Хиггинс Джек. В аду места нет

   — Я слышал, вы напали на охранника, когда вас переводили в Вондсворт? Я не советовал бы вам проделывать это здесь.
   — Я просто потерял тогда голову, — сказал Брейди.
   Начальник ничего не ответил; он опять открыл папку с материалами дела.
   — Я вижу, вы были инженером-строителем, Мы сможем дать вам работу по специальности, Мы тут тоже кое-что строим — на территории тюрьмы, разумеется. По-моему, вы могли бы приступить завтра утром, вместе с другими.
   — Благодарю вас, сэр! — сказал Брейди.
   — Думаю, мне не надо вам говорить, что это привилегия, и вы будете немедленно ее лишены в случае каких-либо нарушений. Я достаточно ясно выразился?
   — Да, сэр! — Начальник слегка улыбнулся.
   — Если вам когда-либо понадобится совет, Брейди, не стесняйтесь обращаться ко мне. Для этого я здесь и сижу.
   Он поднялся, показывая, что беседа окончена, и старший надзиратель вывел Брейди из кабинета.
   Тюрьма «Мэннингем» была третьей, в которой Брейди побывал за последние три месяца, и он с интересом оглядывался вокруг, пока его вели в бельевую — выдать одежду, потом на кухню — кормить, и, наконец, в его камеру.
   Постройки возводились в эпоху реформ в середине девятнадцатого века по общему для тюрем Ее Величества плану. Значит с расположенными в три-четыре яруса камерами, радиусами — наподобие спиц колеса — расходящиеся от центрального зала, на 150 футов возносящегося ввысь, в темноту, к обнесенному металлическою сеткой стеклянному куполу.
   Каждый корпус отделен был от центрального зала металлической сеткой — для безопасности; старший надзиратель отпер двери в блок «С» и пропустил Брейди вперед.
   Они поднялись по металлической лестнице на тускло освещенную верхнюю площадку. Здесь было неестественно тихо; площадка тоже была окружена стальной сеткой — на случай, если кому-то взбрело бы вдруг в голову сигануть вниз, за ограждение. Создавалось впечатление, будто находишься в стальном лабиринте, и по телу у Брейди пробежала легкая дрожь, когда охранник остановился у последней на этой площадке двери и отпер ее.
   Камера была больше, чем он ожидал. Здесь было небольшое зарешеченное окошко, умывальник и нужник, вделанный в пол в углу. Вдоль стены шли две койки — одна над другой, а напротив — одна кровать.
   На ней растянулся мужчина, почитывая журнал. На вид ему было лет шестьдесят, седые волосы коротко, под машинку, острижены, а глаза голубые, яркие на морщинистом веселом лице.
   — Новый жилец к тебе, Эванс, — сказал надзиратель. — С завтрашнего дня он начинает работать в бригаде строителей. Расскажи ему тут все, что к чему.
   Он повернулся к Брейди.
   — Помни, что сказал тебе начальник, и веди себя смирно. Будешь играть по правилам — и я с тобой буду так же.
   Дверь за ним захлопнулась с легким щелчком, и со скрежетом ключа, поворачиваемого в замке, все остальное в мире, казалось, перестало существовать.
   — Будешь играть по правилам — и я с тобой буду так же! — мужчина на кровати с возмущением фыркнул. — Что за чушь! Он сел и вытащил пачку сигарет из-под подушки. — Угощайся, сынок. Меня зовут Джо Эванс. А ты, я так полагаю, Брейди?
   — Он самый.
   Брейди взял сигарету.
   — Как ты догадался?
   Эванс пожал плечами и дал ему прикурить.
   — Дошли слухи из Вондсворта. Я слышал, ты там по-свойски расправился с вертухаем?
   Брейди прилег на нижнюю койку и с неподдельным удовольствием затянулся.
   — Он приставал ко мне с того дня, когда меня перевели туда на доследование. Я не мог больше этого выносить.
   — Эти воскресные газетенки, должно быть, здорово тебе досаждали, а? — хмыкнул Эванс. — Я-то думал, у тебя ядовитые клыки и две головы.
   Брейди неожиданно для себя улыбнулся, и Эванс ответил ему улыбкой.
   — Вот так-то, сынок. Главное — не позволяй этим гадам уложить тебя на обе лопатки. Если почувствуешь, что они тебя совсем доконали, плюнь прямо в глаз кому-нибудь из тюремщиков. Это всегда поднимает настроение.
   — Ну, еще бы, — ответил Брейди. — Ну и как тут вообще?
   — Совсем неплохо. Скоро они подселят к тебе наверх еще какого-нибудь парня, но пока можешь жить спокойно. Я попал сюда три года назад, когда здесь сделали тюрягу повышенной надежности для таких вот нехороших парней. С тех пор никто уже отсюда не дернулся.
   — И сколько же тебе еще осталось? Старик улыбнулся.
   — Скоро конец. Я оттрубил уже шесть лет из семи. Был бы сейчас на воле, если бы вел себя поаккуратнее. Он выпустил в потолок длинный клуб дыма. — Да ладно, теперь-то уж все, завязано! Моя старушка держит отличную маленькую гостиницу в Корнуолле. Так что им меня больше здесь не видать.
   — Сдается мне, я слыхал уже нечто подобное, — заметил Брейди.
   — Но я и в самом деле так решил, — заверил его Эванс. — Я скажу тебе что-то, сынок. Знаешь, что меня погубило? Слишком уж я поднаторел в моей чертовой работенке. Когда я вскрываю сейф, то шума при этом не больше, чем при негромкой отрыжке. Беда лишь в том, что я делаю это настолько искусно, что фараоны всегда знают, кого им искать.
   — Ты, похоже, неплохо устроился здесь, — сказал Брейди, помахав сигаретой.
   Эванс широко улыбнулся.
   — Что ж, я не жалуюсь. Держись за меня, и ты всегда будешь мягко приземляться, сынок.
   — А что это за стройка, о которой говорил мне начальник?
   — Им не сладить с волной преступлений — вот мы и строим еще один корпус в центральном дворе. Совсем неплохая работенка. Получше, чем шить мешки для почтовой корреспонденции или протирать задницу, сидя тут целыми днями, пока не рехнешься окончательно. Если особо не нажимать, нам хватит этого еще месяцев на десять.
   — Я не намерен задерживаться здесь так надолго.
   Брейди встал, прошелся по камере и выглянул в окно. Наружная стена была высотой футов сорок; по ту ее сторону проходила линия железной дороги. За ней, в осенней ночи, мерцали огни Мэннингема. Они могли бы с таким же успехом быть на другой планете.
   — Теперь послушай, сынок, — сказал Эванс серьезно. — Не бейся головой о каменную стену, Это верный способ угодить в местечко похуже. Никому не удастся взломать эту жестянку. Я пробыл здесь три года и испробовал все возможности. Отсюда нет выхода.
   Брейди обернулся и посмотрел на него.
   — Но я должен отсюда выбраться. Меня подставили, Эванс. Кто-то другой укокошил девчонку, а я за них должен расплачиваться. Я хочу знать, кто это сделал и почему.
   — То, что ты плел на суде — одно дело, — ответил Эванс. — Попытка была неплохая, но она не сработала. Мы все здесь виновны. Виновны в том, что попались.
   Брейди с отчаяньем передернул плечами.
   — Временами мне кажется, что я единственный нормальный человек в этом спятившем мире.
   Он подошел к двери и легонько постучал по ней пальцами.
   — Открыть бы мне хотя бы ее для начала.
   Эванс встал и направился к шкафчику под умывальником. Он открыл его и вынул обычную ложку.
   — Всегда готов услужить.
   Он отодвинул Брейди и опустился на корточки перед дверью. Замок прикрывала стальная пластинка величиной дюймов девять. Эванс быстро согнул ручку ложки и просунул ее между краем пластинки и косяком. Несколько секунд он трудился над нею, пока не раздался щелчок. Он потянул, и дверь тихонько открылась.
   — Боже Всемогущий! — выдохнул Брейди.
   Эванс осторожно толкнул дверь на место, и еще раз повернул ложку. Послышался еще один легкий щелчок, и Эванс поднялся.
   — Но это просто невероятно! — воскликнул Брейди. Эванс покачал головой.
   — Старый фокус рецидивистов. Многие из «стариков» здесь могут запросто проделать то же. У здешних дверей замки, по большей части, врезные, и им уже немало лет. Как-нибудь в ближайшее время начальство, должно быть, спохватится, и их заменят.
   Он усмехнулся.
   — Но это не важно. Покажи мне любой ключ, какой тебе вздумается, хотя бы на пять секунд, и я его сделаю его по памяти.
   Он отошел к своей кровати и опять закурил.
   — Но я не понимаю, — сказал Брейди. — Ты ведь сказал, что отсюда нельзя убежать.
   Старик с сожалением покачал головой.
   — Возьми еще сигарету, сынок, а я тебе попробую объяснить, как обстоят дела. Выйти из камеры — только начало. Тебе придется пройти через ворота этого корпуса внизу. После этого ты окажешься в главном зале. Оттуда тебе надо пройти не больше и не меньше, как еще через пять ворот, прежде чем ты попадешь во двор, а главный выход уже сам по себе неприступная крепость. Даже у начальника там требуют пропуск.
   Эванс покачал половой.
   — Повышенная надежность, сынок. Самые отпетые парни отбывают здесь срок. Потому-то тут все так и сделано.
   — И все-таки я найду способ, — ответил Брейди. — Дай только время.
   Но с этим нельзя тянуть, — сказал он себе, лежа на своей койке. С этим нельзя тянуть. Долго я этого не выдержу. Он закрыл глаза, и лицо это как будто усмехнулось ему из темноты — лицо, стоявшее перед ним все время, пока длился суд, и те две недели, что он провел, как ходячий мертвец, в камере смертников.
   Почему именно я? — спрашивал он себя. Почему я? Но ответа не было, да и быть не могло, пока он не выйдет отсюда и не отыщет его. Он повернулся лицом к стене, натянул одеяло на плечи и заснул беспокойным сном.
   Дни, последовавшие за этим, слились в один ряд. Каждое утро после завтрака пятьдесят человек строились перед старшим надзирателем в главном дворе и получали задание на день. Сам корпус был, в основном, почти достроен, но оставалось еще порядочно недоделок на металлических конструкциях на уровне четвертого этажа. Эванс работал там сварщиком и клепальщиком, и Брейди отдали ему под начало. Видя, с каким искусством американец обращается с паяльной лампой, старик отошел, предоставив тому работать самостоятельно.
   — Черт подери, сынок, — сказал он. — То, чему я мог бы еще научить тебя с этой горелкой, лучше никому не показывать. Ты прямо как будто создан для этого!
   Брейди улыбнулся и сдвинул защитные очки на лоб.
   — Ты просто неисправим. Ах ты, старый мошенник! Ты все-таки плохо кончишь!
   Эванс угостил его сигаретой, и они присели на корточки в углу между балочными фермами, глядя сверху на город. Стоял свежий осенний день, в воздухе чувствовалось приближение зимы. 3а длинными тощими трубами закопченного промышленного города в Йоркшире тянулась лиловая рябь болот, почти незаметно сливаясь вдали с горизонтом.
   — Черт побери, а хорошо все-таки жить в такой денек, как этот заметил Эванс. — Даже здесь.
   Брейди кивнул и глянул вниз, на главный двор под ними, разглядывая мужчин, работавших на штабеле кирпича внизу; дежурные надзиратели вертелись поблизости; здесь не было ни малейшей иллюзии свободы — слишком уж четко видны были их темные мундиры.
   Он посмотрел на стеклянный купол центральной башни и смерил взглядом водосточную трубу, спускавшуюся на сорок футов прямо на крышу корпуса «Д». Корпус выдавался из центрального знания, словно указующий перст, и заканчивался футах в тридцати-сорока от стены, окружавшей двор.
   Брейди вздохнул, швырнув окурок в пустоту под ногами. Нужны крылья, чтобы отсюда вырваться.
   Эванс хмыкнул.
   — Я знаю, о чем ты думаешь, сынок, но это не так уж невозможно. У тебя есть преимущество, ведь все разложено перед тобой, как на карте. Если ты сумеешь найти способ выбраться, я в любую минуту готов дать тебе пятьсот фунтов за информацию.
   — Может быть, я еще напомню тебе об этом.
   Брейди взял свою паяльную лампу.
   — Пошли пока что работать.
   В последующие две недели он больше не заговаривал об этом, но каждый день, работая высоко на лесах, зорко оглядывал окрестности, пока, наконец, все мельчайшие детали расположения тюремных зданий не запечатлелись в его мозгу. Нужно было еще тщательнее все обдумать, но мысль, пока еще неясная, уже забрезжила в глубине его сознания.
   В четверг, перед самым полуднем, дежурный надзиратель позвал его вниз и сообщил, что к нему пришли. Стоя в очереди перед дверью комнаты для посетителей, Брейди гадал, кто бы это мог быть. У него не было друзей в Англии, а родители его оба умерли. У него оставалась только сестра в Бостоне, но она уже приезжала на суд.
   Когда подошла его очередь, дежурный офицер пропустил его внутрь и усадил в кабину. Брейди ждал с нетерпением; разговоры с обеих сторон сливались для него в бессмысленный гул; дверь, наконец, распахнулась, и вошла молодая девушка.
   Ей было на вид лет двадцать, темные волосы коротко острижены, как у мальчика, смуглая кожа обтягивала высокие скулы, глаза темно-карие. Она не была красавицей, и все-таки, даже в толпе ее нельзя было бы не заметить.
   Она нерешительно села; вид у нее был смущенный.
   — Мистер Брейди, вы меня не знаете. Меня зовут Энни Даннинг.
   Брейди нахмурился.
   — Боюсь, я не совсем понимаю.
   — Вы были знакомы с моим отцом, Гарри Даннингом, — объяснила она. — По-моему, вы работали вместе на строительстве плотины Зембе в Бразилии.
   Брейди широко раскрыл глаза и подался вперед.
   — Так вы дочь Гарри Даннинга! Как он? Я ничего о нем не слышал с тех пор, как мы расстались в Нью-Йорке, когда закончили эту плотину в Зембе. Он, кажется, собирался поехать в Гватемалу?
   Она кивнула, взволнованно теребя в руках сумочку.
   — Он умер, мистер Брейди. Умер в Кобане полтора месяца назад — упал с большой высоты и разбился.
   Брейди был глубоко потрясен.
   — Мне очень жаль, — сказал он неловко. — Ваш отец был моим близким другом.
   — То же самое и он говорил мне о вас, — сказала она. — Я вылетела, как только мне сообщили о несчастье. Я пробыла рядом с ним два дня до его смерти. Он слышал о том, что вы попали в беду. Он сказал мне, что вы никогда не могли бы такого сделать. Что вы наверняка говорили правду. Он сказал, что вы однажды спасли ему жизнь.
   — Приятно сознавать, что кто-то поверил мне, — сказал Брейди.
   Она открыла сумочку и достала старомодные серебряные часы с цепочкой. Она поднесла их поближе к металлической сетке, так чтобы он мог их как следует разглядеть.
   — Он хотел передать вам это. Он попросил меня, чтобы я отдала их вам в руки. Думаю, я могла бы передать это начальнику тюрьмы, чтобы он приложил их к вашим вещам.
   Брейди слегка покачал головой.
   — Здесь они мне не нужны. Лучше сохраните их для меня.
   — Вы правда этого хотите? — спросила девушка.
   Брейди кивнул.
   — Я могу отсюда выйти раньше, чем вы думаете, тогда вы сможете отдать это лично мне в руки.
   Она снова положила часы в сумочку и наклонилась вперед.
   — Но ведь вашу апелляцию, кажется, отклонили?
   — О, у меня еще есть кое-какие надежды. — Он улыбнулся, стараясь перевести разговор на другую тему. — Расскажите мне что-нибудь о себе. Как вы узнали, где найти меня?
   — Кое-что промелькнуло в газетах, когда вас сюда переводили, — объяснила она. — Я здесь вместе с шоу-группой, мы выступаем в театре «Ипподром» на этой неделе. Вот я и подумала, как удачно все складывается. Сегодня утром я позвонила по телефону начальнику, и он сказал, что я могу с вами встретиться.
   — Ну и как ваши гастроли? — спросил Брейди. Девушка поморщилась.
   — Хуже некуда. Предполагалось, что мы будем три месяца гастролировать по провинциям, но я думаю, мы все это свернем в субботу к вечеру.
   Она вздохнула.
   — Я-то думала, что мне, наконец, повезло. Одна из двух главных ролей, да еще и три сольных номера, но что поделаешь — таков шоу-бизнес!
   — Я отдал бы все на свете, чтобы сидеть, отбивая себе ладони, в самом центре первого ряда сегодня вечером, когда вы будете выступать, — сказал Брейди.
   Уголки ее глаз чуть-чуть приподнялись, и она ласково улыбнулась.
   — И я тоже отдала бы все на свете, чтобы вы были там, мистер Брейди. Думаю, мой отец был прав. Как по-вашему, мне разрешат еще раз прийти, повидаться с вами, до того как я уеду из Мэннингема?
   Брейди покачал головой.
   — Боюсь, что нет, но вы можете написать мне.
   — С удовольствием, — сказала она. — Я пришлю вам мой лондонский адрес.
   Дежурный надзиратель тронул его за плечо, и Брейди поднялся. Мгновение девушка стояла, глядя на него сквозь металлическую сетку; казалось, она хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Она резко повернулась и вышла, а он пошел вслед за дежурным надзирателем вниз, в столовую, думая о ней всю дорогу.
   Когда в тот же день, после обеда, они остановились, чтобы перекурить, Эванс попытался выспросить у него о девушке.
   — Кто она, сынок? Я слышал, она прехорошенькая.
   — Есть ли на свете такое, чего ты не слышал? — буркнул Брейди.
   Эванс широко улыбнулся.
   — Если и есть, то об этом и знать не стоит.
   Не успел еще Брейди подыскать подходящий ответ, как свисток возвестил об окончании работы, и они, отложив все до завтра, начали спускаться с лесов.
   На узком помосте, окружавшем леса на уровне третьего этажа, создалась давка. Брейди был впереди; он как раз повернулся, собираясь спускаться по лестнице на следующий уровень, когда чья-то рука с силой толкнула его в спину.
   С отчаянным криком он полетел вниз головой в пустоту, но кто-то тут же ухватил его за рабочую куртку, вытягивая наверх. С минуту ее повисел, вцепившись руками в помост, затем подтянулся и выбрался на площадку за ограждением.
   Все это произошло в какую-нибудь долю секунды, так что большинство заключенных ничего не заметили. Брейди прислонился к перилам, вытирая пот со лба, пока Эванс проталкивался к нему сквозь толпу.
   — Я никогда еще не бегал так быстро, — сказал он.
   — Ты видел, как это случилось? — спросил его Брейди.
   Эванс покачал головой.
   — Там все черт знает как толкались на верхней площадке. Все так спешили поскорее спуститься, как будто им пятки поджаривали.
   — Думаю, мне повезло, что ты оказался рядом, — сказал Брейди.
   Но мысль продолжала точить его — крохотный червячок сомнения. Чья-то рука толкнула его в спину, перекинув через барьер, в этом он нисколько не сомневался. Но почему? У него не было здесь врагов, а его дружба с Эвансом даже обеспечивала ему преимущества среди других заключенных.
   Он подумал, не поговорить ли об этом с Эвансом, но решил подождать. У него имелись более важные темы для размышлений. Куда более важные.
   Эта оплошность чуть было снова не стоила ему жизни.
   На следующее утро, незадолго до полудня, он работал на узком помосте на уровне третьего этажа, сваривая треснувшую трубу. У него за спиной втягивали на четвертый этаж груженное кирпичами брезентовое ведро.
   Его спас только случай. Он сдвинул на лоб защитные очки, чтобы немного передохнуть и краем глаза уловил, как что-то стремительно несется на него сверху. Он упал плашмя, и нагруженное ведро медленно качнулось за край помоста и снова скользнуло вверх.
   Брейди посмотрел наверх; у него над головой втягивал ведро на помост смуглый, высокий парень со сломанным носом и темными курчавыми волосами. Тот спокойно ответил на его взгляд, потом повернулся и пошел прочь.
   Брейди буквально взлетел по лесам на четвертый этаж, где нашел Эванса; тот сваривал угловые железные балки в одном из наполовину законченных помещений в северной части здания.
   Старик сдвинул очки на лоб и улыбнулся.
   — Ну что , перекур?
   — Кто-то только что пытался заставить меня спикировать с третьего этажа, — сказал ему Брейди.
   Эванс медленно поднялся.
   — Ты уверен?
   — Это уже второй раз за два дня, — сказал Брейди. — То, что произошло вчера днем на лестнице, наверху, не было случайностью.
   — У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет? — спросил старик.
   Брейди кивнул.
   — Пойдем, я тебе покажу.
   Мужчина со сломанным носом нагружал кирпичами тачку в другом конце помоста.
   Эванс нахмурился.
   — Это Джанго Саттон. Мнит себя этаким крутым парнем. Ему припаяли семь лет за грабеж и насилие. Он долбанул ночного сторожа, семидесятилетнего старика, железной болванкой по голове. Что и говорить — удалец, каких мало, — добавил Эванс язвительно.
   — Он похож на иностранца, — заметил Брейди.
   Эванс покачал головой.
   — Он бродяга — цыган. Живет здесь, в Мэннингеме, насколько я знаю, женат на местной девице.
   — Мне бы хотелось знать, кто его на это надоумил.
   Эванс угрюмо кивнул.
   — Это нетрудно сделать. Ты только замани его сюда, а остальное предоставь мне .
   Саттон катил свою груженную кирпичами тележку по помосту; они отступили назад, в помещение, и ждали. Когда цыган поравнялся с дверным проемом, Брейди высунул руку, схватил его за шиворот и втащил внутрь с такой силой, что Саттон пролетел через комнату и ударился о стену напротив.
   — Эй, что это за шутки? — завопил он, поднимаясь на ноги.
   — Ты пытался спихнуть меня в пропасть дважды за последние два дня, — сказал Брейди. — Я хочу знать, почему.
   — Да пошел ты! — ответил Саттон и бросился к двери.
   Эванс выдвинул ногу, и цыган растянулся на полу лицом вниз. Он дернулся и попытался подняться, но Эванс пнул его ногой, прижимая к полу, и присел рядом с ним на корточки с горелкой в руке. Он подкручивал пламя, пока стальной наконечник не раскалился добела, и по-волчьи осклабился.
   — Мы только хотим, чтобы ты вел себя разумно, Джанго.
   Цыган облизнул свои толстые губы и с ужасом, как завороженный, смотрел на язычок пламени.
   — Вы не посмеете.
   — Но я даже сделаю тебе одолжение, — сказал Эванс. — Пять секунд этой штуки у тебя на физиономии — и чем не клоун? Тебе даже грима не понадобится.
   — Ты что, рехнулся? — пробормотал Саттон, и голос его слегка дрогнул.
   — Нет еще, но ждать тебе осталось недолго, если ты нам не скажешь то, что мы хотим знать, — ответил Эванс, и тон его внезапно стал жестким, холодным, безжалостным.
   — Давай-ка, говори лучше, парень! Кто подослал тебя, надоумив спихнуть моего приятеля с верхотуры?
   Саттон замотал головой и попробовал отползти назад. Эванс схватил его за шиворот свободной рукой и поднес пламя ближе.
   Саттон отчаянно вырывался, лицо его исказилось от страха.
   — Я скажу вам, — закричал он визгливо, — Это Вильма, моя жена. Она пришла повидаться со мной вчера утром. Сказала, что мне отвалят пять сотенных, если я постаралось, и Брейди свернет себе шею. И двести пятьдесят сверху, если это случится до воскресенья.
   Брейди стоял в дверях, одним глазом наблюдая за помостом, на случай, если появится надзиратель.
   — А ее кто на это спроворил? — спросил он жестко.
   — Не знаю, — ответил Саттон. — Она мне не говорила.
   — Он лжет, — сказал Брейди. — Ну что ж, тем хуже.
   Эванс рывком поднял Саттона, держа металлический стержень так, что жар опалил черные волосы цыгана.
   — Это правда, — отчаянно крикнул Саттон. — Я спросил у нее, кто за этим стоит, но она мне ничего не сказала.
   Эванс взглянул на Брейди.
   — Ну как, ты доволен?
   Тот кивнул, и Эванс поставил Саттона на ноги и на миг притянул его вплотную к себе .
   — Смотри, не попадайся мне больше, парень, не то к Рождеству от тебя тут и следа не останется.
   Он отпихнул от себя Саттона, и цыган, точно угорь проскользнув под рукой у Брейди, исчез за дверью. Эванс убавил пламя и достал из кармана куртки две сигареты.
   — Тебе это о чем-нибудь говорит?
   Брейди покачал головой.
   — Та знаешь что-нибудь о его жене?
   — Держит пивнушку подальше, на берегу, — сказал Эванс. — Под вывеской «Двадцать одно». Игра там ведется по крупному, уж ты мне поверь. Она в этом крутится с четырнадцати лет.
   Брейди закурил, по-прежнему стоя у двери, нахмурившись. Через некоторое время Эванс спросил:
   — Ну и как, теперь что-нибудь приходит тебе в голову, сынок?
   — Масса всяких вещей, — ответил Брейди. — Взять для начала то, что кто-то спит и видит, чтобы я окочурился раньше времени. Мне бы хотелось знать, почему. Если бы я мог это выяснить, думаю, я получил бы ответ на множество других вопросов, в том числе и на тот, кто убил Мари Дюкло.
   — И что же ты собираешься предпринять? — спросил Эванс, уже догадываясь.
   Брейди повернулся к нему и усмехнулся.
   — У тебя нос, как у ищейки.
   Он подошел к штабелю кирпичей, сложенному в углу, и, сунув туда руку, вытащил моток хорошей, крепкой веревки.
   — Здесь сорок футов, — сказал он. — И еще шестифутовая обвязка, которая крепится с помощью пружинных колец. Я прячу их здесь уже неделю; и есть еще пара кусачек для проволоки, спрятанных у меня в тюфяке. Это все, что мне нужно.
   — Все, что тебе нужно — для чего? — спросил Эванс, нахмурившись.
   — Я намерен рвануть отсюда, — ответил Брейди. — Теперь у меня есть зацепка — Вильма Саттон. Я выясню, кто подослал ее, даже если мне придется выбивать из нее это силой.
   — Ты спятил, — сказал Эванс. — Это невозможно.
   — Все возможно, если действовать с умом, — возразил Брейди. — Пойдем наверх, я покажу тебе.
   Они вышли на помост, поднялись по лесам и присели на корточки в углу за металлическими стропилами.
   — Ты был прав, когда сказал, что выйти из камеры еще ничего не дает, — сказал Брейди. — Совершенно немыслимо пробраться через все эти ворота и посты. Так что я решил отбросить все это.
   — Но как, черт побери, ты собираешься это сделать? — спросил Эванс.
   Брейди кивнул в сторону стеклянного купола центрального здания.
   — Ты никогда не замечал надзирателя, который крутит ручку у входа в наш блок из центрального вестибюля? Система проводов тянется прямо наверх, в купол, и там соединяется с люком для вентиляции. Через него-то я и уйду.