Он на мгновение так крепко сжал рукоятку револьвера, что у него побелели костяшки пальцев, а потом что-то в нем переменилось, и он сунул оружие во внутренний карман.
   — Вы правы. Нам теперь может помочь только Коротышка. Лучше поедем.
   — Могу я спросить куда?
   — У него есть где скрыться. В Сперринсе есть старый фермерский дом в долине возле горы Маллеклога. Нам надо подъехать туда со стороны города Mayнт-Гамильтон по дороге Пламбридж.
   — А почему ты опасаешься подъехать открыто, по главной дороге?
   — Бог знает почему. Всегда, когда только можно, я пользуюсь второстепенными дорогами. В крайнем случае решим на месте.
   Он тронулся с места на этот раз с более умеренной скоростью, а я уселся поудобнее, закрыл глаза и заснул.
* * *
   Я проспал целый час, который прошел безо всяких происшествий, а потом спокойно подремывал еще полчаса, и было уже около пяти тридцати, когда Бинни резко толкнул меня левым локтем в ребра.
   — Вот мы и не одни, майор. Посмотрите, как заблокирована дорога впереди.
   Он начал сбавлять ход, а я поднял спинку сиденья и сел прямо. Снова шел дождь, вернее, мелкая непрерывная морось. Впереди стояли два «лендровера», дорогу перекрывал барьер, возле него — полдюжины солдат, все в резиновых накидках от дождя. Вид у них был довольно убогий, что, впрочем, было объяснимо.
   Я высунулся в окно, приготовив карточку-удостоверение и пропуск, и крикнул:
   — Кто старший?
   Из ближайшего «лендровера» выскочил молодой сержант и поспешил к «кортине». Он был в куртке и маскировочной униформе, но без фуражки. Судя по выдвинутому подбородку, он был настроен весьма воинственно. Поэтому я решил его опередить.
   — Капитан Гамильтон, служба безопасности. Я чертовски спешу, поэтому быстро убирайте этот барьер.
   Это сработало, словно магическое заклинание. Он бросил взгляд на документы, отдал честь, когда возвращал их, потом повернулся и пролаял приказ солдатам.
   Мгновение спустя огни дорожного блокпоста померкли в темноте.
   — Вы сделали его, как ребенка, майор, — с восхищением сказал Бинни. — Вот теперь я понимаю, что имел в виду Берри, когда утверждал, что у вас хорошие манеры.
   Еще в бытность молодым офицером я служил с пожилым полковником, который целых три кошмарных месяца пробирался к швейцарской границе после побега из польского лагеря для военнопленных. Не дойдя трех миль до цели, он задержался в маленькой деревенской гостинице, чтобы дождаться темноты, и был арестован полковником горнострелковых войск, который зашел туда, потому что его автомобиль сломался, когда он проезжал мимо. Оказалось, что немец был в группе офицеров, которые посетили Сэндхерст в 1934 году, когда старик служил там инструктором. Его немедленно узнали, несмотря на обстоятельства, прошедшие годы и краткость встречи.
   Время и случай, правильное место и неверное время — или наоборот? Судьба хватает вас за штанину. Как я мог говорить с Бинни о таких вещах? И какой в этом прок?
   А если признаться, правда состояла в том, что меня охватило дурное предчувствие, как бывало у бедного старого Мейера. И это мне никак не могло помочь, потому что я с горечью стал думать о нем и о других хороших людях, которые могут умереть в такое серое утро, как сегодня.
   Мы въехали на заправочную станцию, которая была закрыта, насколько я мог видеть. Но, судя по приборам, у нас был полный бак бензина.
   — Зачем это? — встревоженно спросил я.
   — Мне надо позвонить по телефону, — ответил Бинни, открывая дверь. — Попросить приятеля, чтобы он передал тому человеку, что мы встретимся в определенном месте.
   Он здорово стал похож на людей из ИРА, как их изображали в старых голливудских фильмах. Я смотрел, как он шел к телефонной кабине, стоящей у дома, но недолго: увидев, что уже шесть часов, я включил радио — послушать новости.
   Первое, что я услышал, было мое имя, а потом — Норы Мэрфи.
   Бинни подошел к машине.
   — Все в порядке. Нас будут ждать.
   — Заткнись и слушай! — оборвал я его.
   Голос диктора продолжал: «Полиция также озабочена розыском Джеймса Алоизиуса Галлахера».
   Затем следовало точное описание внешности Бинни, о котором мог только мечтать старательный офицер полиции.
   Бинни тут же сел за руль, и мы отправились. Я оставил радио включенным и услышал то, хуже чего не бывает. Тела капитана Стейси и сержанта Грея уже через час были обнаружены фермером; отсутствие генерала и нас троих позволяло сделать только один вывод.
   — Храни нас Боже, майор, — проговорил Бинни, когда передача закончилась. — По самым скромным подсчетам, они теперь перебросят сюда половину британской армии.
   — Никак не меньше. А сколько еще ехать?
   — Всего десять или пятнадцать миль. Я объехал Драперстаун как раз перед тем, как мы останавливались. Вы могли бы увидеть справа горы, если бы не дождь и дымка.
   — Нам надо проезжать еще через какие-нибудь города?
   — Через Маунт-Гамильтон, объехать его нельзя. Как проедем, так через три мили начнем подниматься по дороге в горы.
   — Прекрасно, — ответил я. — Надо проехать тихо и аккуратно. Но если случится что-нибудь плохое, жми на газ и прорывайся вперед как дьявол, не обращая внимания на стрельбу.
   — Ладно, майор, не учите ученого!
   Юному мерзавцу нравились наши игры. Это было для него самой жизнью, прекрасной и захватывающей. Он сидел, сгорбившись над рулем, с надвинутым на глаза кепи. Воротник его ужасного пальто был поднят, а на лице играла слабая улыбка.
   Мы уже въезжали в Маунт-Гамильтон. Я сказал:
   — Тебе бы надо было жить во времена американского «сухого закона», Бинни. Аль Капоне полюбил бы тебя.
   — К чертям все это, майор! И разве не ирландский парень грохнул этого самого Капоне?
   — Дайон О'Бэньон, — подсказал я.
   — Бог ему в помощь! С таким именем он должен был бы ходить на мессу каждый день всю свою жизнь.
   — И два раза по воскресеньям.
   Мы притормозили позади двух фермерских грузовиков и молочного фургона, которые ожидали очереди пройти через блокпост. Там дежурили четыре или пять «лендроверов», по меньшей мере двадцать парашютистов-десантников. Двое констеблей, опершись на полицейский автомобиль, болтали с молодым лейтенантом-парашютистом.
   Когда молочный фургон проехал наконец в промежуток между «лендроверами», я повторил свое представление: достал свою карточку-удостоверение, высунулся из окна и окликнул молодого офицера:
   — Лейтенант, на минутку, будьте добры!
   Он тут же подошел, мгновенно подтянувшись. По моему двадцатилетнему военному опыту, я сразу узнал, как говорят в армии, кадрового служаку.
   — Капитан Гамильтон, служба безопасности, — представился я. — Мы чертовски спешим. Они там, в Страбане, взяли террориста, который может оказаться...
   Я не стал продолжать: один из констеблей подошел, чтобы присоединиться к лейтенанту, скорее всего из любопытства, нагнулся к окну с моей стороны, посмотрел мимо меня и вытаращил глаза:
   — Помилуй Боже! Бинни Галлахер!
   Я двинул его кулаком в лицо, Бинни завел мотор, колеса бешено завращались, и мы вынеслись в промежуток между двумя «лендроверами», поочередно уклоняясь то от одного, то от другого.
   Но все-таки мы проскочили. Как только он начал разгонять машину, я закричал:
   — Пригни голову!
   Застрочили автоматы «стерлинг», посыпалось битое стекло, «кортина» сильно вильнула. Но Бинни снова овладел управлением, мы заехали за поворот и помчались дальше.
* * *
   Теперь дождь шел сильнее, туман клочьями спускался со склонов гор, значительно уменьшая видимость. За первым поворотом дорога была прямой как стрела на протяжении целой мили. Мы успели отъехать от поворота ярдов на сто пятьдесят, как из-за него показался полицейский автомобиль, и сразу за ним «лендроверы».
   Бинни разогнал «кортину» до восьмидесяти миль, а стрелка спидометра шла кверху, ветер и дождь с шумом врывались сквозь разбитое ветровое стекло, и я вынужден был кричать, чтобы он меня услышал:
   — Сколько осталось?
   — Мили две. Будет поворот направо, в горы. Танбри — так называется это место. Там мы должны встретиться.
   Мы были почти в конце прямого участка, я оглянулся назад и увидел, что просвет между нами и полицейским автомобилем сократился.
   — Они догоняют! — закричал я.
   — Надо их немного попридержать!
   Теперь дело приняло такой оборот, что у меня не было выбора. Для полиции и армии я был террорист из ИРА, и они в случае необходимости без колебаний прострелят мне голову.
   Я подумал, что сказал бы генерал. Может быть, принял решение застрелить полицейского, исходя из того, что цель оправдывает средства.
   Жизнь, как известно, состоит из компромиссов, поэтому, когда я вытащил свой браунинг, обернулся и начал стрелять назад через разбитое заднее стекло, я целился немного выше, чем полагалось.
   Но полицейский, который стрелял в нас из бокового окна, имел другие намерения и настроен был серьезно. Одна из пуль прошла между Бинни и мной и разбила спидометр. Другая срикошетила от крыши.
   Машину занесло на следующем повороте, Бинни выругался и переключил скорость; нам все же удалось повернуть. Помогло выдающееся мастерство вождения Бинни плюс немного удачи. На мгновение показалось, что все кончено, но, благополучно миновав поворот, мы снова вышли на прямой участок и продолжали двигаться в нужном направлении.
   А полицейскому автомобилю не повезло — его дважды развернуло на дороге, и он уткнулся носом в колючую изгородь, которая шла слева.
   Бинни все это мог видеть в зеркало заднего вида, которое, как ни странно, не пострадало, и громко рассмеялся:
   — Одним меньше!
   — Зато два идут за нами! — вскричал я, когда увидел, как из-за поворота появился сначала один «лендровер», а потом и второй.
   Дорожный знак с левой стороны дороги, казалось, с громадной скоростью летит нам навстречу. Бинни сильно тормознул, перешел на третью скорость, машину снова сильно занесло, и мы чудесным образом вдруг оказались на узкой сельской дороге, которая круто поднималась вверх между серыми каменными стенами.
   Стало немного поспокойнее. Но зато здесь были такие изгибы и повороты, что ему приходилось то и дело сбавлять ход, потому что это была такая дорога, на которой скорость даже в тридцать миль в час была опасной.
   — Сколько еще осталось? — снова спросил я.
   — До Танбри? Пять миль. Но как, черт побери, мы там можем остановиться, когда у нас на пятках висит британская армия, а Коротышка ждет? Это все равно что поднести им его голову да еще вставить ему яблоко в зубы. Нам нужно пробиться.
   Я высунулся из окна и начал вглядываться сквозь дождь и туман туда, где дорога крутилась между серыми каменными стенами. Мне удалось увидеть на мгновение один «лендровер», а потом и второй. Они были теперь в нескольких сотнях ярдов за нами.
   Я спросил у Бинни:
   — Это единственная дорога через горы?
   Он кивнул:
   — Да.
   — Тогда нам не уйти. У меня плохая новость для тебя. Некто Маркони изобрел такую неудобную вещь, как радио. К тому времени, когда мы перевалим через гору, все солдаты и полицейские в округе будут оповещены. — Я покачал головой. — Мы должны придумать что-нибудь получше.
   — Что же?
   Я подумал немного и пришел к очевидному решению:
   — Нам надо умереть, Бинни. Неприятно, но надо по крайней мере заставить их, на час или два в это поверить. И хорошо, чтобы это было уже с той стороны Танбри.
* * *
   Танбри состоял из пары улиц, пивной, маленькой церкви и разбросанных по склонам серых каменных домиков. Единственным признаком жизни была собака в центре главной улицы, которая быстро бросилась в сторону, когда мы промчались мимо. На другой стороне городка дорога поднималась вверх еще круче, проходя по территории, похожей на посадки новогодних елочек.
   Примерно через полмили за городком после крутого поворота Бинни затормозил и остановился посреди дороги. Здесь с левой стороны шел деревянный забор. Я вышел из «кортины» и заглянул через него. Там был обрыв глубиной в сто футов или больше, заросший елками, а внизу шло русло реки.
   — Вот здесь, — сказал я. — Давай двинем машину.
   Я уже собрался сильно толкнуть ее, но Бинни окончательно поразил меня. Вместо того чтобы выйти из машины, он включил скорость и направил ее прямо в забор. У меня замерло сердце, когда я подумал, что он не успеет выскочить, но тут «кортина» проломила забор и исчезла за краем обрыва, а Бинни ловко выкатился из кабины на землю.
   Как только он поднялся на ноги, снизу послышался скрежет, потом ужасный удар, а за ним звук взрыва, такого сильного, что казалось, взорвали никак не менее пятидесяти фунтов взрывчатки. В воздух, словно осколки снаряда, взлетели куски металла. Когда я заглянул за край обрыва, то увидел: все, что осталось от «кортины», ярко пылало на дне пропасти.
   Где-то совсем близко послышался рев моторов «лендроверов», которые начали подниматься в гору. Когда я обернулся, то увидел, что Бинни уже бежал к другому краю дороги. Я, вскочив на ноги, кинулся за ним, и мы начали углубляться в густой кустарник.
   Мы успели подняться до половины склона, когда два «лендровера», один за другим, затормозили внизу. Оттуда выскочили парашютисты и подбежали к обрыву; с ними был лейтенант с блокпоста в Маунт-Гамильтоне.
   Мы не стали ждать, что будет дальше. Бинни дернул меня за рукав, и мы, преодолев небольшой подъем, пошли по узкому ущелью, где тек небольшой ручей, к деревне.
* * *
   Как только мы вышли из чащи позади церкви, один из «лендроверов» быстро проехал по дороге. Я схватил Бинни за руку, мы спрятались за стеной кладбища и подождали, пока машина проедет мимо и скроется среди домов.
   — Идемте, — сказал он. — Следуйте за мной, майор, и делайте то, что я вам скажу.
   Мы осторожно начали пересекать кладбище, переходя от одного памятника к другому. Мы почти добрались до заднего входа в церковь, как с наружной стороны кладбищенской стены появились двое парашютистов. Мы тут же спрятались за красивым викторианским надгробием и ждали под непрерывным дождем, в тени склонившегося над нами серого ангела.
   Бинни сказал:
   — Ничего нет лучше ухоженного кладбища. Вы когда-нибудь видели могилу своего дяди в Страдбелла, майор?
   — Не видел с тех пор, как был мальчиком. Насколько я помню, там был простой деревянный крест.
   — Теперь уже не то, — покачал он головой. — Они купили новый крест по общественной подписке лет десять назад. Из белого мрамора. На нем написано: «Майкл Фитцджеральд, солдат Ирландской республиканской армии. Умер за Ирландию». Боже, вот бы и мне такое!
   — Нашел о чем мечтать...
   Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, а я поднял его на ноги, потому что солдаты куда-то исчезли.
   — Пошли скорее отсюда. Я промок до нитки.
   Через мгновение мы оказались под защитой заднего крыльца. Он открыл массивную дубовую дверь, сделал мне знак молчать, и мы вошли внутрь.
   Там было очень тихо. Мерцали свечи, и в утреннем прохладном воздухе стоял сильный запах ладана. Образ Святой Девы, с едва заметной улыбкой на нежном лице, казалось, витал в темноте над алтарем.
   У двух исповедален ожидало около дюжины прихожан. Одна из них, пожилая женщина с шарфом вокруг шеи, как это делают крестьяне, обернулась и безразлично посмотрела на нас. А за нею и остальные, один за другим, начали поворачивать головы, чтобы тоже посмотреть, и Бинни предостерегающе приложил палец к губам. И тут за главными дверями чей-то голос громко прокричал команду, и послышались звуки тяжелых шагов.
   Бинни схватил меня за руку и потащил к ближайшей исповедальне. Мы втиснулись туда и задернули за собой занавеску.
   По другую сторону решетки, которой было забрано окно, послышалось движение, и тихий голос сказал:
   — Итак, сын мой?
   — Я ужасный грешник, отец. Ужасный. Но лучше обречь себя на вечные муки в аду, чем попасть в руки тех подонков, которые сейчас сюда войдут, чтобы схватить нас.
   После короткой паузы главные двери церкви открылись, и раздались приближающиеся звуки шагов по каменному полу. С другой стороны решетки послышалось шевеление. Опасаясь, как бы Бинни не вытащил свой браунинг, я выглянул наружу сквозь щелку занавеса.
   Там стоял молодой офицер-парашютист с блокпоста, с пистолетом в руке. Он чего-то ожидал, но тут вид на него мне перекрыл священник, который вышел из исповедальни в стихаре, черной сутане и фиолетовой епитрахили на плечах.
   — Чем могу помочь, лейтенант? — мягко спросил он.
   Молодой офицер что-то пробормотал в ответ, чего я не расслышал, а священник рассмеялся:
   — Да никого здесь нет, кроме нескольких греховодников, которые, как видите, горят желанием вовремя исповедаться перед ранней мессой.
   — Сожалею, отец.
   Офицер спрятал пистолет, повернулся и вышел. Священник стоял и смотрел, как он уходит. Когда дверь закрылась, он, не поворачивая головы, тихо сказал:
   — Можешь выйти, Бинни.
   Бинни отдернул занавес.
   — Майкл? — воскликнул он. — Это вы?
   Священник медленно повернулся, и я оказался лицом к лицу с тем, кого называли Коротышкой.

Глава 11
Коротышка

   Я ожидал в маленькой холодной пристройке к ризнице и слушал неясные звуки голосов внутри, но не мог расслышать ни слова сквозь толстую дубовую дверь. Да и вовсе не хотелось узнать, о чем говорят: в этот момент я потерял всякий интерес — чересчур много случилось за слишком короткое время. Я закурил сигарету, плюнув на то, что нахожусь в церкви, развалился в кресле, которое стояло в углу.
   Немного спустя дверь открылась, и появился Корк; за ним в дверном проеме виднелся Бинни, сидящий на краешке стола. Я знал, что ему под шестьдесят, но когда он снял очки в роговой оправе и начал их протирать носовым платком, то показался старше, значительно старше.
   Он сказал:
   — Думаю, что должен поблагодарить вас, майор Воген. Считаю, что мы — ваши должники.
   — Бинни вам все рассказал?
   — О Норе и Фрэнке Берри? — Он надел очки. — О да! Можете считать, что он ввел меня в курс дела.
   — Что же вы собираетесь делать?
   Снаружи послышались звуки подъезжающих автомобилей и крики команд.
   Он грустно улыбнулся:
   — В такой обстановке трудно что-то предпринять, майор. Подождите здесь.
   Он взял с вешалки шляпу с загнутыми полями, какие носят священники, надел и поспешно вышел из церкви.
   Я спросил:
   — Часто он так делает? Я имею в виду — выдает себя за священника?
   — Это удобно, вы же знаете. Монахини и священники — все к ним относятся с уважением, и армии приходится быть осторожной в отношениях с церковью. Люди очень легко обижаются на такие вещи.
   — Ну а что насчет местного священника?
   — Здесь его нет. Раз в неделю приезжает из Страбана молодой иезуит.
   — Выходит, Корк действует неофициально?
   Он язвительно рассмеялся:
   — Церковь никогда не была на самом деле другом ИРА. Если они узнают об этом, будет большой шум.
   — Что он собирается делать, как ты думаешь? Я имею в виду Нору?
   — Он ничего не сказал.
   Бинни подавленно умолк, глядя в пустоту; нервная реакция, понятное дело. Я вернулся в свое кресло и уставился в противоположную стену, чувствуя себя уставшим как никогда.
   Немного спустя главная дверь церкви отворилась и закрылась вновь, пламя свечей на алтаре заколебалось. Мы прижались к стене, Бинни со своим треклятым браунингом наготове, но это оказался Корк. С ним был маленький изможденный старичок в матерчатом кепи, потертом пальто и грязных ботинках.
   — Прибыли еще солдаты. — Корк повесил шляпу. — И я подозреваю, приедут еще. В основном парашютисты. Я говорил с этим юным лейтенантом. Его фамилия Гиффорд. Хороший парень.
   Он неопределенно улыбнулся, и Бинни спросил:
   — Что же все-таки произошло, ради Бога?
   — Кажется, они считают, что вы там, на дне пропасти, среди обломков вашего автомобиля. Они все еще ищут. Думаю, вам лучше было бы пойти наверх, на ферму, пока я разберусь со всем этим. Шон проводит вас. — Он обернулся ко мне: — Это всего с полмили вверх по долине, позади церкви, майор. Вы будете там в безопасности. Там есть укрытие, как раз для подобных случаев, они ее никогда не обнаружат.
   — А Нора? — возбужденно перебил его Бинни. — Что будет с ней?
   — Все в свое время, Бинни, мой мальчик. — Корк потрепал его по плечу. — Теперь мне пора.
   Он взял шляпу и снова вышел. Дверь стукнула, пламя свечей затрепетало, но на этот раз большая часть их погасла. Я подумал: а не дурной ли это знак?
* * *
   Старый Шон провел нас через кладбище и пошел сквозь лес за церковью. Он двигался бодро, что как-то не вязалось с его почтенным возрастом. Из-за дождя и тумана видимость снизилась до нескольких ярдов — превосходная погода для побега. Мы не встретили ни одной живой души, через пятнадцать минут вышли из леса и увидели маленькую ферму в тихой долине.
   У домика был плачевный вид, он давно нуждался в побелке. Забор во многих местах повалился, участок напоминал вспаханное поле после дождя.
   Казалось, здесь не было ни души, и старый Шон прошел через двор к двухэтажному амбару из серого камня, открыл половину двустворчатых ворот и вошел внутрь. Здесь, как я и ожидал, было состояние полной заброшенности, стояли заржавленная молотилка и сломанный трактор; в крыше зияли дыры от сорванных шиферных листов.
   Здесь же, на чердаке, был сеновал, туда вела приставная лестница. Сначала я подумал, что старик собирается подняться, но вместо этого он перенес ее к другой стороне амбара и прислонил к деревянной стене, потом отошел в сторону.
   Бинни сказал:
   — За мной, майор! «Калькуттская душилка» — так мы называем это местечко.
   Он проворно поднялся по лестнице, на полпути задержался, потянулся в сторону, сунул палец в отверстие и что-то нажал. В стене открылась дверца площадью не более трех квадратных футов. Он нырнул в нее, я последовал за ним.
   Когда Бинни закрывал дверь, старик уже отволок лестницу на прежнее место у сеновала. Свет, проникающий через многочисленные отверстия и щели, позволял разглядеть, что мы оказались в маленькой, узкой комнатке, где едва можно было выпрямиться.
   Бинни сказал:
   — Спускайтесь за мной, только осторожно. Здесь высота тридцать футов, ничего не стоит сломать ногу.
   Я разглядел верх лестницы, которая вела вниз из некоторого подобия люка, подождал, пока он спустится, и последовал за ним, погружаясь в кромешную тьму.
   Потом я услышал тихий голос Бинни:
   — Осторожно, майор, вы уже почти на месте.
   Тут же мои ноги коснулись твердой земли. Я осторожно повернулся и услышал чирканье спички о коробок. Это Бинни зажигал керосиновую лампу, которая висела на крюке, вделанном в стену.
   — Вот вам все удобства, как дома.
   Это было сильно сказано: грубый деревянный стол, стулья, две старые армейские койки со множеством одеял и шкаф, набитый таким количеством консервов, что ими вполне можно было бы прокормить дюжину мужчин целую неделю, а может быть, и больше.
   — Где же все-таки мы находимся? — спросил я, расстегивая пальто.
   — Под амбаром. Этим убежищем наши люди пользуются еще с двадцатых годов, и ни разу оно не было раскрыто.
   Другой конец комнаты был чем-то вроде армейского склада: десятка два автоматических винтовок британской армии, несколько старых винтовок «ли-энфилд», автоматы «стерлинг», шесть-семь ящиков с боеприпасами, на каждом из них клеймо Управления вооружений. Тут же была маскировочная униформа, куртки, несколько стальных касок и беретов парашютистов.
   — На кой черт такая уйма? Готовитесь восстать?
   — Большую часть этого добра мы отбили у них в разное время, а униформу надевали ребята, когда мы несколько месяцев назад делали рейд по армейским тылам.
   Он аккуратно развесил на спинку стула свое мокрое пальто и растянулся на одной из коек.
   — Боже мой, я совершенно вымотан, майор. Могу наверняка проспать целую неделю.
   Мне казалось, что он заснул прежде, чем сам понял это, судя по мерному дыханию. Но в этих условиях заснуть было самым разумным. Я лег на другую кровать. Никогда еще мне не было так удобно. Я закрыл глаза.
* * *
   Я так и не понял, что заставило меня проснуться, может быть, какой-то неуловимый шорох. Когда я открыл глаза, Корк сидел за столом с другой стороны и читал книгу.
   Я пошевелился, и он посмотрел на меня поверх очков:
   — А, проснулись!
   Мои часы стояли. Я спросил:
   — Который час?
   — Десять. Вы проспали этак часа три.
   — А Бинни?
   Он повернулся и посмотрел на другую койку:
   — Все еще спит. Полезно для него, когда выпадает удобный случай. При такой работе, как у нас, человек пользуется каждой возможностью, да и стоит ли это говорить такому старому солдату, как вы, майор.
   Я подсел к нему и предложил сигарету, но он отказался, вытащил трубку и старый кисет.
   — Нет, спасибо. Я предпочитаю это.
   Он читал трактат Святого Августина «О Граде Божьем».
   — Непростая вещь, — заметил я.
   Он усмехнулся:
   — Когда я был юнцом, отец отдал меня в Мейнут учиться на священника. Через год-другой я понял, что это ошибка, но старые привычки сохранились.
   — Это было до того, как вы отсидели в тюрьме, или после?
   — После. Отчаянная попытка семьи реабилитировать меня. Они были из среднего класса, майор. Смотрели на ИРА как на бандитскую шайку.
   — И попытка не удалась?
   — Совершенно не удалась. — Он несколько раз затянулся, пока трубка не разожглась. — Понимаете, двух лет в тюрьме на Крамлин-роуд оказалось вполне достаточно. С тех пор я ухитряюсь избегать подобных мест.