Худ Дэниел. Пир попрошаек

   С диким криком Дуэсса рухнула на колени и принялась судорожно ощупывать тело супруга.
   – Они убили его! Убили, убили!
   Но это было не так. Лайам успел убедиться, что Окхэм дышит, и потому он бестрепетно встретил взгляд госпожи Присциан. Кивком предложив вдове отойти в сторону, Лайам отвел ее к одной из решеток, перекрывающих вход в усыпальницу. Геллус, мгновенно смекнув, что его присутствие не обязательно, скрылся в темноте кладовой.
   – Мне не очень-то нравится то, что вы тут натворили, но я уверена, что все это затеяно неспроста, – произнесла ледяным тоном госпожа Присциан, высоко вздергивая подбородок. Даже сейчас – в ночном халате, домашних шлепанцах и с растрепанной головой – пожилая дама напоминала Лайаму самого строгого из университетских профессоров.
   – Вы совершенно правы, – поспешил подтвердить Лайам. – Обстановка сейчас не очень-то подходящая, но раз уж все так получилось, позвольте вам заявить, что мы намерены арестовать лорда Окхэма. Он обвиняется в похищении фамильной реликвии Присцианов.
   Госпожа Присциан повернулась к Кессиасу, скромно стоявшему невдалеке. Эдил выглядел чрезвычайно смущенным, однако кивнул и даже заставил себя посмотреть вдове прямо в глаза.
   – Да, это правда. Мы намерены арестовать супруга вашей племянницы.
   Госпожа Присциан пожевала губами.
   – У вас есть доказательства виновности лорда?
   Кессиас искоса глянул Лайама.
   – Его собственное признание.
   – Что ж… В целом от него можно было ожидать чего-то подобного. Хорошо – арестуйте его. Я присмотрю за Дуэссой.
   Слова вдовы изумили обоих мужчин. Лайам никак не ожидал, что крепость падет без боя, Кессиас тоже.
   – Вы уверены в своих действиях? Лорд ведь ваш родственник, и на него распространяются права горожан, под защитой которых находитесь вы. Вернее, вы можете заявить, что берете его под защиту!
   – Я не стану этого делать, – решительно перебила эдила госпожа Присциан. – Приступайте к своим обязанностям и позвольте мне вернуться к моим. – Она церемонно кивнула и скорым шагом отошла от мужчин.
   Лайам и Кессиас переглянулись. Вдова уже склонилась к племяннице, обнимая ее за плечи.
   – Пойдем отсюда, Дуэсса. У этих господ имеется дело к лорду.
   – Ему так плохо! Я не могу его так оставить! – жалобно запричитала та. Веки Окхэма дрогнули, он слабо застонал и шевельнулся.
   – С ним все будет в порядке, – сказала госпожа Присциан. – А нам надо вернуться домой. Ты слишком взволнована, возьми себя в руки.
   Пожилая дама заставила племянницу встать и повела к выходу.
   – Что они с ним сделают? – всхлипнув, спросила Дуэсса.
   – Ему воздадут по заслугам. Идем же скорей. – Тетушка и племянница скрылись в проходе, ведущем в дом госпожи Присциан.
   Кессиас по-прежнему пребывал в растерянном состоянии чувств, но Лайам не разделял его душевной сумятицы. Все шло, как надо, все складывалось как нельзя хорошо. Ему было жаль бравого стража порядка, вынужденного взять под арест дворянина, что в перспективе сулило множество неприятностей. Однако к зареванной леди Окхэм он не испытывал ни капельки жалости, хотя по натуре своей совсем не являлся бесчувственным человеком. Кому-кому, а ей поделом эта мука. Нельзя проводить жизнь только в увеселениях, потакая своим капризам. Камень до сих пор спокойно полеживал бы на своем месте, если бы не она. Лайам кивнул эдилу, они вдвоем подняли красавца аристократа и подхватили его под руки. Голова лорда безвольно повисла, он совсем не стоял на ногах. Лайам и Кессиас потащили Окхэма к выходу.
   Неожиданно у них на пути встал молодой барон. Он нервно облизывал губы, по старался говорить твердо:
   – А теперь извольте-ка объяснить, что здесь происходит.
   Барон походил на огородное пугало. Повязки, охватывающие его голову, перекосились и съехали набок, обнажив участки бритого черепа. Лайам с трудом удержался от смеха – обритый барон выглядел уж очень нелепо. Да и сам Лайам, наверное, был тоже хорош. В ушах у него гудело, руки-ноги казались ватными, но зато все теперь позади. Длинное тягомотное расследование с блеском (особенно, если припомнить кончину злополучного Дезидерия) завершено!
   – Лорд Окхэм арестован за похищение камня Присцианов, – сказал Лайам. – Также он обвиняется в двух убийствах.
   – И в покушении на жизнь офицера, состоящего на службе у герцога, – добавил Кессиас. – Полагаю, милорд, вам лучше пойти к госпоже Присциан. Леди Окхэм очень расстроена, ее следует поддержать. – Эдил говорил сурово и твердо, давая понять, что кое-кому пора убраться с дороги, а лучше бы вообще не соваться в чужие дела.
   Квэтвел снова облизнул губы и посмотрел на Окхэма. Тот пошатывался, как пьяный, опираясь на Лайама и эдила. Не сказав больше ни слова, барон повернулся и побрел к дальней решетке.
   Лайам и Кессиас кое-как вывели лорда на улицу и повели к городской площади. Грантайре с дракончиком на плече несла фонарь и освещала им путь. Попутно она восторгалась сообразительностью Фануила. Тот, чтобы привлечь внимание ожидающих к проблеме, возникшей у Лайама, рухнул с небес, к их ногам. Но Кессиас и Грантайре не очень-то поняли, что бы это могло означать. Тогда уродец вспорхнул повыше и укусил эдила за шею. Тут стало ясно, что в доме Окхэмов творится что-то неладное.
   – Кроме того, мой кот сообщил мне, что чувствует магию в районе Макушки, – прибавила Грантайре. – Поэтому мы в какой-то мере были готовы к тому, что обнаружили.
   – Вот именно – в какой-то мере, – проворчал эдил.
   «Ты укусил Кессиаса?» – спросил Лайам.
   «Иначе он бы не сдвинулся с места. Я кусал осторожно и не прокусил даже кожи».
   – Фануил сожалеет, что причинил вам беспокойство, – извинился Лайам перед приятелем, в глубине души потешаясь.
   Кессиас буркнул что-то невнятное, а потом медленно произнес:
   – Мне не нравится, что мы не сумели предугадать их планов. Еще чуть-чуть, и дельце могло стать опасным.
   – Могло стать?!
   – Дезидерий применил весьма непростое заклятие…– задумчиво сообщила волшебница. – Превращение материи – сложная штука. Он, наверное, догадался, что кто-то за ним следит.
   – Нет, погодите! Вы говорите – дельце могло стать опасным? Значит, по-вашему, только могло? – вновь возмутился Лайам.
   – Реликвия по-прежнему не у нас, – напомнила Грантайре, не обращая внимания на возмущение Лайама. – Нам следует ее отыскать.
   – У Окхэма камня нет, – сказал уязвленно Лайам, пораженный черствостью своих спутников. Он успел пошарить в карманах лорда, когда проверял, дышит тот или нет.
   – Ничего, кое-кто знает, где находится камень, – невозмутимо сказал Кессиас, и тут только до Лайама вдруг дошло, что его аккуратно поддели. – Вряд ли лорд отдал его чародею, но если отдал – я велю перетряхнуть всю гостиницу, мои люди умеют искать. Однако, мне кажется, в доме Окхэмов имеется тайничок, в котором эта штука себе и полеживает.
   Грантайре, казалось, удовлетворилась этим ответом и замолчала, мужчины тоже умолкли. Чем ниже они спускались по Герцогской улице, тем больше на ней становилось народу. Все встречные горожане – и в карнавальных масках, и без таковых – были изрядно навеселе. После того как какой-то разыгравшийся паренек попытался погладить дракончика, Лайам велел фамильяру не мозолить людям глаза. Фануил тут же вспорхнул с плеча Грантайре и взмыл в небо, приведя в несказанное изумление толпу подгулявших селян.
   Глядя на перекошенные физиономии добропорядочных пахарей, выбравшихся в город за впечатлениями, Лайам послал Фануилу вдогонку насмешливое замечание:
   «Ты только что сделал эти праздники самым грандиозным событием в жизни этих людей».
   Ответить уродец не соизволил.
   На площади Окхэм стал приходить в себя. Он даже пошел, правда, подволакивая ноги и спотыкаясь на каждом шагу.
   Отмечающий пиры побирушек люд заполонил всю площадь, но толпа не была плотной, она бурлила, образуя подобия больших и маленьких водоворотов. Горожане смеялись, танцевали и пели, сталкиваясь, перемешиваясь, задевая друг друга локтями. Шутники в маскарадных костюмах то и дело приставали к идущим, однако, разглядев бородатое лицо эдила, тут же спешили ретироваться.
   Возле казармы на них наскочил обезумевший от волнения стражник.
   – Эдил Кессиас, тут случилось такое! Такое… такое!.. – Малый стал заикаться. Кессиас вытаращил глаза.
   – Эй, Тэн, отдышись, успокойся. Дай нам хотя бы войти.
   Стражник дороги не уступил и попытался опять что-то сказать, но Кессиас отмахнулся.
   – Дай нам войти! – рявкнул он и двинулся вперед, как таран, увлекая Окхэма и Лайама за собой. Тэн живо отпрыгнул в сторону. – Мне обо всем доложит сержант.
   Тэн потащился следом, продолжая бубнить:
   – Но сержанта сейчас нет, мастер эдил, он отбыл туда… где… ну, в общем, туда, где это… ну где все это вышло…
   Лайам от души пожалел бедолагу. Эдилу, особенно если он вдруг упрется, трудненько что-нибудь втолковать, а уж его широченной спине и подавно. Но Окхэм внезапно обмяк и стал опять приволакивать ноги, поэтому подъем по ступенькам доставил сопровождающим немало хлопот.
   Казарма была пуста. С первого взгляда становилось понятно, что ее покидали в спешке – всюду валялись опрокинутые стулья, а кочерга, которой ворошили поленья в камине, так и осталась лежать на угольях, ее кончик уже раскалился докрасна. Возле бочки с вином, установленной посреди помещения, стояла Мопса и с интересом принюхивалась к содержимому оловянной кружки.
   – А ну, мелюзга, брысь под лавку! – заревел Кессиас. Девчонка выронила кружку и отпрыгнула в сторону. Удивление и испуг на ее лице мгновенно сменила презрительная ухмылка. – Тэн! Ты что, не можешь уследить за ребенком?
   – Идемте, – пропыхтел Лайам, краем сознания гадая, почему маленькая воровка болтается тут. – Давайте упрячем его за решетку, а уж потом разберемся со всем остальным.
   Лайам знал, что тяжелая крепкая дверь в дальнем конце казармы ведет к тюремным камерам, но никогда еще там не бывал. Тэн, подчиняясь приказу эдила, нашел связку ключей и принялся возиться с замком, испуганно вжимая голову в плечи.
   Наконец дверь открылась, за ней обнаружился коридор, одну из стен которого образовывал ряд забранных решетками каменных ниш, живо напомнивших Лайаму семейный склеп Присцианов. В неверном, колеблющемся свете двух факелов эта – скорее всего, парадная – часть тюрьмы выглядела весьма мрачно.
   Три ближайшие камеры были заняты, их обитатели приветствовали вошедших пьяными выкриками. Четверо молодых людей в маскарадных костюмах затянули весьма непристойную версию милой праздничной песенки. Однако, заметив Грантайре, гуляки тут же умолкли, а их коновод, бормоча извинения, попытался отвесить даме низкий поклон, но в результате лишь крепко стукнулся лбом о железо решетки.
   Грантайре поджала губы, всем свои видом показывая, что лорда следует поместить подальше от нахальных юнцов.
   В конце концов из ряда одинаковых камер выбрали ту, что располагалась на повороте тюремного коридора. Лорда отпустили, и он бесформенным мешком осел на пол, а потом повалился навзничь. Какое-то время все молча его рассматривали: Кессиас – с удовлетворением, Грантайре – с нетерпением и некоторой неприязнью, а Лайам, глядя на Окхэма, испытывал лишь нечто вроде недоумения. Красавец лорд лежал на каменном полу, безвольно разметав руки и ноги, и в целом являл собой довольно трогательное и жалкое зрелище. Как-то не верилось, что этот лощеный аристократ мог хладнокровно убить двоих человек и в течение двух дней так мастерски морочить следствию голову.
   «Не забывай, что тебя самого он тоже собирался убить, – напомнил себе Лайам, впрочем совершенно беззлобно. – Интересно, какую часть стоимости камня лорд уступил Дезидерию, чтобы тот меня уничтожил? Или харкоутский маг предложил свои услуги бесплатно – из особой ко мне приязни?»
   Лайам хлопнул в ладоши, чтобы прогнать ненужные мысли.
   – Пожалуй, нам понадобится вода.
   – Эдил Кессиас! Выслушайте меня! Там завернулись такие дела, что… ну, в общем, такие дела, что я просто не знаю… – в отчаянии заголосил стражник сквозь прутья решетки.
   Кессиас устало повернулся к нему.
   – Да-да, Тэн. Говори, я весь внимание. Ренфорд, вы ведь разберетесь с ним сами? – Эдил указал на Окхэма. – Узнаете, где камень, и все такое? Мастер Тэн лопнет от нетерпения, если его не выслушать прямо сейчас. А теперь, приятель, давай выкладывай, что тебя так тяготит, – и Кессиас вышел из камеры.
   Голос стражника потонул в воплях пьяных гуляк, которые вновь затянули песню. Лайам покачал головой и сказал:
   – Стражникам в праздники не позавидуешь.
   Грантайре кивком указала на Окхэма.
   – По-моему, вы ударили его слишком сильно.
   Лорд уже сидел, он сжимал голову руками, мотая ею из стороны в сторону.
   – Не так уж и сильно. Немножко воды – и он будет в полном порядке, – сказал Лайам. В душе он все же стыдился – это был коварный удар. – Сейчас я приду.
   Мопса снова пристроилась возле бочки и уже зачерпывала кружкой вино. Лайам подошел и отобрал у девчонки посудину.
   – Ну что ты делаешь, маленькая негодница?.. И, кстати, что ты тут делаешь вообще?
   – А тебе какая забота? – отмахнулась воровка. – Я уже засветилась и никогда больше не смогу щипать кошельки…
   – Ну а сюда-то ты зачем заявилась? Чтобы тебя получше запомнили!
   – Я не собиралась сюда приходить, – заканючила Мопса. – Я просто разыскивала тебя… ну а где мне искать?.. Я и крутилась неподалеку. И тут этот хренов стражник меня углядел и напустился – чего, мол, здесь тебе надо? Ну я и сказала, что мне нужен ты, и тут они раскудахтались. Квестор Ренфорд, квестор Ренфорд! А потом велели мне ждать. Я и ждала. А эдил – ты представляешь себе, этот эдил! – он посмел ущипнуть меня за щеку и назвал смышленой девчушкой. – Губы девочки обиженно задрожали. – И вот теперь я сама не знаю, кто я такая!
   Лайам беспомощно развел руками.
   – Слушай, Мопса, мне правда жаль. Оборотню не стоило тебя сюда посылать…
   – Это уж точно, – всхлипнула Мопса.
   – Но… все-таки… зачем же он это сделал?
   Маленькая воровка сердито сплюнула на пол.
   – Волк велел передать, что результатами он доволен, но что ему надо с тобой увидеться прямо сегодня.
   Лайам покачал головой.
   – Я не могу. Скажи ему, что я встречусь с ним, как только сумею – скорее всего, завтра… да, завтра в полдень, на галерее. И ты тоже туда приходи. Я прихвачу с собой свой подарок. – Но даже это (всегда безотказно работавшее) обещание не высушило дождинок в уголках насупленных глаз, и Лайам потихоньку стал подталкивать девочку к двери. – А теперь иди – и постарайся какое-то время не высовываться. Стражники очень скоро тебя забудут, – он говорил так уверенно, что Мопса, кажется, успокоилась.
   Они выбрались на крыльцо. Там дежурил все тот же стражник. Он стоял и глазел на праздничную толпу.
   – А где же эдил? – спросил Лайам, отчасти потому, что ему действительно хотелось это узнать, отчасти – чтобы отвлечь внимание Тэна от сбегающей по ступеням девчонки.
   – Пошел посмотреть на все лично, – сказал стражник. – Это ж убивство!
   «Убивство…» Лайама порой раздражал южный неряшливый говорок.
   – Убийство, – повторил он, четко выговаривая каждую букву. – И скоро ли он вернется?
   Тщедушный и востроносенький Тэн выразительно покачал головой. Он выглядел очень молодо, ему, наверное, не исполнилось и шестнадцати.
   – Ой, квестор Ренфорд, боюсь, что не скоро. Сержант говорил, там ужас что такое творится.
   Лайам мрачно хмыкнул и вернулся в казарму. Никакие убийства его уже не касались. Хотя, конечно же, интересно, куда это Кессиас убежал и с какими предложениями возвратится. «Твое следствие благополучно закончилось», – напомнил он себе. Эти два дня и так чересчур затянулись.
   В караулке воды не обнаружилось, и Лайам решил, что, возможно, она найдется в тюрьме. Он все еще держал в руке кружку с вином, которую отобрал у Мопсы. Пожав плечами, Лайам толкнул дубовую, обитую железными скобами дверь.
   «Очень, очень долго тянулись эти два дня», – думал он лениво. Лайам устал, но напряжение, которое не покидало его весь этот вечер, внезапно спало. Шагая с кружкой в руке мимо камер, он ощущал удивительное спокойствие, не замечая галдежа проштрафившихся гуляк. Ему казалось, что внешний мир никак теперь с ним не соотносится и существует сам по себе.
   Грантайре стояла возле Окхэма, сложив на груди руки. Лорд сидел, запрокинув голову, и смотрел на волшебницу вполне осмысленным взглядом. Он явно что-то ей говорил. Лайам остановился у входа в камеру и прислушался.
   – …гобелен. Он спрятан за гобеленом.
   Волшебница коротко кивнула.
   – Воды не нашлось, – сказал Лайам, делая вид, что только что подошел. – Но она ему уже как будто и не нужна.
   – Я привела его в чувство, – сказала Грантайре и пожала плечами. – Он сказал, что камень спрятан в его кабинете, за гобеленом. Вы знаете; где это?
   Лайам посмотрел на Окхэма, потом на волшебницу, потом снова на Окхэма. Лорд смотрел только на Грантайре, его губы беззвучно шевелились.
   – Что вы с ним сделали?
   Грантайре фыркнула.
   – Ничего особенного. Просто привела его в чувство и промыла ему мозги.
   – Хм-м… – Лайам подошел к Окхэму и протянул ему кружку.
   – Возможно, он полагает, что я – Дезидерий, – усмехнулась Грантайре.
   Окхэм дрожащими руками взял полную кружку и поднес ее к губам, умудрившись при этом ни капли не расплескать. Он пил осторожно, попеременно поглядывая то на Лайама, то на волшебницу.
   – Мы можем забрать кристалл прямо сейчас? – спросила Грантайре.
   – Погодите, не все сразу. Я хочу расспросить его кое о чем. – Лайам оставил без внимания недовольные вздохи Грантайре и сосредоточился на Окхэме. – Если бы Дезидерий в Саузварке не объявился, что бы вы сделали с камнем?
   Лицо лорда исказилось от гнева. Он поднял глаза на Лайама и шепотом выругался, потом испуганно поглядел на Грантайре, словно мальчишка на строгую мать.
   Лайам помолчал, потом сказал:
   – Ну хорошо. В конце концов, это все равно выяснится.
   – Мы уже можем идти?
   – Да. Спокойной ночи, лорд Окхэм.
   Лорд не ответил. Он сидел, опустив голову и глядя в одну точку. Лайам жестом дал знать Грантайре, что пора уходить.
   Ключи были в замке. Лайам запер дверь камеры и вдруг осознал, что совершенно не представляет стратегии своего дальнейшего поведения. Ну отыщут они камень, и что же? Допустим, вернут вдове, а что станется с Окхэмом? Состоится ли судебное разбирательство? И если состоится, как доказать вину лорда? Придется ли понуждать его публично признаться в содеянном, или свидетельства Лайама будет достаточно для вынесения приговора? Камень сам по себе улика, и более чем весомая, но ведь совершены еще и убийства, причастность лорда к которым доказать практически невозможно.
   Лайам медленно брел по тюремному коридору, не обращая внимания на нетерпение своей спутницы. Здание герцогского суда располагалось тут же, на площади, но там вроде бы (по крайней мере, на памяти Лайама) никого не судили. Лайам бывал в этом здании, спускался в подвал и даже забирался на башню, но визиты его не были связаны с вопросами юриспруденции. Весь первый этаж внушительного строения занимала городская администрация, а в подвале находилась так называемая мертвецкая, куда свозили покойников, подобранных на улицах Саузварка. За мертвецкой присматривала старая ворчливая ведьма – матушка Джеф.
   В Мидланде, например, правосудие вершилось сурово и скоро. Отец Лайама разбирался со своими подданными прямо там, где в том возникала необходимость. Ему излагали суть дела, а он выносил приговор. В городах Южного Тира все делалось по-другому. Герцогство слишком большое, и герцог, естественно, не может всюду успеть. Поэтому на местах за него отдуваются специальные герцогские суды, но как они действуют – большая загадка.
   Грантайре, уже стоявшая в караулке, завздыхала опять.
   – Идемте же, Ренфорд! Я вся как на иголках. Кристалл надо поскорее забрать!
   Лайам подивился ее нетерпению, но все же ускорил шаги.
   – А куда, собственно, нам спешить? – Он многозначительно позвенел ключами, запирая тюремную дверь. – Окхэм под замком, Дезидерий мертв, и только мы с вами знаем, где спрятана эта вещица.
   Грантайре нахмурилась, но промолчала.
   – Никуда этот камень не денется, – продолжал рассудительно Лайам, принимая молчание спутницы за согласие. – Но, конечно же, мы с вами сейчас же туда отправимся, нам ведь нужно вернуть пропажу вдове.
   – Вдове или не вдове, но камню следует найти пристанище понадежнее, – пробормотала волшебница, – покидая казарму.
   Лайам вытаращил глаза и даже на какое-то мгновение растерялся, не понимая, отчего Грантайре так взвинчена, ведь все идет хорошо. Потом он вспомнил, как умирал Дезидерий. Это ведь именно Грантайре убила его. Но она даже не поморщилась, когда он произнес имя харкоутского чародея. Да-да, не повела и бровью. Лайаму встречались люди, убивавшие с легким сердцем. И все они были отменными негодяями.
   Впрочем, человеческие реакции весьма разнородны. Один сослуживец Лайама, например, после каждого кровавого боя проводил многочасовой обряд очищения. Он тщательно – с головы до пят – омывался, он начищал до блеска оружие и стирал всю одежду. Он проветривал и выколачивал все свои вещи, даже те, что мирно полеживали в обозной укладке. Это было что-то вроде тихого помешательства. «Мы вернем камень в склеп, а потом хорошенько выспимся, и наутро она снова станет собой».
   Что ему еще осталось сделать – так это купить Мопсе подарок и потолковать с Оборотнем. И то и другое беспокоило Лайама. Он понимал, что надо бы увидеться с Волком, но его одолевала усталость. Встречу можно отложить на потом. Ведь главарь саузваркских воров уже (через Мопсу) поставлен в известность, что все в полном порядке. «Разве этого не довольно? – подумал Лайам. – Волк просто немного нервничает… пусть подождет».
   А что касается подарка для Мопсы… Это должно быть нечто из ряда вон выходящее. Лайам, правда, не так уж и виноват в том, что она сунулась к стражникам, просто Оборотню не следовало посылать девчонку в казарму. Впрочем, вряд ли допущенная оплошность повредит воровской карьере дурехи, если она какое-то время будет вести себя осторожно. Однако, раз уж все так получилось…
   – Да, подарок должен быть грандиозным. – сказал Лайам вслух, потом покачал головой и вышел на улицу.
   Час был поздний, и толпа на площади поредела – нагулявшиеся горожане спешили к празднично накрытым столам.
   Лайам полной грудью вдохнул чистый морозный воздух, наслаждаясь свободой. «Завтрашним вечером я все наверстаю, – пообещал он себе, поглядывая на стайку девиц в маскарадных костюмах, высыпавшую из заведения Хелекина. Расшалившиеся красотки принялись бойко плясать, высоко вскидывая ноги. Мгновенно собравшиеся вокруг зрители свистом, возгласами и рукоплесканиями подзадоривали хорошеньких танцовщиц. – Завтра и я спляшу вместе с ними!»
   – Ренфорд!
   Сердитый возглас Грантайре заставил Лайама спуститься с крыльца.
   – Иду я, иду…
   – Вы что, не понимаете, насколько все это важно?
   – Нет, – сказал Лайам и улыбнулся. Он взял волшебницу под руку и повел через площадь. Та попыталась высвободиться, но скоро сдалась и послушно пошла рядом, словно добропорядочная горожанка, покорная воле своего повелителя. Впрочем, их чинная прогулка продолжалась недолго.
   Они не успели пройти и десятка шагов, как вдруг толпа гуляющих расступилась и перед ними возник разъяренный эдил, сопровождаемый парочкой стражников.
   – Квестор! – взревел Кессиас. – У нас неприятности!
   – Какие? – Лайам с неохотой отпустил локоть Грантайре. Тон сообщения ничего хорошего не предвещал.
   – Идемте! – Эдил схватил Лайама за плечо и потащил за собой.
   Лайам и не пробовал сопротивляться, но все же сказал:
   – Ну, что там еще?
   Кессиас на ходу притиснул его к себе и прошептал на ухо:
   – Трое нищих, Ренфорд. Они убиты. Как нам теперь быть с вашими заверениями?
   Лайам вздрогнул от неожиданности.
   – Где?
   – В чем дело? – спросила нагнавшая их Грантайре.
   – На Макушке, – сказал Кессиас, игнорируя сторонний вопрос. – Вы понимаете, что это значит?
   – И вы… вы полагаете, что их убили воры?
   – А кто же еще? – зарычал Кессиас. Оставшийся путь мужчины проделали молча – эдил рассерженный, мрачный, Лайам не на шутку встревоженный.
   Наконец вдали замаячили еще двое стражников с фонарями. Они дежурили у входа в узенький переулок, образуемый глухими стенами двух богатых особняков.
   – Здесь, – сказал Кессиас. – Возьмите фонарь.
   В глубине переулка уже мелькал какой-то огонь, но Лайам послушно принял фонарь из рук ближайшего к нему караульного. Потом он вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и решительно зашагал вперед.
   Он слышал, как за его спиной эдил что-то спросил у Грантайре, но та шикнула на него, и Кессиас замолчал.