Хилл Сандра. Холодный викинг

   Поднялась суматоха. Грольф и его люди повскакали с мест, наспех вооружаясь, и ринулись собирать войско. Грольф приказал части викингов охранять стены, а остальным следовать за ним к воротам.
   Окончательно измученная Руби поспешила в башню с Поппой и ее дамами. В поле, под стенами замка, стояли Торк и Грольф и о чем-то спорили, размахивая руками. За Даром стояло не менее четырех сотен воинов, и такое же количество людей выстроилось за Грольфом.
   Наконец Торк, Селик и Дар вместе с остальными вождями направились в замок, а войско начало раскидывать лагерь на расстоянии.
   — Что случилось? — спросила Руби Поппу.
   — Не имею понятия, но по крайней мере они не сражаются. Это хороший знак.
   Грольф послал гонца с приказом Поппе и Руби оставаться в башне, но Руби успела заметить мрачное лицо Торка. Он, вероятно, разъярен на Грольфа и явился мстить. Однако как хорошо вновь увидеть его!
   Несколько часов женщины терзались муками и сомнениями, безуспешно пытаясь заняться работой над гобеленом. Наконец Поппа послала служанку с просьбой подслушать, что творится в холле.
   — Они обсуждают ее брачный договор, — сообщила рабыня с широко раскрытыми от удивления глазами, показывая на Руби.
   — Мой? С кем? — охнула Руби. — Поппа, Грольф угрожал отыскать мне мужа, но почему обсуждает это с Даром и Торком?
   — Нет, ты не так поняла. Твоим мужем будет господин Торк, — пояснила девушка.
   Руби и Поппа затаили дыхание и недоверчиво переглянулись. Поппа велела девушке продолжать.
   — Похоже, саксонка Элис упросила отца разорвать помолвку, узнав, что ее нареченный отправился с Руби в Нормандию. Отец девушки сказал, что Торку следовало жениться перед отплытием.
   Руби, широко улыбнувшись, обняла Поппу.
   — И теперь Торк хочет жениться на мне?
   — Не совсем, — покачала головой служанка. — Скорее требует, чтобы хозяин послал людей защитить владения его деда, как пеню за то, что господин посадил его под замок. И еще он винит тебя в том, что потерял саксонскую деву и защиту соседей Дара.
   — Что?!!
   — Но, Руби, всего несколько часов назад ты отдала бы все, чтобы вернуть Торка, — укоризненно напомнила Поппа. — Не стоит злиться из-за мелочей. И лучше молись, чтобы Грольф согласился. Он и так ужасно зол за то, что Торк его обставил.
   Но, к огромной радости Руби, Грольф согласился, хотя никто не был счастлив таким договором. Грольф вовсе не желал посылать людей защищать сына заклятого врага, а Торк злился из-за вынужденной женитьбы и огромного количества даров, которые был вынужден отдать за Руби. Кроме того, Руби раздражало, что все эти планы строились без нее.
   Несмотря на все это, Руби невольно залюбовалась Торком, когда вошла в холл. В синем, сшитом ею плаще Торк сидел рядом с Грольфом, о чем-то неспешно беседуя. Завидев ее, он встал и протянул руку. Руби с радостью взяла ее и, сжав пальцы, поглядела в замкнутое лицо, пытаясь понять, о чем думает Торк.
   Он молча отвел ее в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз, но Руби все же успела заметить злой взгляд Грольфа и самодовольную ухмылку Дара. Торк рассеянно оперся плечом о каменную стену и, не выпуская ее ладони, спросил:
   — Знаешь, почему я здесь?
   — Наверное, да.
   Сердце Руби бешено колотилось, хотя глаза Торка по-прежнему отливали непроницаемой синевой, а лицо оставалось бесстрастным.
   — Мы поженимся завтра, — объявил он, сухо констатируя факт.
   Не такой она представляла себе их встречу. Она кивнула, не в состоянии говорить из-за кома, внезапно вставшего в горле. Боже, почему Торк ничего не объяснит? Не откроет, что чувствует по поводу женитьбы?
   — Я никогда не хотел жениться.
   Сердце Руби замерло, и она опустила ресницы, чтобы скрыть боль.
   — Знаю. Ты часто мне это говорил.
   Дурное предчувствие облаком окутало Руби.
   — Брак — это ловушка для мужчины, которая часто ведет его к гибели.
   — Совсем не обязательно, — прерывающимся голосом прошептала Руби, поднимая полные слез глаза.
   Торк дернул бровью и вытер соленую каплю, повисшую на ее ресницах.
   — Брак может быть полным слиянием, если люди предназначены друг для друга. А может быть и дружбой мужчины и женщины, объединенных общей целью. И может быть видением рая на земле.
   Руби сама не знала, откуда у нее берутся эти цветистые слова, но ощущала, что они идут из самого сердца.
   — Именно так ты представляешь нашу семейную жизнь?
   В первый раз Руби заметила, что голос у Торка хриплый, а глаза странно светятся.
   — Да, — с надеждой шепнула она и едва удержалась, чтобы не отвести со лба Торка прядь непокорных волос.
   — Даже если бы я и хотел этого, что, по-твоему, предпримет мой брат Эрик? Подумай, неужели он позволит мне подолгу оставаться на одном месте и не попытается убить тех, кто мне дорог?
   Дорог!
   Немного поколебавшись, чтобы выбрать верные слова, Руби ответила:
   — Жизнь так коротка. И так обидно тратить попусту бесценное время, оглядываясь на прошлое и боясь будущего. Нужно жить сегодняшним днем.
   Она глубоко вздохнула и вгляделась в его лицо, пытаясь узнать, понимает ли он ее.
   — О Торк, неужели не лучше прожить один день счастья, чем долгую жизнь, полную тоски?!
   Нежная улыбка заиграла на губах Торка.
   — Странно, что ты это говоришь.
   — Почему?
   — Именно по этой причине я приехал за тобой.
   Руби увидела, как черты Торка смягчились, и недоуменно нахмурилась, не уверенная, что он имеет и виду.
   — Когда меня по приказу Грольфа бросили в темницу, где я лежал два дня, связанный, без воды и еды, мне волей-неволей пришлось подумать о смерти. О, это не ново для меня. Я встречался с ней не раз и не два. Но при мысли о том, что больше никогда не увижу тебя… нет, этого вынести было нельзя.
   — Торк, это правда?
   — Нет, послушай до конца. Я спросил себя: что бы сделал, зная, что завтрашний день не настанет? И ответ был прост, женился бы на Руби и любил бы ее до самого конца жизни, пусть и короткой.
   Поколебавшись мгновение, Руби бросилась в его объятия на глазах у десятков людей, собравшихся в холле. Он подхватил ее и поднял так, что ноги едва касались земли. Руби уткнулась лицом ему в плечо, выплакивая недели одиночества и тоски.
   — Тише, милая. Все кончено.
   — Животное, — со слезами упрекнула она, — стоишь, словно статуя, и делаешь вид, что я тебе безразлична.
   — Ты заслужила того, чтобы немного помучиться за то, что я перенес по твоей милости, — пошутил Торк, припав губам к ее шее, и, отстранившись, воскликнул с притворным ужасом: — Господи, женщина, да ты мне весь плащ вымочила слезами.
   И, по-прежнему обнимая ее за плечи, заметил подошедшим Дару и Грольфу:
   — Подумать только, придется остаток жизни провести с этой ноющей, вечно шмыгающей носом плаксой.
   Грольф нехотя поздравил их, и Дар крепко обнял будущую невестку, ворчливо признавшись:
   — Я так и задумал.
   К ним присоединилась Поппа, и все вместе начали обсуждать свадебную церемонию.
   Торк лукаво подмигнул Руби и с деланной строгостью приказал:
   — Я бы хотел, чтобы на пиру подавались чизбургеры и пахлава, женщина. Как, по-твоему, можешь все это приготовить между дурацкими приступами рыданий?
   И, по давней дурной привычке, ущипнул ее за зад.
   Но Руби на этот раз было все равно. Он сказал «остаток жизни». Это обещание пришлось ей по душе.
   Поспешно подготовленная церемония, состоявшаяся на следующий день в Руанском соборе, прошла на удивление прекрасно.
   Руби действительно научила поваров готовить чизбургеры и пахлаву, а Поппа занялась остальными блюдами. Задача оказалась нелегкой. Викинги, известные своей прожорливостью, уничтожили две сотни чизбургеров и огромное количество пахлавы.
   — Ты еще в силах двигаться? — осведомилась Руби, похлопывая Торка по набитому животу.
   — Да, и еще смогу показать тебе, на что я способен, не сомневайся.
   Пламя в его глазах служило тому подтверждением.
   — Ну… не знаю. Ты теперь человек женатый и…
   Торк быстро поцеловал ее в губы, чтобы заставить замолчать. Гости дружно застучали кубками о стол, требуя продолжения. Торк рассмеялся и, притянув Руби к себе на колени, вновь начал целовать.
   Позже, пока он разговаривал с дедом, Руби сравнивала обе своих свадьбы. По правде говоря, она по-прежнему не могла разделить Джека и Торка и чувствовала, что снова вышла замуж за того же мужчину.
   — О чем задумалась, милая? — спросил Торк, легко поглаживая рукав ее шелкового платья.
   — Просто размышляла, как счастлива, — призналась Руби, с радостью видя, как сверкнули его глаза. — Знаешь, у меня в колледже был профессор, обсуждавший поэзию Джона Мильтона и его теорию «уединенной добродетели». Мильтон считал, что истинно добродетельная личность не та, что скрывается от мира, подобно монаху, но та, что живет среди людей, со всеми их бедами и горестями, пороками и обидами…
   — О Руби! — засмеялся Торк, снова сажая ее себе на колени. — У меня от всех этих непонятных слов голова кружится. Что общего у монахов с любовью?
   Руби игриво шлепнула его по руке.
   — Дай мне закончить, негодяй. Я просто имела в виду, что философию Мильтона можно применить и к любви. Какая, по-твоему, любовь сильнее — та, что выдерживает множество бед и препятствий, или та, которую оберегали от столкновения с горестями жизни, основанная на нереальных ожиданиях?
   — Что заставляет тебя думать, дорогая, будто я не жду ничего хорошего от нашей любви? — тихо шепнул Торк. — Но согласен, наше чувство стало лишь сильнее, преодолев некоторые… препятствия.
   И, широко улыбнувшись, шутливо подул ей в ухо.
   — Есть еще некоторые препятствия… которые, как я надеюсь, ты преодолеешь ради меня, и как можно быстрее. Мне ужасно не хватало тебя, дорогая.
   Руби вздохнула и вынудила себя повернуться к столу.
   Торк нетерпеливо покачивал на руках Руби, которой не терпелось рассмотреть все, что происходит в холле. Конечно, Грольф был щедр и великодушен, когда не пожалел расходов на свадебный пир, особенно после того, как они поссорились, но черт бы побрал все эти развлечения! Он хотел остаться наедине с Руби. Прошло шесть недель с тех пор, как он покинул ее постель. Шесть долгих целомудренных недель!
   — Ты в самом деле счастлива, милая? — прошептал Торк, с улыбкой вспомнив ее болтовню насчет какой-то уединенной добродетели. Священный Тор, да эта женщина просто неиссякаемый источник каких-то странных слов!
   Руби просияла улыбкой, и сердце Торка забилось сильнее. Ее глаза были такими прозрачными и полными любви. Торк теперь знал, что она предана ему. До конца. Никто никогда не любил его так безусловно.
   — Счастливее, чем ты можешь представить, — отозвалась Руби, обращая к нему затуманенный взгляд. На ресницах блестели слезы радости. Темно-зеленое платье из богатого шелка, подаренное Попой на свадьбу, соблазнительно шелестело при каждом движении. Она снова нетерпеливо заерзала. И только сейчас до Торка дошло, что ей, кажется, больно.
   Он осторожно положил ей руку на плечо:
   — Что мучит тебя, жена? Почему ты вертишься, словно кошка на раскаленных углях?
   Жена! Господи, почему-то ему понравился звук этого слова!
   Он осторожно коснулся волос Руби, больше не раздражаясь тем, что они такие короткие, погладил по спине и внезапно задержал руку, наткнувшись на что-то жесткое.
   — Что это, во имя Фрейи?
   — Китовый ус.
   — Китовый ус?! Ты никогда не перестанешь изумлять меня! Это талисман?
   — Можно назвать и так, — загадочно улыбнулась Руби сквозь полуопущенные ресницы.
   Торк во мгновение ока понял все и разразился смехом, покрепче обняв ее. Дар и Грольф обернулись, чтобы узнать причину веселья.
   — О милая, ты носила эту грацию весь день? Ради меня?
   — Да, и постарайся оценить это. Я едва дышу.
   — Может, лучше сразу отправиться в спальню и снять ее, прежде чем ты умрешь от удушья, — предложил он, коварно усмехаясь.
   — Я тоже так считаю.
   Но Грольф и его гости не позволили им уйти, прежде чем Руби споет. Та капризничала, но Грольф настаивал, что это самое меньшее, что может сделать Руби, наградив его подобным зятем, да еще сыном Гаральда. Торку пришлось даже ущипнуть ее.
   Коварная ведьмочка зловеще пообещала:
   — Я покажу тебе.
   И, бросив в сторону Торка многозначительный взгляд, встала и взяла лютню.
   — Поскольку это вечер моей свадьбы, думаю, будет приличным спеть песню для мужа на случай, если он еще не знает, что делать с женой.
   Мужчины в холле разразились смехом над ее шуткой.
   Но тут Руби немного осадила их, объявив:
   — По правде говоря, из того, что я узнала от жен викингов, многие мужья могли бы извлечь урок из этой песни. Так что слушайте лучше. Ты тоже, Селик, — — добавила она.
   Она объявила песню сестер Пойнтерс и, пристально поглядев на Торка, начала хриплым низким голосом рассказывать о том, как страдает по любовнику, который бы ласкал ее медленно и неспешно. Несколько секунд спустя Торк начал понимать, что имеет в виду Руби.
   Неспешные ласки! Нежное прикосновение! Жар в крови!
   Все в холле начали пересмеиваться и разразились громким хохотом, к тому времени как Руби взяла последний аккорд. Несколько женщин покраснели от смущения, но большинство согласно кивали головами.
   Руби лукаво улыбалась Торку.
   — Эти сестры Пойнтерс случайно не знакомы с Кевином Костнером? — сухо осведомился он.
   — Сомневаюсь, — хмыкнула Руби.
   — Так, значит, я не удовлетворяю тебя в постели? — едва сдерживая усмешку, спросил Торк.
   — Я этого не сказала.
   — Охо-хо! Теперь ты уклоняешься от ответа! Так, значит, тебе нужны неспешные ласки?! Ну что же, надеюсь, получишь все, чего просила, — тихо шепнул он.
   Но дерзкая девчонка удивила его, подмигнув и кокетливо заверив:
   — Я припомню твое обещание.
   Неспешные ласки! Хотелось бы только знать, откуда у женщин появляются подобные идеи?! Мало того, он подслушал, как Поппа и ее женщины обсуждают женское белье и бритье ног. Грольф без обиняков предупредил жену, чтобы та не смела рассуждать о способах предотвращения зачатия. Словно он мог удержать Поппу!
   Потом Руби потребовала, чтобы Торк ответил ей балладой, и, хотя Торк сначала наотрез отказался, все-таки уговорила его прочитать несколько строф из поэмы, названной «Ригспула», или «Песня Рига».
   И, как ни странно, хотя баллада повествовала об обычаях викингов, несколько строк напомнили ему о Руби и о нем самом.
 
   … Лик ее светел, сверкает грудь,
   А шея белее снега…
   Золотом отливают его волосы, румяны щеки,
   Но по-змеиному мрачны горящие глаза…
 
   Слезы, сверкавшие в глазах жены, когда Торк дошел до конца, были наградой за неловкость, которую он испытывал, читая стихи в присутствии суровых воинов — товарищей по оружию. И, когда они наконец ускользнули из шумного холла и остались одни в спальне, Торк быстро сбросил одежду и лег, обнаженный, на постель, заложив руки за голову.
   — Ну что, жена, развлечешь меня, пройдешься в том наряде, который сама сшила? — И, громко зевнув, потянулся и добавил:
   — Или думаешь, что теперь, когда мы женаты, нам в постели будет скучно?
   Глаза Руби вызывающе зажглись:
   — Ни за что! Во всяком случае, пока это зависит от меня!
   — А что там насчет неспешных ласк? Это относится к мужу и жене? Или в твоей стране только женщинам позволено искать таких любовников?
   — Нет, это относится к обеим сторонам, — ухмыльнулась Руби. — Показать тебе?
   И она показала. О Господи, что только она показала!!

ГЛАВА 20

   Руби медленно, дразняще медленно снимала одежду и, оставшись в одной грации, встала в соблазнительную позу и начала стягивать белье дюйм за дюймом, пока Торк не пожалел о том, что вообще упомянул о пристрастии к дурацкому наряду.
   — Иди ко мне, Руби, — взмолился он.
   — Сначала я хотела спросить у тебя кое-что… — кокетливо ответила Руби.
   Она шагнула ближе к постели, но не настолько близко, чтобы Торк сумел схватить ее.
   Руби улыбнулась и, к раздражению Торка, задала совершенно не относящийся к делу вопрос:
   — Помнишь тот день, когда я появилась в Джорвике?
   Торк настороженно кивнул головой. Что она задумала сейчас? Господи, да Руби, должно быть, ослепла, если не видит его бушующего желания! Да если бы она только подошла чуть ближе, он научил бы ее, как играть в воспоминания!
   Торк вынудил себя оставаться спокойным, выждать подходящего момента, чтобы напасть.
   — Помнишь, когда мы шли к дому Олафа и ты сказал, что никогда не сможешь обратить внимания на женщину, подобную мне, и что викингам по душе дамы помягче и не столь злоязычные?
   — Прекрасно помню. Надеюсь, теперь ты не будешь твердить мне это каждый раз, когда вздумается тебя обнять. Пойдем в постель, милая.
   — Подожди!
   Коварная обольстительница слегка повернулась, позволяя разглядеть округлые ягодицы. Торк почувствовал, что вот-вот взорвется от желания, и стиснул зубы, когда Руби оглянулась и тихо, завлекающе спросила:
   — Я просто хотела узнать… неужели не считаешь, что я действительно сладкая?
   — Сладкая? Да это последнее слово, которое я употребил бы в отношении тебя! Сводящая с ума, обольстительная… да! Но сладкая?! Ни за что!
   Губы ее дернулись.
   — Именно так я и думала!
   Повернувшись, она взяла со стола маленький горшочек с ложкой в нем.
   Торк уселся и уставился на Руби. Горшочек с медом. Она намеревается кормить его медом? Священный Тор! Не этот бушующий голод намеревался он утолить!
   — Мне не хотелось бы, чтобы твоей женой была несладкая женщина, — лукаво сообщила она и, окунув ложку в мед, намазала им губы. Потом… о… Господи… разлила мед по груди, животу, бедрам… и… и… между ногами!
   Торк вскочил с кровати и попытался увлечь Руби за собой, но она с тихим, чувственным смехом ускользнула.
   — Не спеши, муженек. Я хочу, чтобы эта ночь стала для тебя свадебным подарком, который ты никогда не забудешь.
   И, упираясь ладонью в его грудь, Руби снова шагнула к постели, пошутив:
   — Я думала, тебе нравятся неспешные ласки.
   — Неспешные ласки! Ха! Да ты даже не позволяешь мне коснуться тебя!
   — Ляг, милый, — мягко велела она.
   — Зачем? — с подозрением осведомился Торк. — Иди ко мне.
   — Подойди! Расслабься.
   Расслабиться? Да она что, совсем умом тронулась?
   И, когда Торк покорно лег на спину, Руби встала у кровати и налила мед ручейком от его шеи до вздымающейся мужской плоти. Торк почти взметнулся с постели от безумного наслаждения, вызванного прикосновением прохладного меда к разгоряченному члену. Руби, улыбаясь, отставила горшочек и легла в постель.
   — Крайне важно, чтобы и мужчина был так же сладок, как женщина.
   — Но, послушай, эта постель к утру будет такой же липкой, как пчелиный улей, — проворчал Торк, сжимая ее в объятиях.
   — О, я так не думаю. Я всегда вылизываю тарелку дочиста. А ты?
   Торк почти потерял контроль над собой. Почти.
   Руби нависла над ним, потерлась липкими от меда холмиками о густую поросль волос на груди. Сначала оба смеялись, но смех скоро замер и сменился тяжелым дыханием, по мере того как томительная боль терзала их тела.
   — Торк, как думаешь, я очень глупая, если делаю все эти невероятные вещи, чтобы угодить тебе в постели? — спросила Руби низким возбужденным шепотом, опустив глаза.
   Торк приподнял ее подбородок. Его глубоко тронуло ее стремление угодить ему.
   — О Руб, я так тебя люблю. Неужели не знаешь — все, что ты делаешь, дарит мне счастье.
   На глазах Руби выступили слезы, и она с огромным трудом выговорила:
   — Я тоже люблю тебя, муж мой. — И, погладив его по щеке, тихо добавила: — Давай пообещаем друг другу, Торк, что эта ночь, наша брачная ночь, будет первой из целой вечности ночей между нами.
   Торк, кивнув, добавил:
   — И все полные любви?
   — Конечно, — еле слышно рассмеялась Руби.
   — Не думаешь, что нам давно пора начать, девушка? — тихо прорычал он, укладывая ее на спину.
   Он сжал ладонями ее лицо, осыпая жадными поцелуями. Сначала Торк слизал мед с ее губ, чуть приоткрывшихся в томлении, и, улыбнувшись, продолжал уничтожать сладкие капли.
   — М-м-м… как вкусно, — пробормотал он.
   — Дай мне попробовать, — тихо попросила она.
   Он проник в ее рот кончиком языка, и Руби, обведя его своим языком, втянула медовую сладость.
   — Еще… Хочу еще…
   Торк, улыбнувшись, продолжал ласкать языком теплую пещерку ее рта, имитируя движения разгоряченного фаллоса. Руби, охнув, начала посасывать его язык. Торк ощутил спазм наслаждения, пронзивший его невидимой молнией так, что мужская плоть судорожно дернулась, упираясь в ее живот.
   Он слегка отстранился, но Руби приподнялась, продолжая целовать его.
   — Нет, — твердо сказал Торк, прижимая ее плечи к постели. — Теперь я возьму дело в свои руки, — объявил он таким хриплым невнятным голосом, что сам едва узнал себя.
   Он скользнул вниз по ее телу, пока рот не встретил упругость грудей, кончиком пальца очертил ареолу одной, потом другой и поднес палец ко рту, чтобы попробовать на вкус.
   — Как прекрасно, — пробормотал он. Руби зачарованно глядела на него, приоткрыв губы. Он снова повторил то же самое, но на этот раз поднес палец к ее рту. Она наклонилась, облизала кончик розовым язычком и наконец взяла в рот весь палец, слегка посасывая, а потом обеими руками продолжала вводить и выводить его изо рта, подражая Торку.
   О Фрейя! Каково это, если бы она сделала все с…
   Торк почти резко вырвал палец, боясь, что опозорится и закончит игру преждевременно, и, впившись губами в ее груди, продолжал слизывать мед. Когда он откинулся, чтобы полюбоваться результатами своей работы, Руби застонала, выгибаясь.
   — Пожалуйста, не останавливайся, — умоляла она.
   — Покажи мне, — задохнулся Торк.
   Руби положила руку на грудь и попыталась притянуть Торка к себе, но он отказывался взять губами сосок, пока она точно не объяснила, чего хочет. Наконец она согласилась, с мельчайшими подробностями рассказав обо всем. Торк снова мучительно застонал и продолжал терзать розовые маковки до тех пор, пока Руби не начала жалобно кричать и метаться на постели, охваченная бушующим пламенем. Когда она начала тереться о твердый как сталь член, Торк перекатился на спину, не позволяя ей этого сделать. Только немного отдышавшись, он приподнялся и навис над ней.
   — Лежи смирно, — резко приказал он, придерживая ее плечи ладонью одной руки и опуская другую к покрытому медом треугольнику волос между ее бедрами. Что-то несвязно бормоча, Торк раздвинул ноги Руби и, встав между ними на колени, начал исследовать липкими пальцами все интимные углубления. Руби подняла бедра с постели и, застыв, громко застонала…
   Она лежала поперек постели с раскинутыми руками, удовлетворенная и усталая.
   — О Торк, — тихо шепнула она, потрясенная происшедшим чудом. Порыв ее страсти, ее почти безумный отклик на его прикосновение воспламенили Торка до крайности.
   — О нет, еще не время отдыхать, — тихо предупредил он, поднимая ее. — Теперь твоя очередь вылизать мою тарелку начисто.
   К тому времени, как она с жадной неукротимостью делала это, Торк уже ничего не сознавал, кроме жгучей потребности в освобождении, особенно когда ее губы коснулись его твердого, готового излиться мужского естества, покрытого медом. Не в силах больше выносить сладостной муки, Торк подмял ее под себя и жестко, почти грубо вошел до конца, наполнив ее свей плотью. Скользкие складки нежной раковины судорожно сжали его. Торк закрыл глаза от полноты ощущений.
   Торк чуть отстранился и поглядел на жену. Жену! Господи, какое великолепное слово!
   Глаза Руби были затуманены нерассуждающей страстью и молили избавить ее от невыносимого, медленно нараставшего сексуального напряжения, державшего их обоих в стальных тисках. Никогда он не испытывал подобного лихорадочного желания.
   — Руби! — свирепым шепотом окликнул он.
   — Сейчас, — пробормотала она, пытаясь приподнять бедра, но Торк по-прежнему был глубоко в ней и не смел шевельнуться.
   — Летим вместе, дорогая. Вместе, — попросил он.
   Руби кивнула. Время нежных ласк прошло, и Торк продолжал неумолимо врезаться в нее. Руби громко кричала… или это его голос? Снова и снова он врывался в нее, пока дикие всплески головокружительного наслаждения не потрясли его, а вместе с ним и тело Руби, забившейся в экстазе.
   Они долго лежали рядом, тяжело дыша. Торк чувствовал себя так, словно умер и вновь вернулся к жизни. Он крепко обнял жену, не в силах вымолвить слова, не уверенный, может ли объяснить все то, что случилось с ним. И, когда наконец почувствовал, что может говорить нормальным голосом, тихо усмехнулся, прижимая её к себе.
   — Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится, жена?
   — Что? — прошептала Руби, прикасаясь губами к его шее.
   — Ты заставляешь меня смеяться.
   Руби ткнула его кулаком в живот.
   — Это совсем не комплимент.
   — Почему же, милая? — возразил Торк, притворно морщась от боли и придерживая живот обеими руками. — Я считаю просто счастьем, что ты даришь мне радость улыбки.
   Про себя он поклялся к утру заставить ее тоже улыбнуться разок-другой. И сдержал клятву.
   Служанки, принесшие на следующее утро лохань и горячую воду, были потрясены, увидев, в каком состоянии находится постель.
   — Я разлила мед на простыни, — объяснила Руби с огненно-багровым лицом.
   Пожилая рабыня ехидно поглядела на нее.