— Я хочу тебя, когда вижу, как ласково ты обнимаешь моих сыновей. Я хочу тебя, когда ты поешь о том, как пережить ночь. Я хочу тебя, когда ты говоришь о поцелуях, которые продолжаются три дня. Кровь Господня! Я хочу тебя, когда ты заставляешь меня смеяться. В одном ты никогда не должна усомниться, милая, Я хочу тебя.
   Руби почти не могла говорить из-за застрявшего в горле комка.
   — Но ты противишься мне, Торк. Несмотря на все, что говоришь сейчас, ты не подпускаешь меня ближе. Веришь ли ты или нет моим словам о будущем, между нами есть связь, которую ты не можешь отрицать. Не знаю, Джек ли ты или его близнец во времени, но я люблю тебя. Только не могу понять, что теперь делать.
   Она подняла налитые слезами глаза, ища ответа.
   — Я пыталась, как могла, соблазнить тебя, но…
   — Тише, — прошептал Торк, сжимая ее в объятиях. — Этому не суждено случиться. Теперь не ваше время, Руб. Может, поэтому Господь дал мне другой шанс в другой жизни, если твои сказки о будущем действительно правдивы.
   В голосе Торка звучало неизбывное сожаление.
   Руб! Он назвал ее «Руб»!
   — Почему ты назвал меня так?
   — Что?
   — Почему ты назвал меня «Руб»?
   Торк недоумевающе пожал плечами:
   — А что тут такого? Разве твой народ не укорачивает имена?
   По коже Руби пробежали мурашки.
   — О Торк! Это прозвище дал мне Джек! Неужели не понимаешь, что это словно предзнаменование, и Господь или другое верховное существо дает понять, что все будет хорошо?
   — Давай не будем больше говорить об этом, милая. Только зря будем мучиться и тосковать.
   Задыхаясь от нахлынувших чувств, Руби сквозь слезы рассмеялась:
   — Что ты сделал с моей грацией? Собираешься класть ее под подушку длинными зимними ночами в Джомсборге, чтобы вспоминать обо мне и о том, что ты мог бы иметь?
   — Называешь это кружевное издевательство над мужчиной грацией? Как странно!
   Уголки губ Торка смешливо приподнялись, хотя в глазах по-прежнему таилась печаль. Руби вытерла слезы ладошкой:
   — Это мое изобретение!
   И, сузив глаза, зловеще осведомилась:
   — Надеюсь, ты не собираешься отдать ее другой женщине? Попробуй только, и, клянусь, я наложу на тебя проклятье, где бы ни была в ту минуту.
   Торк рассмеялся и, радостно сжав ее в объятиях, закружил. Когда ноги Руби вновь коснулись земли, он ответил:
   — Нет, ты единственная женщина, которой она подойдет. А я наконец решил, что ты должна заплатить за проигрыш пари. Ты наденешь эту… грацию для меня. Снова. Последний раз.
   — Тебе лучше поторопиться и успеть до альтинга, — мрачно объявила Руби. — Грация лучше смотрится, когда на мне есть голова, и к тому же кровь плохо отмывается от шелка.
   — Я нахожу твои шутки неуместными и не очень смешными, — процедил Торк и, повернувшись, отошел. Руби решила, что мысль о ее смерти пугает Торка. Видимо, не очень он оптимистичен относительно ее судьбы. Руби вздрогнула от дурного предчувствия.
   Дойдя до шатра, Руби увидела Селика. Вид у него был расстроенный, плечи опущены.
   — Что стряслось? — поддразнила она. — Не попал в самую точку?
   Этот красавец был известным бабником. Руби жалела Астрид, решившую, по всей видимости, держать этого повесу у домашнего очага.
   — Не попал? Нет, сегодня я в бейсбол не играл.
   Селик поднял темные брови, резко контрастирующие с почти белыми волосами, и вопросительно наклонил голову, по-видимому, прикидывая, стоит ли попытаться поухаживать за ней.
   — Я говорила не о бейсболе, — пояснила Руби, мгновенно разгадав незатейливый ход мыслей Селика. — Просто ты выглядишь, как охваченный вожделением мужчина, которому сегодня не повезло.
   — «Повезло»? Что это такое?
   — О, Селик! Это просто такое выражение! Знаешь, если найдешь женщину, которая разделит с тобой шатер, можешь сказать, что тебе сегодня повезло.
   Селик понимающе кивнул:
   — Значит, если не повезло, я, считай, не попал в самую точку?
   — Вот именно.
   — Здорово! — кивнул Селик, — хотя обычно мне везет.
   Селик широко улыбнулся, открывая самые белые и ровные зубы, которые когда-либо видела Руби. Но, несмотря на неотразимо красивую внешность, Селик совсем ее не привлекал. Она задумалась над этой странностью, но Селик неожиданно спросил, тихо и вкрадчиво:
   — Муж действительно брил тебе ноги?
   — Ну да, — ответила Руби, смеясь над его дерзостью.
   — Может, мне понравится сделать это для тебя… поскольку сейчас мужа нет и…
   — Может, тебе понравится ходить с отрезанными яйцами?!
   Руби и Селик подпрыгнули от неожиданности при науках громового голоса Торка.
   — Вряд ли, — сухо заметил Селик, театрально скрещивая ноги, чтобы в деланном ужасе загородить мужскую плоть.
   — Тогда убирайся в свой шатер!
   Руби и Селик уставились на Торка, не понимая, почему тот так злится из-за простого обмена шутками.
   — Думаю, ему тоже не повезло сегодня, — хмыкнул Селик, подчеркнуто глядя на Руби, и мило осведомился:
   — Кажется, он тоже промахнулся?
   Руби закусила губу, чтобы скрыть смешок.
   — Не доводи меня, Селик. Для тебя это добром не кончится.
   — А ты похож на собаку на сене, — ухмыльнулся Селик, очевидно, ничуть не задетый угрозами Торка. — Если не хочешь девушку, Торк, значит, ее возьмут другие.
   И он лукаво подмигнул Руби.
   — Руби поручена мне, МАЛЬЧИК. Пойди поищи какую-нибудь шлюшку, которая не знает разницы между мужчиной и мальчишкой.
   Но, вместо того чтобы оскорбиться, Селик злорадно заметил:
   — Кровь Тора! Не думал я, что придет этот день Девица поймала тебя на удочку!
   Он ушел, но Руби и Торк еще долго слышали его смех.
   — Значит, ты испытываешь свои чары на мальчиках.
   — Вовсе нет.
   — Лучше тебе молиться, чем заигрывать с мужчинами, девчонка, — взорвался Торк, напомнив Руби о ее ужасном положении.
 
   Проснувшись на следующий день, она позавтракала и вымылась в ручье, а потом вместе с Ауд отправилась на церемонию открытия альтинга. Женщины не участвовали в спорах, если только не вызывались как свидетельницы, но им было позволено наблюдать.
   Огромный открытый шатер защищал низкое возвышение от лучей летнего солнца. Зигтриг сидел на почетном месте среди двадцати богато одетых ярлов, включая Дара. Не менее пятисот свободных граждан Нортумбрии, имевших право голосовать, окружали шатер.
   — Королевство зиждется на законах, беззаконие губит страну, — прогремел громкий голос, очевидно, возвещая о начале альтинга.
   — Это толкователь законов, Ассен, — прошептала Ауд, показывая на величественного мужчину, сидевшего во главе ярлов. — Слушай, он объясняет законы викингов и наказания, полагающиеся за преступления.
   Некоторые наказания показались Руби варварскими — отсечение руки за воровство, избиение камнями ведьмы, обезглавливание предателя, но большинство законов основывалось на простом правиле — нельзя несправедливо наказывать невинного человека и защищать виновного.
   — Тебя сегодня судить не будут, — сообщил Торк, подходя к Руби. Она и Ауд нашли прекрасное место, на склоне небольшого холма, откуда все было видно. Бдительный Виджи маячил рядом.
   Руби облегченно вздохнула.
   — Слишком многое нужно обсудить. Вероятно, до тебя очередь дойдет дня через два.
   — Это плохо или хорошо?
   — Кто знает? — пожал плечами Торк. — Зависит от настроения ярлов… или Зигтрига. Нужно ли предупреждать, чтобы ты постаралась ничего не натворить до суда?
   Руби кивнула. Торк, казалось, хотел еще что-то сказать, но передумал и отошел к приятелям.
   Сначала собрание обсудило предложение короля Ательстана выдать замуж за Зигтрига свою сестру. Зигтриг, выглядевший поистине величественно в фиолетовой тунике, расшитой драгоценными камнями, и золотом обруче на голове, походившем на корону, провозгласил:
   — Люди добрые, я объявляю о своей помолвке с сестрой саксонского короля Ательстана.
   По толпе пробежал шепоток протеста.
   — Нет, не думайте, что я хочу этого союза, но меня убедили, что так будет лучше для всех викингов к Нортумбрии.
   Зигтриг подчеркнуто взглянул на Торка, стоявшего в первом ряду, и перечислил выгоды этого брака, о котором ему говорил Торк.
   Собрание решило, что представитель короля должен посетить церемонию коронации Ательстана в начале сентября в Кингстоне, где и будет решено, когда назначить день встречи между двумя королями и дату свадьбы в январе, в городе Темворте.
   Затем собрание перешло к разрешению всяческих споров и ссор — множества дел от несогласия из-за собственности до обвинения в убийстве. Руби зачарованно слушала, хотя Ауд давно удалилась к себе в шатер передохнуть.
   Суть каждого дела громко объявлялась с возвышения, чтобы мог слышать каждый. Стороны приводили с собой свидетелей или сторонников. Толкователь законов действовал как арбитр, передавая вопросы от короля и ярлов, как, впрочем, и от всех собравшихся. Голосовали не поименно и не поднимая руки, а бряцали оружием. Виновная сторона обычно должна была выплачивать пеню золотом, серебром, шерстью или скотом. Пеня за убитого раба была куда меньшей, чем за гесира. За набеги на землю соседа викинг мог быть изгнан из общины и лишен всей собственности. Если он не подчинится приговору, каждый имел право убить его.
   — Нравится тебе наш альтинг? — спросила Бернхил, садясь на траву рядом с Руби.
   — Бернхил! Как я рада снова увидеть тебя!
   На любовнице короля было яркое платье из красного шелка, подходящее скорее для празднества, чем для сегодняшнего случая. Золотые браслеты и броши, усаженные изумрудами и рубинами, сверкали на солнце, а на голове переливался узкий золотой обруч, как у королевы.
   — Здесь очень интересно, — призналась Руби. — Не могу поверить, что у викингов такая сложная система правосудия.
   — Мы всегда уважали законы. Почему ты думала иначе?
   Руби улыбнулась, не отвечая на вопрос, и обняла Бернхил за плечи, только сейчас поняв, как скучала по подруге.
   — Ты продолжаешь бегать по утрам?
   — Да, и теперь пробегаю в два раза больше, чем мы с тобой.
   — Четыре мили! Неплохо!
   — Странно, но я пьянею от бега, почти как от хорошего вина. Не знаю, почему люди не увлекаются этим.
   — Это называется «кайф бегуна», — сообщила Руби со смешком.
   Бернхил, явно не поняв, улыбнулась и пригласила Руби на обед. Виджи, конечно, пошел следом. Руби жадно рассматривала окружающее. Слуги жарили туши свиней и оленей на открытом огне. Рабы бросали в выложенную бревнами яму куски мяса, ягоды можжевельника, семена горчицы, чеснок и другие травы; внизу на раскаленных камнях кипела вода. Мужчины готовились к вечерним соревнованиям — поднятию тяжестей, борьбе, скачкам и метанию копья, поединкам на мечах, лучники натягивали тетивы. Ремесленники и торговцы расставили столы с товарами, где было все — от резных гребней до шелковых восточных шарфов и дорогих янтарных бус.
   — Что, по-твоему, меня ждет на альтинге? — наконец спросила Руби, усевшись вместе с Бернхил в большом шатре на краю поля.
   — Вряд ли тебя приговорят к смерти, разве только у кого-нибудь найдутся доказательства того, что ты шпионка. Тогда никто не сможет тебя спасти.
   Позже, когда Руби и Виджи вернулись в свой шатер, оказалось, что альтинг закончился. Торк, Дар и Селик, мальчики и две дюжины гесиров собирали полотенца и мыло, чтобы искупаться в ручье перед ужином и вечерними развлечениями.
   Селик шагнул к Руби, но Торк схватил его за шиворот и потащил за собой.
   — Клянусь Одином, ты сломаешь мне шею, — прохрипел Селик.
   — Лучше, чем другую часть твоего тела.
   Селик оглянулся на Руби и театрально закатил глаза.
   — Веди себя, как подобает взрослому, — прорычал Торк.
   После их ухода Руби и Ауд переглянулись.
   — Кажется, моему внуку попала под кожу заноза. Ведет себя, как жлоб.
   — Вижу, тебе понравилось это слово, — засмеялась Руби.
   — Да, почти как «проклятая шовинистская свинья». Но Дар терпеть не может, когда я так говорю. Поэтому я упражняюсь на слугах.
   Глаза пожилой женщины лукаво сверкнули.
   Вечером, когда семейство направилось к шатрам, насладившись сказаниями скальдов, Руби немного отстала, чтобы поговорить с Торком.
   — Что тебе? Разве Селик занят? — прорычал Торк.
   — Не будь ослом, — покачала головой Руби, втайне довольная ревностью Торка. — Неужели веришь, что я хотела бы стать очередной жертвой Селика?
   Торк немедленно понял, о чем она, и рассмеялся.
   — У тебя просто дар, девушка, рассеивать мое дурное настроение. И все твоя дурацкая игра слов. Какую проделку ты теперь задумала?
   — Я и вправду придумала то, что, вероятно, может спасти меня на альтинге, — с надеждой призналась Руби.
   — И что же это, интересно? Остается молиться, что этот план не включает меня, — настороженно улыбнулся Торк, зная, что Руби вполне способна удивить его.
   — Не ехидничай. Просто я решила, что, если в Джорвике есть христианские церкви, я могла бы искать у них защиты. Я читала об этом в исторических романах.
   — Стала бы монашкой? — осведомился Торк, расхохотавшись. Дар и Ауд оглянулись, желая узнать, что так позабавило внука, но тот лишь махнул рукой.
   — Так и вижу тебя в черном одеянии, под которым та самая грация. Да все святые в гробах перевернутся!
   Торк снова захохотал и начал объяснять Дару причину столь странного веселья. Когда старик присоединился к внуку, Руби переглянулась с Ауд, и обе объявили:
   — Жлобы!
   И тут же сами раскатились смехом.
   Прошло четыре дня, прежде чем Руби предстала перед судом. К этому времени ее трясло от страха, по каждому поводу она разражалась слезами, особенно наблюдая жестокие наказания. У шести воров отрубили правые руки, забили камнями изменницу, обезглавили раба, убившего своего господина. Руби упорно отказывалась присутствовать на казнях, и хотя Ауд соглашалась с тем, что наказание слишком тяжело видеть, однако не понимала гнева Руби, поскольку преступников судили «справедливо».
   Наконец настала ее очередь. Одетая в лучшее платье из темно-красного шелка, подаренное Даром, с изумрудным подвеском, Руби стояла в стороне, пока толкователь закона говорил о ее «преступлении».
   — Руби Джордан, ты обвиняешься в том, что шпионила для Ивара. Что скажешь?
   — Я невиновна.
   — Позади тебя стоят твои защитники?
   — Что?!
   Руби в изумлении обернулась. За спиной стояли Дар, Ауд, Олаф, Джида, Селик, Бернхил и… сердце Руби, казалось, перевернулось… Торк! Их взгляды на мгновение встретились, и он едва заметно кивнул.
   — Да, — покорно ответила Руби, со слезами на глазах, благодаря Бога за поддержку людей, к которым успела привязаться.
   Толкователь прочитал долгий список жалоб на Руби: она появилась в Джорвике неизвестно откуда, не имея семьи и знакомых, в рубашке, на которой, по-видимому, было начертано послание от Ивара, объясняла женщинам способы не беременеть и, вероятно, была шпионкой. Когда он поднял футболку, в толпе раздались возмущенные крики: многие умели читать и поняли, что означают слова «медные яйца».
   — Что скажешь в свое оправдание?
   — Я прибыла из Америки, страны, которая лежит за Атлантическим океаном, — объяснила Руби, пытаясь не упоминать о будущем. — Я заблудилась, но, конечно, никогда не была шпионкой. Уверяю, слова, написанные на рубашке, — это просто неумная детская шутка, но, думаю, ни у кого нет доказательств того, что я шпионка.
   — А почему ты собиралась убить наших детей?
   — Вздор! — воскликнула Руби, но тут же сжала зубы, чтобы успокоиться, и громко ответила:
   —  — Я в жизни не смогла бы убить ребенка в животе у женщины или уже родившегося. Просто упомянула о том, что есть способы не беременеть, когда соседки рассказали о молодой женщине, уже родившей десять детей и которая может умереть при следующих родах. Подумайте, каково придется ее ребятишкам, оставшимся сиротами? Такой женщине вряд ли можно беременеть!
   — И она рассказала об этом женщинам во дворце лишь потому, что я ее попросила, — вызывающе вставила Бернхил. — Некоторым женщинам не мешает научиться предотвращать зачатие!
   Зигтриг разъяренно шагнул к Бернхил, и по толпе пронесся неприязненный шепоток.
   — Убирайся отсюда, женщина, — коротко приказал король.
   Бернхил, видя, что не помогла Руби, молча отошла в глубь шатра. Вперед выступил Дар и вмешался, надеясь изменить настроение толпы.
   — Девушка говорит, будто приходится внучкой Грольфу. Можем ли мы наказывать ее без доказательств или сначала проверим, говорит ли она правду?
   Затем выступили Олаф, Ауд и Джида. Все трое доказывали, что Руби поступала так не со зла, а по неведению и в ее действиях нет настоящей опасности.
   — Я доверяла ей собственных дочерей, чего, конечно, не сделала бы, будь она шпионкой, — убежденно и страстно заявила Джида. Руби едва не расплакалась.
   Наконец вперед выступил Торк и откашлялся, готовясь высказаться. Молчание толпы говорило об уважении, которым он пользовался.
   — Девушку отдали под мой надзор по твоему приказу, Зигтриг, — громко начал Торк. — И хотя ее происхождение остается для меня тайной, думаю, она просто страдает от помрачения разума.
   Помрачение разума! Да это просто смешно!
   И снова Руби сжала кулаки так, что ногти впились в ладонь. Взгляд сверкающих глаз ясно говорил Торку о том, что она думает о его речи.
   — Я не верю, что она шпионка. Это было доказано, когда мы пытали и убили двух шпионов Ивара, — продолжал Торк, обращаясь к викингам, и, глубоко вздохнув, договорил:
   — Прошу собрание оправдать Руби.
   — И что с ней делать? — негодующе осведомился Зигтриг. — Не желаю, чтобы она оставалась в Джорвике и мутила воду, подбивая женщин на неповиновение.
   Торк мгновенно вспыхнул. Очевидно, с болью поняла Руби, он совсем не думал о ее судьбе.
   Тщательно взвешивая слова, Торк вновь заговорил:
   — Думаю, она может отправиться в Нормандию, к Грольфу, на торговом судне. Я согласен оплатить проезд.
   Последовали долгий допрос и обсуждение. Высказывались десятки различных мнений. Наконец толкователь законов поднял руки, призывая к молчанию.
   — Необходимо решить, действительно ли Руби Джордан шпионка Ивара? Являются ли преступлением ее наставления о том, как предотвратить зачатие? Следует ли обвинить ее в том, что она ложно объявила себя родней Грольфа?
   Ассен набрал в грудь воздуха и объявил голосом опытного дворцового глашатая:
   — Слушайте меня, добрые норвежцы. Каков будет ваш приговор?
   — Отрубить ей голову! — завопил кто-то из толпы.
   Руби съежилась. Опять они о своем!
   — Вырвать язык, — посоветовал другой.
   — Пытать, пока не сознается.
   К ужасу Руби, никто не говорил о помиловании.
   Когда обмен мнениями прекратился, толкователь предложил приступить к голосованию. По первому вопросу, о шпионаже, викинги не смогли прийти к единому мнению, и вопрос решили отложить, пока не будут решены остальные. По второму вопросу, является ли контроль рождаемости преступлением, Руби оправдали, хотя назначили пеню за нелепые разговоры, чтобы Руби не вздумала повторить свою ошибку.
   — У меня нет денег, — сказала Руби. — Возьмите это.
   Она протянула толкователю законов изумруд.
   — Этого будет достаточно, — решил тот, определив цену камня, и вручил подвесок Зигтригу. Король побагровел от ярости.
 
   — Это мой! — завопил он.
   — Нет! Ты подарил камень мне, а я отдала его Руби, — возразила Бернхил, вновь выходя вперед. Зигтриг выглядел так, словно был готов удушить любовницу.
   — Заткнись, женщина, пока я не выставил тебя перед собранием за воровство и пособничество шпионке! Ты забываешь свое место!
   И Зигтриг сел, с яростью оглядывая Бернхил и Руби. Кажется, дела совсем плохи!
   В отношении родства с Грольфом сторонникам Руби удалось убедить собравшихся в том, что такое утверждение требует проверки.
   Бернхил скользнула к королю и что-то шепнула ему на ухо. Торк с подозрением оглядел Руби, словно боясь, что она и Бернхил о чем-то договорились. Наконец Зигтриг, которому надоели бесконечные споры, отстранился от любовницы и громко заявил:
   — Предлагаю отправить эту женщину, Руби Джордан, к Грольфу под стражей. Если обнаружится, что она солгала, это и будет доказательством того, что она замышляла злобные деяния по наущению либо Ивара, либо саксов, и тогда ее необходимо обезглавить на месте.
   — Что скажете на предложение короля Зигтрига? — спросил толкователь, поскольку собравшиеся спешили скорее поужинать и начать развлекаться.
   Руби скрестила пальцы и произнесла короткую молитву. Собравшиеся, звеня оружием, громко выразили согласие с решением короля. Руби лишь через несколько мгновений сообразила, что викинги признали ее невиновной, по крайней мере пока. Благодарная улыбка осветила ее лицо, и она обернулась к Торку, словно приглашая его разделить с ней радость.
   Но Торк совсем не выглядел счастливым, наоборот, хмурясь, переводил недоуменный взгляд с Бернхил на короля.
   — Подожди! — наконец окликнул он Зигтрига. — Ничего я не понял. Что теперь будет с девушкой?
   Король потянулся и громко зевнул:
   — Все очень просто, — пояснил он Торку, хитро улыбаясь. — Ты отвезешь ее в Нормандию и обезглавишь, если она не окажется внучкой Грольфа.

ГЛАВА 16

   — Но я не могу, — завопил Торк, не заботясь о том, что разговаривает с королем. — Я еду в Джомсборг!
   — Завезешь девку в Нормандию по пути в Джомсборг, — посоветовал Зигтриг, мгновенно окаменев лицом при виде того, как дерзко Торк не подчиняется его приказам.
   — По пути… по пути… Но Нормандия в стороне от Джомсборга!
   — Просто я доверяю тебе, Торк, больше, чем остальным, — польстил король.
   — Но почему ты считаешь, будто я способен ее обезглавить? Я уже ясно сказал, что не считаю ее шпионкой, — раздраженно отозвался Торк, проводя пальцами по волосам, и метнул на Руби быстрый взгляд, давая понять, что у него много чего найдется сказать после беседы с королем.
   — Да, но это ничего не значит. Ты превыше всего ставишь честь. Если Грольф откажется от девчонки, ты убьешь ее, потому что принес мне клятву в верности. Это я точно знаю.
   Торк грубо фыркнул, давая знать, что он разгадал столь неприкрытую лесть.
   — О, разве я не упомянул, — добавил Зигтриг, — что ты будешь представлять меня на коронации Ательстана?
   Торк, побагровев, грязно выругался.
   — И не думай отказываться, — непререкаемым тоном предупредил Зигтриг. — Ты сам знаешь, что остался единственным викингом, который знает, как себя вести при дворе саксов и не получить при этом нож в спину.
   Глаза Торка метали молнии, но Зигтриг упрямо уставился на него, сложив руки на груди. Стража короля придвинулась ближе, боясь, что Торк воспротивится приказам.
   — Я найду того, кто выполнит эти поручения вместо меня, — предложил Торк. — Может, Олаф…
   — Ни за что! — заорал Олаф. — Я нужен здесь, в Джорвике, жене и детям!
   — А я принес обет джомсвикингам, обет, который не выполняется вот уже два года!
   — Ты отказываешься подчиниться моему требованию? — без обиняков осведомился Зигтриг.
   — Не можем ли мы обсудить это позже? — уклончиво ответил Торк.
   — Разве не ты убедил меня, как важно, чтобы свадьба состоялась?
   — Да, но…
   — Можешь назвать хотя бы одного человека, который бы выполнил мои приказы так же точно, как ты?
   Торк, немного подумав, просветлел:
   — Да, мой хитрый дед все сделает как надо, поскольку прекрасно знаком с королем Ательстаном и Грольфом.
   Ауд охнула и в ярости обрушилась на внука:
   — Стыдись, Торк! Не думала, что ты способен на такое!
   — Ты знаешь, что я должен защищать свои земли от нападения саксов, — ледяным тоном сообщил Дар.
   — Ты прав, — покорно пробормотал Торк. — Прости, я говорил в гневе и не подумал хорошенько.
   Дар и Ауд молча кивнули, принимая его извинения.
   — Ну? Что скажешь? — осведомился Зигтриг. — Достаточно времени мы потратили на эту девчонку, и мне не нравится, как ты обращаешься со своим королем. Кровь Тора! Да какое значение может иметь жалкий месяц! Успеешь еще в Джомсборг!
   — Будь по-твоему, — пробурчал Торк и уже хотел уйти, но остановился перед Руби. Пронзив ее синими искрами глаз, он со злостью ткнул пальцем ей в грудь и, когда Руби в страхе отступила, шагнул вперед.
   — Это ты виновата. Но еще пожалеешь о том дне, когда встретила меня, девчонка.
   Все шло не так, как хотелось Руби. Она должна бы чувствовать себя на седьмом небе, поскольку разлука с Торком откладывалась по крайней мере на месяц. Почему он не рад?
   Руби попыталась извиниться:
   — Мне очень жаль, Торк. Я причинила тебе столько неприятностей.
   Он тихо и очень грязно выругался.
   — Торк, я…
   — Нет, хватит лжи! Так вот что задумали вы с Бернхил! Все эти четыре дня шептались и секретничали, как две пташки! Но ты заплатишь, и дорого, за каждый день, на который задержала мое путешествие!
   Чтобы подчеркнуть свои слова, он сильно шлепнул ее по заду и, невесело смеясь, тоненьким голоском передразнил ее:
   — О, Торк, я причинила тебе столько неприятностей…
   Руби, до сих пор не верившая, что снова ухитрилась избежать дьявольской злобы Зигтрига, полная радости оттого, что смерть отступила, почувствовала, как радость куда-то исчезла под натиском несправедливых обвинений! Вскоре Торк дал Руби еще одну причину для гнева и боли. Когда она и Ауд брели к шатрам вслед за мужчинами, Торк сказал деду с усталым смирением: