Хилл Сьюзен. Миссис де Уинтер

   - Проклятая поломка! - выкрикнул Джек Фейвел, слегка покачиваясь перед нами. - Черт побери, опоздал на ваш праздник, Макс! А так хотелось подложить тебе свинью на людях! Вон сколько свидетелей! Надо же было машине поломаться! Ну ничего! По крайней мере вы двое предо мной. А ведь вы самые главные персонажи, не правда ли?
   Максим находился в одном футе от меня. Я протянула руку и взяла его за локоть, однако посмотреть на него у меня не было сил, он также не повернулся ко мне.
   Из дому до меня долетел голос Доры и звяканье бокалов, которые она ставила на поднос.
   - Убирайся отсюда, - процедил Максим, шагнув вперед.
   На Фейвела падал свет из дома, было видно, какой он обрюзгший и грязный; он перевел взгляд с Максима на меня, однако не отступил и стал шарить в карманах в поисках сигареты.
   - Тебя не хотят здесь видеть, нам не о чем говорить. Немедленно убирайся!
   - О нет! Нет, я намерен войти в твой прелестный дом, Макс, если ты не хочешь, чтобы сцена разыгрывалась здесь, на дорожке, и собрала всех слуг. У тебя есть слуги? Думаю, что есть. Ты ведь хорошо набил себе карманы, мы всегда об этом знали. Я хочу выпить.
   Я услышала шаги со стороны дома и, обернувшись, увидела Дору, которая неуверенно остановилась, не зная, может ли она со мной заговорить.
   - Ладно, я все сделаю, - сказала я Максиму. - Вам лучше пойти в дом.
   Я пришла на кухню, где Дора и Гвен мыли бокалы. Нед в саду сдвигал вместе столы. Дора бросила на меня пару вопросительных взглядов. Обе молчали, не пели и не шутили, как это было совсем недавно.
   - Оставь это, Дора, доделаешь утром.
   - Я бы хотела закончить с уборкой, с вашего позволения, миссис де Уинтер. Я люблю, чтобы все было чисто.
   - Ну хорошо.
   - Я оставила немного супа и тарелку холодного мяса. В духовке картошка, еще есть фрукты. Нед хочет внести в дом стулья, говорят, что ночью погода испортится.
   - Да, я слышала.
   - А вы посидите и отдохните, вечер вас вымотал, я ведь вижу.
   Нет, подумала я. Вовсе нет. Дело не в вечере. Вечер был удачным, он мне понравился, и не он меня утомил.
   - Спасибо, Дора. Ты мне отлично помогала. Просто изумительно. - Говоря это, я почувствовала, что готова расплакаться.
   Затем послышались громкие голоса Максима и Фей-вела. Дора бросила на меня взгляд.
   - Спасибо, Дора. Я, пожалуй, пойду. Может, я нужна Максиму.
   - В таком случае спокойной ночи, миссис де Уинтер. Мы тихонько уйдем, когда закончим. А завтра с утра пораньше я уже буду здесь.
   Я закрыла дверь на кухню и дверь, ведущую из холла в коридор, - не хотела, чтобы они слышали.
   Максим и Фейвел стояли посреди гостиной. Окна, выходящие в сад, были открыты, я подошла и закрыла их.
   Максим успел снабдить Фейвела высоким стаканом с виски, однако сам ничего не пил.
   - Максим...
   - Она скажет тебе. Спроси ее, она не будет тебе лгать. Вы ведь не лгунья? - бросил на меня косой взгляд Фейвел. Вид у него был еще более ужасный, чем тогда, в гостинице, воротник рваный и грязный, жирные волосы свалялись. - Я рассказал Максу о нашем милом чаепитии в Лондоне.
   Максим не взглянул в мою сторону.
   - Зачем вы пришли сюда? - спросила я. - Ведь я говорила, что нам нечего больше сказать друг другу и нет никаких оснований встречаться. Я слышала, Максим предложил вам уйти. Допивайте свое виски и уходите.
   - Он сказал, чтобы я убирался. Я прекрасно это помню. Должно быть, вы тоже.
   Я не отреагировала. Мы стояли напротив Фейвела, совсем близко, однако нас разделяли целые континенты. Думаю, Фейвел это понимал.
   - Я пришел вот с чем. - Я увидела у него в руке толстый конверт. Он нагло помахал им перед моим лицом. - Здесь доказательства.
   - О чем вы? Какие доказательства?
   - Не задавай ему наводящих вопросов, - резко сказал Максим. - Не спрашивай ни о чем. Он именно этого и добивается. Он пьян и психически ненормален!
   Фейвел засмеялся, широко открыв рот и продемонстрировав поломанные гнилые зубы и желтый обложенный язык. Более отталкивающего зрелища мне, пожалуй, не доводилось видеть никогда.
   - Дэнни рассказала мне о вечере. Новоселье, знакомство с соседями... Чертова авария! Конечно, этот дом и в подметки не годится Мэндерли. Но довольно приятен. Ты бы не смог содержать такой дворец сейчас. Для этого тебе понадобилась бы Ребекка, а ее здесь нет, и мы все знаем, где она. - Он снова помахал конвертом. - Я не сидел сложа руки. Как и Дэнни, хотя она немного того... - Он покрутил у виска указательным пальцем и снова захохотал. - Малость тронулась, я бы сказал. Но ее нельзя за это винить. Она жила только ради Ребекки. Никого и ничего другого она не любила. Кроме Мэндерли, конечно, но и это из-за Ребекки. Она знает правду. Мы все знаем. И ты знаешь, что мы знаем. Я все эти годы терпеливо наводил справки и собирал доказательства. Война сильно помешала. Но я знал, что добуду их, и я их добыл.
   - Максим...
   - Он блефует и лжет, он пьян и безумен, - тихо и спокойно сказал Максим. - Он делал это и раньше. Ты же помнишь.
   - Ты убил ее.
   - Он уйдет, как только допьет виски.
   - Ты застрелил ее, и я, черт побери, обязательно увижу, как тебя повесят за это. У меня есть доказательства. - Он снова потряс конвертом. Ты не догадываешься, что у меня в этом конверте.
   - Максим, возьми у него конверт, бог знает, что у него там, ты...
   - У меня нет ни малейшего желания прикасаться ни к конверту, ни к нему.
   - Мы хорошо поработали над этим, Дэнни и я. Она на моей стороне, как вы знаете.
   - Сомневаюсь.
   - Я бы повторил.
   Максим сделал два шага вперед и протянул руку. Фейвел отдал ему стакан. Уж не собирается ли Максим ударить его? Я помнила, с какой силой его кулак когда-то прошелся по скуле Джека Фейвела. Но Максим просто поставил стакан на поднос и снова повернулся к незваному гостю.
   - Убирайся вон, Фейвел. Убирайся немедленно и не смей больше никогда сюда приходить. Если ты не уйдешь, я вызову полицию и тебя арестуют за то, что ты в стельку пьян, находясь за рулем. Я скажу, чтобы тебя отвезли куда-нибудь и ты бы там несколько часов отоспался, иначе кого-нибудь переедешь.
   Наступил такой момент, когда все застыло, словно на фотографии. Было тихо, если не считать шума ветра, который поднялся за окном.
   Я подумала, что Фейвел захохочет, или ударит Максима, или вынет из конверта какую-нибудь ужасную бумажку с доказательствами, или, пошатываясь, двинется ко мне, что можно было предположить, глядя на его воспаленные, полубезумные глаза, устремленные на меня. Мне стало дурно, я была близка к тому, чтобы упасть в обморок, но знала, что не могу себе этого позволить.
   Фотография все еще не разрушилась, и мы на ней выглядели оцепеневшими.
   А затем, не говоря ни слова, словно у него что-то внезапно оборвалось внутри, Фейвел пошевелился, повернулся и вышел из гостиной. Я ожидала угроз, криков, новых заявлений о доказательствах, но ничего этого не последовало.
   Сейчас я понимаю, что он даже в том состоянии, в каком находился, знал, что уже успел причинить нам зло, ради чего, собственно, и приезжал, уже привел в движение тележку, которая неуклонно покатилась с горы вниз. Он и миссис Дэнверс - они были заодно, хотя в этот момент здесь присутствовал только Фейвел. Они все спланировали, это было начато очень давно. Сейчас близилось завершение.
   Мы сами творцы своей судьбы.
   Никто больше ничего не сказал. Максим направился к двери. Я осталась в гостиной. Сделать я ничего не могла.
   Я услышала, как зарычал стартер - натужно, мучительно, после чего по гравию зашуршали колеса. Наверное, он сделает то, о чем говорил Максим, где-нибудь поблизости остановится, чтобы проспаться. Что будет с ним - не имеет значения, но нельзя, чтобы он навредил другим. Людям невиновным. Достаточно того, что он уже сделал нам.
   Я вдруг села на стул перед пустой каминной решеткой. В комнате было холодно, меня знобило. Шторы слегка колыхались от ветра, который проникал в щели. Конец лета, подумала я. Нужно затопить камин. Можно было бы принести бумагу и щепки, сухие поленья находились в кладовке, но я слишком устала. Я так и осталась сидеть, глядя в чернеющий зев очага.
   Я помню, что была сильно напугана, и поняла, что пребываю в этом состоянии очень давно. Я устала от этого, устала от всего. Кажется, прошла целая вечность с того времени, когда я отдыхала без забот и тревог, без нашептывающих голосов и теней.
   А затем вернулся Максим. Я услышала, как он тихонько притворил двери. Может быть, он и меня убьет, подумала я, и, пожалуй, это к лучшему, это то, чего я заслуживаю; возможно, это и есть наилучший выход.
   Я подняла на него глаза. Он был тих, на его лице можно было увидеть выражение крайней усталости, безграничной нежности и безграничной печали. Я любила его в тот момент так, как, я думаю, не любила никогда - ни в дни моей юности, когда я млела от любви, ни в те последние, трудные дни в Мэндерли, когда мы бросились в объятия друг другу, охваченные ужасом и одновременно испытывая облегчение. Это была любовь в чистом виде, это было не чувство, а состояние души. Я любила его абсолютно и необъяснимо.
   Однако ничего этого я не сказала и не выразила ни единым жестом. Просто смотрела и любила. А потом отвернулась.
   Он сказал:
   - Когда они начались?
   - Они?
   - Секреты.
   Я запнулась, будучи не в силах подыскать слова.
   - Начиная с этого?
   Я увидела, как он что-то извлек из кармана и протянул мне.
   - Да, должно быть. Я не вполне уверена. Да... Карточка была светлая, но казалось, что она горит в его руке.
   - Откуда она появилась?
   - Карточка оказалась на венке. Это она прислала его. Она сама не сказала, но я знаю. Это были великолепные, изумительной красоты белые цветы на фоне темно-зеленых листьев. Венок лежал на дорожке рядом с могилой Беатрис, когда я пришла утром на кладбище.
   - Откуда ты знала?
   - Я не знала. Я... я хотела побыть там одна и обнаружила венок. Она была уверена, что кто-нибудь из нас его увидит.
   - Почему ты мне не сказала?
   - Я не хотела причинить тебе боль. Максим, ты должен мне верить.
   - Когда в конце концов секреты всплывают наружу, бывает еще больнее.
   - Я надеялась, что ты не узнаешь.
   - Ты прятала ее в гардеробе, - сказал он. Подойдя к подносу, он налил себе виски, предложил мне, но я покачала головой. - Все это время, - тихо добавил он. - Все эти месяцы.
   - Да, мне очень жаль.
   - Я думал, что она умерла.
   - Да.
   - И что потом?
   - Я не помню.
   - Фейвел?
   - Наверное... Да.
   - Это правда, что ты встречалась с ним в Лондоне?
   - Случайно. Только не подумай, Максим, что я поехала для того, чтобы специально его повидать.
   - Не знаю... Он мог пытаться что-то от тебя потребовать. Например, деньги. Это по его части.
   - Он и потребовал. Но это было уже потом.
   - Видишь ли, я был уверен... Ты никогда раньше не стремилась в Лондон. Ты его ненавидела.
   - Да.
   - И где вы были?
   - Пошли выпить чаю. В гостинице. Было страшно жарко. Он был... я так думаю, совершенно безумный.
   - Да.
   - Он стоял в телефонной будке с чемоданом. Не думаю, что он с кем-то в самом деле разговаривал. Он просто орал в трубку. А я проходила мимо. Он увидел меня и увязался за мной. Мне пришлось звонить в магазин, я там забыла пакет. Должно быть, он подслушал, когда я называла свой адрес.
   - Но ты никогда до этого не рвалась в Лондон. Какого дьявола ты вдруг решила туда отправиться?
   - Я поехала к доктору, - жалобным тоном призналась я. Услышав эти свои слова, я вдруг сообразила, что они могут ему напомнить, и поспешила пояснить: - Нет-нет, ничего страшного.
   - Какому доктору?
   - Я так хотела иметь ребенка. Когда мы приехали сюда, это стало моим единственным желанием, и мне нужно было выяснить...
   - И ты выяснила? - еле расслышала я вопрос Максима.
   - Да... о да! Он сказал, что у нас будет... Что мы можем... что нет никаких причин для того, чтобы у нас не было детей.
   - И ты не могла сказать мне даже это?
   - Нет... то есть... Максим, я собиралась сказать тебе сразу же, как приеду домой. Я даже репетировала, как буду это тебе говорить. Но потом я встретила его... Фейвела. И после этого я не смогла. Как-то все было испорчено.
   - Когда она приезжала сюда?
   - После этого. Несколько недель назад.
   - Несколько недель...
   - Мне очень жаль, я не хотела, чтобы ты беспокоился из-за них.
   - Что они могут? Она сумасшедшая! Они оба сумасшедшие. У них навязчивая идея. Ревность. Двое несчастных, безумных людей! Что они могут сделать? Любой из них?
   - Есть вещи, которые я не могу тебе рассказать.
   - Опять секреты?
   - Нет, я не хочу причинять тебе боль.
   - Ты уже причиняешь.
   - Она полна злобы, она ненавидит тебя, нас... она хочет нам отомстить. Да, она психически ненормальна, но она настроена на месть. Они используют друг друга, он хочет... ну, я не знаю, наверное, денег или отомстить каким-то другим способом.
   - Правосудия, - подсказал Максим.
   Я в тревоге подняла на него глаза. Он произнес это слово удивительно спокойно.
   - Что ты имеешь в виду? - Мой голос показался мне чужим.
   - Я всегда безусловно верил в то, что мы, пройдя через все, что произошло, все эти годы были вместе и что у нас не было секретов. Между нами были любовь и доверие. Ни обмана, ни недомолвок, ни страха. И для меня так все и было. Я сознавал, что виновен в убийстве и что приведение приговора в исполнение отсрочено. И ты знала об этом.
   - Это не имело значения... никогда не имело значения.
   - Так ли это?
   Я не смогла ответить. Я задолжала ему правды, он так мало получал ее от меня в последнее время. Вспомнился нашептывающий голос: "Этот человек убийца, этот человек застрелил жену. Он убил Ребекку". Но теперь я смотрела на его руки и любила их.
   - Во всем виновата я. Это я хотела вернуться домой. Опасайтесь слишком сильно чего-то хотеть, вы можете получить это...
   - Да.
   - Однако все в порядке. - Я встала, подошла к Максиму и остановилась перед ним. - Фейвел уехал, она уехала, они не смогут ничего сделать. Ты сам так сказал. И это верно, Максим. Они ничего не смогут нам сделать.
   - Они уже сделали.
   - Это не имеет значения.
   - Есть что-нибудь еще?
   - Еще? Что ты имеешь в виду?
   - Еще какие-нибудь секреты?
   Я подумала о газетных вырезках и фотографиях в коричневых конвертах, хранящихся в моей сумке.
   - Нет, - ответила я. - Никаких других секретов. Он заглянул мне в лицо.
   - Почему? - спросил он. - Ну почему? Ради Бога, почему?
   На это я не смогла ответить.
   - Нам не следовало возвращаться. Как не следовало возвращаться в Мэндерли. Но я всегда знал, что мы вернемся. Мы должны были. Убегать нет смысла. Они хотят правосудия.
   - Мести - гадкой, бессмысленной, жестокой мести. Они безумцы.
   - Да, и тем не менее это будет правосудием.
   - Ты так считаешь?
   - Если я ничего не буду говорить... не буду ничего делать, если мы попытаемся остаться здесь, все так и будет продолжаться вечно. Мы никогда из этого не выберемся. Ты не будешь мне доверять. Ты будешь по-прежнему бояться их и меня.
   - Я не боюсь тебя.
   - В самом деле? Я отвела глаза.
   - Спасибо за это.
   - Я люблю тебя, - сказала я. - Люблю, люблю. Максим, все будет хорошо, вот увидишь, поверь мне - Я взяла его руки в свои и прижала к своему лицу. Я видела, как он смотрит на меня, - это был взгляд, полный нежности, сожаления, жалости и любви. - Прошу, поверь мне. Они не смогут победить, ты не должен позволить им одержать победу.
   - Нет, - мягко возразил он. - Дело не в них. Они случайные люди. Дело в ней.
   Я в ужасе почувствовала, что цепенею и холодею.
   - Что ты собираешься делать?
   - Я должен сказать правду.
   - Нет!
   Он ничего не ответил, лишь позволил мне держать его руки у своего лица.
   Внезапно в окно ударил сильный порыв ветра, загремел рамами, и я поняла, что мы давно уже слышим этот шум, что ветер становится все сильнее, завывает в пустой трубе, прорывается сквозняком из-под двери.
   - Я устал, - сказал Максим. - Страшно устал.
   - Знаю.
   - Иди спать. Ты измучилась уже и без всего этого.
   - Без чего?
   - Без вечера.
   Вечер. Я даже забыла о нем. Я попыталась улыбнуться. Вечер. Это было тысячу лет назад.
   - Что ты собираешься делать?
   - Побуду немного здесь. Есть несколько писем.
   - Максим, ты очень сердишься?
   - Нет, - устало ответил он. - Нет. - Однако оторвал от меня руки и отстранился.
   - Мне совсем не хотелось иметь секреты. Я не испытывала от этого ни удовольствия, ни удовлетворения.
   - Я понимаю.
   - Я ничего не могла поделать. За одним появлялся другой. Но я хотела оберечь тебя, боялась, что они причинят тебе боль.
   Он наклонился и поцеловал меня - очень легко и целомудренно, подобно тому как отец целует дочь, и мне не удалось привлечь его к себе поближе. Завтра, подумала я. Мы оба устали. Мы не отдаем себе отчета в том, что делаем и говорим.
   - Завтра...
   Он взглянул на меня:
   - А теперь иди спать.
   Завтра мы все начнем сначала. С секретами покончено, больше их не будет. И не будет страхов, сказала я себе. Никаких страхов.
   Я шла, покачиваясь от усталости, к двери и внезапно спросила:
   - А Фрэнк намерен покинуть Шотландию и приехать сюда? Что они решили? Он говорил тебе?
   Максим остановился и посмотрел на меня так, словно до него не сразу дошло, о чем я спрашиваю; кажется, он даже не мог сосредоточить на мне взгляд, а возможно, и припомнить, кто я такая. Затем сказал:
   - О да, да. Думаю, они могут приехать.
   В таком случае все будет в полном порядке. Это была моя последняя мысль, когда я покидала комнату. Фрэнк приедет, и начнется новая жизнь. Все будет хорошо.
   Ложась в постель, я услышала, как набирает силу буря: все злее раскачивает деревья, обрушивается на склоны, стучится в стены, двери и окна. Я натянула одеяло на голову, и до меня долетали лишь звуки, похожие на шум моря, когда волны скользят по прибрежной гальке.
   Во сне я беспокойно металась на кровати, видела какие-то обрывочные сны, до меня долетал все усиливающийся шум бури. Еще никогда не было здесь такого ветра, он валил деревья, снова и снова с грохотом обрушивался на стены дома; казалось, весь мир взбесился и пошел вразнос; я слышала сквозь сон, как звала Максима, и думала, что он тихонько отвечает, успокаивая меня, однако затем его голос словно поглотила буря, унося все дальше и дальше. Мои сны были кошмарными, безумными, путаными, наполненными чьим-то шепотом, неистовыми порывами ветра, надвигающимися грозными тенями, и это были даже не столько сны, сколько сгусток эмоций, в котором сплелись страх и смятение, острая тоска и страстное томление, желание и поиски кого-то и чего-то, они неслись вслед за моим голосом, который убегал от меня, словно жил своей, обособленной жизнью. А затем я провалилась в темную бездонную пропасть, куда не мог проникнуть ни звук, ни луч света.
   Я проснулась в панике - и не только из-за свирепого, надрывающего душу воя бури, мне показалось, что со мной что-то не в порядке. Я включила лампу. Кровать Максима была разобрана, однако пуста, дверца гардероба открыта.
   Во сне, может быть, подсознательно, я разговаривала с ним, страстно с ним спорила, а теперь такой же силы ненависть и злость, какие я испытывала к миссис Дэн-вере, я почувствовала к буре и знала, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду его, не скажу ему все, что должна сказать, пока не заставлю его понять.
   Десять лет я опекала его, оберегала от правды и от прошлого, уводила от воспоминаний и печальных размышлений, постепенно взрослела и воспитывала в себе уверенность. Я о многом передумала, я способна увидеть смысл там, где его вроде бы нет, и готова сражаться за то, чего мы добились. Я знала, чего хочу, что должно быть, и не собиралась от этого отказываться или сбегать в приступе отчаяния.
   Я бросилась на первый этаж, на ходу влезая в тапочки и завязывая пояс халата. Порывы ветра ослабели, наступила минута полной тишины, пока ветер вновь не набрал силу и не стал с новой яростью набрасываться на окна и завывать в трубах.
   Под дверью кабинета я увидела полоску света.
   - Максим!
   Он поднял глаза. Я увидела, что он что-то пишет.
   - Максим! Почему ты одет? Куда ты собрался? Ты не можешь ехать в такую страшную бурю!
   - Иди досыпай. Прошу прощения, что разбудил тебя, я не хотел этого. Голос его, как и прежде, звучал мягко и ласково.
   - Максим, мне нужно поговорить с тобой. Я не рассказала тебе о некоторых вещах и теперь должна это сделать.
   - Может быть, лучше не надо? Тебе так не кажется?
   - Почему же? Чтобы между нами оставалось недопонимание? Какой в этом смысл?
   - Между нами нет недопонимания. Абсолютно никакого.
   - Есть. Ты не понял меня. Максим, у нас здесь есть все, мы пришли к этому.
   - Ты так думаешь?
   - Да, да! И ты знаешь это. Ничто не в состоянии это изменить. Ты говоришь, что боишься? Но чего? Я не боюсь.
   - Нет, ты не боишься. Во всяком случае, сейчас. Я это вижу.
   - И я не ошибаюсь. Меня никто не убедит, что наше возвращение было ошибкой. Я наблюдала за тобой - и знаю. Это то, что пошло тебе на пользу. То, чего ты хотел.
   - Да, вероятно, ты права.
   - Ты устал, ты был потрясен и расстроен. Ты говорил в состоянии перенапряжения. Но тебе нечего бояться, нечего прятать.
   - У меня есть что прятать. И ты это знаешь.
   - Что они могут сделать?
   - Не знаю, но непременно сделают. И я не могу жить с этим. Больше не могу.
   - А я?
   - Ты? - Он секунду задумчиво смотрел на меня, затем подошел и нежно коснулся моего лица. - Я думаю о тебе, - сказал он, - поверь мне. Все время.
   - Нет, ты не думаешь.
   Однако он ничего не ответил, прошел мимо меня и вышел из комнаты. Я последовала за ним.
   - Максим, пойдем наверх, поспи немного. Мы можем поговорить обо всем завтра.
   Казалось бы, он не торопился, однако движения его были быстрыми, он взял плащ, снял с гвоздя ключи от машины.
   - Куда ты собрался?
   Он не ответил. Я забежала вперед и загородила ему дверь, он остановился и поцеловал меня так, словно покидал всего на час. Я крепко уцепилась за его руку, но он был сильнее и для него не составило труда освободиться от меня.
   Когда он открыл дверь, ветер с бешеным воем ворвался в дом, заглушив последние слова Максима, если только он вообще что-нибудь в этот момент говорил. Я не знала, собрался ли он к Фрэнку или, может, в Лондон; я была не в состоянии думать - ветер просто выдул все мысли из моей головы. Я хотела захлопнуть дверь и спрятаться от этого воя.
   - Максим, Максим, вернись! Пережди, куда бы ты ни собрался, не выезжай сейчас! Пожалуйста, пережди!
   Однако он шел быстрым шагом по подъездной дорожке, преодолевая сопротивление ветра; было так темно, что я с трудом его видела. Я попыталась последовать за ним, но ветер рвал волосы и одежду, я порезала ногу о гравий. Зажглись фары, я все-таки побежала вперед и почти добежала до машины, однако он легко меня объехал, и я лишь увидела его застывшее, бледное лицо; он смотрел вперед, намеренно не глядя на меня, а затем исчез из поля моего зрения, и его поглотила стена дождя и ревущая чернота ночи.
   Вернувшись в дом, я сразу же бросилась к телефону, хотя и понимала, что стоит глубокая ночь. Не важно, если я их разбужу. Я не думала, что Максим направился в Шотландию, но почему-то верила, что так или иначе он свяжется с Фрэнком.
   Однако трубка молчала. Телефон был мертв.
   После этого мне осталось лишь сидеть и с ужасом прислушиваться к бесчинству урагана, к вою и треску, с которым он выворачивал деревья и валил их на землю.
   Это было по-настоящему страшно, и я даже не решалась подумать о том, каково в эту минуту вести по дороге машину. Я произносила отчаянные молитвы, давала всевозможные зароки и обещания.
   В конце концов я отправилась в спальню и легла, продолжая слушать вой ветра и молясь о том, чтобы Максим остался жив, чувствуя в себе новообретенную уверенность и силу.
   Наконец я заснула тревожным сном, сопровождаемым навязчивыми сновидениями, под аккомпанемент скрежета, треска и воя ветра за окном.
   Когда я проснулась, было какое-то неестественно тихое утро. В комнату лился удивительно нежный свет. Я встала, выглянула из окна и увидела потрясающую картину опустошения Сад словно лежал на боку. Склоны были завалены ветками и целыми вывороченными бурей деревьями, в окружающей дом зеленой чаше виднелись прогалы, которых раньше не было, теперь в них проглядывало небо.
   Я спустилась вниз. Максим не вернулся - из окна я видела, что машины в гараже еще нет. Телефон по-прежнему безмолвствовал. Поскольку делать больше было нечего, я быстро оделась и вышла наружу, чтобы посмотреть, какие беды натворила буря; мои страхи из-за Максима и воспоминания о предыдущем вечере слегка отступили при виде тех опустошительных разрушений, которые предстали моим глазам. Я шла мимо поваленных либо поломанных деревьев, не дотрагиваясь до них, а лишь глядя вокруг. Я не плакала. Слезы были бы слишком слабой реакцией на случившееся.
   Я направилась к огороду в надежде, что стены послужили для него надежным укрытием, однако дальняя стена целиком обрушилась, на ее месте лежала груда камней, и ветер разгулялся здесь во всю свою буйную силу, кружа и вырывая все подряд. Калитка слетела с петель, и мне стоило немалого труда пробраться через нее. А когда мне это удалось, я пожалела об этом.
   Ореховая аллея исчезла. Там, где красивые, стройные, молодые деревца образовывали над головой арку, где я прогуливалась, любуясь открывающимся вдали видом и серебристым блестящим шпилем, громоздились кучи переломанных веток и торчали жалкие пеньки.
   И тогда я разрыдалась, хотя это были никчемные слезы и они скоро прошли.
   Сильно похолодало. Небо было равномерно серого, водянистого цвета. Туфли промокли насквозь, полы плаща прилипли к ногам.