Моргана бросила на него быстрый взгляд, но он смотрел прямо перед собой, и его лицо оставалось непроницаемым. Казалось, что его вообще не волнует ее ответ. Тем не менее, она сочла благоразумным произнести хоть что-то.
   — По-моему, вам показалось, сеньор.
   — Возможно.
   Если ее голос был сдержанным и тщательно маскировал все эмоции, то он снова говорил отстраненно и равнодушно. В конце концов, что ему за дело, если такая неприметная личность, как Моргана Фэй Кэрол, вдруг невзлюбила маркиза де Альвиро Риальта?
   Они какое-то время ехали в молчании, и Моргана с удивлением пыталась понять, почему он вдруг произнес это. Право же, он занимает слишком высокое положение, чтобы его волновала антипатия какого-то ничтожества вроде медсестры Кэрол. Но, с другой стороны, его это, по-видимому, нисколько не озаботило. Он просто отметил это с почти оскорбительной небрежностью, а потом вернулся на свою неприступную вершину.
   — Поскольку ваше пребывание на Хуамасе ограничено, следует устроить так, чтобы вы получше познакомились с островом,— объявил он, прерывая мысли, которые все равно крутились вокруг него. Можно подумать, она какая-то заезжая туристка, которой надо как можно плотнее заполнить каждую минуту, возмущенно подумала Моргана.
   — Когда представится время, я отвезу вас в центр острова.
   — Благодарю вас, сеньор,— ответила она ровным голосом, не имея намерения воспользоваться его предложением, но, очевидно, ее недовольство было недостаточно хорошо скрыто.
   — Но вам оно не вполне по вкусу? — подсказал он.— Интересно, почему? Моргана закусила губу:
   — Вам показалось, сеньор.
   — Опять мне кажется,— флегматично проговорил он.— Я обнаружил, что у меня живое воображение, мисс Кэрол. Мне кажется, что я вам не нравлюсь. И еще — что вам не хотелось бы ехать со мной.
   На этот раз Моргана не смогла удержаться, чтобы не кинуть на него возмущенный взгляд.
   — Возможно, мне не нравится, когда за меня так бесцеремонно принимают решения,— парировала она.
   — Но почему? Когда имеешь дело с женщинами, приходится все устраивать самому.
   Моргане понадобилась целая минута, чтобы овладеть мыслями, которые опять захлестнул гнев. Никогда она не думала, что мужчина может быть таким невыносимым, оставаясь при этом отстраненным и сдержанным!
   — Может, португальские девушки другие,— начала она, твердо намереваясь не давать волю своему непослушному язычку, с которого так и рвались совершенно другие слова.— Мы, англичанки, предпочитаем сохранять независимость.
   — Ах, да: знаменитая английская независимость.— В темных глазах появилась легкая насмешка — и в любезном невозмутимом голосе тоже.— Интересно, мисс Кэрол, были ли вы когда-нибудь влюблены?
   Мгновенное воспоминание о Филиппе ножом ударило ей в сердце, но ответила она с хорошо разыгранным равнодушием:
   — Когда-то я думала, что влюблена. Но это прошло.
   — Интересно, была ли это любовь? — Его спокойные темные глаза на мгновение остановились на ней.— Вы, англичане, слишком небрежно относитесь к чувствам. По-моему, вы даже не знаете, что такое любовь.
   — Множество людей в Англии вступают в брак, сеньор,— возразила она не без резкости.— Не хотите ли вы сказать, что они делают это без любви?
   Он пожал плечами и чуть шевельнул аристократически красивой рукой, лежавшей на руле,— жест пренебрежения.
   — Это не та любовь, какую знают португальцы.
   — Ее в Англии хватает.
   — Ее может не хватить, если вы задержитесь на Хуамасе,— сказал он, наблюдая за ее непроницаемым, как маска, лицом, словно хотел добраться до самой сути того, что за ним скрыто.
   — Но я здесь не задержусь, так что мне можно ничего не опасаться,— ответила Моргана, надеясь закончить этот разговор.
    Ну конечно же. Я забыл, что времени так мало.
   Сквозь деревья постепенно стал виден «Паласио». Две высокие башни с одной стороны явно напоминали Восток, да и остальная часть здания, насколько его можно было разглядеть, имела фантастический вид мавританского дворца.
   Неудивительно, что он так хладнокровно невозмутим, словно он не простой смертный. Так легко воспринять это огромное и сказочно красивое здание его обиталищем. Он здесь родился, и к нему перешел древний титул, громадное состояние и, наверное, целая армия слуг, готовых выполнить каждое его желание,— он управляет целыми деревнями. Практически всем островом Хуамаса. А с этой мыслью снова вернулось раздражение. Несправедливо, чтобы у одного человека была такая власть. В конце концов, он всего лишь обычный смертный, как и все остальные.
   Она не знала, что маркиз внимательно наблюдал за нею. Когда он заговорил, в голосе его опять звучала легкая насмешка:
   — Вам не нравится «Паласио», сеньора?
   — Прекрасен, но немного пугает.
   — Вы привыкнете.
   Легко взяв ее под локоть, он повернулся и повел ее в здание, где пол был целиком сделан из крошечных блестящих темно-синих плиток, казавшихся такими хрупкими, что она едва осмелилась пройти по ним.
   Моргана подумала, что вряд ли смогла бы когда-нибудь привыкнуть к такому удивительному месту, и без особого любопытства попробовала понять, почему он сказал это. Сомнительно, чтобы ей пришлось много раз навещать «Паласио», если вообще она когда-нибудь приедет сюда еще. По крайней мере, постарается этого избежать. Она намерена держаться как можно дальше от Фелипе де Альвира Риальта.
   Он усадил ее в кресло с причудливой резьбой и пошел к шкафчику, стоявшему у стены.
   — Сначала мы выпьем чего-нибудь прохладного, а потом я отведу вас выбирать книги в моей библиотеке.— Он наполнил хрустальную рюмку сверкающей янтарной жидкостью и передал Моргане со словами: — Легкое вино, которое пьянит чуть больше, чем знаменитый английский лимонад.— Его собственная рюмка содержала жидкость другого оттенка. Он продолжил, и в его приятный непривычно звучащий голос вернулась чуть насмешливая интонация:— Вы можете пить без опасения Оно совершенно безобидное.
   Моргана не ответила, осторожно пригубив вино. Оно было приятно прохладным, но у нее не было уверенности, что оно на самом деле столь же безобидно, как лимонад.
   Он уселся напротив нее, и она снова заметила, что он необычайно привлекателен. Интересно, знает ли он сам об этом, подумала она. Скорее всего да. Он слишком от мира сего, чтобы это было не так. Другое дело, будет ли им самим когда-либо двигать чувство. Кажется, он слишком отстранен, чтобы испытывать сильные эмоции.
   — У вас дар безмятежною молчания, мисс Кэрол.
   — У меня дурная привычка мечтать,— отозвалась Моргана со слабой улыбкой, надеясь, что он не спросит, о чем эти мечты. Конечно, почти неизбежно, он это сделает. Казалось, он считает своим естественным правом задавать личные вопросы. Наверное, это свойство хозяина Хуамасы, подумала она. И не сразу сообразила, что возникшая неприязнь несколько смягчается, уступая место ироничной покорности.
   — Интересно, о чем мечтают юные англичанки?
   — О разном,— любезно ответила Моргана, полная решимости на этот раз не дать ему вывести себя из равновесия.
   — О романтической любви? Или это нечто, о чем англичанки не разрешают себе мечтать?
   Моргана обнаружила, что решение не поддаться раздражению гораздо легче принять, чем сдержать.
   — По-моему, англичанки не менее романтичны, чем все остальные,— сказала она чуть обиженно.— Я и сама, бывало, мечтала о сказочном принце, который примчится на белом скакуне.— Конечно, такое признание сделало ее открытой для ироничного замечания, и она добавила, поспешно пожав плечами, надеясь, что все получается достаточно небрежно:— Конечно, это было много лет тому назад.
   — А потом вы выросли? — подсказал он.
   — Выросла, сеньор.— Она бросила на него вызывающий взгляд.— Но это не значит, что романтике нет места, даже в Англии. Пусть и без белого скакуна.
   Невольно по лицу ее пробежала тень. Для нее романтической любви уже не будет. Неумолимо и безжалостно ее время подходит к концу.
   — Но для вас романтики уже нет? — осведомился он.— Вы больше в нее не верите? Может быть, с того времени, когда вы думали, что влюблены?
   На мгновение Моргана снова почувствовала, как ее подталкивает бесенок раздражения, и хотела было спросить его, какое ему до всего дело,— но сразу поняла, что лучшей защитой будет маска полного безразличия.
   — Я достаточно в нее верила, чтобы заключить помолвку,— призналась она, пожимая плечами.
   — А потом?
   — Мы с Филиппом решили, что не подходим друг другу. Мы расторгли помолвку по взаимному согласию.
   Она разрешила себе солгать и в то же время с поднимающимся в душе возмущением удивилась, что заставило ее так откровенно говорить с человеком, который, в конце концов, для нее совершенно посторонний. Еще сильнее удивило ее то, что она может так притворяться и что боль прошла.
   — Филипп,— задумчиво заметил он.— Может быть, именно поэтому я так вам не нравлюсь. Мое имя — такое же, как у человека, которого, как вам казалось, вы любили?
   — Ваши имена на самом деле не похожи.— На этот раз она даже не стала пытаться отрицать, что он ей не нравится.— Нет абсолютно никакого сходства. Филипп очень светлый.
   — И очень англичанин?
   В его голосе снова послышалась едкая насмешка.
   — Пусть так — и очень англичанин. Он смотрел, как она ставит рюмку на столик, и заметил почти небрежно:
   — И все же, несмотря на разорванную помолвку, по-моему, вы не любили. У вас вид неразбуженный.— Заметив, что по ее щекам неудержимо разливается румянец, он чуть заметно улыбнулся.— Вы краснеете? Интересно почему?
   — Я не привыкла обсуждать такие темы. Улыбка Фелипе стала насмешливее.
   — Вы, английские девушки, гордитесь тем, что независимы, но во многом вы более старомодны, чем наши португальские девушки, за которыми так строго присматривают.
   Моргана бросила на него быстрый взгляд, потом снова отвела глаза.
   — Может быть, мы не придаем такого значения любви.
   — Это совершенно очевидно.— Она почувствовала на себе эти проницательные темные глаза, и ей с великим трудом удалось казаться невозмутимо спокойной.— Интересно, что же значит для вас любовь?
   — Интересно, а что любовь значит для вас?— не выдержав, парировала Моргана.
   — Что значит любовь для любого португальца? — Голос его звучал совершенно серьезно, но она, даже не глядя на него, знала, какое выражение, увидела бы на его лице.— Любовь…— Она удержалась от соблазна взглянуть на него, и он продолжал наигранно-серьезным тоном:— Она приходит быстро, при первой же встрече. Может, сразу этого и не понимаешь, но ощущаешь какое-то беспокойство и возвращаешься в мыслях к этой встрече — и к следующим. Притяжение становится все сильнее, пока не превратится в бушующее внутри пламя.— Насмешливый поддразнивающий взгляд обратился к ней, и она не смогла от него уклониться.— Вы не верите в такое чувство?
   — Я удивлена, что вы в него верите,— быстро отозвалась Моргана.
   — В вас самих чувство еще настолько крепко спит, что вы ничего не знаете о чувствах окружающих,— сказал он ей, доставая из кармана золотой портсигар.— Закурите? — В ту же секунду он поправился:— Я забыл. Вы не курите, когда вы в форменном платье.— Его взгляд снова скользнул по ней, и она с изумлением обнаружила, что глаза у него не черные, а очень темного зеленого цвета.— Интересно, я когда-нибудь встречу вас, когда на вас не будет формы?
   Моргана изобразила вежливую далекую улыбку:
   — Я иногда одеваюсь не в форму, но к ней так привыкаешь.
   Он встал, и Моргана тоже поднялась на ноги, разглаживая накрахмаленную материю. Снова поддерживаемая под локоть, она вышла в огромный просторный холл, чувствуя себя потерянной и подавленной окружающим величием, а потом прошла к другой двери в коридоре. Он открыл ее и посторонился, приглашая ее пройти: снова он был любезным хозяином дома, почему-то более отстраненным, чем тот человек, который подсмеивался над ее не проснувшимся чувством.
   Моргана медленно прошла внутрь, с удовольствием оглядывая бесконечные ряды книг. Как бы эта комната понравилась ее отцу! Он так гордился своим скромным собранием книг и так о нем заботился.
   Фелипе подошел к одной из полок и снял с нее толстый том, переплетенный тисненной золотом кожей.
   — По-моему, вам это будет интересно, сеньора. Возьмите эту книгу и прочтите ее. Моргана неохотно взяла книгу.
   — Мне бы не хотелось брать ее, если она редкая.
   — Ничего страшного.— Она еще приходила в себя от этого замечания, когда он добавил:— По-моему, вы любите книги, мисс Кэрол.
   Моргана кивнула:
   — Очень.— Она провела пальцем по мягкой коже переплета.— Я буду с ней осторожна, сеньор.
   Наступило молчание.
   — Я думаю, мне следует вернуться к мисс Брутон,— проговорила она, взглянув на него. Если ему прискучило ее общество и не терпится от нее избавиться, то ей ничего другого и не нужно.— Приближается время, когда мне надо будет заняться ее ногой,— добавила она.
   Он сам не отвез ее обратно, хотя при прощании был таким обходительным и любезным, словно она — почетная гостья, а не просто медсестра Кэрол.
   — Адеус, мисс Кэрол,— сказал он, чуть наклоняя свою темноволосую голову, когда машина уже отъезжала.
   — До свидания, сеньор,— отозвалась Моргана и не разрешила себе оглянуться, несмотря на то, что ей почему-то хотелось это сделать.
   Возвращение домой было гораздо менее напряженным и неловким — машину вел прекрасно вымуштрованный шофер,— но почему-то Моргана все время возвращалась мыслями к человеку, с которым только что рассталась.
   Что за странная и невозможная личность! Были минуты, когда он начинал ей почти нравиться, потом какое-нибудь неуместное замечание заставляло раздражение разгореться с новой силой, словно какой-то женский инстинкт подсказывал ей, что необходимо сопротивляться этой властной и яркой притягательности, которая должна так нравиться большинству женщин. И тем не менее она не могла бы представить себе, чтобы он стал пленником чьих-то чар. Он слишком холоден и уверен в себе. Несомненно, он когда-нибудь женится, но только ради продления рода, чтобы его сын стал новым маркизом де Альвиро Риальта.
 
 
   Через несколько дней Моргане, наконец, пришлось пройти через то испытание, которое ее так пугало. Она была в саду и собирала цветы, чтобы поставить в комнатах, когда звук подъезжающей машины заставил ее обернуться. Это была не одна из тех роскошных сверкающих моделей, которые она уже видела, а гораздо менее шикарная небольшая машина, которую даже не мешало бы помыть. Она рассеянно подумала, кому бы мог принадлежать неказистый автомобиль, но тут солнце отразилось от золотистых волос, и она отпрянула, невольно прижав руку к губам, словно защищаясь.
   — Филипп!
   Возглас был инстинктивным, но через мгновение она напряглась и взяла себя в руки, потому что была заранее предупреждена.
   — Моргана!
   Она увидела на его лице выражение полнейшего изумления, а потом что-то еще, что не смогла разобрать,— и тут же лицо его тоже стало замкнутым и непроницаемым.
   Он удивленно взмахнул рукой:
   — Моргана… но как?..
   Моргана уже совершенно овладела собой и неспешно нагнулась, сорвав еще один цветок: огромный, ярко-красный, источавший чувственный аромат.
   — Как я здесь очутилась?— Она нарочито небрежно пожала плечами.— Я приехала с пациенткой. Я совершенно не ожидала, что ты окажешься на Хуамасе, Филипп.
   Пусть не думает, будто она приехала на остров следом за ним!
   — Я молил Бога, чтобы мы когда-нибудь снова встретились, но не осмеливался надеяться на такой случай.
   Моргана заставила себя равнодушно отвернуться от улыбки, которую помнила так хорошо.
   — Зачем, Филипп? Между нами все кончено.
   — Неужели? — Он отнял у нее цветы и небрежно бросил их на траву, а потом попытался поймать ее руки, но она не далась.
   — Это ты привел к разрыву, Филипп,— напомнила она негромко, не понимая, что происходит, и почему-то испытывая недоверие.
   — Я был глуп.
   — Что предпочел кого-то другого? — Она даже сумела чуть улыбнуться.— Ты был вправе передумать.
   — А что если на самом деле я не хочу передумывать? — Голос его зазвучал мягко и убеждающе.— Позволь мне объясниться, прежде чем ответишь.— Не дав ей возможности согласиться или отказаться, он продолжил: — Это случилось в поезде. Мы начали разговаривать, как это бывает во время долгой поездки. Оказалось, что мы едем в одно и то же место, и к моменту приезда я был совершенно околдован. Все произошло так внезапно. Мы встретились снова, и я решил, что люблю ее. Она ничего о тебе не знала.
   — Как удобно,— заметила Моргана и не смогла спрятать горечи.
   — Не сердись,— мягко сказал он.— Только позволь мне, и я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы стереть память об этих горестных неделях.
   Моргана повернулась и взглянула прямо ему в лицо:
   — Ты хочешь сказать, что жалеешь о разрыве помолвки?
   Он уклонился от ответа.
   — Я понял, что сменил золото на мишуру. Та, другая… Это была не любовь. Это вспыхнуло так неожиданно, а потом…— он сделал выразительный жест пальцами,—…все. Я не прошу, чтобы ты прямо сейчас возобновила нашу помолвку…— Этого ему совершенно не хотелось. Он не был готов так дорого заплатить за то, чтобы не скучать, хотя в прошлый раз порвать отношения оказалось достаточно легко.— Только позволь мне снова видеть тебя, вернуть твое доверие.
   Положив руки ей на плечи, он попытался повернуть Моргану к себе, но она отстранилась.
   — Я прощу тебя, если ты просишь. А сверх того…— Она покачала головой.— Между нами больше ничего не может быть. То, что было, погибло. Это и к лучшему. Мы могли бы пожениться, а потом обнаружили бы, что не подходим друг другу, что между нами было только физическое влечение.
   Он вдруг улыбнулся и сжал руками ее плечи, не сомневаясь в своей власти над ней.
   — Ты мелешь вздор, дорогая. Думаешь, я не видел, что было в твоих глазах, когда ты меня заметила? Я тогда не поверил — боялся надеяться. Но теперь уверен. Ты пытаешься саму себя убедить. Может, себя ты и убедила, но не меня.
   Он попытался притянуть ее к себе. Однако Моргана наконец поверила его словам и не уступила, потому что ему нельзя было ее любить.
   — Не могу понять, ты просто слеп или настолько самоуверен, Филипп? — Ее притворный гнев был идеален, хотя дался ей с огромным трудом.— Что бы тебе ни привиделось в моих глазах, это была не любовь. Конечно, я удивилась, увидев тебя здесь.
   — Удивилась, но и обрадовалась.
   Он снова попытался прижать ее к себе, но прекратил дальнейшие попытки после того, как она вырвалась с такой решительностью, что удержать ее дальше он смог бы только силой.
   — Пожалуйста, уходи, Филипп. Нет смысла продолжать разговор.
   Изумленный, он резко повернулся и направился к своей машине.
   Моргана провожала его взглядом, не зная, о чем он думает, но все же заметила что-то странное в его облике. Удивительно, как она смогла устоять? Или ей помогло подсознательное ощущение неискренности Филиппа?
   Она повернулась и быстро пошла к дому, но, вспомнив о цветах, вернулась, чтобы подобрать их, и только потом направилась к вилле.

4

   — Колдунья Моргана-ле-Фэй,— задумчиво проговорила Неста.— Фелипе был прав. Вам действительно идет это имя.
   Не переставая массировать больную ногу, Моргана подняла горьковато-насмешливые глаза:
   — Только вот заклинаний я не знаю никаких, иначе не осталась бы с расторгнутой помолвкой,— отозвалась она.
   — Не думайте о нем,— решительно сказала Неста.— Он не пытался с вами связаться?
   — Он и правда прислал мне записку и пригласил пообедать, но я отказалась. Сказала, что слишком занята.— Тут она улыбнулась, в глазах зажглась озорная искорка.— Совершенно наглая ложь: у меня здесь так мало обязанностей!
   — Не беспокойтесь, стоит ему только попробовать вас пригласить еще раз, и я превращусь в капризную пациентку и откажусь отпустить вас,— мгновенно отозвалась Неста. Она открыто посмотрела на Моргану.— Сказать вам настоящую причину, по которой он хочет вас видеть?
   — Попробуйте.
   — Филиппу Лейланду скучно здесь, на Хуамасе. Он любит развлечения, а здесь их нет. Сливки общества к которым, по его мнению, он принадлежит, его не принимают, а он считает себя выше всех остальных.— Она заметила выражение лица Морганы и добродушно пожала плечами.— Ладно, я знаю, что вы не желаете мне верить, так что оставим этот разговор. Как бы то ни было, вы начинаете от него излечиваться, иначе вы не смогли бы шутить по поводу того, что потеряли Филиппа.
   — Правда?
   Моргана не без удивления посмотрела на собеседницу. Сначала ей подумалось, что в этом утверждении может быть доля истины. Казалось, что старая боль стала менее мучительной, но, может быть, это случилось из-за того, что где-то в глубине подсознания, куда она эту боль загнала, теплилась уверенность, что страдать остается уже совсем недолго. Возможно, если (или, точнее, когда) она снова увидит Филиппа, смятение снова вернется.
   Неста осторожно отвлекла ее от тревожных мыслей, и Моргана начала рассказывать ей о маленьком домике в пригороде Лондона, где они были так счастливы, и о том дне, когда, придя с работы, она нашла отца неподвижно сидящим в кресле. С тех пор прежней жизни уже не было. Она уехала из домика — все равно они его только снимали,— продала мебель, поселилась в комнатке пансионата в Кенсингтоне и постаралась избавиться от ощущения потерянности, погрузившись в работу. В какой-то мере ей это удалось, и тут в ее жизнь вернулся Филипп, мужчина, а не тот парнишка, которым она когда-то восхищалась издалека. И она снова стала ранимой.
   Она не облекла эту последнюю мысль в слова, но Неста догадалась и мягко вернула девушку к разговору об отце, называвшем ее колдуньей Морганой-ле-Фэй. Но современная тезка легендарной королевы-колдуньи не имела сказочной власти обмануть ожидавшую смерть — власти, которой обладала та, другая Моргана-ле-Фэй.
   Хотя Несте было интересно, она не могла целиком сосредоточиться на разговоре. Затаившаяся за белоснежным умным лбом Морганы смерть казалась столь ужасной, что все начинало представляться совершенно бессмысленным. И благодаря какой-то странной проницательности Неста знала, что Моргана тоже думает об этом.
   — Расскажите, если хотите,— мягко произнесла она.— Иногда это помогает. Моргана колебалась.
   — Говорить, в сущности, не о чем. Что-то у меня внутри, с чем они не могут справиться и что должно, было бы убить мгновенно. А вместо этого получилось замедленное действие, как у взрывного устройства,— добавила она, слабо улыбнувшись.— Болей не будет почти до самого конца, а на этот случай у меня есть таблетки.
   Несмотря на неуверенную улыбку, голос невольно сорвался, и Несте пришлось крепко сжать губы, чтобы не задрожали, чтобы не дать пролиться слезам, навернувшимся на глаза: она не сомневалась, что Моргане это было бы неприятно.
   — Дитя, если бы мы могли хоть что-то сделать!
   В голосе ее слышалась горькая бессильная мольба к судьбе, но Моргана покачала головой, снова взяв себя в руки. Только лицо ее по-прежнему оставалось бледным.
   — Ничего нельзя сделать.
   — Может быть, вам следует побольше отдыхать? — Неста нахмурилась, глядя на свою ногу, которая все еще не давала ей свободно двигаться.— Я чувствую себя ужасной симулянткой с этой глупой ногой, которая приносит вам столько забот.
   Моргана чуть грустно засмеялась.
   — Мне нет необходимости раньше ложиться спать или больше отдыхать. Вам внимание гораздо нужнее, чем мне. Мое здоровье ничуть не испортится.
   Неста взглянула на нее, стараясь увидеть, что таится за бледной маской лица, улыбающегося даже при виде смерти.
   — Не понимаю вас, дитя,— наконец проговорила она.— Как вам удается принимать все так философски? Мне кажется, я бы каждую минуту возмущалась несправедливостью судьбы.
   — Сначала так и было, но потом я примирилась с собой. У меня осталось чуть-чуть времени, я не намерена прекращать нормальной жизни, пока будет возможно.— Она решительно улыбнулась и выпрямилась.— По-моему, вам хватит слушать про мои неприятности. Извините, что я вас ими заморочила, мисс Брутон.
   — И дальше делайте это, как только придет желание поговорить. Если это вам помогает,— сразу же откликнулась Неста.— А теперь отправляйтесь в сад. Сидите на солнышке и читайте вашу книгу. Про короля Артура, возлюбленного Морганы-ле-Фэй.
   Моргана неуверенно посмотрела на нее:
   — Я больше ничего не могу для вас сделать?
   — Абсолютно ничего. Делайте, что вам сказано,— распорядилась Неста.— Я, между прочим, ваша работодательница, девочка моя.
   — Да, мисс Брутон,— покорно проговорила Моргана и отправилась к себе в комнату за книгой.
   В саду она устроилась на плетеном диванчике, на котором Неста часто лежала, когда бывала на воздухе, и открыла книгу. Она казалась старинной и дорогой, и девушка держала ее очень осторожно. Было немного удивительно, что у Фелипе в собрании оказались английские книги, но, с другой стороны, он настолько хорошо говорил по-английски, что наверняка читал на этом языке почти так же легко, как и на португальском.
   Через несколько секунд она перевернула страницу, но было нелегко сосредоточиться на чтении. На нее лились потоки солнечных лучей, благословенно теплые и дремотные, и она не сомневалась, что ей понравилось бы жить на Хуамасе. Она уже успела влюбиться в остров, пусть видела пока сравнительно немного,— хотя ни за что не призналась бы в этом Фелипе.