Хобб Робин. Безумный корабль (Часть 3)

   Веки Моолкина снова сползли на горящую медь глаз:
   - Мы - не самое надежное хранилище, Драквий... Откуда нам знать, долго ли еще мы сможем оставаться в живых?
   - Так возьмите же мою жизнь, и пусть она наделит вас силой и стремлением к цели! - Корабль отпустил Моолкина и решительно скрестил тонюсенькие ручки на узкой груди. - Освободите меня!
   ...В конце концов они сделали то, о чем он их просил. Растерзали его на мелкие кусочки. Да еще и с удивлением обнаружили, что некоторая часть его плоти состояла из мертвых растений. Эти частицы были им не нужны, но серебряные кусочки, источавшие аромат воспоминаний, они подобрали и съели все до единого. Моолкин взял себе ту его часть, что имела форму головы и торса. Шривер не показалось, чтобы Драквий при этом испытывал страдания. Во всяком случае, он ни разу не вскрикнул. Моолкин же настоял на том, чтобы воспоминаний причастился каждый без исключения собрат по Клубку. И даже с неразумными поделились, хотя те сперва и уклонялись от дележки.
   Серебряные нити воспоминаний успели давным-давно высохнуть и стать жесткими и прямыми волокнами. Но когда Шривер ухватила доставшийся ей кусок, то с удивлением обнаружила, как он размягчается и тает во рту. А стоило проглотить - и в сознании засияли яркие и четкие образы. Ей показалось, будто она преодолела густое облако мути и выплыла в чистую, прозрачную воду. Туманные, поблекшие картины иных времен и иной жизни обрели живой цвет и внятные подробности.
   Шривер в восторге прикрыла глаза и принялась то ли вспоминать, то ли мечтать о ветре, несущем на себе ее крылья...
   ГЛАВА 25
   СПУСК "СОВЕРШЕННОГО"
   Наивысочайший прилив ожидался непосредственно на рассвете, и потому работу заканчивали судорожными темпами, светя себе фонарями. Брэшен всю ночь не смыкал глаз - метался кругом корабля, отдавал распоряжения и ругался на чем свет стоит. "Совершенный" был завален на один борт и пододвинут к воде настолько, насколько это было возможно без того, чтобы не перенапрячь деревянные части. Корпус корабля, всемерно укрепленный изнутри распорками, и так скрипел и стонал. Его даже начали конопатить, но не сильно с этим продвинулись. Брэшен хотел, чтобы каждая доска сама встала в удобное положение, когда вода приподнимет корабль. К тому же, чтобы наилучшим образом противостоять ударам волн и напору воды, корпус должен сохранять эластичность. А значит, "Совершенному" надо будет дать некоторое время на то, чтобы дерево и вода сумели "договориться" без вмешательства человека.
   Весь его киль сейчас был обнажен. Брэшен тщательно простучал его молоточком; похоже, здесь все было в порядке. Да и еще бы не быть! Это же диводрево, серебристо-серое и твердое, точно камень. Тем не менее Брэшен ни на какое "еще бы" полагаться не собирался. Он достаточно долго возился с кораблями, чтобы усвоить: все, что может сломаться, непременно сломается. Все, что не может сломаться, тоже сломается...
   Вообще в том, что касается спуска на воду старого корабля, его снедало тысяча и одно беспокойство. Так, например, он заранее был готов к тому, что "Совершенный" будет течь, как решето, пока его доски заново не разбухнут и не перекроют все щели. А балки и брусья, столько лет пролежавшие в одном положении, того и гляди, треснут или лопнут от ставших непривычными напряжений. В общем, случиться могло все, что угодно! (А что никому не угодно - в особенности.) Как хотелось бы Брэшену, чтобы в их распоряжении было побольше деньжат, а значит, имелась возможность нанять для предстоявшего дела по-настоящему опытных мастеров-кораблестроителей и хороших рабочих! Увы, ныне в его распоряжении был лишь собственный опыт, накопленный годами плавания по морю. И труд людей, которые в это время суток обычно дрыхли, пьяные в зюзю. Вот такие обнадеживающие перспективы.
   Но все бы ничего, если бы не отношение к происходившему самого Совершенного. Увы, в этом плане по ходу работы мало что изменилось. Корабль хоть и стал с ними разговаривать, но настроение у него менялось слишком бурно и непредсказуемо, да и то почти всегда - в худшую сторону. Все радостные чувства были давно и прочно забыты. Он сердился, был мрачен, жалобно ныл или бормотал, точно умалишенный. А в промежутках предавался молчаливой жалости к себе, бедному и несчастному. Получалось это у него до того здорово, что Брэшен не единожды тихо жалел: "Был бы ты на самом деле мальчишкой - я бы дурь-то из тебя быстренько вместе с пылью повытряс..."
   Он крепко подозревал, что умением владеть собою его корабль вообще был не сильно обременен. Его этому просто не научили. Брэшен объяснил Альтии и Янтарь, что в том-то и крылся корень всех бед Совершенного. Никакой самодисциплины. Значит, надо привнести дисциплину внешнюю - и поддерживать ее неукоснительно, пока Совершенный не обучится самообладанию. Спрашивается, однако, каким образом сделать должное внушение кораблю?..
   Все втроем они обсуждали этот жгучий вопрос за кружечкой пива несколькими сутками ранее.
   Тот вечер выдался удушливым и влажным. Клеф приволок им пива из города - конечно, самого дешевого, какое только нашел, и все равно они еле-еле могли его себе позволить. День, однако, выдался донельзя утомительным, да еще и Совершенный пребывал в необычайно - даже по его меркам - пакостном расположении духа. Они уселись в тени, которую отбрасывала корма. Сегодня Совершенный ни дать ни взять полностью впал в детство: обзывался, швырялся песком. Это последнее давалось ему особенно просто, поскольку лежал он теперь почти совсем на боку и свободно дотягивался рукой до земли. На него кричали, его бранили - все без толку. Кончилось тем, что Брэшен попросту сгорбился в три погибели и продолжал работать, делая вид, будто не обращает внимания на град песка, который обрушил на него Совершенный.
   "А что ты можешь сделать? - сказала, помнится, Альтия. У нее в волосах было полно пыли и грязи. - Выпороть его? Так он для этого малость великоват. И в кровать его раньше времени не уложишь, как капризного ребенка, и без ужина не оставишь. Не думаю, право, чтобы у нас был какой-то действенный способ призвать паршивца к порядку. Наверное, придется его скорее задабривать..."
   Янтарь отставила недопитое пиво:
   "Ты говоришь о наказаниях. А мы начали с того, как бы научить его дисциплине".
   Альтия призадумалась, потом сказала:
   "Начинаю подозревать, что это две разные вещи. Вот только как ты отделяешь одно от другого - не очень пойму".
   "Я-то рад попробовать что угодно, лишь бы это научило его должному поведению. Вообразите только, что за удовольствие будет плавать на корабле, который ведет себя, как он сейчас!.. Бр-р! Если мы не сумеем сделать его по-настоящему управляемым, причем скоро, вся наша нынешняя работа неминуемо прахом пойдет, - высказал Брэшен свое главное и глубочайшее опасение. - Как бы он еще вовсе против нас не обратился. Допустим, разразится шторм... или пираты насядут... Возьмет да всех нас попросту поубивает! - И, понизив голос, все-таки добавил:
   - Ему ведь уже доводилось... Все мы знаем, что он на это способен..."
   Сказав так, он затронул очень больную тему, настолько больную, что даже между собой они ни разу вслух не обсуждали ее. Бывало, они подбирались к ней то с одной стороны, то с другой, но чтобы вот так, напрямую - никогда. Даже и теперь слова Брэшена сопроводила напряженная тишина.
   "Чего все-таки он хочет? - спросила Янтарь, обращаясь сразу ко всем. Самодисциплина, это, знаете ли, нечто такое, что должно идти изнутри... Он должен желать помогать нам. А это желание может произрасти только из его собственных устремлений. В идеальном случае он должен бы мечтать о чем-то таком, что в нашей власти было бы предоставить ему. Или отказать ему в этом, смотря по его поведению... - И она нехотя добавила:
   - Выходит, как ни крути, а придется ему усвоить: плохое поведение может повлечь неприятности..."
   Брэшен криво улыбнулся:
   "Это тебе самой встанет дороже, чем ему. Я же знаю: стоит ему накукситься, и ты уже сама не своя. И, как бы он весь день ни паскудничал, вечером ты непременно идешь к нему, разговариваешь с ним, что-то рассказываешь, песни поешь..."
   Янтарь виновато потупилась, перебирая пальцы толстых рабочих перчаток.
   "Я чувствую, как ему больно, - созналась она наконец. - Ему столько зла причинили. Его судьба столько раз в угол загоняла, никакого выбора не оставляя! И теперь он попросту в полнейшем смятении. Надеяться на лучшее он не отваживается: сколько раз в прошлом он позволял себе понадеяться, и неизменно у него отнимали всю радость. Вот он и вбил себе в голову, что всякий человек, что бы он ни говорил и ни делал, по определению, его враг. И он взял за правило бить первым, не дожидаясь, пока ударят его самого. Сущая стена, которую мы взялись проломить..."
   "Оно понятно. Ну а делать-то что будем?"
   Янтарь зажмурилась - плотно, точно от боли. Потом вновь открыла глаза.
   "Будем делать то, что всего труднее. И надеяться, что выбрали правильный путь..."
   Поднявшись, она прошла вдоль лежащего на боку корабля до самого носа. И, когда она заговорила с носовым изваянием, Брэшен с Альтией хорошо слышали ее голос, ясный и чистый.
   "Совершенный, - сказала она. - Сегодня ты вел себя просто безобразно. А посему я не буду в этот раз тебе ничего рассказывать. Мне жаль, что так получается. Если завтра ты будешь лучше следить за собой, обещаю вечером посидеть с тобой и поговорить".
   Совершенный молчал очень недолго.
   "А не пошла бы ты со своими сказками, - ответил он Янтарь. - Они все равно скучные и глупые! И с чего ты вообще взяла, будто мне нравится их слушать? Оставь меня в покое! Чхать мне на тебя! И всегда было чхать, вот!"
   "Жаль мне, что ты так говоришь..."
   "А я еще раз повторю: чхать мне на тебя, глупая сука! Плохо расслышала? Чхать мне на тебя!!! Ненавижу, всех вас ненавижу!!!"
   Янтарь вернулась к Альтии с Брэшеном, ступая медленно и тяжело. И молча уселась на бревно, с которого встала.
   "Дело сдвинулось с мертвой точки, - сухо заметила Альтия. - Не успеем мы глазом моргнуть, как он станет паинькой..."
   И вот теперь эти слова неотвязно крутились в голове у Брэшена, в тысячный раз обходившего корабль и рабочих. Все было вроде сделано, все было наготове... Оставалось только ждать, пока поднимется вода.
   Тяжелый противовес, насаженный на остатки сломанной мачты, должен был не дать кораблю слишком быстро выпрямиться, когда он всплывет. Брэшен еще раз посмотрел на баржу, стоявшую на якоре поодаль от берега. Туда он поставил неплохого работника, одного из немногих во вроде бы сложившейся бригаде, кому он действительно доверял. Звали мужика Хафф. Он станет следить за отмашкой флажка в руках Брэшена и командовать работниками на кабестане <Кабестан - шпиль (вертикально расположенный ворот) с ручным приводом, служивший для подъема якоря на парусных кораблях. На крупных судах, несших очень тяжелые якоря, кабестан бывал даже "многоэтажным" - его ось проходила через несколько палуб, имея на каждой по 6-8 горизонтальных рычагов-"вымбовок". Кабестан мог быть использован и для подтягивания самого судна, например, против течения.>, что потянет "Совершенного" к воде. Внутри корабля в это время будут находиться другие рабочие, чтобы сразу привести в действие помпы для откачки трюмной воды, ведь та наверняка не замедлит появиться...
   Больше всего Брэшен страшился за тот бок "Совершенного", который все эти годы сидел в песке, терся о камни и пребывал в распоряжении насекомых. Все, что можно было сделать изнутри, Брэшен уже обеспечил. Еще был приготовлен подгруженный парусиновый пластырь, чтобы тотчас прикрыть этот борт, когда корабль окажется в воде и начнет выпрямляться. Если откроется сильная течь, напор воды сам прижмет парусину к доскам, и плотная ткань до некоторой степени перекроет щели... Может, даже потребуется снова вытащить "Совершенного" на берег, бывшим нижним бортом наверх, для углубленного ремонта и конопачения... Этого Брэшену до смерти не хотелось бы. Но, если уж на то пошло, он готов был на все, чтобы сделать упрямый корабль снова годным к плаванию по морю!..
   Он услышал легкие шаги за спиной и, обернувшись, увидел Альтию, тоже щурившуюся в направлении баржи. Вот она рассмотрела там вахтенного и удовлетворенно кивнула. А потом... вдруг похлопала Брэшена по плечу. Это произошло до того неожиданно, что он даже вздрогнул.
   - Да не изводись ты так, Брэш, - сказала она. - Все как-нибудь образуется.
   - А может и не образоваться, - буркнул он мрачно. Его привело в замешательство и это прикосновение, и ее поддержка, и приятельское "Брэш" вместо обычного "Брэшен". Неужели за последнее время они и вправду вернулись к той дружеской фамильярности, что существовала между ними, пока плавали на одном корабле?.. Во всяком случае, теперь, разговаривая с ним, она смотрела ему прямо в глаза. Благодаря этому сразу многое упростилось. Наверное, Альтия, как и сам он, поняла, что в путешествии им так или иначе придется работать бок о бок. Да... но вряд ли более. Брэшен решительно загасил пробудившуюся было искорку надежды. И не стал отвлекаться от обсуждения корабля.
   - Где ты хочешь быть, пока будем спускать его? - спросил он ее.
   Что касается Янтарь, то они уже договорились: во время спуска на воду она будет находиться рядом с Совершенным, ободряя его разговорами. Из них троих только у нее могло хватить на это терпения.
   Альтия смиренно спросила:
   - А где я буду нужнее?
   Он задумался, прикусив губу. Потом сказал:
   - Пожалуй, на нижних палубах. Ты ведь знаешь, каков вид и голос беды, когда она начинает превращаться в катастрофу... Тебе, верно, скорее хотелось бы понаблюдать сверху, но мне пригодился бы там, внизу, кто-то, кому я могу доверять. Мужики, которых я поставил к помпам, здоровенные и выносливые, но морского опыта у них никакого. Впрочем, как и мозгов... Еще там будут несколько работников с паклей и колотушками. Будешь ставить их туда, где обнаружится течь. Они, похоже, дело свое знают, но ты все-таки проследи, а то прозевают чего. Хорошо бы ты там постоянно все обходила, смотрела, прислушивалась и давала мне знать, что к чему...
   - Делается, - негромко заверила она его и повернулась идти.
   - Альтия, - позвал он неожиданно для себя самого. Она тотчас оглянулась:
   - Еще что-нибудь?
   Он принялся судорожно соображать, что бы такого умного сказать ей, между тем как на язык просилось единственное: не передумала ли она... насчет него. В конце концов он неуклюже выговорил:
   - Удачи тебе...
   - Всем нам удача не помешает, - отозвалась она очень серьезно. И ушла.
   Вот по песку прокатилась очередная волна, и белая пена омочила корпус корабля. "Вот оно!.." Брэшен набрал полную грудь воздуха. Еще несколько часов - и станет окончательно видно, что у них получилось. И получилось ли вообще что-нибудь.
   - Все по местам! - рявкнул он отрывисто. И, повернув голову, глянул на утесы, нависшие над берегом. Оттуда ему кивнул Клеф: дескать, все вижу и пребываю начеку. Мальчишка держал наготове два флага. - Просигналь им, пусть начинают выбирать слабину, - скомандовал Брэшен. - Только понемногу!
   Вскоре на барже заскрипел и начал поворачиваться кабестан. Кто-то затянул неторопливую размеренную песню. Низкие мужские голоса далеко разносились над водой. И, несмотря на все сомнения, по-прежнему одолевавшие Брэшена, его лицо озарилось улыбкой угрюмого торжества:
   - Назад в море, Совершенный! С нами!.. Поехали...
   ***
   Каждая набегающая волна все ближе подбиралась к нему. Он это отчетливо слышал. И даже обонял запах близящейся воды. Они спихнули его как только могли ниже, прицепили груз... И вот теперь волны должны были его поглотить. Ну да, они неоднократно хвастались, что-де намерены снова спустить его и плавать по морю... Вот только он им не верил. Он знал: вот оно, его наказание. Теперь оно все-таки совершится. Его нагрузят камнями или чем там еще, загонят под воду... и там его рано или поздно обнаружат морские змеи. Что ж, именно этого он и заслужил. Семья Ладлаков долго ждала своего часа, но сегодня наконец-то совершится их месть. Они отправят его кости на дно. Так же, как он когда-то отправил их родственников...
   - Значит, и ты тоже умрешь! - проговорил он с удовольствием.
   Янтарь, точно птица на насесте, устроилась на его наклоненном фальшборте. Она несчетное число раз повторила ему, что останется с ним, пока все будет происходить. Что она нипочем не бросит его, что все пройдет как нельзя лучше... Вот и пускай сама посмотрит, как все будет прекрасно и замечательно. Когда вода захлестнет их и она отправится с ним вместе на дно, тут-то она и поймет, как ошибалась. Да поздно будет.
   - Ты сказал что-то, Совершенный? - вежливо осведомилась она.
   - Нет!
   Он скрестил руки на груди и плотно прижал их к телу. Вода уже касалась его корпуса по всей длине. Волны подмывали под ним песок: казалось, там трудится, роет норки множество крохотных насекомых. Это океан подсовывал под него свои жадные пальцы... Чуть-чуть дальше с каждой новой волной... Он чувствовал, как натягивается канат, протянутый от его мачты к той барже. Вот Брэшен что-то прокричал, и натяжение каната перестало расти. Прекратился и размеренный напев людских голосов. Изнутри отчетливо прозвучал голос Альтии:
   - Пока все в порядке!..
   А вода все подбиралась под него... Его сотрясла внезапная дрожь. Следующая волна вполне могла приподнять его... Но нет. Она накатилась и отхлынула, а он остался лежать. И еще волна... Опять нет. И еще... Волна следовала за волной, но ничего не происходило. Он невыносимо страдал от страха и несбыточного предвкушения. И, какие бы черные мысли ни переполняли его - когда все же его корпус приподнялся, пусть даже буквально на волосок, и по доскам зашуршал песок, - Совершенный заорал от неожиданности и потрясения.
   Он ощутил, как Янтарь отчаянно вцепилась в фальшборт.
   - Совершенный!.. - окликнула она встревоженно. - Что с тобой? У тебя все в порядке?..
   Но ему вдруг стало не до ее беспокойства.
   - Держись крепче! - предупредил он ее. - Вот... вот оно!..
   Однако волна за волной целовали его, а Брэшен... Брэшен почему-то ничего не предпринимал! Совершенный чувствовал, как расползается под ним подмытый морем песок. Расползается и... обнажает здоровенный валун.
   - Брэшен!.. - завопил он во все горло. - Давай, Брэшен!.. Я готов!.. Пусть тянут, да как следует! Так, чтобы пупки затрещали!..
   Его слуха достигло тяжелое шлепанье: Брэшен вброд подбежал к нему. Вода, верно, доходила ему уже до бедер.
   - Погоди, Совершенный, - сказал он. - Мелковато еще!
   - Да пошел ты на хрен - мелковато!.. Я что, по-твоему, совсем поглупел и не чувствую, что всплываю?.. Каждая волна меня хоть чуточку, а приподнимает, зато там, внизу, торчит большущая скала! И она очень скоро в боку у меня будет, если меня отсюда не стащат!..
   - Ага. Слушай, ты только не волнуйся... Всплываешь, стало быть? Ладно, поверю! Эй, Клеф! Отмахни им, чтобы начинали! Да полегоньку там...
   - Я тебе дам "полегоньку"!.. - взвыл Совершенный. - Да где ты там, мать твою, Клеф!!! - заревел он, когда ему никто не ответил. "Вот холера, лучше бы слушали, что говорю!.. Сколько можно со мной как с дитем малым обращаться?.."
   Тут привязанный к мачте канат натянулся так внезапно, что у него вырвалось восклицание.
   - Навались!!! - скомандовал Брэшен работникам на рычагах, и те налегли. Корабль качнулся, но недостаточно. Предполагалось, что, единожды сдвинувшись, он перевалится на катки, загодя вставленные под корпус. Однако не получилось, а вытащить было уже нельзя, и каток превратился в мешающий клин.
   - НАВАЛИСЬ!!! - завопил Брэшен, подгадав свой приказ к прохождению следующей волны. Совершенного приподняло... и неожиданно он оказался как раз на катках. - ТЯНИТЕ!!!
   Совершенный почувствовал, как Брэшен подтягивается и лезет на борт. А его корпус задвигался и заскользил... заскользил прямо в воду. На глубину. После многих лет на суше да на солнцепеке вода показалась ему жутко холодной. Он ахнул и задохнулся.
   - Тихо, тихо... все будет хорошо... только не волнуйся. Как только окажешься подальше от берега, груз снимут, и ты выровняешься. Держись... Все будет хорошо...
   Альтия позвала изнутри:
   - Есть течь, но мы, похоже, справляемся!.. Эй ты, ну-ка за помпу!.. Живо, живо, нечего ждать!..
   Где-то застучали колотушки, работники набивали паклей разошедшийся стык. Альтия знай покрикивала - видно, они шевелились недостаточно проворно. И все это время он скользил, скользил, лежа на боку, в воду... все глубже и глубже... И покачивался с каждой волной.
   Надоевший противовес на мачте все не давал ему выпрямиться, как то следовало бы согласно его инстинкту и самой природе вещей.
   - Да снимите же этот груз!.. На ровный киль не встать!.. - закричал он сердито.
   - Погоди, парень, рановато еще! Погоди чуточку! Я там буй поставил: как его пройдем, значит, под килем будет чисто. А пока - полегче, полегче...
   - Снимите его!.. - повторил Совершенный. И на сей раз ему не удалось полностью скрыть страх.
   - Сейчас снимем. Доверься мне, парень! Еще чуть-чуть...
   Годы на берегу почти приучили его к слепоте. Но оказалось, что одно дело - просто лежать неподвижно и при этом ничего не видеть, и совсем другое - снова оказаться в движении, на волнующейся ладони непредсказуемого океана... и понятия не иметь, где находишься и что тут рядом!!! Может, прямо сейчас в него врежется какой-нибудь опасный топляк! Или пропорет дно скала, которую он не сможет заметить!.. Он только и осознает опасность, когда она уже разразится. Ну почему они наконец не снимут этот растреклятый груз?!!
   - Готово! Сбрасывай!.. - неожиданно закричал Брэшен. Крепление противовеса было немедля развязано. Корабль начал выпрямляться, сперва медленно... а потом, словно подброшенный следующей волной, внезапно оказался на ровном киле. Янтарь так и ахнула, но удержалась. И вот холодная вода уже омывала оба его борта. Первый раз за тридцать с чем-то лет он выпрямился. Действительно выпрямился... Совершенный широко раскинул руки, и из его груди вырвался торжествующий рев. Янтарь отозвалась раскатом дикарского смеха. А вот Альтия изнутри предостерегающе закричала:
   - Качайте! Да качайте же!.. Брэшен, живо давай пластырь на борт!..
   Совершенный услышал дружный топот торопливых ног и громкие крики, но все это не имело значения. Тонуть он не собирался, что и понимал с полной отчетливостью. Он как следует расправил руки, спину и плечи. Вода несла и поднимала его, и впервые за долгое время он как бы заново во всей полноте осознавал свое тело. Внутреннее чувство немедленно начало подсказывать ему, как и что должно обстоять с каждой его балкой, с каждой доской. Совершенный вздохнул поглубже и попытался привести себя в порядок. Его неожиданно качнуло на правый борт. Тотчас послышался изумленный вскрик Янтарь, потом гневный вопль Брэшена. Совершенный прижал ладони к вискам, крепко стиснул... "Ну вот. Опять как всегда. Что-то у меня внутри не того..." Он вновь шевельнулся, стараясь не обращать внимания на скрипы и стоны трущегося дерева. И... начал постепенно выравниваться. Он смутно чувствовал бурную деятельность у себя в трюме. Люди отчаянно качали помпы, сражаясь с водой, поступавшей сквозь лопнувшие швы и разошедшиеся щели. Потом к бортовым доскам прижался парусиновый пластырь. Альтия внутри срывала голос, требуя качать, качать поживее, и быстренько, быстренько загонять на место эту хренову паклю... Совершенный чувствовал, как понемногу начинает набухать его древесина.
   Тут он внезапно ткнулся во что-то, и Брэшен закричал, призывая какого-то незаконнорожденного недоумка скорее бросать конец да крепить, крепить его понадежней!..
   Он зашарил руками, нащупывая препятствие.
   Его ушей достиг голос Янтарь, объяснявшей:
   - Это баржа, Совершенный. Мы подошли к рабочей барже, теперь тебя к ней швартуют. Здесь безопасно.
   Ему бы ее уверенность!.. Он, между прочим, по-прежнему набирал воду и постепенно оседал.
   - Сколько здесь до дна?.. - спросил он, чувствуя себя весьма неуютно.
   Брэшен, судя по тому, откуда донесся его торжествующий голос, стоял рядом с Янтарь:
   - Достаточно глубоко, чтобы ты уже не сел на мель, парень! А если все же нахлебаешься и потонешь, то не пропадешь навсегда, вытащим! Вот только булькнуть вниз мы тебе нипочем не дадим. А на бережок, может, и вытащим, чтобы хорошенько подлатать левый бочок... Ты пока ни о чем не волнуйся! Все в наших руках!
   Правда, сказав так, он умчался со скоростью, несколько противоречившей его утверждению.
   Некоторое время Совершенный молча прислушивался к происходившему вокруг. На палубе и внутри него звучали громкие голоса, разносился топот бегущих туда-сюда ног. Рядом, на барже, работники поздравляли один другого с удачным спуском и прикидывали, много ли потребуется починки спасенному кораблю... Но не к этому прислушивался Совершенный. Его внимание было отдано плеску волн, шлепавших по обшивке, поскрипыванию усаживающегося дерева, шороху корпуса о кранцы <Кранцы, кранец - устройство для смягчения неизбежного трения и ударов при швартовке. На небольших судах кранцы могут быть пухлыми плетенками из старых канатов. В современном обиходе часто используются отработанные автомобильные шины. Кранцы для крупных судов сложные многокамерные устройства различной конструкции.>, вывешенные с борта баржи. Все было так странно и жутковато. Знакомо и незнакомо... Здесь, на воде, каждый запах ощущался сильнее, чем на берегу, и даже крики чаек были пронзительней и громче. Совершенный размеренно вздымался и оседал на волнах. Плавное покачивание одновременно и убаюкивало, и навевало воспоминания о его самых скверных ночных кошмарах.