Хмелевская Иоанна. Убийственное меню

   В отличие от других страдалиц во имя фигуры, хотя бы той же Лиз Тейлор, Марине и в голову не пришло вырваться в город и поесть в какой-нибудь забегаловке. Она выносила адские муки, но режим выдерживала. Может, потому, что никогда в жизни не осмеливалась в одиночку посетить кафе. А возможно, ее отпугивала пешая пробежка до ближайшего заведения, как-никак два километра.
   На четвертый день Юстина затащила тетку на весы, которые Марина возненавидела добрых десять лет назад и с той поры видеть не могла.
   Марина решилась открыть глаза, глянула - и себе не поверила.
   - Четыре с половиной, - сухо подтвердила племянница.
   За три с половиной дня мучений сброшено четыре с половиной кило избыточного веса. Теперь в ней меньше девяноста! Это же просто чудо!
   По застарелой привычке Марина не удержалась от претензии:
   - Почему же ты меня раньше не взвесила?
   - Чтобы тетечка не расхолодилась, - честно призналась племянница. - В первый день еще ничего не произошло, вы бы сразу потеряли интерес к диете. А на четвертый день - проше бардзо! Сами видите. Еще килограмма три скинуть, и тетю удастся затолкать в шифон-велюр.
   - Так, может, уже сегодня хоть кусочек...
   - Тетя хочет влезть в платье или нет?
   Влезть в любимое платье, которое довелось надеть всего лишь раз, Марина хотела страстно. Когда по прошествии положенного времени она решила снова в нем покрасоваться, платье уже не налезало. Пришлось покупать другое, с серебряной искоркой. Впрочем, в вечер памятного бриджа и это чуть не лопнуло по швам.
   Марина слезла с весов и больше не канючила.
   Юстина с Хеленой вылили остатки диетического супчика и безжалостно сварили свежий. Обе даже сами его поели и нашли весьма вкусным. Им хорошо, захотят - могут есть и еще что угодно. Впрочем, кухарка из сострадания к хозяйке тоже весь день питалась одним супом. Марине же варево так осточертело, что она предпочла голодать, только бы не глотать его больше. К сожалению, Юстинка настаивала на микроэлементах и не разрешила заменить суп на сухой хлеб и воду.
   К вечеру пятого дня Марина тайком пробралась в гардеробную. Она дошла до такого состояния, что ей срочно требовалась моральная поддержка, иначе просто помрет. Достала вожделенное платье. А вдруг уже дохудела до него? Может, молния и застегнется? Примерить, убедиться и наплевать на опостылевший супчик. Съесть наконец что-то вкусненькое...
   Платье застряло на бедрах, силой удалось его все же натянуть, но о том, чтобы застегнуть молнию, и мечтать нечего. А хуже всего - его невозможно было снять!
   С огромным трудом Марина содрала все-таки платье, швырнула на пол, тяжело дыша, опустилась на пуфик и залилась горючими слезами. Столько мучений, и все напрасно!
   И такая она была голодная, такая несчастная, что даже не нашла в себе сил подняться и поесть. Впрочем, пусть бы только попробовала, Хелена с Юстиной, две гарпии, выдрали бы еду прямо изо рта. А Кароль, этот... этот... ничего ему не делается, только жрет, жрет, жрет!
   И тут в гардеробную заглянул Кароль собственной персоной. Позабыл в кармане пиджака записную книжку. Увидел плачущую жену, попиравшую ногами драгоценное платье, и все понял. Он уже несколько дней ощущал происшедшую в доме перемену, не мог не обратить внимания на то, что жена не садилась с ним за стол ужинать, компанию ему теперь составляла одна Юстина. Один раз даже в присущей ему манере поинтересовался, уж не смертельная ли болезнь постигла его супругу, что-то ее не видать за столом, на что девушка коротко информировала - тетя проводит курс лечения, которым мужчинам интересоваться не следует. Ответ Кароля вполне удовлетворил. Ему же лучше, спокойнее, и денег никто не просит.
   И вот теперь, увидев рыдающую жену, он понял, о каком лечении говорила племянница.
   Поглядев с минуту на всклокоченную супругу, Кароль все же нашел нужным поинтересоваться:
   - Не скажешь ли, в чем дело?
   - Я такая... такая голодная! - прорыдала супруга из самых глубин своего отчаяния.
   Кароль еще помолчал.
   - Что ж, признаюсь, не ожидал от тебя такого. Если выдержишь до конца недели, поверю, что у тебя есть характер, что можешь совладать со своей натурой. Не стану разводиться. А сейчас дай пройти.
   Осторожно, стараясь не наступить на велюр, он пробрался к шкафу.
   Юстинка, в поисках Марины обыскавшая весь дом - несносная тетка наверняка где-то забилась в угол и объедается пончиками, - заглянула в гардеробную и случайно услышала слова дяди. Дождавшись его ухода, она подошла к тетке.
   Смысл сказанного до Марины дошел не сразу. Подняв голову и увидев вместо мужа племянницу, она недоуменно заморгала.
   - Тете потребуется не только фигура, но и лицо, - сурово сказала та. Вы что же себе позволяете? От рыданий человек худеет только тогда, когда они лишают его аппетита. А вот лицо портится во всех случаях.
   - Не влезает, - пнула Марина платье на полу.
   - Послезавтра влезет, если выдержите до послезавтра. Не дам больше чаю, только минеральную воду, вот и еще три сантиметра долой, потому что на полтора литра меньше. А если не это, то другое черное, в крапинку, уже свободно наденется.
   - Оно к сапфирам не подходит.
   - Тогда возьмете серебряный шарф. Да неужели вы не слышали, что сказал дядя?
   - Слышала. А что он сказал?
   - Что не будет с вами разводиться. Ведь это больше всего заставляет вас нервничать, правда? А вы проявили характер, голодаете, да и денег не просите.
   Марина подняла велюровое платье и стала разыскивать вешалку. Сумбур в голове почти улегся. По привычке возразила:
   - Нет, о деньгах он ничего не говорил.
   - Но это же ясно! - воскликнула Юстина. - Он оценил ваши усилия. Надо только больше думать о нем.
   - Ну вот еще! - возмутилась тетка. - Я и без того...
   И вдруг сообразила: раз он не собирается с ней разводиться, нет необходимости его убивать. Во всяком случае, можно с этим не спешить. Боже, какое облегчение! Не нужно теперь всем твердить, как она любит мужа, как заботится о нем. Наконец-то останется время для себя.
   Она почти успокоилась, и вроде бы даже голод уже не так терзает. Можно больше не платить детективам, колоссальная экономия, и в конце концов, почему бы не надеть серебряный шарф?
   - Хотите, тетечка, я вам еще раз подробно объясню, что именно имел в виду дядя? - умильно спросила племянница.
   Марина отмахнулась от нее:
   - Когда-нибудь позже. Сейчас мне некогда. Надо сделать косметическую масочку, привести в порядок лицо... и хорошенько все обдумать. Самой!
   У Юстины опустились руки. Она-то надеялась, что при столь драматичных обстоятельствах удастся хоть что-то вбить тетке в голову. Где там! Тетка опять ускользнула, опять для нее не существует никого, кроме собственной персоны.
   И все же бросить тетку Юстина не могла. Та нуждалась в постоянном присмотре. Поверила, правда, что держится собственной железной волей и сама контролирует диетический процесс, но стоило Хелене или Юстине ослабить бдительность, как она тут же бросала осточертевший супчик и норовила запихнуть в себя что-нибудь посущественнее.
   Как бы то ни было, несколько дней совместными усилиями продержались, и произошло то, на что рассчитывала Юстина, - желудок Марины и в самом деле съежился. Марина еще не знала, что теперь не сумеет съесть такой обильный обед, как неделю назад.
   Теперь уже и Кароль с интересом ожидал результатов "лечения" жены. Его оставили в покое, обессилевшей жене было не до ссор и претензий, она, странное дело, ни разу не попросила денег. И, кроме того, он уже и сам начинал кое о чем подумывать...
   Вольский, разумеется, понимал, что без Юстины тут не обошлось и жена выдерживает мучительную диету лишь благодаря ее неустанным заботам. И блаженное спокойствие в доме - тоже ее рук дело. И все же, все же... чего-то ему недоставало. Сообразил не сразу, потом дошло - не та еда. Вроде бы и вкусно, и блюда привычные, а не было уже в них прежнего полета фантазии и вдохновения. Божественные амброзии стали обычными земными кушаньями. Тому, кто привык к Марининым шедеврам, этого явно недостаточно.
   Что ж, он хозяин в своем доме. И свое слово сказать должен.
   На шестой день за ужином, как всегда, они сидели с Юстиной вдвоем.
   - Что же, моя жена совсем отказалась иметь дело с готовкой? - жестко спросил он, и в голосе явно послышалось уже почти забытое опасное шипенье.
   Юстинка подобралась, готовясь к отпору.
   - Не совсем, только до завтрашнего дня включительно, - ответила она.
   - Не припоминаю, чтобы я согласился с такой постановкой вопроса. Даже если только до завтрашнего дня. Может, следовало поинтересоваться и моим мнением?
   - Нет! - отчаянно заявила Юстина.
   - Что "нет"?
   - Не следовало. Вы бы не согласились.
   - А разве это ни о чем не говорит? Я не намерен в собственном доме терпеть саботаж.
   - Дядя, вы прекрасно знаете, что это никакой не саботаж. Тетя проходит курс лечебного голодания. Это для любого нелегкое испытание, а уж для нее особенно. Нельзя пихать человеку под нос любимые яства, к которым он не имеет права прикоснуться.
   - А МНЕ какое до этого дело?
   "Шалаш обеспечен", - пронеслось у Юстины в голове, и девушка бесстрашно кинулась в пропасть:
   - Не верю я, что вам нет до этого никакого дела! Нельзя быть таким бесчувственным по отношению к близкому человеку! И вы тоже заинтересованы в том, чтобы тетя похудела. Ей надо помочь. А мы с Хеленой обе дико стараемся, чтобы кормить вас повкуснее, но куда нам до талантов тети, таким кулинарным гением надо родиться, уж недельку дядя мог бы потерпеть, и вообще...
   - И вообще - самый главный аргумент, - в ярости зашипел хозяин, но Юстину уже несло:
   - Все знаю, живу в вашем доме, вы меня поите-кормите, я пользуюсь водой и электроэнергией, за которые платите тоже вы, мне бы очень не хотелось выглядеть неблагодарной дрянью, но вам, дядя, тоже не помешало бы немного похудеть. Не обязательно так страшно голодать, как тете. Можно провести более длительный и не такой драконовский курс лечебной диеты. Чудо еще, что у вас нет давления!
   - Ты и в самом деле полагаешь, что у меня нет никакого давления?
   - О господи, заговорилась... повышенного, разумеется.
   - Не теряй надежды.
   - Хорошо, что тетя не слышит. Сейчас плачет, бедняжка, в ванной.
   - Лучше бы плакала на кухне, большая экономия в соли. А я не позволю всяким глупым сироткам забываться до такой степени, чтобы диктовать мне, как себя вести!
   Заставив себя остаться на месте, а не мчаться наверх складывать вещи, девушка тихо произнесла:
   - Дяде непременно нужно так бессмысленно меня обижать? Не моя вина в том, что я сирота. И до конца жизни не забуду, что в детстве нашла здесь дом. Что же касается прирожденной глупости, то на все воля божия, тут уж ничего не поделаешь.
   Каролю стало стыдно. Даже самая бешеная ярость никогда не лишала его способности соображать. Он понял, что зарапортовался, однако извиниться... нет, это выше его сил, свою натуру не переломишь. После долгого молчания он с трудом выговорил:
   - Надеюсь, результат оправдает затраченные усилия. Завтра я поем в городе. Приду вечером, пусть она будет готова.
   И это было своеобразным извинением. Его так и подмывало промолчать о своих планах. Пусть помучаются. Пусть Марина изведется от неведения - берет он ее на банкет или нет. Будь здесь жена, Кароль бы так и поступил - ни слова бы не сказал. Но Юстина... Юстина другое дело. Вольский уже понял эта девушка заслуживает лучшего отношения.
   Юстина молча восприняла милостивое сообщение. Последние куски глотала уже через силу. Она не сомневалась - теперь дядя отыграется на тетке. А во всем виновата она. И зачем вмешалась? Ей вдруг захотелось увидеть Конрада. Сейчас он был единственным во всем мире, с кем можно обо всем говорить.
   Марина же, оказывается, вовсе не сидела в ванной, вовсе не плакала. Вспомнив какой-то давнишний фильм, повествующий о том, как одна баба худела, она закрылась в комнате для гостей и занялась гимнастикой. Наклоны вправо-влево, махи руками-ногами. Глядишь, и сожжется еще немного проклятых калорий. Главное - выдержать до завтра!
   Она бы и вокруг дома потрусила, да не хватило малости - стимула в лице Иолы. Знай Марина наверняка, что соперница завтра тоже будет на банкете, не поленилась бы, побегала...
   * * *
   С Конрадом Юстина пообщалась по телефону, и то всего пару минут.
   - И вот теперь я считаю - сотовый тоже верну дяде, хотя заплатила свои деньги. Книг тоже с собой не возьму, когда буду уходить, хотя они мои. Вот так!
   - Минутку, милая, - попросил Конрад. - Можешь сказать, о чем ты?
   - Нет, слишком много всего. Завтра расскажу. Знал бы ты, как мне страшно хотелось поговорить с тобой вчера!
   - О чем?!
   - Обо всем. А сейчас некогда. Кончается перерыв, бегу! Нельзя ли сделать так... они поедут на банкет, а ты вернешься?
   - Сразу после восьми приеду хоть с конца света!
   Если бы Иола слышала этот разговор, то сразу бы поняла - ее братик влюблен по уши, поскольку в ответ на просьбу девушки и не подумал задать свое проклятое "А что такое?"...
   * * *
   Последние три часа перед банкетом стали апогеем мук и страданий.
   Шифон-велюр на Марину влез. И даже застегнулся. Правда, главным образом благодаря корсету, из-за которого Марина дышала с трудом, но сразу решила - если нужно, так и вовсе не будет дышать. Продержится на одном счастье, переполнившем все ее похудевшее естество.
   Юстина же до конца последовательно держалась прежней линии, хотя накануне вдрызг испортила отношения с хозяином дома. О последствиях пока лучше не думать, в конце концов, холера, она взрослая девушка, не пропадет!
   - Вот видите, тетечка, - деликатно начала она. - Если бы у нас было две недели, а еще лучше - три...
   - Три недели на этом паскудстве? - обрушилась на племянницу тетка. - И одной хватило, вон как отлично сидит.
   - Именно "сидит", - холодно подтвердила девушка.
   - Что значит "именно"? - забеспокоилась тетка. - Ведь я могу даже со... со... согнуться... нет, не могу, да и зачем мне сгибаться?
   - Посмотрите на себя сбоку. И сзади, - потребовала мучительница.
   - Зачем? Я же чувствую - сидит отлично.
   - Тем больше оснований полюбоваться. Гости на банкете будут разглядывать тетю со всех сторон.
   Были у Марины нехорошие предчувствия, были, недаром она не хотела смотреть на себя сбоку, да разве Юстинка отстанет? Решила - что бы ни увидела, станет восторгаться.
   И не смогла. Горло перехватило. Вид сбоку. Вид сзади оставим на потом. Будь Марина повыше ростом - вылитый кит в роскошной упаковке. А так откормленная бегемотиха на сносях.
   Марина попыталась втянуть живот. Поскольку корсет уже сделал все, что в его силах, эффект оказался мизерным.
   - Ну и что... - начала было Марина, овладев собой, но девушка силой развернула тетку, и зеркало послушно отразило зад на удивление дородного першерона. Нет, не ожидала Марина такого, зеркало врет! Не может она выглядеть так ужасно в своем прекрасном платье.
   Еще секунда - и слезы хлынули бы потоком, но племянница бдила.
   - Не реветь! Помнить о лице! Столько трудов косметички и тетиных денег псу под хвост? Хотите страдать - страдайте, только внутренне, не внешне!
   Остался единственный способ проявить страдание. И Марина с руганью обрушилась на племянницу, стараясь не очень сильно кривить рот:
   - А все ты! Какого черта кормила меня дерьмом целую неделю? К чему все мои мучения? Наобещала с три короба, а я не могу пойти в велюре! И в сапфирах! И теперь еще мне демонстрируешь этот ужас и велишь любоваться! Садистка! Змею вырастила я на собственной груди! Чудовище! Сгинь с глаз моих! О, какая я несчастная...
   - Не сгину! И не змея я, сказала - одену тетю, и одену так, что все лопнут. Какая же вы несчастная? Еще неделю назад это платье и вовсе на вас не влезало, теперь же только излишне обтягивает. Еще немножко поголодать... Спокойно! Не сей момент голодать. Сей момент мы примерим серебристую искорку. Ну, что стоите? Времени у нас в обрез. Примеряйте, дискуссия потом.
   Марина была в отчаянном положении. Сейчас бы впасть в истерику, а приходится себя ограничивать. Племянницу, конечно, обругала, но это слабое утешение. Руки трясутся, где там новые примерки. Да и в пользе голодания разуверилась.
   Юстине пришлось все взять на себя. Преодолевая сопротивление ошалевшей тетки, не обращая внимания на град оскорблений, девушка переодела ее в другое платье.
   Жалобы и стенания как ножом отрезало. В комнате повисла напряженная тишина.
   Черное платье, переливающееся серебряными искрами, сидело на Марине почти свободно. Еще недавно оно буквально лопалось, согнуться не позволяло, а теперь... Немного обтягивает, но в меру. А спереди она выглядит и вовсе стройной!
   Ни слова не говоря, Юстина протянула тетке ручное зеркало.
   Нет, не станет она больше разглядывать себя со всех сторон! Больше не выдержать разочарования. Лучше будет ко всем оборачиваться передом, уж как-нибудь...
   Юстина ткнула тетку в бок, и та раскрыла глаза. Бегемотихи больше не было, во всяком случае беременной. А сзади... сзади платье не обтягивало, не подхватывало зад, а спадало, как и положено.
   С трудом проглотив теперь уже слезы радости, Марина все же не удержалась от претензий:
   - Да, а обещала, что на меня влезет то, велюровое.
   - Я и сама надеялась, но вы, тетечка, ограничились голодовкой, а нужны еще и физические нагрузки. Одна женщина, между прочим, три дня шла пешком и сбросила пять кило. А у меня завтра второй экзамен, не могла я таскаться с вами в пешие походы. Или танцевать каждый вечер. А следовало бы.
   - Что следовало, танцевать? Поступить мне в балет? Столько страданий и всего одно платье!
   - Так это за неделю. Очень неплохое достижение. А теперь представьте себе месяц...
   Месяц представился Марине в черных и радужных красках. С одной стороны - целый месяц проклятого супчика, ох! И с другой - четыре недели, пять с половиной на четыре, двадцать два килограмма. Без бумажки сосчитала с трудом, а сосчитав, пришла в восторг.
   Прекратив поносить Юстинку, переключилась на меха. Сапфиры или просто серебряный шарф? Голубизна в норковой горжетке очень даже подходит...
   Когда тетка во всем блеске и в норках предстала в гостиной на дядюшкин суд, когда тот взглянул на супругу без отвращения и даже вроде бы с одобрением, Юстина испытала такое облегчение, словно только что в одиночку сдвинула с места пирамиду Хеопса. Тетка уже не напоминала бесформенное животное или груду автомобильных покрышек. Это была нормальная полная женщина. По крайней мере, дядя может не стыдиться за супругу и смело идти с ней в избранное общество. Значит, она, Юстина, своего добилась. Есть чем гордиться.
   * * *
   О том, как прошел банкет, Юстина узнала на следующий день лишь вечером, когда вернулась после успешно сданного (к собственному удивлению) экзамена. Не успела племянница переступить порог, как тетка принялась хвастаться своими светскими успехами.
   Кароль Вольский имел все основания быть довольным банкетом. Его жена произвела форменный фурор. Не только из-за сапфиров. Норковые накидки были и у других дам, но ни одна не могла похвастаться голубыми норками столь высокого класса. Однако не это оказалось главным. Главной стала сама Марина, причем благодаря Иоле, о чем, разумеется, Марина и понятия не имела.
   Пресловутые пять с половиной килограммов, даже при общем солидном весе, были очень заметны. Иола видела Марину в том же платье всего две недели назад, и разница сразу бросилась ей в глаза. Результат ошеломил переводчицу до такой степени, что она не удержалась - поделилась своими наблюдениями со знакомой женой голландского дипломата. Через минуту все жены обступили Марину с расспросами и просьбами поделиться своими секретами. Марина не стала темнить, делилась охотно, а еще охотнее сообщила рецепт отвратительного супа. Пусть и другие помучаются. И в результате она оказалась в центре внимания, к ней подлизывались, ею восхищались, тем более что зверская диета не сказалась на ее красоте, как любезно выражались европейские бизнесменши, втайне мечтая о подобных успехах.
   Вдохновленная триумфом, Марина и французский вспомнила, во всяком случае, обходилась без помощи этой выдры переводчицы, хотя грамматика сильно хромала; однако фразы типа "твоя моя понимай" мало кого смутили, поскольку числительные и названия овощей по-французски Марина помнила отлично.
   Кароль поначалу с недоверием наблюдал за светскими успехами супруги, ожидая каких-то нежелательных сюрпризов. Но после того как бизнесмены один за другим, под натиском своих жен, выразили желание установить более тесные деловые контакты с месье Вольским, успокоился. И в глубине души твердо решил - никаких разводов! Что бы жена ни выкинула, все оборачивалось пользой его бизнесу, так о чем еще мечтать? Вон, молодая и красивая Иола совсем поблекла в сиянии его непредсказуемой супруги.
   Вольский вернулся домой еще позже Юстины, жена в полном упоении продолжала бесконечный рассказ о своем триумфе, причем упоение объяснялось не только светскими достижениями, но и отличным ужином, которым бедняжка наконец насладилась. И опять вмешалась вредная племянница, подпортив имениннице приподнятое настроение. Она просто задала вопрос:
   - А от велюр-шифона тетя уже отказалась?
   Марина сникла.
   - При чем здесь велюр? - растерянно пролепетала она. - И кто сказал, что отказалась? Только теперь мне понадобятся шиншиллы, не покажусь же я опять в тех же норках!
   - Тетя, дорогая, я не о мехах, а о платьях! А вместо шиншилловой накидки можно накинуть и боа из перьев воронов. Они тоже с голубым отливом.
   Инстинкт подсказал толстухе верный ход - свернуть с неприятной диетической темы на перья ворона.
   - Я как-то над этим не думала... Перья ворона... Прекрасная идея! Если боа, то должно быть в несколько рядов, а можно из таких перьев и накидку сделать. Откуда они берутся, эти перья?
   - Из воронов, - пробурчал тихонько Кароль, прислушиваясь к разговору и с наслаждением вдыхая прежние головокружительные ароматы.
   - Их пришлось бы вам собирать в дебрях и пущах, - отвечала Юстина. Вороны у нас занесены в Красную книгу. Уж охота на них точно запрещена. И хватит о перьях, я спросила о платье. Вы уже поставили на нем крест?
   - С чего это я поставлю крест на любимом платье?
   - А с того, что надо продолжать диету, иначе тетя в него не влезет. Нет, я говорю не о супчике, он свое сделал, но если человек худеет, то должен обходиться без ужина.
   - Да ты спятила! Что же мне, теперь всегда ложиться голодной?
   - Не совсем голодной, но все же. Хотя бы не наедаться досыта перед сном. И я тут ни при чем, это мать-природа так распорядилась.
   - Да, а сама ужинаешь...
   - Я мало ем. Попробуйте на ужин есть столько же, через месяц платье будет свободно. Ну, в крайнем случае, через два месяца.
   Нет, Юстина все же не до конца знала свою тетку, иначе воздержалась бы от такого легкомысленного предложения. А теперь Марина весь ужин глядела племяннице в зубы, пыталась уговорить ее съесть малость того и другого, с отвращением накладывала себе салат и чуть не плакала, когда Юстинка отказывалась от добавки чего-то особенно заманчивого.
   Позабытый-позаброшенный и предоставленный самому себе, супруг не обижался, первый раз догадавшись, что дома тоже можно превосходно развлечься.
   Марина же с изумлением вдруг обнаружила, что вовсе не голодна. Вдруг перестала страдать от голода, наоборот, испытывает приятное чувство сытости. Ну, может, не такое, как раньше, когда наедалась до блаженного ощущения - вот-вот лопнет, но смотреть, как муж уминает греночки с пастой из сыра и куски торта, уже могла спокойно.
   И опять вспомнился банкет. Все бабы так и вцепились в нее, ни на шаг не отходили, никак не могли поверить, что она за неделю сбросила пять с половиной кило. И даже эта паршивка Иола с завистью на нее косилась, причем как-то задумчиво, размышляла, должно быть. Поняла - где ей тягаться с Мариной, кишка тонка.
   - Можешь сказать, почему ты раньше не приступила к этой лечебной диете? - внезапно подал голос Кароль, обращаясь к Юстине.
   Что ему ответить? Не скажешь же - потому, что тетка собралась тебя укокошить. Опять же, каждое ее объяснение может вызвать нежелательную реакцию. Да и не хотелось откровенно говорить с этим дундуком. Все равно не поймет. Решила отделаться шуткой.
   - Потому, что заметила, как тетя стенает, только теперь заметила. Прямо в глаза бросается.
   - Я стенаю? - смертельно обиделась Марина, безжалостно вырванная из воспоминаний о своем банкетном триумфе.
   - Полагаю, такое должно уж скорее в уши бросаться, - предположил Кароль.
   - И платья на нее перестали налезать. И вообще я стала взрослой, а раньше не осмеливалась и словечка пикнуть.
   - Понятно. А теперь наверстываешь упущенное.
   Юстина глянула прямо в глаза дяде:
   - Вот именно. И, как сами изволили заметить, немного в том переусердствовала. Однако уже утихомирилась, так что теперь не опасна.
   - И зря. Возможно, и пригодилась бы кому еще.
   Потрясенная Юстина поняла, что таким окольным путем дядя выражает свое желание подключиться к диетическому курсу. Уж он-то, ясное дело, не позволит кормить его одним капустным супчиком, но на относительно мягкие формы диеты готов пойти, теперь остается лишь склонить тетку к более рациональному питанию. Возможно, для этого достаточно махать перед ее носом шифоном-велюром.