Холт Виктория. Роковой выбор

   – Это бесполезно.
   – Попытайтесь, – сказал он.
   И это прозвучало как приказ.

* * *

   Я уже давно не встречалась с сестрой наедине. Когда я приезжала в Кокпит, я почти все время проводила с маленьким Уильямом. Поэтому, когда я вошла к Анне, она встретила меня с некоторым удивлением.
   – Какая честь, ваше величество, – сказала она с притворной почтительностью. – Интересно, чему я этим обязана?
   – Я полагаю, вы здоровы, – сказала я.
   – Как и вы, сестрица, судя по вашему виду, – отвечала Анна.
   Она полулежала в кресле, и каждый раз, когда я видела ее, мне казалось, что она еще больше располнела. Я тоже полнела, но по сравнению с Анной я казалась худенькой.
   – Я приехала поговорить с тобой по важному делу, – сказала я.
   – Я так и догадалась. Ты редко у меня бываешь последнее время.
   – А как наш дорогой Уильям?
   Лицо Анны смягчилось:
   – Он восхитителен. Он был в парке сегодня утром, наблюдая за солдатами. Он отдал им честь, когда они проходили мимо, и они ответили ему тем же. Он был вне себя от радости, и ты бы слышала, как его приветствовали.
   – Он очень смышленый, – сказала я.
   Мне и самой хотелось бы продолжить разговор о нашем любимце, но я побоялась, что тогда не смогу достаточно твердо высказать сестре то, ради чего я приехала, и я решила перейти к главному. – Я приехала поговорить с тобой о леди Мальборо, – сказала я.
   Анна, казалось, вышла из своей апатии – не то чтобы она насторожилась, но выглядела она уже менее безмятежной.
   – Я думаю, было бы лучше, если бы она оставила твой штат.
   – Оставила меня! Сара! Она всегда была со мной, с самого начала. Ты помнишь, в Ричмонде, когда мы были совсем маленькие…
   – Да, я помню, но лучше было бы, если бы ты обошлась без нее.
   Я не могла рассказать ей о том, что мы узнали. Я должна была выждать, пока Уильям разделается с Мальборо. Тогда Анна поймет. Быть может, мне следовало подождать.
   – Я нахожу, – сказала Анна холодно, – что мне лучше знать, кого держать при своем дворе.
   – Ты позволяешь ей руководить собой. Она здесь госпожа… а не ты.
   – Она никогда не забывает, что я – принцесса.
   – А миссис Морли и миссис Фримен? – напомнила я ей.
   – Нам нравилась эта игра с именами. А как насчет тебя и Фрэнсис Эпсли?
   – Мы были молоды тогда. Это совсем другое дело. Подумай о своем положении.
   – Мое положение дает мне право выбирать своих придворных.
   – Ведь заметно, что эта женщина управляет тобой. Она ведет себя так заносчиво, словно она здесь хозяйка.
   – Ах, Боже мой, – сказала Анна, – ты волнуешь меня. В моем положении…
   Она не закончила, наблюдая за мной пристально. Конечно, она была беременна. Это было ее постоянное состояние.
   – Врачи говорят, что я не должна возбуждаться, – сказала она жалобно. – Они говорят, что я должна больше отдыхать.
   – Больше отдыхать? Интересно, каким это образом? Ты ведь и так все время отдыхаешь. В сутках должно быть больше часов, чтобы ты могла отдыхать еще больше.
   Она взяла веер и стала медленно обмахиваться им.
   – Ах, Боже мой, – проговорила она.
   Я была уверена, что она притворяется, но, поскольку она часто рожала и единственным результатом был маленький Уильям, я не решалась ее тревожить.
   – Подумай об этом, – сказала я.
   – Мне нечего об этом думать. Сара – моя лучшая подруга. Я не могу ее потерять.
   – У тебя есть друзья. Уильям и я всегда были тебе добрыми друзьями.
   – Сара всегда была моим самым близким другом.
   – Ты неблагодарная.
   Она взглянула на меня холодно:
   – Кое-кто мог бы обвинить в этом нас обеих.
   Она приняла добродетельный вид, и теперь я точно знала, что она писала отцу. Мне было любопытно, знала ли она о грандиозном плане возвести ее на трон.
   Если она и знала, это ее не волновало. Даже став королевой, она бы осталась отдыхать в своем кресле, лакомясь сладостями и предоставив всю власть в стране Мальборо.
   Она, наверно, заметила выражение безнадежности у меня на лице, потому что еще более твердо сказала:
   – Я никогда не расстанусь с Сарой.
   Мне ничего не оставалось делать. Я вернулась в Кенсингтон.
   На следующее утро, когда Мальборо явился во дворец для исполнения своих обязанностей камергера, лорд Ноттингем отвел его в сторону и сообщил ему, что в его услугах больше не нуждаются.

* * *

   В столице царило смятение. Великий Мальборо удален от двора, лишен всех своих должностей. Что это могло значить?
   Большинство считало, что он виновен в мошенничестве. И раньше ходили слухи о том, что он замешан во всякого рода подозрительных сделках, ибо его любовь к деньгам – и к власти тоже – была всем известна.
   Я думала, что бы стали говорить, если бы узнали, что его подозревают в заговоре против нас и в сношениях с моим отцом.
   Все это было очень неприятно. Я была полна беспокойства. Оно преследовало меня с тех пор, как я стала королевой.
   Я беспокоилась и об Уильяме. Если бы он только мог завоевать расположение народа! Но он, казалось, сознательно делал решительно все, чтобы это не произошло.
   По-прежнему говорили о Гленкоу и осуждали за это Вильгельма. Он, конечно, поступил неосторожно, будучи в это время занят более важными делами и не подумав, подписывая этот злополучный приказ, какие он может иметь последствия.
   Гражданская война в Шотландии не стихала со дня нашего восшествия на престол. Несколько месяцев назад было сделано официальное заявление, где объявлялось помилование всем, кто до конца года подпишет обязательство мирно подчиниться правительству. Мак Йен из Гленкоу, глава клана Макдональдов, прибыл в Форт Вильям, чтобы дать такое обещание, но, поскольку никого из должностных лиц там не было, он отправился в Инверери. Путь был долгий; на дорогах были снежные заносы, так что он не мог попасть туда раньше шестого января. Прежде чем он успел подписать обязательство, семейство Кэмпбеллов, заклятых врагов Макдональдов, воспользовавшись тем, что оно не было подписано, отправило послание Уильяму, где говорилось, что в интересах справедливости было бы полезно истребить «шайку воров», не подчинившихся закону. Не зная ничего о причинах задержки с подписанием мирного соглашения, Уильям дал согласие на массовое убийство в Гленкоу, которое и было осуществлено с особой жестокостью.
   Когда эти события стали известны, Вильгельма сочли виновным так же, как и кровожадных Кэмпбеллов, ответственных за это чудовищное преступление. Народу нужен был любой предлог, чтобы возвести обвинение на непопулярного короля.
   Скандал с Мальборо привлек всеобщее внимание, и нашлись бессовестные люди, захотевшие использовать его в своих интересах. Я помнила, как пострадала королева Катарина из-за Тайтуса Оутса и его заговора, а Тайтус Оутс нажил себе на этом состояние. Правда, в конечном счете он его потерял, но люди, строящие подобные планы, верят, что сами они будут умнее и что опыт предшественников пойдет им на пользу.
   Сейчас в народе говорили о человеке по имени Роберт Янг. По его словам, он обнаружил заговор с целью убить короля и королеву, чтобы вернуть на трон Якова, и что в заговоре участвовали самые видные лица в государстве. Ему было известно о существовании документа, который все они подписали и который был спрятан в доме одного из заговорщиков – Томаса Спрэта, епископа Рочестерского.
   Если обыскать его дом, утверждал Янг, то этот документ можно найти спрятанным в одном из цветочных горшков, а поскольку епископ увлекался цветоводством, то это утверждение всем показалось убедительным.
   К моему удивлению, описанный Янгом документ действительно был обнаружен свернутым в трубку в цветочном горшке. Как и говорил Янг, в документе содержалось намерение убить Уильяма и меня и вернуть на трон моего отца. Он был подписан целым рядом хорошо известных людей, в том числе самим Спрэтом, архиепископом Кентерберийским, лордом Солсбери, лордом Конбери и – Мальборо.
   Не знаю, верил ли сам Вильгельм в реальную опасность этого заговора, но найденный документ давал ему хороший предлог, чтобы арестовать Мальборо, и он им воспользовался.
   Мальборо оказался в Тауэре.
   Я могла себе представить бурю, разразившуюся в Кокпите. Сара была вне себя, и Анна разделяла ее горе и отчаяние.
   Уильям заявил, что Анна не может долее укрывать леди Мальборо, и она должна немедленно покинуть Кокпит.
   Я написала Анне. Я сказала ей, что она должна отпустить Сару. Жене человека, находящегося в Тауэре, не подобало состоять на службе у принцессы.
   Анна отвечала мне:
   «Вашему величеству должны быть известны чувства, которые я питаю к леди Мальборо. Поэтому ваше приказание расстаться с ней является для меня величайшим унижением, которого, я надеялась, вы по своей доброте ко мне никогда не допустите. Для меня не может быть большего несчастья, как расстаться с леди Мальборо».
   Я была раздражена, прочитав это письмо, и, поскольку Уильям сказал, что если леди Мальборо не покинет Кокпит, то Анна тоже не может там оставаться, мне выпало еще и приказать ей уехать.
   Анна приготовилась к отъезду, и, к счастью, герцогиня Сомерсет предложила ей в аренду Сион-Хаус.
   Маленький Уильям находился в это время в Кенсингтоне, что доставляло мне большое удовольствие, но Анна приказала, чтобы ее сын немедленно покинул Кенсингтон и отправился с ней в Сион– Хаус. Я была в отчаянии, и Уильям очень разгневан. Он послал в Сион-Хаус приказ леди Мальборо выехать оттуда без промедления.
   Но тут Анна выказала свое упрямство. Она не выдаст Сару. Уильям оказался в затруднении. Что он мог сделать? Удалить Сару силой? Но как будет на это реагировать Анна? Нам всем было известно ее упрямство и при поддержке Сары она способна на любое сумасбродство.
   Народ любил Анну и маленького герцога Глостерского. Бедная Анна, скажут они. Она не может теперь держать при себе людей, которыми она дорожит. Этот голландец вмешивается даже в ее домашние дела. Ситуация была чревата опасностями.
   Поэтому решено было не настаивать, и Сара осталась с Анной.

ПРОРОЧЕСТВО

   Загадка того, что называли Заговором цветочно го горшка, была решена без особых затруднений. Она оказалась нелепой и еще более смехотворной, чем Папистский заговор Тайтуса Оутса.
   Главный виновник, Роберт Янг, взял себе за образец знаменитого Оутса. Когда все это началось, он находился в Ньюгейтской тюрьме по обвинению в двоеженстве. Он называл себя священником и имел при себе подтверждающие это документы, но Роберту Янгу не стоило труда обзавестись какими угодно документами, так как он был большим специалистом по подделке любых бумаг.
   Поэтому составить свидетельства, обвиняющие самых влиятельных людей в стране, которых можно было заподозрить в недоброжелательстве к Уильяму, не составило для него труда. Самым трудным для Янга было собрать образцы подписей «заговорщиков», подделать же их для него труда не составляло.
   Он составил текст документа: теперь нужно было переправить документ в дом какого-либо известного лица, в котором его и могли бы впоследствии обнаружить.
   Вместе с Янгом в тюрьме содержался некий Стивен Блэкхед, у которого был повод для недовольства властями. Он был пригвожден к позорному столбу, и при этом с ним так жестоко обошлись, что он потерял ухо.
   Он жаждал мести – неважно кому – кому-нибудь богатому и известному, у кого было все, тогда как у него, Стивена Блэкхеда, не было ничего.
   Янг знал, что Блэкхед был человеком недалекого ума, но других у него не было. Блэкхед отсидел свой срок и выходил на свободу. Поэтому он мог быть полезен Роберту Янгу, который пообещал ему такое вознаграждение за труды, о каком бедняк и не слыхивал.
   Все это было очень просто задумано. Блэкхед получил от Янга два письма. Первое он должен был доставить в дом епископа Рочестерского в Бромли и вручить тому в собственные руки. Подделанный же документ, с помощью которого Янг собирался создать видимость существования заговора, Блэкхед должен был спрятать на себе и никому не показывать. Если бы он показал его кому-нибудь, он не получил бы никаких денег, одни только неприятности.
   Его проведут в приемную, внушал своему подручному Янг, где он будет ожидать епископа. Он должен осмотреться по сторонам. Всем было известно, что епископ интересуется растениями и их у него было повсюду великое множество в горшках.
   Находясь в приемной, Блэкхед должен был каким-то образом сунуть бумагу в цветочный горшок, так чтобы ее не было видно. Затем ему оставалось вручить письмо епископу и удалиться.
   Блэкхед был неумен и очень нуждался в деньгах, а, кроме того, Роберт Янг намекнул ему, что этот их поступок должен был опорочить некоторых высокопоставленных особ – что Блэкхеду очень понравилось.
   Как это ни странно, но в какой-то мере замысел удался. Письмо к епископу, написанное опытной рукой Янга, было от какого-то несуществующего священника из отдаленного прихода. Оно не вызвало подозрений, так как епископ получал много таких писем, а, оставаясь в комнате с большим количеством цветочных горшков, Блэкхед без труда сумел спрятать документ.
   Когда Янг получил известие, что документ находится в доме епископа, настало время действовать.
   Он сообщил, что слышал о существовании заговора с целью убить короля и королеву и посадить на трон Якова. Он заявил, что епископ Рочестерский замешан в заговоре и что у него в доме можно найти документ, подписанный всеми заговорщиками.
   Был сделан обыск, но безрезультатно. Тогда Роберт Янг сказал, что уверен, что документ находится в доме, и получил разрешение присоединиться к лицам, производившим обыск. Он, разумеется, отлично знал, в какой цветочный горшок Блэкхед положил бумагу.
   Ему приходилось действовать осторожно, но он считал себя очень ловким. Он привлек внимание к тому, что земля в одном из горшков была взрыхлена. Он не желал обнаружить бумагу сам – он только хотел навести других на след.
   Так документ и был найден, и в результате те, кто его подписал, включая Мальборо, попали в Тауэр.

* * *

   Я получила от Анны письмо.
   Я узнала печальное известие о ее разрешении от беременности и собиралась навестить ее. Она родила девочку, которая умерла спустя несколько часов после рождения.
   Мне было очень жаль Анну. Как все это было печально! Я была счастливее в Голландии.
   Уильям сказал, что мы не должны поддерживать какие-либо сношения с Анной, пока она не отошлет леди Мальборо, но я не могла не посетить ее в такой момент.
   Она лежала в постели и была явно довольна моим появлением.
   – Мне очень жаль, – сказала я.
   Анна слабо улыбнулась.
   – Я боялась, что так и будет, – отвечала она.
   – У тебя есть милый маленький Уильям.
   – Мое сокровище! Но я боюсь за него. Я постоянно за ним наблюдаю.
   – Он будет здоров. О нем многие заботятся. При нем добрая миссис Пэк.
   Лицо Анны несколько омрачилось, и я догадалась, что Сара подбивала ее избавиться от этой женщины.
   – Я сделала первый шаг, посетив тебя, – сказала я. – Мне не нравится это расхождение между нами. Его не должно быть. Его бы и не было, если бы не леди Мальборо. Она должна уйти.
   – Обвинения против Мальборо ложны.
   – Кто тебе сказал? Леди Мальборо?
   Она не ответила.
   – Ты должна сделать следующий шаг, – настаивала я. – Ты должна отослать леди Мальборо.
   – Я готова слушаться тебя во всем, кроме этого.
   – Ты хочешь сказать, что, несмотря ни на что, не желаешь расстаться с Сарой?
   – Именно это я и хочу сказать. – Анна упрямо поджала губы.
   Я удалилась очень опечаленная.
   Уильям был разгневан тем, что я посещала сестру, тем более что мне не удалось убедить ее расстаться с Мальборо.
   Вскоре после этого Анна переселилась из Сион– Хаус в Баркли-Хаус; Сара продолжала оставаться с ней.
   Когда документы Роберта Янга были изучены специалистами, подписи были признаны подделанными; Мальборо и другие были освобождены из Тауэра.
   Но Уильям по-прежнему подозревал его в предательстве.

* * *

   Миссис Пэк ушла от Анны по собственному желанию. Леди Дарби, одна из моих поверенных, рассказала мне, в чем было дело.
   – Кажется, ваше величество, – сказала она, – что леди Мальборо застала ее за чтением личного письма принцессы. Она этого не отрицала. Она сказала, что считает своим долгом следить, чтобы не было предательства по отношению к королеве.
   – Она всегда была мне верной слугой, – сказала я с благодарностью. – Что же случилось дальше?
   – Леди Мальборо пошла к принцессе.
   – Торжествуя, конечно.
   Леди Дарби улыбнулась:
   – Принцесса была очень расстроена. Она, конечно, подумала о маленьком герцоге. Он обожает миссис Пэк, и все знают, что из-за него леди Мальборо терпела ее все это время. Принцесса была очень огорчена, потому что слежка за письмами – очень серьезное обвинение.
   Тогда миссис Пэк сама попросила аудиенции и, прежде чем принцесса успела вымолвить слово – ведь вы, ваше величество, знаете, какова миссис Пэк, – она сказала, что не может оставаться на службе у принцессы.
   – Принцесса, наверно, испытала большое облегчение? – сказала я.
   – Я полагаю, миссис Пэк поняла, что не может оставаться после того, как ее застали за чтением письма принцессы.
   – Быть может, она думала, что больше не нужна. Конечно, надо было принять во внимание маленького герцога. Миссис Пэк сказала, что ей нездоровится. Может быть, это и правда, ведь она никогда не лжет. Однако она настояла на том, чтобы уйти. Леди Мальборо в восторге, а принцесса рада доставить удовольствие подруге.
   – А маленький Уильям?
   – Он отнесся ко всему довольно спокойно и не протестовал, как того ожидали.
   – Он странный ребенок – такой необычный. Я еще никогда такого не видела. Иногда мне кажется, что он умудрен не по годам.
   В этом ребенке было что-то необычное. Иногда он говорил, как взрослый, и тут же снова превращался в малое дитя.
   Подтверждением его необычных свойств стала удивительная история. Он был опечален уходом миссис Пэк, но не плакал и, казалось, понял, что она должна была уехать в Дептфорд, чтобы поправить свое здоровье.
   – Она нездорова, – повторял он, по словам некоторых. – Я не хочу, чтобы она болела.
   Совсем по-взрослому он посылал каждый день в Дептфорд узнать, как она себя чувствует.
   Он продолжал вести свою обычную жизнь, уделяя много времени игре в солдатики. У него теперь было несколько товарищей на год-другой постарше его, которых он называл своей «гвардией». Мать стремилась всячески ублаготворить его. Мальчиков одели в специально сшитые для них мундиры, и Уильям устраивал им в парке смотр. Народ собирался наблюдать за их игрой.
   Он командовал ими – четырехлетний малыш – как генерал, отдавая приказы, когда они маршировали перед ним.
   Я всегда ощущала в нем что-то необычное.
   У него была крупная продолговатая голова и взрослый взгляд. Анна с гордостью говорила мне, что шляпа у него мужского размера. У него было овальное личико и светлые, как у отца, волосы; цвет лица у него нежно-розовый. Он был хорошо сложен и казался крепким, хотя некоторые движения давались ему с трудом. Он всегда держался за перила, поднимаясь по лестнице, и нуждался в помощи, чтобы подняться с низкого кресла. В добавление ко всему, у него был очень серьезный вид, с которым он часто делал не по возрасту зрелые замечания.
   Поэтому, когда я услышала о случившемся, я почти не удивилась.
   По словам леди Дарби, об этом уже говорил весь двор.
   – Это очень странно, ваше величество. Но… откуда он мог узнать?
   Я ожидала, пока мне объяснят, в чем дело. Леди Скарборо, дежурная статс-дама, сказала:
   – Ваше величество знает, как маленький Уильям всегда любил миссис Пэк.
   – Да, конечно.
   – Все были поражены, как спокойно он воспринял ее уход. Принцесса думала, что он откажется отпустить ее, и в таком случае она бы, конечно, вынуждена была оставить кормилицу.
   – Но он посылал каждый день справляться о ее здоровье, – вставила леди Дарби.
   – Да, я слышала об этом.
   – В этом-то вся и странность, ваше величество. Два дня назад, когда его посыльный собирался, как обычно, отправиться в Дептфорд, герцог сказал, что больше туда ездить не надо. Миссис Воннер – ваше величество, наверно, помните ее, она была в его штате – спросила его: почему? Он взглянул как-то мимо нее, словно глядя в пустоту, и сказал:
   – Нет необходимости. Она умрет, прежде чем посыльный доберется.
   – Что за странные слова для ребенка!
   – Но еще более странно, ваше величество, что он был прав. Миссис Пэк умерла.
   – Вероятно, он слышал об этом.
   – Нет, ваше величество. Она умерла как раз в тот момент, когда он произнес эти слова.
   – Откуда он мог узнать?
   Последовало молчание.
   Я задумалась о маленьком мальчике и миссис Пэк. Между ними была особая связь. Я была убеждена, что без нее он бы не выжил.
   Он был и на самом деле очень странный мальчик.

* * *

   Я была нездорова уже несколько месяцев. Я думаю, все это было из-за напряжения, вызванного постоянной войной, отъездами и приездами Уильяма, то возлагаемой на меня, то снимаемой тяжкой ответственностью. Все это сказалось на мне. Иногда я чувствовала себя старой и усталой. Мне было только тридцать лет, и все последние годы я прожила под тяжестью раскаяния за содеянное мною с отцом.
   Я была в состоянии постоянного беспокойства. Каждый раз с прибытием курьера я содрогалась при мысли о дурных известиях, которые он привез. Если бы только не было еще и этого охлаждения между мной и сестрой! Огромным утешением был для меня маленький Уильям. Он единственный мог поднять мне настроение. Он часто навещал меня и всегда вызывал у меня улыбку своими проделками.
   Оглядываясь на прошедшие месяцы, я вспоминала о мучениях, пережитых мной из-за заговора Грандваля.
   Грандваль был французский офицер, которого наняли убить Уильяма. К счастью, его замысел был вовремя разоблачен, и он был арестован.
   На суде обнаружилось, что перед отъездом его из Парижа он встречался с отцом и мачехой и отец сказал ему, что если план его осуществится, то он лично позаботится о том, чтобы Грандваль никогда ни в чем не нуждался.
   Поэтому, радуясь спасению Уильяма, я скорбела, что мой отец благословил это чудовищное намерение. Жизнь становилась мне в тягость.
   Я страдала от лихорадки, от простуды, ухудшения зрения и отеков на лице. Я так хотела, чтобы война в Европе, наконец, закончилась; я хотела, чтобы Уильям вернулся. Иногда я давала волю фантазии, воображая, что все наши неприятности миновали. Уильям возвращается героем, народ приветствует его на улицах, отец возвращается домой и признает, что, будучи католиком, он не может царствовать и что Уильям законно занял его место; Уильям любит меня, Элизабет Вилльерс вышла замуж и уехала и все мы счастливы. Какой полет воображения! Какие мечты! Но мечты бывают полезны, когда действительность становится невыносимой.
   Несчастьям не было конца.
   Одно из них случилось в июне. Предполагалось нанести внезапный удар по Бресту, но этот план не удался, так как французы были предупреждены о нападении и укрепили свою оборону, так что, когда англичане высадились, их враги уже были наготове. Генерал Толльмах был смертельно ранен, и наши потери составили четыреста человек.
   Это была катастрофа. Но самое ужасное заключалось в том, что французов предупредили, и были основания предполагать, кто это сделал. Сестра Сары Черчилль, леди Триконнел, была во Франции с моим отцом и мачехой, и оказалось, что Сара писала ей о подготовке нападения на Брест.
   Это было предательством, и у меня не было сомнений, что стало причиной поражения.
   Когда Уильям допросил Мальборо, тот поклялся, что не принимал участия в этом. А его жена? Это не более как обычные женские сплетни. Быть может, она случайно упомянула в письме к сестре о каких-то приготовлениях. Так иногда случается.
   Мне было известно, что Уильям хотел отправить Мальборо в Тауэр и судить его. Но у Мальборо было много друзей, а серьезных улик против него не было.
   Какая печальная ситуация! Столько смертей, столько несчастий, предательство со всех сторон, и, что хуже всего, раздираемая противоречиями семья. Я устала. Здоровье мое все ухудшалось.
   Когда я вспоминаю свою прекрасную юность, я вижу, что уже тогда меня окружали люди, сделавшие мою жизнь пыткой. Странно, что они существовали уже тогда, были частью моего детства: Элизабет Вилльерс, причинившая мне такое горе, и Сара Черчилль, внесшая и свою лепту.
   Какие они были хитрецы, эти Мальборо! Как они могли быть так откровенно вероломны и все же ни разу не понести наказания за свое вероломство? Они были очень ловкие, и граф Мальборо, несомненно, имел большую власть, так что даже Уильяму приходилось обращаться с ним осторожно.
   Сара же всегда была еще и злобна по натуре, и я уверена, что это из-за нее распространились сплетни о Шрусбери и обо мне.
   Чарльз Тэлбот, герцог Шрусбери, был двумя годами старше меня. Он был обворожителен – высокий, стройный – и считался одним из самых красивых мужчин при дворе. Он был действительно хорош собой, несмотря на легкую косинку в одном глазу. Она не убавляла его обаяния, скорее прибавляла и еще более выделяла его среди других.
   Его юные годы были омрачены поведением родителей. Его мать, в то время графиня Шрусбери, была любовницей небезызвестного герцога Бекингэма, создавшего себе такую дурную репутацию в царствование дяди Карла. Графиня открыто жила с Бекингэмом после того, как он убил на дуэли ее мужа.