Страница:
Пилар опьянела от успеха. Дети просили ее еще изобразить Карментиту, и она рассказывала о ней самые фантастические истории, а юные Харди заливались смехом.
Когда они уходили, леди Харди обратилась к Робер то, который казался ей наиболее надежным из двоих:
– Я передам с тобой записку для миссис Марч. Было очень приятно видеть вас играющими вчетвером, так что надеюсь, мы все станем друзьями.
Они отправились домой, и в кармане куртки Роберто лежала записка для Исабельи.
Когда они подошли к двери, Пилар выхватила у него записку и помчалась наверх, чтобы самой передать ее матери.
Бьянка была с Исабельей, когда та получила записку от леди Харди.
– Она хочет навестить меня, – сказала Исабелья. Бьянка широко открыла глаза.
– Почему? Она все эти годы не обращала на тебя внимания. Ты – жена пиратского капитана, до этого его любовница, а еще раньше – добыча, вывезенная из Испании, – будешь принимать у себя даму из большого дома. Что это означает?
– Не знаю, – ответила Исабелья. – Пилар рассказывает какие-то диковинные истории.
– Пилар живет в собственном мире. Когда-нибудь у нее из-за этого будут неприятности. А что говорит Роберто? От него легче узнать правду. Пойду, разыщу его.
Роберто был в маленькой комнате, где они с Пилар проводили много времени, готовя уроки, заданные преподобным Артуром Пауэром.
– Роберто, – позвала его Бьянка мягким голосом, которым всегда обращалась к сыну.
При виде матери он поднялся с врожденным изяществом, и посмотрел на нее, улыбаясь, но с некоторым беспокойством. Роберто всегда опасался, что его вспыльчивая мать придет в бешенство из-за какого-нибудь пустяка, на который и внимания обращать не стоит.
– Что с вами сегодня произошло, Роберто?
Пилар вбежала в комнату:
– Мы перелезли через стену, пришли в ореховую рощу и взобрались на дерево – самое высокое на свете…
– Я спросила Роберто, – прервала ее Бьянка.
– Я могу рассказать лучше.
– Но не так правдиво, как мне нужно.
– Ты смеешь говорить, что я вру, Бьянка?
– Пилар говорит правду, мама, – вмешался миротворец Роберто. – Разве что дерево было не такое уж высокое.
– Что такого вы сказали леди Харди? Почему ей захотелось встретиться с твоей матерью, Пилар?
– Значит, она придет сюда, а мы пойдем туда снова? – Пилар подпрыгнула от радости. – Я пойду в пуншевую комнату, буду пить там вино, а потом отправлюсь в часовню… – Она внезапно умолкла.
– В часовню? – переспросила Бьянка. – Вы входили в часовню?
– Я… я видела ее, когда мы играли в прятки. Это серое здание, и там есть дверь с железными гвоздями. А потом мы прятались в лесу, и они не нашли нас…
– Роберто, что говорила леди Харди, когда вы пили с ней вино?
– Она спрашивала, чему нас учит мистер Пауэр.
– А мы рассказали ей, что у него колика, – подхватила Пилар, но Бьянка упорно не замечала ее вмешательство.
– Она была довольна, что вы играли с ее детьми?
– Очень довольна, – ответил Роберто. – Она сказала, что вчетвером играть интереснее, чем вдвоем, – по крайней мере, кто-то так сказал.
– Я сказала! Я! – закричала Пилар.
– Выходит, ей нужны товарищи для ее детей, – промолвила Бьянка и вернулась к Исабелье.
– Вокруг не так много детей, с которыми могли бы играть ее дети, – заметила Исабелья, когда Бьянка сидела у ее ног, глядя на карты и пытаясь прочесть в них причину интереса леди Харди.
– И ты пригласишь ее сюда?
– А что еще мне остается?
– Но что скажет он?
– Он далеко, – ответила Исабелья.
– Возможно, не так уж далеко. В любой день его корабль может появиться на горизонте. Но он ничего не должен знать об этом.
– Может быть, он будет доволен, что леди Харди навестила его жену.
– Нет, – покачала головой Бьянка. – Он не будет доволен. Он всегда ненавидел Харди. И я уверена, что леди Харди хочет навестить тебя не только потому, что ее детям нужны товарищи.
Леди Харди явилась на следующий день.
Она была одета в темное платье с голландскими кружевами, расширяющееся книзу от талии в форме перевернутой буквы «V»; из-под платья виднелась нижняя юбка из более дорогого материала. Капюшон накидки, наброшенной на плечи, почти полностью закрывал ее волосы.
Исабелья все еще сохраняла манеры, усвоенные в родительском доме, так как никогда не общалась с английскими леди за все одиннадцать лет своего пребывания в Англии. Но манеры эти были достаточно изысканными, и они сразу очаровали леди Харди.
Бьянка стояла рядом; Исабелья, заметив, что ее присутствие беспокоит гостью, объяснила ей:
– Бьянка моя подруга. Мы вместе прибыли из Испании. Она прислуживала мне в доме моего отца, но наши приключения сблизили нас.
Леди Харди пришлось примириться с присутствием Бьянки.
– Ваши дети прелестны, – сказала она. – И девочка, и особенно мальчик.
Глаза у Бьянки заблестели от удовольствия. Похвалив Роберто, леди Харди сразу завоевала ее расположение.
– Он самый лучший мальчик в мире, – сказала Бьянка.
– Значит, вы его мать?
Бьянка гордо улыбнулась.
– До меня доходили слухи о странных происшествиях, случившихся с вами.
– О том, что нас привезли сюда насильно? – спросила Исабелья.
Леди Харди склонилась вперед и коснулась ее руки.
– Какая ужасная судьба!
– Это случилось давно, – отозвалась Исабелья, – и теперь кажется дурным сном. Сейчас у нас есть дети, и мы молим святых, чтобы нам удалось вынести бремя, возложенное на наши плечи.
Лицо леди Харди слегка порозовело.
– Вы… вы находите утешение у святых?
Исабелья кивнула, а Бьянка, внимательно наблюдая за леди Харди, поняла, что она приближается к действительной причине своего визита. Оглянувшись, леди Харди продолжала вполголоса:
– Вы обе прибыли из Испании в еретическую страну. – Эти слова все объясняли. Леди Харди была тайной католичкой – поэтому она пришла навестить женщин из Испании. – И вы можете молиться, как пожелаете?
– У меня есть маленькая комната, которую я называю своей часовней, – ответила Исабелья.
– И у вас есть… священник?
– Нет. Но мы каждый день молимся святым.
– Но ведь прошли годы с тех пор, как вы слушали мессу и исповедовались в своих грехах?
Исабелья вздохнула:
– Господь простит нас. Мы были лишены возможности получать эти блага.
– Значит, вы молитесь с… – Леди Харди посмотрела на Бьянку.
– Да, – кивнула Бьянка. – Я тоже иногда молюсь. В Испании я была цыганкой, но я добрая католичка. И Карментита тоже.
– А ваш… – Леди Харди переводила взгляд с одной на другую. – Ваш муж?
– Перед его возвращением мы прячем убранство на шей маленькой часовни. Он ничего не знает о наших молитвах, – сказала Исабелья.
– А если бы знал?
– Неизвестно, что бы он тогда сделал, – ответила Бьянка. – Может, расхохотался бы, а может, сжег бы все, что мы установили в комнате, превратив ее в часовню. Лучше нам не испытывать судьбу. Капитан очень вспыльчив.
– Я слышала эту историю и помню день, когда вы прибыли сюда. По деревне тогда ходили самые дикие слухи. Должна признаться, что Мария, которая работает у меня и была одной из ваших служанок, многое мне рассказала. Возможно, ей не следовало это делать. Но я очень жалела вас и по этой причине, а вовсе не из любопытства, расспрашивала ее. Я знаю, какие ужасы вам пришлось пережить в лапах этих… скотов.
Исабелья опустила голову. Бьянка не сводила глаз с лица гостьи.
– И так как я, наконец, пришла сюда, – продолжала леди Харди, – то хочу сделать вам предложение. Если вы хотите причаститься, я могу это устроить. Вам понадобится придумать предлог, чтобы прийти в Харди-Холл. Я приму вас обеих и третью испанку, о которой вы говорили. Но вы ведь знаете, как обстоят дела в этой стране. Чтобы послушать мессу и исповедаться, необходим священник. Недавно были приняты суровые законы. Королева боится католиков, так как, возможно, сознает, что не имеет прав на престол. Ее мать и отец никогда не были женаты перед Богом, а добрая королева-католичка и законная наследница английского трона [39]сейчас томится в заключении. Поэтому приближенные Елизаветы, опасаясь праведного гнева католиков, провели эти свирепые законы. Говорят, что шпионам королевы известны имена всех подозреваемых в католичестве или укрывательстве священников. В любой момент в наши дома могут ворваться те, кто разыскивает католических священников и книги, которые они именуют «папистскими». Поэтому те, кто принимает у себя священников, вынуждены делать это тайно.
В глазах у Бьянки плясали огоньки. Она обожала подобные приключения. Но Исабелья словно приросла к стулу.
– А у вас дома есть священник? – спросила Бьянка.
Леди Харди сразу насторожилась:
– Я могу устроить, чтобы священник выслушал вашу исповедь и отслужил мессу. Это внезапно пришло мне в голову, когда я увидела ваших детей в нашем поместье. Они не похожи на англичан. Я поинтересовалась, какие они получают религиозные наставления, и, когда дети ответили, что ходят к пастору, я очень огорчилась. Ведь они, которым следовало воспитываться в истинной вере, обучаются у еретика.
– Я не хочу подвергать опасности моего мальчика, – сказала Бьянка. – Возможно, те люди, которые так жестоко преследуют католиков, наказали бы и детей, если бы обнаружили их в обществе священника.
– И вы, католичка, говорите такие вещи? – возмутилась леди Харди.
– Я католичка, но еще и мать, – ответила Бьянка.
– Значит, вы хотите оберегать тело вашего ребенка за счет его души?
Глаза Бьянки сверкнули.
– Он – мое дитя. Если бы они подняли на него руку, я бы вырвала у них сердце из груди. Но какой мне толк от сердца врага, если моего мальчика отберут у меня? Тогда я пронзила бы свое сердце. С тех пор как я прибыла в эту чужую страну, мой Роберто был со мной – сначала в моем чреве, потом появившись на свет. Я не допущу, чтобы ему причинили вред.
– Вы рассуждаете не как истинная католичка.
– А вы бы подвергли опасности жизни ваших детей, сеньора?
– Если бы им пришлось страдать по воле Бога, я бы молилась, чтобы они стойко вынесли все, что обрушат на них враги.
– Вижу, что вы добрая католичка, но равнодушная мать, – промолвила Бьянка.
Леди Харди повернулась к Исабелье:
– А вы придете встретиться со священником? Мы все устроим. Я предлагаю, чтобы ваша девочка и мальчик делили с моими детьми не только развлечения, но и наставника. Тогда мы могли бы обучить их истинной вере.
– Значит, этот наставник – священник? – спросила Исабелья.
Леди Харди улыбнулась:
– Те храбрые люди, которые приходят к нам, должны быть очень осторожны. Они не так многочисленны, чтобы позволить себе беспечность.
Бьянка поднялась.
– Я боюсь, Исабелья… – начала она.
В глазах у леди Харди мелькнуло презрение. Но Бьянка стояла на своем:
– Роберто никуда не пойдет. Он не будет брать уроки у католического священника. В этой стране им запрещается обучать детей, как в Испании запрещается быть еретиком. Исабелья, если ты любишь Пилар, не пускай ее туда!
– Выходит, что забота о мирском благе ваших детей вынуждает вас пренебрегать их душами!
– Не знаю, что я люблю в Роберто – душу или тело, – ответила Бьянка, – но я не позволю, чтобы ему причинили вред.
– Бьянка отдала сыну всю свою любовь, – промолвила Исабелья. – Она говорит то, что думает. Вы должны ее простить, леди Харди. Но не бойтесь – она никогда вас не выдаст.
– Конечно, не выдам, – подтвердила Бьянка. – Я бы хотела исповедаться в своих грехах и получить отпущение. Но Роберто я ни за что не подвергну опасности.
Леди Харди даже не взглянула на нее.
– Я намеревалась предложить эти блага обоим детям, – сказала она. – А девочке вы позволите делить с моими детьми их наставника?
Исабелья посмотрела в испуганные глаза Бьянки. «Нет! Нет!» – говорили они. Бьянка прижала руки к груди.
– Вы видели мою дочь, – сказала Исабелья. – Такого ребенка, как Пилар, нелегко контролировать. У нее буйное воображение. Она абсолютно неукротима. Боюсь, что посвятить Пилар в такой секрет означало бы подвергнуть опасности не только ее, но и всех, кто в этом замешан.
Бьянка расслабилась, на ее губах мелькнула хитрая усмешка. Исабелья тревожилась за своего ребенка так же, как она за своего, но Бьянка говорила все, что у нее на уме, а Исабелья выражала свое решение уклончиво. «Вот в чем разница между знатной сеньорой и цыганкой», – подумала Бьянка.
Губы леди Харди плотно сжались. Она была обращена в ту веру, которую считала истинной, и, как часто бывает, являлась более горячей ее приверженкой, чем те, кто воспитывался в ней с детства. Детям навязывали религию, а она сама ее избрала, поэтому они исповедовали веру пассивно, а она – со всей страстью.
– Разговаривая с Пилар, нужно быть очень осторожным, – продолжала Исабелья. – Более того, когда ее отец дома, девочка постоянно при нем. Он решил, что она будет только его дочерью. Если выдать ей подобную тайну, это может повлечь за собой катастрофу. Вы были очень добры. Если бы я могла сама принять те блага, которые вы так любезно предложили, то я с радостью сделала бы это.
Леди Харди улыбнулась:
– Возможно, в своем стремлении оказать вам помощь я была немного неосторожна. Уверена, вы понимаете, что душам ваших детей грозит вечное проклятие. Пастор обучает их всей лжи, которой придерживается государственная церковь. Их души могут оказаться навсегда потерянными для Бога.
– Религиозные наставления мистера Пауэра не особенно их увлекают, – отозвалась Исабелья. – Не сомневаюсь, что дети выслушивают их еще менее внимательно, чем все остальное.
Глаза леди Харди внезапно блеснули.
– Святые оберегают их! Это чудо – я поняла это, встретив их вчера на лужайке. Мне было предопределено спасти их. Но вы, разумеется, правы. Мы не должны подвергать опасности тех, кто делает так много для нас и нашей веры. Нам следует соблюдать осторожность. Пусть дети продолжают учиться у мистера Пауэра, по тому что, если они будут приходить на занятия в наш дом, могут подняться разговоры. А мы с вами будем друзьями. Вы можете приходить к нам, и никто не узнает, что будет происходить во время ваших визитов. Две испанские женщины могут наносить соседям визиты под каким-нибудь предлогом. Что касается детей, то нам придется подождать. Мистер Пауэр болен. Вчера у него была колика. Быть может, Господь в Своем милосердии решит прибрать его и тем самым освободить для ваших детей путь к религиозным наставлениям, которые приведут их к истине.
– Да, – кивнула Исабелья, – так мы и поступим. Я очень признательна, что вы предоставили мне эту возможность.
Леди Харди поднялась и, подойдя к Исабелье, обняла ее.
– Когда я думаю о том, что вам пришлось вынести, мое сердце обливается кровью. Но Господь милостив. Он не забывает тех, кто в беде. Быть может, даровав вам возможность молиться Ему подобающим образом, Он решил принести вам облегчение от того тяжкого бремени, которое Он счел необходимым возложить на ваши плечи. Приходите ко мне завтра одна – это будет вы глядеть как ответный визит.
– Я приду, – пообещала Исабелья.
Пилар знала, что у взрослых появились какие-то тайны. В доме происходили неуловимые изменения. Они касались ее матери, Бьянки и Карментиты.
Ее мать стала часто бывать в Харди-Холле. Она ни когда не брала с собой дочь, хотя Пилар все время ходила играть с детьми Харди. Однажды или дважды она хотела зайти в часовню, но дверь оказалась запертой.
Пилар ходила туда одна. Роберто отказался ее сопровождать.
– Ну почему ты не идешь со мной, Роберто? – приставала к нему девочка.
– Потому что не хочу, – отвечал Роберто.
Он предпочитал лежать в траве и смотреть на море.
– Мне больше нравится здесь, – говорил он.
– Но мы и так все время здесь! А в Харди-Холле я еще столько всего не видела! – Пилар хотела рассказать ему о часовне и тайнике под лестницей, но во время сдержалась. – Ты просто боишься, Роберто. Что-то в Харди-Холле тебя пугает.
Но он только смеялся. Иногда ей хотелось разозлить его – встряхнуть или дернуть за волосы.
– Почему ты не хочешь пойти в Харди-Холл, Роберто? – не унималась Пилар. – Тебе не нравится Говард?
– Нет.
– Значит, эта глупышка Бесс?
– Нет.
– Почему ты боишься бывать в Харди-Холле?
– Я не боюсь.
– Ну как хочешь. – Она наморщила лоб и медленно встала.
– Куда ты? – спросил он.
Пилар не ответила. Она задумчиво пошла прочь. На сей раз Роберто не последовал за ней.
Бьянка стирала одежду и вешала ее сохнуть на изгородь.
Пилар молча наблюдала за ней.
– Почему ты не с Роберто? – спросила Бьянка.
– Он лежит на утесе. Я хочу пойти к Говарду и Бесс, а Роберто не желает идти со мной. – Наблюдательная Пилар заметила на лице Бьянки удовлетворенное выражение. – Он никогда туда не ходит, – продолжала она. – Ему там не нравится.
Болтливая Бьянка на сей раз ничего не сказала.
– Глупо, – добавила Пилар. – В Харди-Холле столько интересных вещей.
– Каких вещей? – насторожилась Бьянка.
– Много комнат для игры, мест, где можно прятаться. Там есть даже часовня.
– Нужно быть довольной своим домом, – заметила Бьянка.
Пилар молча отошла. Теперь она знала, что это Бьянка не хочет, чтобы Роберто ходил в Харди-Холл.
Она отправилась на кухню к Карментите.
В кухне было жарко, так как день был теплый, а Карментита развела огонь, и помещение наполнилось запахом ольи подриды. Карментита привезла с собой в Англию кушанья своей родины.
В данный момент она спорила с садовником Уильямом о сравнительных достоинствах ольи подриды и английского пудинга.
Пилар казалось, что Карментита тоже изменилась. Она стала еще более веселой и довольной. Ей явно хотелось пофлиртовать с Уильямом, поэтому она не вы разила особой радости при виде Пилар.
– Запах твоей ольи сохраняется несколько дней! – говорил Уильям.
– Тем лучше! – смеялась Карментита.
Она оттолкнула Уильяма, а он ее шлепнул. Обоим это доставляло огромное удовольствие.
– Когда-нибудь, – сказала Карментита, – я приготовлю тебе тортильи по-испански. [40]Это блюдо, Вильям, заставит тебя улыбаться. А если ты мне понравишься, сделаю тебе чурос [41]в кипящем масле – это настоящий праздник.
– А что ты положишь в твою тортилью?
– Травы, которые ты для меня соберешь, и другие вещи.
– Собирай свои травы сама.
В это время они заметили Пилар.
– Что тебе здесь нужно? – осведомилась Карментита. – Тебе нравится запах лука?
Пилар кивнула.
– Уильям, – сказала она, – у тебя на клумбах полно сорняков, а карты сообщили Бьянке, что капитан скоро вернется.
– Я работаю не покладая рук, – оправдывался Уильям. – Но на месте одного сорняка тут же вырастают два.
– Это потому, – заявила Пилар, – что тебе больше нравится шлепать испанских леди, чем пропалывать клумбы твоего хозяина.
Карментита расхохоталась. Ей понравилось; что Пилар упомянула о ее прелестях, отвлекающих Уильяма от прополки. Уильям вышел, бормоча что-то о детях, которым слишком много позволяют.
Пилар не обратила на него внимания. Ей хотелось поговорить с Карментитой.
– Ты злая женщина, Карментита, – упрекнула ее она. – Ты отвлекаешь людей от работы.
– Ну и язычок у тебя! – воскликнула Карментита. – Что еще ты скажешь?
– Я скажу, что ты отправишься в сумерках искать травы для тортилий, которые ты хочешь приготовить для Уильяма, и тебя не будет долгое время, а когда ты вернешься, то не принесешь никаких трав.
Карментита подобрала со стола тряпку и прижала ее к лицу, притворяясь, будто скрывает смущение.
– Кто это говорит?
– Все.
– Чего доброго, это дойдет до капитана, – сказала Карментита.
– Когда он вернется, то рассердится и не позовет тебя в свою спальню, а ты не будешь весь следующий день ходить довольная и говорить, что не виновата, если нравишься капитану.
– У тебя слишком длинные уши.
– Они все слышат, Карментита.
– И длинный язык!
– И глаза, которые все замечают, и нос, который чует зло. – Пилар начала плясать вокруг Карментиты. – Все это у меня имеется, Карментита. Ты ходила в Харди-Холл, и я следила за тобой. Я видела, как ты вошла в дом, и ждала на стене, пока ты не вышла.
– Почему я не могу передать туда сообщение?
– Слишком долго ты его передавала, Карментита. Что ты делала в Харди-Холле? Почему ты вышла оттуда такая счастливая? Ты вошла туда испуганная, а вышла довольная и что-то бормотала себе под нос. Ты молилась?
– Мне придется поговорить с сеньорой Исабельей. Я расскажу ей, что ты за всеми шпионишь.
– А я расскажу, что ты была в сарае с Уильямом и приткнула к двери бревно, чтобы никто не мог войти. Я расскажу маме, как ты смеялась, когда вышла оттуда, и с каким виноватым видом ты ходила в Харди-Холл.
– Разве моя вина, что мужчины пристают ко мне?
– Твоя!
– Убирайся отсюда!
– Тогда скажи, почему ты ходила в Харди-Холл.
– Ты многого не знаешь, маленькая сеньорита. А когда узнаешь, то не будешь такой суровой к бедной женщине.
– Ну и что я узнаю?
– Какая же ты злая, Пилар! Почему ты не можешь быть такой хорошей, как Роберто?
– Роберто ничем не интересуется, а я хочу все знать.
– Оставь меня в покое! Неужели несчастные женщины, которых насильно увезли с их родины, не могут иметь хоть немного покоя в чужой стране?
– Кто увез тебя насильно, Карментита?
– Капитан и его люди.
Пилар сразу позабыла о Харди-Холле. Капитан похитил Карментиту! Значит, он забирал не только золото и драгоценности, но и женщин!
Она заставила Карментиту рассказать о свадьбе, которая должна была состояться у ее матери со знатным испанским дворянином, и о том, как за несколько дней до свадьбы капитан со своими людьми явился в дом и забрал с собой всех женщин, которые ему приглянулись.
– Разве я виновата, что была одной из них? – воскликнула Карментита. – А как я страдала во время путешествия! Пиратов было так много, а нас всего не сколько… Но ты вытянула из меня все секреты, Пилар. Уходи отсюда!
Несколько дней спустя Пилар увидела, как ее мать уходит из дому. Раньше Исабелья редко выходила за пределы сада. Теперь на ней был плащ с капюшоном, скрывающим ее темные волосы, и Пилар поняла, что она идет в Харди-Холл.
Она последовала за матерью и увидела, как та пересекает лужайку. Пилар заняла место на стене, где сидела рядом с Роберто, так как оттуда открывался хороший вид на дом. Когда ее мать вошла в дом, она решила тоже перейти лужайку, а в случае чего притвориться, что ищет Говарда или Бесс, чтобы поиграть с ними. Зная, что шпионить нехорошо, Пилар подыскивала себе оправдания. Она была дочерью своего отца и должна была знать, что происходит вокруг.
Кто-то выбежал из дома, и Пилар узнала Марию. Женщина взволнованно замахала руками, а Исабелья застыла как вкопанная. Мария подбежала к ней и что-то зашептала. Исабелья повернулась и быстро зашагала в обратном направлении. В Харди-Холле явно что-то было не так.
«Что именно?» – спрашивала себя Пилар.
Когда ее мать вышла за ворота, она быстро перебежала лужайку и, прячась за деревьями, стала подбираться к часовне.
Теперь Пилар слышала грубые и сердитые мужские голоса и пронзительные и протестующие женские.
Странно, что Мария отослала ее мать назад. Что же происходит в доме?
Пилар повернула ручку двери часовни. Она была открыта, как и в тот день, когда сюда приходили они с Говардом. Пилар вошла внутрь. Там было тихо и спокойно, но вскоре послышался женский визг и мужской голос, казалось что-то приказывающий.
Пилар подбежала к плите, под которой она нашла серебряную чашу. Стол находился на прежнем месте, но красивая ткань уже не покрывала его, а плита была явно сдвинута. Просунув пальцы в щель, Пилар приподняла плиту. Чаши на месте не было.
Она глубже засунула руку в тайник. Он оказался больше, чем думала Пилар. Теперь она поняла, что чаша стояла на выступе, который она приняла за дно тайника, так как Говард не позволил ей рассмотреть все как следует. Выступов оказалось несколько – в действительности они были ступеньками, спускающимися в темноту. В тайнике было полно места для игры в прятки, но Пилар хотела не прятаться в нем, а выяснить, насколько он велик.
Пилар пролезла в дыру, поставила ноги на ступеньку и стала нащупывать следующую, но поскользнулась и подняла руку, чтобы ухватиться за плиту. Как только она коснулась ее, плита медленно опустилась и закрыла отверстие у девочки над головой.
Пилар свалилась вниз на несколько футов и испуганно вскрикнула, почувствовав на лице паутину. Поднявшись, она стала вглядываться в темноту. Страх не давал ей двинуться с места. В помещении было холодно, но Пилар ощущала, как пот течет у нее по затылку. Она хо тела позвать на помощь, но язык и губы отказывались ей повиноваться.
Постепенно глаза привыкли к темноте. Пилар знала, что нужно оглядеться, но ей мешал страх, какого она никогда не испытывала раньше.
Словно в кошмарном сне, темнота в углу приобрела очертания скрюченной фигуры, готовой броситься на того, кто нарушил ее покой. Затаив дыхание, Пилар повернулась, пытаясь нащупать ступеньки, чтобы влезть наверх, к плите.
Внезапно послышался мужской голос:
Когда они уходили, леди Харди обратилась к Робер то, который казался ей наиболее надежным из двоих:
– Я передам с тобой записку для миссис Марч. Было очень приятно видеть вас играющими вчетвером, так что надеюсь, мы все станем друзьями.
Они отправились домой, и в кармане куртки Роберто лежала записка для Исабельи.
Когда они подошли к двери, Пилар выхватила у него записку и помчалась наверх, чтобы самой передать ее матери.
Бьянка была с Исабельей, когда та получила записку от леди Харди.
– Она хочет навестить меня, – сказала Исабелья. Бьянка широко открыла глаза.
– Почему? Она все эти годы не обращала на тебя внимания. Ты – жена пиратского капитана, до этого его любовница, а еще раньше – добыча, вывезенная из Испании, – будешь принимать у себя даму из большого дома. Что это означает?
– Не знаю, – ответила Исабелья. – Пилар рассказывает какие-то диковинные истории.
– Пилар живет в собственном мире. Когда-нибудь у нее из-за этого будут неприятности. А что говорит Роберто? От него легче узнать правду. Пойду, разыщу его.
Роберто был в маленькой комнате, где они с Пилар проводили много времени, готовя уроки, заданные преподобным Артуром Пауэром.
– Роберто, – позвала его Бьянка мягким голосом, которым всегда обращалась к сыну.
При виде матери он поднялся с врожденным изяществом, и посмотрел на нее, улыбаясь, но с некоторым беспокойством. Роберто всегда опасался, что его вспыльчивая мать придет в бешенство из-за какого-нибудь пустяка, на который и внимания обращать не стоит.
– Что с вами сегодня произошло, Роберто?
Пилар вбежала в комнату:
– Мы перелезли через стену, пришли в ореховую рощу и взобрались на дерево – самое высокое на свете…
– Я спросила Роберто, – прервала ее Бьянка.
– Я могу рассказать лучше.
– Но не так правдиво, как мне нужно.
– Ты смеешь говорить, что я вру, Бьянка?
– Пилар говорит правду, мама, – вмешался миротворец Роберто. – Разве что дерево было не такое уж высокое.
– Что такого вы сказали леди Харди? Почему ей захотелось встретиться с твоей матерью, Пилар?
– Значит, она придет сюда, а мы пойдем туда снова? – Пилар подпрыгнула от радости. – Я пойду в пуншевую комнату, буду пить там вино, а потом отправлюсь в часовню… – Она внезапно умолкла.
– В часовню? – переспросила Бьянка. – Вы входили в часовню?
– Я… я видела ее, когда мы играли в прятки. Это серое здание, и там есть дверь с железными гвоздями. А потом мы прятались в лесу, и они не нашли нас…
– Роберто, что говорила леди Харди, когда вы пили с ней вино?
– Она спрашивала, чему нас учит мистер Пауэр.
– А мы рассказали ей, что у него колика, – подхватила Пилар, но Бьянка упорно не замечала ее вмешательство.
– Она была довольна, что вы играли с ее детьми?
– Очень довольна, – ответил Роберто. – Она сказала, что вчетвером играть интереснее, чем вдвоем, – по крайней мере, кто-то так сказал.
– Я сказала! Я! – закричала Пилар.
– Выходит, ей нужны товарищи для ее детей, – промолвила Бьянка и вернулась к Исабелье.
– Вокруг не так много детей, с которыми могли бы играть ее дети, – заметила Исабелья, когда Бьянка сидела у ее ног, глядя на карты и пытаясь прочесть в них причину интереса леди Харди.
– И ты пригласишь ее сюда?
– А что еще мне остается?
– Но что скажет он?
– Он далеко, – ответила Исабелья.
– Возможно, не так уж далеко. В любой день его корабль может появиться на горизонте. Но он ничего не должен знать об этом.
– Может быть, он будет доволен, что леди Харди навестила его жену.
– Нет, – покачала головой Бьянка. – Он не будет доволен. Он всегда ненавидел Харди. И я уверена, что леди Харди хочет навестить тебя не только потому, что ее детям нужны товарищи.
Леди Харди явилась на следующий день.
Она была одета в темное платье с голландскими кружевами, расширяющееся книзу от талии в форме перевернутой буквы «V»; из-под платья виднелась нижняя юбка из более дорогого материала. Капюшон накидки, наброшенной на плечи, почти полностью закрывал ее волосы.
Исабелья все еще сохраняла манеры, усвоенные в родительском доме, так как никогда не общалась с английскими леди за все одиннадцать лет своего пребывания в Англии. Но манеры эти были достаточно изысканными, и они сразу очаровали леди Харди.
Бьянка стояла рядом; Исабелья, заметив, что ее присутствие беспокоит гостью, объяснила ей:
– Бьянка моя подруга. Мы вместе прибыли из Испании. Она прислуживала мне в доме моего отца, но наши приключения сблизили нас.
Леди Харди пришлось примириться с присутствием Бьянки.
– Ваши дети прелестны, – сказала она. – И девочка, и особенно мальчик.
Глаза у Бьянки заблестели от удовольствия. Похвалив Роберто, леди Харди сразу завоевала ее расположение.
– Он самый лучший мальчик в мире, – сказала Бьянка.
– Значит, вы его мать?
Бьянка гордо улыбнулась.
– До меня доходили слухи о странных происшествиях, случившихся с вами.
– О том, что нас привезли сюда насильно? – спросила Исабелья.
Леди Харди склонилась вперед и коснулась ее руки.
– Какая ужасная судьба!
– Это случилось давно, – отозвалась Исабелья, – и теперь кажется дурным сном. Сейчас у нас есть дети, и мы молим святых, чтобы нам удалось вынести бремя, возложенное на наши плечи.
Лицо леди Харди слегка порозовело.
– Вы… вы находите утешение у святых?
Исабелья кивнула, а Бьянка, внимательно наблюдая за леди Харди, поняла, что она приближается к действительной причине своего визита. Оглянувшись, леди Харди продолжала вполголоса:
– Вы обе прибыли из Испании в еретическую страну. – Эти слова все объясняли. Леди Харди была тайной католичкой – поэтому она пришла навестить женщин из Испании. – И вы можете молиться, как пожелаете?
– У меня есть маленькая комната, которую я называю своей часовней, – ответила Исабелья.
– И у вас есть… священник?
– Нет. Но мы каждый день молимся святым.
– Но ведь прошли годы с тех пор, как вы слушали мессу и исповедовались в своих грехах?
Исабелья вздохнула:
– Господь простит нас. Мы были лишены возможности получать эти блага.
– Значит, вы молитесь с… – Леди Харди посмотрела на Бьянку.
– Да, – кивнула Бьянка. – Я тоже иногда молюсь. В Испании я была цыганкой, но я добрая католичка. И Карментита тоже.
– А ваш… – Леди Харди переводила взгляд с одной на другую. – Ваш муж?
– Перед его возвращением мы прячем убранство на шей маленькой часовни. Он ничего не знает о наших молитвах, – сказала Исабелья.
– А если бы знал?
– Неизвестно, что бы он тогда сделал, – ответила Бьянка. – Может, расхохотался бы, а может, сжег бы все, что мы установили в комнате, превратив ее в часовню. Лучше нам не испытывать судьбу. Капитан очень вспыльчив.
– Я слышала эту историю и помню день, когда вы прибыли сюда. По деревне тогда ходили самые дикие слухи. Должна признаться, что Мария, которая работает у меня и была одной из ваших служанок, многое мне рассказала. Возможно, ей не следовало это делать. Но я очень жалела вас и по этой причине, а вовсе не из любопытства, расспрашивала ее. Я знаю, какие ужасы вам пришлось пережить в лапах этих… скотов.
Исабелья опустила голову. Бьянка не сводила глаз с лица гостьи.
– И так как я, наконец, пришла сюда, – продолжала леди Харди, – то хочу сделать вам предложение. Если вы хотите причаститься, я могу это устроить. Вам понадобится придумать предлог, чтобы прийти в Харди-Холл. Я приму вас обеих и третью испанку, о которой вы говорили. Но вы ведь знаете, как обстоят дела в этой стране. Чтобы послушать мессу и исповедаться, необходим священник. Недавно были приняты суровые законы. Королева боится католиков, так как, возможно, сознает, что не имеет прав на престол. Ее мать и отец никогда не были женаты перед Богом, а добрая королева-католичка и законная наследница английского трона [39]сейчас томится в заключении. Поэтому приближенные Елизаветы, опасаясь праведного гнева католиков, провели эти свирепые законы. Говорят, что шпионам королевы известны имена всех подозреваемых в католичестве или укрывательстве священников. В любой момент в наши дома могут ворваться те, кто разыскивает католических священников и книги, которые они именуют «папистскими». Поэтому те, кто принимает у себя священников, вынуждены делать это тайно.
В глазах у Бьянки плясали огоньки. Она обожала подобные приключения. Но Исабелья словно приросла к стулу.
– А у вас дома есть священник? – спросила Бьянка.
Леди Харди сразу насторожилась:
– Я могу устроить, чтобы священник выслушал вашу исповедь и отслужил мессу. Это внезапно пришло мне в голову, когда я увидела ваших детей в нашем поместье. Они не похожи на англичан. Я поинтересовалась, какие они получают религиозные наставления, и, когда дети ответили, что ходят к пастору, я очень огорчилась. Ведь они, которым следовало воспитываться в истинной вере, обучаются у еретика.
– Я не хочу подвергать опасности моего мальчика, – сказала Бьянка. – Возможно, те люди, которые так жестоко преследуют католиков, наказали бы и детей, если бы обнаружили их в обществе священника.
– И вы, католичка, говорите такие вещи? – возмутилась леди Харди.
– Я католичка, но еще и мать, – ответила Бьянка.
– Значит, вы хотите оберегать тело вашего ребенка за счет его души?
Глаза Бьянки сверкнули.
– Он – мое дитя. Если бы они подняли на него руку, я бы вырвала у них сердце из груди. Но какой мне толк от сердца врага, если моего мальчика отберут у меня? Тогда я пронзила бы свое сердце. С тех пор как я прибыла в эту чужую страну, мой Роберто был со мной – сначала в моем чреве, потом появившись на свет. Я не допущу, чтобы ему причинили вред.
– Вы рассуждаете не как истинная католичка.
– А вы бы подвергли опасности жизни ваших детей, сеньора?
– Если бы им пришлось страдать по воле Бога, я бы молилась, чтобы они стойко вынесли все, что обрушат на них враги.
– Вижу, что вы добрая католичка, но равнодушная мать, – промолвила Бьянка.
Леди Харди повернулась к Исабелье:
– А вы придете встретиться со священником? Мы все устроим. Я предлагаю, чтобы ваша девочка и мальчик делили с моими детьми не только развлечения, но и наставника. Тогда мы могли бы обучить их истинной вере.
– Значит, этот наставник – священник? – спросила Исабелья.
Леди Харди улыбнулась:
– Те храбрые люди, которые приходят к нам, должны быть очень осторожны. Они не так многочисленны, чтобы позволить себе беспечность.
Бьянка поднялась.
– Я боюсь, Исабелья… – начала она.
В глазах у леди Харди мелькнуло презрение. Но Бьянка стояла на своем:
– Роберто никуда не пойдет. Он не будет брать уроки у католического священника. В этой стране им запрещается обучать детей, как в Испании запрещается быть еретиком. Исабелья, если ты любишь Пилар, не пускай ее туда!
– Выходит, что забота о мирском благе ваших детей вынуждает вас пренебрегать их душами!
– Не знаю, что я люблю в Роберто – душу или тело, – ответила Бьянка, – но я не позволю, чтобы ему причинили вред.
– Бьянка отдала сыну всю свою любовь, – промолвила Исабелья. – Она говорит то, что думает. Вы должны ее простить, леди Харди. Но не бойтесь – она никогда вас не выдаст.
– Конечно, не выдам, – подтвердила Бьянка. – Я бы хотела исповедаться в своих грехах и получить отпущение. Но Роберто я ни за что не подвергну опасности.
Леди Харди даже не взглянула на нее.
– Я намеревалась предложить эти блага обоим детям, – сказала она. – А девочке вы позволите делить с моими детьми их наставника?
Исабелья посмотрела в испуганные глаза Бьянки. «Нет! Нет!» – говорили они. Бьянка прижала руки к груди.
– Вы видели мою дочь, – сказала Исабелья. – Такого ребенка, как Пилар, нелегко контролировать. У нее буйное воображение. Она абсолютно неукротима. Боюсь, что посвятить Пилар в такой секрет означало бы подвергнуть опасности не только ее, но и всех, кто в этом замешан.
Бьянка расслабилась, на ее губах мелькнула хитрая усмешка. Исабелья тревожилась за своего ребенка так же, как она за своего, но Бьянка говорила все, что у нее на уме, а Исабелья выражала свое решение уклончиво. «Вот в чем разница между знатной сеньорой и цыганкой», – подумала Бьянка.
Губы леди Харди плотно сжались. Она была обращена в ту веру, которую считала истинной, и, как часто бывает, являлась более горячей ее приверженкой, чем те, кто воспитывался в ней с детства. Детям навязывали религию, а она сама ее избрала, поэтому они исповедовали веру пассивно, а она – со всей страстью.
– Разговаривая с Пилар, нужно быть очень осторожным, – продолжала Исабелья. – Более того, когда ее отец дома, девочка постоянно при нем. Он решил, что она будет только его дочерью. Если выдать ей подобную тайну, это может повлечь за собой катастрофу. Вы были очень добры. Если бы я могла сама принять те блага, которые вы так любезно предложили, то я с радостью сделала бы это.
Леди Харди улыбнулась:
– Возможно, в своем стремлении оказать вам помощь я была немного неосторожна. Уверена, вы понимаете, что душам ваших детей грозит вечное проклятие. Пастор обучает их всей лжи, которой придерживается государственная церковь. Их души могут оказаться навсегда потерянными для Бога.
– Религиозные наставления мистера Пауэра не особенно их увлекают, – отозвалась Исабелья. – Не сомневаюсь, что дети выслушивают их еще менее внимательно, чем все остальное.
Глаза леди Харди внезапно блеснули.
– Святые оберегают их! Это чудо – я поняла это, встретив их вчера на лужайке. Мне было предопределено спасти их. Но вы, разумеется, правы. Мы не должны подвергать опасности тех, кто делает так много для нас и нашей веры. Нам следует соблюдать осторожность. Пусть дети продолжают учиться у мистера Пауэра, по тому что, если они будут приходить на занятия в наш дом, могут подняться разговоры. А мы с вами будем друзьями. Вы можете приходить к нам, и никто не узнает, что будет происходить во время ваших визитов. Две испанские женщины могут наносить соседям визиты под каким-нибудь предлогом. Что касается детей, то нам придется подождать. Мистер Пауэр болен. Вчера у него была колика. Быть может, Господь в Своем милосердии решит прибрать его и тем самым освободить для ваших детей путь к религиозным наставлениям, которые приведут их к истине.
– Да, – кивнула Исабелья, – так мы и поступим. Я очень признательна, что вы предоставили мне эту возможность.
Леди Харди поднялась и, подойдя к Исабелье, обняла ее.
– Когда я думаю о том, что вам пришлось вынести, мое сердце обливается кровью. Но Господь милостив. Он не забывает тех, кто в беде. Быть может, даровав вам возможность молиться Ему подобающим образом, Он решил принести вам облегчение от того тяжкого бремени, которое Он счел необходимым возложить на ваши плечи. Приходите ко мне завтра одна – это будет вы глядеть как ответный визит.
– Я приду, – пообещала Исабелья.
Пилар знала, что у взрослых появились какие-то тайны. В доме происходили неуловимые изменения. Они касались ее матери, Бьянки и Карментиты.
Ее мать стала часто бывать в Харди-Холле. Она ни когда не брала с собой дочь, хотя Пилар все время ходила играть с детьми Харди. Однажды или дважды она хотела зайти в часовню, но дверь оказалась запертой.
Пилар ходила туда одна. Роберто отказался ее сопровождать.
– Ну почему ты не идешь со мной, Роберто? – приставала к нему девочка.
– Потому что не хочу, – отвечал Роберто.
Он предпочитал лежать в траве и смотреть на море.
– Мне больше нравится здесь, – говорил он.
– Но мы и так все время здесь! А в Харди-Холле я еще столько всего не видела! – Пилар хотела рассказать ему о часовне и тайнике под лестницей, но во время сдержалась. – Ты просто боишься, Роберто. Что-то в Харди-Холле тебя пугает.
Но он только смеялся. Иногда ей хотелось разозлить его – встряхнуть или дернуть за волосы.
– Почему ты не хочешь пойти в Харди-Холл, Роберто? – не унималась Пилар. – Тебе не нравится Говард?
– Нет.
– Значит, эта глупышка Бесс?
– Нет.
– Почему ты боишься бывать в Харди-Холле?
– Я не боюсь.
– Ну как хочешь. – Она наморщила лоб и медленно встала.
– Куда ты? – спросил он.
Пилар не ответила. Она задумчиво пошла прочь. На сей раз Роберто не последовал за ней.
Бьянка стирала одежду и вешала ее сохнуть на изгородь.
Пилар молча наблюдала за ней.
– Почему ты не с Роберто? – спросила Бьянка.
– Он лежит на утесе. Я хочу пойти к Говарду и Бесс, а Роберто не желает идти со мной. – Наблюдательная Пилар заметила на лице Бьянки удовлетворенное выражение. – Он никогда туда не ходит, – продолжала она. – Ему там не нравится.
Болтливая Бьянка на сей раз ничего не сказала.
– Глупо, – добавила Пилар. – В Харди-Холле столько интересных вещей.
– Каких вещей? – насторожилась Бьянка.
– Много комнат для игры, мест, где можно прятаться. Там есть даже часовня.
– Нужно быть довольной своим домом, – заметила Бьянка.
Пилар молча отошла. Теперь она знала, что это Бьянка не хочет, чтобы Роберто ходил в Харди-Холл.
Она отправилась на кухню к Карментите.
В кухне было жарко, так как день был теплый, а Карментита развела огонь, и помещение наполнилось запахом ольи подриды. Карментита привезла с собой в Англию кушанья своей родины.
В данный момент она спорила с садовником Уильямом о сравнительных достоинствах ольи подриды и английского пудинга.
Пилар казалось, что Карментита тоже изменилась. Она стала еще более веселой и довольной. Ей явно хотелось пофлиртовать с Уильямом, поэтому она не вы разила особой радости при виде Пилар.
– Запах твоей ольи сохраняется несколько дней! – говорил Уильям.
– Тем лучше! – смеялась Карментита.
Она оттолкнула Уильяма, а он ее шлепнул. Обоим это доставляло огромное удовольствие.
– Когда-нибудь, – сказала Карментита, – я приготовлю тебе тортильи по-испански. [40]Это блюдо, Вильям, заставит тебя улыбаться. А если ты мне понравишься, сделаю тебе чурос [41]в кипящем масле – это настоящий праздник.
– А что ты положишь в твою тортилью?
– Травы, которые ты для меня соберешь, и другие вещи.
– Собирай свои травы сама.
В это время они заметили Пилар.
– Что тебе здесь нужно? – осведомилась Карментита. – Тебе нравится запах лука?
Пилар кивнула.
– Уильям, – сказала она, – у тебя на клумбах полно сорняков, а карты сообщили Бьянке, что капитан скоро вернется.
– Я работаю не покладая рук, – оправдывался Уильям. – Но на месте одного сорняка тут же вырастают два.
– Это потому, – заявила Пилар, – что тебе больше нравится шлепать испанских леди, чем пропалывать клумбы твоего хозяина.
Карментита расхохоталась. Ей понравилось; что Пилар упомянула о ее прелестях, отвлекающих Уильяма от прополки. Уильям вышел, бормоча что-то о детях, которым слишком много позволяют.
Пилар не обратила на него внимания. Ей хотелось поговорить с Карментитой.
– Ты злая женщина, Карментита, – упрекнула ее она. – Ты отвлекаешь людей от работы.
– Ну и язычок у тебя! – воскликнула Карментита. – Что еще ты скажешь?
– Я скажу, что ты отправишься в сумерках искать травы для тортилий, которые ты хочешь приготовить для Уильяма, и тебя не будет долгое время, а когда ты вернешься, то не принесешь никаких трав.
Карментита подобрала со стола тряпку и прижала ее к лицу, притворяясь, будто скрывает смущение.
– Кто это говорит?
– Все.
– Чего доброго, это дойдет до капитана, – сказала Карментита.
– Когда он вернется, то рассердится и не позовет тебя в свою спальню, а ты не будешь весь следующий день ходить довольная и говорить, что не виновата, если нравишься капитану.
– У тебя слишком длинные уши.
– Они все слышат, Карментита.
– И длинный язык!
– И глаза, которые все замечают, и нос, который чует зло. – Пилар начала плясать вокруг Карментиты. – Все это у меня имеется, Карментита. Ты ходила в Харди-Холл, и я следила за тобой. Я видела, как ты вошла в дом, и ждала на стене, пока ты не вышла.
– Почему я не могу передать туда сообщение?
– Слишком долго ты его передавала, Карментита. Что ты делала в Харди-Холле? Почему ты вышла оттуда такая счастливая? Ты вошла туда испуганная, а вышла довольная и что-то бормотала себе под нос. Ты молилась?
– Мне придется поговорить с сеньорой Исабельей. Я расскажу ей, что ты за всеми шпионишь.
– А я расскажу, что ты была в сарае с Уильямом и приткнула к двери бревно, чтобы никто не мог войти. Я расскажу маме, как ты смеялась, когда вышла оттуда, и с каким виноватым видом ты ходила в Харди-Холл.
– Разве моя вина, что мужчины пристают ко мне?
– Твоя!
– Убирайся отсюда!
– Тогда скажи, почему ты ходила в Харди-Холл.
– Ты многого не знаешь, маленькая сеньорита. А когда узнаешь, то не будешь такой суровой к бедной женщине.
– Ну и что я узнаю?
– Какая же ты злая, Пилар! Почему ты не можешь быть такой хорошей, как Роберто?
– Роберто ничем не интересуется, а я хочу все знать.
– Оставь меня в покое! Неужели несчастные женщины, которых насильно увезли с их родины, не могут иметь хоть немного покоя в чужой стране?
– Кто увез тебя насильно, Карментита?
– Капитан и его люди.
Пилар сразу позабыла о Харди-Холле. Капитан похитил Карментиту! Значит, он забирал не только золото и драгоценности, но и женщин!
Она заставила Карментиту рассказать о свадьбе, которая должна была состояться у ее матери со знатным испанским дворянином, и о том, как за несколько дней до свадьбы капитан со своими людьми явился в дом и забрал с собой всех женщин, которые ему приглянулись.
– Разве я виновата, что была одной из них? – воскликнула Карментита. – А как я страдала во время путешествия! Пиратов было так много, а нас всего не сколько… Но ты вытянула из меня все секреты, Пилар. Уходи отсюда!
Несколько дней спустя Пилар увидела, как ее мать уходит из дому. Раньше Исабелья редко выходила за пределы сада. Теперь на ней был плащ с капюшоном, скрывающим ее темные волосы, и Пилар поняла, что она идет в Харди-Холл.
Она последовала за матерью и увидела, как та пересекает лужайку. Пилар заняла место на стене, где сидела рядом с Роберто, так как оттуда открывался хороший вид на дом. Когда ее мать вошла в дом, она решила тоже перейти лужайку, а в случае чего притвориться, что ищет Говарда или Бесс, чтобы поиграть с ними. Зная, что шпионить нехорошо, Пилар подыскивала себе оправдания. Она была дочерью своего отца и должна была знать, что происходит вокруг.
Кто-то выбежал из дома, и Пилар узнала Марию. Женщина взволнованно замахала руками, а Исабелья застыла как вкопанная. Мария подбежала к ней и что-то зашептала. Исабелья повернулась и быстро зашагала в обратном направлении. В Харди-Холле явно что-то было не так.
«Что именно?» – спрашивала себя Пилар.
Когда ее мать вышла за ворота, она быстро перебежала лужайку и, прячась за деревьями, стала подбираться к часовне.
Теперь Пилар слышала грубые и сердитые мужские голоса и пронзительные и протестующие женские.
Странно, что Мария отослала ее мать назад. Что же происходит в доме?
Пилар повернула ручку двери часовни. Она была открыта, как и в тот день, когда сюда приходили они с Говардом. Пилар вошла внутрь. Там было тихо и спокойно, но вскоре послышался женский визг и мужской голос, казалось что-то приказывающий.
Пилар подбежала к плите, под которой она нашла серебряную чашу. Стол находился на прежнем месте, но красивая ткань уже не покрывала его, а плита была явно сдвинута. Просунув пальцы в щель, Пилар приподняла плиту. Чаши на месте не было.
Она глубже засунула руку в тайник. Он оказался больше, чем думала Пилар. Теперь она поняла, что чаша стояла на выступе, который она приняла за дно тайника, так как Говард не позволил ей рассмотреть все как следует. Выступов оказалось несколько – в действительности они были ступеньками, спускающимися в темноту. В тайнике было полно места для игры в прятки, но Пилар хотела не прятаться в нем, а выяснить, насколько он велик.
Пилар пролезла в дыру, поставила ноги на ступеньку и стала нащупывать следующую, но поскользнулась и подняла руку, чтобы ухватиться за плиту. Как только она коснулась ее, плита медленно опустилась и закрыла отверстие у девочки над головой.
Пилар свалилась вниз на несколько футов и испуганно вскрикнула, почувствовав на лице паутину. Поднявшись, она стала вглядываться в темноту. Страх не давал ей двинуться с места. В помещении было холодно, но Пилар ощущала, как пот течет у нее по затылку. Она хо тела позвать на помощь, но язык и губы отказывались ей повиноваться.
Постепенно глаза привыкли к темноте. Пилар знала, что нужно оглядеться, но ей мешал страх, какого она никогда не испытывала раньше.
Словно в кошмарном сне, темнота в углу приобрела очертания скрюченной фигуры, готовой броситься на того, кто нарушил ее покой. Затаив дыхание, Пилар повернулась, пытаясь нащупать ступеньки, чтобы влезть наверх, к плите.
Внезапно послышался мужской голос: