Холт Виктория. Алая мантия

   – Мне следовало повести тебя к Марии Лопес и ее мужу, – продолжала донья Тереса. – Они раньше были в услужении у еретиков. Их арестовали вместе с хозяевами, но потом освободили, так как их преступление было не так велико. Они всего лишь слушали то, что говорили им хозяева. Теперь Мария не в силах отойти далеко от своей лачуги, а ее муж и вовсе не может ходить. После пыток испанскими сапогами его ноги утратили силу…
   – Перестаньте, умоляю вас! – взмолилась Жюли.
   – Они еще дешево отделались, – не унималась донья Тереса. – В конце концов, они были всего лишь слугами еретиков.
   – Зачем вы это говорите, матушка? – осведомился Бласко. – Почему вы стараетесь расстроить Жюли?
   – Я хочу, чтобы она знала, какой вред причиняет своему ребенку и самой себе.
   – Пожалуйста, не продолжайте, – сказала Жюли. – Завтра я уезжаю отсюда и забираю с собой сына.
   – Если ты попытаешься увезти его, – пригрозила донья Тереса, – тебе не уехать слишком далеко.
   – Что вы имеете в виду, матушка? – с тревогой спросил Бласко.
   – То, что ты слышал. Я имею в виду, что если ребенка заберут из этого дома, то его очень скоро мне вернут. Я сделаю то, что мне следовало сделать давно, если бы я не боялась за своего сына. Но теперь святые указывают мне путь.
   – Вы хотите сказать, что выдадите нас?
   – Да, сын мой, я вас выдам. Так велят мне святые.
   В комнате воцарилось молчание. Глаза Бласко не отрывались от оплывших свечей.
   – Уезжайте с миром, – вновь заговорила донья Тереса. – Я позабочусь о Луисе до возвращения Бласко.
   – Матушка! – запротестовал Бласко.
   Но она прервала его:
   – Мой старший сын – священник и так или иначе потерян для меня. Мой младший сын женился на еретичке. Но Луиса я не отдам – он мой. Я надеялась увидеть этот дом полным детей, надеялась увидеть сыновей счастливо женатыми на женщинах, которых их отец и я были бы рады приветствовать здесь. Все вышло по-другому. Но, по крайней мере, у меня останется Луис.
   – Это решать не вам, матушка, – возразил Бласко.
   – Вот как? Говорю тебе, что ребенок останется у меня. Если хочешь, возьми его с собой. Его вернут мне, когда твою жену арестуют – а ее арестуют, прежде чем она проедет несколько миль по дороге в Мадрид! У меня есть доказательства, не так ли? Все эти годы она оставалась на свободе только по моей воле. Так что Луис в любом случае будет мой.
   На следующий день они отправились на север, в Мадрид.
   Луис остался со своей бабушкой.
   Наблюдая за торжествующим лицом матери, стоящей рядом с ребенком, Бласко спрашивал себя: неужели эта женщина когда-то была нежна к нему?
   Вера притупила ее чувства, сделала безучастной к страданиям, которые она навлекала на других.
   Иногда Бласко казалось, что, хотя его жена и мать постоянно хлопотали над Луисом, они не любили его по-настоящему, а рассматривали его душу как повод для вражды.
   Бласко всю ночь спорил с Жюли. Что толку брать с собой ребенка? Им не удастся выбраться из Испании, если донья Тереса донесет на них.
   Доминго ждал их в Мадриде, и они без промедления отправились в путь.
   Путешественники остановились передохнуть в таверне неподалеку от Байонны. Жена хозяина заинтересовалась ими. Странная компания, думала она: необычайно молчаливая женщина, иезуит в сутане и красивый мужчина, которого она с радостью бы приняла, если бы он был один. Женщина подала им пищу и вино и пообещала приготовить постели на ночь.
   – Далеко едете, господа? – осведомилась она.
   – Да, нам предстоит долгий путь, – ответил Бласко.
   – И давно вы в последний раз были во Франции?
   – Я был здесь много лет назад.
   – Тогда, мсье, вы увидите, что у нас многое изменилось.
   – За такое время всегда меняется многое.
   Женщина пожала плечами:
   – Священнику нечего делать в Беарне.
   – Очевидно, – согласился Бласко.
   Женщина покачала головой:
   – Во Франции сейчас ужасные дни, мсье. Никогда не знаешь, что может произойти завтра.
   – Ужасные дни, – повторила Жюли.
   Женщина резко взглянула на нее – она узнала местное произношение и заговорила с Жюли, которая сказала ей, что не была в Беарне четырнадцать лет.
   – Четырнадцать лет! Должно быть, это было еще до кровавой свадьбы. Во Франции никогда такого не случалось. Этого никогда не забудут!
   – Я была тогда в Париже, – сказала Жюли.
   – Боже мой! Но Париж – это еще не все. Чего мы только не пережили! Бойня происходила по всей Франции: в Дижоне, Руане, Сомюре, Анжере, Блуа. В каждом городе громоздились горы трупов. Но мы здесь, в Байонне, мадам, не хотели этого делать. Мы заявили, что не станем предавать мечу гугенотов, пока не получим приказ короля. Мы бы никогда так не поступили, если бы иезуитский священник вроде вас, мсье, не поведал нам, что это приказ святого Михаила. Нам пришлось повиноваться святому Михаилу, но мы делали это неохотно. Вы слышали, господа, о воронах, которые несколько часов с карканьем летали вокруг Лувра, заглядывая в окна? Говорят, это были души убитых.
   Жюли вздрогнула.
   – Пожалуйста, не вспоминайте об этом, – попросила она.
   – А если такое случится снова? – продолжала женщина. – Во Франции неспокойно. В Беарне и Ла-Рошели преследуют католиков, хотя в Париже они царствуют. Вся нация разделилась надвое.
   – Очень печально, – промолвил Бласко. – Но не могли бы мы поесть? Мы проголодались после путешествия.
   Женщина вышла, и Бласко заговорил снова:
   – Сколько еще это будет продолжаться? Неужели люди вечно будут враждовать между собой из-за того, что хотят по-разному молиться Богу?
   Доминго печально посмотрел на него:
   – Ты многого не понимаешь, Бласко. Существует только одна истина, одна дорога в Царствие Небесное.
   – Он прав, – кивнула Жюли. – Но эта дорога – не его.
   Они разошлись по комнатам, так как очень устали, но Бласко был не в состоянии отдыхать. Ему мерещился Пьер, напоминающий о его обещании заботиться о Жюли, которую он собирался оставить в стране, почти такой же опасной, как Испания.
   Бласко спустился вниз и отыскал жену хозяина.
   Она была не прочь поболтать и выглядела довольно привлекательно при тусклом освещении, с красным цвет ком и черными кружевами в волосах.
   – Мсье путешествует в странной компании, – кокетливо промолвила хозяйка. – Священник и женщина!
   – Компания и в самом деле странная, – согласился Бласко.
   – Мадам – француженка, и притом из этих краев. Я сразу поняла, что она с юга и к тому же гугенотка.
   – Это настолько очевидно?
   – Для нас, которые видели многих гугенотов, да. Она приехала домой из-за границы, не так ли, мсье? Лучше бы ей оставаться там. Франция сейчас не место для гугенотов.
   – Почему вы так говорите?
   Женщина подошла и села за стол. Ей явно хотелось побеседовать о других вещах, например, о ее прелестях, существование которых Бласко был готов признать, во всяком случае, при свечах. Четырнадцать лет назад он бы вел себя по-другому и с радостью пошел бы ей на встречу.
   Но теперь он был обременен тяжкой ответственностью. Бласко не переставал думать о Пьере, которого напоминали ему встреченные по пути серьезные молодые французы.
   – Во Франции нечего ожидать, кроме очередной гражданской войны, – сказала женщина. – Если не большой, так малой. А король Наваррский словно забыл, сколько его друзей перебили в ту страшную ночь. Он вернулся в свое королевство и привез с собой жену – королеву Марго. Они устанавливают новые моды – королева оскорбляет гугенотов своими прическами, нарядами и любовниками. Она то и дело меняет их, хотя, как говорят, все еще тоскует по мсье де Гизу. Он теперь возглавляет Католическую лигу. Мы знаем, чем это грозит, – новой Варфоломеевской ночью. Но к чему нам говорить о таких мрачных вещах? Не хочет ли мсье выпить со мной стаканчик вина?
   Бласко выпил предложенное вино, наговорил хозяйке кучу комплиментов, не переставая при этом напряженно думать. Жюли нельзя оставлять во Франции. Она должна поехать с ним в Англию.
   Когда они прибыли в Париж, у Бласко пробудились страшные воспоминания. Жюли держала голову высоко, на ее щеках горел румянец. Оба старались не смотреть на улицы, где в прошлом видели жуткие зрелища.
   – Давай поглядим, существует ли еще та гостиница, – предложил Бласко, когда Доминго направился в коллеж, где должен был доложить о своем прибытии.
   Жюли кивнула.
   На месте оказались не только гостиница, но и хозяин. Он сразу же узнал их, и на его глазах появились слезы от избытка чувств. Хозяин заявил, что предоставит им лучшие комнаты и велит поварам приготовить особые блюда.
   Но Бласко попросил дать им прежнюю комнату, и хозяин кивнул с самым торжественным видом: он все понимает.
   Слава всем святым, комната свободна, но он освободил бы ее для них, даже если бы она понадобилась самой королеве Марго для тайной встречи с любовником.
   Они снова оказались вдвоем в маленькой комнатке, как в те страшные дни и ночи. Жюли плакала, сожалея, что их супружеская жизнь не была счастливой, и что ей пришлось расстаться с Луисом.
   – Боюсь, что я больше никогда его не увижу. Я отдала своего сына дьяволу, спасая себя.
   Бласко успокаивал ее, говоря, что его мать, несмотря на внешнюю суровость, добрая женщина. Она забрала ребенка, потому что считала себя вправе так поступить.
   Скоро у них будет еще один ребенок, который родится в Англии, в протестантской стране. Если она обещает не горевать из-за Луиса, он дает слово не вмешиваться в религиозное воспитание второго ребенка, будь то мальчик или девочка.
   Жюли всхлипывала и прижималась к нему. Во сне к Бланко явился Пьер, который, наконец, выглядел удовлетворенным.
   Доминго явился в гостиницу на следующий день. Он попросил Бласко сопровождать его в дом друга, с которым ему нужно обсудить дела.
   Жюли осталась в гостинице.
   Когда они вышли на улицу, Доминго сказал:
   – Мы идем в резиденцию посла короля Филиппа во Франции, дона Бернардино де Мендосы. Он должен нам кое-что сообщить.
   – Нам обоим?
   – Да. С этого момента ты участвуешь в деле наравне со мной.
   Они вошли в высокое здание и поднялись в комнату, где их ожидал посол. Он тепло приветствовал их и не громко заговорил:
   – Рад вас видеть. Мне сообщили о вашем прибытии. Вам окажут необходимую помощь в вашей миссии. Все идет согласно плану, и мы очень рассчитываем на успех. Я пригласил вас сюда, дабы заверить, что, повинуясь приказаниям тех, к кому мы вас посылаем, вы должны знать, что они хоть и англичане, но наши друзья, и приказы они получают непосредственно от его католического величества.
   – Да, ваше превосходительство, – кивнул Доминго.
   – Сеньор Каррамадино, когда вы ровно через пять минут выйдете отсюда, отправляйтесь в гостиницу на углу улицы Сен-Поль. Там вас встретит человек по имени Чарлз Монк. Он англичанин. Держитесь с ним дружески и разговаривайте о посторонних вещах. Вы скажете ему, что впервые находитесь в Париже, и он предложит проводить вас к вашей гостинице. Прибыв туда, вы окажете ему гостеприимство и попросите хозяина предоставить вам комнату, где вас никто не побеспокоит. Ваш брат, отец Каррамадино, присоединится к вам позже. Кстати, отец, вам лучше отказаться от одеяния священника. Должен вас предупредить, что у англичан повсюду шпионы, и они с подозрением относятся ко всем иезуитам. Поэтому связь с Чарлзом Монком в Париже лучше поддерживать через вас, сеньор Каррамадино, а не через вашего брата.
   – Начинаю понимать, какую пользу могу принести я, – усмехнулся Бласко. – Я долго ломал над этим голову.
   – Не сомневаюсь, что вы окажете великую услугу его величеству. Ну, в общем, это все, что я хотел вам сказать. Я пожелал встретиться с вами, чтобы внушить вам сознание важности этого предприятия, которое получило одобрение в самых высоких сферах. Вы пришли вместе, но, возможно, вам лучше уйти порознь. И как можно скорее уезжайте из Парижа. Чем раньше вы доберетесь до Англии, тем лучше будет для всех нас.
   Они откланялись, и Бласко первым вышел из дома.
   Он направился в указанную таверну на улице Сен-Поль, и вскоре курносый человек с добродушной физиономией и широко расставленными глазами толкнул Бласко локтем, извинился, что расплескал его вино, предложил заказать новую порцию и мимоходом сообщил, что он англичанин и зовут его Чарлз Монк.

Часть пятая
ЛОНДОН

    1586 год
   Они прибыли на английское побережье совершенно измотанными после переезда через бурные воды пролива на маленьком суденышке, которым велел им воспользоваться Чарлз Монк. Высадиться необходимо было в темноте, хотя в столь уединенном месте их вряд ли мог ли заметить.
   Во время этого ужасного переезда Чарлз Монк неизменно поддерживал бодрость духа в своих спутниках. Сначала Доминго с трудом воспринимал его речь. Она ничуть не походила на то, чему его учили в семинарии, ибо Монк изъяснялся на языке лондонских улиц. Но Бласко понимал веселого англичанина не хуже Доминго, хотя владел английским куда слабее, нежели его брат. Даже Жюли поддавалась обаянию Чарлза Монка, – Чарли, как он сам именовал себя, – который словно вменил себе в обязанность заставлять ее улыбаться.
   Монк сообщил им, что находится в услужении у джентльмена, владеющего большим домом в деревне Челси неподалеку от лондонского Сити. В этот дом они и направлялись.
   – Там вам будет оказан достойный прием, миледи и джентльмены, – говорил он. – Они с нетерпением ожидают прибытия отца Каррамадино. В доме моего хозяина вам будет удобно, сэр. Чарли знает что говорит!
   В другой раз Чарлз Монк сообщил им, что его хозяин – схизматик: католик в душе, он из соображений выгоды посещает протестантскую церковь.
   – Такой джентльмен, как сэр Эрик Олдерсли, должен думать о своей семье. А вот леди Олдерсли колеблется в своих верованиях – ей нравится слушать увещания мужа, но она еще не убеждена им. Ваша первая задача, отец, окончательно обратить ее в истинную веру.
   Бласко стал задавать вопросы о доме хозяина Чарли.
   – Прекрасное место, сэр, – сказал Монк. – Я служу моему хозяину более двух лет. Он выбрал меня из-за моей веры. Ему хочется иметь в доме как можно больше католиков, чтобы легче было обратить в католичество и хозяйку.
   – А мое присутствие не помешает? – осведомился Бласко.
   – Боже упаси, сэр. Мой хозяин рад приветствовать любого слугу Господа.
   – А как насчет моей жены?
   Монк покачал головой:
   – Это другое дело. Леди придется в доме не ко двору. Я прислушивался к ее разговорам и, хотя понимаю по-французски не так хорошо, как мне хотелось бы, вижу по ее глазам, что она еретичка. Хозяин не хочет, чтобы в его доме высказывались еретические суждения.
   – Я должен быть рядом с ней, – быстро заявил Бласко.
   – А если я вам пообещаю, что о ней хорошо позаботятся? Я знаю одну семью в деревне Кенсингтон. Они из того же теста, что и она, – так же высоко держат голову, так же смотрят и так же разговаривают. Они бежали из Франции в семьдесят втором году и прибыли сюда. Тогда из Франции появилось много беженцев – наша королева и наша страна оказали им гостеприимство. Какие жуткие истории они рассказывали! Некоторые из них обосновались в Лондоне и его окрестностях. Люди они спокойные и трудолюбивые, только и хотят, что плести кружева, чтобы зарабатывать на жизнь, и читать свои молитвы. Наша королева помогает им.
   – Они гугеноты? – спросил Бласко.
   Монк кивнул:
   – Я мог бы найти семью, которая приняла бы вашу жену. Мы скажем, что она гугенотка, которой пришлось бежать из Франции. Они предоставят ей пищу и кров и обучат своему ремеслу. Ну а когда она родит ребеночка, вы, сэр, о нем позаботитесь. Вы ведь не хотите, чтобы малютку воспитывали в ереси, верно? Что касается леди, то никакие молитвы не спасут ее душу. Боюсь, что она добыча дьявола.
   – Я подумаю об этом, – сказал Бласко. – Мне нужно посоветоваться с женой.
   Бласко было не по себе, когда они высадились в ночном мраке. Он понимал, что, решив вывезти Жюли из Испании и не оставлять ее во Франции, упустил из виду трудности, которые могут ожидать их в Англии.
   Ялик ударился о песчаный берег, и Монк, улыбаясь, спрыгнул на землю. Ничто не могло поколебать его добродушия.
   – Ну, вот мы и прибыли. Конечно, путешествие было нелегким, но теперь вы на твердой английской почве.
   Он громко крикнул, подражая уханью совы. В ответ послышался такой же звук.
   – Сейчас мы выгрузим из ялика книги и ваши вещи, – сказал Монк, – и Жак сможет вернуться на корабль.
   – Как же мы все это дотащим?
   Монк с хитрым видом потрогал пальцем нос.
   – Предоставьте это Чарли.
   Прежде чем они закончили выгрузку, послышался то пот конских копыт. Из ночной тьмы вынырнули двое и остановились на некотором расстоянии от прибывших.
   – Оставьте вещи здесь, – сказал Монк, – и следуй те за мной.
   Он подвел их к двум незнакомцам.
   – У вас есть лошади для леди и джентльменов? – осведомился Монк. – А, вижу, что есть! И вьючные лошади для багажа. Молодцы!
   – Ты опоздал, Чарли, – заметил один из встречающих. – Мы уже третью ночь поджидаем вас здесь.
   – Море непредсказуемо, – рассмеялся Монк. – Оно проделывает свои штучки даже с Чарли. Поскорее забирайте багаж и смывайтесь отсюда.
   – Будет сделано.
   – Если вас заметят, гоните лошадей изо всех сил. Ни одна книга не должна попасть в руки тех, кому она не предназначена.
   После получасовой поездки в сторону моря они до брались до одинокого дома, скрытого среди деревьев, где их ждали теплый прием, сытная пища и постель.
   Проведя в доме ночь и следующий день, они двинулись на север, к Лондону. Монк ехал рядом с Бласко.
   – Как я уже вам говорил, – сказал он, – я не могу привести леди в дом моего хозяина. Если бы она увидела свет, тогда другое дело, но бедняжка, как все пропащие души, напротив, пытается увлечь других за собой к погибели. Но это не пройдет!
   Бласко еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так весело рассуждал о подобных вещах. Католики и гугеноты относились к своим разногласиям в высшей степени серьезно. А в устах Чарли Монка путь к вечному проклятию походил на катание на коньках.
   – Думаю, леди будет в безопасности в одной из гугенотских семей, – продолжал Чарлз. – Так ей будет спокойнее, да и нам тоже. Конечно, она ваша жена, сэр, и любит вас, а когда женщина любит, на нее почти во всем можно полагаться. Но эти еретики совершенно бешеные, сэр, и их ересь для них настолько важна, что они могут ради нее пожертвовать всем. Чарли встречал таких людей.
   Бласко молчал, думая о своей матери, стоящей в его спальне и требующей, чтобы ей оставили Луиса.
   – Она будет в полной безопасности, сэр, – твердил Монк. – Сыщики королевы обыскивают дома схизматиков и разносят их на части, если подозревают, что там прячут священника, а если находят его, то тут же забирают в тюрьму вместе с хозяевами. Один раз забрали даже беременную женщину. Но в тихом гугенотском доме ваша жена будет спокойно плести кружева или вязать, ходить на прогулки и молиться со своими единоверцами. Королева благоволит гугенотам. Она считает их честными гражданами и хочет, чтобы ее подданные молились как они; к тому же ей нравится щелкнуть лишний раз по носу старика Филиппа – я имею в виду великого короля Филиппа, сэр. Старая леди презирает его католическое величество. А по какой причине? Чарли может вам объяснить. Она до смерти его боится. Вбила себе в голову, что в один прекрасный день он явится сюда со своей инквизицией и сделает из ее народа истинных христиан. Ей сообщили, что Филипп строит корабли, такие большие, каких еще никогда не видели, и она хочет знать, для чего. Не для того ли, чтобы приплыть сюда? Вы недавно из Испании, сэр. Есть ли прав да в этих разговорах о кораблях?
   – Есть, – ответил Бласко. – Я видел, какие работы производятся в наших гаванях. В Кадисе, неподалеку от моего дома, трудятся днем и ночью. Когда темно, работают при свете факелов.
   Монк подмигнул ему:
   – Значит, ждать недолго. Великий Филипп очистит эту страну от ереси. А какую судьбу он уготовил для старой леди? Боюсь, не очень счастливую. – Он разразился хохотом – казалось, это его забавляет.
   – А моя жена? – спросил Бласко. – Вы уверены, что она будет в безопасности в том доме, где вы намерены ее поселить?
   – Вы же знаете гугенотов, сэр. Тихие, скромные ребята, не думают ни о чем, кроме работы и молитв. Вашей жене будет хорошо с ними. Мы не можем рисковать, позволяя ей слушать наши разговоры.
   – А что, если здесь начнутся такие же беспорядки, как были в Париже?
   – Вы имеете в виду Варфоломеевскую ночь, сэр? Слава Богу, в Лондоне такое невозможно. В Англии опасно жить не гугенотам, а католикам. Об этом заботятся джентльмены из окружения королевы. Не думаю, что сама старая леди так уж ненавидит католиков, хотя она и еретичка. Королева преследует их, чтобы удовлетворить своих друзей – мастера Лестера, мастера Уолсингема, мастера Сесила, или Берли, как он теперь себя называет. – Монк изобразил на лице почтение. – Старая леди хочет жить в мире, чтобы народ кричал ей на улицах, что она самая лучшая королева из всех, а придворные джентльмены говорили ей, что она самая красивая. Если ей это скажут католики, она будет им улыбаться, можете быть уверены.
   – Думаю, вы правы, – промолвил Бласко. – Моей жене будет спокойно с ее единоверцами…
   В результате Жюли поселили в гугенотской семье в Кенсингтоне, а Доминго, Бласко и Чарлз Монк следующей ночью отправились в дом хозяина Монка в Челси. На небе ярко светили звезды. Дом стоял у реки, и воздух был напитан влагой.
   – Удобное место, – сказал Монк. – Мы можем вы ехать отсюда по воде или по дороге. Река течет прямо через сад.
   Было слишком темно, чтобы хорошо разглядеть дом, но судя по фронтонам и прекрасному саду, он принадлежал состоятельному человеку.
   – Конюшни вон там, – показал Чарли.
   Дверь открыл высокий мужчина: волосы и борода у него отливали серебром в тусклом свете.
   – Добро пожаловать, отец, – сказал он, стискивая руку Бласко.
   – Это мой брат отец Каррамадино, – отозвался Бласко на своем неуверенном английском.
   – Вы тоже желанный гость, – ответил мужчина и повернулся к Доминго. – Я давно жду этого момента, отец Каррамадино.
   – Благословляю вас, сын мой, – сказал Доминго. – Я многое о вас слышал от вашего преданного слуги и с огромным удовольствием войду в ваш дом.
   – С вашей стороны, отец, было большим мужеством приехать в нашу страну.
   – Это наш долг, сын мой, – ответил Доминго.
   Монк присоединился к ним.
   – Вам лучше войти, сэр, – посоветовал он. – Не нужно привлекать внимание слуг.
   – Ты прав, Чарли, – кивнул сэр Эрик Олдерсли. – Представить не могу, что бы мы без тебя делали.
   – Вы всегда можете положиться на Чарли, сэр.
   – Этот славный парень, – сказал сэр Эрик, положив руку на плечо Чарли, – многим рискует во имя веры. Он служит мне два года и за это время успел доказать, что стоит многого.
   Чарли явно был доволен похвалой.
   – А теперь, – продолжал сэр Эрик, – мы покажем отцу Каррамадино комнату, которую приготовили для него. Это не самая лучшая комната в доме, отец, но я предназначил ее для вас не без причины. Она изолирована от остальных – туда нет доступа из других комнат. Принеси свечи, Чарлз, и зажги их. Я провожу наших друзей в их комнаты. Потом принеси еду и напитки, Чарли, и присоединяйся к нам. – Он обернулся к Бласко и Доминго: – Вам следует знать, что Чарли не просто слуга, а надежный друг. Он оказал мне неоценимые услуги, и без него я многого не смог бы осуществить. Но я прошу вас войти. Моя семья уже спит. Утром я сообщу им о вашем приезде. А пока что постараемся не шуметь.
   Сэр Эрик провел их в холл, тускло освещенный па рой свечей, и они поднялись по лестнице на галерею с несколькими дверями. Он открыл одну из них, и они очутились в маленьком помещении, стены которого были обиты панелями, а пол покрыт ковром. В комнате находились стол, несколько табуретов и книжные полки.
   – Пожалуйста, садитесь, – пригласил их хозяин, – а Чарли принесет вам еду и напитки. За этой дверью комната, где вы будете спать. Туда можно попасть только от сюда. Там есть две кровати. Но прежде мы побеседуем, и я расскажу вам, что мне удалось для вас приготовить. Вы, должно быть, устали. Садитесь и подкрепитесь, а потом я покажу вам тайник, который оборудовал здесь. О нем не знает даже Чарли. Я полностью доверяю ему, но он открытый и честный парень, и если дом станут обыскивать, может выдать вас жестом или взглядом, и тогда сыщики начнут ломать пол и стены, пока не найдут то, что им нужно.
   Вскоре вернулся Чарли, неся нарезанные куски мяса, печенье, эль и сидр.
   Ставя на стол еду и напитки, он не переставал болтать:
   – Разве я не говорил вам, джентльмены, что здесь вас радушно примут? Кладовые моего хозяина всегда полны. У меня слюнки текут при виде еды, о которой я мечтал последние недели вдалеке от дома.
   – Чарли – истинный лондонец, – усмехнулся сэр Эрик. – Он тоскует по дому, когда вынужден его покидать. Присаживайся, Чарли, и поешь вместе с нами. Ты хорошо поработал, а нам предстоят более трудные и опасные дела.
   – В доме есть часовня? – спросил Доминго.
   – Да. Должен предупредить вас, отец, что не вся моя семья придерживается истинной веры. Мой сын заседает в суде и редко бывает дома. Когда он приедет, то вас представят ему как сеньора Каррамадино – торговца, приехавшего в Англию по делам. Эти маленькие хитрости необходимы. Мои жена и дочь колеблются – они не в силах заставить себя отказаться от государственной религии. Но я уверен, отец, что они не смогут противостоять вашим доводам.