Страница:
– …Два раза про вас уже спрашивал, такой расстроенный, что никак не может с пани встретиться, – уловила я слова Гонсовской. – И представился культурно, даже паспорт показал, ну я и сказала ему, что сейчас пани находится в Песках. Вспомнила, как пани мне об этом говорила, а в Песках и нам с мужем довелось побывать, только летом, конечно. Это недалеко от Морской Криницы, правда? А может, мне не следовало ему об этом говорить?
– О боже! Повторите, пожалуйста, кому вы об этом сказали? Какому-нибудь журналисту?
– Нет, он говорил, что недавно приехал из-за границы, причем буквально на несколько дней, и какие-то ваши общие знакомые что-то просили его передать вам…
– Как он представился? И телефон свой дал?
– Телефона не дал, а фамилия у него… сейчас вспомню… Да, Осадчий. Стефан Осадчий.
– А как он вообще на вас вышел?
Пани Гонсовская вроде как смутилась.
– Из-за Яди… Точнее, из-за Эвы. Он их знает, Эву с мужем. На днях встречался с ними в Англии, они разговорились и вас упомянули, ну, о том, что пани присутствовала при преступлении… А он тут ужасно обрадовался, поскольку как раз едет в Польшу и у него есть поручение – найти пани Иоанну… Или что-то в этом духе… точно не скажу. Но в конце концов он пришел к нам.
Все ясно. До Гонсовской добрался убийца, разыскал все же меня.
Ладно, это приятное известие обдумаю потом.
– Хорошо, черт с ним. А Ядя пусть пришлет вам фотографию своего поклонника, вот и посмотрите, каков парень. Да, кстати, а как выглядел этот Осадчий?
– Симпатично выглядел, – снова оживилась пани Гонсовская. – Уже не молод, седой, но из тех, что хорошо сохранились. Правильно пани посоветовала, пускай пришлет. Всегда лучше сначала фото, потом оригинал…
Осадчий, Осадчий… Сперва через Малгосю ко мне подбирался, теперь через Гонсовскую… И подобрался-таки!
Мне уже было не до прически. Требовалось хорошенько подумать. Но первым делом позвонить Гурскому.
– Официально пану заявляю, что ни слова не скажу и позволю себя убить, если Юрек-Вагон не пришлет мне свою фотографию вместе с супругой. Впрочем, пусть и два отдельных фото, мне без разницы. Должна же я знать, с кем имею дело, а узнать могу только глазами. Фото послать теперь – раз плюнуть, можно и по всем этим вашим новомодным обезьяньим почтам…
Роберт встревожился.
– Пани Иоанна, что случилось?
– Он нашел меня! Описание его внешности пан может получить и от Малгоси, моей племянницы, и от Эльжбеты Гонсовскрй, матери Ядвиги. Ага, а также от самой Яди и Эвы Томпкинс. Он их в Лондоне обо мне расспрашивал. Возможно, и еще кого расспрашивал, но о других я пока не знаю.
Помолчав, Гурский произнес:
– Рейкееваген уже знает об этом. От Бартлетта. Тот случайно присутствовал при разговоре юной Гонсовской с ее матерью и сразу понял – вот оно! У голландцев исчез первый подозреваемый, и все сразу почувствовали – конец близок. Ведь он всю дорогу пользуется поддельными документами, а сами подумайте, сколько времени можно выдавать себя за кого-то другого? Если он давно и тщательно, до мелочей, продумал всю аферу, если долгие годы проделывал эти штучки с лицом и телом, то наверняка решил, что сейчас самое время сбросить чужую шкуру и вернуться в собственную.
– И теперь будет выглядеть как тогда, на стоянке в Зволле?
Рейкееваген уверен – покойная Нелтье застала его врасплох, иначе бы и она долго гадала, кто такой Соме Унгер. У них были сложные отношения, женщина решила сразу отомстить и за пренебрежение ею как… дамой, и за финансовые махинации. Как они договаривались о встрече – пока никто, кроме преступника, не знает. Во всяком случае, он убил ее, будучи в своем истинном виде. Возможно, именно в таком облике она его знала, а может, лишь в образе Мейера ван Вейна. И он звонил ей голосом ван Вейна, назначая встречу на подворье старой Бернардины. А там убил. И вы имели счастье видеть убийцу в его настоящем виде. Узнав, что и Филип Фейе видел его в день убийства, а значит, тоже в истинном облике, он быстро разделался с парнем. Теперь вернуться в свой настоящий вид мешаете только вы.
– А каково его настоящее имя?
– Этого никто не знает. Сейчас он воплотился в образ Стефана Осадчего. Настоящего Осадчего мы уже нашли. Проживает он… точнее, пребывает в Париже, это бездомный бродяга. И не поручусь за то, что еще жив. Фальшивый же Осадчий позавчера буквально ускользнул у нас из рук, опять повезло подлецу. И помереть мне на этом месте, если пани не стала отныне его главной целью, к пани устремлены все его помыслы…
Он еще издевается! Что ж мне теперь, сидеть и дрожать от страха?
– Очень приятно, что есть еще на свете человек, который так жаждет меня видеть, – в тон Гурскому ответила я. – Ладно, буду сторониться седых…
– Ради бога! – уже по-настоящему взмолился Гурский, – будьте же серьезны! У нас сейчас нет людей, чтобы приставить к вам охрану, и я в отчаянии. Просто не знаю, что с вами делать!
– Придушить! – пробурчала я. – Мерзавец орудует в нашей стране, где до сих пор существует проклятая прописка. Он ведь где-то поселился, не так ли? Гостиницы, просто снял квартиру или комнату. И везде надо предъявить документ. Это вам не Голландия…
– Ох, не смешите меня! Ну пожил он несколько дней в отеле «Собеский», и все. А сейчас нашел укромное местечко, так неужели хозяйка торопится в полицию, чтобы прописать постояльца, можно сказать, лишиться свалившегося на нее счастья? Зимой подвалило, жилец объявился. Они летом-то за постояльца горло друг дружке перегрызут, а уж в эту пору на взморье… А вы тоже хороши. Обязательно нужно было так раскрыться перед Гонсовской?
Да, Гурский прав. Теперь я вспомнила, что рассказала пани Гонсовской, как сама видела преступника, потом сама же сообщила женщине свой адрес, она приходила ко мне, и я упомянула о предполагаемой поездке к морю.
– А вы с вашим Юреком-Вагоном всерьез считаете, что теперь он скрылся от всех прежних знакомых, от всего света, преобразился ненадолго в седовласого Осадчего и занимается тем, что планирует мое убийство? Но он же не дурак, знает, что вы теперь можете составить его фоторобот…
– И вся польская полиция кинется отлавливать седоватых мужчин?
– А почему бы и нет? Вот я своими глазами видела, как все польские гаишники хватали без разбору всех вульгарных блондинок в маленьких «фиатах» по всей трассе от Млочин до Мокотова.
Гаишники могут себе позволить, они проводили охоту на проституток. А вот вы, отдаете ли вы себе отчет в том, что не только пани Гонсовская, а все Ломянки уже трубят о сенсации: знаменитая Иоанна Хмелевская собственными глазами видела убийцу? Может, вы не в курсе, что в нашей стране вы весьма популярная личность? Возможно, не в такой степени, как, скажем, Марыля Родович, но все же. Так он мог разузнать о вас из одних только слухов, а Гонсовская всего лишь преподнесла ему на блюдечке точный адрес. Вы где сейчас? Конкретно? Ага, так я и знал! И вот что еще. Надо честно признаться, что мы в чем-то очень обязаны Гонсовским. Ядя сразу же обо всем рассказала Бартлетту, а тот немедленно связался с Рейкеевагеном. Тот – с нами. И теперь мы этого Осадчего схватим, рано или поздно. Но там, где вы сейчас, ничего не стоит застать вас в безлюдном месте, а потом закопать труп в песке, и холера его знает, как этот тип выглядит сейчас. Никто в целом мире его не опознает…
– Спокойно, дорогой мой, спокойно. В конце концов, я ведь не единственная ниточка к нему, ну, не станет меня, и вдруг внезапно объявится сказочно богатый тип, и полиция им займется…
– Не «вдруг», – возразил Гурский. – Он умен и наверняка уже давно всенародно объявился, причем в качестве законопослушного обывателя. И может быть совладельцем процветающей фирмы, наследником богатого аргентинского дядюшки, удачливым биржевым маклером. Да кем угодно! Уверен, он тщательно подготовил отступление и теперь всю оставшуюся жизнь может спокойно и безбедно прожить в собственном облике…
– И вы уверены, что жить он собирается в Польше? Не найдет себе местечко поприятнее?
– Наверняка уже нашел, в Польше пока держите его вы.
– Это моя родина.
– Но пани всю жизнь путешествует, нет необходимости именно теперь торчать на родине. Всю Европу изъездили…
Но в Америку я не полечу! И в Австралию тоже. Мне не нравятся правила, введенные в последнее время авиалиниями. А вот он пусть летит себе в Калифорнию, там прекрасный климат…
– Может, он не любит землетрясения?
– Не каждый день там трясет. Или, скажем, во Флориду?
– Тайфуны.
– Тогда в Южную Африку! Новую Зеландию!
– Так, может, пани туда полетит? А мы организуем вам безопасную поездку. Отсидитесь какое-то время. Мы ничего не знаем о его настоящей жизни, возможно, там тоже у закона есть к нему претензии, вот он и хочет явиться чистеньким, прикончив последнего свидетеля. Хватит легкомыслия! Вы же умная женщина, все понимаете, так проявите же больше заботы о собственной безопасности.
Мне надоело торчать на крыльце парикмахерской. А тут как раз вышла очередная клиентка, освободилось кресло у моего мастера. Я закончила разговор с Робертом и переместилась в кресло. Но не думать о своей судьбе я не могла.
Предположим, я – это он. Я кого-то убила. И намерена продолжить спокойную жизнь, а злодейства свои скрыть на веки вечные. К сожалению, я попалась на глаза одной премерзкои бабе, которая может вывести меня на чистую воду, случайно где-нибудь увидев. В таком случае я буду блюсти предельную осторожность. Фотографироваться исключительно со спины.
Дружеские вечеринки в компаниях мне противопоказаны. Театр, бега, стадион – все недоступно. Не жизнь, а мука! Ад!
Остается только непременно ликвидировать бабу.
Подстроить автокатастрофу? Рискованно. Да и где гарантия, что она погибнет? Вдруг просто покалечится, даже память не отшибет? Тогда лучше уж пихнуть под поезд. Но никому в голову не придет подозревать машиниста, будто он специально наехал на кретинку. Вытолкнуть из окна десятого этажа? И что она там делала? Разве что мыла это окно. Но живет-то эта дрянь на первом…
Вот если бы она любила половить рыбку на утлом суденышке, да еще в шторм… Поплыла за рыбкой и утопла… Мечта!
Или полезла в горы с рюкзаком. Тут все легко организовать в лучшем виде.
Еще ее можно отравить. Чем? Кажется, есть такой колбасный яд, только где я его, черт побери, возьму? Да из моих рук она никакой пищи не примет.
В общем, намучилась я, сидя в парикмахерском кресле, никакой достоверной случайности не придумала. А когда вышла из парикмахерской, опомнилась: убийца-то – он, а я – невинная жертва. Увы!
Тем не менее по дороге домой я продолжала изобретать разные способы убийства. И в конце концов поняла, что с несчастным случаем ничего не выйдет. Долго и хлопотно, так что придется убивать меня в открытую. Скажем, из оружия. Какая-нибудь незарегистрированная пушка, которую можно купить по дешевке у русских на базаре. А потом утопить эту пушку. Да и меня тоже утопить – например, в кабаньей яме. Самое верное дело. Никто не найдет! В море топить нельзя, поскольку море подлое – наверняка выбросит труп. Я собственными глазами видела, как море выбрасывало телеграфные столбы, а однажды – целую железнодорожную цистерну из-под бензина. Море все выбросит, а вот что в кабанью яму попало – то наверняка пропало. И никто в такую яму никогда не полезет. Даже самые оголтелые искатели янтаря из местных жителей до смерти боятся этих ям. Ладно, на всякий случай переоденусь, чтобы он меня не узнал, попрошу у Вальдемара какую-нибудь старую одежонку…
Из двух дней, на которые у него не было алиби, один полностью проверили. Крал Роос машину Эвы Томпкинс или не крал, осталось невыясненным, но вот убить Нелтье ван Эйк никак не мог. В тот день Фридриха де Рооса не было ни в Амстердаме, ни в Зволле, ни вообще в Голландии. В то воскресенье он находился в Дании, на ипподроме в Шарлоттенлунд. А то, что запамятовал, вполне объяснимо – за время отпуска побывал на многих ипподромах. В отелях же он останавливался далеко не всегда – как раз те две ночи провел на яхте, в приятном женском обществе. Хозяйка яхты, муж которой где-то шлялся, чувствовала себя одинокой и покинутой, и де Роос скрасил ее одиночество.
Об этом он тоже вправе был забыть, поскольку все те дни пил беспробудно. А пил беспробудно Фридрих де Роос потому, что его всем сердцем полюбил один из игроков, с которым он познакомился на ипподроме. В шестом забеге Фридрих посоветовал соседу по трибуне, на какую лошадку ставить. Тот послушался, выиграл невообразимую сумму, после чего воспылал к советчику просто пламенной страстью и потащил угощать самыми изысканными напитками. Угощались они как раз два дня. Полиция вышла на этого везунчика, тот с энтузиазмом подтвердил алиби своего благодетеля и заверил, что запомнил де Рооса на всю жизнь.
Дама, страдавшая от одиночества, тоже отыскалась и отпираться тоже не стала. Вспоминала де Рооса с теплотой и нежностью.
Получалось, что одного из подозреваемых инспектор смело мог вычеркнуть из своего списка.
Деккер де Хас, хотя и раздраженный без меры, отвечал на вопросы следователя. Правда, он то и дело прерывался, дабы припомнить ту или иную статью в законодательстве, по которой он засудит настырную ищейку. Нет, вы только подумайте! Так скомпрометировать его! Вывалять в грязи, испоганить его незапятнанную репутацию! А сколько он драгоценного времени потерял! А какой моральный ущерб понес! И все эти гнусные подозрения, которые уподобляют его кобелю, барану-производителю и похотливому хряку? А язва желудка, которой ему теперь не миновать из-за нервных перегрузок? А мордобой, который ему теперь устроят мужья всех знакомых дам? На фоне всех этих ужасов, преподнесенных с актерским шиком, какое-то там убийство бледнело и отступало в тень.
Но инспектор Рейкееваген не убоялся угроз темпераментного дельца и не поставил крест не его кандидатуре. Ибо Соме Унгер как раз и был превосходным актером.
По распоряжению инспектора все силы были брошены на поиски ван Вейна. Инспектор основательно прошерстил географический атлас. Проверил Брюссель, Париж, Берлин, Штутгарт, Копенгаген, Афины, Мадрид, Каир, Токио, Нью-Йорк, Оттаву, Цюрих, Вену и даже Москву. Не оставил в покое Австралию, Новую Зеландию и Южную Америку.
Отовсюду он получил одинаковую информацию: да, адвокат ван Вейн побывал у них, но в данный момент отбыл. Создавалось впечатление, что этот человек стремился разобраться со всеми своими делами перед беззаботным отпуском где-нибудь на райских островах.
В райские острова инспектор не верил, и беспокойство его все росло. Он связался с поляками и поинтересовался, где сейчас находится Осадчий.
Оказалось – нигде. Осадчий тоже исчез. Как и ван Вейн.
Тогда инспектор проверил счета ван Вейна. На них оказалось поразительно мало денег. В последние недели господин ван Вейн сделался страшно расточительным и снял почти всю наличность. Куда ее подевал – неизвестно. Может, побаловал себя коллекцией алмазов.
Теперь инспектор имел все основания считать Мейера ван Вейна главным подозреваемым, обставившим на полкорпуса – да нет, на целый корпус – Деккера де Хаса.
Но кое-какие сомнения все-таки оставались, поскольку адвокат исчез как-то странно. Квартира его выглядела так, будто он вышел ненадолго и вот-вот вернется. Ничего не тронуто, вся одежда на месте, книги, документы – абсолютно все. Секретарша и референт продолжали работать в его конторе, их не предупреждали об увольнении, суммы на служебном счете хватит на зарплату на несколько месяцев. Человек исчез внезапно и явно с бухты-барахты. Может, и впрямь его убили?..
Заполучив полный ассортимент необходимых по закону документов и разрешений, инспектор со своими людьми приступил к всестороннему изучению жизни пропавшего адвоката. Первым делом занялись его личными апартаментами.
Вот только с документами на сей раз у него обстояло не так гладко. Голландская полиция отыскала настоящего Стефана Осадчего, пришлось поменять документы, не успев разделаться со старой ведьмой. И к чему он так медлил? К. чему осторожничал там, где следовало действовать решительно и без проволочек? В конце концов, бандитизм в этой стране стал настолько привычным явлением, что можно запросто пристрелить грымзу – никто и не удивится. Пока еще нашли бы труп, пока возбудили дело, он бы успел ускользнуть. Вернулся бы к себе, занялся рутиной, снова давал бы юридические советы, консультировал бизнесменов…
Ну да ладно, дело прошлое, на ошибках учатся. А тут неприятности с документами. До сих пор у него всегда была пропасть вполне настоящих удостоверений личности, но в последнее время не везло. И все эти две бабы! Одна разоблачила его, а вторая, эта чертова полька, увидела его в истинном облике в очень неподходящий момент. И когда пришло время спешно ликвидировать все свои прежние доходные предприятия, понадобилась куча документов, каждый раз новый, соответствующий облику, под которым его знали именно в данном предприятии. Документы разошлись, и тот, которым пользовался эколог Ян Ковалик, был ниже всякой критики. Если им заинтересуется полиция, даже из какой-нибудь занюханной Пипидувки, то сразу смекнут – бумаги поддельные.
До сих пор, правда, бог миловал, но не стоит слишком искушать судьбу. Сделал дело – гуляй смело.
Ладно, не обязательно иностранная мафия, в Польше своих бандюг навалом. Наверняка и среди туземцев найдутся. Только вот что удивляло: не боялись тут бандитов – ни своих, ни иностранных. Рыбаки возвращались домой за полночь, в кромешной тьме, двери никто не запирал. Единственную реальную опасность представляли дикие кабаны. В лесу их полно, а ближе к вечеру кабаны имеют привычку вылезать на шоссе и попадать под машины, из-за чего и аварии случались. Нет бы этой заразе не по берегу, а по шоссе туда-сюда походить.
Поблизости находилось два рыбацких причала. Одним, похоже, пользовались только в сезон, там все катера были вытащены на песок. У второго покачивались на волнах несколько рыбацких суденышек, задевая друг друга носом или кормой, а к бортам были прикреплены старые автомобильные покрышки и еще какие-то штуки. Сунуть бы старую ведьму между носом и кормой, сразу каюк, но кто поверит, что нашелся дурак купаться в ноябре? Эх, мечты, мечты…
И Соме продолжил изучать местность.
И еще. Уезжая, ван Вейн забрал с собой документы – паспорт, загранпаспорт, права, банковские карточки и т. п. Вполне понятно. Но на кой черт ему понадобилось забирать, скажем, дипломы? Кому нужны дипломы об окончании учебных заведений в служебной поездке?
Нашелся, наконец, маленький альбом с детскими фотографиями – от двухмесячного возраста до юноши лет пятнадцати. И все. Больше Мейера нигде не было, ни на одной фотографии. Вот веселая компания за столом, вот группа людей на берегу моря, вот трибуны на ипподроме. И ни единого изображения ван Вейна. Выходит, он всегда выступал в роли фотографа? Хорошо хоть в полиции сделали снимок.
Инспектор получил полное представление о том, с каким множеством людей общался ван Вейн и как много он знал об этих людях. Он оказывал услуги юридического характера во всех странах мира, клиентам разного имущественного и социального положения, начиная от пенсионера-инвалида и кончая руководителями крупнейших международных фирм. Ну, не всеми делами, разумеется, ван Вейн занимался самолично, многое доверял помощникам, но был в курсе всего. И свои знания мог использовать по-разному…
И тут инспектор все понял. И механизм действий преступника, и его потрясающие возможности. Догадался и об огромном состоянии, которое тот наверняка сколотил. Не знал он только настоящей фамилии и настоящего лица преступника. Впрочем, и та фамилия, под которой преступник действовал на сегодняшний день, полиции была неизвестна.
И инспектор Рейкееваген опять кинулся за помощью к польским коллегам.
Никаких других дел в Морской Кринице у меня не было, я заправилась и опять устремилась в Пески.
По дороге я нагнала какую-то машину. Спешить некуда, к тому же начались так не любимые мною крутые повороты. И про кабанов не следовало забывать, эти создания обожают вечерами выскакивать на шоссе. Словом, я решила не обгонять.
Вот и тащилась потихоньку, но расстояние между нами все сокращалось. Вскоре я уже еле-еле ползла. Машина исчезла за очередным изгибом шоссе, и, миновав его, я вдруг увидела, что этот кретин нажал на тормоза и его машину, естественно, развернуло поперек дороги. Может, наткнулся на кабанов? Я тоже остановилась, но не поперек проезжей части, а как положено – на обочине. Дверца машины приоткрылась, и в этот момент я увидела автобус.
Автобус ехал навстречу, и места на проезжей части для него не оставалось. Отчаянно сигналя, он заехал правыми колесами на обочину и успел притормозить в последний момент, к сожалению не задев автомобиль этого кретина. Водитель автобуса опустил окно и выразительно погрозил кулаком. Что он кричал – я не слышала, но догадывалась. Я знаю, как замечательно умеют обращаться с польским языком водители автобусов.
Перегородивший дорогу идиот не стал ждать развития событий, из чего следовало, что он не был полным идиотом. Немного сдав назад, он круто вывернул руль, проскочил мимо автобуса буквально в каком-то миллиметре и рванул вперед. Автобус, кряхтя, выехал на асфальт, я опустила стекло и услышала сердитый голос шофера:
– Что за кретин? Пани его знает?
Я отрицательно покачала головой:
– Откуда? Ехал передо мной, еле тащился, а за поворотом вдруг дал по тормозам. Может, и не хотел перегораживать шоссе, но соображать-то должен.
– Пани не заметила, какие у него номера?
– Нет, не поглядела.
– Чайник небось, – предположил шофер автобуса. – Или заблудился и решил назад двинуть?
– Ясное дело, не из здешних, те знают, где можно развернуться.
– Советую пани держать ухо востро, этот дебил опять может какой-нибудь номер выкинуть.
И автобус проследовал по своему маршруту. Я немного подождала, не имея ни малейшей охоты опять наткнуться на идиота. И еще подумала: может, он специально подставился, чтобы я немного повредила его машину? Видел – еду медленно, его жизни ничто не грозит, а страховку получить хочется. Отремонтировать машину или даже новую купить, на которую не хватает денег. Ну, на такое меня не поймаешь, ученая я.
– О боже! Повторите, пожалуйста, кому вы об этом сказали? Какому-нибудь журналисту?
– Нет, он говорил, что недавно приехал из-за границы, причем буквально на несколько дней, и какие-то ваши общие знакомые что-то просили его передать вам…
– Как он представился? И телефон свой дал?
– Телефона не дал, а фамилия у него… сейчас вспомню… Да, Осадчий. Стефан Осадчий.
– А как он вообще на вас вышел?
Пани Гонсовская вроде как смутилась.
– Из-за Яди… Точнее, из-за Эвы. Он их знает, Эву с мужем. На днях встречался с ними в Англии, они разговорились и вас упомянули, ну, о том, что пани присутствовала при преступлении… А он тут ужасно обрадовался, поскольку как раз едет в Польшу и у него есть поручение – найти пани Иоанну… Или что-то в этом духе… точно не скажу. Но в конце концов он пришел к нам.
Все ясно. До Гонсовской добрался убийца, разыскал все же меня.
Ладно, это приятное известие обдумаю потом.
– Хорошо, черт с ним. А Ядя пусть пришлет вам фотографию своего поклонника, вот и посмотрите, каков парень. Да, кстати, а как выглядел этот Осадчий?
– Симпатично выглядел, – снова оживилась пани Гонсовская. – Уже не молод, седой, но из тех, что хорошо сохранились. Правильно пани посоветовала, пускай пришлет. Всегда лучше сначала фото, потом оригинал…
Осадчий, Осадчий… Сперва через Малгосю ко мне подбирался, теперь через Гонсовскую… И подобрался-таки!
Мне уже было не до прически. Требовалось хорошенько подумать. Но первым делом позвонить Гурскому.
– Официально пану заявляю, что ни слова не скажу и позволю себя убить, если Юрек-Вагон не пришлет мне свою фотографию вместе с супругой. Впрочем, пусть и два отдельных фото, мне без разницы. Должна же я знать, с кем имею дело, а узнать могу только глазами. Фото послать теперь – раз плюнуть, можно и по всем этим вашим новомодным обезьяньим почтам…
Роберт встревожился.
– Пани Иоанна, что случилось?
– Он нашел меня! Описание его внешности пан может получить и от Малгоси, моей племянницы, и от Эльжбеты Гонсовскрй, матери Ядвиги. Ага, а также от самой Яди и Эвы Томпкинс. Он их в Лондоне обо мне расспрашивал. Возможно, и еще кого расспрашивал, но о других я пока не знаю.
Помолчав, Гурский произнес:
– Рейкееваген уже знает об этом. От Бартлетта. Тот случайно присутствовал при разговоре юной Гонсовской с ее матерью и сразу понял – вот оно! У голландцев исчез первый подозреваемый, и все сразу почувствовали – конец близок. Ведь он всю дорогу пользуется поддельными документами, а сами подумайте, сколько времени можно выдавать себя за кого-то другого? Если он давно и тщательно, до мелочей, продумал всю аферу, если долгие годы проделывал эти штучки с лицом и телом, то наверняка решил, что сейчас самое время сбросить чужую шкуру и вернуться в собственную.
– И теперь будет выглядеть как тогда, на стоянке в Зволле?
Рейкееваген уверен – покойная Нелтье застала его врасплох, иначе бы и она долго гадала, кто такой Соме Унгер. У них были сложные отношения, женщина решила сразу отомстить и за пренебрежение ею как… дамой, и за финансовые махинации. Как они договаривались о встрече – пока никто, кроме преступника, не знает. Во всяком случае, он убил ее, будучи в своем истинном виде. Возможно, именно в таком облике она его знала, а может, лишь в образе Мейера ван Вейна. И он звонил ей голосом ван Вейна, назначая встречу на подворье старой Бернардины. А там убил. И вы имели счастье видеть убийцу в его настоящем виде. Узнав, что и Филип Фейе видел его в день убийства, а значит, тоже в истинном облике, он быстро разделался с парнем. Теперь вернуться в свой настоящий вид мешаете только вы.
– А каково его настоящее имя?
– Этого никто не знает. Сейчас он воплотился в образ Стефана Осадчего. Настоящего Осадчего мы уже нашли. Проживает он… точнее, пребывает в Париже, это бездомный бродяга. И не поручусь за то, что еще жив. Фальшивый же Осадчий позавчера буквально ускользнул у нас из рук, опять повезло подлецу. И помереть мне на этом месте, если пани не стала отныне его главной целью, к пани устремлены все его помыслы…
Он еще издевается! Что ж мне теперь, сидеть и дрожать от страха?
– Очень приятно, что есть еще на свете человек, который так жаждет меня видеть, – в тон Гурскому ответила я. – Ладно, буду сторониться седых…
– Ради бога! – уже по-настоящему взмолился Гурский, – будьте же серьезны! У нас сейчас нет людей, чтобы приставить к вам охрану, и я в отчаянии. Просто не знаю, что с вами делать!
– Придушить! – пробурчала я. – Мерзавец орудует в нашей стране, где до сих пор существует проклятая прописка. Он ведь где-то поселился, не так ли? Гостиницы, просто снял квартиру или комнату. И везде надо предъявить документ. Это вам не Голландия…
– Ох, не смешите меня! Ну пожил он несколько дней в отеле «Собеский», и все. А сейчас нашел укромное местечко, так неужели хозяйка торопится в полицию, чтобы прописать постояльца, можно сказать, лишиться свалившегося на нее счастья? Зимой подвалило, жилец объявился. Они летом-то за постояльца горло друг дружке перегрызут, а уж в эту пору на взморье… А вы тоже хороши. Обязательно нужно было так раскрыться перед Гонсовской?
Да, Гурский прав. Теперь я вспомнила, что рассказала пани Гонсовской, как сама видела преступника, потом сама же сообщила женщине свой адрес, она приходила ко мне, и я упомянула о предполагаемой поездке к морю.
– А вы с вашим Юреком-Вагоном всерьез считаете, что теперь он скрылся от всех прежних знакомых, от всего света, преобразился ненадолго в седовласого Осадчего и занимается тем, что планирует мое убийство? Но он же не дурак, знает, что вы теперь можете составить его фоторобот…
– И вся польская полиция кинется отлавливать седоватых мужчин?
– А почему бы и нет? Вот я своими глазами видела, как все польские гаишники хватали без разбору всех вульгарных блондинок в маленьких «фиатах» по всей трассе от Млочин до Мокотова.
Гаишники могут себе позволить, они проводили охоту на проституток. А вот вы, отдаете ли вы себе отчет в том, что не только пани Гонсовская, а все Ломянки уже трубят о сенсации: знаменитая Иоанна Хмелевская собственными глазами видела убийцу? Может, вы не в курсе, что в нашей стране вы весьма популярная личность? Возможно, не в такой степени, как, скажем, Марыля Родович, но все же. Так он мог разузнать о вас из одних только слухов, а Гонсовская всего лишь преподнесла ему на блюдечке точный адрес. Вы где сейчас? Конкретно? Ага, так я и знал! И вот что еще. Надо честно признаться, что мы в чем-то очень обязаны Гонсовским. Ядя сразу же обо всем рассказала Бартлетту, а тот немедленно связался с Рейкеевагеном. Тот – с нами. И теперь мы этого Осадчего схватим, рано или поздно. Но там, где вы сейчас, ничего не стоит застать вас в безлюдном месте, а потом закопать труп в песке, и холера его знает, как этот тип выглядит сейчас. Никто в целом мире его не опознает…
– Спокойно, дорогой мой, спокойно. В конце концов, я ведь не единственная ниточка к нему, ну, не станет меня, и вдруг внезапно объявится сказочно богатый тип, и полиция им займется…
– Не «вдруг», – возразил Гурский. – Он умен и наверняка уже давно всенародно объявился, причем в качестве законопослушного обывателя. И может быть совладельцем процветающей фирмы, наследником богатого аргентинского дядюшки, удачливым биржевым маклером. Да кем угодно! Уверен, он тщательно подготовил отступление и теперь всю оставшуюся жизнь может спокойно и безбедно прожить в собственном облике…
– И вы уверены, что жить он собирается в Польше? Не найдет себе местечко поприятнее?
– Наверняка уже нашел, в Польше пока держите его вы.
– Это моя родина.
– Но пани всю жизнь путешествует, нет необходимости именно теперь торчать на родине. Всю Европу изъездили…
Но в Америку я не полечу! И в Австралию тоже. Мне не нравятся правила, введенные в последнее время авиалиниями. А вот он пусть летит себе в Калифорнию, там прекрасный климат…
– Может, он не любит землетрясения?
– Не каждый день там трясет. Или, скажем, во Флориду?
– Тайфуны.
– Тогда в Южную Африку! Новую Зеландию!
– Так, может, пани туда полетит? А мы организуем вам безопасную поездку. Отсидитесь какое-то время. Мы ничего не знаем о его настоящей жизни, возможно, там тоже у закона есть к нему претензии, вот он и хочет явиться чистеньким, прикончив последнего свидетеля. Хватит легкомыслия! Вы же умная женщина, все понимаете, так проявите же больше заботы о собственной безопасности.
Мне надоело торчать на крыльце парикмахерской. А тут как раз вышла очередная клиентка, освободилось кресло у моего мастера. Я закончила разговор с Робертом и переместилась в кресло. Но не думать о своей судьбе я не могла.
Предположим, я – это он. Я кого-то убила. И намерена продолжить спокойную жизнь, а злодейства свои скрыть на веки вечные. К сожалению, я попалась на глаза одной премерзкои бабе, которая может вывести меня на чистую воду, случайно где-нибудь увидев. В таком случае я буду блюсти предельную осторожность. Фотографироваться исключительно со спины.
Дружеские вечеринки в компаниях мне противопоказаны. Театр, бега, стадион – все недоступно. Не жизнь, а мука! Ад!
Остается только непременно ликвидировать бабу.
Подстроить автокатастрофу? Рискованно. Да и где гарантия, что она погибнет? Вдруг просто покалечится, даже память не отшибет? Тогда лучше уж пихнуть под поезд. Но никому в голову не придет подозревать машиниста, будто он специально наехал на кретинку. Вытолкнуть из окна десятого этажа? И что она там делала? Разве что мыла это окно. Но живет-то эта дрянь на первом…
Вот если бы она любила половить рыбку на утлом суденышке, да еще в шторм… Поплыла за рыбкой и утопла… Мечта!
Или полезла в горы с рюкзаком. Тут все легко организовать в лучшем виде.
Еще ее можно отравить. Чем? Кажется, есть такой колбасный яд, только где я его, черт побери, возьму? Да из моих рук она никакой пищи не примет.
В общем, намучилась я, сидя в парикмахерском кресле, никакой достоверной случайности не придумала. А когда вышла из парикмахерской, опомнилась: убийца-то – он, а я – невинная жертва. Увы!
Тем не менее по дороге домой я продолжала изобретать разные способы убийства. И в конце концов поняла, что с несчастным случаем ничего не выйдет. Долго и хлопотно, так что придется убивать меня в открытую. Скажем, из оружия. Какая-нибудь незарегистрированная пушка, которую можно купить по дешевке у русских на базаре. А потом утопить эту пушку. Да и меня тоже утопить – например, в кабаньей яме. Самое верное дело. Никто не найдет! В море топить нельзя, поскольку море подлое – наверняка выбросит труп. Я собственными глазами видела, как море выбрасывало телеграфные столбы, а однажды – целую железнодорожную цистерну из-под бензина. Море все выбросит, а вот что в кабанью яму попало – то наверняка пропало. И никто в такую яму никогда не полезет. Даже самые оголтелые искатели янтаря из местных жителей до смерти боятся этих ям. Ладно, на всякий случай переоденусь, чтобы он меня не узнал, попрошу у Вальдемара какую-нибудь старую одежонку…
***
Инспектору Рейкеевагену удалось собрать недостающие сведения и окончательно снять подозрение с Фридриха де Рооса.Из двух дней, на которые у него не было алиби, один полностью проверили. Крал Роос машину Эвы Томпкинс или не крал, осталось невыясненным, но вот убить Нелтье ван Эйк никак не мог. В тот день Фридриха де Рооса не было ни в Амстердаме, ни в Зволле, ни вообще в Голландии. В то воскресенье он находился в Дании, на ипподроме в Шарлоттенлунд. А то, что запамятовал, вполне объяснимо – за время отпуска побывал на многих ипподромах. В отелях же он останавливался далеко не всегда – как раз те две ночи провел на яхте, в приятном женском обществе. Хозяйка яхты, муж которой где-то шлялся, чувствовала себя одинокой и покинутой, и де Роос скрасил ее одиночество.
Об этом он тоже вправе был забыть, поскольку все те дни пил беспробудно. А пил беспробудно Фридрих де Роос потому, что его всем сердцем полюбил один из игроков, с которым он познакомился на ипподроме. В шестом забеге Фридрих посоветовал соседу по трибуне, на какую лошадку ставить. Тот послушался, выиграл невообразимую сумму, после чего воспылал к советчику просто пламенной страстью и потащил угощать самыми изысканными напитками. Угощались они как раз два дня. Полиция вышла на этого везунчика, тот с энтузиазмом подтвердил алиби своего благодетеля и заверил, что запомнил де Рооса на всю жизнь.
Дама, страдавшая от одиночества, тоже отыскалась и отпираться тоже не стала. Вспоминала де Рооса с теплотой и нежностью.
Получалось, что одного из подозреваемых инспектор смело мог вычеркнуть из своего списка.
Деккер де Хас, хотя и раздраженный без меры, отвечал на вопросы следователя. Правда, он то и дело прерывался, дабы припомнить ту или иную статью в законодательстве, по которой он засудит настырную ищейку. Нет, вы только подумайте! Так скомпрометировать его! Вывалять в грязи, испоганить его незапятнанную репутацию! А сколько он драгоценного времени потерял! А какой моральный ущерб понес! И все эти гнусные подозрения, которые уподобляют его кобелю, барану-производителю и похотливому хряку? А язва желудка, которой ему теперь не миновать из-за нервных перегрузок? А мордобой, который ему теперь устроят мужья всех знакомых дам? На фоне всех этих ужасов, преподнесенных с актерским шиком, какое-то там убийство бледнело и отступало в тень.
Но инспектор Рейкееваген не убоялся угроз темпераментного дельца и не поставил крест не его кандидатуре. Ибо Соме Унгер как раз и был превосходным актером.
***
Мейера ван Вейна не удалось пригласить на очередной допрос – он снова укатил по служебной надобности. И на сей раз исчез особенно надолго. Рейкееваген не на шутку рассердился, поскольку заранее договорился с ван Вейном о встрече. А что, если с адвокатом что-то стряслось? Соме Унгер, почуяв опасность, вполне мог убрать ван Вейна и тем самым бросить тень на исчезнувшего без следа адвоката.По распоряжению инспектора все силы были брошены на поиски ван Вейна. Инспектор основательно прошерстил географический атлас. Проверил Брюссель, Париж, Берлин, Штутгарт, Копенгаген, Афины, Мадрид, Каир, Токио, Нью-Йорк, Оттаву, Цюрих, Вену и даже Москву. Не оставил в покое Австралию, Новую Зеландию и Южную Америку.
Отовсюду он получил одинаковую информацию: да, адвокат ван Вейн побывал у них, но в данный момент отбыл. Создавалось впечатление, что этот человек стремился разобраться со всеми своими делами перед беззаботным отпуском где-нибудь на райских островах.
В райские острова инспектор не верил, и беспокойство его все росло. Он связался с поляками и поинтересовался, где сейчас находится Осадчий.
Оказалось – нигде. Осадчий тоже исчез. Как и ван Вейн.
Тогда инспектор проверил счета ван Вейна. На них оказалось поразительно мало денег. В последние недели господин ван Вейн сделался страшно расточительным и снял почти всю наличность. Куда ее подевал – неизвестно. Может, побаловал себя коллекцией алмазов.
Теперь инспектор имел все основания считать Мейера ван Вейна главным подозреваемым, обставившим на полкорпуса – да нет, на целый корпус – Деккера де Хаса.
Но кое-какие сомнения все-таки оставались, поскольку адвокат исчез как-то странно. Квартира его выглядела так, будто он вышел ненадолго и вот-вот вернется. Ничего не тронуто, вся одежда на месте, книги, документы – абсолютно все. Секретарша и референт продолжали работать в его конторе, их не предупреждали об увольнении, суммы на служебном счете хватит на зарплату на несколько месяцев. Человек исчез внезапно и явно с бухты-барахты. Может, и впрямь его убили?..
Заполучив полный ассортимент необходимых по закону документов и разрешений, инспектор со своими людьми приступил к всестороннему изучению жизни пропавшего адвоката. Первым делом занялись его личными апартаментами.
***
Соме Унгер обладал способностью сливаться с окружением. Где бы ни находился, он столь безошибочно вписывался и в атмосферу новых мест, и в человеческую среду, что ни у кого не вызывал подозрений. Вот и теперь, став экологом Евросоюза, прибывшим в Польшу, чтобы изучить флору и фауну нового члена ЕС, он побывал в Бещадах, в Кампиносской пуще, на Мазурских озерах, в Беловежской пуще и еще кое-где. Надолго нигде не задерживался, да и не было в том необходимости. Побеседовал, с кем следовало, познакомился с местными властями, со знанием дела дал ряд ценных указаний – и довольно. Теперь с той же миссией можно было отправиться на Балтийское побережье.Вот только с документами на сей раз у него обстояло не так гладко. Голландская полиция отыскала настоящего Стефана Осадчего, пришлось поменять документы, не успев разделаться со старой ведьмой. И к чему он так медлил? К. чему осторожничал там, где следовало действовать решительно и без проволочек? В конце концов, бандитизм в этой стране стал настолько привычным явлением, что можно запросто пристрелить грымзу – никто и не удивится. Пока еще нашли бы труп, пока возбудили дело, он бы успел ускользнуть. Вернулся бы к себе, занялся рутиной, снова давал бы юридические советы, консультировал бизнесменов…
Ну да ладно, дело прошлое, на ошибках учатся. А тут неприятности с документами. До сих пор у него всегда была пропасть вполне настоящих удостоверений личности, но в последнее время не везло. И все эти две бабы! Одна разоблачила его, а вторая, эта чертова полька, увидела его в истинном облике в очень неподходящий момент. И когда пришло время спешно ликвидировать все свои прежние доходные предприятия, понадобилась куча документов, каждый раз новый, соответствующий облику, под которым его знали именно в данном предприятии. Документы разошлись, и тот, которым пользовался эколог Ян Ковалик, был ниже всякой критики. Если им заинтересуется полиция, даже из какой-нибудь занюханной Пипидувки, то сразу смекнут – бумаги поддельные.
До сих пор, правда, бог миловал, но не стоит слишком искушать судьбу. Сделал дело – гуляй смело.
***
Места, где он оказался в погоне за этой идиоткой, были просто идеальными для убийства. Народу мало, местное население занято рыбной ловлей и больше ни на что не обращает внимания, вокруг огромные безлюдные пляжи и занесенный снегом лес. Туристов хотя и мало, но все же есть, так что в глаза никому бросаться не будет. Стужа и ледяной ветер не располагают к прогулкам, полиции вообще не видать, пограничников интересуют лишь автомашины с иностранными номерами, зато граница рукой подать. А через эту границу, как всем известно, прорывается страшная русская мафия. Почему бы двум-трем… нет, хватит двух, почему бы двум примитивным бандитам не напасть на одинокую бабу, которая имеет обыкновение шляться по этим бесконечным пляжам в любую погоду? Баба наверняка богатая, нищие не ездят на курорты, пусть даже в ноябре. Правда, ни одна баба, даже сдвинутая миллионерша, не прогуливается по пляжу со всеми своими миллионами в карманах… Так грабители же примитивные, их столь глубокая мысль не посетит, а если и посетит, то лишь постфактум.Ладно, не обязательно иностранная мафия, в Польше своих бандюг навалом. Наверняка и среди туземцев найдутся. Только вот что удивляло: не боялись тут бандитов – ни своих, ни иностранных. Рыбаки возвращались домой за полночь, в кромешной тьме, двери никто не запирал. Единственную реальную опасность представляли дикие кабаны. В лесу их полно, а ближе к вечеру кабаны имеют привычку вылезать на шоссе и попадать под машины, из-за чего и аварии случались. Нет бы этой заразе не по берегу, а по шоссе туда-сюда походить.
Поблизости находилось два рыбацких причала. Одним, похоже, пользовались только в сезон, там все катера были вытащены на песок. У второго покачивались на волнах несколько рыбацких суденышек, задевая друг друга носом или кормой, а к бортам были прикреплены старые автомобильные покрышки и еще какие-то штуки. Сунуть бы старую ведьму между носом и кормой, сразу каюк, но кто поверит, что нашелся дурак купаться в ноябре? Эх, мечты, мечты…
И Соме продолжил изучать местность.
***
Ни квартира, ни офис Мейера ван Вейна не открыли инспектору Рейкеевагену ничего нового. Правда, содержимое сейфа слегка потрясло – этот человек одновременно вел просто невероятное количество дел. Но ничего, абсолютно ничего подозрительного инспектор в бумагах адвоката не обнаружил, разве что одна особенность бросилась в глаза – полное отсутствие фотографий хозяина.И еще. Уезжая, ван Вейн забрал с собой документы – паспорт, загранпаспорт, права, банковские карточки и т. п. Вполне понятно. Но на кой черт ему понадобилось забирать, скажем, дипломы? Кому нужны дипломы об окончании учебных заведений в служебной поездке?
Нашелся, наконец, маленький альбом с детскими фотографиями – от двухмесячного возраста до юноши лет пятнадцати. И все. Больше Мейера нигде не было, ни на одной фотографии. Вот веселая компания за столом, вот группа людей на берегу моря, вот трибуны на ипподроме. И ни единого изображения ван Вейна. Выходит, он всегда выступал в роли фотографа? Хорошо хоть в полиции сделали снимок.
Инспектор получил полное представление о том, с каким множеством людей общался ван Вейн и как много он знал об этих людях. Он оказывал услуги юридического характера во всех странах мира, клиентам разного имущественного и социального положения, начиная от пенсионера-инвалида и кончая руководителями крупнейших международных фирм. Ну, не всеми делами, разумеется, ван Вейн занимался самолично, многое доверял помощникам, но был в курсе всего. И свои знания мог использовать по-разному…
И тут инспектор все понял. И механизм действий преступника, и его потрясающие возможности. Догадался и об огромном состоянии, которое тот наверняка сколотил. Не знал он только настоящей фамилии и настоящего лица преступника. Впрочем, и та фамилия, под которой преступник действовал на сегодняшний день, полиции была неизвестна.
И инспектор Рейкееваген опять кинулся за помощью к польским коллегам.
***
Выезжая из Лесничувки в обратный путь, я заметила, что бензин на исходе. Пришлось свернуть к Морской Кринице. Я всегда начинаю жутко нервничать, когда кончается бензин. Правда, запаса хватило бы километров на сто, но душа моя в таких ситуациях обычно неспокойна. Я предпочитаю не спорить с ней и немедленно еду на заправку.Никаких других дел в Морской Кринице у меня не было, я заправилась и опять устремилась в Пески.
По дороге я нагнала какую-то машину. Спешить некуда, к тому же начались так не любимые мною крутые повороты. И про кабанов не следовало забывать, эти создания обожают вечерами выскакивать на шоссе. Словом, я решила не обгонять.
Вот и тащилась потихоньку, но расстояние между нами все сокращалось. Вскоре я уже еле-еле ползла. Машина исчезла за очередным изгибом шоссе, и, миновав его, я вдруг увидела, что этот кретин нажал на тормоза и его машину, естественно, развернуло поперек дороги. Может, наткнулся на кабанов? Я тоже остановилась, но не поперек проезжей части, а как положено – на обочине. Дверца машины приоткрылась, и в этот момент я увидела автобус.
Автобус ехал навстречу, и места на проезжей части для него не оставалось. Отчаянно сигналя, он заехал правыми колесами на обочину и успел притормозить в последний момент, к сожалению не задев автомобиль этого кретина. Водитель автобуса опустил окно и выразительно погрозил кулаком. Что он кричал – я не слышала, но догадывалась. Я знаю, как замечательно умеют обращаться с польским языком водители автобусов.
Перегородивший дорогу идиот не стал ждать развития событий, из чего следовало, что он не был полным идиотом. Немного сдав назад, он круто вывернул руль, проскочил мимо автобуса буквально в каком-то миллиметре и рванул вперед. Автобус, кряхтя, выехал на асфальт, я опустила стекло и услышала сердитый голос шофера:
– Что за кретин? Пани его знает?
Я отрицательно покачала головой:
– Откуда? Ехал передо мной, еле тащился, а за поворотом вдруг дал по тормозам. Может, и не хотел перегораживать шоссе, но соображать-то должен.
– Пани не заметила, какие у него номера?
– Нет, не поглядела.
– Чайник небось, – предположил шофер автобуса. – Или заблудился и решил назад двинуть?
– Ясное дело, не из здешних, те знают, где можно развернуться.
– Советую пани держать ухо востро, этот дебил опять может какой-нибудь номер выкинуть.
И автобус проследовал по своему маршруту. Я немного подождала, не имея ни малейшей охоты опять наткнуться на идиота. И еще подумала: может, он специально подставился, чтобы я немного повредила его машину? Видел – еду медленно, его жизни ничто не грозит, а страховку получить хочется. Отремонтировать машину или даже новую купить, на которую не хватает денег. Ну, на такое меня не поймаешь, ученая я.