Страница:
Риана почувствововала себе глубоко сконфуженной. — Но… ты же мужчина ! Как может часть тебя быть женщиной? Это бессмысленно!
— Госпожа говорит, что в нас всех есть и мужские и женские черты характера, — ответил Сорак. — В моем случае эти черты стали отдельными личностями. Совершенно другими людьми. Тело , которое мы разделяем, мужское, и я, Сорак, мужчина, но Страж родился женщиной. Как и Кивара и Наблюдатель.
Риана уставилась на него совершенно сбитая с толку. — Кивара? Наблюдатель ? Где они? Я ничего не знаю о них. За все эти годы ты ни разу не упоминал о них.
— И я бы не упомянул о них и сейчас, но они считают, что в нынешней ситуации это необходимо сделать, — ответил Сорак.
Риана внезапно почувствовала гнев. — После всех этих лет, что мы знаем друг друга, после того, что мы каждый из нас значит друг для друга … как ты мог скрывать это от меня ?
— Я никогда не смог бы скрыть это от тебя, — сказал Сорак, — но они могли и они это сделали . — Он поднес руки к голове и уперся кончиками пальцев в виски. Это был знак, Риана знала, что одна из его личностей собирается возникнуть, но Сорак борется и не хочет отдавать контроль. Это вызывало в нем ужасные головные боли, и эта внутренная борьба не могла длиться долго.
— И как, ты полагаешь, я мог объяснить тебе это? — сказал он дрожащим от боли голосом. — Мы знаем друг друга десять лет, Риана, и тем не менее ты до сих пор не понимаешь, что означает быть племя в одном. Ты просто не понимаешь. Возможно никогда и не поймешь.
— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — возразила она, чувствуя обиду и злость. — Я была первой из сестер, кто заговорил с тобой. Я была первой, кто протянул тебе руку дружбы, и десять лет мы были так близки, как только два человека могут быть. Я надеялась, что мы сможем стать еще ближе, но теперь… великий дракон! Теперь я не знаю, что и думать!
Он взял ее руки. — Риана… — Она попыталась освободится, но он держал твердо. — Нет, Риана, выслушай меня. Я не могу тебе помочь, я иду своим путем. Я, Сорак, могу контролировать только мои мысли и поступки. Все другие, которуе живут в моем теле, думают так, как они хотят думать, и действуют так, как они хотят действовать. Допустим, я гляжу на тебя и вижу теплую, страстную, умную и прекрасную молодую женщину, в которой есть все, что я мог бы пожелать. Но Страж, Кивара и Наблюдатель просто неспособны почувствовать любовь к женщине. Ну хорошо, Кивара, я могу допустить, еще испытывает какое-то любопытство, но Страж и Наблюдатель в корне отвергают идею, чтобы мы стали любовниками. Они не могут принять ее. — Он опять ухватился руками за голову и вздрогнул от боли. — Нет! Дай мне закончить!
Потом, внезапно, его руки опустились, и спокойное, твердое выражение появилось на его лице. Это больше не был Сорак. — Ты должна прекратить этот разговор, — сказала Страж ровно. — Он причиняет Сораку жуткие страдания.
— Чтоб ты пропала, — сказала Риана. — Как ты можешь так поступать с нами? Ты никогда не говорила мне, что ты женщина.
— А ты никогда не спрашивала, — ответила Страж.
— Я не могла даже помыслить о таком! Когда мы разговаривали с тобой, ты всегда говорила мужским голосом, как и сейчас!
— Это не моя вина, что я живу в теле мужчины, — возразила Страж. — Если бы у меня был выбор, я, конечно, не выбрала бы это тело. Однако, это кое-что, что я научилась принимать, и ты тоже должна научиться принимать это.
— Это просто смешно, — закричала Риана. — Сорак — мужчина .
— Нет, он просто выглядит как мужчина, — спокойно ответила Страж. — На самом деле он эльфлинг. Он не мужчина уже потому, что он не человек. Или ты забыла это, как забыла, похоже, о его нуждах и его чувствах, и думаешь только о своих глупых, эгоистических желаниях?
Отреагировав совершенно инстинктивно, Риана залепила Стражу пощечину, но, сделав это, она ударила и Сорака, и внезапно осознала, что наделала. Ее ладонь рванулась ко рту, она укусила себя за костяшки пальцев, а глаза широко раскрылись от боли и потрясения. — Что я сделала? Сорак…
— Сорак понимает и прощает тебя, — сказала Страж. — И только ради него я попытаюсь понять и простить. Но ты ведешь себя как глупая, безмозглая девчонка, которая злится только потому, что не может добиться своего. Но ты на самом деле сделала ему больно. Это действительно то, чего ты хотела?
Глаза Рианы наполнились слезами. — Нет, — сказала она умирающим голосом. Она покачала головой. — Нет, это последняя вещь, которую бы я хотела сделать. — Она подавила рыдания, быстро встала и бросилась к берегу, где она оставила свое платье и мокассины. Даже не потрудившись одеть их, она стиснула их в руках и бегом понеслась в монастырь…
Пока она, качаясь, бежала по дороге к монастырю, слезы лились у нее из глаз и Риана ругала себя как последнюю дуру. Она чувствовала себя злой, расстроенной, униженной и такой несчастной, какой она никогда не чувствовала себя за всю свою жизнь. В ее душе клокотал настоящий шторм противоречивых эмоций. Она бежала изо всех сил, словно старалась убежать от них, но когда она уже была на полпути, она не выдержала, рухнула на колени и забила кулаками по земле с беспомощным разочарованием, рыдая от боли и ярости.
Дура, дура, думала она. Почему, ну почему я не слушала других? Они хотели предупредить меня, защитить меня… И внезапно ей пришло в голову, что точно так же Страж защищает Сорака. Он от чего? От ее любви? От его собственных чувств? Разве это не Страж, кто жесток и эгоистичен? Десять лет, подумала она с горечью. Десять лет мы знаем друг друга и он ни разу не сказал мне. Они ни разу не сказали мне. Это они, другие, не разрешали ему. И тогда, внезапно, в ней возникло чувство жалости и глубочайшего сочувствия к Сораку.
Он сказал ей, что он переживал за нее, что он сражался за нее, но не смог победить свою природу, свое естество. Она подумала, с тоской, на что это может быть похоже, для него? Он сказал, что она не понимает. Да, он был прав. Как она могла? Как она могла бы узнать, что означает разделять свое тело с другими личностями, каждая из которых имеет собственные мысли и чувства? Это не его вина. Он не выбирал это, это его проклятие, с которым он должен жить всю оставшуюся жизнь. И рассказав ему о своих чувствах, она только сделала его жизнь еще хуже.
О, Сорак, подумала она, что я тебе сделала? Пока она стояла на коленях и плакала, другие монахини резвились в бассейне, их радостные крики доносились до нее. Она слышала их беззаботный смех, их не волновало ничего в этом мире. Почему она не может быть такой же, как они? Они не страдают от отсутствия мужчины в их жизни. Они с радостью принимают Сорака как брата. Почему это недостаточно для нее? Возможно, они не знают, что такое любовь, но если то, чем наполнено все ее сердце, — любовь, лучше уж быть невежественной.
Собрав всю свою волю, она поднялась и заставила себя успокоиться. Она же не хочет, чтобы они увидели ее такой. То, что произошло между ней и Сораком, касается только их одних. Она одела мокасины и натянула платье, потом вытерла слезы. Страж была права, подумала она. Она должна научиться принимать это. Ну, прямо сейчас она не знает, что она может сделать, но что-то сделать она должна, иначе одно ее присутсвие рядом с Сораком будет вызывать у них обоих только боль. Она глубоко вздохнула, собирая все свои разлетевшиеся мысли, и медленно пошла к воротам монастыря. Есть только одна вещь, о которой она может думать прямо сейчас. Для Сорака будет лучше всего, если какое-то время он не увидит ее. И для нее, тоже, нужно время, чтобы привыкнуть к новой ситуации, и лучше все подальше от него. Возможно, подумала она, им никогда не удастся вернуться к тому, что было. Эта мысль, однако, была еще более невыносима для нее, чем мысль, что она не будет любить его. Но на самом деле, подумала она, я могу любить его. Я, наверно, никогда не смогу обладать им, а он мной так, как это принято у обычных людей. Но, опять она напомнила себе, мы не обычные люди.
Если его женские личности не дают ему заняться любовью с ней, то, естественно, они не дадут ему заняться любовью и с любой другой женщиной. По меньшей мере в этом отношении Сорак будет похож на большинство виличчи. Он останется девственником. Не по выбору, но по необходимости. И она сделает тоже самое. Таким образом, возможно, их любовь будет еще более чистой, возвышенной. Она знала, что это будет не легко. Нужно время, много времени, чтобы приучить свой ум к новому порядку вещей, точно так же, как потребовалось много времени, чтобы ее чувства к Сораку привели ее к радужным надеждам. Да, возможно она не имела права надеяться, думать о себе и о своем счастье. Именно это, поняла она, и говорила ей Салин, когда она напомнила ей о клятвах, которые она дала.
— Все мои плотские желания и материальный конфорт, — с горькой усмешкой прошептала она. Но она была ребенком, когда давала эти клятвы. Разве она знала их настоящее значение? Это было ужасно нечестно. Но вопрос в том, что делать сейчас? Ни она, ни Сорак не могут забыть о том, что произошло между ними. — Виличчи не выходят замуж, — сказала Салин. — Мы не заводим себе пару. — А Риана разрешила себе помечтать, что она может стать обычной, как все. Это ее проклятие — быть другой. Однажды, в детстве, она уже получила хороший урок, и теперь, когда она забыла о нем, она получила его опять, с еще большей болью.
Третья Глава
— Госпожа говорит, что в нас всех есть и мужские и женские черты характера, — ответил Сорак. — В моем случае эти черты стали отдельными личностями. Совершенно другими людьми. Тело , которое мы разделяем, мужское, и я, Сорак, мужчина, но Страж родился женщиной. Как и Кивара и Наблюдатель.
Риана уставилась на него совершенно сбитая с толку. — Кивара? Наблюдатель ? Где они? Я ничего не знаю о них. За все эти годы ты ни разу не упоминал о них.
— И я бы не упомянул о них и сейчас, но они считают, что в нынешней ситуации это необходимо сделать, — ответил Сорак.
Риана внезапно почувствовала гнев. — После всех этих лет, что мы знаем друг друга, после того, что мы каждый из нас значит друг для друга … как ты мог скрывать это от меня ?
— Я никогда не смог бы скрыть это от тебя, — сказал Сорак, — но они могли и они это сделали . — Он поднес руки к голове и уперся кончиками пальцев в виски. Это был знак, Риана знала, что одна из его личностей собирается возникнуть, но Сорак борется и не хочет отдавать контроль. Это вызывало в нем ужасные головные боли, и эта внутренная борьба не могла длиться долго.
— И как, ты полагаешь, я мог объяснить тебе это? — сказал он дрожащим от боли голосом. — Мы знаем друг друга десять лет, Риана, и тем не менее ты до сих пор не понимаешь, что означает быть племя в одном. Ты просто не понимаешь. Возможно никогда и не поймешь.
— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — возразила она, чувствуя обиду и злость. — Я была первой из сестер, кто заговорил с тобой. Я была первой, кто протянул тебе руку дружбы, и десять лет мы были так близки, как только два человека могут быть. Я надеялась, что мы сможем стать еще ближе, но теперь… великий дракон! Теперь я не знаю, что и думать!
Он взял ее руки. — Риана… — Она попыталась освободится, но он держал твердо. — Нет, Риана, выслушай меня. Я не могу тебе помочь, я иду своим путем. Я, Сорак, могу контролировать только мои мысли и поступки. Все другие, которуе живут в моем теле, думают так, как они хотят думать, и действуют так, как они хотят действовать. Допустим, я гляжу на тебя и вижу теплую, страстную, умную и прекрасную молодую женщину, в которой есть все, что я мог бы пожелать. Но Страж, Кивара и Наблюдатель просто неспособны почувствовать любовь к женщине. Ну хорошо, Кивара, я могу допустить, еще испытывает какое-то любопытство, но Страж и Наблюдатель в корне отвергают идею, чтобы мы стали любовниками. Они не могут принять ее. — Он опять ухватился руками за голову и вздрогнул от боли. — Нет! Дай мне закончить!
Потом, внезапно, его руки опустились, и спокойное, твердое выражение появилось на его лице. Это больше не был Сорак. — Ты должна прекратить этот разговор, — сказала Страж ровно. — Он причиняет Сораку жуткие страдания.
— Чтоб ты пропала, — сказала Риана. — Как ты можешь так поступать с нами? Ты никогда не говорила мне, что ты женщина.
— А ты никогда не спрашивала, — ответила Страж.
— Я не могла даже помыслить о таком! Когда мы разговаривали с тобой, ты всегда говорила мужским голосом, как и сейчас!
— Это не моя вина, что я живу в теле мужчины, — возразила Страж. — Если бы у меня был выбор, я, конечно, не выбрала бы это тело. Однако, это кое-что, что я научилась принимать, и ты тоже должна научиться принимать это.
— Это просто смешно, — закричала Риана. — Сорак — мужчина .
— Нет, он просто выглядит как мужчина, — спокойно ответила Страж. — На самом деле он эльфлинг. Он не мужчина уже потому, что он не человек. Или ты забыла это, как забыла, похоже, о его нуждах и его чувствах, и думаешь только о своих глупых, эгоистических желаниях?
Отреагировав совершенно инстинктивно, Риана залепила Стражу пощечину, но, сделав это, она ударила и Сорака, и внезапно осознала, что наделала. Ее ладонь рванулась ко рту, она укусила себя за костяшки пальцев, а глаза широко раскрылись от боли и потрясения. — Что я сделала? Сорак…
— Сорак понимает и прощает тебя, — сказала Страж. — И только ради него я попытаюсь понять и простить. Но ты ведешь себя как глупая, безмозглая девчонка, которая злится только потому, что не может добиться своего. Но ты на самом деле сделала ему больно. Это действительно то, чего ты хотела?
Глаза Рианы наполнились слезами. — Нет, — сказала она умирающим голосом. Она покачала головой. — Нет, это последняя вещь, которую бы я хотела сделать. — Она подавила рыдания, быстро встала и бросилась к берегу, где она оставила свое платье и мокассины. Даже не потрудившись одеть их, она стиснула их в руках и бегом понеслась в монастырь…
Пока она, качаясь, бежала по дороге к монастырю, слезы лились у нее из глаз и Риана ругала себя как последнюю дуру. Она чувствовала себя злой, расстроенной, униженной и такой несчастной, какой она никогда не чувствовала себя за всю свою жизнь. В ее душе клокотал настоящий шторм противоречивых эмоций. Она бежала изо всех сил, словно старалась убежать от них, но когда она уже была на полпути, она не выдержала, рухнула на колени и забила кулаками по земле с беспомощным разочарованием, рыдая от боли и ярости.
Дура, дура, думала она. Почему, ну почему я не слушала других? Они хотели предупредить меня, защитить меня… И внезапно ей пришло в голову, что точно так же Страж защищает Сорака. Он от чего? От ее любви? От его собственных чувств? Разве это не Страж, кто жесток и эгоистичен? Десять лет, подумала она с горечью. Десять лет мы знаем друг друга и он ни разу не сказал мне. Они ни разу не сказали мне. Это они, другие, не разрешали ему. И тогда, внезапно, в ней возникло чувство жалости и глубочайшего сочувствия к Сораку.
Он сказал ей, что он переживал за нее, что он сражался за нее, но не смог победить свою природу, свое естество. Она подумала, с тоской, на что это может быть похоже, для него? Он сказал, что она не понимает. Да, он был прав. Как она могла? Как она могла бы узнать, что означает разделять свое тело с другими личностями, каждая из которых имеет собственные мысли и чувства? Это не его вина. Он не выбирал это, это его проклятие, с которым он должен жить всю оставшуюся жизнь. И рассказав ему о своих чувствах, она только сделала его жизнь еще хуже.
О, Сорак, подумала она, что я тебе сделала? Пока она стояла на коленях и плакала, другие монахини резвились в бассейне, их радостные крики доносились до нее. Она слышала их беззаботный смех, их не волновало ничего в этом мире. Почему она не может быть такой же, как они? Они не страдают от отсутствия мужчины в их жизни. Они с радостью принимают Сорака как брата. Почему это недостаточно для нее? Возможно, они не знают, что такое любовь, но если то, чем наполнено все ее сердце, — любовь, лучше уж быть невежественной.
Собрав всю свою волю, она поднялась и заставила себя успокоиться. Она же не хочет, чтобы они увидели ее такой. То, что произошло между ней и Сораком, касается только их одних. Она одела мокасины и натянула платье, потом вытерла слезы. Страж была права, подумала она. Она должна научиться принимать это. Ну, прямо сейчас она не знает, что она может сделать, но что-то сделать она должна, иначе одно ее присутсвие рядом с Сораком будет вызывать у них обоих только боль. Она глубоко вздохнула, собирая все свои разлетевшиеся мысли, и медленно пошла к воротам монастыря. Есть только одна вещь, о которой она может думать прямо сейчас. Для Сорака будет лучше всего, если какое-то время он не увидит ее. И для нее, тоже, нужно время, чтобы привыкнуть к новой ситуации, и лучше все подальше от него. Возможно, подумала она, им никогда не удастся вернуться к тому, что было. Эта мысль, однако, была еще более невыносима для нее, чем мысль, что она не будет любить его. Но на самом деле, подумала она, я могу любить его. Я, наверно, никогда не смогу обладать им, а он мной так, как это принято у обычных людей. Но, опять она напомнила себе, мы не обычные люди.
Если его женские личности не дают ему заняться любовью с ней, то, естественно, они не дадут ему заняться любовью и с любой другой женщиной. По меньшей мере в этом отношении Сорак будет похож на большинство виличчи. Он останется девственником. Не по выбору, но по необходимости. И она сделает тоже самое. Таким образом, возможно, их любовь будет еще более чистой, возвышенной. Она знала, что это будет не легко. Нужно время, много времени, чтобы приучить свой ум к новому порядку вещей, точно так же, как потребовалось много времени, чтобы ее чувства к Сораку привели ее к радужным надеждам. Да, возможно она не имела права надеяться, думать о себе и о своем счастье. Именно это, поняла она, и говорила ей Салин, когда она напомнила ей о клятвах, которые она дала.
— Все мои плотские желания и материальный конфорт, — с горькой усмешкой прошептала она. Но она была ребенком, когда давала эти клятвы. Разве она знала их настоящее значение? Это было ужасно нечестно. Но вопрос в том, что делать сейчас? Ни она, ни Сорак не могут забыть о том, что произошло между ними. — Виличчи не выходят замуж, — сказала Салин. — Мы не заводим себе пару. — А Риана разрешила себе помечтать, что она может стать обычной, как все. Это ее проклятие — быть другой. Однажды, в детстве, она уже получила хороший урок, и теперь, когда она забыла о нем, она получила его опять, с еще большей болью.
Третья Глава
— Тебе не нужно было вмешиваться. Ты только сделала вещи еще хуже.
Я просто пыталась защитить тебя от-
— Мне не нужна защита ни от Рианы, ни от моих собственных чувств!
Если бы какие-нибудь прохожие увидели бы этот разговор, они, без сомнения, решили бы, что Сорак просто сумашедший. Они бы увидели, что Сорак сидит на большом, плоском камне в центре бассейна и спорит сам с собой. Они бы услушали, как он говорит, и громко, но непонятно кому. Замечания Стража были неслышны, так как появлялись только в мозгу Сорака.
Сорак был в состоянии общаться со своим внутренним племенем без слов, но он был зол, и чувствовал, что если попытается сохранить все внутри себя, просто взорвется.
Эта девица строптива и эгоистична , сказала Страж. Она даже не слушала тебя. Она не пыталась понять. Она думает только о себе и о своих собственных желаниях.
— Она растеряна, — сказал Сорак. — И к тому же зла, так как она чувствует, что я много чего скрывал от нее. Не было никакой необходимости говорить с ней так грубо и жестоко. Она всегда была нашим другом. И даже больше, чем другом. Она заботилась о нас, когда никто о нас не заботился.
Аббатисса заботилась.
— Да, аббатисса заботилась, но не так. Аббатисса распознала наши таланты и наше положение, и почувствовала необходимость помочь. Она поняла, что мы страдаем и пожалела нас. Кроме того, она обещала это Старейшине Ал'Кали. Риана же заботилась о нас без всяких обязательств и причин. Это просто позор, как ты обошлась с ней. И еще больший позор, что мы обманывали ее все эти годы.
Никто не обманывал эту девчонку , возразила Страж. Да, мы скрывали информацию от нее, но не обманывали.
— Слова! — зло сказал Сорак. — Но остаются факты, что она была обманута. Если бы она знала все с самого начала, этого никогда бы не случилось.
Возможно нет , сказала Страж, но ты, кажется, кое-что забыл. Ты сам этого не знал с самого начала, а когда узнал, испугался, что другие откроют, что мы — как мужчины, так и женщины. Ты искал свою собственную мужскую личность, ты хотел быть настоящим мужчиной. В результате у тебя появились большие проблемы, но мы, все трое, поддержали тебя и позволили тебе стать таким, каким ты хотел. А потом, когда ты и эта девица-
— Ее зовут Риана.
Когда ты и Риана стали так близки, часть тебя боялась сказать ей правду, потому что боялась ее реакции. Если это обман, тогда, по меньшей мере частично, и твой .
— Возможно ты права, — неохотно согласился Сорак. — Часть меня не хотела говорить ей. Но я мог бы сказать ей это сейчас, и намного мягче, чем это сделала ты. А теперь она растеряна и потрясена, хотя и ни в чем не виновата. Мы внушили ей беспочвенные надежды и заставили ожидать от нас того, чего мы никогда не сможем ей дать.
Я ничего не внушала ей , ответила Страж. Виличчи не заводят любовников и, по большей части, остаются девственницами. Как я могла знать, что она другая? Как я могла знать, что у нее на уме?
— Лгунья! Ты же единственный телепат среди нас!
Верно, но я не могу читать мысли Рианы, когда ты контролируешь тело, а когда я говорила с ней, ты всегда просил меня быть с ней повежливей, общаться с ней, как с другом. А мысли друга я никогда не читаю, только если она сама попросит .
— У тебя всегда есть на все готовый ответ, — кисло сказал Сорак. — Но тогда, удивлюсь ли я, что ты знаешь мои мысли так же хорошо, как и я знаю их?
Иногда я знаю их лучше.
— Иногда я хотел бы вытащить тебя наружу и потоптаться по тебе ногами!
Если извинения помогут, я готова извиниться.
Я не нуждаюсь в твоих извинениях.
Я имею в виду девушку, не тебя , — сказала Страж. Как обычно, ты думаешь только о самом себе.
Сорак вздрогнул. — И, как обычно, ты бьешь прямо в кость.
Мы то, что мы есть, Сорак, — сказала Страж. — Я также не могу полюбить женщину, как и ты не можешь полюбить мужчину. Кивара… да, но у Кивары нет стыда.
Я слышу это , сказал другой голос. Когда он говорил вслух, он говорил ртом и горлом Сорака, и звучал по-мужски. Но сейчас он говорил в уме Сорака, поэтому звучал очень женственно. Это был юный женский голос, и к тому же очень дерзкий.
— Кивара, уходи, — сказал Сорак.
И почему это? Разве это не касается всех нас?
Тебя это касается в самую последнюю очередь, так как ты еще не выбрала, кто тебе больше нравится, мужчины или женщины, иронически отозвалась Страж.
А как я могу выбрать, если у меня нет опыта в таких делах? — возразила Кивара. Я всегда оставляла это тебе и Наблюдателю, и в результате мы все полностью невежественны в этом отношении. Девушка очень красива, и всегда относилась к нам хорошо. Может быть это не так уж и плохо?
Наблюдатель, как обычно, молчала, но Сорак чувствовал ее внимательное присутствие. Наблюдатель вообще почти не говорила, но она всегда была здесь, настороженная, воспринимающая все. В отличие от остальных, которые время от времени дремали, Наблюдатель не спала никогда. Сорак всегда ощущал ее молчаливое присутствие.
— Достаточно, — сказал он. — Я не вижу другого способа решить эту проблему, кроме как отказаться от секса. Мне кажется, что это не слишком высокая цена за то, чтобы избавиться он этой отвратительной ссоры.
Возможно, что это намного большая цена, чем ты думаешь , сказала Кивара.
Сорак решил , сказал новый ледяной голос, в мгновение ока прекращая дискуссию. Кивара тут же «нырнула вниз», схоронившись где-то в глубине сознания Сорака. Даже Страж не сказала ни слова. Они всегда поступали так, когда говорил Темный Маркиз. Сорак сам вздохнул поглубже и поежился, как если бы холод речи Маркиза достал его тело, но темная личность не сказала больше ничего и вернулась обратно в подсознание Сорака.
Внезапно Сорак обнаружил, что он опять один, насколько это вообще возможно для него. Оказалось, что он не сидит больше на плоском камне в бассейне, а идет по направлению к монастырю. Он не помнил, как очутился здесь. Наверно Путешественник сам заставил его ноги пойти по этому пути, пока он спорил с остальными. Путешественник именно так обычно и действовал.У него не было ни времени, ни терпения спорить или общаться с кем бы то ни было. Путешественник был чистый прагматик. Действие, и еще раз действие. — Да, — сказал Сорак себе, когда он осознал, что в пылу спора он ухитрился забыть о своем теле. Это случалось время от времени, хотя сейчас намного реже, чем раньше. — Пришло время начать двигаться.
— Боюсь, что я не смогу облегчить ношу Сестры Тамуры, Госпожа, — сказал Сорак. — Поэтому я и пришел к вам.
Варанна подняла брови. — О?
— Госпожа… — Сорак заколебался, но справился с собой. — Я чувствую, что пришло время мне уйти из монастыря.
Варанна кивнула. — А, я понимаю.
— Чтобы не было недопонимания. Не то, чтобы я не был счастлив здесь, или я не благодарен-
Варанна подняла руку. — Ты не должен ничего объяснять, — сказала она. — Я ожидала этого. Подойди, сядь рядом со мной.
Сорак уселся на скамью рядом со станком. — Я был очень счастлив здесь, Госпожа, — начал он, — и вы сделали для меня намного больше, чем я могу выразить словами. Тем не менее, я чувствую, что время пришло и я должен идти.
— Твое решение как-нибудь связано с Рианой?
Он посмотрел вниз, на пол. — Она говорила с вами?
— Только для того, чтобы попросить келью в храмовой башне, где она какое-то время могла бы медитировать в одиночестве, — сказала Варанна. — Она выглядела очень взволнованной. Я не стала спрашивать ее почему, но я думаю, что могу угадать.
— Это моя вина. Я знал о том, что она чувствует — и что я чувствую — и должен был что-нибудь сделать задолго до сегодняшнего дня. Я должен был попытаться заставить ее понять, но часть меня лелеяла надежду, что… — Он покачал головой и вздохнул. — Я думаю, сейчас это уже неважно. Я причинил ей боль, хотя и не хотел этого, и ей же будет лучше, если я уйду.
— Кроме того, Риана вовсе не единственная причина, почему я должен уйти. Я вырос думая, что вы и сестры — моя единственная семья, но ведь на самом деле я не знаю ничего о своей настоящей семье. Я ничего не знаю ни о родителях, ни о том, откуда я. Я даже не знаю моего настоящего имени. Желание узнать об этом росло вместе со мной все эти годы, и дошло до того, что мне трудно думать о чем-либо другом. Я страстно хочу знать, кто я такой, Госпожа. Или, возможно, я должен сказать, кем я был до того, как стал таким, как сейчас. Я не помню ничего о моем прошлом до той точки, когда старейшина пирен нашла меня в пустыне. Иногда, во сне, мне кажется, что я слышу, как голос матери поет мне, но я никогда не вижу ее лицо. И у меня нет даже малейшего воспоминания об отце. Видел ли я его хоть когда-нибудь? Знает ли он обо мне? Каждую ночь отправляясь спать, я спрашиваю себя — где мои родители и кто они. Живы ли они еще? Вместе ли они? Так много вопросов и ни единого ответа.
— Думал ли ты о том, что ответы, если ты их найдешь, могут принести тебе много боли? — спросила его Варанна.
— Я хорошо знаю, что такое боль, Госпожа, — ответил Сорак. — И лучше боль от проясняющих дело ответов, чем безжалостная пытка вопросами.
Варанна кивнула. — С этим невозможно спорить. Да я и не удивилась, я давно ожидала этого. Ты свободен идти, естественно. Ты не приносил клятвы оставаться здесь.
— Я обязан вам очень многим, Госпожа. Это долг, который я никогда не смогу вернуть.
— Ты ничего не должен мне, Сорак.
— Тем не менее, я навсегда сохраню в своей душе признательность и глубочайшее уважение к вам.
— Я не могла бы просить о большей награде. Думал ли ты, куда направишься в первую очередь?
Сорак покачал головой. — Не знаю. Я надеюсь, однако, что вы сможете мне сказать, как найти Старейшину Ал'Кали. Возможно, она скажет мне, где она нашла меня, и я смогу начать свои поиски оттуда. Конечно, этому следу уже десять лет, и я не видел ее с тех пор. Быть может, ее уже нет в живых.
— Возможно. Она одна из самых старых в ее расе, — сказала Варанна, — хотя пирены живут долго. Но найти ее не так-то просто. Друиды, приносящие мир, — странники, и их не слишком часто можно увидеть в их настояшем обличии. Тем не менее, я знаю кое-что, что может помочь тебе. Каждый год она приходит на вершину Зуба Дракона. Именно оттуда она услышала твой крик десять лет тому назад.
— Но я не помню, где это было, — сказал Сорак. — И как я позвал ее.
— Твоя память по-прежнему с тобой, как и твои способности, — ответила Варанна. — А сейчас у тебя есть умения и знания, которых раньше не было. Загляни в себя поглубже, и ты найдешь путь. А что касается времени, то, когда в следующий раз будет полнолуние обеих лун, исполниться ровно десять лет с того дня, когда Старейшина Ал'Кали привела тебя сюда.
— Тогда будет лучше всего, если я уйду прямо сейчас, — сказал Сорак.
— А что с Рианой? Она потребовала уединенной медитации. Я пообещала ей, что никто и ничто не нарушит ее одиночества, и сдержу свое слово. Ее нельзя тревожить, никто не войдет к ней, пока она сама не решит выйти из башни.
— Если я хочу добраться до Зуба Дракона вовремя, я не могу медлить. И, я думаю, так будет лучше всего. Скажите ей… — он облизал губы. — Скажите ей, что я никогда не хотел обидеть ее. Но имя, которое вы мне дали, очень подходит мне. Сорак — это кочевник, который всегда будет странствовать один.
— Прежде, чем ты уйдешь… — сказала Варанна, вставая. — Подожди здесь секундочку.
Она вышла из комнаты и через несколько мгновений вернулась, неся в руках узкий, длинный сверток, завернутый в материю. Она положила его на стол.
— Я получила его в подарок много лет назад, за небольшую услугу, которую оказала во время одного из моих путешествий по Атхасу, — сказала она, осторожно разворачивая сверток. — Мне никогда не доводилось пользоваться им. Я думаю, что он подходит тебе намного больше, чем мне.
Она сняла последний слой ткани и открыла меч, уютно устроившийся в кожаных ножнах.
— Я бы хотела, чтобы ты взял его, на память, — сказала Варанна, протягивая ему меч. — К тому же есть у него одна особенность, из-за которой только ты можешь владеть им. Это старинный эльфийский меч.
Судя по размеру это был длинный меч, но, в отличие от обычного длинного меча, его клинок был изогнут, а на конце слегка расширялся, так что в целом он был чем-то средним между саблей и мечом, за исключением кончика, который имел форму листа. Рукоятка была обмотана серебрянной нитью, а эфес и гарда были из бронзы.
Сорак вытащил меч из ножен и глубоко вздохнул, когда увидел замысловатые, волнистые знаки на клинке. — Но … это же стальной меч!
— И из редчайшего сорта стали, — сказала Варанна, хотя и сама сталь была редка на Атхасе, где большинство оружия делалось из обсидиана, кости или камня. — Искусство создания такой стали утеряно много столетий назад. Она намного прочнее обычной стали и лучше закалена. В руках мастера это страшное оружие.
— Это действительно замечательный подарок, — сказал Сорак. — Я никогда не расстанусь с ним. — Он сделал несколько пробных взмахов. — Он очень хорошо сбалансирован, но форма клинка очень необычна. Я всегда думал, что эльфы сражались длинными мечами.
— Это особый меч, — ответила Варанна, — единственный в своем роде. На его клинке выгравированы старинные эльфийские руны. Ты должен быть способен прочитать их, если я не напрасно тратила время, обучая тебя языку твоих предков.
Сорак осторожно взял меч в ладони, поднес к глазам и прочитал вслух надпись на клинке. — Сильный духом, верный в беде, закаленный в вере. — Он кивнул. — Действительно, черты характера благородного человека.
— Это больше, чем черты характера, — сказала Варанна. — Это кредо древних эльфов. Живи так, и меч никогда не предаст тебя.
— Я не забуду, — сказал Сорак, убирая меч в ножны. — Как я никогда не забуду все то, что вы сделелали для меня.
— Когда все соберутся вместе в зале для обеда, я объявлю, что ты уходишь, — сказала Варанна. — Тогда у каждой будет возможность попрощаться с тобой.
— Нет, я думаю, что будет лучше всего уйти тихо, незаметно, — сказал Сорак. — Мне и так достаточно трудно уходить, а если еще придется прощаться с каждой Сестрой…
Варанна кивнула. — Понимаю. Тогда я передам всем твое прощание вместо тебя. Но по меньшей мере ты можешь попрощаться со мной. — Она раскинула свои руки.
Сорак крепко сжал ее в объятиях. — Вы были для меня как мать, — сказал он, — единственная мать, которую я когда-либо знал. Прощаться с вами — самое тяжелое для меня.
— Ты, Сорак, был для меня как сын, которого я никогда не могла родить, — ответила Варанна, ее глаза наполнились слезами. — Ты навсегда останешься в моем сердце, и наши ворота всегда будут открыты для тебя. Да найдешь ты то, что ищешь.
Я просто пыталась защитить тебя от-
— Мне не нужна защита ни от Рианы, ни от моих собственных чувств!
Если бы какие-нибудь прохожие увидели бы этот разговор, они, без сомнения, решили бы, что Сорак просто сумашедший. Они бы увидели, что Сорак сидит на большом, плоском камне в центре бассейна и спорит сам с собой. Они бы услушали, как он говорит, и громко, но непонятно кому. Замечания Стража были неслышны, так как появлялись только в мозгу Сорака.
Сорак был в состоянии общаться со своим внутренним племенем без слов, но он был зол, и чувствовал, что если попытается сохранить все внутри себя, просто взорвется.
Эта девица строптива и эгоистична , сказала Страж. Она даже не слушала тебя. Она не пыталась понять. Она думает только о себе и о своих собственных желаниях.
— Она растеряна, — сказал Сорак. — И к тому же зла, так как она чувствует, что я много чего скрывал от нее. Не было никакой необходимости говорить с ней так грубо и жестоко. Она всегда была нашим другом. И даже больше, чем другом. Она заботилась о нас, когда никто о нас не заботился.
Аббатисса заботилась.
— Да, аббатисса заботилась, но не так. Аббатисса распознала наши таланты и наше положение, и почувствовала необходимость помочь. Она поняла, что мы страдаем и пожалела нас. Кроме того, она обещала это Старейшине Ал'Кали. Риана же заботилась о нас без всяких обязательств и причин. Это просто позор, как ты обошлась с ней. И еще больший позор, что мы обманывали ее все эти годы.
Никто не обманывал эту девчонку , возразила Страж. Да, мы скрывали информацию от нее, но не обманывали.
— Слова! — зло сказал Сорак. — Но остаются факты, что она была обманута. Если бы она знала все с самого начала, этого никогда бы не случилось.
Возможно нет , сказала Страж, но ты, кажется, кое-что забыл. Ты сам этого не знал с самого начала, а когда узнал, испугался, что другие откроют, что мы — как мужчины, так и женщины. Ты искал свою собственную мужскую личность, ты хотел быть настоящим мужчиной. В результате у тебя появились большие проблемы, но мы, все трое, поддержали тебя и позволили тебе стать таким, каким ты хотел. А потом, когда ты и эта девица-
— Ее зовут Риана.
Когда ты и Риана стали так близки, часть тебя боялась сказать ей правду, потому что боялась ее реакции. Если это обман, тогда, по меньшей мере частично, и твой .
— Возможно ты права, — неохотно согласился Сорак. — Часть меня не хотела говорить ей. Но я мог бы сказать ей это сейчас, и намного мягче, чем это сделала ты. А теперь она растеряна и потрясена, хотя и ни в чем не виновата. Мы внушили ей беспочвенные надежды и заставили ожидать от нас того, чего мы никогда не сможем ей дать.
Я ничего не внушала ей , ответила Страж. Виличчи не заводят любовников и, по большей части, остаются девственницами. Как я могла знать, что она другая? Как я могла знать, что у нее на уме?
— Лгунья! Ты же единственный телепат среди нас!
Верно, но я не могу читать мысли Рианы, когда ты контролируешь тело, а когда я говорила с ней, ты всегда просил меня быть с ней повежливей, общаться с ней, как с другом. А мысли друга я никогда не читаю, только если она сама попросит .
— У тебя всегда есть на все готовый ответ, — кисло сказал Сорак. — Но тогда, удивлюсь ли я, что ты знаешь мои мысли так же хорошо, как и я знаю их?
Иногда я знаю их лучше.
— Иногда я хотел бы вытащить тебя наружу и потоптаться по тебе ногами!
Если извинения помогут, я готова извиниться.
Я не нуждаюсь в твоих извинениях.
Я имею в виду девушку, не тебя , — сказала Страж. Как обычно, ты думаешь только о самом себе.
Сорак вздрогнул. — И, как обычно, ты бьешь прямо в кость.
Мы то, что мы есть, Сорак, — сказала Страж. — Я также не могу полюбить женщину, как и ты не можешь полюбить мужчину. Кивара… да, но у Кивары нет стыда.
Я слышу это , сказал другой голос. Когда он говорил вслух, он говорил ртом и горлом Сорака, и звучал по-мужски. Но сейчас он говорил в уме Сорака, поэтому звучал очень женственно. Это был юный женский голос, и к тому же очень дерзкий.
— Кивара, уходи, — сказал Сорак.
И почему это? Разве это не касается всех нас?
Тебя это касается в самую последнюю очередь, так как ты еще не выбрала, кто тебе больше нравится, мужчины или женщины, иронически отозвалась Страж.
А как я могу выбрать, если у меня нет опыта в таких делах? — возразила Кивара. Я всегда оставляла это тебе и Наблюдателю, и в результате мы все полностью невежественны в этом отношении. Девушка очень красива, и всегда относилась к нам хорошо. Может быть это не так уж и плохо?
Наблюдатель, как обычно, молчала, но Сорак чувствовал ее внимательное присутствие. Наблюдатель вообще почти не говорила, но она всегда была здесь, настороженная, воспринимающая все. В отличие от остальных, которые время от времени дремали, Наблюдатель не спала никогда. Сорак всегда ощущал ее молчаливое присутствие.
— Достаточно, — сказал он. — Я не вижу другого способа решить эту проблему, кроме как отказаться от секса. Мне кажется, что это не слишком высокая цена за то, чтобы избавиться он этой отвратительной ссоры.
Возможно, что это намного большая цена, чем ты думаешь , сказала Кивара.
Сорак решил , сказал новый ледяной голос, в мгновение ока прекращая дискуссию. Кивара тут же «нырнула вниз», схоронившись где-то в глубине сознания Сорака. Даже Страж не сказала ни слова. Они всегда поступали так, когда говорил Темный Маркиз. Сорак сам вздохнул поглубже и поежился, как если бы холод речи Маркиза достал его тело, но темная личность не сказала больше ничего и вернулась обратно в подсознание Сорака.
Внезапно Сорак обнаружил, что он опять один, насколько это вообще возможно для него. Оказалось, что он не сидит больше на плоском камне в бассейне, а идет по направлению к монастырю. Он не помнил, как очутился здесь. Наверно Путешественник сам заставил его ноги пойти по этому пути, пока он спорил с остальными. Путешественник именно так обычно и действовал.У него не было ни времени, ни терпения спорить или общаться с кем бы то ни было. Путешественник был чистый прагматик. Действие, и еще раз действие. — Да, — сказал Сорак себе, когда он осознал, что в пылу спора он ухитрился забыть о своем теле. Это случалось время от времени, хотя сейчас намного реже, чем раньше. — Пришло время начать двигаться.
* * *
Он услышал как аббатисса сказала, — Входи, — и открыл дверь ее личной комнаты. Она взглянула на него из-за ткацкого станка и улыбнулась. — Сорак. Входи, входи. Я смотрела на тебя сегодня утром, во время занятия с Тамурой. Она сказала мне, что ты готов заняться обучением новичков. Ты должен чувствовать себя польщенным. Это означает, что он выбрала тебя своим наследником, следующим Мастером Оружия.— Боюсь, что я не смогу облегчить ношу Сестры Тамуры, Госпожа, — сказал Сорак. — Поэтому я и пришел к вам.
Варанна подняла брови. — О?
— Госпожа… — Сорак заколебался, но справился с собой. — Я чувствую, что пришло время мне уйти из монастыря.
Варанна кивнула. — А, я понимаю.
— Чтобы не было недопонимания. Не то, чтобы я не был счастлив здесь, или я не благодарен-
Варанна подняла руку. — Ты не должен ничего объяснять, — сказала она. — Я ожидала этого. Подойди, сядь рядом со мной.
Сорак уселся на скамью рядом со станком. — Я был очень счастлив здесь, Госпожа, — начал он, — и вы сделали для меня намного больше, чем я могу выразить словами. Тем не менее, я чувствую, что время пришло и я должен идти.
— Твое решение как-нибудь связано с Рианой?
Он посмотрел вниз, на пол. — Она говорила с вами?
— Только для того, чтобы попросить келью в храмовой башне, где она какое-то время могла бы медитировать в одиночестве, — сказала Варанна. — Она выглядела очень взволнованной. Я не стала спрашивать ее почему, но я думаю, что могу угадать.
— Это моя вина. Я знал о том, что она чувствует — и что я чувствую — и должен был что-нибудь сделать задолго до сегодняшнего дня. Я должен был попытаться заставить ее понять, но часть меня лелеяла надежду, что… — Он покачал головой и вздохнул. — Я думаю, сейчас это уже неважно. Я причинил ей боль, хотя и не хотел этого, и ей же будет лучше, если я уйду.
— Кроме того, Риана вовсе не единственная причина, почему я должен уйти. Я вырос думая, что вы и сестры — моя единственная семья, но ведь на самом деле я не знаю ничего о своей настоящей семье. Я ничего не знаю ни о родителях, ни о том, откуда я. Я даже не знаю моего настоящего имени. Желание узнать об этом росло вместе со мной все эти годы, и дошло до того, что мне трудно думать о чем-либо другом. Я страстно хочу знать, кто я такой, Госпожа. Или, возможно, я должен сказать, кем я был до того, как стал таким, как сейчас. Я не помню ничего о моем прошлом до той точки, когда старейшина пирен нашла меня в пустыне. Иногда, во сне, мне кажется, что я слышу, как голос матери поет мне, но я никогда не вижу ее лицо. И у меня нет даже малейшего воспоминания об отце. Видел ли я его хоть когда-нибудь? Знает ли он обо мне? Каждую ночь отправляясь спать, я спрашиваю себя — где мои родители и кто они. Живы ли они еще? Вместе ли они? Так много вопросов и ни единого ответа.
— Думал ли ты о том, что ответы, если ты их найдешь, могут принести тебе много боли? — спросила его Варанна.
— Я хорошо знаю, что такое боль, Госпожа, — ответил Сорак. — И лучше боль от проясняющих дело ответов, чем безжалостная пытка вопросами.
Варанна кивнула. — С этим невозможно спорить. Да я и не удивилась, я давно ожидала этого. Ты свободен идти, естественно. Ты не приносил клятвы оставаться здесь.
— Я обязан вам очень многим, Госпожа. Это долг, который я никогда не смогу вернуть.
— Ты ничего не должен мне, Сорак.
— Тем не менее, я навсегда сохраню в своей душе признательность и глубочайшее уважение к вам.
— Я не могла бы просить о большей награде. Думал ли ты, куда направишься в первую очередь?
Сорак покачал головой. — Не знаю. Я надеюсь, однако, что вы сможете мне сказать, как найти Старейшину Ал'Кали. Возможно, она скажет мне, где она нашла меня, и я смогу начать свои поиски оттуда. Конечно, этому следу уже десять лет, и я не видел ее с тех пор. Быть может, ее уже нет в живых.
— Возможно. Она одна из самых старых в ее расе, — сказала Варанна, — хотя пирены живут долго. Но найти ее не так-то просто. Друиды, приносящие мир, — странники, и их не слишком часто можно увидеть в их настояшем обличии. Тем не менее, я знаю кое-что, что может помочь тебе. Каждый год она приходит на вершину Зуба Дракона. Именно оттуда она услышала твой крик десять лет тому назад.
— Но я не помню, где это было, — сказал Сорак. — И как я позвал ее.
— Твоя память по-прежнему с тобой, как и твои способности, — ответила Варанна. — А сейчас у тебя есть умения и знания, которых раньше не было. Загляни в себя поглубже, и ты найдешь путь. А что касается времени, то, когда в следующий раз будет полнолуние обеих лун, исполниться ровно десять лет с того дня, когда Старейшина Ал'Кали привела тебя сюда.
— Тогда будет лучше всего, если я уйду прямо сейчас, — сказал Сорак.
— А что с Рианой? Она потребовала уединенной медитации. Я пообещала ей, что никто и ничто не нарушит ее одиночества, и сдержу свое слово. Ее нельзя тревожить, никто не войдет к ней, пока она сама не решит выйти из башни.
— Если я хочу добраться до Зуба Дракона вовремя, я не могу медлить. И, я думаю, так будет лучше всего. Скажите ей… — он облизал губы. — Скажите ей, что я никогда не хотел обидеть ее. Но имя, которое вы мне дали, очень подходит мне. Сорак — это кочевник, который всегда будет странствовать один.
— Прежде, чем ты уйдешь… — сказала Варанна, вставая. — Подожди здесь секундочку.
Она вышла из комнаты и через несколько мгновений вернулась, неся в руках узкий, длинный сверток, завернутый в материю. Она положила его на стол.
— Я получила его в подарок много лет назад, за небольшую услугу, которую оказала во время одного из моих путешествий по Атхасу, — сказала она, осторожно разворачивая сверток. — Мне никогда не доводилось пользоваться им. Я думаю, что он подходит тебе намного больше, чем мне.
Она сняла последний слой ткани и открыла меч, уютно устроившийся в кожаных ножнах.
— Я бы хотела, чтобы ты взял его, на память, — сказала Варанна, протягивая ему меч. — К тому же есть у него одна особенность, из-за которой только ты можешь владеть им. Это старинный эльфийский меч.
Судя по размеру это был длинный меч, но, в отличие от обычного длинного меча, его клинок был изогнут, а на конце слегка расширялся, так что в целом он был чем-то средним между саблей и мечом, за исключением кончика, который имел форму листа. Рукоятка была обмотана серебрянной нитью, а эфес и гарда были из бронзы.
Сорак вытащил меч из ножен и глубоко вздохнул, когда увидел замысловатые, волнистые знаки на клинке. — Но … это же стальной меч!
— И из редчайшего сорта стали, — сказала Варанна, хотя и сама сталь была редка на Атхасе, где большинство оружия делалось из обсидиана, кости или камня. — Искусство создания такой стали утеряно много столетий назад. Она намного прочнее обычной стали и лучше закалена. В руках мастера это страшное оружие.
— Это действительно замечательный подарок, — сказал Сорак. — Я никогда не расстанусь с ним. — Он сделал несколько пробных взмахов. — Он очень хорошо сбалансирован, но форма клинка очень необычна. Я всегда думал, что эльфы сражались длинными мечами.
— Это особый меч, — ответила Варанна, — единственный в своем роде. На его клинке выгравированы старинные эльфийские руны. Ты должен быть способен прочитать их, если я не напрасно тратила время, обучая тебя языку твоих предков.
Сорак осторожно взял меч в ладони, поднес к глазам и прочитал вслух надпись на клинке. — Сильный духом, верный в беде, закаленный в вере. — Он кивнул. — Действительно, черты характера благородного человека.
— Это больше, чем черты характера, — сказала Варанна. — Это кредо древних эльфов. Живи так, и меч никогда не предаст тебя.
— Я не забуду, — сказал Сорак, убирая меч в ножны. — Как я никогда не забуду все то, что вы сделелали для меня.
— Когда все соберутся вместе в зале для обеда, я объявлю, что ты уходишь, — сказала Варанна. — Тогда у каждой будет возможность попрощаться с тобой.
— Нет, я думаю, что будет лучше всего уйти тихо, незаметно, — сказал Сорак. — Мне и так достаточно трудно уходить, а если еще придется прощаться с каждой Сестрой…
Варанна кивнула. — Понимаю. Тогда я передам всем твое прощание вместо тебя. Но по меньшей мере ты можешь попрощаться со мной. — Она раскинула свои руки.
Сорак крепко сжал ее в объятиях. — Вы были для меня как мать, — сказал он, — единственная мать, которую я когда-либо знал. Прощаться с вами — самое тяжелое для меня.
— Ты, Сорак, был для меня как сын, которого я никогда не могла родить, — ответила Варанна, ее глаза наполнились слезами. — Ты навсегда останешься в моем сердце, и наши ворота всегда будут открыты для тебя. Да найдешь ты то, что ищешь.