Но пока они поворачивались, она увидела то, что невозможно встретить в ангарах даже крупнейших авиакомпаний. Это - Бэтоплан.
Она, конечно, слышала о нем, но никогда не видела. Это было впечатляющее зрелище. Она немного разбиралась в самолетах, поскольку довольно часто на них летала, и поняла, что этот самолет далеко не ординарный. Он был таким же уникальным, как и вертолет, на котором они сюда прилетели. Сконструированный для вертикального взлета и посадки, как британские истребители Харриер, Бэтоплан был компактным, узким, как торпеда, и матово-черным. Чувствовалось, что он создан для скорости, сверхзвуковой скорости. Его очертания наводили на мысль о гибриде бомбардировщика Стелс и истребителя F-18. Обшивка казалась совсем гладкой, без швов и резких изломов. Для максимального аэродинамического эффекта кабина Бэтоплана плавно переходила в крылья. Девушке пришло в голову неожиданное сравнение этого летательного аппарата с гигантским бумерангом или дельта-крылом. Новейшие истребители национальных ВВС казались антиквариатом по сравнению с ним.
Поворотный стол остановился, а девушка зачарованно наблюдала, как в их сторону движется что-то вроде тележки-робота. Должно быть, Бэтмэн управлял ею из кабины Бэткоптера. Когда очень приземистая тележка-робот проскользнула под вертолет, гостья Бэтмэна услышала два щелчка, словно внизу сначала что-то раскрылось, а потом защелкнулось. Вертолет приподнялся на полметра, как на лифте, и мягко двинулся вперед. Она почувствовала, что тележка-робот медленно откатывается вместе с вертолетом в сторону от поворотного стола. Через мгновение они остановились и транспортная тележка опустила вертолет на грунт ангара.
- Можно выходить, - сказал Бэтмэн. - Позвольте мне...
Он протянул руку и быстрым движением пальцев расстегнул замок ее ремня безопасности. Открыв фонарь, Бэтмэн выбрался наружу, потом помог спуститься девушке.
- Вай! - воскликнула она, с удивлением оглядываясь вокруг. - Это и есть Бэткейв?
- Ну... нет. Не совсем, - ответил Бэтмэн. - Это только ангар. А Бэткейв находится прямо у нас под ногами. Идемте за мной, если не возражаете.
Он подвел ее к центру ангара, чуть в стороне от гигантского поворотного стола. Но там ничего не было, кроме небольшой панели управления, смонтированной на уровне пояса на тонкой металлической стойке.
- Вы не боитесь высоты? - некстати спросил Бэтмэн, опустив руки на панель управления.
- Ау?
- Если хотите, держитесь за меня, - сказал он, предложив свою руку.
- Это еще зачем?
Он нажал кнопку на панели, и они начали опускаться. Внезапно девушка обнаружила, что стоит рядом с Бэтмэном на круглой платформе, не больше метра в диаметре, а вокруг ничего нет, кроме пустого пространства. Инстинктивно она ухватилась за его крепкую руку.
Они спускались на гидравлическом лифте в огромную пещеру с исполинскими сталактитами, свешивающимися сверху вниз, и паутиной мерцающих кристаллов на стенах. Как будто они погружались в иной мир. Девушка вздрогнула и вся напряглась, когда что-то неясное пролетело мимо и она услышала странное щебетание.
- Не обращайте внимания на моих маленьких друзей, - сказал Бэтмэн. - Они не причинят нам вреда.
Уцепившись за Бэтмэна, она невольно почувствовала под пальцами огромные, твердые, как камень, мускулы его руки. Бицепсы были размером с медбол, а подковообразная форма внушительных трицепсов отчетливо выделялась под одеждой. Однако все ее внимание было захвачено пещерой, в которую они опускались. Ничего подобного она никогда не видела. Таинственная пещера представлялась ей смесью научно-фантастического триллера и подземной секретной военной базы.
Сначала она думала, что пол пещеры залит хорошо обработанным бетоном, но вскоре поняла, что это скорее напоминает сверхмягкую эпоксидную резину. Другие участки пещеры были совсем не обжиты нагромождения коренных скал и выходы нетронутой породы являлись взору в естественной красоте подземелья. Когда они опустились пониже, она увидела небольшой флот Бэтмобилей - по крайней мере, дюжина как смоль черных машин стояла словно экспонаты в автосалоне. От самых ранних моделей - с хвостовыми плавниками и декоративными головами летучих мышей на решетках радиаторов - до самых последних вариантов - более компактных, обтекаемых, словно созданных для скоростных гонок. Капот одного из автомобилей был открыт, под ним виднелся сверхсовременный двигатель, который, очевидно, капитально реконструировали. Общее впечатление было такое, как будто павильон военной техники NORAD[*] перенесли в громадную пещеру. Лифт остановился. ------[*] Объединенная система воздушной обороны североамериканского континента. ------
- Добро пожаловать в Бэткейв, - сказал Бэтмэн.
6
Было время ланча, и улицы были переполнены. Для большинства магазинов в городе это было самое оживленное время дня, когда, наскоро перекусив в любимом ресторанчике, люди растекались по магазинам, чтобы что-нибудь купить, или отправлялись просто поглазеть на витрины. Многоэтажный Универмаг Баррингтона был одним из самых популярных в городе; в нем продавались товары на любой вкус и на любой кошелек, от одежды в развалах до фасонов известных модельеров, от дешевых духов до изысканной парфюмерии. Была пятница, и горожане беззаботно тратили получку, попав в плен бесчисленных прилавков.
Когда в половине первого в универмаге прогремел взрыв, он, словно смерч, произвел опустошительную жатву человеческих жизней.
В толпе на тротуарах, за полицейскими кордонами, стоял высокий, бледный, приятный мужчина с белыми как снег волосами и резко очерченным лицом и спокойно курил французскую сигарету, наблюдая за работой на пожарников, сражающихся с неистовым пламенем. Докурив сигарету и затоптав ее носком дорогого итальянского ботинка, мужчина повернулся и зашагал вдоль квартала к телефонной будке на углу. Опустив четверть доллара, он быстро набрал номер.
- Редакция новостей, - ответил голос в трубке.
- Попросите Энрике Васкеса, пожалуйста.
- Могу ли я узнать, кто спрашивает, сэр?
- Спектр. Если он не подойдет через двадцать секунд, я вешаю трубку.
- Один момент, сэр.
Васкес взял трубку ровно через десять секунд.
- Энрике Васкес. Это вы, Спектр?
- Добрый день, мистер Васкес. Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты... и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова.
И прежде чем Васкес успел задать Спектру вопрос, он повесил трубку.
День Джима Гордона начался с раннего злого звонка Чэмберса, а в дальнейшем обстановка менялась только к худшему. Уставших, расстроенных детективов, назначенных охранять государственного свидетеля, без конца допрашивали Чэмберс и его люди, позже за дело взялись ребята из Департамента внутренних дел. Каждого полицейского проверили на детекторе лжи, и в каждом случае - безрезультатно. Гордон настоял на том, чтобы и его проверили вместе с его людьми, и он уверенно прошел это испытание. Чэмберс не знал, что и делать.
Измученный, он сидел в кресле в кабинете Гордона, прикуривая одну сигарету от другой. Его галстук был распущен, две верхние пуговицы мятой рубашки расстегнуты, круги под глазами стали глубже и темнее, а волосы взлохмачены - в отчаянии он поминутно запускал в них руки.
- Не могу понять, - говорил он устало, - мы дважды повторили тесты, и все ваши люди уверенно их прошли. Но ведь никто кроме них не знал о перемещении свидетеля. Никто из них даже не говорил ни с кем об этом. Моих людей я сам проверил на машине. Сам я и подавно не раскрывал рта. Так как же, Бог мой, об том узнал Бэтмэн?
Гордон тяжело вздохнул.
- Обычно Бэтмэну все удается совершенно необъяснимым образом.
- Вот как! Он что, ясновидящий? Или прослушивает ваш телефон? Чэмберс внезапно щелкнул пальцами. - Черт побери! Вот в чем, должно быть, дело!
- Я должен вас разочаровать, - ответил Гордон, - но дело не в этом. Мы каждый день тщательно осматриваем весь офис в поисках возможных "жучков". Как видите, вы не единственный параноик.
Чэмберс поморщился.
- Послушайте, не хочу вас обидеть, однако вы разрешите моим людям провести независимую проверку ваших помещений?
- Конечно, - согласился Гордон, - только вы ничего не найдете. Это я могу вам обещать.
В дверь постучали.
- Войдите, - сказал Гордон.
- Комиссар, - обратился вошедший сержант Капилетти, - сэр, скоро час дня, а я знаю, что вы здесь уже с пяти часов утра. Вы еще ничего не ели, как и мистер Чэмберс, я думаю, может, вам принести чего-нибудь?
- Сэндвич был бы кстати, - устало ответил Гордон. - А вам, Чэмберс?
- Нет, не могу даже думать о еде, - скривился Чэмберс, - я весь как клубок нервов. Принесите просто черный кофе, Капилетти. Много кофе. И еще, спасибо.
- Зачем он это сделал, вот чего я не понимаю, - размышлял Гордон вслух. Прежде Бэтмэн всегда сотрудничал с полицией.
- Я уже говорил вам, комиссар, его, без сомнения, купили. Возможно, девушка скоро всплывет в Ист-Ривер лицом вниз.
Гордон покачал головой.
- Нет, в это я никогда не поверю.
- Бог мой, вы все еще защищаете его? - спросил Чэмберс с недоумением.
- У него должна быть веская причина, - сказал Гордон. - Чтобы вы ни думали, Бэтмэн не убийца. Он похитил свидетеля, но сделал это, никому не причинив вреда. Хотя, мог бы. Нет, я просто не могу поверить, что Бэтмэна могли купить. Он не преступник.
- Да он просто шут, Гордон, - сказал Чэмберс. - Проснитесь наконец, и вы сами это поймете.
На столе Гордона зазвонил телефон, он поднял трубку. Пока он слушал, его лицо совершенно побелело.
- О, мой Бог, - простонал он.
- Что еще случилось? - спросил Чэмберс.
Гордон повесил трубку.
- Спектр только что взорвал Универмаг Баррингтона. Бригады с телевидения уже там. - Он встал, подошел к телевизору, стоящему на шкафу с картотекой, и включил его.
На экране полыхали картины опустошительной бойни. Пламя рвалось из окон универмага, и пожарники отчаянно пытались усмирить бушующий огонь. С воем сирен подъезжали полицейские и санитарные машины; на тротуарах толпились прохожие, они переходили с места на место, пытаясь все увидеть. Это была сущая преисподняя.
- Повторяем специальный выпуск. Вы смотрите прямую трансляцию из Универмага Баррингтона, где сегодня приблизительно в двенадцать тридцать произошел сильнейший взрыв. Свидетели сообщают об ужасном грохоте в глубине здания. Предполагают, что была подложена бомба, может быть не одна, но пока мы не можем сказать ничего определенного. К настоящему моменту три пожарных отряда прибыли по вызову. Сейчас еще невозможно определить, сколько человек убито и ранено, однако, с уверенностью можно сказать, число жертв значительно. Пожарники непрерывно выносят тела пострадавших, но большинство их все еще остается внутри здания универмага. Мы не знаем, уцелел ли кто-нибудь из них. Стоя здесь и глядя на весь этот ужас, немыслимо поверить, что там еще могут быть живые. И вот теперь...
- Джон, - вступил ведущий, - мы получили свежий материал. Похоже, кто-то берет на себя ответственность за взрыв. Мы на минуту переключимся на другую камеру. Пожалуйста, будь наготове.
Репортер кивнул, придерживая рукой наушники, и добавил в микрофон:
- Отлично, Том, переключайте.
- Вы слышали, - продолжал ведущий, - я повторю для вновь подключившихся телезрителей, в Универмаге Баррингтона взорвана бомба, и только что мы получили сообщение о том, что в редакцию позвонил некий человек, имеющий отношение к этом ужасному акту. Мы возвращаемся в редакцию к Энрике Васкесу из отдела новостей. Энрике, вы на месте?
На экране появился Васкес, без пиджака и с развязавшимся галстуком. С наушниками на голове и микрофоном в руке, он выглядел изможденным.
- Том, несколько мгновений назад мне сюда позвонил некто, представившийся Спектром и заявивший, что он берет на себя ответственность за взрыв. Я уже разговаривал прежде со Спектром, поэтому я узнал его голос. Тот же акцент образованного европейца. К тому же он подозвал меня лично.
- Бог ты мой! - сказал Чэмберс.
- Спектр передал мне следующее, - Васкес продолжал, подняв лист бумаги, - я цитирую: "Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова". И он тут же повесил трубку.
- Энрике, - сказал ведущий, вы уже сообщили в полицию об этом звонке?
- Я полагаю, они слышат об этом сейчас, Том, - ответил Васкес. Разговор произошел минуту назад, как я уже говорил, позже я передам им отпечатанный текст всего разговора. Вы видите, Спектр осуществляет свои угрозы против жителей нашего города, и я надеюсь, что комиссар Джим Гордон слушает нас сейчас. Еще вчера, когда я сообщил ему о первом разговоре со Спектром и его угрозе приступить к террористическим актам, комиссар ответил, что он оперирует фактами, а не слухами. Что ж, теперь перед вами факт, комиссар, - ужасный, трагический факт, и, по словам Спектра, нас ждут не менее ужасные новые подобные факты.
- Большое спасибо, мистер Васкес, - процедил Гордон сквозь зубы.
- Энрике, - обратился ведущий к Васкесу, - в сообщении, которое вы зачитали, Спектр говорит, что вскоре свяжется с вами. Как вы думаете, что это означает?
- Том, я пока не знаю, - ответил Васкес, - можно только догадываться, что он имел в виду. Разговор прервался, прежде чем я успел задать хоть один вопрос. Однако по звукам в трубке - а я отчетливо слышал крики - предполагаю, что он звонил из автомата вблизи от места взрыва. Возможно, он хотел сказать, что мы снова вспомним о нем, как сегодня, после нового дикого террористического акта, но, может быть, он просто позвонит мне в частном порядке. Точнее я не могу ответить, это лишь мое впечатление, которое, как я уже сказал, не больше, чем предположение. Однако, если по какой-то причине, Спектр избрал меня вестником рока - видит Бог, Том, я не просил этого, - то моей обязанностью журналиста и долгом гражданина будет информировать о всем том, что он мне сообщит, и как бы я ни хотел, я не могу отказаться.
- Не могу отказаться, черт возьми, - передразнил Гордон Васкеса с отвращением. - Он восхищен каждой секундой своего шоу.
Гордон сердито выключил телевизор и поднял телефонную трубку.
- Свяжитесь с Васкесом и передайте ему, что я хочу видеть его в моем кабинете немедленно, иначе я арестую его за сокрытие вещественных доказательств. - Гордон бросил трубку.
- Мерзавец. Что нам теперь делать? - обратился он к Чэмберсу.
Чэмберс беспомощно покачал головой.
- Не знаю. Прикроем все объекты, какие сможем, и попытаемся схватить этого подонка, прежде чем он успеет повторить эту бойню. Сколько людей вы сможете отрядить?
- Я передам вам всех, кого смогу, - ответил Гордон.
- Я не уверен, будет ли от всего этого польза, - сказал Чэмберс. - На нас начнут давить, чтобы мы уступили и отправили Гарсиа на Кубу. Без нашего суперсвидетеля дело не имеет шансов на успех в суде. У нас попросту не будет выбора.
Телефон на столе Гордона зазвонил, и он поднял трубку.
- Гордон у аппарата. - Некоторое время он внимательно слушал. Да, сэр... Да, господин Мэр, я знаю, я смотрел новости... Мы делаем, что можем... Нет, сэр, я действительно не знаю, это не моя сфера. Я советую обратиться к федеральным властям по этому вопросу... Да, сэр... Да, сэр, немедленно сделаю... Да, сэр, прекрасно понимаю и разделяю вашу озабоченность... Непременно.
Он положил трубку.
- Ну вот, - со вздохом сказал он Чэмберсу, - уже началось.
С убитым выражением лица Бэтмэн сидел в Бэткейве за стеклянными стенами комнаты центрального управления и смотрел специальный выпуск теленовостей, посвященный взрыву в универмаге. Все эти люди... Спектр просто стер их с лица земли. Так же равнодушно, как наступают на муху.
Его мучили картины, которых он не видел на экране, но которые отчетливо и живо представали перед его глазами, такие ужасающе-достоверные, как будто он сам был там. Он видел бизнесменов, покупающих в обеденный перерыв подарки женам. Молодых клерков и студентов, подыскивающих что-нибудь для своих подружек, с которыми назначены встречи этим вечером. Он видел секретарш, банковских служащих и продавщиц, выбирающих себе новые платья, для покупки которых они давно откладывали деньги. Видел домохозяек на дешевых распродажах, которые пытались удержать детей от беготни между прилавками... Дети. Боже! Дети...
Он думал о страшном взрыве, рвущем на части всех этих людей, он думал о зажатых среди обломков изувеченных и истекающих кровью, в то время как пламя сжигало их заживо...
Он сидел, оцепенев от ужаса, непереносимая тяжесть сжимала ему грудь, когда он представлял, нет, чувствовал, эту человеческую агонию, и одинокая слеза упала на его плащ. Неосознанно, он начал медленно раскачиваться в кресле вперед и назад, повторяя движение, которое в прошлом было вызвано шоком, испытанным им, когда ребенком он стоял на коленях над телами своих родителей, стоял в крови отца и мамы, застывший и потерявший чувствительность от внезапности и жестокости их смерти. Разве мог человек сделать такое?
Почти все утро Бэтмэн провел с девушкой. Ему было непросто думать о ней как о женщине, хотя в двадцать семь лет она определенно была женщиной. Во многих отношениях она представлялась совсем молоденькой, намного моложе своих лет, а в чем-то казалась даже значительно старше. Сначала она выглядела испуганной и смущенной, как заблудившийся ребенок, но когда Бэтмэн объяснил ей причину ее похищения и она почувствовала, что нет оснований его бояться, в ней проснулись дерзость и вызывающая грубость уличной девчонки, подчеркнутые резко обжигающим характером, который она намеренно культивировала в себе, чтобы скрыть свою внутреннюю ранимость.
Он мог бы попасться на эту уловку, если бы раньше не видел ее первую реакцию, когда она вышла из вертолета (Бэткоптера) в Бэткейв. То, как она держалась за него, когда лифт опускался из ангара; то, как ее глаза расширились от страха и неуверенности - все это говорило ему, что, несмотря на внешнюю жесткость, перед ним была маленькая испуганная девочка, у которой украли детство.
Все это он уже видел раньше, и много чаще, чем он мог сосчитать. Он видел это в глазах детей, сбежавших из дому от оскорблений и нищеты, чья суровая и неопределенная уличная жизнь казалась им неизмеримо предпочтительнее того, что они пережили дома. Иногда, если их ловили вовремя, их можно было еще спасти. Если кому-то они были небезразличны, если их могли отвести, например, в дом доктора Лесли Томпкинс, где они могли получить и приют, и образование, и, что самое важное, - заботу и поддержку, которые помогли бы им обрести чувство самоуважения и убедили, что жизнь лучше, чем просто существование, тогда, может быть, всего лишь, может быть, у них могло появиться преимущество, достающееся немногим, - второй шанс.
Но время, в течение которого они еще не потеряны, - не более чем крошечное окошко вероятности, которое если захлопывается, то почти всегда, за редким исключением никогда снова не открывается. Жестокая реальность уличной жизни в большом городе, где твое тело лишь дешевый одноразовый товар, подобна взгляду медузы. Эта реальность обращает сердце в камень. Закрывшееся окошко отрезает их от детства, они превращаются в одичавших жителей ночи.
Они становятся изможденными проститутками, позволяя использовать свое тело для мимолетного удовлетворения клиентов, для которых безликий секс стал суррогатом любви. Они становятся наркоманами, способными клянчить, воровать, калечить и даже убивать; наркотиками они притупляют свои чувства в поисках временного забытья, но оно слишком быстро становится постоянным. Они становятся беспомощными алкоголиками, заполняя пустоту своих душ остатками виски из бутылок, выуженных из грязных мусорных баков; они спят и в подъездах, и на вентиляционных решетках метро, и на тротуарах в лужах собственной мочи, навсегда лишившись человеческой сущности и став бродячими живыми мертвецами.
Наряду с жертвами, душераздирающими и пугающими, были и выжившие, кто не загнал свою боль внутрь себя, а стал хищником большого города. Хулиганы и рецидивисты, убийцы и насильники, грабители и ростовщики, гангстеры, - все они, лишенные совести и сострадания, не могли не только ни чувствовать чужую боль, ни хотя бы понимать ее. А быть может, она была им просто безразлична. Эти были потеряны навсегда.
Можно было бы возразить, что в их участи повинно общество, или что они сами позволили эгоизму и алчности растоптать свои ценности и достоинство, или, что они родились "плохими". И в некоторых, патологических случаях это было справедливо. Но одно непреложно: они были раньше чьими-то детьми. Легко осуждать тех детей, которых любили и о которых заботились, для которых делали все необходимое, которых кормили и одевали и которые знали разницу между добром и злом, но все же сделали роковой выбор в силу каких-то обстоятельств. Но что сказать о рожденных ненужными, о брошенных, о жертвах безобразного обращения? О тех, кто никогда не знал радости детского смеха, кому было отказано в родительской любви, кто в нелегких условиях, все более частых в нашем перенаселенном и безучастном мире, попросту лишен шансов?
Бэтмэн мало знал об этой девушке, этой молодой женщине, занимающей теперь спальню в дальней части Бэткейва. Он знал только ее имя. Рэчел. Рэчел Моррисон, или Рэй, как она называла себя, стремясь даже в этом проявить мужскую жесткость, словно отвергая рядовое американское происхождение и обеспеченную жизнь в пригороде большого города. Все то немногое, что Бэтмэн узнал о ней, сообщил ему Гордон, изучивший ее дело. Она родилась в Дориене, штат Коннектикут. Отец, биржевик, развелся с матерью Рэчел, когда ей, ребенку, было всего четыре года. Развод родителей - травма для любого ребенка, особенно для такой малютки. Отец, будучи опытным бизнесменом, подготовил все так быстро и продуманно, что адвокатам матери не было за что зацепиться. Он перевел ценные бумаги в наличные, аннулировал страховку за дом и пропал из виду. Без алиментов и пособия на ребенка, мать вынуждена была переехать в маленькую квартирку в Нью-Йорке и устроилась на работу в большом универмаге кладовщицей. Небольшой зарплаты едва хватало на оплату квартиры и приобретение самого необходимого. Их жизнь стала испытанием, особенно тягостным, когда ее мать узнала, что женщина, нанятая в няньки к Рэчел, постоянно издевалась над девочкой.
Рэчел выросла "трудным" ребенком и, хотя в школе получала хорошие отметки, была сразу признана непокорным смутьяном и одиночкой. Она поступила в колледж при Университете штата - скорее для спокойствия матери, чем по собственному желанию. В колледже она как-то присутствовала на противоречивой лекции представителя Фронта освобождения Палестины. Аудиторию пикетировали, во время лекции лектора забрасывали вопросами и освистывали, и, возможно, это поначалу пробудило в Рэчел симпатию к выступавшему. После лекции они разговорились, затем несколько раз встречались, от него она услышала о тяжелой участи палестинского народа. Очевидно, они быстро стали любовниками. Рэчел побывала за границей, где смогла увидеть и пережить то, о чем он рассказывал ей. Через своего друга, а может его более радикальных товарищей, Рэчел вскоре была вовлечена в деятельность наиболее экстремистского крыла организации, руководимой Арафатом.
Рэчел фанатично окунулась в Палестинское движение. Средство стало целью, и она оказалась связанной с десятком террористических организаций, проводящих свои операции не только в Израиле, но и в Западной Германии, Италии, Великобритании и Франции. Затем был тренировочный лагерь в Латинской Америке, действующий под покровительством генерала Дезидерио Гарсиа. О генерале было известно, что он имеет слабость к женщинам. Рэчел стала его любовницей, а он, очевидно, не мог не прихвастнуть в постели о своих подвигах, делах, связях с иностранными разведками, террористическими группами и с гнусным картелем "Макро", занимающимся наркотиками.
Она жила в изысканной роскоши, но эту жизнь ей обеспечивало положение любовницы властного диктатора, человека жестокого и нетерпимого, поклонника оккультных обрядов, который смотрел на свой народ как на рабов. И вот однажды что-то случилось, последняя соломинка переломила хребет верблюда, и Рэчел решила, что с нее довольно. Во время поездки по магазинам она улизнула от своих телохранителей и попросила убежища в посольстве США. В обмен на возвращение в Штаты, освобождение от уголовной ответственности и обещание новой жизни она согласилась дать показания против Гарсиа.
И Гарсиа, и тот, кто стоял за ним, - несомненно, могущественный картель "Макро", которому грозили огромные потери, если генерал заговорил бы в суде, - знали о существовании свидетеля, но не подозревали, что это Рэчел. Был разыгран изощренный спектакль, чтобы скрыть ее личность. ЦРУ представило исчезновение Рэчел как похищение, обставленное посланием письма генералу с требованием выкупа и, для убедительности, кое-каких украшений и личных вещей Рэчел. Как и ожидалось, Гарсиа игнорировал требования "похитителей". Он попросту нашел себе другую любовницу, к тому же намного моложе.
Она, конечно, слышала о нем, но никогда не видела. Это было впечатляющее зрелище. Она немного разбиралась в самолетах, поскольку довольно часто на них летала, и поняла, что этот самолет далеко не ординарный. Он был таким же уникальным, как и вертолет, на котором они сюда прилетели. Сконструированный для вертикального взлета и посадки, как британские истребители Харриер, Бэтоплан был компактным, узким, как торпеда, и матово-черным. Чувствовалось, что он создан для скорости, сверхзвуковой скорости. Его очертания наводили на мысль о гибриде бомбардировщика Стелс и истребителя F-18. Обшивка казалась совсем гладкой, без швов и резких изломов. Для максимального аэродинамического эффекта кабина Бэтоплана плавно переходила в крылья. Девушке пришло в голову неожиданное сравнение этого летательного аппарата с гигантским бумерангом или дельта-крылом. Новейшие истребители национальных ВВС казались антиквариатом по сравнению с ним.
Поворотный стол остановился, а девушка зачарованно наблюдала, как в их сторону движется что-то вроде тележки-робота. Должно быть, Бэтмэн управлял ею из кабины Бэткоптера. Когда очень приземистая тележка-робот проскользнула под вертолет, гостья Бэтмэна услышала два щелчка, словно внизу сначала что-то раскрылось, а потом защелкнулось. Вертолет приподнялся на полметра, как на лифте, и мягко двинулся вперед. Она почувствовала, что тележка-робот медленно откатывается вместе с вертолетом в сторону от поворотного стола. Через мгновение они остановились и транспортная тележка опустила вертолет на грунт ангара.
- Можно выходить, - сказал Бэтмэн. - Позвольте мне...
Он протянул руку и быстрым движением пальцев расстегнул замок ее ремня безопасности. Открыв фонарь, Бэтмэн выбрался наружу, потом помог спуститься девушке.
- Вай! - воскликнула она, с удивлением оглядываясь вокруг. - Это и есть Бэткейв?
- Ну... нет. Не совсем, - ответил Бэтмэн. - Это только ангар. А Бэткейв находится прямо у нас под ногами. Идемте за мной, если не возражаете.
Он подвел ее к центру ангара, чуть в стороне от гигантского поворотного стола. Но там ничего не было, кроме небольшой панели управления, смонтированной на уровне пояса на тонкой металлической стойке.
- Вы не боитесь высоты? - некстати спросил Бэтмэн, опустив руки на панель управления.
- Ау?
- Если хотите, держитесь за меня, - сказал он, предложив свою руку.
- Это еще зачем?
Он нажал кнопку на панели, и они начали опускаться. Внезапно девушка обнаружила, что стоит рядом с Бэтмэном на круглой платформе, не больше метра в диаметре, а вокруг ничего нет, кроме пустого пространства. Инстинктивно она ухватилась за его крепкую руку.
Они спускались на гидравлическом лифте в огромную пещеру с исполинскими сталактитами, свешивающимися сверху вниз, и паутиной мерцающих кристаллов на стенах. Как будто они погружались в иной мир. Девушка вздрогнула и вся напряглась, когда что-то неясное пролетело мимо и она услышала странное щебетание.
- Не обращайте внимания на моих маленьких друзей, - сказал Бэтмэн. - Они не причинят нам вреда.
Уцепившись за Бэтмэна, она невольно почувствовала под пальцами огромные, твердые, как камень, мускулы его руки. Бицепсы были размером с медбол, а подковообразная форма внушительных трицепсов отчетливо выделялась под одеждой. Однако все ее внимание было захвачено пещерой, в которую они опускались. Ничего подобного она никогда не видела. Таинственная пещера представлялась ей смесью научно-фантастического триллера и подземной секретной военной базы.
Сначала она думала, что пол пещеры залит хорошо обработанным бетоном, но вскоре поняла, что это скорее напоминает сверхмягкую эпоксидную резину. Другие участки пещеры были совсем не обжиты нагромождения коренных скал и выходы нетронутой породы являлись взору в естественной красоте подземелья. Когда они опустились пониже, она увидела небольшой флот Бэтмобилей - по крайней мере, дюжина как смоль черных машин стояла словно экспонаты в автосалоне. От самых ранних моделей - с хвостовыми плавниками и декоративными головами летучих мышей на решетках радиаторов - до самых последних вариантов - более компактных, обтекаемых, словно созданных для скоростных гонок. Капот одного из автомобилей был открыт, под ним виднелся сверхсовременный двигатель, который, очевидно, капитально реконструировали. Общее впечатление было такое, как будто павильон военной техники NORAD[*] перенесли в громадную пещеру. Лифт остановился. ------[*] Объединенная система воздушной обороны североамериканского континента. ------
- Добро пожаловать в Бэткейв, - сказал Бэтмэн.
6
Было время ланча, и улицы были переполнены. Для большинства магазинов в городе это было самое оживленное время дня, когда, наскоро перекусив в любимом ресторанчике, люди растекались по магазинам, чтобы что-нибудь купить, или отправлялись просто поглазеть на витрины. Многоэтажный Универмаг Баррингтона был одним из самых популярных в городе; в нем продавались товары на любой вкус и на любой кошелек, от одежды в развалах до фасонов известных модельеров, от дешевых духов до изысканной парфюмерии. Была пятница, и горожане беззаботно тратили получку, попав в плен бесчисленных прилавков.
Когда в половине первого в универмаге прогремел взрыв, он, словно смерч, произвел опустошительную жатву человеческих жизней.
В толпе на тротуарах, за полицейскими кордонами, стоял высокий, бледный, приятный мужчина с белыми как снег волосами и резко очерченным лицом и спокойно курил французскую сигарету, наблюдая за работой на пожарников, сражающихся с неистовым пламенем. Докурив сигарету и затоптав ее носком дорогого итальянского ботинка, мужчина повернулся и зашагал вдоль квартала к телефонной будке на углу. Опустив четверть доллара, он быстро набрал номер.
- Редакция новостей, - ответил голос в трубке.
- Попросите Энрике Васкеса, пожалуйста.
- Могу ли я узнать, кто спрашивает, сэр?
- Спектр. Если он не подойдет через двадцать секунд, я вешаю трубку.
- Один момент, сэр.
Васкес взял трубку ровно через десять секунд.
- Энрике Васкес. Это вы, Спектр?
- Добрый день, мистер Васкес. Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты... и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова.
И прежде чем Васкес успел задать Спектру вопрос, он повесил трубку.
День Джима Гордона начался с раннего злого звонка Чэмберса, а в дальнейшем обстановка менялась только к худшему. Уставших, расстроенных детективов, назначенных охранять государственного свидетеля, без конца допрашивали Чэмберс и его люди, позже за дело взялись ребята из Департамента внутренних дел. Каждого полицейского проверили на детекторе лжи, и в каждом случае - безрезультатно. Гордон настоял на том, чтобы и его проверили вместе с его людьми, и он уверенно прошел это испытание. Чэмберс не знал, что и делать.
Измученный, он сидел в кресле в кабинете Гордона, прикуривая одну сигарету от другой. Его галстук был распущен, две верхние пуговицы мятой рубашки расстегнуты, круги под глазами стали глубже и темнее, а волосы взлохмачены - в отчаянии он поминутно запускал в них руки.
- Не могу понять, - говорил он устало, - мы дважды повторили тесты, и все ваши люди уверенно их прошли. Но ведь никто кроме них не знал о перемещении свидетеля. Никто из них даже не говорил ни с кем об этом. Моих людей я сам проверил на машине. Сам я и подавно не раскрывал рта. Так как же, Бог мой, об том узнал Бэтмэн?
Гордон тяжело вздохнул.
- Обычно Бэтмэну все удается совершенно необъяснимым образом.
- Вот как! Он что, ясновидящий? Или прослушивает ваш телефон? Чэмберс внезапно щелкнул пальцами. - Черт побери! Вот в чем, должно быть, дело!
- Я должен вас разочаровать, - ответил Гордон, - но дело не в этом. Мы каждый день тщательно осматриваем весь офис в поисках возможных "жучков". Как видите, вы не единственный параноик.
Чэмберс поморщился.
- Послушайте, не хочу вас обидеть, однако вы разрешите моим людям провести независимую проверку ваших помещений?
- Конечно, - согласился Гордон, - только вы ничего не найдете. Это я могу вам обещать.
В дверь постучали.
- Войдите, - сказал Гордон.
- Комиссар, - обратился вошедший сержант Капилетти, - сэр, скоро час дня, а я знаю, что вы здесь уже с пяти часов утра. Вы еще ничего не ели, как и мистер Чэмберс, я думаю, может, вам принести чего-нибудь?
- Сэндвич был бы кстати, - устало ответил Гордон. - А вам, Чэмберс?
- Нет, не могу даже думать о еде, - скривился Чэмберс, - я весь как клубок нервов. Принесите просто черный кофе, Капилетти. Много кофе. И еще, спасибо.
- Зачем он это сделал, вот чего я не понимаю, - размышлял Гордон вслух. Прежде Бэтмэн всегда сотрудничал с полицией.
- Я уже говорил вам, комиссар, его, без сомнения, купили. Возможно, девушка скоро всплывет в Ист-Ривер лицом вниз.
Гордон покачал головой.
- Нет, в это я никогда не поверю.
- Бог мой, вы все еще защищаете его? - спросил Чэмберс с недоумением.
- У него должна быть веская причина, - сказал Гордон. - Чтобы вы ни думали, Бэтмэн не убийца. Он похитил свидетеля, но сделал это, никому не причинив вреда. Хотя, мог бы. Нет, я просто не могу поверить, что Бэтмэна могли купить. Он не преступник.
- Да он просто шут, Гордон, - сказал Чэмберс. - Проснитесь наконец, и вы сами это поймете.
На столе Гордона зазвонил телефон, он поднял трубку. Пока он слушал, его лицо совершенно побелело.
- О, мой Бог, - простонал он.
- Что еще случилось? - спросил Чэмберс.
Гордон повесил трубку.
- Спектр только что взорвал Универмаг Баррингтона. Бригады с телевидения уже там. - Он встал, подошел к телевизору, стоящему на шкафу с картотекой, и включил его.
На экране полыхали картины опустошительной бойни. Пламя рвалось из окон универмага, и пожарники отчаянно пытались усмирить бушующий огонь. С воем сирен подъезжали полицейские и санитарные машины; на тротуарах толпились прохожие, они переходили с места на место, пытаясь все увидеть. Это была сущая преисподняя.
- Повторяем специальный выпуск. Вы смотрите прямую трансляцию из Универмага Баррингтона, где сегодня приблизительно в двенадцать тридцать произошел сильнейший взрыв. Свидетели сообщают об ужасном грохоте в глубине здания. Предполагают, что была подложена бомба, может быть не одна, но пока мы не можем сказать ничего определенного. К настоящему моменту три пожарных отряда прибыли по вызову. Сейчас еще невозможно определить, сколько человек убито и ранено, однако, с уверенностью можно сказать, число жертв значительно. Пожарники непрерывно выносят тела пострадавших, но большинство их все еще остается внутри здания универмага. Мы не знаем, уцелел ли кто-нибудь из них. Стоя здесь и глядя на весь этот ужас, немыслимо поверить, что там еще могут быть живые. И вот теперь...
- Джон, - вступил ведущий, - мы получили свежий материал. Похоже, кто-то берет на себя ответственность за взрыв. Мы на минуту переключимся на другую камеру. Пожалуйста, будь наготове.
Репортер кивнул, придерживая рукой наушники, и добавил в микрофон:
- Отлично, Том, переключайте.
- Вы слышали, - продолжал ведущий, - я повторю для вновь подключившихся телезрителей, в Универмаге Баррингтона взорвана бомба, и только что мы получили сообщение о том, что в редакцию позвонил некий человек, имеющий отношение к этом ужасному акту. Мы возвращаемся в редакцию к Энрике Васкесу из отдела новостей. Энрике, вы на месте?
На экране появился Васкес, без пиджака и с развязавшимся галстуком. С наушниками на голове и микрофоном в руке, он выглядел изможденным.
- Том, несколько мгновений назад мне сюда позвонил некто, представившийся Спектром и заявивший, что он берет на себя ответственность за взрыв. Я уже разговаривал прежде со Спектром, поэтому я узнал его голос. Тот же акцент образованного европейца. К тому же он подозвал меня лично.
- Бог ты мой! - сказал Чэмберс.
- Спектр передал мне следующее, - Васкес продолжал, подняв лист бумаги, - я цитирую: "Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова". И он тут же повесил трубку.
- Энрике, - сказал ведущий, вы уже сообщили в полицию об этом звонке?
- Я полагаю, они слышат об этом сейчас, Том, - ответил Васкес. Разговор произошел минуту назад, как я уже говорил, позже я передам им отпечатанный текст всего разговора. Вы видите, Спектр осуществляет свои угрозы против жителей нашего города, и я надеюсь, что комиссар Джим Гордон слушает нас сейчас. Еще вчера, когда я сообщил ему о первом разговоре со Спектром и его угрозе приступить к террористическим актам, комиссар ответил, что он оперирует фактами, а не слухами. Что ж, теперь перед вами факт, комиссар, - ужасный, трагический факт, и, по словам Спектра, нас ждут не менее ужасные новые подобные факты.
- Большое спасибо, мистер Васкес, - процедил Гордон сквозь зубы.
- Энрике, - обратился ведущий к Васкесу, - в сообщении, которое вы зачитали, Спектр говорит, что вскоре свяжется с вами. Как вы думаете, что это означает?
- Том, я пока не знаю, - ответил Васкес, - можно только догадываться, что он имел в виду. Разговор прервался, прежде чем я успел задать хоть один вопрос. Однако по звукам в трубке - а я отчетливо слышал крики - предполагаю, что он звонил из автомата вблизи от места взрыва. Возможно, он хотел сказать, что мы снова вспомним о нем, как сегодня, после нового дикого террористического акта, но, может быть, он просто позвонит мне в частном порядке. Точнее я не могу ответить, это лишь мое впечатление, которое, как я уже сказал, не больше, чем предположение. Однако, если по какой-то причине, Спектр избрал меня вестником рока - видит Бог, Том, я не просил этого, - то моей обязанностью журналиста и долгом гражданина будет информировать о всем том, что он мне сообщит, и как бы я ни хотел, я не могу отказаться.
- Не могу отказаться, черт возьми, - передразнил Гордон Васкеса с отвращением. - Он восхищен каждой секундой своего шоу.
Гордон сердито выключил телевизор и поднял телефонную трубку.
- Свяжитесь с Васкесом и передайте ему, что я хочу видеть его в моем кабинете немедленно, иначе я арестую его за сокрытие вещественных доказательств. - Гордон бросил трубку.
- Мерзавец. Что нам теперь делать? - обратился он к Чэмберсу.
Чэмберс беспомощно покачал головой.
- Не знаю. Прикроем все объекты, какие сможем, и попытаемся схватить этого подонка, прежде чем он успеет повторить эту бойню. Сколько людей вы сможете отрядить?
- Я передам вам всех, кого смогу, - ответил Гордон.
- Я не уверен, будет ли от всего этого польза, - сказал Чэмберс. - На нас начнут давить, чтобы мы уступили и отправили Гарсиа на Кубу. Без нашего суперсвидетеля дело не имеет шансов на успех в суде. У нас попросту не будет выбора.
Телефон на столе Гордона зазвонил, и он поднял трубку.
- Гордон у аппарата. - Некоторое время он внимательно слушал. Да, сэр... Да, господин Мэр, я знаю, я смотрел новости... Мы делаем, что можем... Нет, сэр, я действительно не знаю, это не моя сфера. Я советую обратиться к федеральным властям по этому вопросу... Да, сэр... Да, сэр, немедленно сделаю... Да, сэр, прекрасно понимаю и разделяю вашу озабоченность... Непременно.
Он положил трубку.
- Ну вот, - со вздохом сказал он Чэмберсу, - уже началось.
С убитым выражением лица Бэтмэн сидел в Бэткейве за стеклянными стенами комнаты центрального управления и смотрел специальный выпуск теленовостей, посвященный взрыву в универмаге. Все эти люди... Спектр просто стер их с лица земли. Так же равнодушно, как наступают на муху.
Его мучили картины, которых он не видел на экране, но которые отчетливо и живо представали перед его глазами, такие ужасающе-достоверные, как будто он сам был там. Он видел бизнесменов, покупающих в обеденный перерыв подарки женам. Молодых клерков и студентов, подыскивающих что-нибудь для своих подружек, с которыми назначены встречи этим вечером. Он видел секретарш, банковских служащих и продавщиц, выбирающих себе новые платья, для покупки которых они давно откладывали деньги. Видел домохозяек на дешевых распродажах, которые пытались удержать детей от беготни между прилавками... Дети. Боже! Дети...
Он думал о страшном взрыве, рвущем на части всех этих людей, он думал о зажатых среди обломков изувеченных и истекающих кровью, в то время как пламя сжигало их заживо...
Он сидел, оцепенев от ужаса, непереносимая тяжесть сжимала ему грудь, когда он представлял, нет, чувствовал, эту человеческую агонию, и одинокая слеза упала на его плащ. Неосознанно, он начал медленно раскачиваться в кресле вперед и назад, повторяя движение, которое в прошлом было вызвано шоком, испытанным им, когда ребенком он стоял на коленях над телами своих родителей, стоял в крови отца и мамы, застывший и потерявший чувствительность от внезапности и жестокости их смерти. Разве мог человек сделать такое?
Почти все утро Бэтмэн провел с девушкой. Ему было непросто думать о ней как о женщине, хотя в двадцать семь лет она определенно была женщиной. Во многих отношениях она представлялась совсем молоденькой, намного моложе своих лет, а в чем-то казалась даже значительно старше. Сначала она выглядела испуганной и смущенной, как заблудившийся ребенок, но когда Бэтмэн объяснил ей причину ее похищения и она почувствовала, что нет оснований его бояться, в ней проснулись дерзость и вызывающая грубость уличной девчонки, подчеркнутые резко обжигающим характером, который она намеренно культивировала в себе, чтобы скрыть свою внутреннюю ранимость.
Он мог бы попасться на эту уловку, если бы раньше не видел ее первую реакцию, когда она вышла из вертолета (Бэткоптера) в Бэткейв. То, как она держалась за него, когда лифт опускался из ангара; то, как ее глаза расширились от страха и неуверенности - все это говорило ему, что, несмотря на внешнюю жесткость, перед ним была маленькая испуганная девочка, у которой украли детство.
Все это он уже видел раньше, и много чаще, чем он мог сосчитать. Он видел это в глазах детей, сбежавших из дому от оскорблений и нищеты, чья суровая и неопределенная уличная жизнь казалась им неизмеримо предпочтительнее того, что они пережили дома. Иногда, если их ловили вовремя, их можно было еще спасти. Если кому-то они были небезразличны, если их могли отвести, например, в дом доктора Лесли Томпкинс, где они могли получить и приют, и образование, и, что самое важное, - заботу и поддержку, которые помогли бы им обрести чувство самоуважения и убедили, что жизнь лучше, чем просто существование, тогда, может быть, всего лишь, может быть, у них могло появиться преимущество, достающееся немногим, - второй шанс.
Но время, в течение которого они еще не потеряны, - не более чем крошечное окошко вероятности, которое если захлопывается, то почти всегда, за редким исключением никогда снова не открывается. Жестокая реальность уличной жизни в большом городе, где твое тело лишь дешевый одноразовый товар, подобна взгляду медузы. Эта реальность обращает сердце в камень. Закрывшееся окошко отрезает их от детства, они превращаются в одичавших жителей ночи.
Они становятся изможденными проститутками, позволяя использовать свое тело для мимолетного удовлетворения клиентов, для которых безликий секс стал суррогатом любви. Они становятся наркоманами, способными клянчить, воровать, калечить и даже убивать; наркотиками они притупляют свои чувства в поисках временного забытья, но оно слишком быстро становится постоянным. Они становятся беспомощными алкоголиками, заполняя пустоту своих душ остатками виски из бутылок, выуженных из грязных мусорных баков; они спят и в подъездах, и на вентиляционных решетках метро, и на тротуарах в лужах собственной мочи, навсегда лишившись человеческой сущности и став бродячими живыми мертвецами.
Наряду с жертвами, душераздирающими и пугающими, были и выжившие, кто не загнал свою боль внутрь себя, а стал хищником большого города. Хулиганы и рецидивисты, убийцы и насильники, грабители и ростовщики, гангстеры, - все они, лишенные совести и сострадания, не могли не только ни чувствовать чужую боль, ни хотя бы понимать ее. А быть может, она была им просто безразлична. Эти были потеряны навсегда.
Можно было бы возразить, что в их участи повинно общество, или что они сами позволили эгоизму и алчности растоптать свои ценности и достоинство, или, что они родились "плохими". И в некоторых, патологических случаях это было справедливо. Но одно непреложно: они были раньше чьими-то детьми. Легко осуждать тех детей, которых любили и о которых заботились, для которых делали все необходимое, которых кормили и одевали и которые знали разницу между добром и злом, но все же сделали роковой выбор в силу каких-то обстоятельств. Но что сказать о рожденных ненужными, о брошенных, о жертвах безобразного обращения? О тех, кто никогда не знал радости детского смеха, кому было отказано в родительской любви, кто в нелегких условиях, все более частых в нашем перенаселенном и безучастном мире, попросту лишен шансов?
Бэтмэн мало знал об этой девушке, этой молодой женщине, занимающей теперь спальню в дальней части Бэткейва. Он знал только ее имя. Рэчел. Рэчел Моррисон, или Рэй, как она называла себя, стремясь даже в этом проявить мужскую жесткость, словно отвергая рядовое американское происхождение и обеспеченную жизнь в пригороде большого города. Все то немногое, что Бэтмэн узнал о ней, сообщил ему Гордон, изучивший ее дело. Она родилась в Дориене, штат Коннектикут. Отец, биржевик, развелся с матерью Рэчел, когда ей, ребенку, было всего четыре года. Развод родителей - травма для любого ребенка, особенно для такой малютки. Отец, будучи опытным бизнесменом, подготовил все так быстро и продуманно, что адвокатам матери не было за что зацепиться. Он перевел ценные бумаги в наличные, аннулировал страховку за дом и пропал из виду. Без алиментов и пособия на ребенка, мать вынуждена была переехать в маленькую квартирку в Нью-Йорке и устроилась на работу в большом универмаге кладовщицей. Небольшой зарплаты едва хватало на оплату квартиры и приобретение самого необходимого. Их жизнь стала испытанием, особенно тягостным, когда ее мать узнала, что женщина, нанятая в няньки к Рэчел, постоянно издевалась над девочкой.
Рэчел выросла "трудным" ребенком и, хотя в школе получала хорошие отметки, была сразу признана непокорным смутьяном и одиночкой. Она поступила в колледж при Университете штата - скорее для спокойствия матери, чем по собственному желанию. В колледже она как-то присутствовала на противоречивой лекции представителя Фронта освобождения Палестины. Аудиторию пикетировали, во время лекции лектора забрасывали вопросами и освистывали, и, возможно, это поначалу пробудило в Рэчел симпатию к выступавшему. После лекции они разговорились, затем несколько раз встречались, от него она услышала о тяжелой участи палестинского народа. Очевидно, они быстро стали любовниками. Рэчел побывала за границей, где смогла увидеть и пережить то, о чем он рассказывал ей. Через своего друга, а может его более радикальных товарищей, Рэчел вскоре была вовлечена в деятельность наиболее экстремистского крыла организации, руководимой Арафатом.
Рэчел фанатично окунулась в Палестинское движение. Средство стало целью, и она оказалась связанной с десятком террористических организаций, проводящих свои операции не только в Израиле, но и в Западной Германии, Италии, Великобритании и Франции. Затем был тренировочный лагерь в Латинской Америке, действующий под покровительством генерала Дезидерио Гарсиа. О генерале было известно, что он имеет слабость к женщинам. Рэчел стала его любовницей, а он, очевидно, не мог не прихвастнуть в постели о своих подвигах, делах, связях с иностранными разведками, террористическими группами и с гнусным картелем "Макро", занимающимся наркотиками.
Она жила в изысканной роскоши, но эту жизнь ей обеспечивало положение любовницы властного диктатора, человека жестокого и нетерпимого, поклонника оккультных обрядов, который смотрел на свой народ как на рабов. И вот однажды что-то случилось, последняя соломинка переломила хребет верблюда, и Рэчел решила, что с нее довольно. Во время поездки по магазинам она улизнула от своих телохранителей и попросила убежища в посольстве США. В обмен на возвращение в Штаты, освобождение от уголовной ответственности и обещание новой жизни она согласилась дать показания против Гарсиа.
И Гарсиа, и тот, кто стоял за ним, - несомненно, могущественный картель "Макро", которому грозили огромные потери, если генерал заговорил бы в суде, - знали о существовании свидетеля, но не подозревали, что это Рэчел. Был разыгран изощренный спектакль, чтобы скрыть ее личность. ЦРУ представило исчезновение Рэчел как похищение, обставленное посланием письма генералу с требованием выкупа и, для убедительности, кое-каких украшений и личных вещей Рэчел. Как и ожидалось, Гарсиа игнорировал требования "похитителей". Он попросту нашел себе другую любовницу, к тому же намного моложе.