— Ее здесь нет, сеньор. Томас не сдержал своего слова.
   Я отвернулся от Начиты и увидел рядом с собой мексиканца-батрака, нервно теребящего в руках сомбреро.
   — Сеньор Киф, — произнес он, — дон Томас приказал вам кое-что передать. Он велел...
   — Продолжай же, черт возьми! — закричал я.
   — Он сказал, что на память он оставляет себе самое ценное для вас и выражает надежду, что эту ночь вы проведете спокойно.
   Я застыл, вперившись глазами в батрака. Меня охватил ужас, и вдруг откуда-то из-за стены, из густого тумана, послышался голос Юрадо:
   — Сеньор Киф!
   Я, а за мной и Начита кинулись к воротам и выглянули наружу.
   — Дон Томас прислал вашего друга, который хотел изобразить из себя Иисуса Христа. Поэтому разумно было не противиться его пожеланиям и позволить священнику умереть так же, как умер посланник Божий.
   Раздался одиночный выстрел, и из плотной завесы дождя галопом выскочила и заходила кругами перед нами испуганная лошадь. На ее спине к седлу был привязан сколоченный из необструганного бруса крест с распятым на нем Ван Хорном. Сквозь его старую сутану проступала кровь.
   Схватив под уздцы беснующуюся лошадь, я посмотрел на Ван Хорна и понял, что тот еще жив. Собрав последние силы, он попытался мне что-то сказать, но так и не смог. Его глаза закатились, голова безжизненно упала на плечо.
   Не успел стихнуть топот копыт лошади Юрадо, как мимо меня на первом попавшемся коне в погоню стрелой промчался Начита.
   Мне уже было безразлично, нагонит он Юрадо или нет. Все, что происходило вокруг, казалось мне нереальным. Толпа людей, просочившихся сквозь ворота, застыла в гробовом молчании. Затаив дыхание, они наблюдали, как Морено, вынув нож, перерезал на кресте веревки и подхватил безжизненное тело Ван Хорна.
   Уже не рыдая, Морено печально посмотрел на меня.
   — Он мог бы остаться в живых, но предпочел принять смерть. За нас, за этих людей. Разве это не поразительно? Святой был среди нас, а мы этого и не поняли.

Глава 15

   Мне ничего не оставалось, как ждать возвращения Начиты. Так же бросаться под проливным дождем за Юрадо в погоню не имело никакого смысла. Добравшись до гостиницы, я поднялся в комнату, разделся, вытерся насухо полотенцем и сменил одежду. Положив в каждый карман по магазину патронов, я спустился в бар и, разобрав «энфилд», принялся его чистить, периодически прикладываясь к стакану виски.
   Вскоре появился Морено. Войдя, он почтительно снял шляпу.
   — Сеньор, в церкви остались вещи, принадлежавшие отцу Ван Хорну. Мы не знаем, что с ними делать. Вы были ему другом...
   — Хорошо, — ответил я. — Я схожу с тобой в церковь.
   На улице все еще лил дождь, и я снова накинул на себя пончо и надел на голову сомбреро. Мы вышли из гостиницы и пошли по улице. По дороге нам попались две запряженные мулами телеги, на которых везли тела убитых людей де Ла Плата.
   — Они жили без Бога, и похороним их как безбожников, — пояснил Морено. — Закопаем в одной яме.
   — И сеньориту де Ла Плата вместе с ними?
   — Ну что вы, сеньор! — произнес он, изумленно посмотрев на меня. — Ее мы похороним как подобает. Еще жив ее отец, и неизвестно, как известие о гибели дочери повлияет на этого бедного старика.
   Подойдя ближе, я увидел, что жители городка вывозят с площади трупы лошадей, привязав их к мулам. Почти вся кровь с мостовой была смыта дождевыми потоками. Жизнь продолжалась.
   Интерьер церкви претерпел значительные перемены. Скамейки были придвинуты к стенам, а на двух из них, ближе к входу, стоял сколоченный из грубых досок гроб, накрытый крышкой.
   — Дона Чела, сеньор, — тихо произнес Морено. — Мы решили накрыть гроб крышкой. У нее обезображено лицо. Вы меня понимаете?
   Да, я его прекрасно понимал и направился в другой конец церкви, где полыхал целый костер из зажженных свечей.
   Как только я впервые высадился в Мексике, я увидел процессию Пресвятой Девы, двигавшуюся по улицам Веракруса. Это было одно из красивейших зрелищ, которые мне доводилось когда-либо наблюдать. При виде этого великолепия в стране, где в то время людская кровь лилась рекой, у меня защемило сердце.
   Тело Ван Хорна, облаченное в полные регалии священника, лежало на столе, накрытое поверх расшитой золотом мантией. В сложенные на груди руки был вложен крест, в изголовье и в ногах горели свечи. Ван Хорн лежал словно живой, готовый в любую минуту открыть глаза.
   — Мы не смогли отыскать гроба подходящей длины, сеньор, — извиняясь, прошептал Морено. — Но скоро наш плотник его сделает.
   Запах горящих свечей сделался для меня невыносимым. Делать мне здесь больше нечего — с Ван Хорном я уже попрощался, подумал я и направился в ризницу. Морено последовал за мной. Вещи, о которых он говорил, принадлежали не совсем Ван Хорну. Все они были из сундука предыдущего священника, скончавшегося в Гуэрте. Но я решил не говорить об этом Морено.
   — Спрячь все это. Может быть, новому настоятелю церкви они потребуются.
   — Новому, сеньор?
   — Вам кого-нибудь пришлют. Особенно теперь, когда ситуация в корне поменялась.
   — А дон Томас?
   — С ним покончено.
   Не в силах вновь видеть, что происходит в церкви, я вышел из ризницы через другую дверь, выходившую прямо на городские ворота. Когда мы с Морено уже подходили к гостинице, один из охранявших ворота выстрелил в воздух и громко крикнул, что приближается всадник.
   Мы кинулись назад, а затем в сопровождении нескольких мужчин, стоявших на площади с винтовками в руках, вышли за ворота. Из серой пелены дождя и тумана верхом на лошади появился Начита. За ним, покачиваясь из стороны в сторону, брел Юрадо со связанными руками и петлей на шее, совсем как тот заложник, которого он недавно пристрелил.
   — Он был не так быстр, — произнес Начита.
   — Где остальные?
   — Они ушли, оставив этого, чтобы передать нам тело священника.
   Лицо Юрадо было все в синяках. Но глаза, один из которых был полуприкрыт, ничего, кроме ненависти, не выражали.
   — Хорошо, Киф, — злобно сказал он. — Ничего, что вы меня схватили. Зато у дона Томаса твоя подружка, и к тому времени, когда он со своими ребятами успеет с нею позабавиться...
   Мой кулак врезался ему в челюсть.
   — Заткнись. Куда они поехали?
   В ответ он плюнул мне в лицо. Стерев слюну подолом пончо, я вторым ударом кулака свалил его на спину.
   — Я мог бы заставить его заговорить, сеньор, — заверил меня Начита.
   — Как скоро?
   — Не позже, чем разведу костер.
   — Тогда начинай поджаривать эту гадину. И чем раньше, тем лучше.
   Угроза старого индейца не могла не подействовать на бандита. Рауль Юрадо ничего, кроме грубой силы и жестокости, не признавал. Я уже однажды убедился в этом. Сломался он и на этот раз.
   Начита пришпорил коня, петля на шее Юрадо стянулась туже, и он упал. Проволочившись несколько ярдов по земле, бандит в страхе закричал:
   — Нет, только не индеец!
   По рассказам Яноша я знал, на что способны индейцы племени яаки, поэтому испуг Юрадо меня не удивил.
   — Вопросы повторять не буду. Сколько человек осталось у де Ла Плата? — спросил я.
   — Пять.
   — Куда они отправились?
   — В Понету.
   Я вопросительно посмотрел на Начиту, тот кивнул.
   — Это место мне знакомо. Примерно в двадцати пяти милях отсюда, оно расположено на другой стороне Долины Ангелов. Там уже давно никто не живет.
   Носком ботинка я поддал Юрадо под ребро.
   — Это так?
   Тот с мрачным видом пояснил:
   — Дон Томас и раньше часто пользовался этим местом. Там в горах он легко сможет пополнить свой отряд.
   Похоже, он говорил правду. Потянув за веревку на шее Юрадо, я заставил его подняться на ноги и затем подтолкнул к Морено и его друзьям.
   — Передайте его федералам, — сказал я. — Пусть его судят по закону.
   Юрадо обрушил на меня шквал ругательств, но тут же получил от Морено удар по лицу. Двое мексиканцев, подхватив конец веревки, повели бандита в селение.
   Начита слез с лошади, и мы пешком последовали за ними.
   — Эта Понета, — сказал я, — что она из себя представляет?
   — Небольшой поселок с двумя или тремя улицами и разрушенной церковью, стоящей на краю ущелья. В начале революции это был опорный пункт правительственных войск. Там прошли тяжелые бои, большинство населения погибло, а те немногие, кто уцелел, разбрелись по всей стране.
   Подойдя к гостинице, мы свернули на задний двор, где стоял с опущенным брезентовым верхом «мерседес». В машине я нашел карту, которой снабдил нас Бонилла, и развернул ее на переднем сиденье.
   — Долго туда добираться?
   — Часов пять или шесть, сеньор. Чуть меньше, чуть больше, зависит от лошадей. Ширина Долины Ангелов — миль двадцать. Местность пустынная, воды нет. Там надо быть осторожным.
   — На сколько, ты думаешь, они нас опережают?
   — На час-полтора.
   — Сможем их догнать до того, как они попадут в Понету?
   — Возможно, если возьмем с собой сменных лошадей, но как только мы обнаружим себя, Томас сразу же убьет Викторию.
   Я снова посмотрел на карту, остановив свой взгляд на большом пустынном участке местности, где располагалась Долина Ангелов, и тут, как мне показалось, нашел простое решение.
   — А что, если нам попробовать добраться туда первыми и подождать их?
   — Сеньор? — промолвил Начита, удивленно подняв брови. — Как же нам это удастся?
   В ответ я хлопнул рукой по баранке «мерседеса» и радостно произнес:
   — На ней. Как видишь, ничего невозможного нет.
   Я впервые увидел на лице старого индейца улыбку.
* * *
   Прощание с Мойядой было трогательным. Морено никак не хотел нас отпускать, заявив, что уже послал гонца к Кордоне в Хуанчу и что мне следует дождаться приезда лейтенанта.
   Перед посадкой в «мерседес» он со слезами на глазах крепко обнял меня и похлопал по спине, видимо посчитав, что живым меня больше не увидит. Интересно, что никто из присутствующих при прощании так и не вызвался составить нам компанию. Подхваченная ими фраза: «С Богом!» — которую произнес Морено напоследок, гулким эхом долго звучала у меня в ушах.
* * *
   Я с радостью покидал Мойяду, и причин для этого было предостаточно. Теперь я знал, что никогда больше не увижу этот городок, так как приехать сюда снова желания у меня не было.
   В конце концов, Ван Хорн, кем бы он ни был, погиб за тех, кто не был в состоянии постоять за себя. Оправданий их безволию найти можно было много. Убогая жизнь, которую они влачили, долгие годы страданий, выпавших на их долю, привели к тому, что насилие и жестокость стали восприниматься ими как само собой разумеющееся. Они не только не могли защитить себя, но и не хотели даже пошевелить пальцем, чтобы помочь другим.
   Думая о них, я испытывал сильное чувство горечи. Меня тошнило и от них, и от той гнилой земли, на которой они жили, называя ее почему-то страной. Мне удалось подавить в себе раздражение, и я сбросил скорость, чтобы без риска взобраться вверх и миновать горный перевал. Когда мы катили вниз, дождь начал ослабевать, а туман рассеиваться. Съехав с невысокого склона, мы оказались в огромной долине, усеянной мескитовыми деревьями и огромными кактусами. Миновав обрамляющие долину заросли акации и кустарника, растущих по пологим склонам ущелья, мы въехали на плоскую песчаную равнину.
   Нажав на тормоз, я остановил машину. Начита, выскочив из «мерседеса», обежав вокруг, вскоре вернулся обратно.
   — Как я и думал, они поехали этой дорогой. На земле остались их следы.
   На военной карте полковника была четко обозначена старая горная дорога. Она брала начало в долине, где мы теперь находились, и уходила от нее резко в сторону. Судя по карте, эта вытянутая почти в прямую линию дорога была кратчайшим путем до Понеты. Двадцать миль, возможно, чуть меньше, половину из которых нам предстояло преодолеть по горам.
   Это был наш шанс, не воспользоваться которым я просто не мог. Как только Начита занял свое место в автомобиле, мы тронулись в путь. Проехав в восточном направлении по самому краю пустынной местности около пяти миль, свернули на север и проскочили оставшуюся часть равнины, покрытую спекшейся под жарким солнцем смесью песка и глины, со скоростью двадцать пять миль в час, которая Начите, должно быть, показалась просто бешеной.
* * *
   Мы благополучно достигли противоположной стороны долины и, оказавшись у подножия горной гряды, повернули на запад. Преодолев еще несколько миль по краю долины, машина подъехала к тому месту, откуда с узкого провала между горами и начиналась та самая дорога. Все было в точности как на карте полковника Бониллы.
   Я сбросил скорость. Дорога круто шла вверх по поросшему тополями и мескитовыми деревьями склону, на верхнем участке которого виднелись одиноко стоящие сосны. Далее склон уходил резко в сторону, и мы, прижавшись почти вплотную к скалистому горному отрогу, на медленной скорости обогнули торчащую из-под земли скалу и, оказавшись на самом верху ущелья, увидели перед собой Понету.
   Поселок оказался гораздо больше, чем я предполагал, и, судя по размеру каменной церкви с огромной плоской крышей, когда-то играл важную роль в жизни этой части Мексики. Церковная звонница была сильно повреждена, скорее всего, в результате артиллерийского обстрела.
   Остальные строения представляли собой домики, в большинстве своем без крыш и с потрескавшимися саманными стенами. Повсюду виднелись следы ожесточенного боя.
   Как только мы въехали на центральную улицу Понеты, Начита сразу взял в руки свой старенький «винчестер». Но в поселке никого, кроме нас, не было, не считая ящериц, гревшихся на развалившихся стенах домов, да стаи черных воронов, наблюдавших за нашей машиной с самого верха разрушенной звонницы. Я остановил «мерседес» в центре площади рядом с высохшим фонтаном.
   Вынув фляжку с водой, прополоскал горло и передал ее Начите. Несколько воронов, взлетев с колокольни, огласили окрестности своим мерзким криком. Солнце скрылось, и я непроизвольно поежился, снова ощутив себя кельтом.
   — Мрачное место. Много людей здесь погибло, — угрюмо произнес Начита.
   Я кивнул ему в ответ.
   — Чтобы оценить обстановку, подождем их на въезде в поселок.
   На краю поселка мы нашли строение с тремя уцелевшими стенами. Лучшего укрытия для машины не придумать, решил я и без проблем загнал «мерседес» внутрь домика. Затем мы вернулись к тому месту, где дорога делала зигзаг, и вскарабкались на вершину скальной гряды, поросшей густым кустарником.
   Сверху нам открывался вид на дорогу, по которой должен был проехать отряд Томаса де Ла Плата. Начита распугал затаившихся в кустах змей, после чего мы залегли и стали ждать. У меня был при себе пулемет «томпсон», а у Начиты — «винчестер». Если мы откроем огонь по бандитам, то в перестрелке может пострадать Виктория, подумал я. В такой ситуации слишком многое зависело уже не от нас, и это больше всего меня беспокоило. Никогда прежде, участвуя в подобных операциях, я не волновался за чужую жизнь так, как сейчас.
   Я откинулся на спину, положил голову на сомбреро, затянулся сигаретой и, прищурившись, уставился глазами в пустоту, пытаясь в мельчайших подробностях представить себе состояние Виктории. О чем она в эту минуту думает? Уверен, она нисколько не сомневается, что мы с Начитой придем ей на помощь. Ведь по-другому поступить мы не могли.
   А Томас де Ла Плата? Невозможно было предугадать, на что способно это дикое животное. Этот сложный человек через многое прошел. Годы тюрьмы, лишение воинского звания, унизительное положение, в котором он теперь находится ради дела, в которое свято верит, долгая борьба и оставленные после себя горы трупов не могли не сказаться на формировании его образа мышления.
   Тем не менее другие люди, повидавшие на своем веку не меньше страданий, чем он, все же сумели сохранить человеческое лицо. В Томасе же пробудились самые дикие инстинкты, и такого, как он, следовало опасаться.
   Я, должно быть, задремал, а Начита, по всей вероятности, решил пока меня не беспокоить. Когда же он все-таки резким толчком разбудил меня, был уже вечер. Долина окрасилась в фиолетовые тона, опускавшееся за горизонт солнце было похоже на огромный оранжевый шар.
   В вечернем воздухе отчетливо был слышен топот копыт. Я, осторожно раздвинув ветви кустарника, посмотрел на дорогу. Вверх по склону в нашем направлении двигался отряд запыленных всадников. Было видно, что дорога утомила как людей, так и животных.
   Нам не повезло и на этот раз: Томас де Ла Плата и Виктория ехали на одной лошади. Она сидела впереди, а он, обхватив ее с обеих сторон, держал в руках поводья. В такой ситуации открывать огонь по бандитам было бы сущим безумием. Мы с Начитой неподвижно лежали в кустах и наблюдали, как они въехали на центральную улицу поселка и направились в сторону площади.
   — Я отвлеку их внимание на себя, Томас оставит присмотреть за Викторией кого-нибудь одного, не больше, и ты сможешь легко с ним справиться, — сказал я Начите.
   — А как вам это удастся, сеньор?
   Я коротко посвятил индейца в свой план.
   — Вас ждет неминуемая смерть. Вы это понимаете? — произнес Начита.
   — Может быть, настало время рискнуть, — ответил я, пожав плечами. — Твоя задача не допустить, чтобы Виктория попала в перестрелку. Вот что я от тебя хочу, не более. Что бы ни происходило, обо мне не думай.
   Не испытывая ни малейших колебаний, я продрался сквозь кусты и спустился к подножию скального возвышения, на котором мы только что прятались. Я был полон решимости сделать, что задумал. Пусть это будет мой конец, но я ни за что не отступлю. Пробил мой час.
* * *
   Не поднимая излишнего шума, мы с Начитой выкатили «мерседес» из развалин, и я, положив «томпсон» на переднее сиденье, уселся за руль. Когда я нажал на педаль, мощный рев автомобильного двигателя разорвал тишину над поселком, и «мерседес» по узкой улочке покатил в сторону площади.
   По площади, держа Викторию за руку, в направлении церкви шел Томас де Ла Плата. Его люди, ведя под уздцы лошадей, следовали за ними. Резко остановив перед бандитами машину, я успел заметить на их лицах неподдельное изумление, мгновенно развернулся и направил автомобиль обратно по той же улочке, по которой только что въехал на площадь. Вдогонку мне зазвучали выстрелы. Ветровое стекло задрожало, и я инстинктивно пригнул голову, успев при этом повернуть руль, чтобы не снести угол неожиданно возникшего передо мной саманного домика.
   Из-за этого скорость машины несколько упала, что меня вполне устраивало. Позади слышались возбужденные крики. Я же с опущенной головой вел машину по узкой улочке и слышал, как пули дырявят корпус «мерседеса». Вскоре я выбрался из поселка и оказался на открытой местности.
   Мчась по извилистой дороге вверх, мне приходилось лихорадочно крутить руль то в одну, то в другую сторону. Наконец я достиг самого высокого участка дороги и свернул с нее.
* * *
   Вниз по склону машина понеслась стрелой, сметая на пути кусты и мескитовые деревья. Выждав момент, когда движение стало плавным, я схватил «томпсон» и, открыв дверцу, выскочил из «мерседеса». Автомобиль, оставшийся без управления, подбросило вверх. Он дважды перевернулся, врезался в растущий вдоль дороги сосняк и замер колесами вверх.
   Сжимая в руках «томпсон», я залег в кустах и стал ждать. Вскоре на вершине склона со своими людьми показался Томас де Ла Плата. На этот раз к Виктории был приставлен один из бандитов. Некоторое время все постояли наверху, издали рассматривая перевернутый «мерседес». Де Ла Плата что-то сказал остальным, а затем в сопровождении четверых членов шайки стал спускаться к машине. Виктория и ее охранник остались наверху.
   Неожиданно за их спинами, словно призрак, появился Начита. Он великолепно справился с поставленной перед ним задачей. Бандит, не издав и звука, рухнул на землю, а индеец, молча обхватив девушку, исчез вместе с ней.
   Этого я и ждал. Неподалеку раздался треск веток. Сейчас или никогда, подумал я. Томас со своими людьми был совсем рядом.
   Выскочив на проплешину в длинной череде низкорослого кустарника, я вскинул пулемет, спустил гашетку, надеясь одной очередью поразить всех сразу. Двое бандитов упали словно подкошенные, но тут неожиданно мой «томпсон» заклинило.
   С реакцией кобры выхватив револьвер из кобуры, висевшей у него на поясе, первым в ответ выстрелил де Ла Плата. Попавшая чуть ниже ключицы пуля уложила меня обратно в кусты.
   Упав на землю, я выхватил из-под куртки «энфилд» и дважды выстрелил в надежде заставить противников пригнуть головы, а самому за это время успеть спрятаться в зеленой гуще кустарника. Забравшись в густые заросли, я принялся осматривать рану. Из-за близкого расстояния, с которого стрелял Томас, скорость пули была огромной, и она, прошив меня насквозь, вышла из-под правой лопатки. Входное отверстие в диаметре оказалось меньше, чем я предполагал. Скорее всего, револьвер Томаса был 38-го калибра.
   Плюнув на ладонь, я провел ею по ране. Крови не было, и это меня утешило, чего нельзя было сказать о нараставшем в кустах шуме. Быстро выбравшись из густых зарослей, я бросился вверх по склону, уходя немного вправо, чтобы выбраться на дорогу.
   Очень скоро меня обнаружили. Послышался громкий крик, затем другой. Следом я услышал три или четыре коротких выстрела. Сделав последнее усилие, я наконец-то оказался на обочине дороги. Сердце отчаянно билось в груди, и тут я заметил, как слева из кустов выскочил один из ублюдков и, пыхтя, словно паровоз, кинулся в мою сторону.
   Особо не целясь, я дважды выстрелил в него и вприпрыжку, громко крича от боли, кинулся вверх по дороге. Гнавшийся за мной бандит не стрелял, рассчитывая, сократив расстояние между нами, поразить меня наверняка. Я обернулся и, аккуратно прицелившись, выстрелил в своего преследователя. Пуля, попавшая прямо в сердце, сбила его с ног, и он упал на обочину дороги.
   Магазин «энфилда» был почти пуст, а времени на его перезарядку у меня не оставалось. Заметив выскочивших из кустов де Ла Плата и его оставшихся в живых сподручных, я развернулся и что было сил кинулся к поселку.
   Вдогонку мне непрерывно стреляли, но из-за обилия кустов, покрывавших склон, по которому я бежал, попасть в меня было трудно. Вдавив голову в плечи, я мчался в сторону церкви, надеясь теперь только на помощь Начиты, что, по правде говоря, не входило в мои первоначальные планы.
   Я почти добежал до фонтана, как снова был ранен. На этот раз в правую ногу. Ранение было не очень серьезным, но достаточным, чтобы свалить меня на землю.
   Перевалившись на спину, я увидел бегущего ко мне головореза. Это был крепкий верзила. Бежал он отлично и опережал самого Томаса. Времени на беспорядочную стрельбу не было, и я, прицелившись в грудь, нажал на спусковой крючок и сразу вскочил на ноги. Когда бандит упал, я уже был у дверей церкви.
* * *
   Распахнув дверь, я едва проскочил внутрь, как по стене церкви чиркнула пуля. Оглянувшись, я увидел Томаса де Ла Плата, который, миновав фонтан и держа в каждой руке по револьверу, бегом приближался к церкви. Разъяренный Томас был похож на чудовище, способное разве что присниться в кошмарном сне.
   Шатаясь, я направился в прохладный полумрак каменного помещения, пытаясь достать из кармана пиджака патроны. Правые рука и плечо нестерпимо горели, пальцы не слушались. Роняя патроны, все же сумел вставить два из них в барабан «энфилда».
   Томас ворвался в церковь и, не успев привыкнуть к полумраку, открыл стрельбу. Я по глупости тоже выстрелил, чем себя выдал. Не дожидаясь ответного выстрела, я успел переместиться в сторону и скрыться в проеме двери.
   Упав на каменные ступеньки и отчаянно работая руками и ногами, я принялся карабкаться по винтовой лестнице, ведущей в звонницу. Сделав поворот, я увидел в стене колокольни огромное отверстие, через которое внутрь снаружи проникал свет. Выбравшись через дыру на крышу церкви, я перевел дух. Вслед за мной из темной дыры со свистом вылетела пуля. В ответ я дважды нажал на спусковой крючок, но выстрел раздался только один. Барабан револьвера был пуст.
   Я понял: это конец. Пробил час, и теперь бедняга Эммет Киф безропотно встретит свою смерть, подумал я. Я повернулся и побрел по крыше. Перил на ней не было, и я, дойдя до края, посмотрел вниз. С одной стороны крыша церкви обрывалась в глубокое ущелье, а с другой — на площадь.
   Обернувшись, я увидел в десяти ярдах от себя Томаса де Ла Плата. Его грудная клетка тяжело вздымалась, лицо было почти белым. Теперь у него в руках был только один пистолет. И тут Томас допустил самую большую в своей жизни ошибку. Вместо того чтобы сразу пристрелить меня, он заговорил:
   — Кто тебя послал, Киф?
   В ответ раздался одиночный выстрел, эхом раскатившийся по крыше. Стая перепуганных воронов взлетела в темную высь и с отчаянным карканьем закружила над площадью. Де Ла Плата, вскрикнув, повернулся и выронил из рук оружие, оно упало на площадь.
   Внизу у фонтана, прижав к плечу приклад «винчестера», стоял Начита. Позади него на корточках сидела Виктория. Она громко выкрикнула мое имя, но ее голос потонул в безумном крике птичьей стаи.
   Обернувшись, я увидел, как Томас, по губам которого текла кровь, в тупой ярости выбросив перед собой руки, в безумной надежде столкнуть меня с крыши ринулся вперед. Я сделал шаг в сторону, и он, проскочив мимо, рухнул на площадь.
   Он лежал на булыжной мостовой лицом вниз. Над ним склонился Начита. Когда я спустился с крыши и подошел ближе, Начита поднялся, посмотрел на меня, затем повернулся и зашагал за побежавшей в церковь Викторией.
   Вороны вновь уселись на самом верху колокольни. Их черные силуэты отчетливо просматривались на фоне бронзового неба. За вершинами гор медленно угасало солнце. Только теперь я почувствовал, как сильно устал. Даже незаряженный «энфилд» был для меня тяжелой ношей. Эх, сделать бы красивый жест и зашвырнуть его куда-нибудь далеко-далеко, подумал я. Но решиться на такое было бы непростительной ошибкой. Малыш Эммет Киф, у которого теперь действовала одна левая рука, позволить себе этого просто не мог. Место было опасным, да и ночь впереди.
   Сев на землю, я высыпал перед собой целую пригоршню патронов и, испытывая сильную боль в плече, принялся медленно вставлять их в барабан своего «энфилда».