Россияне негодовали по поводу назначения Березовского в правительство — парламентарии и пресса требовали, чтобы магната уволили, Чубайса сняли с работы, а Ельцина отправили в отставку. А чеченские лидеры между тем были довольны. Салман Радуев, на чьей совести были кровавый налет на Дагестан с захватом заложников, несколько похищений и два террористических акта со взрывами на юге России в начале 1997 года, положительно отозвался о назначении Березовского, сказав, что это — человек «благородный», он готов с ним работать. «У него (Березовского) личный интерес в этой нефти (нефтепровод Баку-Новороссийск)», — добавил Радуев. Забавно, что об этой весьма компрометирующей похвале сообщил «Огонек», один из журналов, принадлежавших Березовскому.
   Передвижения Березовского по Чечне позволяли предположить: с чеченскими лидерами у него прекрасные отношения. После недавней войны с Россией в Чечне было опасно: повсюду орудовали шайки боевиков. Если россияне и отваживались туда ехать, то только в сопровождении солидной охраны — они боялись, что их похитят или убьют. Березовский же ездил в Чечню часто и безо всякой охраны. Наверняка пригодились старые связи с различными чеченскими группировками в Москве. «Эти связи (с чеченскими бандитами) были до войны, они были в ходе войны и после войны, — сказал мне генерал Лебедь. — (Неважно, что в основном он вел дела с чеченскими бандитами в Москве.) Это одно и то же. В москве филиалы. Контактируя с дочерними предприятиями, ты контактируешь с Чечней».
   Новым президентом Чечни стал Аслан Масхадов. По чеченским понятиям — «умеренный». Его избрали на пост президента в январе 1997 года, в ходе войны он командовал вооруженными силами Чечни. Его программа сводилась к следующему: установить право закона в его истерзанной войной стране, установить отношения с внешним миром. Но, по сути дела, авторитет Масхадова был ограничен пределами столицы. На остальной территории республики правили независимые боевики и преступные шайки, во главе которых обычно стояли полевые командиры повстанческой армии Чечни. Эти люди, проявившие удаль в боях, подчиняться Масхадову не желали. Каждый такой военачальник правил в своем удельном княжестве главным образом на основе старых клановых связей, а деньги получал за счет манипуляций с нефтью, от продажи наркотиков и оружия и прочей преступной деятельности.
   Для России главной проблемой в послевоенной Чечне стало похищение людей. За два года было похищено более 1300 человек, среди них — несколько российских генералов и личных посланников президента Ельцина. Кроме россиян, были и другие жертвы. Жертвами похищений стали десятки западных журналистов, сотрудников гуманитарных структур, бизнесменов и религиозных миссионеров. Обычно людей прятали в одной из чеченских деревушек, а похитители вели переговоры о выкупе — порядочной сумме денег. Заложники стали ценным товаром. Оружие, наркотики, нефть, уворованная из нефтепровода Баку—Новороссийск, и заложники — вот и весь товар, которым располагала Чечня. Иногда одна шайка чеченских бандитов продавала заложников другой — за наличные.
   Выше всего котировались иностранцы. Первым из них, осенью 1996 года, похитили итальянского фотографа. Его освободили, когда итальянское правительство выплатило за него похитителям 300 000 долларов. После этого сумма выкупа круто подскочила вверх, доходя до 2, а то и 3 миллионов долларов за человека.
   Первое нашумевшее похищение произошло через полтора месяца после назначения Березовского в правительство. 15 декабря 1996 года отряд боевиков под командованием Салмана Радуева захватил 22 российских милиционеров, когда те помешали боевикам Радуева перейти чеченскую границу. Сначала показалось, что Радуев хочет «взять на испуг» — он потребовал, чтобы его людям предоставили «свободу передвижения», иначе они перебьют всех милиционеров. Но через два дня стало ясно, что угрозы князьков типа Радуева отнюдь не пустопорожние — группа вооруженных чеченцев ворвалась в больницу в городе Новые Атаги и убила шестерых сотрудников Красного Креста, в том числе четырех сестер милосердия. На следующий день Березовский прибыл в Чечню на переговоры с Радуевым и уговорил того отпустить взятых в плен российских милиционеров.
   Это был первый из серии кризисов с заложниками, успешно разрешенный Березовским. Магнат с наслаждением играл роль спасителя. Он нередко появлялся в программе вечерних новостей, чтобы передать привет освобожденным с его помощью пленникам или просто похвастаться тем, как ему удалось их освободить. Умение Березовского договариваться с чеченскими похитителями оправдывало его претензии на государственный пост; череда заложников была бесконечной — но всякий раз Березовский оказывался на высоте. Эти его успехи были прекрасной политической платформой, подтверждавшей: правительству этот человек необходим.
   Но далеко не все воспринимали его как рыцаря в белых одеждах. Генерал Лебедь считал, что, договариваясь об освобождении заложников, магнат ведет весьма циничную политическую игру. В январе 1997 года в чеченский плен попали два корреспондента принадлежавшего Березовскому ОРТ. Договариваться об их освобождении в Чечню полетел Лебедь. Миссия оказалась неудачной. Вернувшись в Россию, Лебедь заявил: Березовский заплатил чеченским командирам за то, чтобы они не спешили освобождать журналистов. Через несколько недель Березовский освободил их сам и приобрел на этом политический капитал.
   Всякий раз, когда заложников освобождали, российское правительство заявляло: никакого выкупа бандиты не получили. Однако у президента Аслана Масхадова другое мнение. Чеченские бандиты никогда не отпускали заложников просто так, сказал мне Масхадов; нет, из Москвы всякий раз приезжали чиновники с «большими деньгами». И главным источником доступа к этим деньгам для похитителей был Березовский.
   Березовский часто хвастался: расположение чеченских боевиков он просто покупал. Весной 1997 года он заявил, что помог российским бизнесменам «пожертвовать» 1 миллион долларов на строительство цементного завода в Чечне; по его утверждению «ЛогоВАЗ» выделил в пользу Министерства внутренних дел Чечни пятьдесят автомашин. В августе 1997 года Березовский хвастался, что добился у Гусинского согласия заплатить 2 миллиона долларов за выкуп трех плененных журналистов НТВ.
   Два с половиной года Березовский поддерживал тесные отношения с военачальниками, которые либо сами похищали людей, либо были связаны с похитителями-преступниками. Вести переговоры в Чечне Березовский предпочитал отнюдь не с умеренными правительственными чиновниками, как Аслан Масхадов. Ему были больше по душе лидеры террористов — Шамиль Басаев и Салман Радуев — или исламские фундаменталисты (Мовлади Удугов). С Удуговым у Березовского были особо доверительные отношения; Удугов был одной из ключевых фигур в ходе чеченской войны и теперь занимал в правительстве Масхадова пост заместителя премьер-министра. Масхадов терпел этого человека, стараясь объединить свою страну, но в действительности относился с презрением к этому «проповеднику джихада» (исламская священная война) — брат Удугова был одним из лидеров секты ваххабитов, самой фанатичной группы исламских фундаменталистов в Чечне.
   В Москве бывшие сотрудники Службы безопасности президента и милиция отслеживали действия Березовского в Чечне. И пришли к выводу: Березовский выполнял для чеченских похитителей функции банкира, он организовывал проплату выкупа с российской стороны, а Мовлади Удугов, представлявший исламских фундаменталистов, вел переговоры о судьбе заложников с чеченской стороны.
   У меня оказалась пленка с записью нескольких телефонных разговоров между Мовлади Удуговым и Березовским (эти разговоры были отчасти распечатаны в газете «Московский комсомолец»). Перехват осуществили либо службы безопасности (России? Чечни? Другой страны?), либо какое-то хорошо оснащенное частное агентство. О чем именно идет речь в этих разговорах, не вполне ясно, но совершенно очевидно, что обсуждается какая-то сделка, возможно имеющая отношение к заложникам. Одна из записей содержит сказанное только одним собеседником — Удуговым.
   «Алло? Алло? Борис, это Мовлади говорит… Борис, я вчера звонил, что-то не смог до тебя дозвониться… Борис, что там по нашим делам? …Да, я смотрел там, пока ничего не было, наверно, в понедельник будет… Да, да… я в пятницу смотрел, в пятницу смотрели, пока ничего не было, может быть, в понедельник будет, я в понедельник посмотрю… Ну, я не знаю, может быть, там что-то, задержка… Да… Что за документ?… Да, да, да, понятно, понятно. Хорошо, Борис, скажи, пожалуйста, вот то, что вы с Казбеком… вы… Мы говорили, что ты человека пришлешь числа седьмого, восьмого, вот так, что там? Как там ситуация?.. А когда его можно ожидать?.. Тогда, что? в понедельник или во вторник его ждать?.. Да, понял, понял… Хорошо, давай мы так скажем, на вторник будем точно ориентироваться, если он в понедельник появится… Да, да на Слепцовск (неразборчиво)… Там, Казбек будет непосредственно сам встречать… Только, по времени… Вечером позвонить. Хорошо, Борис, насчет этих двух парней хоть что-то (неразборчиво) есть какая-то?.. Да? А то здесь уже как бы на радикальные меры, я пока сдерживаю и думаю, что может решится… Я понял, я понял… А примерно во сколько? Часов в одинадцать?.. Часов в восемь, девять… Хорошо, я вечером позвоню, Борис, обязательно. Я получше связь выберу и позвоню… Ну всего доброго. Пока».
   Часто Березовский действовал в Чечне через Бадри Патаркацишвили, своего компаньона по «ЛогоВАЗу», который, по данным российских спецслужб, давно осуществлял связь между «ЛогоВАЗом» и преступными группировками.
   Роль Бадри как правой руки Березовского становится очевидной из еще одного телефонного разговора, запись которого попала ко мне. Березовский и Удугов намеренно строят разговор так, чтобы потенциальные «слушатели» ломали голову над его содержанием, но общий смысл достаточно ясен.
   У.:Алло?
   Б.:Привет Мовлади. Привет дорогой.
   У.:Привет. Борис, как у тебя дела?
   Б.:Все нормально.
   У.: Казбек приехал сегодня очень расстроенный.
   Б.: Почему?
   У.: Он так и не понял, для чего Бадри туда приезжал.
   Б.: Я тоже не понял тогда, я сейчас с Бадри разговаривал по телефону, и он сказал: все нормально. Все обсудили, обо всем договорились. Что значит — расстроенный?
   У.: Ну вопрос же стоял о том, что две с половиной единицы привезет.
   Б.: Что-что?
   У.: Две с половиной единицы привезет.
   Б.: Мовлади, ты что-то перепутал. Заблуждаешься Мовлади. Я никогда этого не говорил. Я же сразу сказал, что вопроса этого решить не смогу. Я смогу то, что смогу. И я это сделал. Больше никаких других намерений у меня не было.
   У.: Ну ладно.
   Б.: Или ты не понял меня.
   У.: Ну я не знаю… Тогда, когда я с тобой разговаривал…
   Б.: Я всегда прямо отвечаю на вопрос. Я сказал, что сейчас этот вопрос решить не смогу. Что смогу, то решу, что смог — решил. Все. Чтобы было полное понимание.
   У.: Понятно… Да, Борис, я тоже хочу, чтобы было полное понимание. А значит, после вашей встречи в Тбилиси я тебе позвонил, тебе сказал о двух с половиной единицах.
   Б.: Нет, ты мне еще в Тбилиси сказал об этом.
   У.: Нет, это Казбек говорил.
   В.: Ну Казбек.
   У.: Вы с Казбеком говорили. Я-то по своей линии тебе факс посылал.
   Б.: Мовлади, я тебе еще раз говорю, чтобы было полное понимание: я никогда не давал обещаний сделать это. Чтобы была полная ясность, что могу, то делаю. Это все.
   У.: Хорошо, тогда я не понял: он что, прилетел, чтобы дать это подтверждение, эту бумагу? Что, нельзя было факс прислать?
   Б.: Нет-нет. Там был другой разговор, я сам разговор еще не знаю. Он же улетел дальше. Он в Москве еще не был.
   У.: Тогда я понял, что никакого разговора еще не было. Он пришел, передал эту бумагу, которую можно было по факсу переслать… Скажи, пожалуйста, это та цифра?
   Б.: Абсолютно верно. Это то, что я сейчас могу сделать. Больше ничего сделать не могу. Я тебе это сказал.
   У.: Я-то думал… Тот факс, что я прислал. Я просил семьсот-восемьсот.
   Б.: Мовлади, тот факс, что ты прислал, хорошо, но я этого сделать не смогу. А сделаю то, что смогу. Что смог, то и сделал.
   У.: Ну понятно. Я-то рассчитывал, что ты это по моей просьбе сделал, а сейчас получается, что они и Казбека в этом плане задействовали. Хорошо. Значит, мы друг друга не поняли просто. Борис, скажи, пожалуйста, сейчас эта тема закрыта?
   Б.: Нет, не закрыта. Ты как будто не слышал нашего разговора. Я сказал: сейчас решить не смогу, что смогу решить сейчас — решу.
   У.: Там сейчас ситуация… Ты, видимо, несколько не в курсе. Ладно. Сегодня крайне нужна была эта цифра. Раз не получается, на нет и суда нет.
   Б.: Хорошо, Мовлади. Я все время на связи. Пока.
   Что касается самих заложников, на их долю выпали тяжелые мучения. Они томились в какой-нибудь шахте или подвале, часто подвергались пыткам. Один американский религиозный миссионер, Херберт Грегг, провел в плену восемь месяцев, ему отрубили палец. Двенадцатилетнюю Аллу Гейфман, дочь саратовского бизнесмена, похитили по дороге из школы домой и увезли в Чечню. Похитители потребовали выкуп в размере 5 миллионов долларов; чтобы подтвердить серьезность своих намерений, они при включенной видеокамере отрезали у девочки два пальца и отправили пленку родителям. После семи месяцев плена Аллу Гейфман освободили.
   5 июля 1997 года в Грозном похитили двоих граждан Великобритании — Камиллу Карр и Джона Джеймса. Они представляли благотворительную общину квакеров и работали в чеченской столице, помогая детям с расстроенной психикой. Британское правительство придерживалось жесткого правила: никогда не платить выкуп за заложников и не рекомендовать этого другим, чтобы не вдохновлять похитителей на дальнейшие подвиги. Четырнадцать месяцев спустя, 20 сентября 1998 года, несчастных выпустили. Джеймса неоднократно избивали, Карр — насиловали. Березовский гордо заявлял: их освободили благодаря его усилиям. Он даже выделил частный самолет — вывезти их из Чечни прямо в Лондон; в прессе он хвастался, что освобождение англичан — его рук дело, он подарил Салману Радуеву компьютеры и медоборудование.
   Возможно, подарки в виде «компьютеров» и «медоборудования» идут вразрез с политикой британского правительства не платить выкуп — дело не в этом. Зато публичное бахвальство Березовского по поводу этого «соглашения» способствовало тому, что чеченские похитители, осознавая возможность заработать, еще больше разгулялись. Через две недели после освобождения Камиллы Карр и Джона Джеймса в Грозном похитили еще четырех иностранцев — трех англичан и одного новозеландца — сотрудников британской компании по телекоммуникациям. По контракту с чеченским правительством они занимались установкой в городе сотовой связи; их захватили в пятистах метрах от управления по борьбе с похищениями людей при чеченском правительстве. Еще через две недели руководитель этого подразделения взлетел на воздух: в его машину подложили бомбу.
   Для президента Чечни Аслана Масхадова, который пытался превратить свою страну в нормального члена мирового сообщества, волна похищений стала настоящей катастрофой. Вскоре из Чечни уехали все международные организации, от Красного Креста и «Медицины без границ» до Комиссии по делам беженцев при ООН. Иностраннные журналисты и бизнесмены тоже стали обходить Чечню стороной. Страна оказалась в изоляции, иностранный корпус представляли только исламские фундаменталисты из Афганистана и с Ближнего Востока.
   После того как похитили четырех сотрудников британской фирмы и убили шефа службы по борьбе с похищениями людей, терпение Масхадова лопнуло. Вместе с президентом соседней Ингушетии Масхадов сообщил российским и британским газетам: Березовский финансирует преступные группировки чеченцев, постоянно организуя для них проплату выкупа.
   «Это была часть политики (российского) правительства, — сказал мне позже Масхадов. — Из Москвы приезжали большие чиновники (особенно Березовский) с большими деньгами. Они платили выкуп, имели с ними контакты (с похитителями) и в конечном итоге добивались своей цели — дискредитации всего чеченского народа».
   Откровения Масхадова по поводу связи между уплатой выкупа и наглыми похищениями только подлили масла в огонь. Через месяц, 8 декабря, у обочины шоссе неподалеку от Грозного обнаружили мешок с отрубленными головами. Это были головы четырех сотрудников британской фирмы по телекоммуникациям. Обезглавленные тела нашли еще через неделю.

«Это комедия, и она комедией остается»

   Играя в Чечне в политические игры, Березовский продолжал проталкивать свои коммерческие проекты, хотя занимал высокий пост в российском правительстве. Весной 1997 года он яростно наседал на Центральный банк России — получить лицензию на сотрудничество между «Andava» и «Аэрофлотом». В марте 1997 года «Известия» дали подробный материал о переговорах Березовского по поводу приобретения «Промстройбанка» — этот банк имел отношение к мошеннику и расхитителю Григорию Лернеру, который обосновался в израильской тюрьме. (Выдвинутые «Известиями» обвинения Березовский решительно отрицал.)
   Но его крупнейшей победой в ту весну стал не какой-то сомнительный московский банк, даже не контракт на управление финансами «Аэрофлота». Главным завоеванием стала нефтяная компания «Сибнефть», которую Березовский и его компаньон Роман Абрамович зарегистрировали и взяли в управление в первом туре залоговых аукционов, состоявшихся в 1995 году. Тогда компании были переданы финансистам лишь как обеспечение. Во втором туре залоговых аукционов лучшие российские мощности по добыче нефти и производству металла должны были перейти в руки финансистов официально. Предполагалось, что каждое предприятие продадут той же компании, что победила на аукционе 1995 года — в ее обязанности входила и организация аукциона во втором туре. «Сибнефть» не была исключением.
   Надзор за вторым кругом залоговых аукционов осуществлял заместитель премьер-министра Альфред Кох. По его словам, в том, что организаторы аукциона становятся его победителями, нет ничего подозрительного. «Это происходит в любой развитой стране, — утверждает Кох. — И называется „underwriting“ („гарантия размещения ценных бумаг“)». Но разница между залоговыми аукционами и первоначальным предложением акций, организованным западными компаниями, такими, как «Morgan Stanley» или «Goldman Sachs», состояла в том, что это предложение намеренно было обречено на провал; таким образом, все акции оставались у организатора аукциона. Но и это не сильно беспокоило Коха. «Когда мы предоставили им (олигархам) право продавать предприятие, естественно, они говорят: „Я два года вкладывал в это предприятие свой ум, энергию и деньги. А сейчас кому-то продам? Естественно, я буду делать полный „underwriting“. Я (продам предприятие) себе самому“.
   Во втором туре залоговых аукционов покупатели обычно платили на один процент больше стартовой цены; ставки были такими же низкими, как в первом круге. Потанин купил нефтяной гигант «Сиданко» по якобы рыночной цене в 250 миллионов долларов — это крошечная доля от суммы в 5,7 миллиарда долларов, которая составляла стоимость компании на свободном рынке восемь месяцев спустя. При приобретении «Менатепом» нефтяной компании «Юкос» ее оценили в 350 миллионов долларов, хотя через восемь месяцев ее рыночная капитализация составляла около 6,2 миллиарда долларов. «Мы не могли получить лучшую цену, потому что банкиры, которые берут в управление предприятие в виде залога, — не идиоты, — говорит Кох. — Они делают такую структуру рабочего капитала, у которого весь заем из их банка. Если вы бы продавали это предприятие кому-то другому, то завтра был бы начат процесс о банкротствеэтого предприятия».
   Тут Кох был прав. Выжав деньги из лучших промышленных компаний России, финансовые группы, выигравшие первый тур залоговых аукционов, сделали так, что ни один из этих промышленных гигантов не обладал финансовой самостоятельностью. «Мы — сборище банкротов, — весело заявил мне в 1996 году председатель группы „Менатеп“ Михаил Ходорковский. — Вся страна — сборище банкротов». При этом посредники — не только Ходорковский, но и Березовский, и другие олигархи — баснословно обогатились.
   12 мая 1997 года с аукциона продавался пакет «Сибнефти» в 51 процент. Стартовая цена — 101 миллион долларов. Организацией аукциона ведала финансовая структура Березовского, «НФК» («Нефтяная финансовая компания»); аукцион организовали так, чтобы сторонних претендентов не было вообще. Если на других аукционах участникам торгов требовалось предъявить лишь банковскую гарантию, подтверждающую наличие у них денег, в случае с «Сибнефтью» участники торгов должны были положить на счет «НФК» 190 миллионов долларов. Если претендент аукцион проигрывал, свои деньги он мог забрать только через сорок пять дней, что давало «НФК» прекрасную возможность эти деньги прокрутить. Тем не менее два серьезных претендента все-таки появилось: «Альфа-банк» и «Онэксим-банк». Альфред Кох вспоминает, как нагло действовала команда Березовского, чтобы лишить конкурентов всяких шансов.
   «Например, насколько я знаю, как мне рассказывали, даже адрес в объявлении (о проведении аукциона), был указан дом, который строился, в котором ремонт шел, — рассказывает Кох. — Когда туда пришли (участники торгов) там была просто заколоченная дверь. Ну они все таки нашли (нужный адрес), пришли и их просто не впустила (охрана). А потом там (организаторы аукциона „НФК“) приняли заявку, но там нашли кучу крючков каких-то — что вот эта бумажка голубая, а должна быть желтой». «Альфа-банк» от участия был отстранен, так как якобы не представил всю необходимую документацию, отстранили и «Онэксим-банк» — якобы было нарушено какое-то банковское правило о переводе средств на депозит. «Когда я поднял этот вопрос у премьер-министра Виктора Степановича Черномырдина, — вспоминает Кох, — тот просто сказал: „Не вмешивайся“.
   Цена победы в аукционе по «Сибнефти» равнялась 110 миллионам долларов, всего на 9 миллионов долларов больше стартовой цены. Победителем аукциона 1995 года и организатором аукциона 1997 года была «НФК» («Нефтяная финансовая компания»). Аукцион 1997 года выиграла «ФНК» («Финансовая нефтяная корпорация»). Никому не было известно, кто стоит за «ФНК». Березовский решительно открещивался от своей связи с этой структурой. Все знали, что он имеет отношение к организатору аукциона — «НФК», и признать, что он стоит и за победителем, «ФНК», означало бы использование своего положения в корыстных целях. К тому же Березовский находился на государственной службе и не имел права заниматься коммерческой деятельностью. Публично было объявлено, что владельцами «ФНК» являются два филиала «СБС-Агро». Но мало кто сомневался, что реальным владельцем «НФК» и «ФНК» является один и тот же человек: Борис Березовский.
   «Это комедия, и она комедией и остается», — фыркает Альфред Кох. Фактически действия Березовского при покупке «Сибнефти» были так слабо замаскированы, что так и хочется еще раз процитировать Лебедя: «Березовскому мало просто воровать — ему надо, чтобы все видели, что он ворует безнаказанно».

Новые правила игры

   Второй тур залоговых аукционов — это было наследие от первого срока президентства Ельцина. Анатолий Чубайс и остальные члены правительства просто выполняли договор, заключенный с олигархами о помощи в переизбрании Ельцина. Но теперь Чубайс жаждал придать российскому капитализму более цивилизованные формы.
   Президент Ельцин тоже решил, что пора позаботиться о собственной репутации; возможно, после открытой операции на сердце он задумался о своей исторической роли. В марте 1997 года, после выздоровления, он вернулся в Кремль. Первым делом он решил перетряхнуть правительство, вдохнуть в него дух «реформаторства», свойственный первым годам его правления. Казалось, он намерен обуздать «капитализм для своих», изрядно запятнавший его режим. Банкир и олигарх Владимир Потанин был смещен со своего поста первого заместителя премьер-министра. Вместо него Ельцин назначил Анатолия Чубайса и другого «молодого реформатора», Бориса Немцова, губернатора Нижнего Новгорода.
   Но уволены были отнюдь не все представители «капитализма для своих». На посту премьер-министра остался Виктор Черномырдин. В Совете безопасности остался Борис Березовский. Начальником ельцинской администрации стал старый приятель Березовского, Валентин Юмашев. И все-таки Чубайс был полон решимости порвать с прошлым. «Россия сегодня находится на исторической развилке между двумя вариантами капитализма, — заявлял он. — Один вариант — это олигархический капитализм латиноамериканского типа, в котором действуют рыночные механизмы, в котором свободное ценообразование, в котором частная собственность, но в котором все базовые решения государства находятся под сильным влиянием крупных финансовых и промышленных групп. Вторую модель можно охарактеризовать как народный капитализм. Экономические правила в такой системе абсолютно одинаковы для любого участника, независимо от его размера. Это также означает, что антимонопольная политика государства применительна ко всем, включая крупнейшие финансовые группы. Это означает, что государство отделено от бизнеса, а бизнес играет по правилам, установленным государством».