказала. Он ведь закрывает бар вечером не раньше одиннадцати. Значит, остаются только воскресенье и понедельник. Но в воскресенье он, как правило, сидит дома.
– Какие развлечения он все же предпочитает?
– Мне кажется, он вообще обходится без развлечений. Смотрит только телевизор у себя в комнате или музыку крутит. – Она скривила губы. – Джима Ривеса. Мне тут все слышно, если рядом не шумят. Комната Ронни как раз надо мной. Или еще Долли Партон. Я это «кантри» просто ненавижу. Тванг-тванг-тванг... – ошизеть можно!
– Он включал музыку вчера вечером? – спросил Слайдер.
– Включал. Да к тому же на полную катушку. Мне показалось, что там танцуют, потому что было слышно, как они шаркали ногами. Ну а потом... – Она вдруг замолкла и с опаской взглянула на Слайдера.
– Что потом? Продолжайте. Это может быть очень важно.
– Ну хорошо. Какое-то время они там отплясывали, горланили... короче, веселились, как могли. Потом музыка вдруг оборвалась и стали слышны их голоса. Но они тут же поставили новую кассету, и музыка опять все заглушила.
– Может, вам удалось разобрать, о чем они спорили? – Она отрицательно покачала головой. – Когда гость уходил, вам это было слышно?
– Ну да. В час, примерно, или что-то около того. Я в этот момент как раз была занята, – добавила она уклончиво. – Они разговаривали, спускаясь по лестнице.
– Вы уверены, что это были они, а не кто-то еще?
– Больше некому. Потому что вторая комната наверху сейчас свободна. Раньше в ней жил один человек, китаец, но он съехал.
– Китаец?
Она опять пожала плечами.
– А мы здесь уже привыкли к китайцам. Не знаю, правда, что они тут делают, но и против ничего не имею. Главное, что от них никакого беспокойства. И шума никакого. Даже не знаешь, дома они или нет.
– Значит, Ронни и его приятель вышли из дома вместе? – спросил Атертон.
– Поладили, наверное, – сказала она с надеждой в голосе.
– А вы слышали, как Ронни потом вернулся? – спросил Слайдер.
– Это было не раньше четырех утра. Я слышала, как он вернулся, но что было потом, не знаю, потому что заснула. А вот уже утром, часиков так в семь, слышала, как Ронни возился в ванной комнате. Выходит, он в конце концов вернулся, не так ли?
Комната Ронни Слотера была меньшего размера, чем у Мэнди. Но казалась более просторной, потому что в ней стояла одноместная кровать. А в остальном обстановка ничем на отличалась. Правда, сразу же бросалось в глаза, что данное жилище имеет вид монастырской кельи. Постель была заправлена почти что идеально. Белое вышитое покрывало аккуратно сложено и подоткнуто под загнутые кверху края простыни и под подушку с тщательно разглаженной наволочкой. Никаких посторонних предметов на кровати не было. Строгий порядок, царивший во всей комнате, несколько нарушали лишь столовые приборы: кружка, тарелка, да нож с вилкой, оставленные сушиться на мраморном столике рядом с конфоркой. Зато мойка сверкала чистотой, а на подоконнике находился освежитель воздуха, наполнявший комнату едва ощутимым искусственным ароматом персика.
На каминной доске стояли дешевые кварцевые часы, из тех, что пассажиры обычно берут с собой в дорогу. Рядом с часами, в рамке была фотография самого Слотера, но на ней он выглядел гораздо моложе. Ронни стоял, обнимая одной рукой какую-то пожилую женщину, на фоне небольшого – летнего домика. «Наверняка это его горячо любимая мать», – подумал Слайдер. Зеркало над камином не имело никакого обрамления, а вот на стенах висели четыре любительские картинки в рамках. На них были изображены дамы в кринолине, материалом для которого послужили серебристые обертки от конфет. Слайдер даже невольно встряхнул головой: не почудилось ли? Он помнил повальное увлечение такими картинками, но с тех пор прошло слишком много лет, и глупо было бы приписывать авторство Слотеру. Скорее всего, их подарила ему родная, горячо любимая мама.
В целом, имущество Ронни отличалось крайней скудностью, хотя и содержалось в образцовом порядке. Определенный интерес вызывал разве что находившийся под кроватью чемодан, в котором хранилась стопка порнографических журналов гомосексуальной ориентации, шейный платок в красный горошек и широкий пояс из толстой кожи с таким количеством металлических заклепок, что под его тяжестью любые брюки сползли бы до колен.
– А где же тут коллекция скальпов? – разочарованно произнес Атертон. – Я-то готовился увидеть их развешанными по стенам: глядите, мол, как умеет мстить старый холостяк за свою неустроенную жизнь.
– Действительно, ничто не указывает на какие-либо патологические наклонности, – согласился Слайдер.
– Я теряюсь в догадках, – сказал Атертон, заглядывая в выдвижной ящик. – Все как-то слишком опрятно. Он даже носки свои хранит аккуратно сложенными. Вот где патология!
– Однако что-то странное в этой комнате все же есть, – монотонно проговорил Слайдер, сосредоточившись на деталях обстановки, для чего ему пришлось отпустить сцепление в мыслительном аппарате.
– А тебе до сих пор не ясно? Ну скажи на милость, какой нормальный мужчина станет утюжить свои подштанники!
Слайдер пропустил мимо ушей и это наблюдение своего друга.
– Здесь нет ничего, что можно было бы читать: ни книг, ни газет, ни даже журналов. – Если не принимать в расчет тех, что в чемодане.
– Но их же не читают, а только смотрят.
– Интересно, как он узнает программу телепередач, если не покупает «ТВ Таймс»? – заметил Атертон.
– Нет ни дневника, ни писем, ни счетов... – сказал Слайдер, покачав головой. – Конечно, если задаться такой целью, то можно, наверно, обойтись без всего этого. Только зачем?
– Никаких образцов письменности. Постой, неужели ты полагаешь?..
– Не знак1. Но ведь на самом деле странно. – Слайдер заглянул в шкаф. Все вещи выглядели очень чистыми и располагались в строгом порядке. Несколько портила общее впечатление только пара кроссовок, которые, как бы из уважения к общепринятой норме, были основательно запачканы. – Все это надо бы упаковать и отправить на проверку, но мне почему-то не верится, что хоть одна из этих вещей принадлежала жертве.
– Вообще, здесь нет ничего, что могло бы ассоциироваться со вчерашним кошмаром, – начал Атертон, но Слайдер остановил его, положив руку ему на предплечье.
С лестницы донесся звук шагов поднимающегося вверх человека. Детективы, как по команде, повернулись в сторону раскрытой двери. В поле зрения, ограниченном дверным проемом, постепенно вырастала женская фигура. Слайдер и Атертон молча наблюдали за приближающейся незнакомкой. Это была женщина средних лет с черными крашеными волосами под перманентом. На ней был нейлоновый комбинезон зеленого цвета, из оттопыренного кармана которого торчал уголок желтой тряпки. Женщина не торопясь переставляла ноги в мягких домашних туфлях. В ушах у нее были серьги в виде покрытых эмалью листиков клевера, у которых было не три, а четыре лепестка. Уголком рта она зажимала сигарету, и ее правый глаз буквально не находил себе места, спасаясь от табачного дыма. Женщина несла джинсы, перекинув их через согнутую в локте руку.
Так как затяжной подъем ей давался, видимо, не легко, она с шумом вдыхала и выдыхала воздух, сосредоточив все свое внимание на ступеньках. Вот почему она не замечала поджидавших ее незнакомых мужчин, пока едва не столкнулась с ними. А когда наконец их увидела прямо перед собой, то вздрогнула от неожиданности и на всякий случай завопила, прижимая к груди сложенные пополам джинсы и балансируя на самом краю скользкой ступеньки.
– Только не пугайтесь, – проговорил Слайдер, шагнув ей навстречу. Малейшее неосторожное движение на скользкой лестнице грозило потерявшей самообладание женщине фатальными последствиями.
– Кто вы такие? – прошипела она, стараясь не выронить сигарету изо рта. – Христос-младенец! Вы меня чуть не до смерти напугали.
– Прошу прощения, – сказал Слайдер, – у нас и в мыслях не было вас пугать.
После того, как ей были предъявлены удостоверения детективов, она продолжала смотреть на них с подозрением, переводя взгляд с одного на другого.
– Что вы делаете в комнате Ронни? Как вам удалось открыть дверь?
– С помощью вот этого ключа, – ответил Слайдер, демонстрируя для убедительности, чем он отпирал замок. – А вы, наверно, хозяйка, миссис?..
– Салливэн. Миссис Кэтрин Салливэн. Я управляю всем этим хозяйством уже десять лет, можете спросить любого, – сказала она с таким выражением, как если бы речь шла о служебной характеристике. – Ронни Слотер положительный молодой человек, работящий и тихий. Только не говорите, что он влип в какую-то историю – все равно не поверю.
– Мы тоже надеемся, что это не так. Вот и пришли, чтобы разобраться. – Он взглянул на джинсы, висевшие на руке хозяйки. – Это, случайно, не его штаны?
– Да, его. Ронни постирал их в ванной комнате и оставил там сушиться. Ну а я решила, что ему будет приятно увидеть их у себя в комнате. А уборку у него я уже закончила. Да там и убирать нечего – Ронни самый чистоплотный человек из всех, кого я знаю. Такое редко встретишь среди мужчин, не в обиду будь сказано. Я дважды была замужем и знаю, о чем говорю. И почему это бог создал мужчин такими неопрятными?
– Слотер всегда стирает свои вещи в ванной?
– Нет, конечно. Хотя я давно разрешила. Но Ронни предпочитает почему-то автоматическую прачечную и ходит туда утром по воскресным дням. Наверно, так удобнее. Тем более, что вещей у него совсем немного. – Она слегка приподняла руку с перекинутыми через нее джинсами, как бы чему-то удивляясь. – Странно как-то. А может, он пролил на них что-нибудь? Но зато как отстирал – ни одного пятнышка не видно.
За спиной Слайдера раздались звуки фанфары. Но это ему только показалось, потому что у Атертона не было с собой никакого музыкального инструмента. Слайдер протянул руку вперед.
– Позвольте... – сказал он как можно вежливее.
Глава четвертая
Она кожей чувствует
Тафнелл Арсено из Лаборатории судебно-медицинской экспертизы был костлявым гигантом. Свою национальную принадлежность он обычно определял как полу-шотландец, полу-француз и швейцарский немец. У него были бледно-голубые глаза и светлая кожа, а белокурая растительность на лице такая буйная, что пучки толстых вьющихся волос торчали изо всех видимых отверстий. Немудрено поэтому, что к нему так прочно прилепилось далеко не лестное прозвище Косматый Зад, содержавшее гораздо меньший элемент преувеличения, чем обычно бывает в подобных случаях. А еще Тафнелл Арсено имел громовой бас, ненасытную жажду работы, новую, молодую жену и в общей сложности восьмерых детей.
– Билл! – взамен приветствия прокричал он. – Как поживаешь, старина? Как твои жидкие среды?
Слайдер слегка отстранил телефонную трубку от своего уха.
– Струятся помаленьку, спасибо. А ты чем порадуешь, Косматый?
– Есть пока предварительные результаты, но думаю, тебе и этого хватит, чтобы начать работать.
– Буду благодарен за любую помощь.
– Что, туго приходится? – проревело в телефонной трубке. – Так вот, кровь, обнаруженная в баре, человеческая, а это означает, что вам не нужно устраивать охоту на какого-нибудь маньяка-потрошителя свиней.
– Что ж, и на том спасибо.
– Анализы образцов крови и тканей говорят о том, что они принадлежали одному человеку. Во всяком случае, больше чем на девяносто процентов, а это вполне сойдет для Королевской прокуратуры. Мы собираемся провести генетическую экспертизу тканей, изъятых из овощерезки, но ты ведь знаешь, какая это долгая песня. Да и вообще, чего можно ждать от маленького старого человека, в распоряжении которого только горелка Бунзена. Думаю, не меньше недели придется ждать, но сейчас уже ясно, что труп расчленяли в задней комнате магазина.
– Ну, ты меня успокоил. А то в самых лучших детективных романах, как знаешь, труп, оказывается, не труп...
– А подозреваемый никогда не бывает подозреваемым. В самой малейшей степени.
– Кстати, раз уж мы о подозреваемом, скажи, вы успели исследовать джинсы?
– Да, и обнаружили следы крови спереди на левой стороне и еще в верхней части левой штанины; кровь – человеческая.
– Я знал, что там должно что-то быть!
– Чутье старого коппера, да? Так вот, нам удалось извлечь из шва достаточное количество остатков крови, чтобы сделать анализ. По своему составу она ничем не отличается от крови убитого.
– Аллилуйя!
– Слушай теперь плохую новость, – с сочувствием в голосе прорычал Косматый. – Такой состав крови имеет каждый четвертый человек на земле, и я боюсь, – добавил он извиняющимся тоном, – наши результаты могут служить доказательством как вины, так и невиновности.
– Говори проще, если тебе не трудно.
– Мне очень жаль, старина, но следы крови сохранились недостаточно хорошо. Ведь прежде чем попасть к нам, все это прошло через стирку. Но, главное, ты не горюй, – голос в трубке опять зазвучал фортиссимо, – непременно что-нибудь обнаружится. Так оно всегда и бывает. Кстати, как ваши отношения с этим новым назначенцем, я имею в виду с Бэррингтоном?
– Да трудно пока сказать... У нас ведь с ним никаких особых контактов не было, не считая, конечно, его письменных распоряжений. Но скорее всего, наш новый шеф страдает от СПИДа.
– Что ты сказал?!!
– У него «синдром пересылки излишней документации».
– Вижу, что вы его скоро возненавидите, – прорычал Косматый конфиденциальным тоном. – А все оттого, старина, что он сухой, сухой, говорю тебе. Жизненных соков в нем нет, вот что. Их не вытянуть из него даже десятифутовым зондом. И дело обстоит так, что как раз в этом-то десятифутовом зонде вся его сущность.
– А ты откуда его знаешь?
– Да встречались на разных там обедах. Он ведь типичный клубный завсегдатай, во всех делах участник. Гольф, крикет, стрельба – всего не перечислишь... А кроме того состоит в таких обществах, как «Буйволы», «Ротари Клаб», да и наверняка в каком-нибудь, как ты говоришь, «Ордене почетных бурундуков».
– Я так не говорю, – мягко возразил Слайдер.
– Подумай хорошенько, – Косматый благоразумно понизил тон. – Теоретически, – я ничего не имею против. Ну, если человеку приятно проводить свои уик-энды в актовом зале Раннимид Шератон, приподнимая край штанины и произнося при этом клятву нерушимой верности Высочайшей Тесьме Ризы, то это его личное дело. Но если это мешает исполнению служебного долга, тогда все выглядит иначе.
– Так что? Выходит, Бэррингтон – масон?
– Нет, дорогой мой, я этого не говорил. И вообще, вся эта паника насчет масонов – обыкновенная паранойя! Я ни вот столечки не верю, что они приносят в жертву новорожденных младенцев и пьют из них кровь, совершая свои таинственные ритуалы. Но когда речь идет о выборе друзей, осторожность не помешает. Мне продолжать?..
– О, да, конечно... – сказал заинтригованный Слайдер, но его слова остались без внимания.
– Слишком много уже сказано! Короче, ты получишь мое окончательное заключение по поводу образцов из бара, как только я найду машинистку, которая знает, как пишется «незамедлительно». Ну, до скорого, старина! А вообще, надо как-нибудь встретиться и пропустить по чарке.
Дверь слегка приоткрылась, и в комнату просунулась голова Атертона: «Ну, я пошел, шеф, если, конечно, ничего срочного...»
– А сверхурочно поработать не хочешь?
– Только не сегодня. Мне нужно приготовить ужин для Польки. Грибы в горшочках, баранину с грецкими орехами и крыжовником и бело-коричневый шоколадный мусс.
– Годится, – сказал одобрительно Слайдер. – Да за такой ужин и я бы мог оказаться у тебя на софе.
– Джоанна скоро вернется? – Атертон следил за ходом мыслей, а не за словами.
– Судя по всему, завтра. Однако, как же долго тянулись эти две недели.
– Особенно для нее. Шутка ли за полмесяца исколесить всю Северную Америку.
– Завтра будь на работе пораньше.
– Обязательно буду, шеф. Счастливо оставаться! – И голова исчезла.
Мебель в гостиной была снова передвинута. Ну когда же Айрин наконец успокоится?! Слайдеру ужасно не нравилось возвращаться домой и находить там какие-либо перемены. Джоанна говорила, что в нем сказывается вторичный половой признак, присущий всем без исключения мужчинам. Дает себя знать древний инстинкт защиты собственной территории. И в самом деле, каково самцу метить своим запахом границы его владений, когда по чьей-то воле знаки всякий раз оказываются на новом месте.
Слайдер улыбнулся, вспомнив, как Джоанна излагала ему свою теорию. Они сидели тогда в «Белл и Краун» в Стрэнд-он-зэ-Грин, с «закуской пахаря» и пинтой «фуллерса» на столике, и с удовольствием следили за бакланами, которые, подолгу оставаясь под водой, ловили рыбу в Темзе. Это было их последнее свидание перед отъездом Джоанны. Улыбнулся, да так и остался стоять перед последним приобретением Айрин, по поводу которого она не скрывала своей гордости. Можно было не сомневаться, что ее решение устроить в доме зимний сад возникло только потому, что такой сад был у Мэрилин Криппс. А то, что его спроектировали и построили вместе с домом подруги еще в викторианскую эпоху, для Айрин не имеет значения. Вся эта затея обошлась дороже, чем надеялся Слайдер, но он ни разу не позволил себе даже подумать о каком-либо убедительном доводе против. Слишком велика была его вина перед женой, и он это чувствовал при каждой их встрече особенно остро.
– Билл! – взамен приветствия прокричал он. – Как поживаешь, старина? Как твои жидкие среды?
Слайдер слегка отстранил телефонную трубку от своего уха.
– Струятся помаленьку, спасибо. А ты чем порадуешь, Косматый?
– Есть пока предварительные результаты, но думаю, тебе и этого хватит, чтобы начать работать.
– Буду благодарен за любую помощь.
– Что, туго приходится? – проревело в телефонной трубке. – Так вот, кровь, обнаруженная в баре, человеческая, а это означает, что вам не нужно устраивать охоту на какого-нибудь маньяка-потрошителя свиней.
– Что ж, и на том спасибо.
– Анализы образцов крови и тканей говорят о том, что они принадлежали одному человеку. Во всяком случае, больше чем на девяносто процентов, а это вполне сойдет для Королевской прокуратуры. Мы собираемся провести генетическую экспертизу тканей, изъятых из овощерезки, но ты ведь знаешь, какая это долгая песня. Да и вообще, чего можно ждать от маленького старого человека, в распоряжении которого только горелка Бунзена. Думаю, не меньше недели придется ждать, но сейчас уже ясно, что труп расчленяли в задней комнате магазина.
– Ну, ты меня успокоил. А то в самых лучших детективных романах, как знаешь, труп, оказывается, не труп...
– А подозреваемый никогда не бывает подозреваемым. В самой малейшей степени.
– Кстати, раз уж мы о подозреваемом, скажи, вы успели исследовать джинсы?
– Да, и обнаружили следы крови спереди на левой стороне и еще в верхней части левой штанины; кровь – человеческая.
– Я знал, что там должно что-то быть!
– Чутье старого коппера, да? Так вот, нам удалось извлечь из шва достаточное количество остатков крови, чтобы сделать анализ. По своему составу она ничем не отличается от крови убитого.
– Аллилуйя!
– Слушай теперь плохую новость, – с сочувствием в голосе прорычал Косматый. – Такой состав крови имеет каждый четвертый человек на земле, и я боюсь, – добавил он извиняющимся тоном, – наши результаты могут служить доказательством как вины, так и невиновности.
– Говори проще, если тебе не трудно.
– Мне очень жаль, старина, но следы крови сохранились недостаточно хорошо. Ведь прежде чем попасть к нам, все это прошло через стирку. Но, главное, ты не горюй, – голос в трубке опять зазвучал фортиссимо, – непременно что-нибудь обнаружится. Так оно всегда и бывает. Кстати, как ваши отношения с этим новым назначенцем, я имею в виду с Бэррингтоном?
– Да трудно пока сказать... У нас ведь с ним никаких особых контактов не было, не считая, конечно, его письменных распоряжений. Но скорее всего, наш новый шеф страдает от СПИДа.
– Что ты сказал?!!
– У него «синдром пересылки излишней документации».
– Вижу, что вы его скоро возненавидите, – прорычал Косматый конфиденциальным тоном. – А все оттого, старина, что он сухой, сухой, говорю тебе. Жизненных соков в нем нет, вот что. Их не вытянуть из него даже десятифутовым зондом. И дело обстоит так, что как раз в этом-то десятифутовом зонде вся его сущность.
– А ты откуда его знаешь?
– Да встречались на разных там обедах. Он ведь типичный клубный завсегдатай, во всех делах участник. Гольф, крикет, стрельба – всего не перечислишь... А кроме того состоит в таких обществах, как «Буйволы», «Ротари Клаб», да и наверняка в каком-нибудь, как ты говоришь, «Ордене почетных бурундуков».
– Я так не говорю, – мягко возразил Слайдер.
– Подумай хорошенько, – Косматый благоразумно понизил тон. – Теоретически, – я ничего не имею против. Ну, если человеку приятно проводить свои уик-энды в актовом зале Раннимид Шератон, приподнимая край штанины и произнося при этом клятву нерушимой верности Высочайшей Тесьме Ризы, то это его личное дело. Но если это мешает исполнению служебного долга, тогда все выглядит иначе.
– Так что? Выходит, Бэррингтон – масон?
– Нет, дорогой мой, я этого не говорил. И вообще, вся эта паника насчет масонов – обыкновенная паранойя! Я ни вот столечки не верю, что они приносят в жертву новорожденных младенцев и пьют из них кровь, совершая свои таинственные ритуалы. Но когда речь идет о выборе друзей, осторожность не помешает. Мне продолжать?..
– О, да, конечно... – сказал заинтригованный Слайдер, но его слова остались без внимания.
– Слишком много уже сказано! Короче, ты получишь мое окончательное заключение по поводу образцов из бара, как только я найду машинистку, которая знает, как пишется «незамедлительно». Ну, до скорого, старина! А вообще, надо как-нибудь встретиться и пропустить по чарке.
Дверь слегка приоткрылась, и в комнату просунулась голова Атертона: «Ну, я пошел, шеф, если, конечно, ничего срочного...»
– А сверхурочно поработать не хочешь?
– Только не сегодня. Мне нужно приготовить ужин для Польки. Грибы в горшочках, баранину с грецкими орехами и крыжовником и бело-коричневый шоколадный мусс.
– Годится, – сказал одобрительно Слайдер. – Да за такой ужин и я бы мог оказаться у тебя на софе.
– Джоанна скоро вернется? – Атертон следил за ходом мыслей, а не за словами.
– Судя по всему, завтра. Однако, как же долго тянулись эти две недели.
– Особенно для нее. Шутка ли за полмесяца исколесить всю Северную Америку.
– Завтра будь на работе пораньше.
– Обязательно буду, шеф. Счастливо оставаться! – И голова исчезла.
* * *
Когда Слайдер вернулся с работы, он никого не застал дома. Но в определенной мере он был рад этому обстоятельству, потому что и в лучшие времена не чувствовал себя здесь в полном смысле слова дома. Войдя в сверкающую чистотой кухню, Слайдер обнаружил на дверце холодильника записку, прилепленную магнитной клубничкой: «Холодное мясо и овощи в холодильнике. Пожалуйста, свяжись по телефону с мистером Стайлзом насчет крана в ванной. Конечно, если ты сам не захочешь его починить». «Выходит, что бы ни случилось, добро пожаловать к нашему семейному очагу?» – подумал Слайдер. Он открыл дверцу и заглянул внутрь холодильника. Все продукты были аккуратно разложены на блюде, затянутом сверху самоклеющейся пленкой. Зеленые листья салата, сладкий перец, огурец, помидор и кусок холодной баранины. Слайдеру никогда не нравилась холодная баранина. Он захлопнул дверцу и направился в гостиную.Мебель в гостиной была снова передвинута. Ну когда же Айрин наконец успокоится?! Слайдеру ужасно не нравилось возвращаться домой и находить там какие-либо перемены. Джоанна говорила, что в нем сказывается вторичный половой признак, присущий всем без исключения мужчинам. Дает себя знать древний инстинкт защиты собственной территории. И в самом деле, каково самцу метить своим запахом границы его владений, когда по чьей-то воле знаки всякий раз оказываются на новом месте.
Слайдер улыбнулся, вспомнив, как Джоанна излагала ему свою теорию. Они сидели тогда в «Белл и Краун» в Стрэнд-он-зэ-Грин, с «закуской пахаря» и пинтой «фуллерса» на столике, и с удовольствием следили за бакланами, которые, подолгу оставаясь под водой, ловили рыбу в Темзе. Это было их последнее свидание перед отъездом Джоанны. Улыбнулся, да так и остался стоять перед последним приобретением Айрин, по поводу которого она не скрывала своей гордости. Можно было не сомневаться, что ее решение устроить в доме зимний сад возникло только потому, что такой сад был у Мэрилин Криппс. А то, что его спроектировали и построили вместе с домом подруги еще в викторианскую эпоху, для Айрин не имеет значения. Вся эта затея обошлась дороже, чем надеялся Слайдер, но он ни разу не позволил себе даже подумать о каком-либо убедительном доводе против. Слишком велика была его вина перед женой, и он это чувствовал при каждой их встрече особенно остро.