Хоум Стюарт
Встан(в)ь перед Христом и убей любовь
Стюарт ХОУМ
Встан(в)ь перед Христом и убей любовь
Перевод с английского Ильи Кормильцева
Анонс
"Встан(в)ь перед Христом и убей любовь" - любопытная книга. Речь в ней пойдет о: психическом расстройстве, магии, Лондоне, еде, мыслительном контроле и - человеческих жертвоприношениях.
Критики писали о романе Стюарта Хоума так: "Этот возмутительно талантливый роман - дерзкое исследование секса и оккультизма, как в качестве жизненных идеологий, так и в качестве способов высшего познания. Здесь традиционные границы между автором и критиком, фантазией и реальностью, писателем и читателем попросту уничтожаются!"
ПРОЛОГ
Я закрыл глаза и расслабился, а когда снова открыл их, Сара Остерли исчезла. Вместо нее напротив меня сидел человек, в котором я узнал доктора Джона Ходжеса. Именно он держал меня под контролем, именно от него я, судя по всему, скрывался всю жизнь. Я проследовал за Ходжесом, мы сели в автомобиль и поехали в кабинет доктора в Белгравии.
- Плоховато выглядите, - дружелюбно сказал Ходжес. - Витаминчиков бы вам вколоть.
- Я не хочу убивать ребенка, - рыдал я, пока меня пристегивали ремнями к операционному столу. - Почему я должен его зарезать?!
- У вас нет выбора, - сказал доктор, выкручивая мне руку. - Вы думаете, что вырвались из-под контроля, но каждый эпизод в вашей печальной истории запрограммирован нами.
- Не понимаю!
- Это следующая стадия наших экспериментов по контролю над сознанием, принялся объяснять хирург. - Мы хотим научить наших пациентов сознательно активировать различные личности, которые мы создали в их мозгу. Овладев этим умением, они с легкостью справятся с любой ситуацией, возникшей в ходе ведения ими шпионской деятельности.
- Но у меня нет склонности к совершению убийств, - простонал я.
- Какая чушь! - рявкнул Ходжес. - Неужели вы не знакомы с так называемой миметической теорией возникновения желания?
- Нет.
- Мы ценим вещи, - принялся разъяснять доктор, - потому что их желают другие люди. Мы усваиваем систему ценностей, подражая другим, - короче говоря, мы не столько желаем вещи сами по себе, сколько желаем походить на ближних. Но если мы желаем того же, что и другие, то конфликт неизбежен. Для того чтобы положить конец этому конфликту, необходим суррогат, очистительная жертва, убийство, после которого в социуме воцаряется покой. В вас мы запрограммировали личность, идентичную той, которая имплантирована в сознание двойника Сары Остерли. Это неизбежно приведет к конфликту между вами и малолетней матерью-одиночкой, и конфликт этот вы сможете разрешить только через ритуальное человеческое жертвоприношение!
- Но это ужасно! - простонал я. - Это же так ужасно!
- Ничего ужасного, - настаивал Ходжес. - Этот акт разом окупит все вложения, сделанные в мои исследования! Как бы вы не упирались, в конце вы сделаете то, что хочу от вас я!
- Ни за что! - вскричал я, но тут игла вошла в мою вену, и началось беспамятство, которое продолжалось то ли несколько недель, то ли несколько месяцев.
***
Я очнулся в незнакомой постели. Рядом никого не было. Я встал и открыл шторы. Лоджии, лоджии, ряды лоджий - спальный район. В комнате почти ничего не было: гардероб с весьма странным подбором одежды да несколько эстампов на алхимические сюжеты на стенах. В гостиной - ряд предметов явно чернокнижного толка и книги, книги, книги. Бегло пробежав взглядом по корешкам, я успел различить труды Элифаса Леви, Папюса и Юлиуса Эволы. Из названий книг явствовало, что их авторы писали на эзотерические темы, о чем свидетельствовал и тот факт, что немногие известные мне имена принадлежали прославленным оккультистам. Среди прочих были там и произведения Алистера Кроули, мадам Блаватской и Дион Форчьюн. Я закрыл глаза и наугад взял книгу с полки. Мне попалась "Тайна Запада" Дмитрия Мережковского, которая в те времена еще была китайской грамотой для моего неискушенного глаза.
Я быстро просмотрел содержимое досье, находившихся в выдвижных ящиках. В первых трех содержались документы, относившиеся к истории и ритуалам группы, зарегистрированной под официальным названием "Общество Любителей Древности Южного Лондона", хотя оно действовало и под множеством других имен, например "Ложа Черной Завесы и Белого Света". В документах часто встречалось имя одного человека, которого я отлично знал, но, тем не менее, я оказался абсолютно не подготовлен к шоку, ждавшему меня, когда я заглянул в последний, нижний ящик. Дело в том, что человек этот не просто носил то же имя, что и я - он был тождественной со мной личностью. Я уставился на мое собственное свидетельство о рождении - документ, который мог получить только я сам при достижении совершеннолетия. На свидетельстве старомодным почерком было начертано имя, которое я никогда не предавал огласке: Джеффри Реджинальд Томпсон.
Я швырнул обратно в ящик пачку бумаг, направился к телефону, взял трубку и набрал мой собственный номер. Пока лондонские АТС пощелкивали, осуществляя соединение, я поднял связку ключей, которая лежала возле записной книжки. Я перебирал их, слушая мой собственный голос на автоответчике. Когда звуковой сигнал сообщил мне, что на пленке имеется достаточно места, чтобы оставить сообщение, я почувствовал поднимающуюся во мне волну гнева,
- Ты скоро сдохнешь, ты, мешок с говном, вообразивший себя режиссером экспериментального кино. Я родился, как и ты, в Лондоне, но, в отличие от тебя, я по-прежнему почитаю предания наших ирландских предков-друидов. Я убью тебя одним враждебным и смертоносным порывом моей магической Силы!
Я бросил трубку на рычажок и хрипло расхохотался над абсурдностью угрозы. Затем принялся перелистывать лежавшую рядом записную книжку. Она была заполнена именами - в основном, женскими. Я набрал номер, и голос автоответчика сообщил мне, что в настоящий момент Ив нет дома, но я могу оставить сообщение после сигнала.
- Сними трубку, сука!
- Кевин, куда ты запропастился!
Я не потрудился ответить. Я просто сказал Ив, чтобы она отправилась в квартиру на Тернем Грин и прибралась там. Она всегда повиновалась мне, хотя ее трудно было назвать послушницей в полном смысле этого слова, поскольку интерес к сексуальной магии у нее был чисто чувственного происхождения. Тем не менее, Ив выполняла любой мой приказ, хотя наши отношения, в сущности, сводились к немногим случайным походам в дешевый садо-мазохистский клуб.
Мне следовало быстро взять себя в руки. А для этого нет ничего лучше, чем без промедления заняться практической деятельностью. Я открыл парадную дверь квартиры, вышел наружу и вложил один из ключей в замочную скважину. Ключ повернулся в скважине, когда я надавил на него; тогда я мысленно повторил про себя номер на двери и вернулся обратно, чтобы собрать вещи. Дойдя до конца улицы, я точно также запомнил и ее название. Я находился в Брикстоне, практически напротив одноименной станции метро. Доехав на метро до вокзала Виктория, я приобрел в торговом центре над железнодорожными путями гамбургер и пакетик жареного картофеля.
Примерно в девять вечера я сел на брайтонский поезд. То там, то сям в вагоне виднелись пустые места, но я хотел найти себе пустой ряд, дабы не войти ненароком в соприкосновение с кем-нибудь из попутчиков. Дойдя до конца вагона, я уже совсем упал духом, но тут увидел знакомую девушку и свободное место рядом с ней. Когда я подошел к Саре Петерсон и поздоровался, она демонстративно попыталась прикрыть газетой лежавшую перед ней пачку бумаг с грифом "Совершенно секретно".
- Привет, Филипп!
Судя по всему, Сара уже крепко вмазала. Возможно, не самая удачная ситуация для случайной встречи, но не такая уж и неудачная, если принять во внимание тот факт, что те несколько раз, когда я спал с ней, мы были как раз пьяными в треск. Я опускаюсь в кресло рядом с Сарой, и она проводит ладонью по моему бедру. Похоже, у Сары дома можно провести время гораздо занимательнее, чем на конспиративной квартире. И хотя мне хочется как можно быстрее добраться до моей берлоги, у меня впереди еще все воскресенье, так что несколько часов удовольствия работе не повредят.
- Все еще в издательстве работаешь?
- Только в качестве прикрытия, - бросает Сара, демонстративно перекладывая бумаги с грифом "Совершенно секретно" в свой дипломат.
Поезд отъехал от перрона, и Сара начала втолковывать мне, что в настоящий момент она работает на британские спецслужбы, и поэтому ей известно, что я стал на всю жизнь жертвой техники промывания мозгов, разработанной выдающимся психиатром Юэном Камероном, и она мне ото всей души сочувствует. По словам Сары в меня заложили несколько различных личностей, а затем заслали сразу в целый ряд подпольных организаций в качестве провокатора. Она также поведала мне, что одну из наиболее успешных операций я провел внутри экстремистского крыла движения "зеленых", где разоблачил многих видных деятелей как стукачей, чем сорвал деятельность ряда групп с подрывным потенциалом.
Сойдя с поезда, мы направились прямиком в паб "Трафальгарская битва". Я пил пиво, Сара пила джин, двойные порции. Мы поздоровались с несколькими старыми знакомыми. Уехал я отсюда в восемнадцать лет, но, поскольку отсюда до Лондона рукой подать, в городе у меня по-прежнему оставалось много добрых друзей. Мы сели в уголке, где нас никто не беспокоил. Я положил руку на Сарино колено, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что мы соблазняем друг друга. При всем при том с точки зрения содержания наша беседа носила прелюбопытнейший характер, поскольку вертелась более или менее исключительно вокруг стукачества и промывания мозгов.
Когда паб закрылся, мы отправились на хату к Саре, причем идти надо было все время в гору, отчего мои ходули изрядно заныли. Как только я устроился поудобнее на Сарином топчане, она включила компакт-диск "Диско-хиты 70-ых" - видно было, что моей подружке хочется поплясать, но мне-то больше всего хотелось в койку. Каждый раз, когда я запускал ей руку под юбку, она говорила мне, что я - развратник, и что спешка в этом деле совсем ни к чему. Мы танцевали, тиская друг друга, пока Сара не перевернула свой бокал с вином. Тогда она налила другой, а когда выпила и его, то открыла новую бутылку бухла.
В промежутке между одним и другим сеансом трения телесами Сара промяукала мне на ухо "Мой милый дурачок с промытыми мозгами..."
В постели мы очутились часа в четыре утра. Как только мы разделись, я заполз на Сару и по-простому взял и засунул ей. Я счел, что за любовные игры сойдут и те несколько часов, что мы провели в гостиной. Сара вела себя в постели примерно как кит, выброшенный на берег: она была слишком пьяна, для того чтобы вдохновить меня на подвиги. Я решил не сдерживать себя и спустил через три-четыре минуты с того момента, как мы начали. Как только я скатился с партнерши, она моментально заснула. Я лежал рядом с Сарой с открытыми глазами, а когда она принялась храпеть, я решил встать.
Одевшись, я сделал себе чашку чая и пошел пить ее в гостиную. Приглядевшись к полкам, я обнаружил, что библиотека Сары состоит в основном из произведений современной классики, написанных писательницами, - такими как Симона де Бовуар и Вирджиния Вульф. Среди них одиноко, словно перст, выделялась полка с книгами на тему стукачества. Рядом с работами, посвященными кембриджской сети и меняющейся роли секретных служб в современном обществе, размещалась подборка книг о промывании мозгов с такими названиями как "Битва за сознание", "Контроль над Кэнди Джонсом", "В поисках "Маньчжурского кандидата"", "Операция "Контроль над сознанием"", "Врачи и пытки", "Война в мозгах" и "Мозгоправы". Вся та чушь, которую Сара молола весь вечер, вполне могла быть позаимствована из этих книжонок. С другой стороны, мало какая женщина станет интересоваться всем этим, разве что только по работе...
Я схватил лежавший на кресле дипломат Сары и уселся с ним на софу. Я хотел изучить его содержимое, но тут же обнаружил, что замочки заперты. Я пошел на кухню и взял там нож, чтобы взломать их. Потом присел и стал обдумывать дальнейшие действия. Если я взломаю дипломат, Сара заподозрит неладное. Стоит ли идти на такой риск? Если мне не понравиться то, что я найду внутри, я, конечно, всегда могу убить ее, но тогда спецслужбы поймут, что мне все известно про эксперименты с моим сознанием.
Я решил действовать осторожно. Попробую выведать утром все, что мне нужно. Когда я повстречал Сару в поезде, она уже довольно крепко надралась, так что, скорее всего, утром с бодуна она ничего и не вспомнит из того, что мне тут наоткровенничала. Я вернулся в постель, но понял, что заснуть не смогу. Будильник заверещал в восемь - рановато для воскресенья. Сара зашевелилась. Она выглядела ужасно, но все же выползла из постели. Вчера она не смыла косметику перед тем, как упасть, так что все лицо у нее было в разводах. Я тоже встал и поцеловал Сару.
- Какое говенное похмелье! Сюда с минуты на минуту завалит моя мамочка, так что бывай! Я вызову тебе такси.
- Мы увидимся снова? - спросил я.
- У тебя есть мой номер, захочешь - звякнешь.
Надо было припереть Сару к стене по всем вопросам прямо тогда, потому что не прошло и часа, как подруга моя была уже мертва.
***
Я провел утро за разбором бумаг. В основном попадалась всякая чушь, которую я рвал на клочки, удостоив одним беглым взглядом. Корешки квартирных книжек, к которым я не имел никакого отношения, не говоря уже о счетах за газ и электричество, которые никто и никогда не платил. Я стал рыться в огромной коробке с фотографиями, но большинство снимков ни о чем мне не говорили. Портреты людей, про которых я знал только, что это мои родственники, и больше ровным счетом ничего, кроме того, что мне рассказал следователь в Минобороны.
Кто-то негромко постучался в дверь. В глазок я увидел молодого человека лет так двадцати пяти. На копа он был непохож - больно уж потасканный. Или торговец или сосед, а если сосед, то жаловаться ему, вроде, не на что, поскольку я не включал громко музыку и не занимался ремонтом. "Почему бы и не пообщаться?" - решил я.
- Привет! Я - Эрик, твой новый сосед. Только что въехал, и вот хочу спросить, не найдется ли у тебя молотка.
Я оставил его в дверях и отправился на кухню искать молоток. Оттуда я услышал, как Эрик прошел через прихожую и бухнулся с размаху на софу. Я нашел молоток под раковиной и поспешил в гостиную.
- Выпить не откажешься? - спросил Эрик.
- Ага, - сказал я без особого вдохновения.
- Отлично, тогда валяй ко мне. У меня открытая бутылка водки, а хочешь - и вина могу открыть.
- Я думал, вы ремонтом занимаетесь.
- Если хочешь, можешь помочь. Кисть в руках держал?
- Я сейчас очень занят.
- А ты слышал о телке, которую убили прошлой ночью тут у нас, в Брайтоне?
- Нет.
- Я в новостях по радио слышал, что ее пытали, наволочку на голову натянули. Говорят, вся квартира в кровище. Тело мать обнаружила, а копы ищут какого-то кренделя по имени Филипп Слоан. Убийцу и его жертву видели вчера вечером в "Трафальгарской битве". Они там сидели и пили вдвоем!
Какой же я идиот! Как ловко они меня подставили! Я только наполовину верил в то, что Сара - обыкновенная фантазерка. Наверняка она работала на британские спецслужбы, и они проверяли ее надежность. Они, несомненно, прослушивали ее квартиру, и когда услышали все, что она мне рассказала, решили, что лучшего кандидата в убийцы, чем я, днем с огнем не найдешь. Сара или сошла с ума, или обладала изощренным чувством юмора. Она утверждала, что, если произнести в моем присутствии слово "Завулон", то я тут же превращусь в убийцу-психопата. Конечно, нельзя исключать, что ее саму подставили: ей внушили всю эту беседу со мной, вместе с ключевым словом, на которое я был запрограммирован словно какой-нибудь "маньчжурский кандидат".
- В будни дома торчишь? - спросил Эрик.
- На службу не хожу, если вы это имеете в виду.
- Я тоже завязал, - информировал Эрик. - Предпочитаю работать с наличными, однако, сам понимаешь, волка ноги кормят. А ты вот дома торчишь, так, может, мне поможешь. Ко мне тут мастера приходят телефон подключать, так я тебе ключи оставлю, чтобы пустил их. Ты не волнуйся, я тебе за пару дней скажу, чтобы тебе не в напряг было.
- Сомнительно, что я тут буду в ближайшие дни. Я в отпуск собрался.
- Курнуть не хочешь?
- Наркотики - это для подростков и тех, кто никак не хочет повзрослеть. Я не хотел бы очутиться в положении Питера Пена.
- Но заработать бабок-то на дури ты бы не отказался, а? Я тут приторговываю немного, ничего серьезного - трава, гашиш. Я тебе косарь денег дам, если ты у себя товар положишь. Дармовой косарь, соглашайся!
- Не соглашусь.
- Музыку любишь?
- Ага.
- Отлично, а то я музыку громко слушать люблю. Я мою систему от мамаши завтра заберу и - вперед!
- Я не люблю слушать то, что другие. У меня очень специальные вкусы.
- Ты передо мной тут не выделывайся! - взвизгнул Эрик. - Если ты мне будешь проблемы устраивать, я тебе двери с полпинка вышибу.
- Вам известна разница между силой и ловкостью? - спросил я.
- Да я три года за убийство отмотал, - бахвалился Эрик. - Чувак на меня с топором набросился, он меня стукачом назвал, а я себе стукачом называть никому не позволю! В общем, когда он мне это сказал, я на него кинулся, а он - за топор, а я у него топор выхватил и распорол ему грудную клетку. Самозащита. Судья сказал - самозащита. И присяжные сказали - самозащита. Он за мной по улице гонится, сердце в разрез видно, кровища хлещет. Триста ярдов пробежал, прежде чем свалился. Будешь на меня наезжать, так я за тяжкие телесные шесть месяцев оттрублю и глазом не моргну.
- В этом основное различие между мной и вами, - торжественно подвел я итог. Великий английский философ Томас Гоббс однажды сказал, что сильнейший человек может пасть от руки слабака, если тот подкрадется к нему сзади с ножом. Я, правда, вовсе не слабак. Я, возможно, даже сильнее, чем вы, и уж наверняка ловчее.
- Три моих брата от крэка сдохли! - хрюкнул Эрик.
К тому времени беседа окончательно утомила меня, поэтому я взял со стола молоток и стукнул им Эрика по голове. Эрик упал на софу. Он был мертв. Я решил, что пусть Минобороны само приводит в порядок квартиру, а мне там уже ничего не нужно. Пора было сматываться из Брайтона. В конце концов, я всего лишь невинная жертва экспериментов по контролю над сознанием. Однако теперь, когда правда о множественных личностях, находящихся во мне, раскрылась, я не собирался складывать лапки и сдаваться на милость врага. Нет, я собирался биться до последнего, доказывая свою невиновность. Я прибегну к помощи судебной системы и отсужу у британского правительства каждое пенни причиненного мне ущерба.
Поскольку меня разыскивала полиция, я счел за лучшее обойти стороной брайтонский вокзал. Я вызвал такси и попросил водителя высадить меня возле кладбища Хоу. Вскоре я отыскал место упокоения сэра "Джека" Гоббса, который умер в том же самом году, когда родился я, и которого многие считают самым лучшим бэтсменом из всех, когда-либо игравших за сборную Англии по крикету. Я испражнился на его могилу, бросив тем самым обществу мелкий, но значимый вызов. Если общество позволяет себе гадить на меня, тогда и я позволю себе излить мое презрение на тех, кого это общество почитает. Затем я дошел пешком до станции Портслейд и вернулся в Лондон через Литтлемптон.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я пролистал мою записную книжку (или записную книжку Кевина) и нашел в ней номер, который выглядел многообещающе. Я позвонил Ванессе Холт и попросил встретить меня на Гринвичском вокзале. Она неуверенно сказала, что собиралась пообедать с друзьями. Я отрезал, что мне на это глубоко наплевать - или она хочет получить посвящение в тайны "Ложи Черной Завесы и Белого Света" или нет. Когда я прибыл на вокзал, Ванесса уже поджидала меня в кассовом зале. Мы зашли в кафе "Терминус", где я заказал две чашки чая.
- Умеешь ли ты общаться с духами? - спросил я Ванессу.
- Нет, - ответила та.
- Пошли, - сказал я перед тем, как опрокинуть в себя остатки пойла. - Я научу тебя.
Холт последовала за мной в "Южно-Лондонский Книжный Центр". Я окинул взглядом полки и вскоре отыскал подходящий том - издание девятнадцатого века трактата Шопенгауэра "О четырех источниках принципа самодостаточного разума". Я приказал Ванессе прочесть из него вслух.
- Божественный Платон и великолепный Кант в один голос призывают нас руководствоваться следующими правилами, - нашептывала Холт, - при любых философских рассуждениях, как и при занятиях прочими науками. Два закона важны, утверждают они: закон однородности и закон специфичности.
- Продолжай, - скомандовал я, когда Холт замолкла.
- Что это за чушь? - спросила Ванесса.
- Тебе известно значение слова "ислам"? - огрызнулся я.
- Нет, - прошипела Холт.
- Оно означает "повиновение", - разъяснил я. - Именно от ислама ведет свое происхождение суфизм. Все религиозные и оккультные учение, которые чего-нибудь да стоят, ведут свое происхождение от суфизма, так что, если ты хочешь научиться видеть через завесу, отделяющую этот мир от следующего, то ты должна повиноваться мне и читать дальше.
- Закон однородности обязывает нас объединять в роды однородные предметы, - выплюнула Ванесса, - что же касается закона специфичности, он требует, чтобы мы при этом ясно различали между различными родами объединенными в силу сродства в общее понятие.
- Отлично, - рявкнул я, забирая том из рук Ванессы и ставя его обратно на полку, - теперь пойдем!
- Что все это означает? - еще раз спросила Холт. когда мы очутились на улице.
- Я показывал тебе, как общаться с духами, - ответил я, устремляясь на аллеи Гринвичского парка.
- Да брось ты! - усомнилась Холт.
- Послушай, - сказал я, - как и всем, кто взыскует Истины, тебе еще предстоит понять: то, что кажется непостижимым глазам профана, оказывается очень будничным для взгляда посвященного. И Шопенгауэр, и тот, кто перевел его книгу, мертвы - иными словами, ты только что получила послание из мира духов. Те, кто еще не рожден, также суть духи, и, написав книгу, ты сможешь вступить в общение с ними!
Мои аргументы не особенно убедили Ванессу - ей предстояло еще многому учиться. Я вел Холт к Холму Одинокого Дерева, ветер развевал ее длинные каштановые волосы и она выглядела просто шикарно. Мы сели на одну из парковых скамеек, предназначенных для посетителей. Я приказал Холт лечь и положить голову мне на колени.
- А сейчас мы немного займемся Сексуальной Магией, - проурчал я. - Не волнуйся, если кто-нибудь появиться, я наложу на него заклятье. Ложись на живот и отсоси у меня.
- Я не буду! - проскрипела Ванесса. - Кто-нибудь пройдет мимо и засечет нас!
- Не волнуйся! - заверил ее я. - Я же сказал, что наложу на них заклятье. Делай, что я говорю, и все будет в порядке.
Холт захихикала и извлекла мой болт из ширинки. Он взяла орудие за основание и принялась посасывать головку. Я же взирал на то, что некогда называлось Новиомагусом и на видневшийся за ним вдали лондонский Сити. Я расслабился и старался ни о чем не думать. Я хотел погрузиться в пучины моей души и вырвать оттуда все, что поместили в нее помимо моей Воли. Я нимало не удивился, когда появились три музы, также как появились они перед Астреей, Королевой-Девственицей, четыре века тому назад. Хотя, конечно, я сомневаюсь, чтобы музы, явившиеся Глориане, были облачены в бейсболки и джинсы.
- Они увидят нас! - воскликнула Холт, одновременно поднимая голову.
- Не волнуйся! - прохрипел я, прижимая ее голову обратно к моему лобку. - Сейчас наложу на них заклятье!
Подростки шли, обмениваясь шуточками о какой-то их общей знакомой; они были настолько увлечены разговором, что даже не заметили, как Несс отсасывает у меня. Я извлек "Religio medici" Томаса Броуна из кармана и начал читать вслух с первой попавшейся страницы.
- "Нет спасения для тех, кто не уверовал во Христа, - бубнил я, - что наполняет мое сердце печалью за всех честных праведников и философов, нашедших свою кончину прежде Боговоплощения. Как они, наверное, удивились, когда их поэтические видения предстали пред ними наяву и измышленные ими фурии обернулись чертями, терзающими плоть их!"
Тут три паренька заметили меня, посмотрели друг на друга, не сговариваясь, повернулись и пустились наутек, убежденные в том, что наткнулись на опасного психа.
- "Как должно быть потрясены они были, выслушав историю Адама, - вопил я вслед убегающим малолеткам, - и, узнав, что им суждено страдать за того, о чьем существовании они даже и не подозревали: те, кто выводили свой род от богов, оказались жалкими потомками грешного человека!"
Я бросил взгляд на Холт, на сию новую Еву, тело которой было распростерто передо мной. Я знал, что я вот-вот кончу, и что у меня пока еще нет желания потянуть Холт за волосы для того, чтобы сперма брызнула ей в лицо. Время еще не пришло. Ванесса была слишком тощей, ее еще предстояло откормить до нужной кондиции. Во многих примитивных обществах девочек, достигших половой зрелости, заставляли поститься из врожденного страха перед менструальной кровью. Богиню же следовало утучнить перед тем, как совершить очистительный ритуал и принести ее в жертву.
- Приди, Белимот! - простонал я, извергая семя. - Приди и прими презренного!
***
Когда девушка подвела меня к дубу королевы Елизаветы, я почувствовал себя не в своей тарелке. Я пытался собрать свою волю в кулак и вспомнить то, что только что произошло, я хотел, чтобы мое сознание вновь обрело контроль над моими многочисленными жизнями. Различные события постепенно начинали вновь собираться в единую картину. Я чувствовал себя главным героем в фильме, который я однажды снял. Это герой был частным сыщиком, страдающим шизофренией. Это была вторая моя картина в стиле "нуар". Действие происходило в Лондоне; героя наняли раскрыть преступление, которое он сам совершил, находясь в бессознательном состоянии, вызванном расщеплением психики. На премьере сценарист напился вдрызг и рассказывал всем, что главного героя он списал с меня. Только теперь, когда глумливый юмор князей мира сего открылся, наконец, мне, я понял, как зло надо мною пошутили в тот вечер, пользуясь моим неведением.
Встан(в)ь перед Христом и убей любовь
Перевод с английского Ильи Кормильцева
Анонс
"Встан(в)ь перед Христом и убей любовь" - любопытная книга. Речь в ней пойдет о: психическом расстройстве, магии, Лондоне, еде, мыслительном контроле и - человеческих жертвоприношениях.
Критики писали о романе Стюарта Хоума так: "Этот возмутительно талантливый роман - дерзкое исследование секса и оккультизма, как в качестве жизненных идеологий, так и в качестве способов высшего познания. Здесь традиционные границы между автором и критиком, фантазией и реальностью, писателем и читателем попросту уничтожаются!"
ПРОЛОГ
Я закрыл глаза и расслабился, а когда снова открыл их, Сара Остерли исчезла. Вместо нее напротив меня сидел человек, в котором я узнал доктора Джона Ходжеса. Именно он держал меня под контролем, именно от него я, судя по всему, скрывался всю жизнь. Я проследовал за Ходжесом, мы сели в автомобиль и поехали в кабинет доктора в Белгравии.
- Плоховато выглядите, - дружелюбно сказал Ходжес. - Витаминчиков бы вам вколоть.
- Я не хочу убивать ребенка, - рыдал я, пока меня пристегивали ремнями к операционному столу. - Почему я должен его зарезать?!
- У вас нет выбора, - сказал доктор, выкручивая мне руку. - Вы думаете, что вырвались из-под контроля, но каждый эпизод в вашей печальной истории запрограммирован нами.
- Не понимаю!
- Это следующая стадия наших экспериментов по контролю над сознанием, принялся объяснять хирург. - Мы хотим научить наших пациентов сознательно активировать различные личности, которые мы создали в их мозгу. Овладев этим умением, они с легкостью справятся с любой ситуацией, возникшей в ходе ведения ими шпионской деятельности.
- Но у меня нет склонности к совершению убийств, - простонал я.
- Какая чушь! - рявкнул Ходжес. - Неужели вы не знакомы с так называемой миметической теорией возникновения желания?
- Нет.
- Мы ценим вещи, - принялся разъяснять доктор, - потому что их желают другие люди. Мы усваиваем систему ценностей, подражая другим, - короче говоря, мы не столько желаем вещи сами по себе, сколько желаем походить на ближних. Но если мы желаем того же, что и другие, то конфликт неизбежен. Для того чтобы положить конец этому конфликту, необходим суррогат, очистительная жертва, убийство, после которого в социуме воцаряется покой. В вас мы запрограммировали личность, идентичную той, которая имплантирована в сознание двойника Сары Остерли. Это неизбежно приведет к конфликту между вами и малолетней матерью-одиночкой, и конфликт этот вы сможете разрешить только через ритуальное человеческое жертвоприношение!
- Но это ужасно! - простонал я. - Это же так ужасно!
- Ничего ужасного, - настаивал Ходжес. - Этот акт разом окупит все вложения, сделанные в мои исследования! Как бы вы не упирались, в конце вы сделаете то, что хочу от вас я!
- Ни за что! - вскричал я, но тут игла вошла в мою вену, и началось беспамятство, которое продолжалось то ли несколько недель, то ли несколько месяцев.
***
Я очнулся в незнакомой постели. Рядом никого не было. Я встал и открыл шторы. Лоджии, лоджии, ряды лоджий - спальный район. В комнате почти ничего не было: гардероб с весьма странным подбором одежды да несколько эстампов на алхимические сюжеты на стенах. В гостиной - ряд предметов явно чернокнижного толка и книги, книги, книги. Бегло пробежав взглядом по корешкам, я успел различить труды Элифаса Леви, Папюса и Юлиуса Эволы. Из названий книг явствовало, что их авторы писали на эзотерические темы, о чем свидетельствовал и тот факт, что немногие известные мне имена принадлежали прославленным оккультистам. Среди прочих были там и произведения Алистера Кроули, мадам Блаватской и Дион Форчьюн. Я закрыл глаза и наугад взял книгу с полки. Мне попалась "Тайна Запада" Дмитрия Мережковского, которая в те времена еще была китайской грамотой для моего неискушенного глаза.
Я быстро просмотрел содержимое досье, находившихся в выдвижных ящиках. В первых трех содержались документы, относившиеся к истории и ритуалам группы, зарегистрированной под официальным названием "Общество Любителей Древности Южного Лондона", хотя оно действовало и под множеством других имен, например "Ложа Черной Завесы и Белого Света". В документах часто встречалось имя одного человека, которого я отлично знал, но, тем не менее, я оказался абсолютно не подготовлен к шоку, ждавшему меня, когда я заглянул в последний, нижний ящик. Дело в том, что человек этот не просто носил то же имя, что и я - он был тождественной со мной личностью. Я уставился на мое собственное свидетельство о рождении - документ, который мог получить только я сам при достижении совершеннолетия. На свидетельстве старомодным почерком было начертано имя, которое я никогда не предавал огласке: Джеффри Реджинальд Томпсон.
Я швырнул обратно в ящик пачку бумаг, направился к телефону, взял трубку и набрал мой собственный номер. Пока лондонские АТС пощелкивали, осуществляя соединение, я поднял связку ключей, которая лежала возле записной книжки. Я перебирал их, слушая мой собственный голос на автоответчике. Когда звуковой сигнал сообщил мне, что на пленке имеется достаточно места, чтобы оставить сообщение, я почувствовал поднимающуюся во мне волну гнева,
- Ты скоро сдохнешь, ты, мешок с говном, вообразивший себя режиссером экспериментального кино. Я родился, как и ты, в Лондоне, но, в отличие от тебя, я по-прежнему почитаю предания наших ирландских предков-друидов. Я убью тебя одним враждебным и смертоносным порывом моей магической Силы!
Я бросил трубку на рычажок и хрипло расхохотался над абсурдностью угрозы. Затем принялся перелистывать лежавшую рядом записную книжку. Она была заполнена именами - в основном, женскими. Я набрал номер, и голос автоответчика сообщил мне, что в настоящий момент Ив нет дома, но я могу оставить сообщение после сигнала.
- Сними трубку, сука!
- Кевин, куда ты запропастился!
Я не потрудился ответить. Я просто сказал Ив, чтобы она отправилась в квартиру на Тернем Грин и прибралась там. Она всегда повиновалась мне, хотя ее трудно было назвать послушницей в полном смысле этого слова, поскольку интерес к сексуальной магии у нее был чисто чувственного происхождения. Тем не менее, Ив выполняла любой мой приказ, хотя наши отношения, в сущности, сводились к немногим случайным походам в дешевый садо-мазохистский клуб.
Мне следовало быстро взять себя в руки. А для этого нет ничего лучше, чем без промедления заняться практической деятельностью. Я открыл парадную дверь квартиры, вышел наружу и вложил один из ключей в замочную скважину. Ключ повернулся в скважине, когда я надавил на него; тогда я мысленно повторил про себя номер на двери и вернулся обратно, чтобы собрать вещи. Дойдя до конца улицы, я точно также запомнил и ее название. Я находился в Брикстоне, практически напротив одноименной станции метро. Доехав на метро до вокзала Виктория, я приобрел в торговом центре над железнодорожными путями гамбургер и пакетик жареного картофеля.
Примерно в девять вечера я сел на брайтонский поезд. То там, то сям в вагоне виднелись пустые места, но я хотел найти себе пустой ряд, дабы не войти ненароком в соприкосновение с кем-нибудь из попутчиков. Дойдя до конца вагона, я уже совсем упал духом, но тут увидел знакомую девушку и свободное место рядом с ней. Когда я подошел к Саре Петерсон и поздоровался, она демонстративно попыталась прикрыть газетой лежавшую перед ней пачку бумаг с грифом "Совершенно секретно".
- Привет, Филипп!
Судя по всему, Сара уже крепко вмазала. Возможно, не самая удачная ситуация для случайной встречи, но не такая уж и неудачная, если принять во внимание тот факт, что те несколько раз, когда я спал с ней, мы были как раз пьяными в треск. Я опускаюсь в кресло рядом с Сарой, и она проводит ладонью по моему бедру. Похоже, у Сары дома можно провести время гораздо занимательнее, чем на конспиративной квартире. И хотя мне хочется как можно быстрее добраться до моей берлоги, у меня впереди еще все воскресенье, так что несколько часов удовольствия работе не повредят.
- Все еще в издательстве работаешь?
- Только в качестве прикрытия, - бросает Сара, демонстративно перекладывая бумаги с грифом "Совершенно секретно" в свой дипломат.
Поезд отъехал от перрона, и Сара начала втолковывать мне, что в настоящий момент она работает на британские спецслужбы, и поэтому ей известно, что я стал на всю жизнь жертвой техники промывания мозгов, разработанной выдающимся психиатром Юэном Камероном, и она мне ото всей души сочувствует. По словам Сары в меня заложили несколько различных личностей, а затем заслали сразу в целый ряд подпольных организаций в качестве провокатора. Она также поведала мне, что одну из наиболее успешных операций я провел внутри экстремистского крыла движения "зеленых", где разоблачил многих видных деятелей как стукачей, чем сорвал деятельность ряда групп с подрывным потенциалом.
Сойдя с поезда, мы направились прямиком в паб "Трафальгарская битва". Я пил пиво, Сара пила джин, двойные порции. Мы поздоровались с несколькими старыми знакомыми. Уехал я отсюда в восемнадцать лет, но, поскольку отсюда до Лондона рукой подать, в городе у меня по-прежнему оставалось много добрых друзей. Мы сели в уголке, где нас никто не беспокоил. Я положил руку на Сарино колено, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что мы соблазняем друг друга. При всем при том с точки зрения содержания наша беседа носила прелюбопытнейший характер, поскольку вертелась более или менее исключительно вокруг стукачества и промывания мозгов.
Когда паб закрылся, мы отправились на хату к Саре, причем идти надо было все время в гору, отчего мои ходули изрядно заныли. Как только я устроился поудобнее на Сарином топчане, она включила компакт-диск "Диско-хиты 70-ых" - видно было, что моей подружке хочется поплясать, но мне-то больше всего хотелось в койку. Каждый раз, когда я запускал ей руку под юбку, она говорила мне, что я - развратник, и что спешка в этом деле совсем ни к чему. Мы танцевали, тиская друг друга, пока Сара не перевернула свой бокал с вином. Тогда она налила другой, а когда выпила и его, то открыла новую бутылку бухла.
В промежутке между одним и другим сеансом трения телесами Сара промяукала мне на ухо "Мой милый дурачок с промытыми мозгами..."
В постели мы очутились часа в четыре утра. Как только мы разделись, я заполз на Сару и по-простому взял и засунул ей. Я счел, что за любовные игры сойдут и те несколько часов, что мы провели в гостиной. Сара вела себя в постели примерно как кит, выброшенный на берег: она была слишком пьяна, для того чтобы вдохновить меня на подвиги. Я решил не сдерживать себя и спустил через три-четыре минуты с того момента, как мы начали. Как только я скатился с партнерши, она моментально заснула. Я лежал рядом с Сарой с открытыми глазами, а когда она принялась храпеть, я решил встать.
Одевшись, я сделал себе чашку чая и пошел пить ее в гостиную. Приглядевшись к полкам, я обнаружил, что библиотека Сары состоит в основном из произведений современной классики, написанных писательницами, - такими как Симона де Бовуар и Вирджиния Вульф. Среди них одиноко, словно перст, выделялась полка с книгами на тему стукачества. Рядом с работами, посвященными кембриджской сети и меняющейся роли секретных служб в современном обществе, размещалась подборка книг о промывании мозгов с такими названиями как "Битва за сознание", "Контроль над Кэнди Джонсом", "В поисках "Маньчжурского кандидата"", "Операция "Контроль над сознанием"", "Врачи и пытки", "Война в мозгах" и "Мозгоправы". Вся та чушь, которую Сара молола весь вечер, вполне могла быть позаимствована из этих книжонок. С другой стороны, мало какая женщина станет интересоваться всем этим, разве что только по работе...
Я схватил лежавший на кресле дипломат Сары и уселся с ним на софу. Я хотел изучить его содержимое, но тут же обнаружил, что замочки заперты. Я пошел на кухню и взял там нож, чтобы взломать их. Потом присел и стал обдумывать дальнейшие действия. Если я взломаю дипломат, Сара заподозрит неладное. Стоит ли идти на такой риск? Если мне не понравиться то, что я найду внутри, я, конечно, всегда могу убить ее, но тогда спецслужбы поймут, что мне все известно про эксперименты с моим сознанием.
Я решил действовать осторожно. Попробую выведать утром все, что мне нужно. Когда я повстречал Сару в поезде, она уже довольно крепко надралась, так что, скорее всего, утром с бодуна она ничего и не вспомнит из того, что мне тут наоткровенничала. Я вернулся в постель, но понял, что заснуть не смогу. Будильник заверещал в восемь - рановато для воскресенья. Сара зашевелилась. Она выглядела ужасно, но все же выползла из постели. Вчера она не смыла косметику перед тем, как упасть, так что все лицо у нее было в разводах. Я тоже встал и поцеловал Сару.
- Какое говенное похмелье! Сюда с минуты на минуту завалит моя мамочка, так что бывай! Я вызову тебе такси.
- Мы увидимся снова? - спросил я.
- У тебя есть мой номер, захочешь - звякнешь.
Надо было припереть Сару к стене по всем вопросам прямо тогда, потому что не прошло и часа, как подруга моя была уже мертва.
***
Я провел утро за разбором бумаг. В основном попадалась всякая чушь, которую я рвал на клочки, удостоив одним беглым взглядом. Корешки квартирных книжек, к которым я не имел никакого отношения, не говоря уже о счетах за газ и электричество, которые никто и никогда не платил. Я стал рыться в огромной коробке с фотографиями, но большинство снимков ни о чем мне не говорили. Портреты людей, про которых я знал только, что это мои родственники, и больше ровным счетом ничего, кроме того, что мне рассказал следователь в Минобороны.
Кто-то негромко постучался в дверь. В глазок я увидел молодого человека лет так двадцати пяти. На копа он был непохож - больно уж потасканный. Или торговец или сосед, а если сосед, то жаловаться ему, вроде, не на что, поскольку я не включал громко музыку и не занимался ремонтом. "Почему бы и не пообщаться?" - решил я.
- Привет! Я - Эрик, твой новый сосед. Только что въехал, и вот хочу спросить, не найдется ли у тебя молотка.
Я оставил его в дверях и отправился на кухню искать молоток. Оттуда я услышал, как Эрик прошел через прихожую и бухнулся с размаху на софу. Я нашел молоток под раковиной и поспешил в гостиную.
- Выпить не откажешься? - спросил Эрик.
- Ага, - сказал я без особого вдохновения.
- Отлично, тогда валяй ко мне. У меня открытая бутылка водки, а хочешь - и вина могу открыть.
- Я думал, вы ремонтом занимаетесь.
- Если хочешь, можешь помочь. Кисть в руках держал?
- Я сейчас очень занят.
- А ты слышал о телке, которую убили прошлой ночью тут у нас, в Брайтоне?
- Нет.
- Я в новостях по радио слышал, что ее пытали, наволочку на голову натянули. Говорят, вся квартира в кровище. Тело мать обнаружила, а копы ищут какого-то кренделя по имени Филипп Слоан. Убийцу и его жертву видели вчера вечером в "Трафальгарской битве". Они там сидели и пили вдвоем!
Какой же я идиот! Как ловко они меня подставили! Я только наполовину верил в то, что Сара - обыкновенная фантазерка. Наверняка она работала на британские спецслужбы, и они проверяли ее надежность. Они, несомненно, прослушивали ее квартиру, и когда услышали все, что она мне рассказала, решили, что лучшего кандидата в убийцы, чем я, днем с огнем не найдешь. Сара или сошла с ума, или обладала изощренным чувством юмора. Она утверждала, что, если произнести в моем присутствии слово "Завулон", то я тут же превращусь в убийцу-психопата. Конечно, нельзя исключать, что ее саму подставили: ей внушили всю эту беседу со мной, вместе с ключевым словом, на которое я был запрограммирован словно какой-нибудь "маньчжурский кандидат".
- В будни дома торчишь? - спросил Эрик.
- На службу не хожу, если вы это имеете в виду.
- Я тоже завязал, - информировал Эрик. - Предпочитаю работать с наличными, однако, сам понимаешь, волка ноги кормят. А ты вот дома торчишь, так, может, мне поможешь. Ко мне тут мастера приходят телефон подключать, так я тебе ключи оставлю, чтобы пустил их. Ты не волнуйся, я тебе за пару дней скажу, чтобы тебе не в напряг было.
- Сомнительно, что я тут буду в ближайшие дни. Я в отпуск собрался.
- Курнуть не хочешь?
- Наркотики - это для подростков и тех, кто никак не хочет повзрослеть. Я не хотел бы очутиться в положении Питера Пена.
- Но заработать бабок-то на дури ты бы не отказался, а? Я тут приторговываю немного, ничего серьезного - трава, гашиш. Я тебе косарь денег дам, если ты у себя товар положишь. Дармовой косарь, соглашайся!
- Не соглашусь.
- Музыку любишь?
- Ага.
- Отлично, а то я музыку громко слушать люблю. Я мою систему от мамаши завтра заберу и - вперед!
- Я не люблю слушать то, что другие. У меня очень специальные вкусы.
- Ты передо мной тут не выделывайся! - взвизгнул Эрик. - Если ты мне будешь проблемы устраивать, я тебе двери с полпинка вышибу.
- Вам известна разница между силой и ловкостью? - спросил я.
- Да я три года за убийство отмотал, - бахвалился Эрик. - Чувак на меня с топором набросился, он меня стукачом назвал, а я себе стукачом называть никому не позволю! В общем, когда он мне это сказал, я на него кинулся, а он - за топор, а я у него топор выхватил и распорол ему грудную клетку. Самозащита. Судья сказал - самозащита. И присяжные сказали - самозащита. Он за мной по улице гонится, сердце в разрез видно, кровища хлещет. Триста ярдов пробежал, прежде чем свалился. Будешь на меня наезжать, так я за тяжкие телесные шесть месяцев оттрублю и глазом не моргну.
- В этом основное различие между мной и вами, - торжественно подвел я итог. Великий английский философ Томас Гоббс однажды сказал, что сильнейший человек может пасть от руки слабака, если тот подкрадется к нему сзади с ножом. Я, правда, вовсе не слабак. Я, возможно, даже сильнее, чем вы, и уж наверняка ловчее.
- Три моих брата от крэка сдохли! - хрюкнул Эрик.
К тому времени беседа окончательно утомила меня, поэтому я взял со стола молоток и стукнул им Эрика по голове. Эрик упал на софу. Он был мертв. Я решил, что пусть Минобороны само приводит в порядок квартиру, а мне там уже ничего не нужно. Пора было сматываться из Брайтона. В конце концов, я всего лишь невинная жертва экспериментов по контролю над сознанием. Однако теперь, когда правда о множественных личностях, находящихся во мне, раскрылась, я не собирался складывать лапки и сдаваться на милость врага. Нет, я собирался биться до последнего, доказывая свою невиновность. Я прибегну к помощи судебной системы и отсужу у британского правительства каждое пенни причиненного мне ущерба.
Поскольку меня разыскивала полиция, я счел за лучшее обойти стороной брайтонский вокзал. Я вызвал такси и попросил водителя высадить меня возле кладбища Хоу. Вскоре я отыскал место упокоения сэра "Джека" Гоббса, который умер в том же самом году, когда родился я, и которого многие считают самым лучшим бэтсменом из всех, когда-либо игравших за сборную Англии по крикету. Я испражнился на его могилу, бросив тем самым обществу мелкий, но значимый вызов. Если общество позволяет себе гадить на меня, тогда и я позволю себе излить мое презрение на тех, кого это общество почитает. Затем я дошел пешком до станции Портслейд и вернулся в Лондон через Литтлемптон.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я пролистал мою записную книжку (или записную книжку Кевина) и нашел в ней номер, который выглядел многообещающе. Я позвонил Ванессе Холт и попросил встретить меня на Гринвичском вокзале. Она неуверенно сказала, что собиралась пообедать с друзьями. Я отрезал, что мне на это глубоко наплевать - или она хочет получить посвящение в тайны "Ложи Черной Завесы и Белого Света" или нет. Когда я прибыл на вокзал, Ванесса уже поджидала меня в кассовом зале. Мы зашли в кафе "Терминус", где я заказал две чашки чая.
- Умеешь ли ты общаться с духами? - спросил я Ванессу.
- Нет, - ответила та.
- Пошли, - сказал я перед тем, как опрокинуть в себя остатки пойла. - Я научу тебя.
Холт последовала за мной в "Южно-Лондонский Книжный Центр". Я окинул взглядом полки и вскоре отыскал подходящий том - издание девятнадцатого века трактата Шопенгауэра "О четырех источниках принципа самодостаточного разума". Я приказал Ванессе прочесть из него вслух.
- Божественный Платон и великолепный Кант в один голос призывают нас руководствоваться следующими правилами, - нашептывала Холт, - при любых философских рассуждениях, как и при занятиях прочими науками. Два закона важны, утверждают они: закон однородности и закон специфичности.
- Продолжай, - скомандовал я, когда Холт замолкла.
- Что это за чушь? - спросила Ванесса.
- Тебе известно значение слова "ислам"? - огрызнулся я.
- Нет, - прошипела Холт.
- Оно означает "повиновение", - разъяснил я. - Именно от ислама ведет свое происхождение суфизм. Все религиозные и оккультные учение, которые чего-нибудь да стоят, ведут свое происхождение от суфизма, так что, если ты хочешь научиться видеть через завесу, отделяющую этот мир от следующего, то ты должна повиноваться мне и читать дальше.
- Закон однородности обязывает нас объединять в роды однородные предметы, - выплюнула Ванесса, - что же касается закона специфичности, он требует, чтобы мы при этом ясно различали между различными родами объединенными в силу сродства в общее понятие.
- Отлично, - рявкнул я, забирая том из рук Ванессы и ставя его обратно на полку, - теперь пойдем!
- Что все это означает? - еще раз спросила Холт. когда мы очутились на улице.
- Я показывал тебе, как общаться с духами, - ответил я, устремляясь на аллеи Гринвичского парка.
- Да брось ты! - усомнилась Холт.
- Послушай, - сказал я, - как и всем, кто взыскует Истины, тебе еще предстоит понять: то, что кажется непостижимым глазам профана, оказывается очень будничным для взгляда посвященного. И Шопенгауэр, и тот, кто перевел его книгу, мертвы - иными словами, ты только что получила послание из мира духов. Те, кто еще не рожден, также суть духи, и, написав книгу, ты сможешь вступить в общение с ними!
Мои аргументы не особенно убедили Ванессу - ей предстояло еще многому учиться. Я вел Холт к Холму Одинокого Дерева, ветер развевал ее длинные каштановые волосы и она выглядела просто шикарно. Мы сели на одну из парковых скамеек, предназначенных для посетителей. Я приказал Холт лечь и положить голову мне на колени.
- А сейчас мы немного займемся Сексуальной Магией, - проурчал я. - Не волнуйся, если кто-нибудь появиться, я наложу на него заклятье. Ложись на живот и отсоси у меня.
- Я не буду! - проскрипела Ванесса. - Кто-нибудь пройдет мимо и засечет нас!
- Не волнуйся! - заверил ее я. - Я же сказал, что наложу на них заклятье. Делай, что я говорю, и все будет в порядке.
Холт захихикала и извлекла мой болт из ширинки. Он взяла орудие за основание и принялась посасывать головку. Я же взирал на то, что некогда называлось Новиомагусом и на видневшийся за ним вдали лондонский Сити. Я расслабился и старался ни о чем не думать. Я хотел погрузиться в пучины моей души и вырвать оттуда все, что поместили в нее помимо моей Воли. Я нимало не удивился, когда появились три музы, также как появились они перед Астреей, Королевой-Девственицей, четыре века тому назад. Хотя, конечно, я сомневаюсь, чтобы музы, явившиеся Глориане, были облачены в бейсболки и джинсы.
- Они увидят нас! - воскликнула Холт, одновременно поднимая голову.
- Не волнуйся! - прохрипел я, прижимая ее голову обратно к моему лобку. - Сейчас наложу на них заклятье!
Подростки шли, обмениваясь шуточками о какой-то их общей знакомой; они были настолько увлечены разговором, что даже не заметили, как Несс отсасывает у меня. Я извлек "Religio medici" Томаса Броуна из кармана и начал читать вслух с первой попавшейся страницы.
- "Нет спасения для тех, кто не уверовал во Христа, - бубнил я, - что наполняет мое сердце печалью за всех честных праведников и философов, нашедших свою кончину прежде Боговоплощения. Как они, наверное, удивились, когда их поэтические видения предстали пред ними наяву и измышленные ими фурии обернулись чертями, терзающими плоть их!"
Тут три паренька заметили меня, посмотрели друг на друга, не сговариваясь, повернулись и пустились наутек, убежденные в том, что наткнулись на опасного психа.
- "Как должно быть потрясены они были, выслушав историю Адама, - вопил я вслед убегающим малолеткам, - и, узнав, что им суждено страдать за того, о чьем существовании они даже и не подозревали: те, кто выводили свой род от богов, оказались жалкими потомками грешного человека!"
Я бросил взгляд на Холт, на сию новую Еву, тело которой было распростерто передо мной. Я знал, что я вот-вот кончу, и что у меня пока еще нет желания потянуть Холт за волосы для того, чтобы сперма брызнула ей в лицо. Время еще не пришло. Ванесса была слишком тощей, ее еще предстояло откормить до нужной кондиции. Во многих примитивных обществах девочек, достигших половой зрелости, заставляли поститься из врожденного страха перед менструальной кровью. Богиню же следовало утучнить перед тем, как совершить очистительный ритуал и принести ее в жертву.
- Приди, Белимот! - простонал я, извергая семя. - Приди и прими презренного!
***
Когда девушка подвела меня к дубу королевы Елизаветы, я почувствовал себя не в своей тарелке. Я пытался собрать свою волю в кулак и вспомнить то, что только что произошло, я хотел, чтобы мое сознание вновь обрело контроль над моими многочисленными жизнями. Различные события постепенно начинали вновь собираться в единую картину. Я чувствовал себя главным героем в фильме, который я однажды снял. Это герой был частным сыщиком, страдающим шизофренией. Это была вторая моя картина в стиле "нуар". Действие происходило в Лондоне; героя наняли раскрыть преступление, которое он сам совершил, находясь в бессознательном состоянии, вызванном расщеплением психики. На премьере сценарист напился вдрызг и рассказывал всем, что главного героя он списал с меня. Только теперь, когда глумливый юмор князей мира сего открылся, наконец, мне, я понял, как зло надо мною пошутили в тот вечер, пользуясь моим неведением.