На пороге появился капитан Токмаков.
— У меня все готово.
— Молодец. Сейчас едем. Только вот лицо умою.
Через несколько минут свежий, подтянутый, чуть пахнущий одеколоном, Данилов вошел в комнату своей группы. Все спали, только Сергей Белов, загородив свет лампы газетой, писал бесконечное письмо Марине.
— Ей? — спросил Данилов, добро усмехнувшись.
— Так точно.
— Поднимай людей, Сережа. Едем.
— Куда?
— Крука ловить.
— Объявился? — обрадованно спросил Белов.
— Вроде.
Данилов
Токмаков
Данилов
Данилов и почтальон
Данилов и начальник областного управления
Москва. Май
Но все же пассажиры с облегчением вздыхали, выходя на конечной остановке. Бог его знает, что могло случиться с этим старым рыдваном?
Вуйцик приехал в городок первым утренним рейсом. По дороге им встретились три полуторки, битком набитые бойцами истребительного батальона и милиционерами. Тут же на площади он узнал две новости: все наличные силы охраны выехали в соседний район кончать какую-то банду, и этой ночью пьяный шофер сбил почтальона. Шофер арестован, почтальон увезен на «скорой помощи» в область.
В чайной, куда он зашел позавтракать, Вуйцик услышал и живописные подробности происшествия: скрип тормозов в ночи, крик, вой сирены «скорой помощи». Там же он встретил хирурга из местной больницы, который разъяснил ему кое-какие медицинские подробности…
Остальные подробности он узнал, придя на работу в райфо. Главными темами утренней беседы были автокатастрофа и налет на селекционную станцию.
Вуйцик работал. Разговаривал по телефону, подписывал какие-то бумажки, составлял месячную ведомость. В двенадцать часов из случайного разговора он выяснил, что в районном отделении Госбанка находится около 300 тысяч рублей. Он сопоставил два эти факта. Триста тысяч и отъезд работников милиции в соседний район. Было о чем задуматься.
Главное случилось за полчаса до обеденного перерыва. В комнату, где помещалось райфо, вошел молоденький младший лейтенант в мятой шинели, запачканной грязью.
— У меня все готово.
— Молодец. Сейчас едем. Только вот лицо умою.
Через несколько минут свежий, подтянутый, чуть пахнущий одеколоном, Данилов вошел в комнату своей группы. Все спали, только Сергей Белов, загородив свет лампы газетой, писал бесконечное письмо Марине.
— Ей? — спросил Данилов, добро усмехнувшись.
— Так точно.
— Поднимай людей, Сережа. Едем.
— Куда?
— Крука ловить.
— Объявился? — обрадованно спросил Белов.
— Вроде.
Данилов
Все это время его не покидало ощущение странной приподнятости. Даже ночная дорога, по которой с трудом пробиралась машина, не могла испортить его настроения. Сначала они ехали по шоссе, вернее, по тому, что осталось от него. Война разбила полотно, и машины шли медленно, как слепые. Прорези маскировочных колпаков, надетых на фары, высвечивали совсем узкую полосу перед самым радиатором машины. Шофер, нещадно ругаясь, вел «виллис» предельно осторожно. Но все равно они несколько раз проваливались в ямы, и Данилов больно стукнулся головой о металлический кронштейн брезентовой крыши.
Несколько часов их трясло и мотало, и наконец к рассвету они свернули на размытый проселок. Ревели двигатели, машины не ехали, а скользили по грязи. Дважды все вылезали и толкали «виллисы». Но все равно Данилов был доволен. Наконец-то появилась чуть заметная ниточка. Она приведет его к Круку.
В районный центр приехали к семи утра. Их уже ждали. Начальник райотдела, худощавый капитан с двумя рядами колодок на кителе, доложил Данилову обстановку.
— Хорошо, хорошо, — ответил Иван Александрович, — вы бы организовали нам умыться с дороги.
Капитан посмотрел на них, улыбнулся и гостеприимно распахнул дверь:
— Прошу. Умойтесь, закусите, чем бог послал.
Через полчаса они сидели за столом, на котором нестерпимо аппетитно дымилась вареная картошка и лежали куски жареной свинины. Пообедав, вместе с капитаном Токмаковым они посмотрели выборку всех вооруженных нападений за последние два месяца. Их было всего четыре.
— Вот эти два, — сказал начальник угрозыска района, — мы второго дня раскрыли. Тут, на хуторах, — он ткнул пальцем в карту, — дезертир притаился. Решил, видно, к дому податься, документы ему были нужны да деньги. Мы его на втором эпизоде и сняли. Нет, нет, товарищ полковник, — он посмотрел на Данилова, — я сам ездил, и из НКГБ ребята с ним в минской тюрьме говорили. Глухо. Он о банде ничего не знает.
— А ты сам-то о Круке слышал чего?
— Я? — начальник розыска усмехнулся. — Дай-ка папироску, Токмаков, спасибо. Я его, как вас, видел. Допрашивал он меня. Очень он душевно допрашивал.
— Ты что-то путаешь, — сказал Данилов, — Крук допрашивал! По нашим данным, он…
— Я путаю? — начальник угрозыска улыбнулся. — Вы зубки эти металлические видите, товарищ полковник? Так-то. Так мои собственные мне Крук в сорок третьем ручкой «вальтера» выбил. Я тогда в партизанском отряде был, в разведке. Подорвали мост, а меня взрывной волной оглушило. Они меня и взяли тепленького. Узнал он меня. Я ведь его в тридцать шестом задерживал.
— А потом?
— Потом история длинная. Оглушили они меня, в камеру бросили. Утром собирались в фельджандармерию передать. А я ушел.
— Как ушел? — удивился Токмаков.
— Ночью из отхожего места. Да неинтересно это все. Я вот что скажу… — он не успел закончить. Дверь распахнулась, влетел дежурный.
— На селекционную станцию налет!
— В машину! — скомандовал Данилов. — Быстро. Ты, Токмаков, останешься здесь искать велосипед. Остальные в машину. Сколько километров до станции?
— Шесть. — Начальник розыска достал из шкафа автомат. — Людей брать?
— Не надо, хватит моих. Пусть лучше Токмакову помогут.
— Кто звонил?
— Да голос странный, вроде детский, — ответил дежурный, — он только успел сказать: банда, потом выстрел, и связь оборвалась.
Не доезжая километров двух, увидели дым. Горела станция.
— Давай, — крикнул Данилов шоферу, — слышишь!
Шофер буркнул что-то и выжал педаль газа. Стрелка спидометра медленно уходила за цифру сто.
Во дворе станции горел сарай.
— Зерно подожгли, сволочи, — выругался начальник розыска. Он прислушался и вдруг бросился к сараю.
— Стой! — крикнул Данилов. — Сгоришь!
— Там люди!
Сквозь треск и гул пламени из сарая доносились стоны.
Оперативники ломами разбили дверь и вытащили шестерых полузадохнувшихся связанных работников станции.
Пока спасали остатки зерна и оказывали помощь людям, Данилов узнал, что часа два назад приезжал на велосипеде новый почтальон, привозил газеты, потом приехали шестеро на бричке, нагрузили зерно на бричку и две телеги, стоявшие в сарае на станции, людей связали, заперли в сарай и подожгли с остатками зерна.
Звонила дочка агронома, она спряталась в директорском кабинете. Бандиты о звонке ничего не знали и девочку не нашли.
— Где она? — спросил Данилов.
— Вон у крыльца, — ответили ему.
На крыльце стояла девочка лет тринадцати в выгоревшем на солнце ситцевом платьице.
— Как тебя зовут? — спросил Данилов, присев на ступеньки крыльца.
— Зина…
Голос был тихий, казалось, что девочка не говорит, а выдыхает слова.
— Ты очень испугалась?
— Очень. Когда они уехали, я поглядела в окно. Они поехали туда, — девочка показала рукой к лесу, — потом увидела огонь и спряталась.
— Спасибо, дочка, ты нам очень помогла.
— А вы их поймаете?
— Наверное.
Через двор, придерживая автомат, бежал начальник розыска.
— Товарищ полковник, они в сторону хуторов подались через лес. Следы те же, что в Ольховке.
Несколько часов их трясло и мотало, и наконец к рассвету они свернули на размытый проселок. Ревели двигатели, машины не ехали, а скользили по грязи. Дважды все вылезали и толкали «виллисы». Но все равно Данилов был доволен. Наконец-то появилась чуть заметная ниточка. Она приведет его к Круку.
В районный центр приехали к семи утра. Их уже ждали. Начальник райотдела, худощавый капитан с двумя рядами колодок на кителе, доложил Данилову обстановку.
— Хорошо, хорошо, — ответил Иван Александрович, — вы бы организовали нам умыться с дороги.
Капитан посмотрел на них, улыбнулся и гостеприимно распахнул дверь:
— Прошу. Умойтесь, закусите, чем бог послал.
Через полчаса они сидели за столом, на котором нестерпимо аппетитно дымилась вареная картошка и лежали куски жареной свинины. Пообедав, вместе с капитаном Токмаковым они посмотрели выборку всех вооруженных нападений за последние два месяца. Их было всего четыре.
— Вот эти два, — сказал начальник угрозыска района, — мы второго дня раскрыли. Тут, на хуторах, — он ткнул пальцем в карту, — дезертир притаился. Решил, видно, к дому податься, документы ему были нужны да деньги. Мы его на втором эпизоде и сняли. Нет, нет, товарищ полковник, — он посмотрел на Данилова, — я сам ездил, и из НКГБ ребята с ним в минской тюрьме говорили. Глухо. Он о банде ничего не знает.
— А ты сам-то о Круке слышал чего?
— Я? — начальник розыска усмехнулся. — Дай-ка папироску, Токмаков, спасибо. Я его, как вас, видел. Допрашивал он меня. Очень он душевно допрашивал.
— Ты что-то путаешь, — сказал Данилов, — Крук допрашивал! По нашим данным, он…
— Я путаю? — начальник угрозыска улыбнулся. — Вы зубки эти металлические видите, товарищ полковник? Так-то. Так мои собственные мне Крук в сорок третьем ручкой «вальтера» выбил. Я тогда в партизанском отряде был, в разведке. Подорвали мост, а меня взрывной волной оглушило. Они меня и взяли тепленького. Узнал он меня. Я ведь его в тридцать шестом задерживал.
— А потом?
— Потом история длинная. Оглушили они меня, в камеру бросили. Утром собирались в фельджандармерию передать. А я ушел.
— Как ушел? — удивился Токмаков.
— Ночью из отхожего места. Да неинтересно это все. Я вот что скажу… — он не успел закончить. Дверь распахнулась, влетел дежурный.
— На селекционную станцию налет!
— В машину! — скомандовал Данилов. — Быстро. Ты, Токмаков, останешься здесь искать велосипед. Остальные в машину. Сколько километров до станции?
— Шесть. — Начальник розыска достал из шкафа автомат. — Людей брать?
— Не надо, хватит моих. Пусть лучше Токмакову помогут.
— Кто звонил?
— Да голос странный, вроде детский, — ответил дежурный, — он только успел сказать: банда, потом выстрел, и связь оборвалась.
Не доезжая километров двух, увидели дым. Горела станция.
— Давай, — крикнул Данилов шоферу, — слышишь!
Шофер буркнул что-то и выжал педаль газа. Стрелка спидометра медленно уходила за цифру сто.
Во дворе станции горел сарай.
— Зерно подожгли, сволочи, — выругался начальник розыска. Он прислушался и вдруг бросился к сараю.
— Стой! — крикнул Данилов. — Сгоришь!
— Там люди!
Сквозь треск и гул пламени из сарая доносились стоны.
Оперативники ломами разбили дверь и вытащили шестерых полузадохнувшихся связанных работников станции.
Пока спасали остатки зерна и оказывали помощь людям, Данилов узнал, что часа два назад приезжал на велосипеде новый почтальон, привозил газеты, потом приехали шестеро на бричке, нагрузили зерно на бричку и две телеги, стоявшие в сарае на станции, людей связали, заперли в сарай и подожгли с остатками зерна.
Звонила дочка агронома, она спряталась в директорском кабинете. Бандиты о звонке ничего не знали и девочку не нашли.
— Где она? — спросил Данилов.
— Вон у крыльца, — ответили ему.
На крыльце стояла девочка лет тринадцати в выгоревшем на солнце ситцевом платьице.
— Как тебя зовут? — спросил Данилов, присев на ступеньки крыльца.
— Зина…
Голос был тихий, казалось, что девочка не говорит, а выдыхает слова.
— Ты очень испугалась?
— Очень. Когда они уехали, я поглядела в окно. Они поехали туда, — девочка показала рукой к лесу, — потом увидела огонь и спряталась.
— Спасибо, дочка, ты нам очень помогла.
— А вы их поймаете?
— Наверное.
Через двор, придерживая автомат, бежал начальник розыска.
— Товарищ полковник, они в сторону хуторов подались через лес. Следы те же, что в Ольховке.
Токмаков
Токмаков медленно шел по улице. Со стороны казалось, что задумался человек, просто гуляет, низко опустив голову. День был теплый. Гимнастерка прилипла к спине, сапоги стали пудовыми от налипшей грязи.
«Зачем же я глупостями занимаюсь, — подумал капитан, — пойду в розыск, они наверняка знают, сколько в городе велосипедов».
Он уже совсем собрался повернуть к райотделу, как увидел след. Отчетливый, замечательный след с цифрой девять, выдавленной в грязи улицы. Он пошел по следу, еще не веря в удачу, добрался до площади и потерял его. Здесь узкую полоску протектора затоптали чьи-то сапоги и ботинки, разбили шины полуторок.
Токмакову даже холодно стало. Он закрутился по площади, но следа не было. Так он дошел до здания почты и увидел прислоненный к крыльцу велосипед. На колесе передачи висел амбарный замок. Токмаков подошел, на ходу отмечая мельчайшие детали: потертое кожаное седло, облупившуюся краску, проржавевшие ободья, истертые широкие протекторы. Велосипед был трофейный, из тех, что побросали, отступая, немцы. Подойдя ближе, капитан увидел на шине большую заплатку с цифрой девять.
Токмаков переложил пистолет из кобуры в карман и, отойдя в сторону, встал, прислонившись спиной к дереву.
Минуты тянулись медленно, и ему снова стало невыносимо жарко. Так он стоял и ждал, засунув руки в карманы галифе, перекатывая зубами сорванную веточку. Из здания почты выходили люди. Один, второй, третий… Токмакову хотелось пить, и он сильнее сжал во рту веточку, выдавливая горьковатый сок.
Почтальон в черной форменной тужурке с синими петлицами вышел из дверей, поправляя на плече тяжелую сумку. Он постоял немного, потом медленно пошел в сторону площади. Опять не тот. Токмаков вынул из кармана руки, вытер вспотевшие ладони. Во рту стояла сухая хинная горечь.
«А что, если зайти на почту, там наверняка есть бачок с водой…» Почтальон возвращался. Он подошел к крыльцу, повесил сумку на руль велосипеда, достал из нее ключ и наклонился к замку. Когда он разогнулся, то увидел рядом молодого парня в синей гимнастерке с серебряными погонами. Он стоял совсем рядом, покачиваясь с каблука на носок, глубоко засунув руки в карманы.
— Хорошая машина, — сказал Токмаков.
— Ничего, не жалуюсь. — Голос у почтальона оказался неожиданно писклявым для его крупного тела.
— Уж больно она мне нравится, — улыбнулся Токмаков.
— Мне тоже. — Почтальон еще раз оглядел офицера всего: козырек фуражки, низко надвинутый на глаза, расстегнутый ворот гимнастерки, облепившей крепкое, готовое к броску тело, и потянулся к сумке.
— Вот это лишнее, стой тихо. — Токмаков резко выдернул из кармана руку с пистолетом. — Тихо, я сказал. Давай к райотделу. Дернешься — убью.
«Зачем же я глупостями занимаюсь, — подумал капитан, — пойду в розыск, они наверняка знают, сколько в городе велосипедов».
Он уже совсем собрался повернуть к райотделу, как увидел след. Отчетливый, замечательный след с цифрой девять, выдавленной в грязи улицы. Он пошел по следу, еще не веря в удачу, добрался до площади и потерял его. Здесь узкую полоску протектора затоптали чьи-то сапоги и ботинки, разбили шины полуторок.
Токмакову даже холодно стало. Он закрутился по площади, но следа не было. Так он дошел до здания почты и увидел прислоненный к крыльцу велосипед. На колесе передачи висел амбарный замок. Токмаков подошел, на ходу отмечая мельчайшие детали: потертое кожаное седло, облупившуюся краску, проржавевшие ободья, истертые широкие протекторы. Велосипед был трофейный, из тех, что побросали, отступая, немцы. Подойдя ближе, капитан увидел на шине большую заплатку с цифрой девять.
Токмаков переложил пистолет из кобуры в карман и, отойдя в сторону, встал, прислонившись спиной к дереву.
Минуты тянулись медленно, и ему снова стало невыносимо жарко. Так он стоял и ждал, засунув руки в карманы галифе, перекатывая зубами сорванную веточку. Из здания почты выходили люди. Один, второй, третий… Токмакову хотелось пить, и он сильнее сжал во рту веточку, выдавливая горьковатый сок.
Почтальон в черной форменной тужурке с синими петлицами вышел из дверей, поправляя на плече тяжелую сумку. Он постоял немного, потом медленно пошел в сторону площади. Опять не тот. Токмаков вынул из кармана руки, вытер вспотевшие ладони. Во рту стояла сухая хинная горечь.
«А что, если зайти на почту, там наверняка есть бачок с водой…» Почтальон возвращался. Он подошел к крыльцу, повесил сумку на руль велосипеда, достал из нее ключ и наклонился к замку. Когда он разогнулся, то увидел рядом молодого парня в синей гимнастерке с серебряными погонами. Он стоял совсем рядом, покачиваясь с каблука на носок, глубоко засунув руки в карманы.
— Хорошая машина, — сказал Токмаков.
— Ничего, не жалуюсь. — Голос у почтальона оказался неожиданно писклявым для его крупного тела.
— Уж больно она мне нравится, — улыбнулся Токмаков.
— Мне тоже. — Почтальон еще раз оглядел офицера всего: козырек фуражки, низко надвинутый на глаза, расстегнутый ворот гимнастерки, облепившей крепкое, готовое к броску тело, и потянулся к сумке.
— Вот это лишнее, стой тихо. — Токмаков резко выдернул из кармана руку с пистолетом. — Тихо, я сказал. Давай к райотделу. Дернешься — убью.
Данилов
— А если они поедут другой дорогой? — спросил Данилов. — Тогда как?
— Другой дороги для них нет. Только эта. — Начальник райугрозыска лежал на траве, положив тяжелые руки на кожух МГ. — Вы не бойтесь, товарищ полковник, они выйдут именно сюда.
— Откуда знаешь?
— Ко мне утром сведения поступили, что банда базируется где-то в районе старых схронов, а дорога туда одна. Эта дорога. Другой нет.
И словно в подтверждение его слов вдалеке застучали колеса телег.
— Ну что я вам говорил, — начальник розыска глубже утопил сошники пулемета, повел стволом, — самое место.
Данилов чуть приподнял фуражку, подал сигнал.
Через несколько минут телеги выбрались на поляну. Данилов мысленно поблагодарил своего напарника — тот выбрал отличное место, в случае боя солнце било прямо в глаза бандитам.
— Ну, — прошептал он, — давай.
Пулемет ударил длинно и глухо. И сразу же две лошади, запряженные в бричку, упали. Одна телега перевернулась, мешки с зерном посыпались на поляну.
Бандиты ответили нестройными очередями из автоматов. Но снова пророкотал пулемет, звонко застучали автоматы оперативников. Бандиты заметались, но, потеряв двоих, поняли, что окружены. Тогда они начали сбрасывать мешки.
— Бросай оружие, выходи по одному! — крикнул, приподнявшись на локти, Данилов.
— Получи, сука!
Пули прошли совсем рядом, опалили волосы.
— Они там как в доте. Пока мы эти мешки расшибем, дня два пройдет, — сказал начальник угрозыска, — они не сдадутся.
— Ладно. — Данилов достал гранаты, связал их ремнем и пополз к дороге.
— Вы куда, вернитесь!
Он слышал, как пули противно визжали над его головой, но он полз, и с каждым движением тело становилось все более послушным и гибким. Пора. Он поднял голову, прикинул расстояние и с силой метнул связку. Тяжелая волна придавила его к земле, но он тут же вскочил и бросился к разбросанным взрывом мешкам. С другой стороны бежали ребята его группы.
На дороге, полузасыпанные пшеницей, лежали шесть трупов.
— Погрузите их, — приказал Данилов, — и отправьте в город.
Он подобрал фуражку и пошел к машине. В лесу было тихо, и пороховая гарь клубилась синевой в лучах солнца. На поляне звонко и жалобно заржала раненая лошадь. Потом щелкнул одиночный выстрел, и вдруг, как никогда раньше, Данилову очень захотелось жить.
— Другой дороги для них нет. Только эта. — Начальник райугрозыска лежал на траве, положив тяжелые руки на кожух МГ. — Вы не бойтесь, товарищ полковник, они выйдут именно сюда.
— Откуда знаешь?
— Ко мне утром сведения поступили, что банда базируется где-то в районе старых схронов, а дорога туда одна. Эта дорога. Другой нет.
И словно в подтверждение его слов вдалеке застучали колеса телег.
— Ну что я вам говорил, — начальник розыска глубже утопил сошники пулемета, повел стволом, — самое место.
Данилов чуть приподнял фуражку, подал сигнал.
Через несколько минут телеги выбрались на поляну. Данилов мысленно поблагодарил своего напарника — тот выбрал отличное место, в случае боя солнце било прямо в глаза бандитам.
— Ну, — прошептал он, — давай.
Пулемет ударил длинно и глухо. И сразу же две лошади, запряженные в бричку, упали. Одна телега перевернулась, мешки с зерном посыпались на поляну.
Бандиты ответили нестройными очередями из автоматов. Но снова пророкотал пулемет, звонко застучали автоматы оперативников. Бандиты заметались, но, потеряв двоих, поняли, что окружены. Тогда они начали сбрасывать мешки.
— Бросай оружие, выходи по одному! — крикнул, приподнявшись на локти, Данилов.
— Получи, сука!
Пули прошли совсем рядом, опалили волосы.
— Они там как в доте. Пока мы эти мешки расшибем, дня два пройдет, — сказал начальник угрозыска, — они не сдадутся.
— Ладно. — Данилов достал гранаты, связал их ремнем и пополз к дороге.
— Вы куда, вернитесь!
Он слышал, как пули противно визжали над его головой, но он полз, и с каждым движением тело становилось все более послушным и гибким. Пора. Он поднял голову, прикинул расстояние и с силой метнул связку. Тяжелая волна придавила его к земле, но он тут же вскочил и бросился к разбросанным взрывом мешкам. С другой стороны бежали ребята его группы.
На дороге, полузасыпанные пшеницей, лежали шесть трупов.
— Погрузите их, — приказал Данилов, — и отправьте в город.
Он подобрал фуражку и пошел к машине. В лесу было тихо, и пороховая гарь клубилась синевой в лучах солнца. На поляне звонко и жалобно заржала раненая лошадь. Потом щелкнул одиночный выстрел, и вдруг, как никогда раньше, Данилову очень захотелось жить.
Данилов и почтальон
— Пока у нас есть только косвенные улики против него, — Данилов взял документы арестованного, медленно полистал, — только косвенные, а это все равно, что нет ничего.
— Товарищ полковник, — засмеялся начальник райотдела, — а пистолет в сумке?
— Всегда может отпереться. Нашел на дороге, не успел сдать.
— Да что вы, Иван Александрович? Год-то у нас какой? Война. Сорок пятый. Так что ж, мы с ним церемониться будем?!
— Социалистическая законность…
— Я знаю, — зло сказал начальник, — все знаю я и о законности, и о презумпции невиновности. Только вы видели, как они наших в сарае хотели сжечь? Видели! Так и мы должны. Кровь за кровь.
— Ну ты, Борис Станиславович, уже не в партизанском отряде.
— Это точно, тогда дело другое было. Но не об этом разговор. Вас прислали нам в помощь ликвидировать банду. Вы его и «расколите» вашими методами.
— Попробую.
Капитан угрюмо посмотрел в спину выходящему Данилову. Задержанный сидел у стены. Кисти рук, слишком маленькие для мужчины, были туго перетянуты веревкой…
— Развяжите, — скомандовал Иван Александрович, и уже задержанному: — Садитесь к столу. Вы ведь почтальон, правильно?
Задержанный молча кивнул.
— Вот и хорошо. Значит, читать умеете. Вот ознакомьтесь, статья 59, пункт 3 Уголовного кодекса. Читайте, читайте, там все есть, и пособничество бандитам тоже. Это неважно, что вы сами не убивали…
— Что вам от меня надо?
«Ну и голос, — удивился Данилов, — прямо как у мальчика из церковного хора».
— Нам надо немного. Ответьте, где Крук?
Задержанный молчал.
— Хорошо, мы найдем его сами. И он начнет давать показания. Тогда уже вас ничто не спасет.
— Сначала найдите, — почтальон усмехнулся.
— А чего искать, мы его считай что нашли. Не хотите нам помочь, не надо. Кстати, в налете на селекционную станцию участвовало шесть человек. Мы их привезли сюда, сейчас вам покажем, и бричку их привезли. Пойдемте.
Задержанный встал. Потом сел снова.
— Ну что же вы? Пошли, — Данилов расстегнул кобуру.
— Ладно. Скажу. Только запишите, я связник. На мне крови нет.
— Запишем. Веди протокол, Токмаков.
— Некогда мне думать, — зло крикнул Сергей, — комбинации хороши, когда время есть! У нас нет времени! Понял?
Серебровский кричал, сам распаляя себя криком. Он не хотел ждать. Не хотел с наступлением ночи оцепить хутор и постараться взять бандитов живьем. Он пошел в лоб.
— Ты меня прости, Ваня, — надсадно дыша, сказал Сергей, когда Данилов пришел к нему в госпиталь, — наломал я дров.
Он повернулся на бок и застонал. Совсем тихо. Но Данилов-то знал, чего это стоит Серебровскому.
— Лежи, лежи. Поправляйся, — он положил на тумбочку печенье и шоколад, которые с невероятным трудом раздобыл у хозяйственников. И, уйдя, он долго не мог забыть глаза Сергея, подернутые пеленой боли.
Банда у Крука небольшая, но вооружена прекрасно. Просто так они не сдадутся. Бой будет серьезным. И неизвестно, сколько придется положить людей. Господи, почему же такая несправедливость? Ведь многие из тех, кого он должен вести против банды, были партизанами, воевали в пехоте. Ведь не для того они гибли и воскресали вновь, чтобы в самом конце войны, когда наши войска дерутся за Берлин, умереть здесь, на освобожденной территории. «Четвертый эшелон» — горячий тыл войны. Вспомнят ли когда-нибудь о тех, кто дрался в этом тылу? О тех, кто погиб, защищая семьи ушедших на фронт солдат?..
— Иван Александрович, вы где? — заглянул в дверь Сережа Белов.
— Здесь, Сережа.
— Вы что же в темноте сидите? Пойдемте чай пить.
— Я потом, ты иди.
— А когда потом?
— Скоро, дружище, скоро.
Сергей ушел, затворив дверь. Данилов нащупал папиросы на столе, взял одну и положил обратно. Сердце билось надсадно и неровно. Ощущение это было непонятным и странным. Ему казалось, что он взлетает и падает на огромных качелях. Данилов достал лекарство, сунул в рот таблетку и замер, прислушиваясь.
— Где полковник? — раздался в коридоре голос начальника райотдела.
— Не знаю, — ответил кто-то.
— Найти! Что вам полковник — иголка?
Данилов встал и вышел в коридор.
— Я здесь, капитан.
— Товарищ полковник, звонили из области. Ребята взяли Вуйцика под наблюдение.
— Отлично.
— Ваш младший лейтенант…
— Костров?
— Да, Костров. Он и четверо крепких ребят скрытно наблюдают за «почтовым ящиком».
— Добро.
— Что же дальше, товарищ полковник?
— Дальше… Дальше… Это, кстати, что такое?
— Велосипед почтальона.
— Почему он здесь?
— Хочу передать участковому. Вы же сами знаете, весь мой транспорт — шесть лошадей да старая полуторка.
Они вышли на крыльцо. В темноте вспыхивали и гасли огоньки папирос. Привыкшие к темноте глаза различали сидящих на лавочке милиционеров.
— …Так вот, — продолжал рассказ чей-то хрипловатый басок, — он и мне говорит: на нейтралке убитый старшина лежит. А я ему: ну и что? А он — валенки у него хорошие. Ну и что, говорю? Кто же из-за этого жизнью рисковать будет? А он вздыхает.
Рассказчик замолчал.
— Дальше-то что? — спросил кто-то.
— Чего?
— Полез он за валенками-то?
— А то как же, я же говорил, что он дюже жадный был.
— Не побоялся? — спросил тот же голос.
— Нет, рискнул. Жадность, брат, страшная вещь.
Данилов резко повернулся и вошел в коридор райотдела.
— Токмаков! — крикнул он. — Где Токмаков?!
Капитана нашли минут через пять. Токмаков, застегивая на ходу гимнастерку, подошел к Данилову.
— Извините, товарищ полковник, уснул.
— Токмаков, — Данилов внимательно посмотрел на него, — кто видел, как ты брал «почтальона»?
— Вроде никто.
— Вроде или точно?
— По-моему, точно. Да я его и не брал вовсе, просто прошли в милицию. Культурно так прошли, словно гуляли.
— Ну ладно. Трус в карты не играет.
— А что такое?
— Видишь велосипед?
— Вижу.
— Бери машину и сделай так, чтобы даже ребенку было ясно, что владельца велосипеда сбили. Понял?
— Пока нет, — честно признался Токмаков.
— Надо, чтобы завтра весь райцентр знал, что некий шофер из воинской части пьяным проезжал по городу и сбил почтальона. Раненого в тяжелом состоянии сначала отправили в больницу, оттуда в область. Теперь понял?
— Понял.
— Борис Станиславович, — повернулся Данилов к начальнику райотдела, — я уезжаю в область, завтра вернусь. У меня к вам просьба: вы не в курсе, есть ли в городе надежный электрик?
— Найдем. А в чем дело?
— Пусть наладит освещение на площади. Возможно, нам придется устроить маленькую иллюминацию.
— Это как понимать? — с недоумением спросил начальник. — Как приказ?
— Именно так.
— Слушаюсь.
— Значит, вы все поняли? Вот и прекрасно. Я поехал. Позовите Белова и Самохина.
Шоферу он сказал только одно слово: «Гони». Тот усмехнулся, и «виллис» помчался по дороге, как по полосе препятствий. Они не сбавляли скорость даже на шоссе. Данилов просто приказал сорвать маскировочные колпаки. Он сидел, глядя в темноту, зажав зубами давно погасшую папиросу, молчал и думал о Круке, пытаясь поставить себя на его место. Весь многолетний опыт работы подсказывал Данилову, что он не может ошибиться.
В город они въехали на рассвете.
— Товарищ полковник, — засмеялся начальник райотдела, — а пистолет в сумке?
— Всегда может отпереться. Нашел на дороге, не успел сдать.
— Да что вы, Иван Александрович? Год-то у нас какой? Война. Сорок пятый. Так что ж, мы с ним церемониться будем?!
— Социалистическая законность…
— Я знаю, — зло сказал начальник, — все знаю я и о законности, и о презумпции невиновности. Только вы видели, как они наших в сарае хотели сжечь? Видели! Так и мы должны. Кровь за кровь.
— Ну ты, Борис Станиславович, уже не в партизанском отряде.
— Это точно, тогда дело другое было. Но не об этом разговор. Вас прислали нам в помощь ликвидировать банду. Вы его и «расколите» вашими методами.
— Попробую.
Капитан угрюмо посмотрел в спину выходящему Данилову. Задержанный сидел у стены. Кисти рук, слишком маленькие для мужчины, были туго перетянуты веревкой…
— Развяжите, — скомандовал Иван Александрович, и уже задержанному: — Садитесь к столу. Вы ведь почтальон, правильно?
Задержанный молча кивнул.
— Вот и хорошо. Значит, читать умеете. Вот ознакомьтесь, статья 59, пункт 3 Уголовного кодекса. Читайте, читайте, там все есть, и пособничество бандитам тоже. Это неважно, что вы сами не убивали…
— Что вам от меня надо?
«Ну и голос, — удивился Данилов, — прямо как у мальчика из церковного хора».
— Нам надо немного. Ответьте, где Крук?
Задержанный молчал.
— Хорошо, мы найдем его сами. И он начнет давать показания. Тогда уже вас ничто не спасет.
— Сначала найдите, — почтальон усмехнулся.
— А чего искать, мы его считай что нашли. Не хотите нам помочь, не надо. Кстати, в налете на селекционную станцию участвовало шесть человек. Мы их привезли сюда, сейчас вам покажем, и бричку их привезли. Пойдемте.
Задержанный встал. Потом сел снова.
— Ну что же вы? Пошли, — Данилов расстегнул кобуру.
— Ладно. Скажу. Только запишите, я связник. На мне крови нет.
— Запишем. Веди протокол, Токмаков.
Выдержка из протокола допроса гр-на Семенца С.И.Теперь он знал о банде много. Почти все знал. Резидент. Количество. Вооружение. Канал связи. Можно было готовить войсковую операцию, то есть брать связника и резидента. Кто-нибудь из них наверняка на допросе покажет место бандитских схронов. Потом окружить их и предложить сдаться. А если не сдадутся… Не сдадутся? Тогда… Он вспомнил свой спор с Серебровским, ехавшим на хутор брать Стефанчука.
"Вопрос. По документам вы Тутык Андрей Гаврилович. Назовите ваше настоящее имя.
Ответ. Семенец Стефан Иванович.
Вопрос. Год рождения?
Ответ. 1890-й.
Вопрос. Место рождения?
Ответ. Город Ковно.
Вопрос. Знаете ли вы Болеслава Крука?
Ответ. Да, знаю.
Вопрос. При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
Ответ. Мы познакомились в тридцатом году в Пинске. У меня была лавка, комиссионная торговля. Крук продавал мне золото и драгоценности.
Вопрос. Ворованные?
Ответ. Мое дело коммерция. Кроме того, Пинск в те годы находился на территории Польши, так что эти операции неподсудны советским властям.
Вопрос. Чем вы занимались во время оккупации?
Ответ. Коммерцией. Держал в Барановичах комиссионный магазин.
Вопрос. Встречались ли вы с Круком?
Ответ. Да. Он привозил ко мне вещи для продажи.
Вопрос. Конкретнее. Какие вещи?
Ответ. Золото, серебряные вещи, камни, отрезы сукна.
Вопрос. Знали вы, откуда он их берет?
Ответ. Меня это не интересовало. Мое дело коммерция.
Вопрос. Расскажите подробно, как вы попали в бандгруппу Крука?
Ответ. Когда ваши войска подошли к Барановичам, я взял ценности и бежал. Но с немцами уйти не смог. Тогда я решил пробираться один в Польшу. Крука я встретил под Пинском. Он предложил мне легализоваться в этой области как почтальону. А потом вместе с ним уйти в Польшу.
Вопрос. Когда потом?
Ответ. Крук говорил — весной этого года, когда будет собрано достаточное количество денег и ценностей.
Вопрос. Кто помог вам легализоваться?
Ответ. Один человек, его сейчас здесь нет.
Вопрос. Кто конкретно? Вы обещали говорить правду.
Ответ. Вуйцик Станислав. Он работает в райфо.
Вопрос. Он связан с бандой?
Ответ. Да.
Вопрос. Где он сейчас?
Ответ. В области. Приедет послезавтра.
Вопрос. Какие функции выполняет Станислав Вуйцик в банде Крука?
Ответ. Вопроса не понимаю.
Вопрос. Что он делает в банде?
Ответ. Собирает сведения о партийных, советских работниках, служащих НКВД. Выясняет, куда отправляются деньги, ценности, мануфактура.
Вопрос. Короче, он наводчик?
Ответ. Вроде того.
Вопрос. Где хранит Крук ценности?
Ответ. Точно не знаю. Где-то около райцентра.
Вопрос. Почему вы так считаете?
Ответ. Однажды Вуйцик ездил куда-то прятать деньги. Он взял у меня велосипед. Отсутствовал примерно час с небольшим.
Вопрос. Вы были связником. Расскажите о том, как вы поддерживали связь с бандой.
Ответ. У нас был почтовый ящик. Знаете подбитый танк в роще у развилки дороги? Так вот, под правой гусеницей нужно поднять разбитый трак, там в углублении лежит гильза от крупнокалиберного пулемета. В нее мы и кладем «крипс».
Вопрос. Что кладете?
Ответ. Если по-русски — сообщение".
— Некогда мне думать, — зло крикнул Сергей, — комбинации хороши, когда время есть! У нас нет времени! Понял?
Серебровский кричал, сам распаляя себя криком. Он не хотел ждать. Не хотел с наступлением ночи оцепить хутор и постараться взять бандитов живьем. Он пошел в лоб.
— Ты меня прости, Ваня, — надсадно дыша, сказал Сергей, когда Данилов пришел к нему в госпиталь, — наломал я дров.
Он повернулся на бок и застонал. Совсем тихо. Но Данилов-то знал, чего это стоит Серебровскому.
— Лежи, лежи. Поправляйся, — он положил на тумбочку печенье и шоколад, которые с невероятным трудом раздобыл у хозяйственников. И, уйдя, он долго не мог забыть глаза Сергея, подернутые пеленой боли.
Банда у Крука небольшая, но вооружена прекрасно. Просто так они не сдадутся. Бой будет серьезным. И неизвестно, сколько придется положить людей. Господи, почему же такая несправедливость? Ведь многие из тех, кого он должен вести против банды, были партизанами, воевали в пехоте. Ведь не для того они гибли и воскресали вновь, чтобы в самом конце войны, когда наши войска дерутся за Берлин, умереть здесь, на освобожденной территории. «Четвертый эшелон» — горячий тыл войны. Вспомнят ли когда-нибудь о тех, кто дрался в этом тылу? О тех, кто погиб, защищая семьи ушедших на фронт солдат?..
— Иван Александрович, вы где? — заглянул в дверь Сережа Белов.
— Здесь, Сережа.
— Вы что же в темноте сидите? Пойдемте чай пить.
— Я потом, ты иди.
— А когда потом?
— Скоро, дружище, скоро.
Сергей ушел, затворив дверь. Данилов нащупал папиросы на столе, взял одну и положил обратно. Сердце билось надсадно и неровно. Ощущение это было непонятным и странным. Ему казалось, что он взлетает и падает на огромных качелях. Данилов достал лекарство, сунул в рот таблетку и замер, прислушиваясь.
— Где полковник? — раздался в коридоре голос начальника райотдела.
— Не знаю, — ответил кто-то.
— Найти! Что вам полковник — иголка?
Данилов встал и вышел в коридор.
— Я здесь, капитан.
— Товарищ полковник, звонили из области. Ребята взяли Вуйцика под наблюдение.
— Отлично.
— Ваш младший лейтенант…
— Костров?
— Да, Костров. Он и четверо крепких ребят скрытно наблюдают за «почтовым ящиком».
— Добро.
— Что же дальше, товарищ полковник?
— Дальше… Дальше… Это, кстати, что такое?
— Велосипед почтальона.
— Почему он здесь?
— Хочу передать участковому. Вы же сами знаете, весь мой транспорт — шесть лошадей да старая полуторка.
Они вышли на крыльцо. В темноте вспыхивали и гасли огоньки папирос. Привыкшие к темноте глаза различали сидящих на лавочке милиционеров.
— …Так вот, — продолжал рассказ чей-то хрипловатый басок, — он и мне говорит: на нейтралке убитый старшина лежит. А я ему: ну и что? А он — валенки у него хорошие. Ну и что, говорю? Кто же из-за этого жизнью рисковать будет? А он вздыхает.
Рассказчик замолчал.
— Дальше-то что? — спросил кто-то.
— Чего?
— Полез он за валенками-то?
— А то как же, я же говорил, что он дюже жадный был.
— Не побоялся? — спросил тот же голос.
— Нет, рискнул. Жадность, брат, страшная вещь.
Данилов резко повернулся и вошел в коридор райотдела.
— Токмаков! — крикнул он. — Где Токмаков?!
Капитана нашли минут через пять. Токмаков, застегивая на ходу гимнастерку, подошел к Данилову.
— Извините, товарищ полковник, уснул.
— Токмаков, — Данилов внимательно посмотрел на него, — кто видел, как ты брал «почтальона»?
— Вроде никто.
— Вроде или точно?
— По-моему, точно. Да я его и не брал вовсе, просто прошли в милицию. Культурно так прошли, словно гуляли.
— Ну ладно. Трус в карты не играет.
— А что такое?
— Видишь велосипед?
— Вижу.
— Бери машину и сделай так, чтобы даже ребенку было ясно, что владельца велосипеда сбили. Понял?
— Пока нет, — честно признался Токмаков.
— Надо, чтобы завтра весь райцентр знал, что некий шофер из воинской части пьяным проезжал по городу и сбил почтальона. Раненого в тяжелом состоянии сначала отправили в больницу, оттуда в область. Теперь понял?
— Понял.
— Борис Станиславович, — повернулся Данилов к начальнику райотдела, — я уезжаю в область, завтра вернусь. У меня к вам просьба: вы не в курсе, есть ли в городе надежный электрик?
— Найдем. А в чем дело?
— Пусть наладит освещение на площади. Возможно, нам придется устроить маленькую иллюминацию.
— Это как понимать? — с недоумением спросил начальник. — Как приказ?
— Именно так.
— Слушаюсь.
— Значит, вы все поняли? Вот и прекрасно. Я поехал. Позовите Белова и Самохина.
Шоферу он сказал только одно слово: «Гони». Тот усмехнулся, и «виллис» помчался по дороге, как по полосе препятствий. Они не сбавляли скорость даже на шоссе. Данилов просто приказал сорвать маскировочные колпаки. Он сидел, глядя в темноту, зажав зубами давно погасшую папиросу, молчал и думал о Круке, пытаясь поставить себя на его место. Весь многолетний опыт работы подсказывал Данилову, что он не может ошибиться.
В город они въехали на рассвете.
Данилов и начальник областного управления
— Так, — сказал начальник и с уважением посмотрел на Данилова, — хитро придумал. А ведь он клюнет, я тебе точно говорю, клюнет.
— Очень рад, что и вы так считаете. Москву будем запрашивать?
— А зачем? Это дело наше. Людей я, естественно, выделю. Более того, больше дам, чем ты просишь. А вот с тем делом… — начальник на секунду запнулся, — я в обком доложить обязан. Без их санкции не могу. Ты уж пойми меня правильно. Но, думаю, нам помогут. Первый секретарь обкома — бывший командир нашей партизанской бригады. Он поймет.
Секретарь обкома партии принял их через час.
— Рад познакомиться, — он пожал руку Данилову, — весьма рад. Слышал, слышал о ваших делах. Жалею очень, что не успел вас принять раньше. Ну рассказывайте.
Данилов молча положил рапорт на стол. Секретарь обкома внимательно прочитал его, хитро посмотрел на Данилова.
— Неплохо, совсем неплохо. Весьма точный расчет на психологию Крука. Если это удастся, то мы сможем захватить банду почти без потерь. Так?
— Да, товарищ секретарь.
— Ну зачем же так официально? У меня имя есть. Скажите, Иван Александрович, чем вы руководствовались, составляя этот план?
— Сводками Информбюро.
— То есть?
— Войне конец. Надо беречь людей.
— Очень правильно. А мы ведь ничего не теряем, — секретарь посмотрел на начальника управления, улыбнулся. — Ничего не теряем, — опять повторил он и поднял телефонную трубку.
— Очень рад, что и вы так считаете. Москву будем запрашивать?
— А зачем? Это дело наше. Людей я, естественно, выделю. Более того, больше дам, чем ты просишь. А вот с тем делом… — начальник на секунду запнулся, — я в обком доложить обязан. Без их санкции не могу. Ты уж пойми меня правильно. Но, думаю, нам помогут. Первый секретарь обкома — бывший командир нашей партизанской бригады. Он поймет.
Секретарь обкома партии принял их через час.
— Рад познакомиться, — он пожал руку Данилову, — весьма рад. Слышал, слышал о ваших делах. Жалею очень, что не успел вас принять раньше. Ну рассказывайте.
Данилов молча положил рапорт на стол. Секретарь обкома внимательно прочитал его, хитро посмотрел на Данилова.
— Неплохо, совсем неплохо. Весьма точный расчет на психологию Крука. Если это удастся, то мы сможем захватить банду почти без потерь. Так?
— Да, товарищ секретарь.
— Ну зачем же так официально? У меня имя есть. Скажите, Иван Александрович, чем вы руководствовались, составляя этот план?
— Сводками Информбюро.
— То есть?
— Войне конец. Надо беречь людей.
— Очень правильно. А мы ведь ничего не теряем, — секретарь посмотрел на начальника управления, улыбнулся. — Ничего не теряем, — опять повторил он и поднял телефонную трубку.
Москва. Май
"ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРОСтаренький фордовский автобус, купленный еще во времена панской Польши, надрывно ревя мотором, с трудом полз по размытому проселку. Четыре рейса в день делал он между областным центром и районом. И каждый раз пассажиры считали, что это его последний рейс. Но вопреки здравому смыслу, в нарушение всех технических инструкций автобус, отдохнув на маленькой площади городка, вновь уходил и вновь возвращался.
Оперативная сводка за 21 апреля В течение 21 апреля центральная группа наших войск продолжала вести наступательные бои западнее реки Одер и реки Нейсе. В результате этих боев наши войска на Дрезденском направлении заняли города Калау, Люккау, Ной-Вельцов, Зенфтенберг, Лутаверк, Каменц, Бацен и вели бои за Кенигсбрюк.
Западнее Одера наши войска заняли города Бернау, Вернохен, Штраусберг, Альт-Ландсберг, Буков, Мюнхеберг, Херцфельде, Эркнер и завязали бои в пригородах Берлина…"
Но все же пассажиры с облегчением вздыхали, выходя на конечной остановке. Бог его знает, что могло случиться с этим старым рыдваном?
Вуйцик приехал в городок первым утренним рейсом. По дороге им встретились три полуторки, битком набитые бойцами истребительного батальона и милиционерами. Тут же на площади он узнал две новости: все наличные силы охраны выехали в соседний район кончать какую-то банду, и этой ночью пьяный шофер сбил почтальона. Шофер арестован, почтальон увезен на «скорой помощи» в область.
В чайной, куда он зашел позавтракать, Вуйцик услышал и живописные подробности происшествия: скрип тормозов в ночи, крик, вой сирены «скорой помощи». Там же он встретил хирурга из местной больницы, который разъяснил ему кое-какие медицинские подробности…
Остальные подробности он узнал, придя на работу в райфо. Главными темами утренней беседы были автокатастрофа и налет на селекционную станцию.
Вуйцик работал. Разговаривал по телефону, подписывал какие-то бумажки, составлял месячную ведомость. В двенадцать часов из случайного разговора он выяснил, что в районном отделении Госбанка находится около 300 тысяч рублей. Он сопоставил два эти факта. Триста тысяч и отъезд работников милиции в соседний район. Было о чем задуматься.
Главное случилось за полчаса до обеденного перерыва. В комнату, где помещалось райфо, вошел молоденький младший лейтенант в мятой шинели, запачканной грязью.