Транспортный отдел был похож на штаб казачьей сотни. По коридору ходили милиционеры в косматых папахах, тяжелые шашки стучали по голенищам сапог.
Дежурный сидел за столом, шашка его лежала на скамейке. Он внимательно прочитал удостоверение и встал, застегивая воротник мундира.
— Слушаю вас, товарищ майор.
— На каком пути стоит литерный 6-бис?
— Сейчас уточню.
Через пять минут выяснилось, что санитарный поезд Петра на втором пути.
— Я вам милиционера дам, он проводит, а то вы не найдете. Козлов! — крикнул дежурный. — Вот проводи товарищей из ОББ к 6-бис кратчайшей дорогой.
Действительно, без Козлова они вряд ли нашли бы санитарный поезд. Он повел их мимо здания вокзала, они обошли какие-то пакгаузы, вышли на пути.
— Сюда, — сказал Козлов и начал подниматься на тормозную площадку товарного вагона. Шашка мешала ему, и он зажал ее под мышкой.
— Слушай, — спросил его Игорь, — зачем тебе шашка? Ты ее хоть раз из ножен-то достал?
— Мне она как зайцу модная болезнь, товарищ майор, мы до прошлого года были люди как люди, так вот кому-то понадобилось нам новую форму ввести. Мне тут один старичок, проезжий, говорил, что точно так же до революции казаков обмундировывали. Так казак же на лошади, а нам попробуй побегай по вагонам с этой селедкой. Я поначалу с непривычки прямо на перроне падал под смех трудящихся. Станет проклятая между ног, и все тут. Сейчас пообвык.
— Н-да, — Игорь закрутил головой, — видик у вас, братцы, действительно допотопный. Но зато консервный нож не нужен.
— Так что ж мы, банки рубить, что ли, будем? — обиделся Козлов. — Вы уж скажете тоже.
Они еще минут десять плутали в темном лабиринте тормозных площадок, лазили под вагоны.
— Вот ваш эшелон, — наконец, тяжело отдуваясь, сказал Козлов, — разрешите идти?
— Спасибо большое, идите.
В темноте Сергей увидел длинный хвост вагонов.
— Так, — глубокомысленно изрек Игорь, — полдела сделано. Теперь надо найти Петьку.
Из темноты прямо на них налетели две облепленные снегом фигуры в шинелях.
— Эй, служивые, где нам Карпунина разыскать? — поинтересовался Муравьев.
— У паровоза, — ответил звонкий девичий голос.
— А паровоз-то где?
— Спереди. — Девушки засмеялись.
— Да мы тут уж минут двадцать блуждаем.
— Туда идите. — Девушка махнула рукой.
Они еще минут десять шли вдоль вагонов, спотыкаясь о шпалы, скользя в мазутных пятнах.
— Скорей бы светомаскировку отменили, а то темно, как у негра в желудке, — зло сказал Игорь, — я еще вдобавок фонарик в машине оставил. Твой-то где?
— В чемодане, — виновато ответил Сергей.
— Учи вас, учи… О, слышишь, сопит. Значит, скоро паровоз.
— Я хочу вам сказать, Александра Яковлевна, как начальнику поезда: так больше продолжаться не будет… — услышал вдруг Игорь знакомый голос.
— Петька! — крикнул он.
— Игорь, — от вагонов отделилась темная фигура, — где же ты? Мы через десять минут отправляемся.
— Да вот человека в командировку собирали. Паек, литер, деньги. Попробуй за час выбей. Знакомьтесь. Это майор Карпунин, Сережа, в некотором роде мой медсвояк.
— Как, как? — удивился Петр.
— Очень просто, — засмеялся Игорь, — медсестры есть, мед-братья тоже были, я где-то читал об этом. А ты мой медсвояк. Ну ладно, передаю тебе старшего лейтенанта, только ты его с девушками в одно купе не сажай, он у нас скромный.
— Для него место подготовлено. Вы поедете с нашим врачом, капитаном, очень милым человеком, — повернулся Карпунин к Сергею.
Данилов
Данилов и начальник
Никитин
Шофер Калинин
Данилов
Муравьев
Дежурный сидел за столом, шашка его лежала на скамейке. Он внимательно прочитал удостоверение и встал, застегивая воротник мундира.
— Слушаю вас, товарищ майор.
— На каком пути стоит литерный 6-бис?
— Сейчас уточню.
Через пять минут выяснилось, что санитарный поезд Петра на втором пути.
— Я вам милиционера дам, он проводит, а то вы не найдете. Козлов! — крикнул дежурный. — Вот проводи товарищей из ОББ к 6-бис кратчайшей дорогой.
Действительно, без Козлова они вряд ли нашли бы санитарный поезд. Он повел их мимо здания вокзала, они обошли какие-то пакгаузы, вышли на пути.
— Сюда, — сказал Козлов и начал подниматься на тормозную площадку товарного вагона. Шашка мешала ему, и он зажал ее под мышкой.
— Слушай, — спросил его Игорь, — зачем тебе шашка? Ты ее хоть раз из ножен-то достал?
— Мне она как зайцу модная болезнь, товарищ майор, мы до прошлого года были люди как люди, так вот кому-то понадобилось нам новую форму ввести. Мне тут один старичок, проезжий, говорил, что точно так же до революции казаков обмундировывали. Так казак же на лошади, а нам попробуй побегай по вагонам с этой селедкой. Я поначалу с непривычки прямо на перроне падал под смех трудящихся. Станет проклятая между ног, и все тут. Сейчас пообвык.
— Н-да, — Игорь закрутил головой, — видик у вас, братцы, действительно допотопный. Но зато консервный нож не нужен.
— Так что ж мы, банки рубить, что ли, будем? — обиделся Козлов. — Вы уж скажете тоже.
Они еще минут десять плутали в темном лабиринте тормозных площадок, лазили под вагоны.
— Вот ваш эшелон, — наконец, тяжело отдуваясь, сказал Козлов, — разрешите идти?
— Спасибо большое, идите.
В темноте Сергей увидел длинный хвост вагонов.
— Так, — глубокомысленно изрек Игорь, — полдела сделано. Теперь надо найти Петьку.
Из темноты прямо на них налетели две облепленные снегом фигуры в шинелях.
— Эй, служивые, где нам Карпунина разыскать? — поинтересовался Муравьев.
— У паровоза, — ответил звонкий девичий голос.
— А паровоз-то где?
— Спереди. — Девушки засмеялись.
— Да мы тут уж минут двадцать блуждаем.
— Туда идите. — Девушка махнула рукой.
Они еще минут десять шли вдоль вагонов, спотыкаясь о шпалы, скользя в мазутных пятнах.
— Скорей бы светомаскировку отменили, а то темно, как у негра в желудке, — зло сказал Игорь, — я еще вдобавок фонарик в машине оставил. Твой-то где?
— В чемодане, — виновато ответил Сергей.
— Учи вас, учи… О, слышишь, сопит. Значит, скоро паровоз.
— Я хочу вам сказать, Александра Яковлевна, как начальнику поезда: так больше продолжаться не будет… — услышал вдруг Игорь знакомый голос.
— Петька! — крикнул он.
— Игорь, — от вагонов отделилась темная фигура, — где же ты? Мы через десять минут отправляемся.
— Да вот человека в командировку собирали. Паек, литер, деньги. Попробуй за час выбей. Знакомьтесь. Это майор Карпунин, Сережа, в некотором роде мой медсвояк.
— Как, как? — удивился Петр.
— Очень просто, — засмеялся Игорь, — медсестры есть, мед-братья тоже были, я где-то читал об этом. А ты мой медсвояк. Ну ладно, передаю тебе старшего лейтенанта, только ты его с девушками в одно купе не сажай, он у нас скромный.
— Для него место подготовлено. Вы поедете с нашим врачом, капитаном, очень милым человеком, — повернулся Карпунин к Сергею.
Данилов
О том, что Муштаков идет по коридору, все узнавали заранее. Сначала помещение наполнял медовый запах трубочного табака, потом из-за поворота, где в «пенале» располагался его отдел, появлялся подполковник Муштаков. Данилов никогда не видел его в форме. Даже зимой сорок первого, в момент наивысшего напряжения сил, когда не то чтобы побриться, поспать некогда было, Володя Муштаков всегда появлялся в белой крахмальной рубашке, прекрасно сшитом костюме и модном галстуке. Таким же точно предстал он сегодня перед Даниловым. Муштаков шел по коридору в потрясающем синем костюме с трубкой в зубах. Данилов оглядел его всего, от безукоризненного пробора до черных ботинок на толстой каучуковой подошве, и в душе даже позавидовал.
— Милый Ваня, — Муштаков взял его под руку, — вот уж действительно, если гора не идет к Магомету… Я, как ни странно, ищу тебя.
— Слушай, Володя, ты где такой вкусный табак берешь?
— «Золотое руно»? Проще простого. Мой приятель писатель, у них есть свой буфет, там талоны на табак можно отоваривать именно этой маркой.
— Чертовски здорово пахнет.
— Открою секрет тебе одному. Я беру обыкновенный табак и мешаю его с «Золотым руном», поэтому мои запасы долговечны. Но все же я очень прошу: зайди ко мне. Во-первых, я угощу тебя чудесным кофе, во-вторых, у меня есть соображения по поводу твоего покойника.
— Ты имеешь в виду Судина?
— Именно его.
Они вошли в отдел по борьбе с мошенничеством.
В кабинете Муштакова приятно пахло хорошим табаком и довоенным кофе.
— Садись, он еще горячий, сейчас тебе налью.
— Ты знаешь, сколько времени я не пил настоящего кофе? — спросил Данилов, глядя на Муштакова, возившегося с немецкой трофейной спиртовкой.
— Знаю. Ровно столько же, сколько и я. С середины сорок первого. Но вчера приехал с фронта мой брат и привез мне эти трофеи. — Муштаков показал на спиртовку и банку с яркой этикеткой.
Данилов взял чашку из рук Муштакова и вдохнул забытый аромат. Сделал первый глоток и закрыл глаза от удовольствия. Когда Данилов ухаживал за Наташей, они часто бывали в кафе «Красный мак» в Столешниковом. Стены, обшитые темными панелями, мягкая удобная мебель, мраморная стойка в глубине. Кафе как бы состояло из двух половин: одна его часть несколько возвышалась, туда вели три ступеньки. Тогда по телефону для конспирации они говорили: пойдем к трем ступенькам. Они приходили туда, брали бутылку «Кара-Чанах», пирожные и кофе, крепкий и ароматный.
Иван Александрович сделал еще глоток, потом еще.
— Налить? — предложил Муштаков.
— Неудобно разорять тебя.
— Пустое. — Он наклонил кофейник, долил еще полчашки. — К сожалению, все. Пей, я тебе кое-что расскажу.
Муштаков открыл сейф, достал тоненькую папку.
— Это показания одного золотишника, спекулянта Володи Булюля, нет, не напрягайся, ты его не знаешь. Он промышлял у скупки в Столешниковом. Вот что он поведал нам.
— Володя, — Данилов встал, — я сейчас к начальству иду, ты мне не дашь этот протокол?
— Зачем он тебе? Я просто прикажу, и выписка через пятнадцать минут будет в приемной у Осетрова. — Муштаков взглянул на часы и постучал кулаком в стенку. — Это моя спецсвязь. Иди спокойно. Все будет вовремя.
Выходя из его кабинета, Данилов столкнулся в дверях с сотрудником Володиного отдела.
— Милый Ваня, — Муштаков взял его под руку, — вот уж действительно, если гора не идет к Магомету… Я, как ни странно, ищу тебя.
— Слушай, Володя, ты где такой вкусный табак берешь?
— «Золотое руно»? Проще простого. Мой приятель писатель, у них есть свой буфет, там талоны на табак можно отоваривать именно этой маркой.
— Чертовски здорово пахнет.
— Открою секрет тебе одному. Я беру обыкновенный табак и мешаю его с «Золотым руном», поэтому мои запасы долговечны. Но все же я очень прошу: зайди ко мне. Во-первых, я угощу тебя чудесным кофе, во-вторых, у меня есть соображения по поводу твоего покойника.
— Ты имеешь в виду Судина?
— Именно его.
Они вошли в отдел по борьбе с мошенничеством.
В кабинете Муштакова приятно пахло хорошим табаком и довоенным кофе.
— Садись, он еще горячий, сейчас тебе налью.
— Ты знаешь, сколько времени я не пил настоящего кофе? — спросил Данилов, глядя на Муштакова, возившегося с немецкой трофейной спиртовкой.
— Знаю. Ровно столько же, сколько и я. С середины сорок первого. Но вчера приехал с фронта мой брат и привез мне эти трофеи. — Муштаков показал на спиртовку и банку с яркой этикеткой.
Данилов взял чашку из рук Муштакова и вдохнул забытый аромат. Сделал первый глоток и закрыл глаза от удовольствия. Когда Данилов ухаживал за Наташей, они часто бывали в кафе «Красный мак» в Столешниковом. Стены, обшитые темными панелями, мягкая удобная мебель, мраморная стойка в глубине. Кафе как бы состояло из двух половин: одна его часть несколько возвышалась, туда вели три ступеньки. Тогда по телефону для конспирации они говорили: пойдем к трем ступенькам. Они приходили туда, брали бутылку «Кара-Чанах», пирожные и кофе, крепкий и ароматный.
Иван Александрович сделал еще глоток, потом еще.
— Налить? — предложил Муштаков.
— Неудобно разорять тебя.
— Пустое. — Он наклонил кофейник, долил еще полчашки. — К сожалению, все. Пей, я тебе кое-что расскажу.
Муштаков открыл сейф, достал тоненькую папку.
— Это показания одного золотишника, спекулянта Володи Булюля, нет, не напрягайся, ты его не знаешь. Он промышлял у скупки в Столешниковом. Вот что он поведал нам.
"Перекупленные дорогие вещи я отдавал за золото и медикаменты некоему Судину Илье, по кличке Морденок.— Ну вот, пожалуй, и все новости, — Муштаков закрыл папку, — теперь ты можешь почти точно установить, кто такой Судин.
Вопрос. Какие медикаменты вам давал Илья Судин?
Ответ. Сульфидин и иногда морфий.
Вопрос. Где он их брал?
Ответ. Это мне неизвестно.
Вопрос. Сколько сделок у вас было с Судиным?
Ответ. Точно не помню, пять или шесть.
Вопрос. Чем он занимался?
Ответ. Подвизался уполномоченным по снабжению от какой-то бакинской организации.
Вопрос. Где и когда вы с ним познакомились?
Ответ. Мы вместе отбывали срок на ББК[1]. Только тогда у него другая фамилия была, а кликуха та же…"
— Володя, — Данилов встал, — я сейчас к начальству иду, ты мне не дашь этот протокол?
— Зачем он тебе? Я просто прикажу, и выписка через пятнадцать минут будет в приемной у Осетрова. — Муштаков взглянул на часы и постучал кулаком в стенку. — Это моя спецсвязь. Иди спокойно. Все будет вовремя.
Выходя из его кабинета, Данилов столкнулся в дверях с сотрудником Володиного отдела.
Данилов и начальник
Они разложили бумаги на большом столе начальника. В кабинете было по-утреннему зябко, но форточка все равно оставалась чуть приоткрытой, начальник считал, что свежий воздух целебен. Он читал материалы по делу, а Данилов рассеянно рисовал один и тот же мужской профиль на коробке от папирос, ожидая первого вопроса.
— Ну что же, Иван Александрович, — начальник оторвался от бумаг, — читается с неослабевающим интересом, как авантюрный роман.
— «Похождения Рокамболя»? — усмехнулся Данилов.
— Нет, скорее, «Петербургские трущобы». Доложи о предпринятых мерах.
— Сегодня утром Белов выехал в Баку. Наблюдение за Валиевой осуществляют местные товарищи.
— Ясно. Транспорт?
— Литерный санитарный поезд. Идет на двойной тяге. Должен прибыть на место через три-четыре дня.
— Дважды в день связывайся по ВЧ и докладывай мне.
— Есть.
— Что с Кузымой?
— Часа через два допросим.
— Что за срок странный такой?
— Наркоман, пока еще не отошел.
— Меня крепко интересует этот «полковник». Где шофер?
— Никитин выехал за ним.
— С прокуратурой говорил?
— Конечно.
— Кто дело-то ведет?
— Чернышов.
— Степан Федорович. Смотри, жив курилка! Молодец! Ему сколько лет-то?
— Шестьдесят два.
— Мне кажется, что главные фигуры здесь «полковник» и Кузыма. С Судиным все ясно. Кстати, пальцы его и фото, кличку тоже немедленно в ГУМ для идентификации. Говоришь, был на Беломор-канале? Выясним! А теперь, Ваня, дальше поедем. Какие у тебя имеются мысли в отношении стратегии, а также тактики?
— Вы меня, видимо, с генералом Скобелевым спутали.
— Нет, я тебя ни с кем не спутал. — Начальник зашагал по ковру. — Нет, не спутал, — добавил он. — В сыске тоже нужна и стратегия и тактика. Понял?
— Куда уж как ясно. Только, на мой взгляд, задача у нас одна — срочно расколоть Кузыму и выйти на «полковника». Повяжем его, тогда мы на коне. Уйдет…
— Тогда я с тебя первого спрошу, за всю шоколадку, — хохотнул начальник. — Ну а с меня… — Он не докончил и повернулся к окну.
— Ну что мы заранее о выговорах думаем, — Данилов встал, начал собирать бумаги, — что-то вы слабину давать начали. Пока мы точно выходим…
— В цвет? — Начальник быстро повернулся. — Конечно, если возьмем, то оно так и будет. А если нет?..
— Найдем.
— Иголку в стоге сена. Оптимист ты, Ваня. А может, лучше обрубить концы? — хитро спросил он.
— Это как же?
— Да так, возьмем Валиеву, а убийца Соколова у нас.
— Вы что, шутите?!
— Конечно, шучу, — вздохнул начальник, — только кое-кто так делает, и ничего — в передовиках ходит.
— Мы с тобой разве в розыск за этим пришли? За карточкой на доске Почета и процентами?
— Иди ты, — махнул рукой начальник, — тебе же русским языком сказано: шучу. Могу я пошутить или нет?
— Невеселые у вас нынче шутки.
— Ваня, — начальник подошел к Данилову, крепко сжал локоть, — ты мне «полковника» этого дай. Где хочешь ищи. Понял?
— Чего уж тут не понять.
— Ну иди, наводи страх на преступный элемент. После допроса Кузымы сразу доложи.
Данилов вышел из кабинета. Немного постоял в приемной под недоуменным взглядом Осетрова и вышел в коридор. Скоро Никитин привезет шофера. А может, уже привез?
— Ну что же, Иван Александрович, — начальник оторвался от бумаг, — читается с неослабевающим интересом, как авантюрный роман.
— «Похождения Рокамболя»? — усмехнулся Данилов.
— Нет, скорее, «Петербургские трущобы». Доложи о предпринятых мерах.
— Сегодня утром Белов выехал в Баку. Наблюдение за Валиевой осуществляют местные товарищи.
— Ясно. Транспорт?
— Литерный санитарный поезд. Идет на двойной тяге. Должен прибыть на место через три-четыре дня.
— Дважды в день связывайся по ВЧ и докладывай мне.
— Есть.
— Что с Кузымой?
— Часа через два допросим.
— Что за срок странный такой?
— Наркоман, пока еще не отошел.
— Меня крепко интересует этот «полковник». Где шофер?
— Никитин выехал за ним.
— С прокуратурой говорил?
— Конечно.
— Кто дело-то ведет?
— Чернышов.
— Степан Федорович. Смотри, жив курилка! Молодец! Ему сколько лет-то?
— Шестьдесят два.
— Мне кажется, что главные фигуры здесь «полковник» и Кузыма. С Судиным все ясно. Кстати, пальцы его и фото, кличку тоже немедленно в ГУМ для идентификации. Говоришь, был на Беломор-канале? Выясним! А теперь, Ваня, дальше поедем. Какие у тебя имеются мысли в отношении стратегии, а также тактики?
— Вы меня, видимо, с генералом Скобелевым спутали.
— Нет, я тебя ни с кем не спутал. — Начальник зашагал по ковру. — Нет, не спутал, — добавил он. — В сыске тоже нужна и стратегия и тактика. Понял?
— Куда уж как ясно. Только, на мой взгляд, задача у нас одна — срочно расколоть Кузыму и выйти на «полковника». Повяжем его, тогда мы на коне. Уйдет…
— Тогда я с тебя первого спрошу, за всю шоколадку, — хохотнул начальник. — Ну а с меня… — Он не докончил и повернулся к окну.
— Ну что мы заранее о выговорах думаем, — Данилов встал, начал собирать бумаги, — что-то вы слабину давать начали. Пока мы точно выходим…
— В цвет? — Начальник быстро повернулся. — Конечно, если возьмем, то оно так и будет. А если нет?..
— Найдем.
— Иголку в стоге сена. Оптимист ты, Ваня. А может, лучше обрубить концы? — хитро спросил он.
— Это как же?
— Да так, возьмем Валиеву, а убийца Соколова у нас.
— Вы что, шутите?!
— Конечно, шучу, — вздохнул начальник, — только кое-кто так делает, и ничего — в передовиках ходит.
— Мы с тобой разве в розыск за этим пришли? За карточкой на доске Почета и процентами?
— Иди ты, — махнул рукой начальник, — тебе же русским языком сказано: шучу. Могу я пошутить или нет?
— Невеселые у вас нынче шутки.
— Ваня, — начальник подошел к Данилову, крепко сжал локоть, — ты мне «полковника» этого дай. Где хочешь ищи. Понял?
— Чего уж тут не понять.
— Ну иди, наводи страх на преступный элемент. После допроса Кузымы сразу доложи.
Данилов вышел из кабинета. Немного постоял в приемной под недоуменным взглядом Осетрова и вышел в коридор. Скоро Никитин привезет шофера. А может, уже привез?
Никитин
Прямо сбесилось начальство с делом этого Судина. Ни поспать тебе, ни пожрать. Только в столовку собрался. Так нет, беги скорей, волоки этого шофера. Да куда он денется? Возит, между прочим, начальника ОРСа, бронирован, жрет, пьет, что хочет, и еще калымит. Из-за этого дерьма он поесть не успеет. Хорошо, что машину дали, а то на трамвае до Каланчевки насквозь вымерзнешь. До войны он в Туле работал опером в отделении. Вот тогда жизнь шла совсем иначе. Он в районе хозяином был, фигурой. Хорошо жилось, легко, весело, и работалось так же. Потом, когда немцы к Туле подошли, он в роту милиции ушел. Повоевал неплохо. Ранили. В Москву увезли лечиться, а из госпиталя сразу в МУР. Никитин вздохнул тяжело.
— Ты чего, — спросил его шофер Быков, — что вздыхаешь-то, я спрашиваю?
— А что делать прикажешь, когда меня Данилов твой погнал ни свет ни заря нежрамшего!
— Закури, полегчает.
— Папирос нет.
— Врешь ты, Колька. — Быков покосился на него. — Чтоб у такого жуковатого, как ты, не было папирос? Ни в жисть не поверю.
— Все знаешь. На, закуривай.
— Ишь, «Беломор», не зря ты, видно, около Нинки из столовой вьешься.
— А ты думал.
— Нет, точно ты, Колька, жук, — заключил Быков, — я тебя сразу расколол, еще когда мы в Сходню ездили.
— Это когда же?
— Да за грибами. Самогонку помнишь?
— А, — улыбнулся Никитин, — тогда. Да, показал я класс работы вашим фрайерам.
— Ты это брось, — обиделся Быков, — ребята у нас правильные.
— А зачем же ты тогда ту самогонку пил, Трифоныч? Вот бы и целовал своих правильных.
Дальше они ехали молча. Быков думал о том, что все-таки, несмотря на ушлость, Колька мужик пустячный, а Никитин продолжал злиться на Данилова.
— Приехали.
Машина остановилась у ворот с вывеской «Автобаза».
— Здесь?
— Читай, адрес на стене написан.
— Ты, Быков, смотри, если что.
— Ученого учить — только портить. Иди уж, жук.
Никитин вышел, зло саданув дверью. В проходной сидел вахтер в метростроевской форме.
— Вы к кому? — он встал, поправив кобуру нагана.
— МУР, — зловеще, вполголоса произнес Никитин, показывая удостоверение.
— Так к кому же? — голос у вахтера потерял начальственную твердость.
— Калинин на базе?
— Так точно, вызова ждет.
— Где?
— А вон там, в комнате для шоферов.
— Ладно. Я к нему пройду.
Вахтер отступил, освобождая дорогу, думая, позвонить или нет начальнику караула. Черт его знает, этого парня. Борьба с бандитизмом — это тебе не просто так. Он все же решил доложить и пошел к телефону.
В жарко натопленной комнате шоферы играли на вылет в домино. Круглый стол резного дерева, неизвестно как попавший сюда, трещал от ударов костяшек.
— Дуплюсь!
— А мы вам пятерку!
— Нет, нас так просто не возьмешь!
— Да что же ты ставишь, дура! Ты разве не видишь, с чего я хожу?
На Никитина никто не обратил внимания. Шоферы просто не замечали его, увлеченные игрой.
— Калинин, — громко сказал Никитин.
— Ну, я. — Шофер в меховой летной кожанке повернулся к нему. — Чего еще?
— Встань, — чуть повысил голос Никитин, — и иди за мной.
— А ты кто такой? Перед каждым вставать…
«Ну, ты у меня сейчас попляшешь». Никитин достал удостоверение.
— Прочел?
Шофер непонимающе поглядел на него.
— Ну, — рявкнул Никитин и опустил правую руку в карман.
В комнате повисла тишина. Калинин поднялся, опасливо косясь на руки Никитина.
— Документы.
Он спрятал в карман права и паспорт.
— Пошли.
— Куда? — голос шофера дрогнул.
— Куда надо. Только иди спокойно, без фокусов. Стреляю без предупреждения.
Они пересекли двор, подошли к проходной. Там их уже ждал начальник караула.
— Смирнов, — представился он Никитину, — вы куда его забираете?
— А по какому праву ты в действия органов вмешиваешься? — лениво процедил Никитин, глядя куда-то поверх его головы.
— Так ведь товарищ Пирожков звонить будет. А что я скажу?
— А по мне хоть Булочкин. Пусть звонит в ОББ Б4-02-04. Ясно?
— Так точно, — начальник приложил руку к шапке, провожая глазами сотрудника отдела с таким устрашающим названием.
— Ты чего, — спросил его шофер Быков, — что вздыхаешь-то, я спрашиваю?
— А что делать прикажешь, когда меня Данилов твой погнал ни свет ни заря нежрамшего!
— Закури, полегчает.
— Папирос нет.
— Врешь ты, Колька. — Быков покосился на него. — Чтоб у такого жуковатого, как ты, не было папирос? Ни в жисть не поверю.
— Все знаешь. На, закуривай.
— Ишь, «Беломор», не зря ты, видно, около Нинки из столовой вьешься.
— А ты думал.
— Нет, точно ты, Колька, жук, — заключил Быков, — я тебя сразу расколол, еще когда мы в Сходню ездили.
— Это когда же?
— Да за грибами. Самогонку помнишь?
— А, — улыбнулся Никитин, — тогда. Да, показал я класс работы вашим фрайерам.
— Ты это брось, — обиделся Быков, — ребята у нас правильные.
— А зачем же ты тогда ту самогонку пил, Трифоныч? Вот бы и целовал своих правильных.
Дальше они ехали молча. Быков думал о том, что все-таки, несмотря на ушлость, Колька мужик пустячный, а Никитин продолжал злиться на Данилова.
— Приехали.
Машина остановилась у ворот с вывеской «Автобаза».
— Здесь?
— Читай, адрес на стене написан.
— Ты, Быков, смотри, если что.
— Ученого учить — только портить. Иди уж, жук.
Никитин вышел, зло саданув дверью. В проходной сидел вахтер в метростроевской форме.
— Вы к кому? — он встал, поправив кобуру нагана.
— МУР, — зловеще, вполголоса произнес Никитин, показывая удостоверение.
— Так к кому же? — голос у вахтера потерял начальственную твердость.
— Калинин на базе?
— Так точно, вызова ждет.
— Где?
— А вон там, в комнате для шоферов.
— Ладно. Я к нему пройду.
Вахтер отступил, освобождая дорогу, думая, позвонить или нет начальнику караула. Черт его знает, этого парня. Борьба с бандитизмом — это тебе не просто так. Он все же решил доложить и пошел к телефону.
В жарко натопленной комнате шоферы играли на вылет в домино. Круглый стол резного дерева, неизвестно как попавший сюда, трещал от ударов костяшек.
— Дуплюсь!
— А мы вам пятерку!
— Нет, нас так просто не возьмешь!
— Да что же ты ставишь, дура! Ты разве не видишь, с чего я хожу?
На Никитина никто не обратил внимания. Шоферы просто не замечали его, увлеченные игрой.
— Калинин, — громко сказал Никитин.
— Ну, я. — Шофер в меховой летной кожанке повернулся к нему. — Чего еще?
— Встань, — чуть повысил голос Никитин, — и иди за мной.
— А ты кто такой? Перед каждым вставать…
«Ну, ты у меня сейчас попляшешь». Никитин достал удостоверение.
— Прочел?
Шофер непонимающе поглядел на него.
— Ну, — рявкнул Никитин и опустил правую руку в карман.
В комнате повисла тишина. Калинин поднялся, опасливо косясь на руки Никитина.
— Документы.
Он спрятал в карман права и паспорт.
— Пошли.
— Куда? — голос шофера дрогнул.
— Куда надо. Только иди спокойно, без фокусов. Стреляю без предупреждения.
Они пересекли двор, подошли к проходной. Там их уже ждал начальник караула.
— Смирнов, — представился он Никитину, — вы куда его забираете?
— А по какому праву ты в действия органов вмешиваешься? — лениво процедил Никитин, глядя куда-то поверх его головы.
— Так ведь товарищ Пирожков звонить будет. А что я скажу?
— А по мне хоть Булочкин. Пусть звонит в ОББ Б4-02-04. Ясно?
— Так точно, — начальник приложил руку к шапке, провожая глазами сотрудника отдела с таким устрашающим названием.
Шофер Калинин
«Господи, господи ты боже мой! За что же это меня? А? Куда это? Зачем?» Он покосился на сидящего рядом с ним оперативника. Спросить? Не скажет. Что узнали-то они? Что? Может, за бензин? Подумаешь, продал сто литров. Всего дел. Нет, не за бензин. За седьмой распределитель. За повидло это и водку ту проклятущую. Ту самую, что он в Перово отвозил. Точно. Дознались. Но он скажет. Все скажет. Кого ему прикрывать! Пашку, гада мордастого? Он, наверное, за это какие деньги хапнул, а ему тысячу дал да три бутылки водки. А тысяча эта ему зачем? Что по нынешним временам с этой тысячей сделаешь? Что купишь? Пачка папирос с рук — сто рублей. А может, не за Пашку? Вдруг соседи накапали? Могли. Особенно этот рыжий, филолог, что ли? Червь книжный, паскуда завистливая. Надо было на него написать куда следует насчет книжек немецких. Так пожалел, детей его пожалел. Вот наука впредь будет. А что он написать-то мог? Про продукты. Пусть докажут. Их ему товарищ Пирожков давал. Его не тронут. Кишка тонка. У него везде руки. Друзья. А вдруг он откажется? Павел-то Егорович? Тогда как? Тогда его утоплю. Все расскажу и про суку его блондинистую, и про продукты. Неужто конец? Как жил-то хорошо, как жил! Ой, чего это я молочу! Держаться надо, молчать. Я кто? Шофер. Рабочий класс. А если сосед оговорил? Интеллигент, сволочь, у него книги немецкие и фамилия тоже немецкая. Гримфельд ему фамилия. Хочет насолить пролетарию. Ежели Петька? Ну, возил, ну, дал он мне водки, а я ему деньги заплатил. Кто видел? Никто. Кто докажет? Петька? Оговаривает. Запутать хочет. А то, что я за эту водку талоны не отдал? Наказывайте. Судите. А вдруг разбронируют? Пусть. Войне-то конец. Пока обучат. Глядишь, и все".
Калинин прошел мимо строго поглядевшего на него милиционера, и ему стало совсем нехорошо. Ноги сделались словно из ваты, плечи набрякли тяжестью, будто он за баранкой просидел два дня не разгибаясь, к горлу подкатил ком, мешавший дышать. Не замечая ничего, как во сне, поднялся он на второй этаж.
— Садись сюда. — Оперативник показал ему на скамью. — Садись и жди вызова.
Калинин тяжело опустился на жесткое деревянное сиденье и затих, бессмысленно глядя вдоль коридора.
Калинин прошел мимо строго поглядевшего на него милиционера, и ему стало совсем нехорошо. Ноги сделались словно из ваты, плечи набрякли тяжестью, будто он за баранкой просидел два дня не разгибаясь, к горлу подкатил ком, мешавший дышать. Не замечая ничего, как во сне, поднялся он на второй этаж.
— Садись сюда. — Оперативник показал ему на скамью. — Садись и жди вызова.
Калинин тяжело опустился на жесткое деревянное сиденье и затих, бессмысленно глядя вдоль коридора.
Данилов
Никитина он встретил у кабинета.
— Товарищ подполковник, свидетель Калинин доставлен.
— Где он?
— А вон на скамейке. Пар выпускает.
— Опять?
— Что опять?
— За свои штучки взялся?
— Какие еще штучки? — непонимающе спросил Никитин.
— Смотри!
— А чего, взял его немножко на «понял — понял». И все дела.
— Когда я тебя научу, что свидетель — это одно, а… Ну ладно, позже поговорим. Через пять минут доставишь его ко мне.
Данилов вошел в кабинет, сел за стол. Черт его знает, этого Никитина, ну что за человек! Любить людей он его, конечно, не научит, а уважать заставит. Пусть хоть внешне ведет себя пристойно, как подобает работнику милиции.
В дверь постучали.
— Войдите.
На пороге вытянулся Никитин.
— Шофер Калинин по вашему приказанию доставлен. Разрешите ввести, товарищ подполковник?
— Введи.
Данилов рассматривал Калинина и думал: здорово же его скрутило. Шофер не сидел на стуле, а оплыл на нем, как квашня, безвольно и беззащитно.
— Ваша фамилия?
— Моя? — срывающимся голосом спросил свидетель. — Моя, что ли?
— Ваша.
— Калинин Владимир Данилович.
— Номер вашей машины?
— Моей, да? Моей?
— Вашей, естественно, да успокойтесь вы. — Данилов встал и увидел, как голова Калинина дернулась. «Господи, — подумал он, — надо же быть таким трусом!» Иван Александрович налил стакан воды из графина, протянул свидетелю. — Выпейте и успокойтесь.
Калинин пил жадно, расплескивая воду трясущимися руками.
— Ну, успокоились?
Калинин кивнул головой.
— Читать можете?
— Могу, — еле выдавил он.
— Нате вам Уголовный кодекс. Вот статья девяносто пять[2]. Ознакомьтесь. Да нет, так у нас ничего не получится. Ну и развезло вас! Держите себя в руках, вы же мужчина в конце концов. Слушайте. Статья девяносто пятая УК РСФСР гласит:
Калинин опять кивнул головой.
— Прекрасно. Прошу вас назвать номер машины.
— МТ 51-50, — выдавил из себя свидетель.
Данилову казалось, что говорил не Калинин. В этого обмякшего, потерявшего контроль над собой человека как будто кто-то вставил приспособление, похожее на сломанный старый фонограф со стертыми валиками. Нажимаешь кнопку, изношенная пружина начинает крутить валик, и в трубу сквозь шипение и треск доносится нечто похожее на человеческий голос.
— Подойдите к столу и посмотрите на эту фотографию, — резко не сказал — скомандовал Данилов. Он по опыту знал, что жесткость заставляет таких людей собраться.
Калинин встал, взглянул на фотографию Судина и кивнул головой.
— Вы его знаете?
— Да, — опять послышались хрип и шипение.
— Успокойтесь. И расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились.
— Возил его пару раз, — голос Калинина окреп, — я, товарищ подполковник, — он махнул рукой, — от жадности это все, от корысти моей. Еду по Арбату, они идут…
— Кто именно?
— Этот, что на фото, и полковник авиации. Руку подняли. Я остановился, довез их.
— Куда?
— Сначала в Зачатьевский, к этому, потом на Патриаршие пруды, там женщину взяли — и в коммерческий ресторан «Гранд-отель».
— Дальше что было?
— Его потом всего один раз видел. И все.
— А полковника? — Данилов напрягся внутренне.
— Его часто.
— Куда возили?
— В «Гранд-отель» и на Патриаршие, к этой, значит, женщине, она поет там.
— Где, на Патриарших?
— Нет, в ресторане. Артистка, значит.
— Кто такой этот полковник?
— Зовут Вадим Гаврилович, он здесь где-то на генерала учится.
— Это он вам сказал?
— И мне и женщине. В машине рассказывал.
— Где он живет?
— Не знаю. За городом. В Салтыковке. Я его туда один раз подвозил.
— Куда именно?
— К станции. Поехали по Горьковскому шоссе, через Балашиху, к переезду. Там как раз эшелон стоял, не проехать. Он мне и говорит: ты, мол, давай домой, я пешком доберусь, мне здесь два шага.
— Как зовут эту женщину?
— Какую?
— Певицу из ресторана.
— Он ее Ларисой называл.
— А она его?
— Вадиком. Он меня предупреждал: «Ты говори, что это машина моя». Мол, с уважением о мне, как к хозяину. А мне-то что, платил он хорошо.
— Сколько же?
— Две тысячи за поездку.
— Часто вы так ездили?
— Раз десять. Я готов, деньги могу сдать. Я…
— Не в деньгах дело, Калинин. Какая у вас была связь?
— Не понял я, вы о чем?
— Ну, как вы договаривались?
— Он мне на работу звонил. Я хозяина своего всегда к шести к его бабе отвожу.
— К жене?
— Да нет, к бабе, она у нас плановиком работает. И до пяти утра свободный.
— Прекрасно. Сейчас вас проводят в другую комнату, там все это напишете. Подробно, не упуская никаких деталей. Понятно?
— Ясно. Все как есть напишу. Спасибо вам.
Когда Калинина увели, Данилов срочно вызвал Муравьева, Самохина, Ковалева и Никитина.
— Муравьев, немедленно в Салтыковку, там разыщешь дом, где живет этот летчик. Бери людей, машину и — туда. Возьми постановление на арест и обыск у прокурора. Если его не будет дома, оставишь засаду, а сам с материалами сюда. Действуй. Самохин, звони в ресторан «Гранд-отель», уточни адрес певицы. Зовут Лариса, проживает на Патриарших прудах. Ковалев, ты едешь на автобазу, будешь сидеть и ждать звонка «полковника», возьми с собой техника, пусть он тебе отводной наушник приспособит. Никитин, в «Гранд-отель». У меня все. Выполняйте.
Через полчаса Самохин принес листок бумаги и положил его на стол перед Даниловым:
— Алфимова Лариса Евгеньевна. Патриаршие пруды, дом шесть, корпус А, квартира четыре.
Вот теперь начиналось самое главное. Все возможные контакты «полковника» были блокированы. На автобазе у телефона дежурил Ковалев, в «Гранд-отель» выслана группа во главе с Никитиным, в Салтыковке — Муравьев, к певице он поедет сам. Где-то «полковник» должен объявиться. Данилов, сидя в машине, старался не думать о том, что вопреки логике этот человек просто может исчезнуть из Москвы.
— Товарищ подполковник, свидетель Калинин доставлен.
— Где он?
— А вон на скамейке. Пар выпускает.
— Опять?
— Что опять?
— За свои штучки взялся?
— Какие еще штучки? — непонимающе спросил Никитин.
— Смотри!
— А чего, взял его немножко на «понял — понял». И все дела.
— Когда я тебя научу, что свидетель — это одно, а… Ну ладно, позже поговорим. Через пять минут доставишь его ко мне.
Данилов вошел в кабинет, сел за стол. Черт его знает, этого Никитина, ну что за человек! Любить людей он его, конечно, не научит, а уважать заставит. Пусть хоть внешне ведет себя пристойно, как подобает работнику милиции.
В дверь постучали.
— Войдите.
На пороге вытянулся Никитин.
— Шофер Калинин по вашему приказанию доставлен. Разрешите ввести, товарищ подполковник?
— Введи.
Данилов рассматривал Калинина и думал: здорово же его скрутило. Шофер не сидел на стуле, а оплыл на нем, как квашня, безвольно и беззащитно.
— Ваша фамилия?
— Моя? — срывающимся голосом спросил свидетель. — Моя, что ли?
— Ваша.
— Калинин Владимир Данилович.
— Номер вашей машины?
— Моей, да? Моей?
— Вашей, естественно, да успокойтесь вы. — Данилов встал и увидел, как голова Калинина дернулась. «Господи, — подумал он, — надо же быть таким трусом!» Иван Александрович налил стакан воды из графина, протянул свидетелю. — Выпейте и успокойтесь.
Калинин пил жадно, расплескивая воду трясущимися руками.
— Ну, успокоились?
Калинин кивнул головой.
— Читать можете?
— Могу, — еле выдавил он.
— Нате вам Уголовный кодекс. Вот статья девяносто пять[2]. Ознакомьтесь. Да нет, так у нас ничего не получится. Ну и развезло вас! Держите себя в руках, вы же мужчина в конце концов. Слушайте. Статья девяносто пятая УК РСФСР гласит:
«Заведомо ложный донос органу судебно-следственной власти или иным, имеющим право возбуждать уголовное преследование должностным лицам, а равно заведомо ложное показание, данное свидетелем экспертом или переводчиком при производстве дознания, следствия или судебного разбирательства по делу, — лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев».Вы уяснили смысл статьи?
Калинин опять кивнул головой.
— Прекрасно. Прошу вас назвать номер машины.
— МТ 51-50, — выдавил из себя свидетель.
Данилову казалось, что говорил не Калинин. В этого обмякшего, потерявшего контроль над собой человека как будто кто-то вставил приспособление, похожее на сломанный старый фонограф со стертыми валиками. Нажимаешь кнопку, изношенная пружина начинает крутить валик, и в трубу сквозь шипение и треск доносится нечто похожее на человеческий голос.
— Подойдите к столу и посмотрите на эту фотографию, — резко не сказал — скомандовал Данилов. Он по опыту знал, что жесткость заставляет таких людей собраться.
Калинин встал, взглянул на фотографию Судина и кивнул головой.
— Вы его знаете?
— Да, — опять послышались хрип и шипение.
— Успокойтесь. И расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились.
— Возил его пару раз, — голос Калинина окреп, — я, товарищ подполковник, — он махнул рукой, — от жадности это все, от корысти моей. Еду по Арбату, они идут…
— Кто именно?
— Этот, что на фото, и полковник авиации. Руку подняли. Я остановился, довез их.
— Куда?
— Сначала в Зачатьевский, к этому, потом на Патриаршие пруды, там женщину взяли — и в коммерческий ресторан «Гранд-отель».
— Дальше что было?
— Его потом всего один раз видел. И все.
— А полковника? — Данилов напрягся внутренне.
— Его часто.
— Куда возили?
— В «Гранд-отель» и на Патриаршие, к этой, значит, женщине, она поет там.
— Где, на Патриарших?
— Нет, в ресторане. Артистка, значит.
— Кто такой этот полковник?
— Зовут Вадим Гаврилович, он здесь где-то на генерала учится.
— Это он вам сказал?
— И мне и женщине. В машине рассказывал.
— Где он живет?
— Не знаю. За городом. В Салтыковке. Я его туда один раз подвозил.
— Куда именно?
— К станции. Поехали по Горьковскому шоссе, через Балашиху, к переезду. Там как раз эшелон стоял, не проехать. Он мне и говорит: ты, мол, давай домой, я пешком доберусь, мне здесь два шага.
— Как зовут эту женщину?
— Какую?
— Певицу из ресторана.
— Он ее Ларисой называл.
— А она его?
— Вадиком. Он меня предупреждал: «Ты говори, что это машина моя». Мол, с уважением о мне, как к хозяину. А мне-то что, платил он хорошо.
— Сколько же?
— Две тысячи за поездку.
— Часто вы так ездили?
— Раз десять. Я готов, деньги могу сдать. Я…
— Не в деньгах дело, Калинин. Какая у вас была связь?
— Не понял я, вы о чем?
— Ну, как вы договаривались?
— Он мне на работу звонил. Я хозяина своего всегда к шести к его бабе отвожу.
— К жене?
— Да нет, к бабе, она у нас плановиком работает. И до пяти утра свободный.
— Прекрасно. Сейчас вас проводят в другую комнату, там все это напишете. Подробно, не упуская никаких деталей. Понятно?
— Ясно. Все как есть напишу. Спасибо вам.
Когда Калинина увели, Данилов срочно вызвал Муравьева, Самохина, Ковалева и Никитина.
— Муравьев, немедленно в Салтыковку, там разыщешь дом, где живет этот летчик. Бери людей, машину и — туда. Возьми постановление на арест и обыск у прокурора. Если его не будет дома, оставишь засаду, а сам с материалами сюда. Действуй. Самохин, звони в ресторан «Гранд-отель», уточни адрес певицы. Зовут Лариса, проживает на Патриарших прудах. Ковалев, ты едешь на автобазу, будешь сидеть и ждать звонка «полковника», возьми с собой техника, пусть он тебе отводной наушник приспособит. Никитин, в «Гранд-отель». У меня все. Выполняйте.
Через полчаса Самохин принес листок бумаги и положил его на стол перед Даниловым:
— Алфимова Лариса Евгеньевна. Патриаршие пруды, дом шесть, корпус А, квартира четыре.
Вот теперь начиналось самое главное. Все возможные контакты «полковника» были блокированы. На автобазе у телефона дежурил Ковалев, в «Гранд-отель» выслана группа во главе с Никитиным, в Салтыковке — Муравьев, к певице он поедет сам. Где-то «полковник» должен объявиться. Данилов, сидя в машине, старался не думать о том, что вопреки логике этот человек просто может исчезнуть из Москвы.
Муравьев
Он сидел в жарко натопленной дежурке Салтыковского поселкового отделения и ждал участкового, обслуживающего 5-ю Лучевую улицу. Несколько минут назад дежурный старшина подтвердил, что на даче вдовы профессора Сомова действительно проживает слушатель Академии генштаба полковник авиации Вадим Гаврилович Чистяков. Что прописка его оформлена по всем правилам. Игорь попросил принести ему из паспортного стола документы и вызвать участкового и теперь ждал. Его люди сразу же пошли к дому семь по 5-й Лучевой.
— Вот документы. — Старшина положил перед Игорем книгу прописки. — Вот заявление Сомовой.
Муравьев пробежал глазами бумаги.
— Это все?
— А чего еще, прописка-то временная — до мая. Потом мне паспортистка сказала: ей из кадров академии звонили, просили ускорить. Документы мы проверяли. Они в полном порядке. В академию звонили, там подтвердили: такой слушатель есть.
— А кто звонил?
— Начальник паспортного стола лейтенант Ракосуев.
— Ну-ка проводи меня к нему.
Паспортный стол помещался в маленькой комнате, разделенной на два пенальчика. В одном сидели две девушки-паспортистки, в другом был кабинет начальника, в котором еще помещались маленький стол и массивный сейф. Сам начальник, лейтенант Ракосуев, вполне подходил для своего кабинета. Маленький, чистенький, с бесцветными глазами и большими залысинами. Он прочитал удостоверение Игоря и записал реквизиты на отдельный лист бумаги.
— Вот документы. — Старшина положил перед Игорем книгу прописки. — Вот заявление Сомовой.
Муравьев пробежал глазами бумаги.
— Это все?
— А чего еще, прописка-то временная — до мая. Потом мне паспортистка сказала: ей из кадров академии звонили, просили ускорить. Документы мы проверяли. Они в полном порядке. В академию звонили, там подтвердили: такой слушатель есть.
— А кто звонил?
— Начальник паспортного стола лейтенант Ракосуев.
— Ну-ка проводи меня к нему.
Паспортный стол помещался в маленькой комнате, разделенной на два пенальчика. В одном сидели две девушки-паспортистки, в другом был кабинет начальника, в котором еще помещались маленький стол и массивный сейф. Сам начальник, лейтенант Ракосуев, вполне подходил для своего кабинета. Маленький, чистенький, с бесцветными глазами и большими залысинами. Он прочитал удостоверение Игоря и записал реквизиты на отдельный лист бумаги.