Методы арестов очень различны, отличаются и их причины, и применяемые наказания. Иногда они почти смехотворны.
   На вас может пожаловаться сосед или соперница может заложить с целью устранения конкурентки. Даже ваш рассердившийся клиент, у которого не все дома, может вызвать полицию. Так произошло тогда, когда мне пришлось иметь дело с полицией второй раз в жизни.
   Один псих по имени Ники, которого я выгнала, так как он надоел моим девушкам и мешал клиентам, побежал в ближайший полицейский участок и пожаловался:
   – Вот по этому адресу есть дом свиданий, куда совсем не пускают евреев, – объяснил он.
   Я его выставила потому, что он вел себя как сумасшедший, а вовсе не из-за его происхождения.
   Однако полиция-таки сунула нос в мои счета и объявила судье, что я самая значительная «мадам», работающая сейчас в городе. Дело оборачивалось скверно, и только мой адвокат сумел смягчить выдвинутое против меня обвинение. Я отделалась штрафом в сто долларов и, разумеется, огромным гонораром адвокату.
   В первый раз меня тоже арестовали в собственном доме, и, должна признать, этот арест произошел во многом из-за моей небрежности. Обычно я прошу будущих посетителей по телефону описать что-нибудь у меня в доме или назвать имя девушки, с которой он переспал в предыдущий раз, ну, а если речь идет о новичке, то его должен рекомендовать кто-нибудь из постоянных клиентов. В эту ночь мне позвонил некий Артис. Он сказал, что живет в Бруклине и прекрасно знает Робертса.
   Обычно такие рекомендации не принимаются, ибо среди моих знакомых – добрых шесть Робертсов. Но он очень мило настаивал и, кроме того, хотел привести с собой еще трех клиентов.
   Они приехали через полчаса. Все комнаты были заняты и перед ними было еще два человека, но они согласились подождать.
   Компания была веселая: еврей, ирландец и два итальянца. Все немножко выпили и, устроившись в углу, что-то оживленно обсуждали.
   Потом они попросили меня прислать к ним трех девушек, что и было исполнено. Вот тогда-то один из них достал свой номерной знак и объявил:
   – Ну да, прелесть моя, мы не настоящие клиенты! (Это меня тогда очень удивило, ведь члены-то у них всех стояли вполне по-настоящему!) Мы офицеры полиции, и все вы сейчас находитесь под арестом.
   И на этот раз мой адвокат ухитрился доказать, что речь идет о ловушке, и я вновь отделалась стодолларовым штрафом.
   В самом деле, когда полицейский сознательно провоцирует вас на противозаконные действия, он не имеет права арестовать вас за них. По-моему, это справедливо.
   Есть и другой метод, практикуемый полицией: они стоят под дверью и хватают первого выходящего от вас клиента, запугивают его и заставляют донести, требуя признаться в том, что он вышел из борделя. Если клиент отвечает, скажем, что вышел из квартиры своей матери, они говорят:
   – Прекрасно, мы сейчас узнаем ваши имя, фамилию и адрес и сообщим вашей жене, что вы такой внимательный сын.
   В этом случае клиенты обычно начинают нервничать и признаются во всем. Тогда полицейские действуют двумя способами: или немедленно ведут клиента обратно для очной ставки, или ждут появления других жертв, чтобы взять нас с поличным.
   Так было во время моего первого ареста у Жоржетты Аркурт, о котором у меня остались самые неприятные воспоминания.
   Я тогда много работала для Жоржетты из-за того, что Мадлен однажды увидела, как я раздаю свои визитные карточки ее клиентам. После этого она почти не использовала меня. Это меня очень расстроило, поскольку заведение у Мадлен было, безусловно, самым лучшим домом свиданий в городе, имевшим изысканную клиентуру. Большинство же клиентов Жоржетты составляли агенты по обмену и слегка тронутые мужчины. Девушки у нее работали не такие красивые, как у Мадлен, да и условия были не столь выгодны. Она использовала систему «пятьдесят на пятьдесят», а Мадлен брала только сорок процентов выручки. Ко всему прочему, Жоржетта была так скупа, что даже не разрешала девушкам чего-нибудь поесть или выпить, даже если они работали по четыре часа подряд. У меня девушки могут пить и есть, когда только пожелают, ведь им необходимо восстанавливать силы.
   Несмотря ни на что, я тогда работала у Жоржетты, и она это очень ценила. Работала я много, всегда была в форме, и на меня можно было положиться. Кроме того, я была единственной из ее девушек, которая свободно могла пройти в отели «Плаза» или «Уолдорф» после двенадцати ночи. Мне было достаточно надеть свитер со строгой юбкой, белые носки, туфли без каблуков и стянуть волосы резинкой. Крашусь я очень редко, вид у меня свежий и естественный. Я надевала большие очки, брала книгу под руку и всегда проходила мимо человека, который отвечал за безопасность постояльцев, – он принимал меня за студентку. Перед тем как постучать в дверь моего клиента, я снимала резинку с волос, очки, носки и бросала книгу в первую попавшуюся урну.
   Ко всему прочему, я могла обслужить и клиента с очень большим членом, каковы бы ни были его диаметр и длина. Мне это и самой нравилось, а для Жоржетты такая девушка была находкой. Она знала, что может вызвать меня в любое время дня и ночи.
   В тот февральский вечер 1970 года она попросила меня помочь ей принять группу из пяти банкиров. На улице было холодно, дул пронизывающий ветер. Я вся продрогла, пока добиралась до Павильона – так называлось здание, где Жоржетта снимала квартиру. На лестничной площадке, когда растирала замерзшие руки, пытаясь согреть их, я увидела какого-то мужчину, выходящего от Жоржетты. Я решила, что это один из ее клиентов. На нем были темные очки, и внешне он напоминал азиата.
   Когда я вошла, мне указали на Картера Майлса, банкира, известного феноменальными размерами своего пениса. Никакая другая девушка не смогла бы заняться им. Из-за его физиологической диковины Майлса совершенно заслуженно прозвали «Оглобля».
   Помню, совершенно пьяный Картер никак не мог кончить. Его друзья уже давно одевались, а он все продолжал.
   Потом Жоржетта с кем-то поговорила по телефону, и я узнала, что должны были прийти еще два клиента, и меня попросили остаться. Все уже оделись, за исключением меня, – я в этом отношении человек без предрассудков и дома часто хожу нагишом или в коротенькой ночной рубашке.
   Я сидела и отдыхала, а один из клиентов положил мне голову на колени, когда в дверь вдруг позвонили.
   – Я пойду и открою им в чем мать родила, – предложила я.
   – Прекрасная встреча! – одобрил один из банкиров. Жоржетта отперла все замки, а я подошла к ней. Она распахнула дверь. Мы увидели двух довольно толстых мужчин, один из которых был совершенно лысым, с бегающими глазами. Я подумала, что оба они не виноваты в том, что некрасивы, а их доллары так же не пахнут, как и деньги всех других. Я вышла вперед, чтобы сказать им «Добро пожаловать».
   – Добрый вечер, дорогой! – сказала я лысому. – Входи, снимай куртку и чувствуй себя как дома.
   Только тут я увидела того азиата в черных очках. Очевидно, они его схватили при выходе. Бедняга весь дрожал от страха.
   Оба типа достали свои номерные знаки:
   – Полиция нравов, все арестованы!
   Почти тотчас же в квартиру вломились восемь полицейских в форме. Девушки кричали, даже клиенты поддались панике. Только Марианна, служанка Жоржетты, сохранила достаточно хладнокровия, чтобы спрятать бухгалтерскую книгу. Сама Жоржетта совершенно потеряла голову и осыпала полицейских глупыми угрозами. Я очень сильно испугалась и с ужасом гадала, что же произойдет дальше.
   Маленькая черная записная книжка со списком моих клиентов осталась в соседней комнате, где я раздевалась. Первым делом я бросилась туда, вырвала компрометирующие страницы и спрятала их под белье Жоржетты. Легавые пока были заняты поисками наркотиков.
   Один из них вышел из ванной и приказал мне одеться, чтобы вместе с другими отправиться в участок. Но в доме был такой беспорядок, что я не смогла найти ни трусов, ни пояса, ни лифчика. Пришлось выйти на ночной холод только в легком платье и пальто.
   Все соседи собрались в холле и круглыми от удивления глазами смотрели на нас. А нас, будто стадо гусей, загнали в «черный ворон» и увезли.
   Как мне показалось, нас довольно долго возили по городу. Вдруг один из полицейских, ирландец, взял мою руку и положил ее на свой стоящий член.
   В фургоне было темно, и я цинично расхохоталась.
   – Ну и дела! – почти визжала я. – Вы нас арестовали за то, что мы продаем ласки, а теперь сами хотите получить кое-что задаром? В конце концов, раз уж мы едем в тюрьму, так уж лучше использовать нас сейчас, правда?
   Другие девушки вовсе не разделяли моего веселья:
   – Да успокойся ты, Ксавьера! Дело-то слишком серьезное.
   Однако для меня это было уже слишком. Нас, как простых уличных проституток, запихнули в «воронок», обращались с нами совершенно безжалостно, я совсем продрогла, а этот легавый захотел воспользоваться ситуацией! Правда, он шарахнулся от меня, словно ошпаренный, – видимо, я основательно охладила его пыл.
   В полицию мы приехали около часу ночи. Нас протащили по грязной и пыльной лестнице, и мы оказались в какой-то ужасной комнате. Там арестовавший нас лейтенант Джинлиф, толстая лысая обезьяна, снял пальто и уселся за стол.
   Нам разрешили коротко поговорить по телефону раза два-три. Правда, мне в общем и звонить-то было некому, исключая разве что Поля Линдфилда, весьма приятного малого. Я с ним познакомилась в Майами и регулярно сопровождала его на приемах и в ресторанах.
   Было уже поздно, но я рассчитывала, что он сможет помочь, ведь, в конце концов, мы с ним были любовниками.
   – Поль, – сказала я, – мне очень неудобно беспокоить тебя в такое время, но у меня большие неприятности. Меня арестовала полиция, я страшно волнуюсь и не знаю, что делать.
   От его ответа у меня даже дыхание перехватило:
   – Об этом я и слышать не хочу. Не говори им, что звонила мне, не упоминай моего имени и вырви мой телефон из записной книжки, если ее у тебя отберут.
   В полиции время всегда течет медленно. Нам всем было холодно, хотелось есть, однако нами вообще никто не занимался. Наконец, нас решили допрашивать поодиночке. Жоржетта шепнула мне на ухо:
   – Отрицай, что тебе платили (это даже и ложью не было: ночью мы действительно ничего сами не получали). Не называй ни имени, ни адреса.
   Подошла моя очередь. Молодой полицейский-ирландец пригласил меня сесть и спросил, как меня зовут. Я назвала свое имя, несмотря на советы Жоржетты, ведь другого выхода у меня не было.
   – Адрес, возраст, профессия? – продолжал он.
   Это мне показалось совсем уж ненужным, и на вопрос о профессии я ответила:
   – Нимфоманка.
   Этот здоровый балбес стал меня спрашивать, как пишется это слово, и мне пришлось продиктовать по буквам. Девушки покатились со смеху, и даже два инспектора, мирно спавшие за своими столами, присоединились к ним.
   Несмотря на этот смешной инцидент, я чувствовала себя очень плохо. Мне было холодно, хотелось спать, и я улеглась на свободный столик, чтобы хоть немного отключиться. За моей спиной кто-то допрашивал Жоржетту. У нее даже имени не спросили, она тогда была слишком известна.
   – Эй вы, пишите повнимательнее, а то в вашем рапорте будут одни ошибки, – сказала Жоржетта молодому полицейскому.
   Он тут же ответил, указывая на меня:
   – Как тут сосредоточиться, когда эта стерва подсунула мне под нос свою голую задницу!
   К пяти утра нас снова впихнули в машины и повезли в тюрьму Томбс. Так я побывала там в первый раз. На нас заполнили карточки и подвергли новому допросу. Только в отличие от полицейского участка в этом месте были собраны все отбросы общества: воры, бродяги, пьяницы, наркоманы, хулиганы и проститутки.
   Нас сфотографировали и подвергли унизительному осмотру. Свирепая на вид охранница заставляла нас нагибаться вперед, назад, раздвигать ноги, чтобы любой предмет, который мы могли бы спрятать, например, во влагалище, выпал. Нас силой заставили сходить в туалет, а потом заперли в разных камерах. Заключенные кашляли, разговаривали, кого-то рвало – в общем, веселенькая обстановка!
   Было страшно холодно. Ночь тянулась бесконечно, а я не могла сомкнуть глаз. К восьми утра нас перевели в еще более ужасную камеру, в которой сидели темнокожие проститутки в кожаных мини-юбках и разноцветных париках.
   Они забросали нас вопросами, словно сидеть ночами в вонючих камерах было для нас обычным делом. Одна девушка с избитым лицом особенно заинтересовалась мной и все время о чем-то расспрашивала. У нее была присущая многим привычка хлопать собеседника по руке, прежде чем о чем-нибудь спросить.
   – Эй ты, блондинка (хлопок по руке)! Ты, видать, одна из тех девушек по вызову, которым платят по двадцать пять долларов в час?
   – Да нет, ошибаетесь, – ответила я. – Нам платят по сто долларов в час.
   Конечно, я прихвастнула, но у нас действительно было ощущение, что по сравнению с этими отбросами общества мы просто аристократки.
   Она, казалось, совсем не была задета и сказала без всякой зависти:
   – Скажи-ка, старуха (снова хлопок по руке), твой чувак придет тебя забирать?
   – Мой «чувак»? Какой «чувак»? – озадаченно переспросила я.
   Я еще не знала тогда терминологии уличных проституток.
   – Да твой сутенер, разве у тебя его нет?
   Ее очень поразила моя неосведомленность и то, что на свободе меня никто не ждет. Она уже порядком мне надоела, и я хотела только одного – чтоб она заткнулась. Я все думала, что же со мной будет. Еще год назад я готовилась к свадьбе, мечтала создать семью – и вот теперь я в тюрьме, в компании двух десятков жалких проституток…
   – Оставь ее в покое, – приказала Жоржетта. – Она новенькая, ко всему этому не привыкла.
   В этот момент за нами пришли и повели в зал суда.
   Картер, банкир, с которым я провела вечер, сидел среди публики. У него хватило деликатности прийти, чтобы узнать, что же с нами будет.
   Нанятый Жоржеттой адвокат, оказавшийся весьма кстати родственником судьи, поднялся и произнес защитную речь. Я не очень-то поняла, что там говорилось. Но был он, безусловно, человеком способным, поскольку судья, выслушав его, объявил:
   – Дело прекращено!
   Мы вышли и отправились перекусить. Встретили Картера и адвоката, я поблагодарила их обоих, и Картер с тех пор стал моим банкиром.
   Потом я пошла к Жоржетте, забрала вырванные странички моей записной книжки и поехала домой. Я зашторила окна и проспала четырнадцать часов подряд, стараясь забыть одну из самых страшных ночей в моей жизни.

8. ПУЭРТО-РИКО

   Февраль. В Нью-Йорке холодно и идет снег. Совершенно не хочется работать. Постоянно переживаю свой первый арест. Полный духовный упадок…
   Довольно с меня клиентов, мадам, полицейских – короче, всего, что связано с моим ремеслом!
   Мне было очень одиноко. Я порвала всякие отношения с Полем, а все, кого я знала, отдыхали на Пуэрто-Рико. Я чувствовала острую необходимость сменить обстановку, попутешествовать, от всего освободиться. Решено: уезжаю на Пуэрто-Рико!
   Я позвонила в компанию «Пан Америкэн» и забронировала место на самолет, вылетающий через два часа. Я даже не потрудилась уложить вещи. Под зимнее пальто надела легкое платье, сунула в сумку самое основное: зубную щетку, кое-какую косметику, тампакс и вибромассажер. Решила, что остальное наверняка смогу купить на месте.
   Я почувствовала себя лучше, лишь когда самолет взлетел. Мне хотелось интересных встреч, ведь я так легко схожусь с людьми и проста в общении. Именно поэтому, наверное, у меня нет потребности в курении, спиртном или в наркотиках. В хорошей компании я расслабляюсь совершенно естественно.
   Хотелось развлечься и провести несколько приятных дней. Все мысли о работе выбросила из головы напрочь.
   Когда мы приземлились, в Сан-Хуане была жара. Все показалось мне прекрасным. Я взяла такси и поехала в отель «Рэкит Клаб», где останавливались мои друзья, и попробовала снять номер.
   – Бесполезно даже мечтать об этом, мадемуазель, – обескуражил меня портье. – Мы не в состоянии предложить вам не только номер, но даже ванную, чтобы провести ночь.
   Для владельцев гостиниц конец недели – пора весьма напряженная. Можно было подумать, что все евреи Нью-Йорка поназначали здесь встречи. Я быстро нашла своих друзей. Они предложили мне переночевать в их номере на диване, очень узком и неудобном. Но я утешилась мыслью о том, что мое пребывание здесь скорее всего не затянется.
   На следующий день я купила платье, босоножки, купальник и устроилась на краю бассейна. Меня окружали в основном супружеские пары, но я также заметила порядочное число «охотниц» еврейско-американского происхождения, в париках, с накладными ресницами, вылавливавших редких одиноких мужчин.
   Эти три дня прошли замечательно. Я плавала, загорала, завязала много новых знакомств. После обеда встречалась с друзьями в баре «Фидлерз Грин», чтобы выпить стаканчик, поболтать и приготовиться к вечеру.
   К сожалению, я не встретила мужчину, который бы мне понравился, а жгучее карибское солнце отнюдь не снижало моего постоянного возбуждения. И хотя мы были возле Виргинских островов (их название можно перевести как «девственные», «целомудренные»), это был вовсе не повод вести себя по-монашески.
   В последний день пребывания в Сан-Хуане меня познакомили с типом по имени Генри Картер, католиком из Нью-Хемпшира. Он собирался провести на Пуэрто-Рико неделю. Так как я наполовину еврейка, то обычно предпочитаю в качестве близких друзей мужчин-евреев. Но поскольку никого другого здесь не подвернулось, Генри оказался незаменимым.
   Он был высоким блондином, привлекательным, умным и внимательным. Мы немного поговорили, а затем он пригласил меня поужинать.
   Мы пошли в очень романтичный ресторан «Олд Сан-Хуан», где можно было попробовать восхитительные блюда испанской кухни, потом гуляли по узким мощеным улочкам. Зашли в маленький живописный бар послушать фламенко. После бара Генри отвел меня в свою комнату в семейном пансионате Кармен. Любовью мы занялись со страстью, и Генри предложил мне переехать к нему, чтобы вместе провести остаток недели.
   В тот же вечер я к нему и переехала. Я влюбилась в него по-сумасшедшему и совершенно не помышляла о возвращении в Нью-Йорк.
   Следующие дни оказались восхитительными. Мы арендовали «фольксваген» для поездок по острову и занимались любовью каждый раз, когда это было возможно: на пустынных пляжах, в лесу под деревьями – повсюду.
   У Генри оказался огромный член, постоянно пребывавший в состоянии эрекции. Мы могли повторять акт три-четыре раза подряд. С Генри я соглашалась делать то, что не каждому бы позволила. Я целовала его член и глотала эякулирующую сперму до последней капли. Даже была готова заняться содомией. К сожалению, размеры его пениса этого не могли позволить.
   После наших любовных забав мы болтали и смеялись, как дети. Мы были по-настоящему влюблены, а любовь – самое прекрасное, что есть в мире. Но, увы, такое счастье долго не длится. Для влюбленных время проходит слишком быстро. Наступил понедельник, и Генри уехал.
   Прошло уже десять дней, с тех пор, как я уехала из Нью-Йорка провести уик-энд на Пуэрто-Рико. Пришла пора возвращаться, однако я не испытывала никакого желания уезжать. Мне нравился красивый город Сан-Хуан, в нем я себя прекрасно чувствовала. Я подрумянилась, как булочка, солнце еще больше высветлило мои волосы, и впервые за последние месяцы я по-настоящему оценила жизнь. Зачем расставаться с солнцем и морем Сан-Хуана? В конце концов, можно ведь работать и здесь. Моя профессия необходима везде.
   С самого своего прибытия на Пуэрто-Рико я не занималась проституцией. Это, однако, не помешало мне заметить, что пляжи, казино и бары буквально кишели крупными дельцами.
   Было только одно затруднение. Я всегда действовала при посредничестве «мадам», сама же еще никогда не предлагала мужчинам свои услуги. Но мне казалось, это не должно стать слишком уж серьезной проблемой при условии хорошей рекламы товара.
   Действительно, в этом деле я всегда была способной. Везде, где я работала до того, как стать «кол-герл» – девушкой по вызову, – меня выделяли именно за артистизм и изобретательность.
   С грустным сердцем я попрощалась с Генри. Но перед отъездом он сказал, что еще неделю я могу жить в его комнате в пансионате: он оплатил ее для меня. Мы считали, что сможем увидеться в Нью-Йорке, но жизнь сложилась так, что больше мы никогда не встретились.
   Итак, ранним утром я надела купальник и направилась на пляж напротив отеля «Американа» расслабиться и обо всем поразмыслить. Я предпочла бы, чтобы прошло как можно больше времени между отъездом моего друга и возвращением к суровой реальности работы, но я проживала уже последние свои доллары, и необходимо было быстро что-то предпринять.
   Едва я задала себе вопрос, стоит ли попытаться заработать немного денег в этот же вечер, как удача сама постучала в мою дверь.
   В двадцати метрах от меня расположился господин Шварц, загоравший в компании своей жены. Я знала, что это именно госпожа Шварц, так как она была похожа на своего мужа, как сестра на брата. Это часто происходит с людьми, очень долго живущими вместе.
   К великому отчаянию Шварца, я его сразу же узнала. Как только он увидел, что я направляюсь к нему, он посинел. Тремя неделями раньше в Нью-Йорке Шварц выписал мне чек на сто пятьдесят долларов. Но в банке чек не приняли, так как на счету денег не было. Я попробовала ему позвонить, но данный им номер телефона оказался чужим. Наша сегодняшняя встреча стала поистине проявлением неотвратимого возмездия. Но когда я приблизилась к этой супружеской паре, произошло что-то невероятное.
   Господин Шварц, который, наверное, был на пять или шесть лет моложе самого пророка Мафусаила, шепнул словечко госпоже Шварц, – кстати, своей ровеснице, – и они оба вскочили и побежали!
   Глядя на них, можно было подумать, что они не смогут даже перейти улицу в ветреный день. Тем не менее они бежали бок о бок по залитому солнцем пляжу. Я ускорила было шаг, но потом решила: к черту беготню, он наверняка остановился в отеле «Американа», и если не свалится замертво по дороге, ему все равно придется сюда вернуться.
   У меня есть правило: никогда не компрометировать мужа перед женой. Я обычно не люблю быть нескромной. Но если кто-то нахально пытается меня обокрасть, то я не испытываю никаких угрызений совести. Итак, я осталась на своем посту, и господин Шварц, конечно же, вернулся. Он был весь красный и шумно дышал подобно толстой жабе.
   – Господин Жаба? Нет, должно быть, вы господин Шварц, не так ли? – сказала я, вырастая перед ним, словно из-под земли.
   У него будто дар речи пропал.
   – Так это вы, господин Шварц?
   Он неуверенно кивнул головой и отослал свою жену, пробормотав что-то успокаивающее. Госпожу Шварц пожирало любопытство, но, судя по всему, она никоим образом не догадалась об истинном характере моей миссии.
   – Господин Шварц, – повторила я. – Я бы очень хотела получить мои деньги наличными в течение пятнадцати минут. Ваш счет не был обеспечен. Если вы откажетесь, то для меня не составит труда узнать номер вашей комнаты и рассказать вашей жене, как вы развлекаетесь в ее отсутствие. Кроме того, я предлагаю вам никогда не повторять шуток подобного рода. Девушки не ценят юмор с необеспеченными чеками и чужими номерами телефонов.
   Он удалился чуть ли не бегом и вернулся через мгновение с моими ста пятьюдесятью долларами.
   Иногда мужчина вынужден быть честным помимо своей воли. К сожалению, если подвернется случай обворовать девушку, он этого не упустит. Таким образом я уже теряла довольно крупные суммы, но это уже совершенно иная история, о которой я расскажу несколько ниже.
   На следующий день вечером я впервые появилась в казино как профессионалка. Я сразу же отметила две или три мелочи, без коих просто невозможно работать в таких местах.
   Первое правило, которое следует соблюдать, – не показывать истинных целей своего присутствия. Фирма не посмотрит благосклонно на девушку, намеревающуюся увлечь крупного клиента, независимо от того, выигрывает тот или проигрывает.
   Если он сорвал крупный куш, то дирекция не позволит ему покинуть казино, не попытавшись вернуть свой проигрыш.
   Если же он проигрывает, и вы ему говорите: «Зачем продолжать терять деньги? Пошли лучше со мной развлечемся», – крупье реагируют точно так же, ведь вы отнимаете у них законную прибыль. То есть в обоих случаях следует тщательно соблюдать осторожность.
   Второе правило: никогда не приставать к мужчине, когда он делает ставку. Он может попросить вас оставить его в покое в довольно сильных выражениях. Игроки, это хорошо известно, очень суеверны. Прежде чем идти в атаку, надо подождать.
   В этот первый вечер, как можно догадаться, я допустила несколько ошибок, но быстро поняла, как надо действовать. В этот вечер я была в очень сексуальном прозрачном платье, скроенном так, что оно совершенно не скрывало моей анатомии. Я сразу оказалась в центре всеобщего внимания.
   Большинство дам переполошилось:
   – Эй, посмотрите, у нее под платьем ничего нет, даже трусиков!
   Через секунду меня выставили за дверь, как чумную.
   – Мадам, будьте добры, покиньте заведение, – сказал Карлос, заведующий залом.
   Я не знала, что они так строги в вопросах моды. О, показная добродетель католиков! Я выпуталась в конце концов из этого затруднительного положения благодаря занятиям любовью с тем же Карлосом. Он дал мне совет: