Страница:
Скудное имущество Теи Тетуа включало одно чужеземное изобретение-огниво, подаренное одному из его предков каким-то европейским путешественником. Если старик добывал огонь трением, то лишь затем, чтобы показать нам, что в совершенстве владеет этим древним полинезийским искусством. Но конечно, куда проще и легче было высечь кремнем и сталью искру на трут.
В один из вечеров Теи Тетуа долго сидел и глядел на угли костра, потом начал медленно покачиваться и хриплым стариковским голосом затянул песню, от которой у нас мурашки побежали по телу. Казалось, песня эта родилась в ином мире. Она была довольно монотонной и напоминала литургическую декламацию, однако мы слушали как завороженные. Теи пел о сотворении мира.
"Тики, бог человека, живущий на небесах, создал землю. Потом он создал воды. Потом он создал рыб. Потом он создал птиц. Потом он создал плоды. Потом он создал пуаа (свинью). Когда все это было сделано, он создал людей. Мужчину по имени Атеа. И женщину по имени Атаноа".
Дальше они уже сами потрудились, добавил от себя Теи. И продолжал декламацию. Долго-долго перечислял он генеалогии королей и королев, начиная от Атеа и Атаноа и кончая поколением Туа, отца Теи.
- Теи, - спросил я, - ты веришь в Тики?
- Э, - ответил Теи. - Да. Я католик, как и все теперь, но верю в Тики.
Старик взял камень и показал мне.
- Как ты его называешь?
- Стейн, - сказал я по-норвежски.
- Мы называем его каха. А это? - Он показал на костер.
- Бол, - ответил я.
- А мы - ахи, - сказал старик.
Потом он спросил, как зовут бога, сотворившего людей.
- Егова, - ответил я.
- Мы называем его Тики, - подхватил Теи и добавил: - Мой народ сразу, понял, что миссионеры подразумевали Тики, когда прибыли на острова и начали рассказывать про своего бога.
- Но у вашего народа был не один бог, вы еще верили в Тане, - осторожно заметил я.
И получил интересное разъяснение. Выдающиеся короли после смерти возводились в ранг божества, но только Тики был Творцом. Тане - вроде Атеа, божественный прародитель, которого создал Тики. Вначале на здешних островах жили два рода людей. У каждого из них был свой прародитель. Атеа - смуглый, черноволосый, от него происходят эната, известные нам островитяне. Тане был белый, светловолосый, от него произошли хао'э, белые вроде нас {Такую же версию записал этнолог Э. Хэнди, который в 19201921 годах собирал маркизские предания на других островах архипелага (Е. S. С. Handy. Polynesian Religion. Bishop Museum Bull. 34, Honolulu, 1927, p. 105).}.
Теи верил в одного бога; остальные легендарные герои древности были великими людьми.
- Но, Теи, - сказал я, - в дебрях мне часто встречался Тики - он сделан из камня. Вытесан из камня жрецами.
- Тики не был сделан из камня, - спокойно возразил Теи. - Никто не видел Тики. Жрецы изготовляли изображения Тики для народа. Я был в церкви Омоа. Ваши жрецы тоже делают священные изображения.
Старик взял свою бамбуковую флейту, поднес ее к ноздре и стал носом исполнять своеобразную мелодию. Он не хотел больше обсуждать религиозные вопросы. Он стал католиком, но сохранил старую веру. Для него Тики был то же, что Егова.
В толковании Теи получалось, что некоторые древние короли выступали в роли вечного Тики. Возможно, они считались его наместниками или земным воплощением, как это было со священными правителями в Египте, Мексике, Перу. Подобно им, обожествленные правители на Маркизских островах женились всегда на своих сестрах.
Именно Тики, живой и реальный Тики, привел предков Теи Тетуа через океан на эти острова.
- Откуда? - спросил я, с нетерпением ожидая, что ответит старик.
- Из Те-Фити, с востока, - ответил он и кивнул в ту сторону, где восходило солнце.
Ближайшей сушей в той стороне была Южная Америка.
Вот так штука. Все исследователи считали установленным, что эти люди пришли с противоположной стороны. Из Азии. Но сами островитяне всегда называли свою родину Те-Фити, в буквальном переводе - "восток". А для того, кто находится посреди Тихого океана, "восток" - это Америка, а не Азия.
Такую же легенду слышал Генри Ли в долине Пуамау. И когда американский этнолог Э. Хэнди собирал для своей книги народные предания Маркизов, ему довелось услышать весьма реалистический рассказ о будто бы имевшем место на самом деле обратном плавании в Те-Фити. В заливе Атуана группа мужчин, женщин и детей погрузилась однажды на необычайно большое судно, названное "Каахуа". Они взяли курс на восток и в конце концов дошли до страны предков - Те-Фити. Часть осталась там, другим удалось возвратиться на Маркизские острова.
Необычное сообщение настолько поразило Хэнди, что он переспросил рассказчика. И записал: "Рассказчик настаивал на том, что страна находилась там, откуда восходит солнце (и те тихена умати)" {E. S. С. Handy. Marquesan Legends. В. P. Bishop Museum Bull 69. Honolulu, 1931, p. 131.}.
Задолго до Хэнди немецкий этнолог фон ден Штейнен тоже с удивлением услышал рассказ о легендарной родине Фити-Нуи - "Большой Восток". Будто бы эта страна находилась "по ту сторону восточного мыса Мата-Фенуа". Мата-Фенуа - название длинного узкого мыса, образующего восточную оконечность Хива-Оа и указывающего прямо на Южную Америку.
Я посмотрел на озаренный лунным светом океан. Конечно, до Америки далеко. Но расстояние до Азии вдвое больше, а ветер и течение неизменно идут сюда со стороны Южной Америки. Меня вдруг осенило, что ведь мы сидим на том самом из тысячи островов и атоллов Полинезии, который был первым обнаружен европейцами. Именно Фату-Хива оказался для европейцев воротами в Полинезию. Причем они шли сюда как раз из Южной Америки. И горы Тауаоуохо за нашей спиной, очевидно, были первой полинезийской землей, представшей европейскому глазу.
Испанская экспедиция Менданьи, открывшая Полинезию в 1595 году, шла с востока, из Перу прямиком до Фату-Хивы. Перуанские инки рассказали испанцам про обитаемые острова далеко в океане. К тому времени европейцы почти триста лет знали восточные берега Азии, но ничего не слышали про обитаемые острова в Тихом океане. А когда они прибыли в Перу, инкские моряки и историки снабдили их точными указаниями, как дойти до островов с темнокожими людьми, о которых европейцы и не подозревали. За полвека до того Магеллан пересек Тихий океан и почти до самых Филиппин не встретил суши. Между тем в океане были острова; по инкским преданиям, именно туда направился, покинув Америку, белый культурный герой из Тиауанако. После того и сами инки выходили в океан. Последнее крупное плавание на острова, упоминаемые в инкских источниках, было совершено Инкой Тупаком Юпанки, дедом того Инки, которого застали испанцы. Наслышавшись от своих купцов про острова, населенные черными людьми, он снарядил целую флотилию бальсовых плотов у побережья Эквадора, в том самом месте, откуда некогда отчалил его легендарный предшественник. Но в отличие от культурного героя из Тиауанако Инка Тупак Юпанки отсутствовал только год и вернулся со своей флотилией в Перу, привезя чернокожих пленников в подтверждение того, что достиг цели. Престарелый хранитель сувениров этой экспедиции еще был жив, когда испанцы пришли в Перу {Подробнее об инкских преданиях и маршрутах в Полинезию см.: Т. Хейердал. Приключения одной теории. Л., 1969, стр. 61-75; Heyerdahl. American Indians in the Pacific. London, 1952, P. 556-569.}.
Мы знали, что испанцы приплыли в Полинезию из Перу, знали, что перуанские инки сообщили им сведения о маршруте; так, может быть, Теи Тетуа и другие островитяне верно помнят, что их предки пришли с востока?
Недаром исследователи, занимавшиеся физическим типом полинезийца, подчеркивали, что он разительно отличается от малайского и индонезийского: форма головы и носа, цвет и строение волос, рост, цвет кожи, волосяной покров на лице и теле - все у них другое. Известный американский антрополог Л. Салливен, специально изучавший соматологию маркизцев, указал, что физически эти островитяне ближе к некоторым коренным жителям Америки, чем к монголоидам, и ничто не подтверждает версию об индонезийском происхождении полинезийцев {L. R. Sullivan. Marquesan Somatology with comparative notes on Samoa and Tonga. B. P. Bishop Museum Memoirs, vol. 9, N 2 Honolulu, 1923, p. 7-299.}.
Вот когда в мою душу закралась мысль о том, что первыми на эти острова, быть может, прибыли представители одной из многочисленных культур, сменявших друг друга до воцарения инков в древнем Перу. В доинкском искусстве реалистично отображены всевозможные физические типы, притом многие совсем отличны от нынешних индейцев - длинные бороды, почти европейские черты лица. На Перуанском побережье найдены мумии людей, которые ростом намного превосходили инков, и черепа у них длинные, какие известны по Полинезии. К тому же у некоторых мумий волнистые рыжие волосы, а это как будто подтверждает инкские предания о том, что задолго до прихода испанцев среди индейцев кечуа и аймара в Перу жили русоволосые и светлокожие бородатые люди. Когда Франсиско Писарро открыл и завоевал Перу, его двоюродный брат Педро Писарро записал, что испанцам встречались люди с белой кожей и светлыми волосами, как у европейцев, и инки называли этих людей потомками своих богов {Pedro Pizarro. Relation of the Discovery and Conquest of the Kingdom of Peru. Рукопись 1571 года в переводе Р. A. Means. New York, 1921, p 380.}.
Во всех инкских преданиях подчеркивалось, что верховный бог Виракоча и люди, которые вместе с ним ушли через Тихий океан, были белые и бородатые, как испанцы.
Когда старик Теи Тетуа рассказывал мне про Тики, который привел его народ на острова из большой страны на востоке, я еще не изучал основательно перуанскую мифологию и не знал, что полное имя исчезнувшего бога инков Кон-Тики-Виракоча, а в Тиауанако он был известен как Тикки или Тики. Знай я об этом, когда сидел на берегу в обществе старого полинезийца и слушал гул волн, пришедших от самой Южной Америки, я, наверно, поподробнее расспросил бы о богемореплавателе Тики, который привез с востока предков Теи Тетуа.
Как бы то ни было, испанцы нашли чернокожих людей, описанных им инками. С первой попытки в 1568 году они дошли из Перу до Меланезии. Раздоры на корабле вынудили их отклониться от пути, который, по словам инкских историков, вел к ближайшему обитаемому острову (позднее выяснилось, что путь этот ведет к острову Пасхи). Изменив курс, испанцы прошли южнее Маркизов и не встретили суши до самых Соломоновых островов; здесь они первыми из европейцев увидели чернокожих меланезийцев. С великим трудом удалось им возвратиться в Южную Америку, и в 1595 году они снова отплыли из Перу. Идя на этот раз прямо на запад, мореплаватели увидели горы Фату-Хивы. Обогнули остров, остановились с подветренной стороны, и состоялась первая встреча европейцев с полинезийцами. Хотя на берегу острова стояли люди, испанцы приписали себе честь его открытия.
Из записей штурмана Педро Фернандеса де Кироса следует, что четыре каравеллы испанцев бросили якорь в заливе Омоа {Pedro Fernandez de Quiros. Narrative of the Second Voyage of the Adelantado Alvaro de Mendana. The Hakluyt Society, Second Series, N 14. Nendeln-Lichtenstein, 1967, p. 15-29, 150.}. Обнаруженный ими остров был "густо населен". Четыре сотни островитян на лодках и вплавь добрались до кораблей, чтобы приветствовать гостей, и толпы людей сгрудились на пляже и скалах. Сорок человек поднялись на борт, "и испанцы казались малорослыми рядом с ними". Один островитянин на голову возвышался над всеми остальными. Несколько человек отличались светлой кожей и "рыжеватыми волосами". О других сказано, что они были "не просто светлокожие, а белые". Один старый вождь с зонтом из пальмовых листьев щеголял холеной бородой, на которую свисали такие длинные усы, что он раздвигал их двумя руками, когда выкрикивал распоряжения. На другой день адмирал Менданья самолично сошел на берег вместе с супругой, чтобы присутствовать при первом католическом богослужении в Полинезии. Штурман отмечает: "Рядом с доньей Исабелой сидела чрезвычайно красивая туземка с такими рыжими волосами, что донья Исабела захотела отрезать несколько прядей, однако видя, что туземка против, воздержалась, чтобы не сердить ее".
В то время как супруга адмирала любезно воздержалась от покушения на рыжие волосы, солдаты адмирала забавы ради навели свои аркебузы на старого бородача с зонтом и убили его, а заодно еще семь-восемь островитян.
Совершив таким образом открытие Фату-Хивы, который они назвали Магдаленой, испанцы пошли на север и увидели Мотане, в то время "остров прекрасного вида с густыми лесами и тучными нивами". Однако они проследовали мимо, привлеченные контурами более крупных Тахуаты и Хива-Оа, и объявили все четыре острова владениями Его Величества Короля. Научили одного туземца говорить "Иисус Мария" и осенять себя крестным знамением, после чего застрелили две сотни других туземцев. Одного испанского солдата спросили, почему он, сидя в гостях в туземной хижине, стреляет по проходящим мимо островитянам; он ответил, что ему нравится убивать. Штурман рассказывает, что другой солдат иначе оправдал свой поступок, когда убил туземца, который, пытаясь спасти свою жизнь, прыгнул в море с ребенком на руках. Туземцу, говорил этот солдат, все равно место в аду, а слава меткого стрелка не позволяет ему промахиваться."
Адмирал повелел корабельному священнику и его викарию петь "Те Деум лаудамус" перед коленопреклоненными туземцами; были установлены три креста; острова получили благословение и христианские наименования. После чего испанцы подняли якоря и продолжили путь на запад, поскольку на Маркизах не нашлось золота.
До отплытия испанцы переспали с местными женщинами и в знак благодарности посеяли кукурузу в присутствии туземцев. Однако условия для венерических болезней явно оказались более благоприятными, чем для кукурузы: сифилис распространился со скоростью степного пожара, а кукуруза так и не проросла. Маркизские острова были оставлены в покое со своими новыми болезнями на 179 лет, вплоть до 1774 года, когда их повторно открыл капитан Кук.
Старик Теи Тетуа ничего не слышал про адмирала Менданью и капитана Кука. Он считал первооткрывателем Тики, который прибыл сюда с темнокожими детьми Атеа и светлокожими детьми Тане, чьих потомков испанцы застали на островах. Он не соглашался с нами, что Маркизские острова были открыты европейцами. Тики первым привел сюда предков Теи Тетуа.
Я начал смотреть на вещи глазами Теи. Разумеется, Менданья и Кук были всего-навсего гостями. Но" что означает для нас, европейцев, слово "Тики"?
Сидя на берегу в обществе старого отшельника и его приемной дочери, глядя на озаренную луной безлюдную долину, я спрашивал себя, как вообще этот народ может переносить нас, белых...
- Теи, - сказал я, - куда делось все твое племя?
- Болезни двойных людей, - ответил Теи. Двойные люди. Двойные люди... Новое и весьма
меткое название для нас, европейцев. Сначала мы являемся к островитянам со священниками и учим не убивать. Потом возвращаемся с офицерами и показываем, как надо убивать. Приходим с Библией и учим не думать о завтрашнем дне. И тут же суем им в руки копилку. Дескать, разве можно не думать о завтрашнем дне, копите деньги. Бог сотворил человека голым, мы учим островитян одеваться. Вооружаемся во имя мира, лжем во имя правды. Конечно, мы двойные люди. Пристыженный, я спросил Теи, как он додумался до этого определения.
Ответ был не совсем таким, какого я ожидал. Предки Теи назвали первых увиденных ими европейцев двойными людьми потому, что у них были две головы, два тела, четыре руки и четыре ноги. До появления этих иноземцев островитяне не видели людей в облегающих тело одеждах. Снимет такой человек шляпу или шлем, а под ними вторая голова; расстегнет камзол или сбросит доспехи видно второе тело; снимет сапоги - появляется вторая пара ног. Островитяне были этим немало озадачены.
Но двойные люди привезли с собой кашель, горячку, резь в желудке, и начался мор. До тех пор, утверждал Теи Тетуа, никто не умирал от болезней. Люди доживали до такой старости, что становились похожи на высушенные тыквы, сидели на одном месте, и приходилось их кормить. Молодые умирали, если срывались с пальмы, или попадали в пасть акуле, или их убивали в бою и съедали враги.
- Съедали? - Лив с ужасом покачала головой.
- А что, у вас разве не воюют? - спросил Теи не без вызова: дескать, ну-ка, отвечайте начистоту.
Пришлось признаться, что в Испании шла ожесточенная гражданская война, когда мы уезжали из Европы.
- Ну и что вы делаете с убитыми? - допытывался Теи.
- Закапываем в землю.
- Закапываете в землю! - Теи явно был потрясен и возмущен таким варварским расточительством.
Это же надо, убивать людей только затем, чтобы закапывать их в землю! И никто их не выкапывает потом, когда "дойдут"?
Что он - смеется над нами или в самом деле недоумевает? Лицо вполне серьезное. Может быть, смотрит на нас, как мы смотрим на индусов, которые не едят священных коров, оставляя их падальникам.
Теи рассказал про своего отца Уту, самого знаменитого и свирепого воина в долине Уиа. Он почти ничего не ел, кроме человеческого мяса. Но в отличие от своих друзей предпочитал выждать, когда оно "дойдет", и тогда уже шел с миской к погребальной платформе. Вместе с пои-пои получалось отменное блюдо. Как-то вдова одного умершего соплеменника Уты привела ему свинью: хотела отвлечь его внимание от покойника. Но Ута сперва съел свинью, потом покойника. Мать Теи рассердилась на Уту, потребовала, чтобы он ел рыбу и другую приличную пищу, без такого отвратительного запаха. Ута послушался, говорил Теи. Долго не ел тухлого мяса. И до того отощал, что пришлось вернуться к прежней пище.
Лив ужасалась; Момо слушала с открытым ртом, вытаращив большие карие глаза на смирного старого человека, который говорил о людоедстве как о самом обычном обеде. Теи признался, что сам один раз участвовал в каннибальском ритуале. Здесь, в Уиа, он тогда был еще совсем молодой. Человеческое мясо сладкое, как кумаа - батат. Обычно жертву жарили, вернее, пекли на горячих камнях в земляной печи, завернув в банановые листья, как он нам свинину готовит. Некоторые ели человеческое мясо от голода, потому что тогда на острове было много народу и не всем хватало пищи. Но обычно потребление человеческого мяса носило характер религиозного ритуала и своего рода мести.
Вкуснее всего женское предплечье, объяснял Теи. "От белой женщины", добавил он и поглядел на Лив с хитрой улыбкой. Пошутил, конечно, но я сомневаюсь, чтобы присутствующим дамам понравилась эта шутка.
Я подбросил полешко в костер, чтобы разогнать темноту. На всем острове не было человека добрее Теи, но все же я чувствовал себя как-то странно, сидя под звездами и слушая рассказ очевидца о людоедстве.
Человек вообще представляет собой странную смесь ангела и дьявола, будь он испанец, полинезиец или викинг. Сейчас благочестие не позволяет нам отрезать рыжий локон с головы ближнего, а в следующую минуту мы отрубаем голову целиком, закапываем друг друга в землю или жарим, как свиней. Прикажи какой-нибудь вождь, наверно, Теи Тетуа и сейчас схватил бы палицу и отправился убивать. Да и я, если призовет отечество, вскину на плечо винтовку. О прогрессе на поле боя можно сказать очень просто: мы считаем достойным вонзать штык в живого человека, а втыкать вилку в мертвого варварство.
Теи Тетуа рассказал, что тогда, как и теперь, с поля боя домой приходили раненые воины. Правда, раньше старались не тело врага повредить, а разбить ему палицей голову. Самым распространенным оружием была длинная палица, украшенная красивой резьбой. У враждующих сторон были одинаковые палицы _ та же форма, та же длина. Отличалась только резьба, но обязательным элементом орнамента было изображение общего бога Тики. Маркизские воины считали ниже своего достоинства пользоваться кинжалом, саблей, копьем, луком и стрелами. Правда, у них были маленькие луки, но лишь для игры и охоты на местную съедобную крысу. Маркизские острова никогда не знали гонки вооружений. Подобно большинству полинезийцев, местные воины оставались верны оружию, которое привезли с собой предки, - палице и праще. В этом они разительно отличались от индонезийцев и племен Восточной Азии, предпочитавших всевозможное колющее и режущее оружие и совсем не знавших пращи. Примечательно, что у полинезийцев мы видим единственные виды оружия, повсеместно распространенные в древнем Перу, - палицу и пращу. Причем маркизская праща во всем подобна древнеперуанской: австрийский этнолог Д. Вюльфель видел в этом верный признак связей между культурами обеих областей {D. J. Wolfel. Die Trepanation. Studien uber Ursprung, Zusammenhange und kulturelle Zugehorigkeit der Trepanation. Anthropos, vol. 20. Wien, 1925, S. 42.}.
Мне подумалось, что испанцы, когда они пришли в Перу, а затем и в Полинезию, выступили в роли авангарда нашей цивилизации. Для начала мы убивали туземцев, которые принимали нас с почетом и радушием. Затем именем Иисуса внушили им, чтобы они отложили в сторону свои варварские палицы и пращи. Потом заменили их устарелое оружие дальнобойными винтовками и воинской повинностью. Вождь Терииероо с гордостью показывал мне орден Почетного легиона - награду от французов за участие в войне против немцев. Полинезийцев возили на войну в Европу.
У Теи Тетуа была глубокая круглая вмятина во лбу.
- Что, палицей попало? - спросил я.
Нет, в детстве ему угодил в голову упавший сверху камень. Мальчика вылечил таоа. Даже тяжелораненых воинов нередко мог исцелить таоа.
Мы привыкли считать, что таоа - шаман или знахарь. На самом деле он представлял собой нечто более значительное. Таоа был неплохим психологом и искусным хирургом. Он умел завоевать доверие непосвященных непонятными речами и ритуальными фокусами, но доверие это было вполне заслуженно, ведь таоа производил операции, не все из которых были иод силу современным ему европейским лекарям. Он умел, не внося инфекцию, резать, сращивать, даже производить трепанацию черепа. Теперь другое дело, говорил Теи. Теперь даже самая маленькая царапина грозит воспалением.
Мы сами убедились, что на острове появилось множество источников инфекции, особенно на западном берегу, где устья рек Омоа и Ханававе были настолько загрязнены, что нам приходилось ступать по гальке с величайшей осторожностью, чтобы не поцарапать ноги. В Уиа пока все обстояло благополучно.
Мы видели кое-какие инструменты таоа, сделанные из кости, зубов, камня и дерева. И хотя других материалов в распоряжении маркизских хирургов не было, они ухитрялись изготавливать ножи, шилья, сверла и даже пилы.
Живи таоа в Европе в ту пору, когда эти острова были "открыты" нами, он не уступил бы любому врачу и вполне мог бы называться доктором. Таоа Теке доктор Теке - жил уже во времена самого Теи Тетуа. Одна каменная статуя на северо-восточном побережье вблизи Ханахепу носила его имя; по словам Вео и Теи Тетуа, в статуе обитала и душа таоа.
На глазах у Теи доктор Теке разрезал ногу островитянина, который сломал берцовую кость, вправил перелом, зашил рану и наложил шину из твердой древесины. Рана зажила, и островитянин ходил как ни в чем не бывало.
Еще более примечательно искусство, с каким доктор Теке производил трепанацию черепа - операцию, которой наши врачи по-настоящему овладели всего лет сто назад. В Уиа Теи видел, как к таоа Теке доставили островитянина, упавшего с пальмы и проломившего себе голову. После соответствующего песнопения и плясок хирург приступил к делу. Сперва промыл рану кипяченой водой и сбрил волосы с поврежденной части головы. Затем сделал крестовидный надрез на коже и обнажил кость. Удалил осколки и отшлифовал края до полной гладкости. Закрыл отверстие точно вымеренным куском тонкой, гладкой кокосовой скорлупы и опустил на место отогнутые лоскуты кожи. Рана заросла, и только крестовидный шрам напоминал об операции. Пациент прожил еще много лет. Правда, в его поведении появились кое-какие странности. Если бы таоа обнаружил, что мозг под костью поврежден, он не стал бы делать операцию.
Рассказ Теи произвел на меня сильное впечатление. Я знал, что за сто лет до этого побывавший на Маркизах К. Стюарт записал, что маркизские жрецы производили трепанацию при помощи акульего зуба. А доктор Ральф Линтон видел и сфотографировал старый череп со следами трепанации на Хива-Оа. Его друг и коллега Э. Хэнди встретился на том же острове с внуком знаменитого полинезийского хирурга, и тот рассказал, что его дед накладывал на поврежденные черепа заплаты из скорлупы кокосового ореха с перфорированными краями {С. S. Stewart. A Visit to the South Seas in the U. S. Ship "Vincennes" during the years 1829 and 1830. Ed. by VV. Ellis. London, 1832; E. S. C. Handy. The Native Culture in the Marquesas. B. P. Bishop Museum Bull. 9. Honolulu, 1923, p. 269. Подробности о трепанациях в Полинезии см. также: Т. Heyerdahl. American Indians in the Pacific. London, 1952, p. 655-665.}. Нам тоже рассказывали в долине Омоа, что заплаты пришивали к черепам тонкой ниткой из кокосового волокна. Мы не верили своим ушам, но Вео однажды принес кусок трепанированного черепа, причем по краям травмированного участка образовалась костная мозоль: значит, пациент выжил. Больше того, вдоль тех же краев были просверлены крохотные отверстия, но Вео повредил их. По его словам, он очистил отверстия от грязи, потому что череп был наполовину засыпан землей в пещере. Теперь уже не установишь, шла ли речь о подлинной перфорации или Вео сам просверлил отверстия, зная, что так делали в старину.
Поразительно, что трепанация практиковалась на далеко отстоящих друг от друга островах Полинезии и Меланезии, причем таких островов известно много; похоже, это редкое и сложное искусство распространилось в Тихом океане из какого-то одного окраинного центра. Помимо Маркизов особенно надежно документированные данные собраны на островах Общества. Так, на Таити в прошлом травмы черепа заделывали скорлупой недозрелых кокосовых орехов, совсем как на Маркизских островах. В Полинезии такие операции носили как будто чисто хирургический характер. В Меланезии трепанацию, судя по всему, предпринимали с магико-терапевтической целью - чтобы излечить от головной боли или выпустить злого духа. Так, на острове Увеа почти все мужчины подвергались трепанации.
В один из вечеров Теи Тетуа долго сидел и глядел на угли костра, потом начал медленно покачиваться и хриплым стариковским голосом затянул песню, от которой у нас мурашки побежали по телу. Казалось, песня эта родилась в ином мире. Она была довольно монотонной и напоминала литургическую декламацию, однако мы слушали как завороженные. Теи пел о сотворении мира.
"Тики, бог человека, живущий на небесах, создал землю. Потом он создал воды. Потом он создал рыб. Потом он создал птиц. Потом он создал плоды. Потом он создал пуаа (свинью). Когда все это было сделано, он создал людей. Мужчину по имени Атеа. И женщину по имени Атаноа".
Дальше они уже сами потрудились, добавил от себя Теи. И продолжал декламацию. Долго-долго перечислял он генеалогии королей и королев, начиная от Атеа и Атаноа и кончая поколением Туа, отца Теи.
- Теи, - спросил я, - ты веришь в Тики?
- Э, - ответил Теи. - Да. Я католик, как и все теперь, но верю в Тики.
Старик взял камень и показал мне.
- Как ты его называешь?
- Стейн, - сказал я по-норвежски.
- Мы называем его каха. А это? - Он показал на костер.
- Бол, - ответил я.
- А мы - ахи, - сказал старик.
Потом он спросил, как зовут бога, сотворившего людей.
- Егова, - ответил я.
- Мы называем его Тики, - подхватил Теи и добавил: - Мой народ сразу, понял, что миссионеры подразумевали Тики, когда прибыли на острова и начали рассказывать про своего бога.
- Но у вашего народа был не один бог, вы еще верили в Тане, - осторожно заметил я.
И получил интересное разъяснение. Выдающиеся короли после смерти возводились в ранг божества, но только Тики был Творцом. Тане - вроде Атеа, божественный прародитель, которого создал Тики. Вначале на здешних островах жили два рода людей. У каждого из них был свой прародитель. Атеа - смуглый, черноволосый, от него происходят эната, известные нам островитяне. Тане был белый, светловолосый, от него произошли хао'э, белые вроде нас {Такую же версию записал этнолог Э. Хэнди, который в 19201921 годах собирал маркизские предания на других островах архипелага (Е. S. С. Handy. Polynesian Religion. Bishop Museum Bull. 34, Honolulu, 1927, p. 105).}.
Теи верил в одного бога; остальные легендарные герои древности были великими людьми.
- Но, Теи, - сказал я, - в дебрях мне часто встречался Тики - он сделан из камня. Вытесан из камня жрецами.
- Тики не был сделан из камня, - спокойно возразил Теи. - Никто не видел Тики. Жрецы изготовляли изображения Тики для народа. Я был в церкви Омоа. Ваши жрецы тоже делают священные изображения.
Старик взял свою бамбуковую флейту, поднес ее к ноздре и стал носом исполнять своеобразную мелодию. Он не хотел больше обсуждать религиозные вопросы. Он стал католиком, но сохранил старую веру. Для него Тики был то же, что Егова.
В толковании Теи получалось, что некоторые древние короли выступали в роли вечного Тики. Возможно, они считались его наместниками или земным воплощением, как это было со священными правителями в Египте, Мексике, Перу. Подобно им, обожествленные правители на Маркизских островах женились всегда на своих сестрах.
Именно Тики, живой и реальный Тики, привел предков Теи Тетуа через океан на эти острова.
- Откуда? - спросил я, с нетерпением ожидая, что ответит старик.
- Из Те-Фити, с востока, - ответил он и кивнул в ту сторону, где восходило солнце.
Ближайшей сушей в той стороне была Южная Америка.
Вот так штука. Все исследователи считали установленным, что эти люди пришли с противоположной стороны. Из Азии. Но сами островитяне всегда называли свою родину Те-Фити, в буквальном переводе - "восток". А для того, кто находится посреди Тихого океана, "восток" - это Америка, а не Азия.
Такую же легенду слышал Генри Ли в долине Пуамау. И когда американский этнолог Э. Хэнди собирал для своей книги народные предания Маркизов, ему довелось услышать весьма реалистический рассказ о будто бы имевшем место на самом деле обратном плавании в Те-Фити. В заливе Атуана группа мужчин, женщин и детей погрузилась однажды на необычайно большое судно, названное "Каахуа". Они взяли курс на восток и в конце концов дошли до страны предков - Те-Фити. Часть осталась там, другим удалось возвратиться на Маркизские острова.
Необычное сообщение настолько поразило Хэнди, что он переспросил рассказчика. И записал: "Рассказчик настаивал на том, что страна находилась там, откуда восходит солнце (и те тихена умати)" {E. S. С. Handy. Marquesan Legends. В. P. Bishop Museum Bull 69. Honolulu, 1931, p. 131.}.
Задолго до Хэнди немецкий этнолог фон ден Штейнен тоже с удивлением услышал рассказ о легендарной родине Фити-Нуи - "Большой Восток". Будто бы эта страна находилась "по ту сторону восточного мыса Мата-Фенуа". Мата-Фенуа - название длинного узкого мыса, образующего восточную оконечность Хива-Оа и указывающего прямо на Южную Америку.
Я посмотрел на озаренный лунным светом океан. Конечно, до Америки далеко. Но расстояние до Азии вдвое больше, а ветер и течение неизменно идут сюда со стороны Южной Америки. Меня вдруг осенило, что ведь мы сидим на том самом из тысячи островов и атоллов Полинезии, который был первым обнаружен европейцами. Именно Фату-Хива оказался для европейцев воротами в Полинезию. Причем они шли сюда как раз из Южной Америки. И горы Тауаоуохо за нашей спиной, очевидно, были первой полинезийской землей, представшей европейскому глазу.
Испанская экспедиция Менданьи, открывшая Полинезию в 1595 году, шла с востока, из Перу прямиком до Фату-Хивы. Перуанские инки рассказали испанцам про обитаемые острова далеко в океане. К тому времени европейцы почти триста лет знали восточные берега Азии, но ничего не слышали про обитаемые острова в Тихом океане. А когда они прибыли в Перу, инкские моряки и историки снабдили их точными указаниями, как дойти до островов с темнокожими людьми, о которых европейцы и не подозревали. За полвека до того Магеллан пересек Тихий океан и почти до самых Филиппин не встретил суши. Между тем в океане были острова; по инкским преданиям, именно туда направился, покинув Америку, белый культурный герой из Тиауанако. После того и сами инки выходили в океан. Последнее крупное плавание на острова, упоминаемые в инкских источниках, было совершено Инкой Тупаком Юпанки, дедом того Инки, которого застали испанцы. Наслышавшись от своих купцов про острова, населенные черными людьми, он снарядил целую флотилию бальсовых плотов у побережья Эквадора, в том самом месте, откуда некогда отчалил его легендарный предшественник. Но в отличие от культурного героя из Тиауанако Инка Тупак Юпанки отсутствовал только год и вернулся со своей флотилией в Перу, привезя чернокожих пленников в подтверждение того, что достиг цели. Престарелый хранитель сувениров этой экспедиции еще был жив, когда испанцы пришли в Перу {Подробнее об инкских преданиях и маршрутах в Полинезию см.: Т. Хейердал. Приключения одной теории. Л., 1969, стр. 61-75; Heyerdahl. American Indians in the Pacific. London, 1952, P. 556-569.}.
Мы знали, что испанцы приплыли в Полинезию из Перу, знали, что перуанские инки сообщили им сведения о маршруте; так, может быть, Теи Тетуа и другие островитяне верно помнят, что их предки пришли с востока?
Недаром исследователи, занимавшиеся физическим типом полинезийца, подчеркивали, что он разительно отличается от малайского и индонезийского: форма головы и носа, цвет и строение волос, рост, цвет кожи, волосяной покров на лице и теле - все у них другое. Известный американский антрополог Л. Салливен, специально изучавший соматологию маркизцев, указал, что физически эти островитяне ближе к некоторым коренным жителям Америки, чем к монголоидам, и ничто не подтверждает версию об индонезийском происхождении полинезийцев {L. R. Sullivan. Marquesan Somatology with comparative notes on Samoa and Tonga. B. P. Bishop Museum Memoirs, vol. 9, N 2 Honolulu, 1923, p. 7-299.}.
Вот когда в мою душу закралась мысль о том, что первыми на эти острова, быть может, прибыли представители одной из многочисленных культур, сменявших друг друга до воцарения инков в древнем Перу. В доинкском искусстве реалистично отображены всевозможные физические типы, притом многие совсем отличны от нынешних индейцев - длинные бороды, почти европейские черты лица. На Перуанском побережье найдены мумии людей, которые ростом намного превосходили инков, и черепа у них длинные, какие известны по Полинезии. К тому же у некоторых мумий волнистые рыжие волосы, а это как будто подтверждает инкские предания о том, что задолго до прихода испанцев среди индейцев кечуа и аймара в Перу жили русоволосые и светлокожие бородатые люди. Когда Франсиско Писарро открыл и завоевал Перу, его двоюродный брат Педро Писарро записал, что испанцам встречались люди с белой кожей и светлыми волосами, как у европейцев, и инки называли этих людей потомками своих богов {Pedro Pizarro. Relation of the Discovery and Conquest of the Kingdom of Peru. Рукопись 1571 года в переводе Р. A. Means. New York, 1921, p 380.}.
Во всех инкских преданиях подчеркивалось, что верховный бог Виракоча и люди, которые вместе с ним ушли через Тихий океан, были белые и бородатые, как испанцы.
Когда старик Теи Тетуа рассказывал мне про Тики, который привел его народ на острова из большой страны на востоке, я еще не изучал основательно перуанскую мифологию и не знал, что полное имя исчезнувшего бога инков Кон-Тики-Виракоча, а в Тиауанако он был известен как Тикки или Тики. Знай я об этом, когда сидел на берегу в обществе старого полинезийца и слушал гул волн, пришедших от самой Южной Америки, я, наверно, поподробнее расспросил бы о богемореплавателе Тики, который привез с востока предков Теи Тетуа.
Как бы то ни было, испанцы нашли чернокожих людей, описанных им инками. С первой попытки в 1568 году они дошли из Перу до Меланезии. Раздоры на корабле вынудили их отклониться от пути, который, по словам инкских историков, вел к ближайшему обитаемому острову (позднее выяснилось, что путь этот ведет к острову Пасхи). Изменив курс, испанцы прошли южнее Маркизов и не встретили суши до самых Соломоновых островов; здесь они первыми из европейцев увидели чернокожих меланезийцев. С великим трудом удалось им возвратиться в Южную Америку, и в 1595 году они снова отплыли из Перу. Идя на этот раз прямо на запад, мореплаватели увидели горы Фату-Хивы. Обогнули остров, остановились с подветренной стороны, и состоялась первая встреча европейцев с полинезийцами. Хотя на берегу острова стояли люди, испанцы приписали себе честь его открытия.
Из записей штурмана Педро Фернандеса де Кироса следует, что четыре каравеллы испанцев бросили якорь в заливе Омоа {Pedro Fernandez de Quiros. Narrative of the Second Voyage of the Adelantado Alvaro de Mendana. The Hakluyt Society, Second Series, N 14. Nendeln-Lichtenstein, 1967, p. 15-29, 150.}. Обнаруженный ими остров был "густо населен". Четыре сотни островитян на лодках и вплавь добрались до кораблей, чтобы приветствовать гостей, и толпы людей сгрудились на пляже и скалах. Сорок человек поднялись на борт, "и испанцы казались малорослыми рядом с ними". Один островитянин на голову возвышался над всеми остальными. Несколько человек отличались светлой кожей и "рыжеватыми волосами". О других сказано, что они были "не просто светлокожие, а белые". Один старый вождь с зонтом из пальмовых листьев щеголял холеной бородой, на которую свисали такие длинные усы, что он раздвигал их двумя руками, когда выкрикивал распоряжения. На другой день адмирал Менданья самолично сошел на берег вместе с супругой, чтобы присутствовать при первом католическом богослужении в Полинезии. Штурман отмечает: "Рядом с доньей Исабелой сидела чрезвычайно красивая туземка с такими рыжими волосами, что донья Исабела захотела отрезать несколько прядей, однако видя, что туземка против, воздержалась, чтобы не сердить ее".
В то время как супруга адмирала любезно воздержалась от покушения на рыжие волосы, солдаты адмирала забавы ради навели свои аркебузы на старого бородача с зонтом и убили его, а заодно еще семь-восемь островитян.
Совершив таким образом открытие Фату-Хивы, который они назвали Магдаленой, испанцы пошли на север и увидели Мотане, в то время "остров прекрасного вида с густыми лесами и тучными нивами". Однако они проследовали мимо, привлеченные контурами более крупных Тахуаты и Хива-Оа, и объявили все четыре острова владениями Его Величества Короля. Научили одного туземца говорить "Иисус Мария" и осенять себя крестным знамением, после чего застрелили две сотни других туземцев. Одного испанского солдата спросили, почему он, сидя в гостях в туземной хижине, стреляет по проходящим мимо островитянам; он ответил, что ему нравится убивать. Штурман рассказывает, что другой солдат иначе оправдал свой поступок, когда убил туземца, который, пытаясь спасти свою жизнь, прыгнул в море с ребенком на руках. Туземцу, говорил этот солдат, все равно место в аду, а слава меткого стрелка не позволяет ему промахиваться."
Адмирал повелел корабельному священнику и его викарию петь "Те Деум лаудамус" перед коленопреклоненными туземцами; были установлены три креста; острова получили благословение и христианские наименования. После чего испанцы подняли якоря и продолжили путь на запад, поскольку на Маркизах не нашлось золота.
До отплытия испанцы переспали с местными женщинами и в знак благодарности посеяли кукурузу в присутствии туземцев. Однако условия для венерических болезней явно оказались более благоприятными, чем для кукурузы: сифилис распространился со скоростью степного пожара, а кукуруза так и не проросла. Маркизские острова были оставлены в покое со своими новыми болезнями на 179 лет, вплоть до 1774 года, когда их повторно открыл капитан Кук.
Старик Теи Тетуа ничего не слышал про адмирала Менданью и капитана Кука. Он считал первооткрывателем Тики, который прибыл сюда с темнокожими детьми Атеа и светлокожими детьми Тане, чьих потомков испанцы застали на островах. Он не соглашался с нами, что Маркизские острова были открыты европейцами. Тики первым привел сюда предков Теи Тетуа.
Я начал смотреть на вещи глазами Теи. Разумеется, Менданья и Кук были всего-навсего гостями. Но" что означает для нас, европейцев, слово "Тики"?
Сидя на берегу в обществе старого отшельника и его приемной дочери, глядя на озаренную луной безлюдную долину, я спрашивал себя, как вообще этот народ может переносить нас, белых...
- Теи, - сказал я, - куда делось все твое племя?
- Болезни двойных людей, - ответил Теи. Двойные люди. Двойные люди... Новое и весьма
меткое название для нас, европейцев. Сначала мы являемся к островитянам со священниками и учим не убивать. Потом возвращаемся с офицерами и показываем, как надо убивать. Приходим с Библией и учим не думать о завтрашнем дне. И тут же суем им в руки копилку. Дескать, разве можно не думать о завтрашнем дне, копите деньги. Бог сотворил человека голым, мы учим островитян одеваться. Вооружаемся во имя мира, лжем во имя правды. Конечно, мы двойные люди. Пристыженный, я спросил Теи, как он додумался до этого определения.
Ответ был не совсем таким, какого я ожидал. Предки Теи назвали первых увиденных ими европейцев двойными людьми потому, что у них были две головы, два тела, четыре руки и четыре ноги. До появления этих иноземцев островитяне не видели людей в облегающих тело одеждах. Снимет такой человек шляпу или шлем, а под ними вторая голова; расстегнет камзол или сбросит доспехи видно второе тело; снимет сапоги - появляется вторая пара ног. Островитяне были этим немало озадачены.
Но двойные люди привезли с собой кашель, горячку, резь в желудке, и начался мор. До тех пор, утверждал Теи Тетуа, никто не умирал от болезней. Люди доживали до такой старости, что становились похожи на высушенные тыквы, сидели на одном месте, и приходилось их кормить. Молодые умирали, если срывались с пальмы, или попадали в пасть акуле, или их убивали в бою и съедали враги.
- Съедали? - Лив с ужасом покачала головой.
- А что, у вас разве не воюют? - спросил Теи не без вызова: дескать, ну-ка, отвечайте начистоту.
Пришлось признаться, что в Испании шла ожесточенная гражданская война, когда мы уезжали из Европы.
- Ну и что вы делаете с убитыми? - допытывался Теи.
- Закапываем в землю.
- Закапываете в землю! - Теи явно был потрясен и возмущен таким варварским расточительством.
Это же надо, убивать людей только затем, чтобы закапывать их в землю! И никто их не выкапывает потом, когда "дойдут"?
Что он - смеется над нами или в самом деле недоумевает? Лицо вполне серьезное. Может быть, смотрит на нас, как мы смотрим на индусов, которые не едят священных коров, оставляя их падальникам.
Теи рассказал про своего отца Уту, самого знаменитого и свирепого воина в долине Уиа. Он почти ничего не ел, кроме человеческого мяса. Но в отличие от своих друзей предпочитал выждать, когда оно "дойдет", и тогда уже шел с миской к погребальной платформе. Вместе с пои-пои получалось отменное блюдо. Как-то вдова одного умершего соплеменника Уты привела ему свинью: хотела отвлечь его внимание от покойника. Но Ута сперва съел свинью, потом покойника. Мать Теи рассердилась на Уту, потребовала, чтобы он ел рыбу и другую приличную пищу, без такого отвратительного запаха. Ута послушался, говорил Теи. Долго не ел тухлого мяса. И до того отощал, что пришлось вернуться к прежней пище.
Лив ужасалась; Момо слушала с открытым ртом, вытаращив большие карие глаза на смирного старого человека, который говорил о людоедстве как о самом обычном обеде. Теи признался, что сам один раз участвовал в каннибальском ритуале. Здесь, в Уиа, он тогда был еще совсем молодой. Человеческое мясо сладкое, как кумаа - батат. Обычно жертву жарили, вернее, пекли на горячих камнях в земляной печи, завернув в банановые листья, как он нам свинину готовит. Некоторые ели человеческое мясо от голода, потому что тогда на острове было много народу и не всем хватало пищи. Но обычно потребление человеческого мяса носило характер религиозного ритуала и своего рода мести.
Вкуснее всего женское предплечье, объяснял Теи. "От белой женщины", добавил он и поглядел на Лив с хитрой улыбкой. Пошутил, конечно, но я сомневаюсь, чтобы присутствующим дамам понравилась эта шутка.
Я подбросил полешко в костер, чтобы разогнать темноту. На всем острове не было человека добрее Теи, но все же я чувствовал себя как-то странно, сидя под звездами и слушая рассказ очевидца о людоедстве.
Человек вообще представляет собой странную смесь ангела и дьявола, будь он испанец, полинезиец или викинг. Сейчас благочестие не позволяет нам отрезать рыжий локон с головы ближнего, а в следующую минуту мы отрубаем голову целиком, закапываем друг друга в землю или жарим, как свиней. Прикажи какой-нибудь вождь, наверно, Теи Тетуа и сейчас схватил бы палицу и отправился убивать. Да и я, если призовет отечество, вскину на плечо винтовку. О прогрессе на поле боя можно сказать очень просто: мы считаем достойным вонзать штык в живого человека, а втыкать вилку в мертвого варварство.
Теи Тетуа рассказал, что тогда, как и теперь, с поля боя домой приходили раненые воины. Правда, раньше старались не тело врага повредить, а разбить ему палицей голову. Самым распространенным оружием была длинная палица, украшенная красивой резьбой. У враждующих сторон были одинаковые палицы _ та же форма, та же длина. Отличалась только резьба, но обязательным элементом орнамента было изображение общего бога Тики. Маркизские воины считали ниже своего достоинства пользоваться кинжалом, саблей, копьем, луком и стрелами. Правда, у них были маленькие луки, но лишь для игры и охоты на местную съедобную крысу. Маркизские острова никогда не знали гонки вооружений. Подобно большинству полинезийцев, местные воины оставались верны оружию, которое привезли с собой предки, - палице и праще. В этом они разительно отличались от индонезийцев и племен Восточной Азии, предпочитавших всевозможное колющее и режущее оружие и совсем не знавших пращи. Примечательно, что у полинезийцев мы видим единственные виды оружия, повсеместно распространенные в древнем Перу, - палицу и пращу. Причем маркизская праща во всем подобна древнеперуанской: австрийский этнолог Д. Вюльфель видел в этом верный признак связей между культурами обеих областей {D. J. Wolfel. Die Trepanation. Studien uber Ursprung, Zusammenhange und kulturelle Zugehorigkeit der Trepanation. Anthropos, vol. 20. Wien, 1925, S. 42.}.
Мне подумалось, что испанцы, когда они пришли в Перу, а затем и в Полинезию, выступили в роли авангарда нашей цивилизации. Для начала мы убивали туземцев, которые принимали нас с почетом и радушием. Затем именем Иисуса внушили им, чтобы они отложили в сторону свои варварские палицы и пращи. Потом заменили их устарелое оружие дальнобойными винтовками и воинской повинностью. Вождь Терииероо с гордостью показывал мне орден Почетного легиона - награду от французов за участие в войне против немцев. Полинезийцев возили на войну в Европу.
У Теи Тетуа была глубокая круглая вмятина во лбу.
- Что, палицей попало? - спросил я.
Нет, в детстве ему угодил в голову упавший сверху камень. Мальчика вылечил таоа. Даже тяжелораненых воинов нередко мог исцелить таоа.
Мы привыкли считать, что таоа - шаман или знахарь. На самом деле он представлял собой нечто более значительное. Таоа был неплохим психологом и искусным хирургом. Он умел завоевать доверие непосвященных непонятными речами и ритуальными фокусами, но доверие это было вполне заслуженно, ведь таоа производил операции, не все из которых были иод силу современным ему европейским лекарям. Он умел, не внося инфекцию, резать, сращивать, даже производить трепанацию черепа. Теперь другое дело, говорил Теи. Теперь даже самая маленькая царапина грозит воспалением.
Мы сами убедились, что на острове появилось множество источников инфекции, особенно на западном берегу, где устья рек Омоа и Ханававе были настолько загрязнены, что нам приходилось ступать по гальке с величайшей осторожностью, чтобы не поцарапать ноги. В Уиа пока все обстояло благополучно.
Мы видели кое-какие инструменты таоа, сделанные из кости, зубов, камня и дерева. И хотя других материалов в распоряжении маркизских хирургов не было, они ухитрялись изготавливать ножи, шилья, сверла и даже пилы.
Живи таоа в Европе в ту пору, когда эти острова были "открыты" нами, он не уступил бы любому врачу и вполне мог бы называться доктором. Таоа Теке доктор Теке - жил уже во времена самого Теи Тетуа. Одна каменная статуя на северо-восточном побережье вблизи Ханахепу носила его имя; по словам Вео и Теи Тетуа, в статуе обитала и душа таоа.
На глазах у Теи доктор Теке разрезал ногу островитянина, который сломал берцовую кость, вправил перелом, зашил рану и наложил шину из твердой древесины. Рана зажила, и островитянин ходил как ни в чем не бывало.
Еще более примечательно искусство, с каким доктор Теке производил трепанацию черепа - операцию, которой наши врачи по-настоящему овладели всего лет сто назад. В Уиа Теи видел, как к таоа Теке доставили островитянина, упавшего с пальмы и проломившего себе голову. После соответствующего песнопения и плясок хирург приступил к делу. Сперва промыл рану кипяченой водой и сбрил волосы с поврежденной части головы. Затем сделал крестовидный надрез на коже и обнажил кость. Удалил осколки и отшлифовал края до полной гладкости. Закрыл отверстие точно вымеренным куском тонкой, гладкой кокосовой скорлупы и опустил на место отогнутые лоскуты кожи. Рана заросла, и только крестовидный шрам напоминал об операции. Пациент прожил еще много лет. Правда, в его поведении появились кое-какие странности. Если бы таоа обнаружил, что мозг под костью поврежден, он не стал бы делать операцию.
Рассказ Теи произвел на меня сильное впечатление. Я знал, что за сто лет до этого побывавший на Маркизах К. Стюарт записал, что маркизские жрецы производили трепанацию при помощи акульего зуба. А доктор Ральф Линтон видел и сфотографировал старый череп со следами трепанации на Хива-Оа. Его друг и коллега Э. Хэнди встретился на том же острове с внуком знаменитого полинезийского хирурга, и тот рассказал, что его дед накладывал на поврежденные черепа заплаты из скорлупы кокосового ореха с перфорированными краями {С. S. Stewart. A Visit to the South Seas in the U. S. Ship "Vincennes" during the years 1829 and 1830. Ed. by VV. Ellis. London, 1832; E. S. C. Handy. The Native Culture in the Marquesas. B. P. Bishop Museum Bull. 9. Honolulu, 1923, p. 269. Подробности о трепанациях в Полинезии см. также: Т. Heyerdahl. American Indians in the Pacific. London, 1952, p. 655-665.}. Нам тоже рассказывали в долине Омоа, что заплаты пришивали к черепам тонкой ниткой из кокосового волокна. Мы не верили своим ушам, но Вео однажды принес кусок трепанированного черепа, причем по краям травмированного участка образовалась костная мозоль: значит, пациент выжил. Больше того, вдоль тех же краев были просверлены крохотные отверстия, но Вео повредил их. По его словам, он очистил отверстия от грязи, потому что череп был наполовину засыпан землей в пещере. Теперь уже не установишь, шла ли речь о подлинной перфорации или Вео сам просверлил отверстия, зная, что так делали в старину.
Поразительно, что трепанация практиковалась на далеко отстоящих друг от друга островах Полинезии и Меланезии, причем таких островов известно много; похоже, это редкое и сложное искусство распространилось в Тихом океане из какого-то одного окраинного центра. Помимо Маркизов особенно надежно документированные данные собраны на островах Общества. Так, на Таити в прошлом травмы черепа заделывали скорлупой недозрелых кокосовых орехов, совсем как на Маркизских островах. В Полинезии такие операции носили как будто чисто хирургический характер. В Меланезии трепанацию, судя по всему, предпринимали с магико-терапевтической целью - чтобы излечить от головной боли или выпустить злого духа. Так, на острове Увеа почти все мужчины подвергались трепанации.