Страница:
И есть все основания полагать, что ее машина была при ней.
У людей не принято писать на лбу свою фамилию. А у машин принято. У каждого автомобиля есть специальные таблички – спереди и сзади, с цифрами и буквами. Человек может скрыться в каком-нибудь укромном уголке – забиться в туалет, забраться в чащобу, уединиться в горной пещере. А вот машине скрыться труднее, и места она больше занимает, и не всюду может забраться.
И наряду с официальным образом действий Юрек позволил себе прибегнуть к очень распространенному среди полицейских всего мира неофициальному. А попросту – обратился к коллегам в нескольких европейских странах с просьбой сообщить, если темно-зеленый «мерседес» с таким-то номером был замечен при каких-то необычных обстоятельствах.
После чего приступил к активным действиям, к величайшей радости студента-портье, большого любителя детективов.
Сейчас в отеле оставалось тридцать восемь постояльцев, в том числе трое детей. Остальные разъехались.
Ошалевший от счастья студент составил для инспектора полный список потенциальных свидетелей, включая и тех, кто уехал, он даже раздобыл их адреса и телефоны. И инспектор Юрек-Вагон взялся за дело, благословляя дождь, ведь именно из-за дождя многие запомнили тот день.
Из всех опрошенных девятнадцать человек не вылезали из бара и ресторана. Тринадцать смотрели телевизор. Одна персона (мужского пола) весь день проспала. Две персоны, состоящие в браке, с утра до вечера ссорились; две другие персоны, в браке не состоящие, наоборот, чрезвычайно приятно провели время, в окно не глазели. Одна особа (женского пола) посвятила день окраске волос и прочим косметическим процедурам.
Из трех детей самый младший спал, двое других смотрели телевизор.
Ни одна беседа ничего полицейскому не дала.
Оставалось надеяться на тех, кто уже покинул отель. Группа оказалась на редкость интернациональной: двое японцев, четверо французов, двое норвежцев, пятеро немцев, две итальянки, один бельгиец, трое шведов, один канадец, один испанец, одна англичанка и двое голландцев.
Учитывая распространенность мобильников в наши дни, инспектор за день опросил многих из этих людей. Далось ему это нелегко – сказались языковые трудности. Сначала он побеседовал с японцами, норвежцем, немцем, канадцем и англичанкой, но иностранцы ничего интересного не сообщили, и инспектор занялся соотечественниками.
– Чем вы занимались вечером в тот день, когда шел дождь? – задал инспектор опостылевший вопрос.
– В дождливый день? Да ничем особенным, – удивленно ответил Мартин ван Леувен. – Поужинали, вернулись к себе в номер и стали смотреть телевизор.
– И никто из вас не выглядывал в окно?
– Зачем нам выглядывать в окно? – опять удивился Мартин ван Леувен. – Там же дождь шел.
– Я выглядывал в окно! – вдруг донесся до инспектора отчетливый детский крик.
– Мне показалось, – деликатно сказал инспектор, – или я услышал…
– Да, это мой сын, – недовольно пояснил собеседник. – Тейс, не мешай, у меня серьезный разговор с полицией… Что? Господин инспектор, ну что с ним поделаешь! Парень утверждает, что он не смотрел телевизор, а пялился в окно. Если это представляет для вас интерес…
– Разумеется, представляет. Куда он смотрел? Что видел?
– Минуточку… Оказывается, он смотрел на автостоянку и видел там людей под дождем…
Тут инспектор перебил собеседника и попросил разрешения приехать лично на следующее утро, чтобы побеседовать с мальчиком. Для полиции каждая мелочь может иметь значение, а город Апелдорн находится от Зволле всего в. сорока километрах. Хотя нет. Если разрешите, он приедет к ним прямо сейчас. Дорога займет не больше получаса. Если можно, пока не укладывайте мальчика спать.
– Так он и заснет! – пробурчал герр ван Леувен.
Вот почему родители юного свидетеля встретили полицейского с распростертыми объятиями.
Ну, значит, так. Тейс сидел и пялился в окно. Еще не совсем стемнело, а дождь все лил и лил. Да, в принципе, было светло, да и фонари на стоянке ярко горели. Подъехал «вольво», кофейного цвета. Ну как кофе с молоком. Припарковался на свободном месте, во втором ряду.
И стоит. Никто из него не выходит. И тут подъезжает другая машина, «мерседес», и паркуется рядом. Этот темный, кажется зеленый. Но темный. Из «мерседеса» вышел водитель, и в тот же момент из «вольво» вылезла женщина и потопала к багажнику своей машины, а тот, ну, водитель «мерса», обошел свою машину сзади, и они чуть лбами не столкнулись у багажника дамы. Но водитель «мерса» быстро ушел, а женщина принялась вытаскивать всякие вещи из своей машины, чемодан там, еще что-то. Да, сумочку на плечо повесила. И еще у нее все время что-то падало, она все нагибалась. В конце концов она заперла машину и потопала к отелю, а за собой волокла чемодан на колесиках.
Водитель «мерса»? Нет, он его больше не видел.
Инспектор принялся расспрашивать мальчика о всяких мелочах, и тот уверенно, с готовностью отвечал. Да, «вольво» долго стоял просто так, и та фру сидела внутри машины. Но двигатель она выключила сразу, как остановилась. Вот это его и заинтересовало – чего это машина просто так стоит и свет в ней не зажигается. Да, когда дама открыла дверцу и вышла, свет сразу же зажегся. Ну ясное дело, эта дама не могла не видеть водителя «мерседеса», и тот тоже ее видел. Как же ему не увидеть, если они почти столкнулись? Нет, он не знает, разговаривали они или нет, но сдается, что не разговаривали. Слишком уж быстро разошлись. А так смешно все получилось, как в мультике! Знаете, господин инспектор, они оба из своих машин повылезли… как это говорится? Когда одновременно? Да, синхронно, во-во, синхронно повылезли и потопали к одному месту, только с разных сторон.
Как они выглядели? Очень жаль, но точно не может их описать. Ведь издали смотрел, да и стемнело уже. Одежду запомнил, как же! На женщине что-то светлое было, вроде куртка с капюшоном, а водитель из «мерса»… на нем тоже, кажется-, была Куртка, только темная и блестящая, так вся и переливалась в свете фонарей. Ага, как же, был головной убор, кепка с большим козырьком. Он на их головные уборы обратил особое внимание. Почему обратил? Да ведь шел дождь, а они без зонтиков. Вот тот человек и натянул на голову кепку, а она – капюшон куртки.
Какие такие фигуры? А, вы об этом. Да нет, не толстые и не тощие. Роста какого? Непонятного роста, только дама из «вольво» была намного ниже господина из «мерседеса».
Инспектор долго еще уточнял детали, и мальчик ни разу не сбился.
Горячо поблагодарив любезное семейство и в первую очередь смекалистого мальчишку, полицейский удалился.
В расследовании появилась первая зацепка.
Стоило мне подъехать к дому, как зазвонил мобильник.
Прижав трубку к уху, я через гараж прошла в дом и прямиком направилась в кухню. Чаю хотелось нестерпимо. Попробовала управиться с чайником одной рукой, ничего не вышло, так что пришлось ограничиться пивом. Вытащить банку из холодильника и откупорить ее труда не составило. Ах, хорошо!
И все это время в моем ухе звенел взволнованный голос Мартуси.
– Ты представляешь?! Да, кстати, а как зовут того полицейского голландского? Что-то такое сложное, я не уловила.
– Ты о каком полицейском?
– Я же тебе толкую! Разговаривала с каким-то важным голландским чином. Погоди, он, видно, привык беседовать с иностранцами, сразу представился и по буквам произнес свою фамилию. Слушаешь? У меня получился какой-то Реквееген, в общем, язык сломаешь.
– Обычная голландская фамилия! – фыркнула я. – А зовут как?
– Еще хуже! Юи какой-то.
– Обычное голландское имя! – снова фыркнула я. – Значит, Юи Рейкееваген. Полагаю, нам проще называть его Юрек-Вагон. Идет?
– Идет! – обрадовалась Мартуся. – Очень даже идет.
– А с чего это вдруг ты мне забиваешь голову этим вагоном?
– Ты где? – спохватилась Мартуся.
– Уже дома. Только что ввалилась.
– Ну, значит, можешь со мной разговаривать. Или не можешь? Если что, я подожду…
– Нет, говори, у меня все в порядке, разве что не хватает третьей руки. Насколько я поняла, ты до него дозвонилась?
– Не сразу, но дозвонилась. И представь, он мне все рассказал! Даже не пришлось ничего придумывать, он с ходу похвалил меня за мою… как он выразился? Ага, гражданскую позицию. По-английски звучит очень внушительно. Так что у меня уже есть телефон той родственницы-домработницы. И она вовсе не турчанка!
– Это он доложил?
Ну, знаешь ли, я еще не спятила, чтобы выставлять себя перед иностранцем последней дурой. Конечно, я не стала задавать идиотских вопросов, просто он назвал ее фамилию. По-моему, у турок не в ходу фамилия Гонсовская, как считаешь? Знаю-знаю, сейчас скажешь, что она турчанка, но вышла замуж за Гонсовского. А вот и нет! Ядвига ее зовут! С тебя довольно? Убедительно, ничего не скажешь.
– Слушай, а как, интересно, он тебе продиктовал ее фамилию? Там ведь носовое «о» есть.
– Вот именно! – восторженно выкрикнула Мартуся. – Это просто какой-то потрясающий полицейский! Уж такой дотошный! Полчаса мучился, чтобы объяснить мне, что вот дальше идет буква не простая, а с хвостиком, и хвостик этот смотрит вправо, к тому же похож на запятую. И для ясности приводил мне какое-то французское слово, да я не поняла, ведь французского не знаю.
– Но ты все-таки сообразила?
– Пока с французским сравнивал, чуть голову не сломала, но когда он по-английски объяснил и про хвостик, и про запятую, тут всякий дурак сообразит. Правда, насчет хвостика я задумалась, хвосты ведь разные бывают, так он мне тут же в пример привел поросячий хвостик.
– Вот не ожидала от тебя! – честно призналась я. – Неужели ты знаешь, как по-английски «поросячий хвостик»?
Ничуть не обидевшись, Мартуся с гордостью похвасталась:
– Я по-английски еще и «оглоблю» знаю. Видеть-то не видела, а вот как будет по-английски – знаю. И еще знаю, как будет «паздур».
– Спятить можно! – поразилась я. – Тебя что, обучала английскому какая-то деревенская прабабка из гуцульской деревни?
– Бог с тобой, не было у меня никаких гуцульских прабабок, – возразила Мартуся. – Английский я сама выучила. А кстати, что такое «паздур»?
– Резное украшение на крыше в виде столбика или длинной палки, обычно помещается на пересечении стропил. На конце какая-нибудь фигурка или звездочка… Слушай, мне казалось, ты собиралась говорить со мной на криминальные темы, так что хватит болтать про конскую упряжь и особенности сельской архитектуры.
– А при чем тут конская упряжь?
– Оглобли нужны, когда лошадь запрягают, скажем, в телегу. Это тоже такая длинная палка. Про телегу объяснять не буду, и не проси. Что тебе сказал Юрек-Вагон?
– Значит, так. Эта Гонсовская приехала в Англию на заработки незадолго до того, как Польша присоединилась к ЕС, так что у них оказались ее данные. Она вовсе не из Кракова, а из-под Варшавы, из Ломянок…
– Тоже интересно, как он тебе по буквам эти Ломянки передал, ведь первое «л» твердое, такой буквы тоже нет в других языках.
– Просто сказал, что почему-то оно перечеркнуто наклонной линией, а я сразу и догадалась. Он дал мне ее телефон в Челси. В Ломянках телефона нет.
– И что? Ты звонила?
– Один раз позвонила, но никто не снял там трубку. Тогда я решила позвонить тебе.
– И очень хорошо сделала, хотя нам это ничего не дает. А ей ты позванивай, меня и в самом деле интересует, каким боком вся эта история тебя касается. Впрочем, дай-ка мне ее. номер, я тоже позвоню.
Мартуся продиктовала мне номер телефона Ядвиги Гонсовской, и на том наша беседа завершилась.
Я наконец заварила чай и с неприязнью посмотрела на машину, которую надо было разгрузить. Кого бы позвать на помощь? Лучше всего Витека, мужа моей кузины Малгоси, тем более что я привезла им в подарок обещанный чай.
Выяснилось, что Витек находится на Воле, но немедленно. приедет. К его «немедленно» я отнеслась скептически – в часы пик, да еще с Правобережной Варшавы!
Вообще-то из машины мне ничего срочно не требовалось. Ну, может, второй мобильник, любимый картофельный салат, привезенный из Дании, а главное – нечто невообразимое, выловленное из моря, высушенное на балконе отеля и представляющее собой замысловатый клубок морских водорослей, чрезвычайно декоративно обмотавшийся вокруг коряги. Я всю дорогу прикидывала, на какой стене лучше всего повесить эту прекрасную страхолюдину.
Я как раз приколачивала ее над диваном, когда брякнул гонг у калитки. Наверняка Витек.
– Открыто! – заорала я во все горло, не отрываясь от своего занятия.
Послышались шаги.
– Витек, ваш чай на самом дне багажника, – не оборачиваясь, проинформировала я кузена, прежде чем до меня дошло, что топала не одна пара ног.
Приколотив последний гвоздь, я задом сползла с дивана и обернулась. Двое незнакомых мужчин, на вид не опасных.
– О, Панове, вы к кому?
– К пани Иоанне Хмелевской. И мы услышали нечто вроде разрешения войти.
– Да, я Хмелевская. А в чем дело?
Тут они привычным жестом одновременно извлекли из карманов удостоверения, ну в точности как в американских фильмах.
– Полиция…
Не передать, как я обрадовалась. Полицию, а прежде милицию, я люблю всей душой, общение с ней всегда делало мою жизнь интересней. Так что и этих стражей порядка я встретила приветливо и пригласила их в ту часть дома, которая у меня именуется салоном. Из кухни я прихватила сумочку.
– Вам небось надо предъявить документы?
– Не обязательно, – ответил один. – Вас и так все знают в лицо.
Холера! Если меня узнают по такому лицу, каким видят его в данный момент, то я просто обязана утопиться еще сегодня до наступления ночи. Проехала около двух с половиной тысяч километров почти без остановок, голова не вымыта, даже парик не напялен, никакого макияжа, устала как черт и наверняка выгляжу точно престарелый упырь. Впрочем, никто их не звал, а я, в конце концов, не собираюсь участвовать в конкурсе красоты.
– Езус-Мария! Сколько у пани кошек! – вырвалось у второго полицейского.
И этих принесло! Почуяли, что я вернулась, и появились раньше обычного времени. Штук десять кошек сидели на террасе. Надо бы их угостить по случаю приезда чем-нибудь вкусненьким, ну да ладно, потерпят, не похоже, что они тут без меня помирали с голоду.
– Это дикие кошки, – объяснила я. – Сейчас мода на диких кошек. Я их кормлю и вообще проявляю заботу и внимание. А они, обвыкшись, пытаются проникнуть в дом, но этот фокус не пройдет. Дикие кошки любят жить в домах, но одни, без хозяев. Вот и эти предпочли бы меня изгнать в кусты на участке. Но ничего, живем мы дружно:
– А когда вы уезжаете?..
– Их кормит моя родственница. Они уже к ней привыкли.
– Люблю кошек, – признался первый полицейский. – Умные и самостоятельные звери. Вы разрешите записать нашу беседу?
Я изумленно посмотрела на него:
– Неужели Панове пришли допрашивать меня? Ну да, не интервью же брать. Интервью полиции ни к чему. А к микрофонам я привыкла, записывайте. Говорите же, в чем дело?
Тот, что повыше, похоже, был и старше по званию. Я не преминула поинтересоваться. Они оказались комиссаром и аспирантом – никак не привыкну к этим новым званиям в полиции – что соответствует прежним поручику и старшему сержанту. Фамилии мне тоже сообщили, только попросили не упоминать их в моей писанине.
Тут я уже едва не подпрыгивала от любопытства.
Видя мое состояние, поручик, то есть комиссар, пояснил:
– Это не официальный допрос, а нечто вроде неформальной беседы. Если откровенно, сам не знаю, как точно назвать наш разговор. Нам надо снять показания… Видите ли, вы оказались свидетелем…
– Да неужели? – обрадовалась я. – С удовольствием побуду свидетелем. Интересно только, свидетелем чего?
Комиссар помолчал, тяжело вздохнул и решился.
– Никуда не денешься, придется начать с начала. Пани вернулась из заграничного путешествия…
– Вернулась. Час назад.
– Пожалуйста, опишите нам, по возможности со всеми подробностями, свой маршрут.
– В таком случае мне придется вооружиться атласом Европы. И дорожной картой Франции. И каталогами отелей…
О, как я умно поступила, когда под проливным дождем на стоянке перед отелем в Зволле отказалась от намерения вытащить географические пособия из огромных сумок на заднем сиденье машины. Оба полицейских изрядно намучились, проделывая это сейчас, в нормальных условиях. Два сильных мужика!
И началось. Они спокойно пропустили Вену, Зальцбург, Штутгарт, Люксембург, всю Бретань, Париж и оживились, лишь когда я доехала до Зволле. Что могло их заинтересовать в этом Зволле? Не дождь ведь… Буквально поминутно, со всеми подробностями, перечисляла я им все, что пережила в Зволле. Вот только никак не могла вспомнить, что ела на ужин. Ужинала – помню, а вот что именно ела?..
Впрочем, вопросы питания их не особенно интересовали, зато в стоянку у «Меркурия» они впились как клещи. О своей парковке мне пришлось рассказывать раз десять. Это какое же нужно иметь терпение?! Естественно, я не выдержала.
– Панове, – стиснув зубы, но вежливо попросила я, – скажите же, какого лешего? В конце концов, я не такая уж недоразвитая, чтобы не догадаться, что вас интересует именно эта автостоянка. Так вот – не было там ничего интересного! Решительно ничего. Обычная стоянка. Вот разве что необычным оказалось наличие свободного места прямо у входа в отель. Действительно редкость. Я и сама это сочла небесным даром и до сих пор удивляюсь, за что меня наградили боги. Но больше ничего! Так объясните, что я там такое интересное могла увидеть?
Подумав, они выключили диктофон, и комиссар признался:
– Мы просто оказываем дружескую услугу нашему голландскому коллеге, который попросил нас об этом. Разумеется, он оформил нужные документы, но дойдут они не скоро, так что мы сейчас действуем на свой страх и риск. Кстати, инспектор Гурский…
Услышав имя сотрудника полиции, с которым дружу уже не один год, я так и всколыхнулась.
– Что инспектор Гурский?
– Шлет пани привет…
– А-а-а… передавайте взаимный. Мне очень приятно. Понимаю, инспектор Гурский поручился за меня. Тогда тем более вы можете приоткрыть завесу служебной тайны.
– Хорошо. В багажнике машины, которая припарковалась рядом с вами, был найден труп. А вы, судя по всему, единственный человек, который видел водителя той машины.
Я думала целых шесть секунд. Ровно шесть, точно знаю, ведь передо мной на стене висели часы с секундной стрелкой. После чего со злостью выпалила:
– Труп был женского пола, зовут его Эва Томпкинс, ехал он в отпуск из Англии в Краков. Так? Или я – законченная идиотка и понятие «дедукция» мне чуждо. Что скажете?
Не очень-то они были потрясены, во всяком случае, изумления не показали. Помолчав немного, комиссар вежливо меня заверил:
– Ни в коем случае, пани совсем не идиотка. Только вот откуда вы все это узнали?
Тут я совсем разбушевалась:
– Ну конечно, полиция в своем репертуаре! Сами слова лишнего не скажут, а из тебя все жилы вытянут! И стоит рот открыть, как ты тут же становишься как минимум подозреваемым. Ладно, власти могут не доверять общественности, но кто дал им право сомневаться в умении этой общественности соображать?! У вас-то самих с соображением… Впрочем, слушайте. Так получилось, что по краковскому адресу покойной Эвы Томпкинс проживает моя хорошая приятельница и помощница. Что это вы так смотрите? Повторяю – так получилось. Именно в той квартире, куда якобы поехала Эва Томпкинс. Причем живет моя знакомая там недавно, до этого квартира два года стояла пустой, а у покойной Эвы в Кракове могли быть родные и знакомые, могли знать о пустой квартире и сообщить безопасный адрес, по которому Эву никто не найдет. Может, она хотела скрыться от всех, уединиться?.. Так что логическая цепочка вполне напрашивалась. Я из Польши. В багажнике машины на голландской парковке найден труп. А моей подруге названивает голландская полиция, которая разыскивает Эву Томпкинс, якобы проживающую по ее адресу. Значит, покойница, скорее всего, тоже из Польши. Эй, постойте, а откуда стало известно, что этот тип подъехал именно тогда, когда я там уже стояла?
Оба так смутились, что я сразу поняла – правды не скажут. Но они сказали.
– Хотите верьте, хотите нет, мы этого сами не знаем. Следствие ведет полиция Голландии, их инспектор не стал вдаваться в подробности своего расследования, просто попросил об услуге – переговорить с пани. А откуда известно? Наверняка кто-то видел.
– Только меня?
– Нет, водителя второй машины тоже. И нас интересует главным образом он.
Я немного помолчала, остывая.
– Хорошо, расскажу все – что видела, что слышала, что думаю. Включайте свою штуковину. И пусть ваш Юрек-Вагон получит мои показания полностью, в развернутом, так сказать, виде.
– Как пани сказала? Какой, простите, вагон?
– О Езус… А вы сами в состоянии произнести его фамилию? Знаете, в Амстердаме есть улица, название которой прочесть невозможно, что-то вроде Неееувереенеобгоняяй. Мне еще там напялили на колесо желтый башмак.
Мы вернулись к делу. Кажется, полицейские пришли к выводу, что я особа несдержанная, импульсивная и, следовательно, правдивая. Комиссар включил магнитофон.
– Что пани известно об Эве Томпкинс?
– Абсолютно ничего. Первый раз я услышала ее имя от моей приятельницы из Кракова.
– Пожалуйста, опишите человека, который вышел из «мерседеса». По возможности поподробнее.
Рост метр восемьдесят два – восемьдесят четыре, – медленно начала я. – Определять расстояния и размеры я умею, пан комисcap. Плечистость… средняя. Не толстый, не тощий, в самый раз. Если бы пригласил меня на танец, я бы не отказалась. Без бороды и усов, хорошо выбрит. Лицо… челюсть такая… решительная, подбородок немного выступает, губы узкие, но хорошей формы. Очень красивые брови, мне бы такие, но не столь густые. Глаза светлые, цвет определить не берусь, для этого на стоянке было темновато. Густые длинные ресницы, вполне годится на роль первого любовника в кино. Нос… к сожалению, без особых примет, нос как нос. Общее впечатление – красивый мужчина, но какой-то такой… холодный. Четверть века назад мог бы за мной приударить, не исключено, что успешно. Если бы в нем что-нибудь… сверкнуло. Там, на стоянке, что-то в нем показалось мне неприятным. Как бы это поточнее выразиться?.. О, поняла – я ему не понравилась.
– Ничего удивительного, – заметил комиссар. – Когда везешь труп в багажнике…
– А возраст вы во внимание не принимаете? – сладким голоском спросила я.
Возрастом я их точно ошарашила. Они долго переваривали мое замечание, потом комиссар все же уточнил:
– Чей возраст пани имеет в виду? Да, кстати, как бы вы определили его возраст?
– Черт его знает. Не сопляк, но и не старый хрыч.
– Попытайтесь все же уточнить, ведь вы его видели вблизи.
– Постараюсь, хотя и не ручаюсь за точность. Если бы за нежелание постараться мне пригрозили отрубить голову, я назвала бы… что-то в районе сорока – сорока пяти лет. Приблизительно.
– Вы видели, что он делал потом?
– Нет, он очень быстро прошел мимо меня и растворился во тьме. Припустил сильный дождь, под таким редко кто ходит прогулочным шагом. Я оказалась к нему почти спиной, точнее, боком и не смотрела вслед, знаю лишь, что шел он в направлении выезда со стоянки. Я же стала вытаскивать вещи из машины и не знаю, что он делал потом. Мог и казачка плясать, не видела.
– Портрет по памяти! – вырвалось у молодого.
Комиссар уточнил:
– Как вы считаете, можно с вашей помощью составить фоторобот?
– Отчего же… Если меня не подведет зрительная память…
Хлопнула дверь. На сей раз это был Витек. Я торопливо сообщила ему, что у меня в гостях господа полицейские, а я свидетель и даю важные показания, так что не могу отвлекаться на разгрузку машины, придется ему заниматься этим самому, а чай для него и Малгоси находится на самом дне одной из огромных сумок на заднем сиденье. Витек, не особенно заинтересовавшись моими показаниями, отправился на разгрузочные работы.
У людей не принято писать на лбу свою фамилию. А у машин принято. У каждого автомобиля есть специальные таблички – спереди и сзади, с цифрами и буквами. Человек может скрыться в каком-нибудь укромном уголке – забиться в туалет, забраться в чащобу, уединиться в горной пещере. А вот машине скрыться труднее, и места она больше занимает, и не всюду может забраться.
И наряду с официальным образом действий Юрек позволил себе прибегнуть к очень распространенному среди полицейских всего мира неофициальному. А попросту – обратился к коллегам в нескольких европейских странах с просьбой сообщить, если темно-зеленый «мерседес» с таким-то номером был замечен при каких-то необычных обстоятельствах.
После чего приступил к активным действиям, к величайшей радости студента-портье, большого любителя детективов.
***
На стоянку при отеле выходит тридцать пять окон. За этими окнами в роковой дождливый день пребывали шестьдесят пять человек, в том числе пятеро детей. Детей инспектор не сбрасывал со счетов. Ни в коем случае! По опыту он знал, что дети зачастую гораздо наблюдательнее взрослых.Сейчас в отеле оставалось тридцать восемь постояльцев, в том числе трое детей. Остальные разъехались.
Ошалевший от счастья студент составил для инспектора полный список потенциальных свидетелей, включая и тех, кто уехал, он даже раздобыл их адреса и телефоны. И инспектор Юрек-Вагон взялся за дело, благословляя дождь, ведь именно из-за дождя многие запомнили тот день.
Из всех опрошенных девятнадцать человек не вылезали из бара и ресторана. Тринадцать смотрели телевизор. Одна персона (мужского пола) весь день проспала. Две персоны, состоящие в браке, с утра до вечера ссорились; две другие персоны, в браке не состоящие, наоборот, чрезвычайно приятно провели время, в окно не глазели. Одна особа (женского пола) посвятила день окраске волос и прочим косметическим процедурам.
Из трех детей самый младший спал, двое других смотрели телевизор.
Ни одна беседа ничего полицейскому не дала.
Оставалось надеяться на тех, кто уже покинул отель. Группа оказалась на редкость интернациональной: двое японцев, четверо французов, двое норвежцев, пятеро немцев, две итальянки, один бельгиец, трое шведов, один канадец, один испанец, одна англичанка и двое голландцев.
Учитывая распространенность мобильников в наши дни, инспектор за день опросил многих из этих людей. Далось ему это нелегко – сказались языковые трудности. Сначала он побеседовал с японцами, норвежцем, немцем, канадцем и англичанкой, но иностранцы ничего интересного не сообщили, и инспектор занялся соотечественниками.
– Чем вы занимались вечером в тот день, когда шел дождь? – задал инспектор опостылевший вопрос.
– В дождливый день? Да ничем особенным, – удивленно ответил Мартин ван Леувен. – Поужинали, вернулись к себе в номер и стали смотреть телевизор.
– И никто из вас не выглядывал в окно?
– Зачем нам выглядывать в окно? – опять удивился Мартин ван Леувен. – Там же дождь шел.
– Я выглядывал в окно! – вдруг донесся до инспектора отчетливый детский крик.
– Мне показалось, – деликатно сказал инспектор, – или я услышал…
– Да, это мой сын, – недовольно пояснил собеседник. – Тейс, не мешай, у меня серьезный разговор с полицией… Что? Господин инспектор, ну что с ним поделаешь! Парень утверждает, что он не смотрел телевизор, а пялился в окно. Если это представляет для вас интерес…
– Разумеется, представляет. Куда он смотрел? Что видел?
– Минуточку… Оказывается, он смотрел на автостоянку и видел там людей под дождем…
Тут инспектор перебил собеседника и попросил разрешения приехать лично на следующее утро, чтобы побеседовать с мальчиком. Для полиции каждая мелочь может иметь значение, а город Апелдорн находится от Зволле всего в. сорока километрах. Хотя нет. Если разрешите, он приедет к ним прямо сейчас. Дорога займет не больше получаса. Если можно, пока не укладывайте мальчика спать.
– Так он и заснет! – пробурчал герр ван Леувен.
***
Тейсу ван Леувену было одиннадцать. В ожидании инспектора, все больше раздуваясь от гордости и осознания собственной важности, паршивец едва не довел родителей до нервного срыва, наотрез отказываясь сообщить, что же он такое видел у гостиницы. Полицейскому скажет, а им нет!Вот почему родители юного свидетеля встретили полицейского с распростертыми объятиями.
Ну, значит, так. Тейс сидел и пялился в окно. Еще не совсем стемнело, а дождь все лил и лил. Да, в принципе, было светло, да и фонари на стоянке ярко горели. Подъехал «вольво», кофейного цвета. Ну как кофе с молоком. Припарковался на свободном месте, во втором ряду.
И стоит. Никто из него не выходит. И тут подъезжает другая машина, «мерседес», и паркуется рядом. Этот темный, кажется зеленый. Но темный. Из «мерседеса» вышел водитель, и в тот же момент из «вольво» вылезла женщина и потопала к багажнику своей машины, а тот, ну, водитель «мерса», обошел свою машину сзади, и они чуть лбами не столкнулись у багажника дамы. Но водитель «мерса» быстро ушел, а женщина принялась вытаскивать всякие вещи из своей машины, чемодан там, еще что-то. Да, сумочку на плечо повесила. И еще у нее все время что-то падало, она все нагибалась. В конце концов она заперла машину и потопала к отелю, а за собой волокла чемодан на колесиках.
Водитель «мерса»? Нет, он его больше не видел.
Инспектор принялся расспрашивать мальчика о всяких мелочах, и тот уверенно, с готовностью отвечал. Да, «вольво» долго стоял просто так, и та фру сидела внутри машины. Но двигатель она выключила сразу, как остановилась. Вот это его и заинтересовало – чего это машина просто так стоит и свет в ней не зажигается. Да, когда дама открыла дверцу и вышла, свет сразу же зажегся. Ну ясное дело, эта дама не могла не видеть водителя «мерседеса», и тот тоже ее видел. Как же ему не увидеть, если они почти столкнулись? Нет, он не знает, разговаривали они или нет, но сдается, что не разговаривали. Слишком уж быстро разошлись. А так смешно все получилось, как в мультике! Знаете, господин инспектор, они оба из своих машин повылезли… как это говорится? Когда одновременно? Да, синхронно, во-во, синхронно повылезли и потопали к одному месту, только с разных сторон.
Как они выглядели? Очень жаль, но точно не может их описать. Ведь издали смотрел, да и стемнело уже. Одежду запомнил, как же! На женщине что-то светлое было, вроде куртка с капюшоном, а водитель из «мерса»… на нем тоже, кажется-, была Куртка, только темная и блестящая, так вся и переливалась в свете фонарей. Ага, как же, был головной убор, кепка с большим козырьком. Он на их головные уборы обратил особое внимание. Почему обратил? Да ведь шел дождь, а они без зонтиков. Вот тот человек и натянул на голову кепку, а она – капюшон куртки.
Какие такие фигуры? А, вы об этом. Да нет, не толстые и не тощие. Роста какого? Непонятного роста, только дама из «вольво» была намного ниже господина из «мерседеса».
Инспектор долго еще уточнял детали, и мальчик ни разу не сбился.
Горячо поблагодарив любезное семейство и в первую очередь смекалистого мальчишку, полицейский удалился.
В расследовании появилась первая зацепка.
***
Наконец-то я дома! Дорога до Познани и в самом деле оказалась кошмарной, приличным был лишь кусочек автострады, все же остальное – одна сплошная пробка из всевозможных транспортных средств, от конных повозок до грязных тракторов. К счастью, спешить мне было некуда, так что я могла в свое удовольствие тащиться черепахой и скрежетать зубами.Стоило мне подъехать к дому, как зазвонил мобильник.
Прижав трубку к уху, я через гараж прошла в дом и прямиком направилась в кухню. Чаю хотелось нестерпимо. Попробовала управиться с чайником одной рукой, ничего не вышло, так что пришлось ограничиться пивом. Вытащить банку из холодильника и откупорить ее труда не составило. Ах, хорошо!
И все это время в моем ухе звенел взволнованный голос Мартуси.
– Ты представляешь?! Да, кстати, а как зовут того полицейского голландского? Что-то такое сложное, я не уловила.
– Ты о каком полицейском?
– Я же тебе толкую! Разговаривала с каким-то важным голландским чином. Погоди, он, видно, привык беседовать с иностранцами, сразу представился и по буквам произнес свою фамилию. Слушаешь? У меня получился какой-то Реквееген, в общем, язык сломаешь.
– Обычная голландская фамилия! – фыркнула я. – А зовут как?
– Еще хуже! Юи какой-то.
– Обычное голландское имя! – снова фыркнула я. – Значит, Юи Рейкееваген. Полагаю, нам проще называть его Юрек-Вагон. Идет?
– Идет! – обрадовалась Мартуся. – Очень даже идет.
– А с чего это вдруг ты мне забиваешь голову этим вагоном?
– Ты где? – спохватилась Мартуся.
– Уже дома. Только что ввалилась.
– Ну, значит, можешь со мной разговаривать. Или не можешь? Если что, я подожду…
– Нет, говори, у меня все в порядке, разве что не хватает третьей руки. Насколько я поняла, ты до него дозвонилась?
– Не сразу, но дозвонилась. И представь, он мне все рассказал! Даже не пришлось ничего придумывать, он с ходу похвалил меня за мою… как он выразился? Ага, гражданскую позицию. По-английски звучит очень внушительно. Так что у меня уже есть телефон той родственницы-домработницы. И она вовсе не турчанка!
– Это он доложил?
Ну, знаешь ли, я еще не спятила, чтобы выставлять себя перед иностранцем последней дурой. Конечно, я не стала задавать идиотских вопросов, просто он назвал ее фамилию. По-моему, у турок не в ходу фамилия Гонсовская, как считаешь? Знаю-знаю, сейчас скажешь, что она турчанка, но вышла замуж за Гонсовского. А вот и нет! Ядвига ее зовут! С тебя довольно? Убедительно, ничего не скажешь.
– Слушай, а как, интересно, он тебе продиктовал ее фамилию? Там ведь носовое «о» есть.
– Вот именно! – восторженно выкрикнула Мартуся. – Это просто какой-то потрясающий полицейский! Уж такой дотошный! Полчаса мучился, чтобы объяснить мне, что вот дальше идет буква не простая, а с хвостиком, и хвостик этот смотрит вправо, к тому же похож на запятую. И для ясности приводил мне какое-то французское слово, да я не поняла, ведь французского не знаю.
– Но ты все-таки сообразила?
– Пока с французским сравнивал, чуть голову не сломала, но когда он по-английски объяснил и про хвостик, и про запятую, тут всякий дурак сообразит. Правда, насчет хвостика я задумалась, хвосты ведь разные бывают, так он мне тут же в пример привел поросячий хвостик.
– Вот не ожидала от тебя! – честно призналась я. – Неужели ты знаешь, как по-английски «поросячий хвостик»?
Ничуть не обидевшись, Мартуся с гордостью похвасталась:
– Я по-английски еще и «оглоблю» знаю. Видеть-то не видела, а вот как будет по-английски – знаю. И еще знаю, как будет «паздур».
– Спятить можно! – поразилась я. – Тебя что, обучала английскому какая-то деревенская прабабка из гуцульской деревни?
– Бог с тобой, не было у меня никаких гуцульских прабабок, – возразила Мартуся. – Английский я сама выучила. А кстати, что такое «паздур»?
– Резное украшение на крыше в виде столбика или длинной палки, обычно помещается на пересечении стропил. На конце какая-нибудь фигурка или звездочка… Слушай, мне казалось, ты собиралась говорить со мной на криминальные темы, так что хватит болтать про конскую упряжь и особенности сельской архитектуры.
– А при чем тут конская упряжь?
– Оглобли нужны, когда лошадь запрягают, скажем, в телегу. Это тоже такая длинная палка. Про телегу объяснять не буду, и не проси. Что тебе сказал Юрек-Вагон?
– Значит, так. Эта Гонсовская приехала в Англию на заработки незадолго до того, как Польша присоединилась к ЕС, так что у них оказались ее данные. Она вовсе не из Кракова, а из-под Варшавы, из Ломянок…
– Тоже интересно, как он тебе по буквам эти Ломянки передал, ведь первое «л» твердое, такой буквы тоже нет в других языках.
– Просто сказал, что почему-то оно перечеркнуто наклонной линией, а я сразу и догадалась. Он дал мне ее телефон в Челси. В Ломянках телефона нет.
– И что? Ты звонила?
– Один раз позвонила, но никто не снял там трубку. Тогда я решила позвонить тебе.
– И очень хорошо сделала, хотя нам это ничего не дает. А ей ты позванивай, меня и в самом деле интересует, каким боком вся эта история тебя касается. Впрочем, дай-ка мне ее. номер, я тоже позвоню.
Мартуся продиктовала мне номер телефона Ядвиги Гонсовской, и на том наша беседа завершилась.
Я наконец заварила чай и с неприязнью посмотрела на машину, которую надо было разгрузить. Кого бы позвать на помощь? Лучше всего Витека, мужа моей кузины Малгоси, тем более что я привезла им в подарок обещанный чай.
Выяснилось, что Витек находится на Воле, но немедленно. приедет. К его «немедленно» я отнеслась скептически – в часы пик, да еще с Правобережной Варшавы!
Вообще-то из машины мне ничего срочно не требовалось. Ну, может, второй мобильник, любимый картофельный салат, привезенный из Дании, а главное – нечто невообразимое, выловленное из моря, высушенное на балконе отеля и представляющее собой замысловатый клубок морских водорослей, чрезвычайно декоративно обмотавшийся вокруг коряги. Я всю дорогу прикидывала, на какой стене лучше всего повесить эту прекрасную страхолюдину.
Я как раз приколачивала ее над диваном, когда брякнул гонг у калитки. Наверняка Витек.
– Открыто! – заорала я во все горло, не отрываясь от своего занятия.
Послышались шаги.
– Витек, ваш чай на самом дне багажника, – не оборачиваясь, проинформировала я кузена, прежде чем до меня дошло, что топала не одна пара ног.
Приколотив последний гвоздь, я задом сползла с дивана и обернулась. Двое незнакомых мужчин, на вид не опасных.
– О, Панове, вы к кому?
– К пани Иоанне Хмелевской. И мы услышали нечто вроде разрешения войти.
– Да, я Хмелевская. А в чем дело?
Тут они привычным жестом одновременно извлекли из карманов удостоверения, ну в точности как в американских фильмах.
– Полиция…
Не передать, как я обрадовалась. Полицию, а прежде милицию, я люблю всей душой, общение с ней всегда делало мою жизнь интересней. Так что и этих стражей порядка я встретила приветливо и пригласила их в ту часть дома, которая у меня именуется салоном. Из кухни я прихватила сумочку.
– Вам небось надо предъявить документы?
– Не обязательно, – ответил один. – Вас и так все знают в лицо.
Холера! Если меня узнают по такому лицу, каким видят его в данный момент, то я просто обязана утопиться еще сегодня до наступления ночи. Проехала около двух с половиной тысяч километров почти без остановок, голова не вымыта, даже парик не напялен, никакого макияжа, устала как черт и наверняка выгляжу точно престарелый упырь. Впрочем, никто их не звал, а я, в конце концов, не собираюсь участвовать в конкурсе красоты.
– Езус-Мария! Сколько у пани кошек! – вырвалось у второго полицейского.
И этих принесло! Почуяли, что я вернулась, и появились раньше обычного времени. Штук десять кошек сидели на террасе. Надо бы их угостить по случаю приезда чем-нибудь вкусненьким, ну да ладно, потерпят, не похоже, что они тут без меня помирали с голоду.
– Это дикие кошки, – объяснила я. – Сейчас мода на диких кошек. Я их кормлю и вообще проявляю заботу и внимание. А они, обвыкшись, пытаются проникнуть в дом, но этот фокус не пройдет. Дикие кошки любят жить в домах, но одни, без хозяев. Вот и эти предпочли бы меня изгнать в кусты на участке. Но ничего, живем мы дружно:
– А когда вы уезжаете?..
– Их кормит моя родственница. Они уже к ней привыкли.
– Люблю кошек, – признался первый полицейский. – Умные и самостоятельные звери. Вы разрешите записать нашу беседу?
Я изумленно посмотрела на него:
– Неужели Панове пришли допрашивать меня? Ну да, не интервью же брать. Интервью полиции ни к чему. А к микрофонам я привыкла, записывайте. Говорите же, в чем дело?
Тот, что повыше, похоже, был и старше по званию. Я не преминула поинтересоваться. Они оказались комиссаром и аспирантом – никак не привыкну к этим новым званиям в полиции – что соответствует прежним поручику и старшему сержанту. Фамилии мне тоже сообщили, только попросили не упоминать их в моей писанине.
Тут я уже едва не подпрыгивала от любопытства.
Видя мое состояние, поручик, то есть комиссар, пояснил:
– Это не официальный допрос, а нечто вроде неформальной беседы. Если откровенно, сам не знаю, как точно назвать наш разговор. Нам надо снять показания… Видите ли, вы оказались свидетелем…
– Да неужели? – обрадовалась я. – С удовольствием побуду свидетелем. Интересно только, свидетелем чего?
Комиссар помолчал, тяжело вздохнул и решился.
– Никуда не денешься, придется начать с начала. Пани вернулась из заграничного путешествия…
– Вернулась. Час назад.
– Пожалуйста, опишите нам, по возможности со всеми подробностями, свой маршрут.
– В таком случае мне придется вооружиться атласом Европы. И дорожной картой Франции. И каталогами отелей…
О, как я умно поступила, когда под проливным дождем на стоянке перед отелем в Зволле отказалась от намерения вытащить географические пособия из огромных сумок на заднем сиденье машины. Оба полицейских изрядно намучились, проделывая это сейчас, в нормальных условиях. Два сильных мужика!
И началось. Они спокойно пропустили Вену, Зальцбург, Штутгарт, Люксембург, всю Бретань, Париж и оживились, лишь когда я доехала до Зволле. Что могло их заинтересовать в этом Зволле? Не дождь ведь… Буквально поминутно, со всеми подробностями, перечисляла я им все, что пережила в Зволле. Вот только никак не могла вспомнить, что ела на ужин. Ужинала – помню, а вот что именно ела?..
Впрочем, вопросы питания их не особенно интересовали, зато в стоянку у «Меркурия» они впились как клещи. О своей парковке мне пришлось рассказывать раз десять. Это какое же нужно иметь терпение?! Естественно, я не выдержала.
– Панове, – стиснув зубы, но вежливо попросила я, – скажите же, какого лешего? В конце концов, я не такая уж недоразвитая, чтобы не догадаться, что вас интересует именно эта автостоянка. Так вот – не было там ничего интересного! Решительно ничего. Обычная стоянка. Вот разве что необычным оказалось наличие свободного места прямо у входа в отель. Действительно редкость. Я и сама это сочла небесным даром и до сих пор удивляюсь, за что меня наградили боги. Но больше ничего! Так объясните, что я там такое интересное могла увидеть?
Подумав, они выключили диктофон, и комиссар признался:
– Мы просто оказываем дружескую услугу нашему голландскому коллеге, который попросил нас об этом. Разумеется, он оформил нужные документы, но дойдут они не скоро, так что мы сейчас действуем на свой страх и риск. Кстати, инспектор Гурский…
Услышав имя сотрудника полиции, с которым дружу уже не один год, я так и всколыхнулась.
– Что инспектор Гурский?
– Шлет пани привет…
– А-а-а… передавайте взаимный. Мне очень приятно. Понимаю, инспектор Гурский поручился за меня. Тогда тем более вы можете приоткрыть завесу служебной тайны.
– Хорошо. В багажнике машины, которая припарковалась рядом с вами, был найден труп. А вы, судя по всему, единственный человек, который видел водителя той машины.
Я думала целых шесть секунд. Ровно шесть, точно знаю, ведь передо мной на стене висели часы с секундной стрелкой. После чего со злостью выпалила:
– Труп был женского пола, зовут его Эва Томпкинс, ехал он в отпуск из Англии в Краков. Так? Или я – законченная идиотка и понятие «дедукция» мне чуждо. Что скажете?
Не очень-то они были потрясены, во всяком случае, изумления не показали. Помолчав немного, комиссар вежливо меня заверил:
– Ни в коем случае, пани совсем не идиотка. Только вот откуда вы все это узнали?
Тут я совсем разбушевалась:
– Ну конечно, полиция в своем репертуаре! Сами слова лишнего не скажут, а из тебя все жилы вытянут! И стоит рот открыть, как ты тут же становишься как минимум подозреваемым. Ладно, власти могут не доверять общественности, но кто дал им право сомневаться в умении этой общественности соображать?! У вас-то самих с соображением… Впрочем, слушайте. Так получилось, что по краковскому адресу покойной Эвы Томпкинс проживает моя хорошая приятельница и помощница. Что это вы так смотрите? Повторяю – так получилось. Именно в той квартире, куда якобы поехала Эва Томпкинс. Причем живет моя знакомая там недавно, до этого квартира два года стояла пустой, а у покойной Эвы в Кракове могли быть родные и знакомые, могли знать о пустой квартире и сообщить безопасный адрес, по которому Эву никто не найдет. Может, она хотела скрыться от всех, уединиться?.. Так что логическая цепочка вполне напрашивалась. Я из Польши. В багажнике машины на голландской парковке найден труп. А моей подруге названивает голландская полиция, которая разыскивает Эву Томпкинс, якобы проживающую по ее адресу. Значит, покойница, скорее всего, тоже из Польши. Эй, постойте, а откуда стало известно, что этот тип подъехал именно тогда, когда я там уже стояла?
Оба так смутились, что я сразу поняла – правды не скажут. Но они сказали.
– Хотите верьте, хотите нет, мы этого сами не знаем. Следствие ведет полиция Голландии, их инспектор не стал вдаваться в подробности своего расследования, просто попросил об услуге – переговорить с пани. А откуда известно? Наверняка кто-то видел.
– Только меня?
– Нет, водителя второй машины тоже. И нас интересует главным образом он.
Я немного помолчала, остывая.
– Хорошо, расскажу все – что видела, что слышала, что думаю. Включайте свою штуковину. И пусть ваш Юрек-Вагон получит мои показания полностью, в развернутом, так сказать, виде.
– Как пани сказала? Какой, простите, вагон?
– О Езус… А вы сами в состоянии произнести его фамилию? Знаете, в Амстердаме есть улица, название которой прочесть невозможно, что-то вроде Неееувереенеобгоняяй. Мне еще там напялили на колесо желтый башмак.
Мы вернулись к делу. Кажется, полицейские пришли к выводу, что я особа несдержанная, импульсивная и, следовательно, правдивая. Комиссар включил магнитофон.
– Что пани известно об Эве Томпкинс?
– Абсолютно ничего. Первый раз я услышала ее имя от моей приятельницы из Кракова.
– Пожалуйста, опишите человека, который вышел из «мерседеса». По возможности поподробнее.
Рост метр восемьдесят два – восемьдесят четыре, – медленно начала я. – Определять расстояния и размеры я умею, пан комисcap. Плечистость… средняя. Не толстый, не тощий, в самый раз. Если бы пригласил меня на танец, я бы не отказалась. Без бороды и усов, хорошо выбрит. Лицо… челюсть такая… решительная, подбородок немного выступает, губы узкие, но хорошей формы. Очень красивые брови, мне бы такие, но не столь густые. Глаза светлые, цвет определить не берусь, для этого на стоянке было темновато. Густые длинные ресницы, вполне годится на роль первого любовника в кино. Нос… к сожалению, без особых примет, нос как нос. Общее впечатление – красивый мужчина, но какой-то такой… холодный. Четверть века назад мог бы за мной приударить, не исключено, что успешно. Если бы в нем что-нибудь… сверкнуло. Там, на стоянке, что-то в нем показалось мне неприятным. Как бы это поточнее выразиться?.. О, поняла – я ему не понравилась.
– Ничего удивительного, – заметил комиссар. – Когда везешь труп в багажнике…
– А возраст вы во внимание не принимаете? – сладким голоском спросила я.
Возрастом я их точно ошарашила. Они долго переваривали мое замечание, потом комиссар все же уточнил:
– Чей возраст пани имеет в виду? Да, кстати, как бы вы определили его возраст?
– Черт его знает. Не сопляк, но и не старый хрыч.
– Попытайтесь все же уточнить, ведь вы его видели вблизи.
– Постараюсь, хотя и не ручаюсь за точность. Если бы за нежелание постараться мне пригрозили отрубить голову, я назвала бы… что-то в районе сорока – сорока пяти лет. Приблизительно.
– Вы видели, что он делал потом?
– Нет, он очень быстро прошел мимо меня и растворился во тьме. Припустил сильный дождь, под таким редко кто ходит прогулочным шагом. Я оказалась к нему почти спиной, точнее, боком и не смотрела вслед, знаю лишь, что шел он в направлении выезда со стоянки. Я же стала вытаскивать вещи из машины и не знаю, что он делал потом. Мог и казачка плясать, не видела.
– Портрет по памяти! – вырвалось у молодого.
Комиссар уточнил:
– Как вы считаете, можно с вашей помощью составить фоторобот?
– Отчего же… Если меня не подведет зрительная память…
Хлопнула дверь. На сей раз это был Витек. Я торопливо сообщила ему, что у меня в гостях господа полицейские, а я свидетель и даю важные показания, так что не могу отвлекаться на разгрузку машины, придется ему заниматься этим самому, а чай для него и Малгоси находится на самом дне одной из огромных сумок на заднем сиденье. Витек, не особенно заинтересовавшись моими показаниями, отправился на разгрузочные работы.