Хименес Хуан Рамон. Стихотворения

сбиваясь по-птичьи в стаи...
Цветы остаются...
(По-птичьи сбиваясь в стаи.)

Срываясь во мгле гремучей
под жернов тяжелой тучи,
цветы остаются...
(Под жернов тяжелой тучи.)

И, капая белой болью
и красной сочась любовью,
цветы остаются...
(Но капают белой кровью.)

Пусть молния блеском алым
их жалит, как алым жалом, -
цветы остаются...
(Их молния жалит жалом.)

Пусть гром орудийным залпом
изранит их нежный запах -
цветы остаются...
(Изранен их нежный запах.)

А птица грозы боится -
давно улетели птицы.
Цветы остаются...
(Давно улетели птицы.)

Как птицы, цветы взлетели,
по-птичьи рассыпав трели.
Цветы остаются...
(По-птичьи рассыпав трели.)

ПРИМЕР

Научи быть тобою бога.
Знаю то лишь, что знают другие,
все, что может тобою быть.

(Если воле своей поддашься,
ты однажды взойдешь на царство,
но лишь в мире своего "я".)

Сам с собой ты огромней бога
и одинок еще больше, чем он,
бог, себя повторивший в детстве.

ВЕРНУСЬ Я

Вернусь я на землю камнем
и вновь полюблю тебя женщиной.

Вернусь я на землю ветром
и вновь полюблю тебя женщиной.

Вернусь я на землю волною
и вновь полюблю тебя женщиной.

Вернусь я на землю пламенем
и вновь полюблю тебя женщиной.

Вернусь я на землю мужчиной
и вновь полюблю тебя женщиной.

СЧАСТЬЕ

Рдеющий мак глядится
в зелень и синеву.

С тучкой, кубышкой света,
по небесам плыву.

Тополь весело смотрит
в зелень и синеву.

Дрозд в ликованье свое
вобрал весь свет и листву.

Новая смотрит душа
в зелень и синеву.

ПРИШЕДШАЯ ЗВЕЗДА

В апельсине звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?!

Приманите ее алмазом,
накройте сетью атласной!

На черепице звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?

О, как дохнула маем
вечного света мальва!

Сквозь ресницы звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?

Из травы, из тумана манит...
Осторожно - не то обманет!

Над любовью звезда мерцает!
Кто эту звезду достанет?..

ВЕТЕР ЛЮБВИ

По вершинам деревьев пойду
и тебя подожду.

По вершинам деревьев надо идти,
на вершинах деревьев - твои пути,
там на зеленой густой вершине
все отыщется и все сгинет.

По вершинам деревьев пойду
и тебя найду.

По вершинам деревьев иду на авось
к счастью, которое не сбылось,
по вершинам деревьев я убегаю
от кладов, которыми обладаю.

По вершинам деревьев пойду
и тебя уведу.

Как под ветром вершина меняет цвет,
так и в любви постоянства нет,
ветра порыв, случайный каприз -
возникли и сникли любовь и лист.

По вершинам деревьев пойду
и сам пропаду.

УТРАТА

Бесконечна ночь утраты
и темна стезя.
Умирающий уходит -
и вернуть нельзя.

Он все дальше от надежды
на пути своем.
Но несбыточней надежда
умереть вдвоем.

И не легче пригвожденным
к одному кресту.
Все равно уходит каждый
на свою звезду.

МОЯ БЕДНАЯ ТОСКА

То, что стелется, - туман,
а не река.
И волна его растает,
как тоска.

То, что реет, - это дым,
а не крыло.
Он редеет - и становится
светло.

То, что мучит, - не душа,
а только сон.
И все темное развеется,
как он.

ТИХАЯ ДОЛИНА

Над темною правдой
могильного сна,
как серая роза,
растет тишина.

Для крови - обитель,
для веры - исход;
вошла она светом
в молчание вод.

И вечно-живое
притихло в волне
с людским одиночеством
наедине.

ЭТО МОЯ ДУША

Это не ты среди камыша
журчишь, вода золотая
речная, - это моя душа.

Это не птица, спеша
к радуге зеленокрылой, крылья
раскрыла - это моя душа.

Это не ты, сладко дыша,
стала под ветром розовоцветной,
ветка, - это моя душа.

Это не ты течешь из ковша
заката, песенный ливень
неодолимый, - это моя душа.

ПОЛНОТА

Коснуться плеча,
коснуться волны,
коснуться луча,
коснуться стены.

Поверхность души
под ласкою рук.
Касание струн
и вечность вокруг.

МОЛНИЯ

Вижу я в черных грозах
твою золотую россыпь.

Из какого металла
небо тебя ковало?

Ты пролилась из розы,
эссенция тучи грозной?

Ты со звезды упала,
дрожь красоты небывалой?

Молния - блеск мгновенный
женственности нетленной...

Девятым магнитным валом
тридевять ты просверкала!..

И, в дрожь меня бросив,
застыла холодной бронзой...

РЕКВИЕМ

Когда - в ночи - века являют
всей красоты своей сиянье,
земли глубинное единство
объемлет своды мирозданья.

И наша жизнь постичь разгадку
существования стремится:
мы все - равны, мы все - царями
в земле. Она одна - царица.

Ее бескрайний слышим голос,
огромный лоб ее над нами,
и собраны мы воедино
ее могучими руками.

И плоть людская - твердь земная,
и кровь людская - океан,
всех нас ее огонь сжигает,
всем нам единый воздух дан.

Она - навеки - вместе с нами,
и мы - навеки - вместе с ней;
за краткость жизни позволяет
узнать о вечности своей.

И нас высоким озареньем
земная одаряет твердь.
И нам надеждой; остаемся
в ней, что не знает слова "смерть".

ВНЕЗАПНАЯ СТРАНА

Что за яркий обман -
золотом и темнотою!

(В этой плоскости света
можно ли существовать?)

Что за игры азартные
у солнца со скалою!

(В той излучине мглы -
умирать?)

(МОРЕ БЕЗ ДОРОГ)

Я ЗНАЮ, ОТКУДА ПТИЦЫ...

Все вечера
и с вечера до утра
пели птицы о птичьих красках.

(Не о раскраске
утренних крыльев ясных
в брызгах солнечного серебра.
Не о раскраске
вечерних грудок атласных
в искрах солнечного костра.

Не о раскраске
полдневных клювов алмазных,
которые вместе с цветами гаснут,
лишь придет ночная пора,
и - как мишура -
не зажигаются до утра.)

Воспевали иные краски -
рай первозданный,
который люди ищут напрасно,
тот рай,
что знают прекрасно
птицы, цветы и ветра.

Птицы, цветы и ветра -
благоухающие соцветья,
радужные веера...

Иные краски -
краски немеркнущей сказки,
сновидений цветная игра.

Все вечера
и с вечера до утра
пели птицы о птичьих красках.

Иные краски -
ночные тайны птичьего царства,
цветные тайны радужного пера.

Неземные краски -
наяву я увидел чудо -
никому не известные колера.

Я знаю, откуда
птицы приносят сказку
и о чем поют до утра.

Я знаю, из этой сказки
мои певучие краски
мне принесут ветра.

НАЧАЛО УЛИЦЫ

Эта реальная нереальность,
этой улицы пустота -
неужели здесь видел кто-то
совсем другие цвета?

Но - солнце краснее меди,
в олеандрах лиловее свинца,
кто дикие краски эти
выплеснул у моего лица?

БОГ ЯВЛЕННЫЙ

В зелени пальм обитает
бог, распевающий песни, -
то возникнет,
то исчезнет.

Все, что мы смутно желаем,
он называет и прячет.
Кто же отыщет,
кто самый зрячий?

Знаем мы - он нас услышит
и у него есть обличье.
Мы лунный сумрак увидим,
имя назвав его птичье.

МОРЕПЛАВАТЕЛЬ

И снова - море, лишь море
со мною.
(Там не звезда ли
блестит серебром неверным
из дымно-лиловой дали?)

А мне темнота сродни
(души не прельстить звездою),
лицом к необъятной мгле
придвинут я вечной мглою.

Там, в волнах, - воля моя,
в пустыне морской - надежда,
таинственно населены
темнеющие побережья.

Я - больше моря, но ум
ничтожество мне пророчит,
и в мире я одинок
темнейшим из одиночеств.

Лишь мгла, единая мгла
довлеет хляби и тверди,
земля одна и вода одна
для жизни. Или для смерти.

НО ИДЕАЛЬНОЕ...

С тихим потоком хрустальным
пальмы привет посылают пихтам;
а пихты, а пихты - пальмам
с хрустальным потоком тихим.

Зелень и синь моментально
становятся ночью зелено-смуглой,
и лик надежды печальный
я вижу в лунном зеркале круглом.

Но идеальное изначально,
но вера всегда остается верой,
и то, что было вне нас идеальным,
стало для нас идеала мерой.

ЭТА СОБАКА

Голубизна голубых глубин -
в запредельность душа стремится!
Бог лазурный подголубил
все земное своей десницей.

Вышина, сошедшая с вышины,
в ладони мои струится;
собака по улицам тишины
проходит богом лазурнолицым.

Однако не сон ли приснился мне?
И эта собака, быть может, снится...
Или я видел ее в вышине,
с богом лазурным желая слиться?..

С РАДУГОЙ

Манит меня игра
на арфе в недвижных тучах,
музыка золота и серебра
над вечным сияньем жгучим.

В скрещенье этих лучей двойных
я бы думы свои озвучил:
высокую облачность дней моих
с радугой на небесной круче;

тебя, негаснущий окоем, -
виденье ночей летучих,
твое отраженье в сердце моем,
мое устремленье к тучам.

ДАЛЬШЕ, ЧЕМ Я

Последние вспышки заката,
за собой вы что увели? -
все мое, что исчезло в небе,
все мое, что взяла земля,
все мои затонувшие корабли?..

Что за далью, в этой дали -
дальше моря и неба,
дальше предельных пределов земли?

Дальше веков, что во мрак ушли,
дальше грядущих эпох,
дальше смертей и рождений,
распыленных в звездной пыли?

Дальше меня и моих озарений,
дальше снов, что быльем поросли,
дальше предбытия и небытия
моего - дальше моей неземли?

Дальше, чем я и мое ничто,
дальше, чем я в ничто - на мели
всех никуда, никогда и нигде,
дальше дали самой... и - дальше - вдали?..

БОР ВЕЧНОСТИ

В белом предутреннем свете,
льющем смиренную радость,
к вечной сосне я однажды
по этим соснам отправлюсь.

Не в корабле, но с волною,
ласковой, тихой, бескрайней,
с тою, что льется, зверинец
волн разъяренных стирая.

Встречусь я с солнцем веселым
и со звездою пригожей,
и приходящего встречу,
и уходящего тоже.

Белый и черный покой мы,
пятеро равных, обрящем,
равенство это нагое
нас согласит с настоящим.

Все будет то же, что есть, -
вечного мига обличье,
все - не уменьшить, отняв,
не изменить, увеличив.

В трепетной цельности света,
полон душою, причалю.
И прошумит вечный бор,
вросший в песок изначальный.

ИЗВЕЧНЫЙ КАРМИН

Этот кармин не иссякнет,
кармин вечерних долин,
карминовая кантата
из глубины глубин.

В лиловой ночи необъятной
горит заката кармин;
рядом с рассветом красным
горит заката кармин;
рядом с лазурным полднем
горит заката кармин.

Заката карминные волны,
стойкой сосны рубин -
беспредельное умиранье
пламени средь руин.

В сердце, тоской объятом,
горит заката кармин;
в сердце карминно-красном
горит заката кармин;
в сердце бесстрастном
горит заката кармин.

Никогда не погаснет
небесный костер-исполин
вечности яркая ясность
за пределом земных долин.

ЛУЧШАЯ НОЧЬ

Когда его утишил я
и он забылся сном блаженным,
вдруг соловей запел над ним
и до рассвета пел бессменно.

Толпа больших лазурных звезд
сошла с небес к его постели,
и разноцветные ручьи,
к нему прихлынув, шелестели.

- Ты слышишь соловья? - О да, -
ответил он из дали дальней,
а близким голосом сказал;
- Я слышу; он поет хрустально!

Да разве мог не слышать он,
когда душа - отторгнута от тела -
витала где-то надо мной
и в соловьином горле пела?

Когда себя утратил он,
себя - иного - обретая,
и соловей, ликуя, сострадал,
улыбку со слезой сплетая?

Да разве мог не слышать он?..
Он слышал, слышал это чудо,
когда - с лицом закрытым - был
уже нигде, уже повсюду.

ДЕРЕВЬЯ-ЛЮДИ

С волнами мглы
пройдя сквозь густой шиповник
(были цветы нежны и круглы),
я прокрался под вечер
туда, где застыли стволы.

Одиночество было извечным,
был бесконечным немой простор.
Я деревом стал меж деревьев
и услышал их разговор.

Улетела последняя птица
из моего тайника,
только я остался в укрытье,
где клубились темные облака.

Я собой не хотел становиться -
я боялся вызвать их гнев,
как дерево чуждой породы
средь народа вольных дерев.

И они позабыли мой облик -
облик блуждающего ствола,
и, безликий, я долго слушал,
как беседа деревьев текла.

Я первой звезды дождался
и вышел на берег реки,
где играли лунные блики,
невесомые, как светляки.

Когда я к реке спускался,
деревья смотрели издалека.
Они обо всем догадались,
и меня забрала тоска.

Они обо мне говорили -
сквозь опаловый зыбкий туман
я слышал их добрый шепот...
Как же им объяснить обман?

Как сказать, что я только путник,
что им совсем не родня?
И не смог я предать деревья,
что поверили вдруг в меня.

Знает полночная тишина,
как я с ними беседовал допоздна.

ВОПРОСЫ К ЖИВУЩЕМУ

Первый

С корнем внутренним рожден ты,
проходящий по каменьям?

Со своею почвой сплавлен
так же ты, как я с моею?

Странствующий вместе с ветром,
у тебя наружный корень?

Сон к тебе слетает, точно
к средоточью и опоре?

Второй

И тебе громады тучи
груз свой на плечи кладут?

Солнце гасит головешки
также и в твоем саду?

Ни во что ты тоже ставишь
всю нездешнего тщету?

Третий
(Соснам-людям)

Вы и здесь и там? Об этом
нам вы, людям, говорите?

Бесконечность ваши кроны
одинаково магнитит?

Ваш доносится ветрами
этот тихий шум подзвездный?

Бор - единственный? И всякий -
тот и этот - только сосны?

Четвертый

От свинца глухих небес
ты скрываешься в дому?

Ждешь дня завтрашнего, чтобы
отослать его во тьму?

Родины своей не знать
даже в вечности ему?

Пятый

Краешек какого рая
перья облачков в кармине?

С упованием каким
ждешь конца, следя за ними?

Соскользнет ступня - в каком
море взгляд твой захлебнется?

Распадение дыханья
с верой! Гаснущие солнца!

ПОСЛЕДНИЙ РЕБЕНОК

Какая музыка в закате,
как полнозвучна и легка -
от необъятности покоя
она уходит в облака.

Я ухожу легко и твердо,
легко и твердо, вместе с ней,
как по волнам песка ступаю
в увиденном ребенком сне.

Селенье белое, в пожаре
заката, ждет вдали меня,
селение, где все застыло
в последнем отблеске огня,
где крик над площадью распластан,
пронзительный застывший крик,
последний крик, который в туче,
в закатном пламени возник.

И в центре, в самом сердце крика,
все, что ребенок увидал,
все то, что он хотел увидеть,
все, что не видел никогда.

Все человечество - ребенок,
и я: ребенок ли, старик -
я все ребенок, о найденыш,
потерянный мной - в тот же миг.

x x x

...Знаю, стала ты светом,
но не ведаю, где ты,
и не знаю, где свет.

ЦВЕТА, ИДЕИ

Цвета, в которые свет одевает тело,
бодрят, будоражат, уводят от небытия;
идеи, в которые тень одевает душу,
гнетут, будоражат, мне не дают житья.

Зачем нам эти цвета, зачем нам идеи эти,
перемешавшие тень и свет?
Они существуют?
Или их нет?..

Их судьба, быть может, - светотени небытия?
Небытие меж светом и тенью - это судьба моя.

ИЗ НАПЕВОВ НИЖНЕЙ ТАКОМЫ

ПЕСНИ ТРЕХ НЕУДАЧНИКОВ

Первого:

ДВОЙНИКИ

Балобан, твой двойник
легкой тенью мелькает
от тебя вдалеке.
Ты вечно кричишь, себя окликая.

Твой двойник от тебя вдалеке, -
это я твоей тенью мелькаю.
От себя вдалеке.
Я звонко кричу, тебя окликая.

Потому что хочу я летать,
твоя тень моей тенью мелькает.
От тебя вдалеке.
Ты резко кричишь, меня окликая.

Балобан! Мой двойник - человек
легкой тенью мелькает
от меня вдалеке.
Я громко кричу, себя окликая.

Третьего:

ЭТО ОДИНОЧЕСТВО

Одиночества желтизна
мне судьбою дана безвозмездно.
Мой! Единственный цвет.
Или - бездна.

Одиночество - это моя судьба.
Желтизна - бастион железный!
Мой?.. Единственный цвет?
Или - бездна.

Желтизна. Мне сказала она:
"Ты одинок, как тебе известно".
Мой единственный цвет.
Или - бездна.

У одиночества песня одна:
"Желтизна для тебя полезна!"
Одинокий цвет. А другого нет.
А иначе - бездна.

Повсеместная желтизна
в одиночестве повсеместном.
(В сердце моем - одиноки вдвоем.)
Одиночество. Желтизна.
Это - я. И - бездна.

Второго:

ПОЭТОМУ...

Солнце скользит по-иному
по этому склону чудному,
которому нет конца.
Поэтому я чудной.

Дурацкой судьбе покорный,
иду по тропе неторной,
которой нету конца.
И никто не идет со мной.

Все у меня наизнанку,
начинается ночь спозаранку,
и нету ночи конца.
Поэтому я иной.

Никогда - для меня сегодня.
Чужбина - моя преисподня,
которой нету конца.
А жизнь идет стороной.

ТОЛЬКО ТЫ

Одной тебе пристало быть,
а не Венере,
моей звездой рассветной,
моей звездой вечерней.

ГОВОРИТ МНЕ РЕКА ГВАДИАНА

В зеркало русла взгляни,
где отражались года,
где потонули они...
Не постарела вода.

ЭТА БЕЗБРЕЖНАЯ АТЛАНТИКА

Бездна одиночества одна.
И один идешь к ней издалека
одиноко, как одна волна
в одиноком море одинока.



Из книги "НЕИЗДАННЫЕ КНИГИ СТИХОВ", ТОМА I-II

x x x

Луна сквозь туман волнистый
ласкает взглядом
мимозы желтые кисти
перед фасадом.

Луна и мимоза - очарованье кладов
заговоренных! -
разливают золото и прохладу
средь слез зеленых.

И мнится птице - во сне алмазном -
звенит над садом,
и вдруг дробится в стекле атласном
алмаз рулады.

x x x

Казнить захочешь, так казни!
Но все ж, господь, повремени...

О, ради звонкого светила,
и бабочки золотокрылой,
и ради трели соловья,
и придорожного репья,
и ради рощи апельсинной,
и роз, и звезд на небе синем,
и ради сумрачной сосны,
и перламутровой волны,
и ради губ, как вишня, красных,
и ради глаз больших и ясных...

меня казнить повремени!
...Но коль захочешь - то казни...

СПОКОЙСТВИЕ

Полночь, спасибо! Все замолкает...
Отдых какой, отрада какая!

Бриз над полями тихо летает.
Дышит спокойствием даль морская...
В небе застыла звездная стая,
трепетно-белая и золотая...

Полночь, как славно! Все замолкает...

Дремлют слова... Болтовня пустая
с губ простодушных, как днем, не слетает,
в скучные фразы звуки сплетая.
Рот запечатан. Отрада какая!

Полночь, спасибо! Все замолкает...

Видится мне страна колдовская,
разум, наполненный болью до края,
от повседневности отвлекая -
плач колокольный, толпа людская...

Вышел я в полночь... Все замолкает...

Ветер язычества, мир окрыляя,
веет повсюду. Дол населяют