Страница:
— А что у тебя заболело? — допытывался Павлик.
— А, всякое такое… — уклончиво ответил Стефек. — Приступ у меня случился, так он собрался вызывать «скорую», а потом принялся меня лечить — воду кипятил, лекарства всякие подсовывал. Я, значит.., того.., болел, а он порядок в доме наводил, мы там здорово повеселились, говорю вам, все вверх дном. Порядок наводил один. Когда вверх дном переворачивали, я ему помогал, а тут не мог, ведь у меня схватило… В общем, совсем я помирал.
Тень одобрения, промелькнувшая в глазах девочки, привела к тому, что несчастный влюблённый чуть не отстриг себе уха. Только тут Павлик сообразил отобрать у приятеля опасный предмет.
— А самое интересное было напоследок, — не удержался от самодовольной улыбки Стефек. — Вышел он наконец из дома, не мог я больше там его держать. Вышел, значит, а я за ним увязался…
И Стефек в красках отрапортовал о том, как он вцепился в Зютека, в результате чего тот опоздал на первый автобус, как обманул его с такси, как целенаправленно действовал в истории с кляссерами, как продуманно опрокинул на противника мусорный бак, облив вышеупомянутого противника прогорклым маслом и прокисшим повидлом, так что тот уже никак не годился для поездки в город. В общем, хитроумная операция, заранее разработанная и продуманная во всех деталях, была осуществлена.., неплохо?
— Ты что! Классно! — в восторге выкрикнул Павлик, чем воспользовался его приятель и снова завладел ножницами.
Руки теперь были заняты делом и, обрезая одну за другой кисти гардины в попытке подавить так и бьющее из него торжество, Стефек спросил как можно безразличнее:
— Вот я и хотел с вами посоветоваться — что мне дальше с ним делать? Если что надо — говорите! Правда, возможно, он теперь будет меня остерегаться и я немного рискую, ведь у такого наверняка и пушка припасена, да уж чего там!
Простодушный Павлик не щадил похвал для приятеля:
— Да ты и так здорово нам помог! Надо же, как все у тебя получилось.
— Нам и впредь нужна будет твоя помощь, — снизошла Яночка, и влюблённое сердце мальчика преисполнилось мужеством и готовностью жертвовать собой. Он не успел отреагировать, как девочка добавила:
— Но тогда тебе придётся снова к нему как-то подлизаться.
Стефек был поражён мудростью своего кумира, до такой степени поражён, что на какое-то время лишился способности и мыслить, и говорить.
Говорила Яночка, обращаясь к брату:
— Как ты думаешь, марки? Павлик скривился.
— Жалко мне марок. Массовка его не прельстит, а хорошие жалко. Не Меркурия же ему отдавать.
— Кто говорит о Меркурии? У нас есть Ливия. Ведь от пани Амелии мы onkswhkh прорву ливийских марок. Дадим ему немного, пусть подавится.
— Тогда только гашёные, — решил Павлик и добавил:
— И ещё попросим у Рафала Венесуэлу. Тот столько писем получает от своего приятеля из Каракаса, что уже перестал отклеивать марки.
У Стефека наконец прорезался голос, и он рассказал ещё об одном из своих сегодняшних подвигов — о бабе из редакции газеты и имеющихся марках, которыми готов пожертвовать для блага общества.
— Марки от бабы мы сначала сами просмотрим, — сказала Яночка, и Стефек ещё раз подивился её гениальности. — Пока отдадим ненужную нам Ливию и ненужную Венесуэлу. А ты не будь дураком, всего сразу не отдавай, на несколько раз тебе хватит. Разум все ещё не очень повиновался Стефеку, его целиком вытеснило чувство. Под его воздействием мальчик очень старательно изрезал на мелкие ровные кусочки прикроватный коврик, за чем Павлик следил с изумлением, а Яночка — с пониманием. Ни один из них не сделал гостю замечания, ведь тот проявил себя просто героем! И все-таки оба с облегчением вздохнули, когда герой отбыл, снабжённый большим конвертом с марками и множеством ценных советов.
— Совсем офонарел малый, — произнёс Павлик, с ужасом обозревая ущерб, нанесённый приятелем его имуществу. — Смотри, на кусочки изрезал! О, и все кисти у штор! Не понимаю, что на него нашло?
— Не обращай внимания, — ответила сестра, прекрасно понимая, что именно нашло на бедного малого.
— Тебе хорошо говорить — «Не обращай внимания»! — кипятился Павлик. — Гляди, и провод перерезал! Да что же это такое? Ведь у меня другого нет. Что на него накатило? Был парень как парень, а в последнее время совсем крыша поехала!
Яночка выдвинула предложение:
— В следующий раз надо будет ему подсунуть что-нибудь ненужное, пусть режет.
— Ну уж нет! — разбушевался Павлик. — В следующий раз мы придём к нему домой, пусть там хоть все на свете на куски порежет! Пожалуйста, тогда я могу и не обращать внимания!
Вот так великая любовь Стефека то проявлялась в поистине героических подвигах на благо правому делу, то наносила ощутимый материальный вред им с Павликом. На всякий случай Яночка решила оставить опасную тему и переключить внимание брата на более важные и срочные дела.
— Ну ладно, сейчас тут приберём, ничего не поделаешь. А пока давай подумаем над тем, как нам отыскать Очкарика.
— Нет проблем! — фыркнул Павлик. — Приехал он на машине, сам сидел за рулём, значит, машина его. А номер я записал. Через два дня узнаю адрес. Спорим?
Спорить сестра не собиралась. Как же, станет она заниматься пустяками, когда столько дел!
— Ещё надо убедиться, что они знакомы. Зютек и Очкарик. Мы думаем, что знакомы, но надо знать наверняка. И знаком ли Очкарик с паном Файксатом.
— А это нам скажет Хабр при первом же удобном случае.
Яночка продолжала:
— И ещё надо узнать, кому продал пан Спайер свои марки, Баранскому с улицы Бонифация или ещё кому… Слушай, неувязка получается!
— Какая неувязка?
— Пани Амелия говорила, что её дядя продал марки.., вернее, разбогател двенадцать лет назад. А ведь пан Спайер умер двадцать лет назад!
— Кто это тебе сказал?
— Как кто? Ты!
— Я? — изумился Павлик.
— Кто же ещё? Вспомни, ты рассказывал, как наследники кричали о сестре покойного, что она вообще тут ни при чем и завещание недействительно, потому что муж умер двадцать лет назад. Ты так сказал!
— Какой муж? — не понял Павлик.
— Ты что, совсем обалдел? Муж покойницы с Саской Кемпы, пани Спайеровой!
Павлик напряжённо пытался восстановить в памяти то, что слышал тогда на лестнице дома на Саской Кемпе.
— А, вспомнил… Не совсем так, как ты говоришь. Они действительно кричали, что нечего ей соваться со своим завещанием, что уже за давностью лет оно недействительно. А двадцать лет я тебе просто сказал в переносном смысле, в смысле, что уже очень давно. Я же не сказал — сто!
— В следующий раз не выражайся в переносном смысле, — холодно произнесла сестра. — Даты — дело точное, а то у нас концы с концами не сойдутся. Видишь, я даже все записываю, чтобы не ошибиться, а ты — «в переносном»! А теперь пошли порасспрашиваем дедушку.
— Пан Корчинский? — повторил он вздохнув. — Как же, я его навсегда запомнил. Клеменс Корчинский.
Поскольку дедушка больше ничего не собирался говорить, Яночка, немного подождав, спросила:
— А что ты помнишь о его родных? Тех самых, подозрительных. Он написал тебе, кто они?
— Нет, пан Корчинский не стал называть фамилий, знал, я бы до них вмиг добрался. Пришлось самому разузнавать. Выяснилось, что сестра пана Корчинского носила фамилию мужа — Баранская. На неё я вышел только через несколько лет, и то случайно, уже почти прекратил свои поиски. И ничего это мне не дало, хотя…
Ну прямо не дедушка, а Шехерезада какая-то! Как всегда, прервав на самом интересном месте, дедушка принялся разжигать свою трубку. Павлик с Яночкой сидели тихо и терпеливо ждали. И без того открытия обрушивались на них водопадом, одно за другим. Правда, ещё не очень понятно, какая связь между ними, но главное, появилось, что связывать.
Нет, дедушка, похоже, счёл разговор законченным. Придётся снова потянуть его за язык. И Яночка осторожно начала:
— А у этой пани Баранской… Ты, случайно, не знаешь, у неё не было сына? Дедушка дунул на спичку.
— Нет, у неё была дочь. Было множество дальних родственников, а у меня было множество подозрений, но никакой уверенности. Я побоялся обидеть, быть может, невинных людей, и даже теперь мне бы не хотелось делиться своими подозрениями, чтобы не морочить вам головы. Ведь я же понимаю, к чему вы ведёте, и думаю, что вы ошибаетесь. Столько лет прошло… Бросьте заниматься этим.
— Хорошо, — согласился Павлик. — Но если что…
Дедушка задумчиво курил свою трубку.
— Если бы это дело всплыло вновь, а я не верю, что так будет, — сказал он, — если бы марки пана Франтишека вдруг обнаружились у когото… А мне трудно в такое поверить! Но если это произойдёт, вы мне обо всем подробно расскажете, а уж остальное сделаю я…
— Пока пусть он полежит тихонько вон под тем диваном, — предложил Павлик. — Потом будем действовать по обстоятельствам.
— Жаль! — вздохнула Яночка. — Будет без дела лежать, скучно пёсику. Вот если бы можно было оставить его у входа и велеть сообщать нам о j»fdnl интересующем нас объекте. А тут самим придётся их разыскивать. Бегать по всем этим коридорам и переходам и высматривать.
— Нет! — сказал Павлик.
— Что «нет»? — не поняла Яночка.
— Нет смысла вдвоём бегать и высматривать. Пусть бегает один из нас, а второй покараулит вот на этой лестничной площадке, у входа. Другого входа тут нет, и, если придут после нас, обязательно поднимутся по этой лестнице. Можем сменяться. Если хочешь, ты здесь покарауль, а я побегаю.
— Хорошо, но постарайся бегать так, чтобы тебя не заметили.
Первым, всего через каких-то четверть часа, появился Зютек. Поскольку Стефеку было приказано сделать перерыв в третировании Зютека, у того появилась возможность свободно выйти из дому, и он явился в филателистический клуб. Сейчас он мчался по лестнице гигантскими шагами, перескакивая через несколько ступенек, и, не снижая темпа, скрылся в глубине большого зала. Лежащий под диваном Хабр потянул носом и слегка постучал по полу хвостом. И вскоре опять подтвердил, что на его собачью память можно положиться, ибо после сигнала Хабра Яночка увидела пана Файксата. Тот солидно поднимался по лестнице с каким-то незнакомым мужчиной, большим и толстым. Своей массивной фигурой тот совершенно заслонял Файксата, и Яночка увидела его только благодаря реакции пса, который даже тихонько тявкнул из-под дивана, чтобы привлечь внимание хозяйки.
— Драгоценная моя собачка! — с нежностью прошептала Яночка, свесившись с дивана, на котором сидела, и заглядывая под него. — Ты прав, Хабрик, это Файксат, Файксат!
Сидя на диване и опираясь локтями на стоящий перед диваном длинный стол, Яночка беспокоилась, заметит ли Павлик оба объекта. Нет, не правильно они поступили! Надо было им здесь караулить вдвоём, а разделиться только после прибытия объектов и уже по отдельности следовать за ними. Ведь Павлик же не может раздвоиться.
Больше трех минут Яночка не выдержала. Приказав Хабру оставаться на месте и ждать, она сорвалась с дивана и уже собралась бегом мчаться в поисках Павлика, но спохватилась и заставила себя идти солидно, не торопясь. Девочка направилась к главному большому залу, основному месту сборища филателистов. Они тут стояли небольшими кучками и парами, толпились у столов, разглядывая кляссеры, громко переговаривались. Как хотелось Яночке полюбоваться на чудесные марки, выставленные на всеобщее обозрение, но она сюда пришла не для того. Дело — прежде всего. Протискиваясь сквозь толпу, пробираясь между столиками, девочка разыскивала брата. Павлика нигде не было видно. Может, он по второй лестнице спустился на нижний этаж? Но уж, наверное, догадается, не найдя её на прежнем месте рядом с Хабром, подождать там немного? Подумав, девочка решила поискать брата на верхнем этаже.
А Павлик и в самом деле, прочесав весь второй этаж и не найдя ни одного из интересующих их людей, спустился по второй лестнице вниз, посмотрел там, а потом вновь поднялся по главной лестнице. Яночки на посту не оказалось. Заглянув под диван, Павлик обнаружил Хабра на месте, выпрямился и вдруг увидел Очкарика. Тот только что поднялся по лестнице и стоял, рассматривая присутствующих.
Одной секунды Павлику хватило на то, чтобы порадоваться, что Очкарик его не видит, ибо стоит к нему спиной, огорчиться из-за того, что нет под рукой парика и тёмных очков, и принять решение. Очкарик направился к главному залу, Павлик последовал за ним.
Вернувшись, Яночка обнаружила на условленном месте одного Хабра. Брата не было. При виде хозяйки Хабр приподнял голову, коротко радостно пискнул и замахал хвостом.
— Павлик приходил! — догадалась Яночка. Хабр сильнее застучал хвостом об пол, всем своим видом выражая живейшую радость.
— Так почему же он не подождал? — сурово спросила Яночка.
Вот на этот вопрос собака не смогла ответить. Пришлось думать самой. Бегать по трём этажам и двум лестницам друг за дружкой они могут до скончания века. Впрочем, точно так же безуспешно можно бегать и в поисках своих подозрительных объектов. С самого начала следовало избрать другую r»jrhjs.
Отказавшись от конспирации, девочка заглянула под диван.
— Хабр, сюда! Ищи Павлика! Павлика! И прячься!
Одним ловким гибким движением пёс выскользнул из-под дивана и, ловко лавируя под ногами филателистов, двинулся по той самой трассе, по которой проследовал Павлик несколько минут назад. Яночка поспешила за собакой.
Уже подходя к выходу из зала, Очкарик буквально столкнулся с паном Файксатом. Павлик смотрел внимательно, очень внимательно, стараясь даже не мигать, чтобы не пропустить ни малейшего жеста подозреваемых. И никакого жеста не заметил! Эти два человека разминулись как совершенно незнакомые люди, даже не посмотрели друг на друга, просто не обратив друг на друга внимания!
Павлик снова двинулся вслед за Очкариком, который уже перешёл в соседнюю комнату, как вдруг что-то коснулось его ноги. Ткнувшись мокрым носом в ногу Павлика, Хабр молниеносно скрылся под ближайшим креслом. Они с Яночкой легко догнали мальчика, ведь Очкарик то и дело останавливался.
— Наконец нашла тебя! — прошипела Яночка. — Ну и дураки же мы с тобой…
— Тихо! На горизонте появился Очкарик! — коротко, по-военному отрапортовал Павлик сестре. — И они незнакомы.
— Кто? — не поняла сестра.
— Файксат с Очкариком.
— Почему так думаешь?
— Сам видел. Вот здесь встретились. И ноль внимания!
Мальчик повернулся, чтобы показать место, где встретились оба подозреваемых, и натолкнулся на взгляд одного из них. Пан Файксат стоял посередине зала и смотрел на мальчика с выражением доброжелательного любопытства. Встретив его взгляд, Павлик автоматически, не сознавая, что делает, вежливо ему поклонился. Тот с приятной улыбкой кивнул мальчику головой.
— Кретин! — только и могла произнести Яночка.
Сбитый с толку Павлик повернулся к ней.
— Почему?
— Потому что он вовсе тебя не узнал, увидел — вроде знакомое лицо — и пытался вспомнить. А ты и напомнил, болван! Теперь он тебя хорошенько запомнит!
— Чтоб ему лопнуть! — расстроился Павлик. — Что же теперь делать?
— Теперь уже ничего не сделаешь и нечего изображать из себя сиротку Марысю! Улыбайся, говори что-нибудь. Давай Хабра прикроем, чтобы хоть его не увидел.
Пан Файксат повернулся к детям спиной и не торопясь принялся расхаживать между столиками с марками. Оба вздохнули свободней.
— Так ты сказал, Очкарик здесь? — напомнила Яночка.
— Да, пришёл, я за ним тащусь от самой лестницы, тебя не было, я не стал ждать. Нам надо проверить, знакомы ли они с Зютеком. С ним он ещё не встретился, я как пришитый шёл за ним. Куда он подевался?
— А пан Файксат вот отсюда вышел? — спросила Яночка.
— Ну да, и вот на этом месте они и встретились.
— Тогда пошли дальше, может, Зютек тоже там.
И тут снова появился Очкарик. Он вышел из бокового коридорчика и стал подниматься по лестнице на верхний этаж.
— Теперь за ним пойду я, — быстро произнесла Яночка, — а ты проверь, mer ли в том коридорчике Зютека. Хабра возьми с собой, а то потом меня не найдёшь.
Коридорчик Павлик обследовал молниеносно, никакого Зютека там не оказалось. Не было его и в комнате, куда вёл коридорчик. И они оба с Хабром кинулись вслед за Яночкой. Хабр умел как-то так пробираться в толпе людей, что его никто не замечал. Яночку они обнаружили за колонной у входа в боковой коридор третьего этажа.
Не оборачиваясь, она поняла, что Павлик рядом, потому что холодный нос Хабра легко коснулся её ноги. И сказала, тоже не оборачиваясь:
— Как жаль, что человек не может по своему желанию превратиться в таракана.
— Лучше уж в бабочку, или на худой конец в комара, — поправил её Павлик, тоже прячась за колонну. — Таракана и раздавить могут.
Там, куда смотрела Яночка, в самом конце бокового коридора, стояли Очкарик и Зютек. Нет, они не беседовали, они вообще не общались. Очкарик, по своему обыкновению, курил, глядя в окно, Зютек у того же подоконника копался в своей папке, вынимая из неё какие-то бумаги, клал их на подоконник, просматривал и перекладывал на другое место. Он не умел так хорошо, как Очкарик, представить, что незнаком с ним, может, не было у него артистических способностей, а может, просто был очень взволнован, потому что лихорадочно что-то шептал и даже, забываясь, несколько раз поднимал голову и смотрел на своего собеседника.
В коридоре, кроме них, больше никого не было, так что не оставалось никаких шансов подкрасться незаметно и подслушать, о чем они говорят. И в самом деле, вот если бы можно было превратиться в какое-нибудь незаметное насекомое…
— Охохонюшки! — так горестно произнесла Яночка, что Павлик не выдержал.
— Попробую! — бросил он и, прежде чем сестра успела отреагировать, скрылся под ближайшим столом, одним прыжком преодолев отделяющее их от него расстояние. Сидящий рядом с хозяйкой Хабр с любопытством навострил уши, глядя вслед мальчику.
Столы стояли вплотную один к другому вдоль всего коридора. Доходили они, правда, не до самого окна, возле которого шептались заговорщики, но от последнего стола оставалось до них не больше метра, к тому же там стояло несколько стульев. Что ж, у Павлика были шансы. С волнением следила за братом Яночка, но он вскоре исчез у неё из глаз, и следить за действиями Павлика мог один Хабр, который и делал это с большим интересом, естественно, не произнося ни звука. Вот Очкарик выбросил в раскрытое окно окурок и сразу же раскурил следующую сигарету. Все ещё чтото шепча, Зютек принялся неторопливо убирать в папку разложенные на подоконнике бумаги.
Сидящий у ног Яночки Хабр поднялся и тихонько радостно пискнул. Это означало появление кого-то из родных, Рафала или дедушки. Яночка обернулась. И в самом деле, дедушка. Не замечая внучки, он разговаривал с кем-то из филателистов в большом коридоре. И ещё она увидела пана Файксата, который, остановившись на пересечении двух коридоров, задумчиво смотрел вглубь коридорчика на двух заговорщиков у окна.
Сердце девочки тревожно забилось. Павлик вот-вот вылезет из-под стола, и тот его увидит. А может, уже видел, как брат залезал под стол? Ведь неизвестно, сколько времени он тут стоит. Совсем спрятавшись за колонну, девочка лихорадочно раздумывала, что предпринять. Не исключено, что этот подозрительный аферист явился сюда лишь с целью наблюдения за Очкариком и Зютеком, но если увидит Павлика — катастрофа! Ведь с Зютеком он знаком, предупредит его, что мальчик подслушал их разговор у окна. Впрочем, не исключено, что и с Очкариком они знакомы, это ещё не выяснено. Неизвестно, чем обернётся для детей неожиданное появление афериста. Если он тоже мечтал о том, чтобы подслушать разговор Очкарика с Зютеком… Под стол не полезет, это ясно, в таракана тоже не превратится. Узнает, что Павлик подслушал и заставит его признаться, под пыткой заставит! Что делать?
Вот Зюгек пособирал наконец свои бумаги и нарочито небрежной походкой отошёл от окна, не торопясь миновал вереницу столов в коридоре и qjp{kq в толпе филателистов, толпившихся в большом зале. Очкарик сам с собой разговаривать не станет, Павлику больше нечего делать под столами, вот-вот вылезет. Нельзя допустить, чтобы Файксат увидел его! Самой отвлечь его внимание? Нет, нельзя показываться ему на глаза, пока он её не заметил и не знает, что они с Павликом заодно. Пока засветился один Павлик. Очень хорошо, она останется в тени.
Положив руку на голову собаки, Яночка прошептала:
— Хабр, жди! Жди Павлика. Жди здесь Павлика!
Даже не поглядев на хозяйку, собака моментально сменила положение и притаилась за колонной. Использовав двух проходивших мимо филателистов как прикрытие, Яночка за их спинами незаметно проскользнула в большой зал и принялась разыскивать дедушку. Теперь она могла не прятаться, имела полное право разглядывать марки, оглядываться в поисках нужных ей коллекционеров. Файксат тоже появился в зале, теперь он не был ей опасен, среди взрослых в зале было полно подростков и даже детей, а ведь он не знает, кто она. Пусть смотрит. Ага, вот дедушка.
— Дедуля, пани Наховская здесь? — поинтересовалась Яночка.
— Нет, — ответил дедушка. — Во всяком случае я её не встретил. И вообще уже давно не вижу. Обычно она сидит за одним из первых столов внизу, рядом с экспертами. И я беспокоюсь… А ты одна пришла или с Павликом?
— С Павликом, он там марки рассматривает. А из-за чего ты беспокоишься?
— Собственно, даже не беспокоюсь, просто удивляюсь, почему пани Наховской давно не видно. А, здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете? — отвлёкся дедушка, встретив одного из своих многочисленных знакомых, и сразу заговорил с ним о марках. Яночка отошла от них. Не вызывает сомнения, что дедушку беспокоит долгое отсутствие пани Наховской в филателистическом клубе, но он не хочет внучке в этом признаться. Тем важнее им с Павликом встретиться с пани Наховской!
Пан Файксат сегодня, словно злой дух, преследовал девочку. Надо же было ему появиться на лестнице как раз в тот момент, когда к ней приближались Павлик с Хабром! И как назло, место открытое, все трое как на ладони. Пришлось девочке, не дожидаясь брата, поспешно скрываться в большом зале. Павлик, к счастью, сообразил, что тут что-то не так, и не кинулся вслед за сестрой с криком «подожди!». Они встретились в безопасном месте, на площадке второй лестницы, за большой колонной в глубине холла. И даже здесь девочка не рискнула задерживаться, на ходу прошептав брату:
— Мы не знакомы! Домой! Есть новости!
— У меня тоже! — таким же конспиративным шёпотом ответил Павлик.
— Раз уж ты засветился, пусть я останусь для них неизвестной. Выходим по отдельности.
— Порядок, смываемся! По дороге загляни вон в ту маленькую комнату, потом скажешь, что тебе показалось там необычным…
— Точно, жаба. Именно его я и имел в виду. Положил на него глаз, когда Зютека искал. Это бандит! А может, и пират!
— С чего ты взял?
— А вот слушай! Сам видел и слышал. Вот, буду тебе сейчас рассказывать, и это займёт раз в десять больше времени, чем тогда все продолжалось. Заглянул я, значит, в ту комнату, Зютека там не было, я, значит, хотел развернуться и ходу, а этот Лягуш стоял с другим филателистом, тот держал раскрытый кляссер, показывал Лягушу. Нормальный человек. Так он кляссер в сердцах захлопнул и крикнул ему: «Это форменный бандитизм!» И прочь пошёл. А Лягуш мерзко захохотал и руки потирал вот так… А третий человек стоял рядом и только головой покачал. Вроде бы ничего особенного, но сама понимаешь…
— Понимаю, — ответила Яночка. — Наверное, у этого порядочного филателиста были редкие марки и он собирался их продать, а Лягуш предложил несусветно маленькую цену.
— Или наоборот, у Лягуша были марки и он заломил за них несусветно большую цену, — предположил Павлик. — И знаешь, этот Лягуш так мерзко хихикал и руки потирал, будто тот человек уже у него в руках. Подозрительно это! Надо бы выяснить. Вот я и попросил тебя тоже на него посмотреть.
— А, всякое такое… — уклончиво ответил Стефек. — Приступ у меня случился, так он собрался вызывать «скорую», а потом принялся меня лечить — воду кипятил, лекарства всякие подсовывал. Я, значит.., того.., болел, а он порядок в доме наводил, мы там здорово повеселились, говорю вам, все вверх дном. Порядок наводил один. Когда вверх дном переворачивали, я ему помогал, а тут не мог, ведь у меня схватило… В общем, совсем я помирал.
Тень одобрения, промелькнувшая в глазах девочки, привела к тому, что несчастный влюблённый чуть не отстриг себе уха. Только тут Павлик сообразил отобрать у приятеля опасный предмет.
— А самое интересное было напоследок, — не удержался от самодовольной улыбки Стефек. — Вышел он наконец из дома, не мог я больше там его держать. Вышел, значит, а я за ним увязался…
И Стефек в красках отрапортовал о том, как он вцепился в Зютека, в результате чего тот опоздал на первый автобус, как обманул его с такси, как целенаправленно действовал в истории с кляссерами, как продуманно опрокинул на противника мусорный бак, облив вышеупомянутого противника прогорклым маслом и прокисшим повидлом, так что тот уже никак не годился для поездки в город. В общем, хитроумная операция, заранее разработанная и продуманная во всех деталях, была осуществлена.., неплохо?
— Ты что! Классно! — в восторге выкрикнул Павлик, чем воспользовался его приятель и снова завладел ножницами.
Руки теперь были заняты делом и, обрезая одну за другой кисти гардины в попытке подавить так и бьющее из него торжество, Стефек спросил как можно безразличнее:
— Вот я и хотел с вами посоветоваться — что мне дальше с ним делать? Если что надо — говорите! Правда, возможно, он теперь будет меня остерегаться и я немного рискую, ведь у такого наверняка и пушка припасена, да уж чего там!
Простодушный Павлик не щадил похвал для приятеля:
— Да ты и так здорово нам помог! Надо же, как все у тебя получилось.
— Нам и впредь нужна будет твоя помощь, — снизошла Яночка, и влюблённое сердце мальчика преисполнилось мужеством и готовностью жертвовать собой. Он не успел отреагировать, как девочка добавила:
— Но тогда тебе придётся снова к нему как-то подлизаться.
Стефек был поражён мудростью своего кумира, до такой степени поражён, что на какое-то время лишился способности и мыслить, и говорить.
Говорила Яночка, обращаясь к брату:
— Как ты думаешь, марки? Павлик скривился.
— Жалко мне марок. Массовка его не прельстит, а хорошие жалко. Не Меркурия же ему отдавать.
— Кто говорит о Меркурии? У нас есть Ливия. Ведь от пани Амелии мы onkswhkh прорву ливийских марок. Дадим ему немного, пусть подавится.
— Тогда только гашёные, — решил Павлик и добавил:
— И ещё попросим у Рафала Венесуэлу. Тот столько писем получает от своего приятеля из Каракаса, что уже перестал отклеивать марки.
У Стефека наконец прорезался голос, и он рассказал ещё об одном из своих сегодняшних подвигов — о бабе из редакции газеты и имеющихся марках, которыми готов пожертвовать для блага общества.
— Марки от бабы мы сначала сами просмотрим, — сказала Яночка, и Стефек ещё раз подивился её гениальности. — Пока отдадим ненужную нам Ливию и ненужную Венесуэлу. А ты не будь дураком, всего сразу не отдавай, на несколько раз тебе хватит. Разум все ещё не очень повиновался Стефеку, его целиком вытеснило чувство. Под его воздействием мальчик очень старательно изрезал на мелкие ровные кусочки прикроватный коврик, за чем Павлик следил с изумлением, а Яночка — с пониманием. Ни один из них не сделал гостю замечания, ведь тот проявил себя просто героем! И все-таки оба с облегчением вздохнули, когда герой отбыл, снабжённый большим конвертом с марками и множеством ценных советов.
— Совсем офонарел малый, — произнёс Павлик, с ужасом обозревая ущерб, нанесённый приятелем его имуществу. — Смотри, на кусочки изрезал! О, и все кисти у штор! Не понимаю, что на него нашло?
— Не обращай внимания, — ответила сестра, прекрасно понимая, что именно нашло на бедного малого.
— Тебе хорошо говорить — «Не обращай внимания»! — кипятился Павлик. — Гляди, и провод перерезал! Да что же это такое? Ведь у меня другого нет. Что на него накатило? Был парень как парень, а в последнее время совсем крыша поехала!
Яночка выдвинула предложение:
— В следующий раз надо будет ему подсунуть что-нибудь ненужное, пусть режет.
— Ну уж нет! — разбушевался Павлик. — В следующий раз мы придём к нему домой, пусть там хоть все на свете на куски порежет! Пожалуйста, тогда я могу и не обращать внимания!
Вот так великая любовь Стефека то проявлялась в поистине героических подвигах на благо правому делу, то наносила ощутимый материальный вред им с Павликом. На всякий случай Яночка решила оставить опасную тему и переключить внимание брата на более важные и срочные дела.
— Ну ладно, сейчас тут приберём, ничего не поделаешь. А пока давай подумаем над тем, как нам отыскать Очкарика.
— Нет проблем! — фыркнул Павлик. — Приехал он на машине, сам сидел за рулём, значит, машина его. А номер я записал. Через два дня узнаю адрес. Спорим?
Спорить сестра не собиралась. Как же, станет она заниматься пустяками, когда столько дел!
— Ещё надо убедиться, что они знакомы. Зютек и Очкарик. Мы думаем, что знакомы, но надо знать наверняка. И знаком ли Очкарик с паном Файксатом.
— А это нам скажет Хабр при первом же удобном случае.
Яночка продолжала:
— И ещё надо узнать, кому продал пан Спайер свои марки, Баранскому с улицы Бонифация или ещё кому… Слушай, неувязка получается!
— Какая неувязка?
— Пани Амелия говорила, что её дядя продал марки.., вернее, разбогател двенадцать лет назад. А ведь пан Спайер умер двадцать лет назад!
— Кто это тебе сказал?
— Как кто? Ты!
— Я? — изумился Павлик.
— Кто же ещё? Вспомни, ты рассказывал, как наследники кричали о сестре покойного, что она вообще тут ни при чем и завещание недействительно, потому что муж умер двадцать лет назад. Ты так сказал!
— Какой муж? — не понял Павлик.
— Ты что, совсем обалдел? Муж покойницы с Саской Кемпы, пани Спайеровой!
Павлик напряжённо пытался восстановить в памяти то, что слышал тогда на лестнице дома на Саской Кемпе.
— А, вспомнил… Не совсем так, как ты говоришь. Они действительно кричали, что нечего ей соваться со своим завещанием, что уже за давностью лет оно недействительно. А двадцать лет я тебе просто сказал в переносном смысле, в смысле, что уже очень давно. Я же не сказал — сто!
— В следующий раз не выражайся в переносном смысле, — холодно произнесла сестра. — Даты — дело точное, а то у нас концы с концами не сойдутся. Видишь, я даже все записываю, чтобы не ошибиться, а ты — «в переносном»! А теперь пошли порасспрашиваем дедушку.
* * *
Дедушка был в своём кабинете и, как всегда, занимался марками. Ему не пришлось заглядывать ни в какие записи.— Пан Корчинский? — повторил он вздохнув. — Как же, я его навсегда запомнил. Клеменс Корчинский.
Поскольку дедушка больше ничего не собирался говорить, Яночка, немного подождав, спросила:
— А что ты помнишь о его родных? Тех самых, подозрительных. Он написал тебе, кто они?
— Нет, пан Корчинский не стал называть фамилий, знал, я бы до них вмиг добрался. Пришлось самому разузнавать. Выяснилось, что сестра пана Корчинского носила фамилию мужа — Баранская. На неё я вышел только через несколько лет, и то случайно, уже почти прекратил свои поиски. И ничего это мне не дало, хотя…
Ну прямо не дедушка, а Шехерезада какая-то! Как всегда, прервав на самом интересном месте, дедушка принялся разжигать свою трубку. Павлик с Яночкой сидели тихо и терпеливо ждали. И без того открытия обрушивались на них водопадом, одно за другим. Правда, ещё не очень понятно, какая связь между ними, но главное, появилось, что связывать.
Нет, дедушка, похоже, счёл разговор законченным. Придётся снова потянуть его за язык. И Яночка осторожно начала:
— А у этой пани Баранской… Ты, случайно, не знаешь, у неё не было сына? Дедушка дунул на спичку.
— Нет, у неё была дочь. Было множество дальних родственников, а у меня было множество подозрений, но никакой уверенности. Я побоялся обидеть, быть может, невинных людей, и даже теперь мне бы не хотелось делиться своими подозрениями, чтобы не морочить вам головы. Ведь я же понимаю, к чему вы ведёте, и думаю, что вы ошибаетесь. Столько лет прошло… Бросьте заниматься этим.
— Хорошо, — согласился Павлик. — Но если что…
Дедушка задумчиво курил свою трубку.
— Если бы это дело всплыло вновь, а я не верю, что так будет, — сказал он, — если бы марки пана Франтишека вдруг обнаружились у когото… А мне трудно в такое поверить! Но если это произойдёт, вы мне обо всем подробно расскажете, а уж остальное сделаю я…
* * *
Хотя на двери клуба филателистов не висела грозная надпись, запрещавшая входить с собаками, Яночка на всякий случай решила не рисковать и прихватила с собой огромную хозяйственную сумку. Под прикрытием этой сумки Хабр незаметно прошёл со своей хозяйкой мимо контролёра, пока Павлик очень долго отсчитывал ему деньги за два входных билета. Девочка с собакой уже успели подняться по лестнице, когда мальчик с билетами догнал их. Тут, наверху, для собаки было раздолье: множество закоулков, укромных тёмных переходов, столиков, тесно обставленных со всех сторон стульями, были прекрасными убежищами для пса.— Пока пусть он полежит тихонько вон под тем диваном, — предложил Павлик. — Потом будем действовать по обстоятельствам.
— Жаль! — вздохнула Яночка. — Будет без дела лежать, скучно пёсику. Вот если бы можно было оставить его у входа и велеть сообщать нам о j»fdnl интересующем нас объекте. А тут самим придётся их разыскивать. Бегать по всем этим коридорам и переходам и высматривать.
— Нет! — сказал Павлик.
— Что «нет»? — не поняла Яночка.
— Нет смысла вдвоём бегать и высматривать. Пусть бегает один из нас, а второй покараулит вот на этой лестничной площадке, у входа. Другого входа тут нет, и, если придут после нас, обязательно поднимутся по этой лестнице. Можем сменяться. Если хочешь, ты здесь покарауль, а я побегаю.
— Хорошо, но постарайся бегать так, чтобы тебя не заметили.
Первым, всего через каких-то четверть часа, появился Зютек. Поскольку Стефеку было приказано сделать перерыв в третировании Зютека, у того появилась возможность свободно выйти из дому, и он явился в филателистический клуб. Сейчас он мчался по лестнице гигантскими шагами, перескакивая через несколько ступенек, и, не снижая темпа, скрылся в глубине большого зала. Лежащий под диваном Хабр потянул носом и слегка постучал по полу хвостом. И вскоре опять подтвердил, что на его собачью память можно положиться, ибо после сигнала Хабра Яночка увидела пана Файксата. Тот солидно поднимался по лестнице с каким-то незнакомым мужчиной, большим и толстым. Своей массивной фигурой тот совершенно заслонял Файксата, и Яночка увидела его только благодаря реакции пса, который даже тихонько тявкнул из-под дивана, чтобы привлечь внимание хозяйки.
— Драгоценная моя собачка! — с нежностью прошептала Яночка, свесившись с дивана, на котором сидела, и заглядывая под него. — Ты прав, Хабрик, это Файксат, Файксат!
Сидя на диване и опираясь локтями на стоящий перед диваном длинный стол, Яночка беспокоилась, заметит ли Павлик оба объекта. Нет, не правильно они поступили! Надо было им здесь караулить вдвоём, а разделиться только после прибытия объектов и уже по отдельности следовать за ними. Ведь Павлик же не может раздвоиться.
Больше трех минут Яночка не выдержала. Приказав Хабру оставаться на месте и ждать, она сорвалась с дивана и уже собралась бегом мчаться в поисках Павлика, но спохватилась и заставила себя идти солидно, не торопясь. Девочка направилась к главному большому залу, основному месту сборища филателистов. Они тут стояли небольшими кучками и парами, толпились у столов, разглядывая кляссеры, громко переговаривались. Как хотелось Яночке полюбоваться на чудесные марки, выставленные на всеобщее обозрение, но она сюда пришла не для того. Дело — прежде всего. Протискиваясь сквозь толпу, пробираясь между столиками, девочка разыскивала брата. Павлика нигде не было видно. Может, он по второй лестнице спустился на нижний этаж? Но уж, наверное, догадается, не найдя её на прежнем месте рядом с Хабром, подождать там немного? Подумав, девочка решила поискать брата на верхнем этаже.
А Павлик и в самом деле, прочесав весь второй этаж и не найдя ни одного из интересующих их людей, спустился по второй лестнице вниз, посмотрел там, а потом вновь поднялся по главной лестнице. Яночки на посту не оказалось. Заглянув под диван, Павлик обнаружил Хабра на месте, выпрямился и вдруг увидел Очкарика. Тот только что поднялся по лестнице и стоял, рассматривая присутствующих.
Одной секунды Павлику хватило на то, чтобы порадоваться, что Очкарик его не видит, ибо стоит к нему спиной, огорчиться из-за того, что нет под рукой парика и тёмных очков, и принять решение. Очкарик направился к главному залу, Павлик последовал за ним.
Вернувшись, Яночка обнаружила на условленном месте одного Хабра. Брата не было. При виде хозяйки Хабр приподнял голову, коротко радостно пискнул и замахал хвостом.
— Павлик приходил! — догадалась Яночка. Хабр сильнее застучал хвостом об пол, всем своим видом выражая живейшую радость.
— Так почему же он не подождал? — сурово спросила Яночка.
Вот на этот вопрос собака не смогла ответить. Пришлось думать самой. Бегать по трём этажам и двум лестницам друг за дружкой они могут до скончания века. Впрочем, точно так же безуспешно можно бегать и в поисках своих подозрительных объектов. С самого начала следовало избрать другую r»jrhjs.
Отказавшись от конспирации, девочка заглянула под диван.
— Хабр, сюда! Ищи Павлика! Павлика! И прячься!
Одним ловким гибким движением пёс выскользнул из-под дивана и, ловко лавируя под ногами филателистов, двинулся по той самой трассе, по которой проследовал Павлик несколько минут назад. Яночка поспешила за собакой.
* * *
Павлик шёл за Очкариком. Тот не торопился, останавливался у столиков и делал вид, что рассматривает марки. Именно делал вид, на самом деле марки его не интересовали, это Павлик определил сразу. Вот вроде бы склоняется над кляссером, а сам смотрит не на марки, а на людей вокруг, украдкой, иногда даже назад оглядывается. Такие оглядывания представляли для мальчика наибольшую опасность, поэтому каждый раз, когда Очкарик останавливался, мальчик старался спрятаться за какого-нибудь филателиста потолще или замешаться в толпу.Уже подходя к выходу из зала, Очкарик буквально столкнулся с паном Файксатом. Павлик смотрел внимательно, очень внимательно, стараясь даже не мигать, чтобы не пропустить ни малейшего жеста подозреваемых. И никакого жеста не заметил! Эти два человека разминулись как совершенно незнакомые люди, даже не посмотрели друг на друга, просто не обратив друг на друга внимания!
Павлик снова двинулся вслед за Очкариком, который уже перешёл в соседнюю комнату, как вдруг что-то коснулось его ноги. Ткнувшись мокрым носом в ногу Павлика, Хабр молниеносно скрылся под ближайшим креслом. Они с Яночкой легко догнали мальчика, ведь Очкарик то и дело останавливался.
— Наконец нашла тебя! — прошипела Яночка. — Ну и дураки же мы с тобой…
— Тихо! На горизонте появился Очкарик! — коротко, по-военному отрапортовал Павлик сестре. — И они незнакомы.
— Кто? — не поняла сестра.
— Файксат с Очкариком.
— Почему так думаешь?
— Сам видел. Вот здесь встретились. И ноль внимания!
Мальчик повернулся, чтобы показать место, где встретились оба подозреваемых, и натолкнулся на взгляд одного из них. Пан Файксат стоял посередине зала и смотрел на мальчика с выражением доброжелательного любопытства. Встретив его взгляд, Павлик автоматически, не сознавая, что делает, вежливо ему поклонился. Тот с приятной улыбкой кивнул мальчику головой.
— Кретин! — только и могла произнести Яночка.
Сбитый с толку Павлик повернулся к ней.
— Почему?
— Потому что он вовсе тебя не узнал, увидел — вроде знакомое лицо — и пытался вспомнить. А ты и напомнил, болван! Теперь он тебя хорошенько запомнит!
— Чтоб ему лопнуть! — расстроился Павлик. — Что же теперь делать?
— Теперь уже ничего не сделаешь и нечего изображать из себя сиротку Марысю! Улыбайся, говори что-нибудь. Давай Хабра прикроем, чтобы хоть его не увидел.
Пан Файксат повернулся к детям спиной и не торопясь принялся расхаживать между столиками с марками. Оба вздохнули свободней.
— Так ты сказал, Очкарик здесь? — напомнила Яночка.
— Да, пришёл, я за ним тащусь от самой лестницы, тебя не было, я не стал ждать. Нам надо проверить, знакомы ли они с Зютеком. С ним он ещё не встретился, я как пришитый шёл за ним. Куда он подевался?
— А пан Файксат вот отсюда вышел? — спросила Яночка.
— Ну да, и вот на этом месте они и встретились.
— Тогда пошли дальше, может, Зютек тоже там.
И тут снова появился Очкарик. Он вышел из бокового коридорчика и стал подниматься по лестнице на верхний этаж.
— Теперь за ним пойду я, — быстро произнесла Яночка, — а ты проверь, mer ли в том коридорчике Зютека. Хабра возьми с собой, а то потом меня не найдёшь.
Коридорчик Павлик обследовал молниеносно, никакого Зютека там не оказалось. Не было его и в комнате, куда вёл коридорчик. И они оба с Хабром кинулись вслед за Яночкой. Хабр умел как-то так пробираться в толпе людей, что его никто не замечал. Яночку они обнаружили за колонной у входа в боковой коридор третьего этажа.
Не оборачиваясь, она поняла, что Павлик рядом, потому что холодный нос Хабра легко коснулся её ноги. И сказала, тоже не оборачиваясь:
— Как жаль, что человек не может по своему желанию превратиться в таракана.
— Лучше уж в бабочку, или на худой конец в комара, — поправил её Павлик, тоже прячась за колонну. — Таракана и раздавить могут.
Там, куда смотрела Яночка, в самом конце бокового коридора, стояли Очкарик и Зютек. Нет, они не беседовали, они вообще не общались. Очкарик, по своему обыкновению, курил, глядя в окно, Зютек у того же подоконника копался в своей папке, вынимая из неё какие-то бумаги, клал их на подоконник, просматривал и перекладывал на другое место. Он не умел так хорошо, как Очкарик, представить, что незнаком с ним, может, не было у него артистических способностей, а может, просто был очень взволнован, потому что лихорадочно что-то шептал и даже, забываясь, несколько раз поднимал голову и смотрел на своего собеседника.
В коридоре, кроме них, больше никого не было, так что не оставалось никаких шансов подкрасться незаметно и подслушать, о чем они говорят. И в самом деле, вот если бы можно было превратиться в какое-нибудь незаметное насекомое…
— Охохонюшки! — так горестно произнесла Яночка, что Павлик не выдержал.
— Попробую! — бросил он и, прежде чем сестра успела отреагировать, скрылся под ближайшим столом, одним прыжком преодолев отделяющее их от него расстояние. Сидящий рядом с хозяйкой Хабр с любопытством навострил уши, глядя вслед мальчику.
Столы стояли вплотную один к другому вдоль всего коридора. Доходили они, правда, не до самого окна, возле которого шептались заговорщики, но от последнего стола оставалось до них не больше метра, к тому же там стояло несколько стульев. Что ж, у Павлика были шансы. С волнением следила за братом Яночка, но он вскоре исчез у неё из глаз, и следить за действиями Павлика мог один Хабр, который и делал это с большим интересом, естественно, не произнося ни звука. Вот Очкарик выбросил в раскрытое окно окурок и сразу же раскурил следующую сигарету. Все ещё чтото шепча, Зютек принялся неторопливо убирать в папку разложенные на подоконнике бумаги.
Сидящий у ног Яночки Хабр поднялся и тихонько радостно пискнул. Это означало появление кого-то из родных, Рафала или дедушки. Яночка обернулась. И в самом деле, дедушка. Не замечая внучки, он разговаривал с кем-то из филателистов в большом коридоре. И ещё она увидела пана Файксата, который, остановившись на пересечении двух коридоров, задумчиво смотрел вглубь коридорчика на двух заговорщиков у окна.
Сердце девочки тревожно забилось. Павлик вот-вот вылезет из-под стола, и тот его увидит. А может, уже видел, как брат залезал под стол? Ведь неизвестно, сколько времени он тут стоит. Совсем спрятавшись за колонну, девочка лихорадочно раздумывала, что предпринять. Не исключено, что этот подозрительный аферист явился сюда лишь с целью наблюдения за Очкариком и Зютеком, но если увидит Павлика — катастрофа! Ведь с Зютеком он знаком, предупредит его, что мальчик подслушал их разговор у окна. Впрочем, не исключено, что и с Очкариком они знакомы, это ещё не выяснено. Неизвестно, чем обернётся для детей неожиданное появление афериста. Если он тоже мечтал о том, чтобы подслушать разговор Очкарика с Зютеком… Под стол не полезет, это ясно, в таракана тоже не превратится. Узнает, что Павлик подслушал и заставит его признаться, под пыткой заставит! Что делать?
Вот Зюгек пособирал наконец свои бумаги и нарочито небрежной походкой отошёл от окна, не торопясь миновал вереницу столов в коридоре и qjp{kq в толпе филателистов, толпившихся в большом зале. Очкарик сам с собой разговаривать не станет, Павлику больше нечего делать под столами, вот-вот вылезет. Нельзя допустить, чтобы Файксат увидел его! Самой отвлечь его внимание? Нет, нельзя показываться ему на глаза, пока он её не заметил и не знает, что они с Павликом заодно. Пока засветился один Павлик. Очень хорошо, она останется в тени.
Положив руку на голову собаки, Яночка прошептала:
— Хабр, жди! Жди Павлика. Жди здесь Павлика!
Даже не поглядев на хозяйку, собака моментально сменила положение и притаилась за колонной. Использовав двух проходивших мимо филателистов как прикрытие, Яночка за их спинами незаметно проскользнула в большой зал и принялась разыскивать дедушку. Теперь она могла не прятаться, имела полное право разглядывать марки, оглядываться в поисках нужных ей коллекционеров. Файксат тоже появился в зале, теперь он не был ей опасен, среди взрослых в зале было полно подростков и даже детей, а ведь он не знает, кто она. Пусть смотрит. Ага, вот дедушка.
— Дедуля, пани Наховская здесь? — поинтересовалась Яночка.
— Нет, — ответил дедушка. — Во всяком случае я её не встретил. И вообще уже давно не вижу. Обычно она сидит за одним из первых столов внизу, рядом с экспертами. И я беспокоюсь… А ты одна пришла или с Павликом?
— С Павликом, он там марки рассматривает. А из-за чего ты беспокоишься?
— Собственно, даже не беспокоюсь, просто удивляюсь, почему пани Наховской давно не видно. А, здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете? — отвлёкся дедушка, встретив одного из своих многочисленных знакомых, и сразу заговорил с ним о марках. Яночка отошла от них. Не вызывает сомнения, что дедушку беспокоит долгое отсутствие пани Наховской в филателистическом клубе, но он не хочет внучке в этом признаться. Тем важнее им с Павликом встретиться с пани Наховской!
Пан Файксат сегодня, словно злой дух, преследовал девочку. Надо же было ему появиться на лестнице как раз в тот момент, когда к ней приближались Павлик с Хабром! И как назло, место открытое, все трое как на ладони. Пришлось девочке, не дожидаясь брата, поспешно скрываться в большом зале. Павлик, к счастью, сообразил, что тут что-то не так, и не кинулся вслед за сестрой с криком «подожди!». Они встретились в безопасном месте, на площадке второй лестницы, за большой колонной в глубине холла. И даже здесь девочка не рискнула задерживаться, на ходу прошептав брату:
— Мы не знакомы! Домой! Есть новости!
— У меня тоже! — таким же конспиративным шёпотом ответил Павлик.
— Раз уж ты засветился, пусть я останусь для них неизвестной. Выходим по отдельности.
— Порядок, смываемся! По дороге загляни вон в ту маленькую комнату, потом скажешь, что тебе показалось там необычным…
* * *
— Единственное, что мне показалось там необычным, так это какой-то жуткий толстяк, настоящее чудовище. Громадный, толстый и весь покрыт бородавками, ну чистая жаба! Лягуш!— Точно, жаба. Именно его я и имел в виду. Положил на него глаз, когда Зютека искал. Это бандит! А может, и пират!
— С чего ты взял?
— А вот слушай! Сам видел и слышал. Вот, буду тебе сейчас рассказывать, и это займёт раз в десять больше времени, чем тогда все продолжалось. Заглянул я, значит, в ту комнату, Зютека там не было, я, значит, хотел развернуться и ходу, а этот Лягуш стоял с другим филателистом, тот держал раскрытый кляссер, показывал Лягушу. Нормальный человек. Так он кляссер в сердцах захлопнул и крикнул ему: «Это форменный бандитизм!» И прочь пошёл. А Лягуш мерзко захохотал и руки потирал вот так… А третий человек стоял рядом и только головой покачал. Вроде бы ничего особенного, но сама понимаешь…
— Понимаю, — ответила Яночка. — Наверное, у этого порядочного филателиста были редкие марки и он собирался их продать, а Лягуш предложил несусветно маленькую цену.
— Или наоборот, у Лягуша были марки и он заломил за них несусветно большую цену, — предположил Павлик. — И знаешь, этот Лягуш так мерзко хихикал и руки потирал, будто тот человек уже у него в руках. Подозрительно это! Надо бы выяснить. Вот я и попросил тебя тоже на него посмотреть.