Ибрагимбеков Максуд
Пусть он останется с нами

   Магсуд Ибрагимбеков
   ПУСТЬ ОН ОСТАНЕТСЯ С НАМИ
   По-моему, это очень хорошо, когда у человека отец - начальник милиции. И не какого-нибудь районного отделения, а всей городской милиции. И если он еще при этом хороший человек. Как, например, мой папа. У него, конечно, тоже есть недостатки. Моя бабушка говорит, что без недостатков людей не бывает, но я думаю, что у папы недостатки только мелкие и всего их два: один - это то, что дома он бывает очень мало, всего несколько часов в сутки, часто я засыпаю вечером, его не дождавшись, а второй - я думаю, что второй даже хуже недостаток, чем первый, - это то, что дома он все время молчит, иногда погладит мне голову или спросит, как дела в школе, ну и с бабушкой двумя-тремя словами перекинется, и замолчит на весь вечер, собственно говоря, уже и от вечера-то ничего не остается, до полуночи всего полтора-два часа. Даже за едой молчит. Я-то понимаю, что ему со мной не о чем разговаривать - у него свои интересы, у меня свои, это понятно, но все равно почему-то бывает ужасно обидно, когда он сидит так и молчит, и видно по всему его виду, что он своими мыслями где-то далеко от нас И, возможно, в этот момент даже не видит нас с бабушкой.
   Но если не обращать внимания на эти мелкие недостатки, то мой папа, конечно,
   самый лучший отец из всех мне знакомых. Вот, например, отец Димки Расулова лупит Димку ремнем по любому поводу, без всяких лишних слов. Я у них был один раз при этом. Димкин отец хмуро со мной поздоровался и сразу же у Димки спросил табель. А у Димки в табеле за эту неделю две двойки стояли: по истории и литературе. Димка в портфеле очень долго рылся, он весь вспотел, и у него руки дрожали. Я потом сообразил, что Димка из школы и меня нарочно домой привел, надеялся, что отец его при посторонних не тронет. Но отец его на меня никакого внимания не обратил. А это, честно говоря, мне очень неприятно, когда на меня не обращают внимания.
   Но дальше все пошло еще хуже. Димкин отец посмотрел табель, помолчал минуту, а потом сказал, я только в театре или в кино и слышал, чтобы люди таким голосом разговаривали, тихим и торжественным, или еще на похоронах:
   - Подлец ты, Дима, подлея, - и вид у него был очень в это время важный. А потом он показал Димка глазами на что-то и вздохнул. Я даже сперва не понял, на что это он показал, но Димка понял сразу и пошел, снял со стены в передней широкий, тяжелый ремень. Димка шел с ремнем к отцу, который продолжал неподвижно сидеть в кресле, и прямо повизгивал от страха, но почему-то шел. Отец взял из рук Димкин ремень и раздвинул колени, Димка опустился на четвереньки и засунул голову между колен, а отец начал его лупить ремнем. А Димка при каждом ударе подвывал тонким голосом.
   Удивительно все это было и странно, потому что было видно, что Димкин отец ни капельки не сердится, а наоборот: ему все это противно и грустно.
   Я потом у Димки спросил, почему это он сам пошел за ремнем, сам голову засунул между колен, как будто так все и полагается. Димка сказал, что так лучше, раньше он пробовал убегать, а один раз даже укусил отца, но ничего хорошего из этого не получилось, отец его так отлупцевал, что он три дня в школу не ходил из-за полос на лице и руках, А так, говорит, больно, конечно, но в общем терпимо.
   Я у Димки еще спросил, любит ли он своего отца, а Димка удивился и сказал, что любит, родной ведь отец, и было видно, что он удивился, что я такие вопросы задаю, а может быть, даже слегка обиделся.
   А я почему-то возненавидел Димкиного отца на всю жизнь, знал бы, что он такой, ни за что не пошел бы из-за него драться. Я, правда, подрался по Димкиной просьбе, но драка была все-таки из-за Димкиного отца. Сейчас бы я ни за что из-за него не стал бы драться. А тогда подрался, хоть очень этого не люблю.
   Димка пришел ко мне с кошелкой в руках - его часто в магазин посылают, а иногда и на рынок - и говорит мне, что он окончательно решил подраться с Вовкой Евтушенко, вот прямо сию минуту желает подраться, и попросил, чтобы я на всякий случай пошел с ним, вдруг кто-нибудь из Вовкиных друзей нападет тоже, ну а с двумя Димке, известное дело, не справиться.
   Я в это время клеил змея, и мне, честно говоря, никуда идти не хотелось, и поэтому спросил у Димки, нельзя ли отложить драку часа на два-три. Я ему сказал, что если я сейчас уйду, то клей засохнет и его придется выбросить, а моя бабушка не очень и любит, когда я за один день два раза ее прошу сварить крахмал. Димка разобиделся на меня страшно. Сказал, что у него такое настроение, что он должен подраться именно сейчас, а не через два-три часа, а если я, его самый близкий друг, на которого он в этом трудном деле рассчитывал, не хочу ему помочь, то он обойдется как-нибудь без меня. Он мне сказал: "До свидания". Вид у него в это время был очень гордый.
   Я оставил все па столе и попросил бабушку, чтобы она ничего не убирала, сказал, что приду через час, и пошел с Димкой, который сразу очень обрадовался и стал мне рассказывать подробный план драки. А мне уже было интересно посмотреть, как Димка будет драться с Вовкой, я давно не видел, чтобы Димка с кем-нибудь дрался, он в основном всегда отделывается жуткими угрозами. И вдруг нате вам - решил с Вовкой подраться, который в нашем классе считается одним из первых силачей! Я, по правде, от Димки такой прыти и не ожидал, хотя, по справедливости, Димке с Вовкой надо было уже давно подраться. И все из-за Димкиного отца, который работал начальником метеостанции нашего города. Эта метеостанция предсказывает погоду. Димка меня водил туда однажды - там всякие приборы установлены. Димка знает, как они все называются: всякие барометры, флюгера и дождемеры, а Димкин отец там самый главный, и раз в месяц выступает по радио и телевидению и печатает в нашей городской газете заметки, где рассказывает, какая погода в этот месяц будет в нашем городе и его окрестностях, довольно точно предсказывает.
   А у нас в классе Димкиного отца сразу же прозвали -- " То Дождь, То Снег". Конечно, дурацкое прозвище, но всем почему-то понравилось, и Димкиного отца все так только и называли. Особенно это прозвище Евтушенко понравилось, каждый день он какую-нибудь новую шутку придумывает; приходит с утра, дождется, когда весь класс соберется, а потом говорит что-нибудь вроде того, что: "А вчера по радио опять "То Дождь, То Снег" выступал, обещал в воскресенье во второй половине дня сухой лед и пломбир с клубничным вареньем", - и противно ржет при этом. И самое удивительное, что все в классе каждый раз прямо умирают от смеха, и я никак не могу удержаться от смеха, хоть и понимаю, что Вовка ужасно тупой и ничего остроумного придумать не может. А Димке больше всего, по-моему, обидно, что и Лена смеется. Как только Вовка выдаст очередную шутку насчет Димкиного отца, она прямо заливается. Все уже отсмеются давно, уже географичка пришла, у нас в понедельник первый урок географии, а она опять вдруг начинает смеяться, а за нею весь класс, потому что никакой возможности удержаться нет, когда смеется Ленка, до того у нее смех веселый. Даже наша географичка со своим строгим характером на Ленку толком рассердиться не может, замечание ей делает, но без настоящей строгости в голосе. А Димке это особенно обидно, что Ленка смеется, я-то его хорошо знаю.
   Понятно, что Димке очень обидно. Я как-то в раздевалке перед физкультурой сказал ребятам, что нехорошо это, и все согласились, что действительно нехорошо. Все, кроме Вовки. Он сказал, что, кого как захочет, так и будет называть. И морда у него в это время была очень наглая, как раз такая, по которой хочется изо всех сил стукнуть. Я совсем было собрался, но потом вспомнил, что отец-то это не мой, а Димкин, а он сам весь разговор слышал, но промолчал. И вообще я драться не люблю. У нас в классе почти все между собой передрались, хоть по одному разу, но передрались. Кроме меня, ко мне никогда никто не лезет. Как-то так получилось, что из нашего класса давно никто ко мне не лезет, знают, что я драться не люблю.
   А с Димкой я пошел на драку. Какой бы я ему был тогда близкий друг, почти единственный, если бы в трудный момент отказался его поддержать? Когда мы подошли к школе, Димка мне весь свой план рассказал. Оказывается, он сказал Вовке, что придет со мной, но я думаю, что Вовка догадался, что Димка придет со мной, потому что все знают, что, кроме меня, Димке и позвать некого. Вовка на это сказал, что он тоже придет не один.
   Мы вошли во двор школы и сразу их увидели - Вовка и его дружок, мне совершенно незнакомый, стоят и смотрят, как восьмиклассники играют в волейбол. Вовка усмехнулся, когда нас увидел, и что-то шепнул тому. Они пошли за здание школы, мы тоже - с противоположной стороны. Там есть такое место между зданием и забором, куда не выходит ни одно окно, - все там обычно и дерутся. Димка мне по дороге все шептал, что в драке самое главное - неожиданность и надо, чтобы первыми начали мы, сказал, что, как только мы к ним подойдем, надо без всяких разговоров начать драться, он на себя Вовку возьмет, а я другого.
   А мне совсем не хотелось драться, и внутри живота стало холодно-прехолодно. Когда самых лучших учеников четвертого и пятого классов заставили играть на концерте для родительского собрания - тогда у меня в животе точно так же стало холодно, как сейчас. Я даже забыл, когда подошел к роялю, что я должен играть. Хорошо, что директор школы объявил, что я сыграю этюд Лешгорна. Сам бы ни за что не вспомнил!
   Мы подошли к ним совсем близко, и у меня все сразу прошло в животе, когда я увидел нахальную морду Вовки, я даже пожалел, что буду драться не с ним, а с каким-то незнакомым его приятелем. Я размахнулся и изо всех сил ударил Вовкиного приятеля кулаком по голове, я метил в нос, но попал в лоб, потому что он нагнулся. И тут сразу началась драка.
   Этот приятель Вовки дрался не очень хорошо, все пытался обхватить меня, а я не давался, потому что бороться в драке - самое последнее дело. И тут я ужасно удивился, когда на меня напал вдруг и Вовка. Я ни капельки не испугался, но удивился ужасно и стал драться сразу с обоими. Вовка, он конечно, гораздо лучше дерется, чем его друг, я сразу почувствовал во рту соленый привкус и понял, что он мне разбил губу. Но я ему тоже хорошо попал два раза в глаз и приятелю нос разбил. А потом этот его приятель все-таки до меня добрался, обхватил меня за пояс, и мы покатились по асфальту. А Вовка каждый раз, как я оказывался над его дружком, лупил меня кулаком то по спине, то по голове. Ужасно меня это злило, сил нет как злило, а сделать ничего я не мог, руки у меня были заняты, все же я изловчился и как дал ему ногой по коленке, он сразу согнулся. И в это время я увидел наконец Димку. Он стоял у забора, размахивал кошелкой над головой и кричал изо всех сил, как на футболе: "Давай! Еще дай ему, гаду! Молодец!" А потом отбежал в сторону и крикнул Вовке: "Получил за Дождь и Снег? Если мало, еще прибавим!"
   Вовка поскакал за ним на одной ноге, но потом остановился и опять за колено схватился, видно, я его здорово зацепил, а потом еще раз мне по голове дал, но уже не очень больно, видно, чувствовал, что драка уже кончается. Это всегда наступает момент, когда все чувствуют, что драка кончилась. А почему этот момент наступает - непонятно. И в этот самый момент прибежала Ленка, как она здесь оказалась, до сих пор понять не могу, обычно девчонки сюда никогда не приходят. Могла бы ведь прибежать минутой позже, тогда бы уже все было в порядке, а она прибежала как раз тогда, когда еще мы, я с Вовкиным приятелем, валялись на асфальте, а Вовка меня лупил по голове. Ленка сразу этого приятеля схватила за шиворот и стала тянуть от меня, а Вовке сказала, что он только и может, что вдвоем нападать на одного.
   У Вовки и так было плохое настроение, а тут он совсем расстроился, сказал, что ни на кого не нападал и нападать не собирается, но бить себя никому не позволит, и посоветовал Ленке, не разобравшись, в чем дело, зря человека не оскорблять.
   Ленка на него очень презрительно молча посмотрела, и Вовка, по всему было видно, расстроился вконец, даже мне его стало жалко, и я, когда мы от них отошли, сказав Ленке, что на Вовку и его приятеля первыми напали мы - я и Димка.
   Лена с Димкой почистили мне куртку, и Димка при этом все рассказывал, какой я молодец и как им двоим сразу крепко задал. Димка сказал, что он на секунду опоздал начать драться из-за своей кошелки с картошкой и фруктами, искал для нее место, потому что если эту кошелку украдут, то его абсолютно точно сживут дома со свету. По словам Димки, к тому времени, когда он пристроил кошелку, я так здорово надавал Вовке и его приятелю, что всякое дополнительное вмешательство было излишним и даже для здоровья Вовки и его приятеля опасным.
   Димка подробно рассказал Ленке о каждом ударе, которые получили мои враги, и описал, в каком состоянии будет физиономия Вовки к завтрашнему утру - с распухшим носом и по фонарю под каждым глазом. Он говорил без умолку, подробно описывая драку, и хвалил меня, не останавливаясь. И я знал, почему Димка не замолкает, - он боялся, что я спрошу, почему он не начал драку одновременно со мной, так, как мы договорились. А я и не собирался об этом спрашивать, особенно при Ленке. И спрашивать не о чем, когда все и так ясно.
   Я звонить не стал, открыл дверь своим ключом; мы попытались проскочить в мою комнату незаметно, ЧТОБЫ бабушка меня не увидела, но ничего не получилось, она нас встретила в передней и сразу же заохала, увидев мою губу, потом побежала на кухню, вынула из холодильника лед и заставила меня приложить его к губе.
   Лена рассказала бабушке, что на меня напали незнакомые хулиганы, но я не струсил и очень храбро с ними справился. На Ленку положиться можно, не то что на других девчонок наших, ведь не сказала бабушке, что я с Евтухом подрался. Я забыл ее предупредить, а она сама догадалась, что говорить не стоит.
   Бабушка сказала, что если хулиганы уже не боятся нападать на сына самого начальника милиции города, то, значит, на них никакой управы нет, и эти хулиганы распоясались окончательно, и в таком городе вообще уж лучше не жить надо поскорее собрать вещи и переехать куда-нибудь, где еще существуют законы и порядок, например, в Москву или Ленинград. Бабушка, не переставая ворчать, спарила мне из крахмала свежий клей, и мы втроем склеили очень хороший змей совершенно новой конструкции по чертежу из "Юного техника". Потом мы собрались пойти его запустить, но бабушка сказала, что ни один человек из нашего дома не выйдет не пообедав.
   Бабушка позвонила Ленкикой маме и сказала, что Лена останется обедать у нас. Я очень обрадовался, что буду обедать не один, я очень люблю, когда у нас гости. Жалко, что приходят к нам они очень редко, только и бывают у нас соседки - две-три бабушкины приятельницы и мои товарищи. А больше никого и не бывает, не то что раньше.
   А Димке бабушка разрешила уйти, потому что Димка показал ей кошелку с картошкой и фруктами и поклялся самыми страшными клятвами, что его и кошелку ждут не дождутся дома. Я после его ухода подумал о том, что Димка, конечно, никогда не скажет своему отцу, что мы сегодня из-за него подрались, да и я бы на его месте ни за что не сказал, но очень интересно: понравилось бы Димкиному отцу это или он, наоборот, рассердился бы? А может быть, Димкин отец, узнав о том, что его сын за него заступился, перестанет его бить из-за табеля и вообще из-за любого пустяка? Кто его знает. А вот что совершенно точно. Вовка с того дня о Димкином отце начисто перестал говорить, хоть тот и продолжал по-прежнему выступать в начале каждого месяца и по радио и по телевидению. И я точно знаю, что перестал он не от страха, побить-то нам его тогда не удалось, драка же окончилась, можно сказать, вничью, и, кроме того, Вовка не трус его одной дракой не испугаешь. В чем тут дело, я еще толком не разобрался.
   А вот моего отца мне ни от кого еще защищать не приходилось. И, честно говоря, никакой надобности в этом никогда не было. Потому что у меня отец не такой, как Димкин, да и не только Димкин, ни у кого из ребят в нашем классе, а может быть, и во всей нашей школе, нет такого отца, как мой папа. Я даже думаю, что многие из наших ребят хотели бы быть на него похожими. Я бы, например, очень хотел, когда вырасту, быть на него похожим. Когда мы с папой приезжаем на пляж, правда, это очень редко бывает - за лето всего три или четыре раза, - то все ребята, знакомые мои, обязательно оборачиваются ему вслед. И не только ребята. И это понятно. Он очень стройный и высокий- у него рост один метр восемьдесят восемь сантиметров, это написано в его военном билете, я сам видел, а это значит, что у папы в ботинках рост самое меньшее метр девяносто, это ведь каждому ясно, что для военного билета человеку рост измеряют не то что без ботинок, у них вон какая толстенная подошва, а даже без тапочек, только босиком,
   А когда папа раздевается, он сразу становится похож на штангиста, такие у него мускулы под кожей везде перекатываются, когда он сгибает в локте руку, просто так сгибает, не специально, не напрягаясь, а просто так, случайно, у него собирается под тонкой кожей очень крепкий круглый ком. И может быть, у него не такие большие мускулы, как у тех самых знаменитых штангистов, которых показывают по телевизору, но зато у папы при широких плечах нормальная, даже тонкая талия, а почти все штангисты, несмотря на их мускулы и силу, пузатые, и на живот у них свисают жирные груди. Скорее все-таки папа похож на гимнаста, только очень, сильного, папа и на самом деле очень сильный, только никогда этим не хвастает. Помню, как однажды привезли к нам домой сейф. Мы с бабушкой ужасно удивились -ни с того ни с сего вдруг привезли сейф. Двое грузчиков с трудом спустили его с грузовика, потом с шумом и криком втащили его по трем ступеням на крыльцо, здесь отдышались и только потом внесли этот сейф в переднюю. Здесь они его и оставили, потому что никаких других указаний не получали, а бабушка, как выяснилось, представления не имеет, в каком месте квартиры должен стоять сейф. Папа, как приехал с работы, сразу спросил, почему это грузчики, вместо того чтобы поднять этот сейф на второй этаж, в его кабинет, оставили его посреди передней? Бабушка сразу же разобиделась, на папу она очень легко обижается, и сказала, что у нее в прежней квартире при жизни ее покойного мужа, это значит моего деда, всю жизнь была самая лучшая мебель из карельской березы и даже стояла фисгармония, но сейфа не было, а если говорить совсем откровенно, то она до этого дня никогда в жизни и не слышала, что в квартире может стоять сейф, а уж где он должен стоять, она и подавно не знает, а на старости лет и узнать это никакого желания не испытывает.
   В конце бабушка сказала, а самое главное бабушка всегда говорит в конце, что эти грузчики оставили свой адрес и телефон на тот случай, если понадобятся еще когда-нибудь, и что к ним можно завтра с утра позвонить и сказать, чтобы они пришли и подняли бы этот сейф па второй этаж.
   Папа слушал бабушку молча. Посторонний человек подумал бы, что папа ее внимательно слушает, но я то знал, что это не так, что он почти ничего из того, что она говорит, и не слышит, думает о чем-то в это время своем. Вот только о чем?
   Он дослушал бабушку до конца и ничего ей не сказал, хотя по всему было видно, что бабушка ждет, что он ей скажет. Только кивнул. А когда бабушка пошла на кухню накрывать на стол, папа скинул китель, подошел к сейфу и, обхватив руками, поднял его к себе на грудь. Он ни разу не остановился - ни на лестнице, ни в коридоре второго этажа, - пронес этот железный шкаф в свой кабинет и сразу поставил его на то место, на котором он и остался стоять до сегодняшнего дня.
   В сейфе этом сейчас лежат какие-то письма и фотографии, пистолет, не тот, который папа носит в кобуре на боку, под мышкой, а другой, тоже ТТ, но другой, и еще какие-то документы. Но когда я узнал, что вторые ключи от сейфа папа отдал на хранение бабушке, - в их секретности засомневался. Впрочем, может быть, папа думает, что нашей бабушке можно доверить все?
   Не знаю, я никогда не знаю, что, он думает, пока он сам не скажет. Деньги в сейф отец не кладет, они лежат у него в среднем ящике письменного стола, и бабушка почти каждый день берет откуда на расходы.. Этот ящик не запирается, так же как и все остальные ящики и дверцы столов, шифоньеров, комода и шкафов. Бабушка не любит возиться с ключами. Я до сих пор удивляюсь, как это она держит запертым сейф. Наверное, боится, что я доберусь до пистолета!
   Военный билет отца тоже лежит в этом сейфе. Его я успел прочитать внимательно, все страницы, до того, как заперли сейф. По правде говоря, я ничего нового и не узнал об отце, я и без этого билета знал, что папе сорок один год, что он полковник, награжден двумя орденами и золотыми часами за храбрость и отвагу.
   Но читать обо всем этом было все равно очень приятно и интересно.
   Все-таки удачно получилось, что у меня такой папа. Ведь могло бы оказаться, что у меня был бы другой отец, от человека ведь это совсем не зависит, какой у него может оказаться папа, тут выбирать не приходится. Жалко вот только, дома он редко бывает. Разве плохо было бы, если бы он каждый день с нами обедал? Вот и у Ленки, и у Димки, да почти у всех наших ребят за стол садятся все вместе, а у нас почти никогда так не получается... Вот сейчас, например, бабушка накрывает на стол - на четыре человека накрывает, но она ведь почти точно знает, что папа не приедет. Я у нее один раз спросил, почему она так делает, ей что, не лень каждый раз на стол зря ставить лишнюю тарелку и прибор, а бабушка мне на это сказала, что в приличных домах стол обязательно накрывается на всех, кроме тех случаев, когда кто-нибудь в отъезде или специально предупредил, что к обеду не придет.
   Она вообще любит рассказывать про то время, когда был жив дедушка. Она очень интересно рассказывает, по я думаю, посторонним людям не очень интересно слушать про чужого дедушку, поэтому к включил телевизор, и мы с Ленкой стали смотреть, пока она не кончила накрывать.
   Мы еще сидели у телевизора, когда вдруг пришел папа. Невероятное везение началось! И Ленка у нас обедать будет, и папа пришел! Я уже заметил, часто, когда с утра человеку не везет, потом к вечеру вдруг начинает везти, как сегодня, например. Он поздоровался с нами и пошел наверх переодеваться.
   Мне сразу же, как только он пришел, смотреть телевизор стало неинтересно. Мы с Ленкой пошли вымыли руки и сели за стол, И папа в это время спустился. Он уже успел умыться и переодеться, он все очень быстро делает. Ему и штатское очень идет, хотя почему-то все время кажется, что это не штатский костюм, а все равно военная форма.
   Бабушка пожелала нам доброго аппетита, и ми начали обедать. Папа за обедом почти с нами не разговаривал, а мне ужасно хотелось, чтобы он с нами поговорил, я стал думать, что бы у него спросить, чтобы он стал разговаривать, но ничего придумать не мог. Так молча и обедали, даже мы с Ленкой перестали разговаривать. И вдруг папа сам заговорил, причем па очень интересную тему.
   - Вы в цирк любите ходить? - спросил папа у Лейки. Ей ужасно, по-моему, понравилось, что он с ней на "вы" разговаривает, у нее сразу даже мочки ушей покраснели от удовольствия.
   - Иногда посещаю, - сказала Ленка, потом еще немного подумала и добавила: - Очень люблю.
   - Очень хорошо, - сказал папа. - Сегодня в газете было объявление, что приехала большая труппа с новой программой - в воскресенье премьера. Я вас обоих приглашаю. Вам родители разрешат пойти в воскресенье, в цирк на дневное представление?
   - Ой, конечно! - сказала Ленка. - Мне родители все разрешают.
   - Неужели все? - удивился папа.
   - Все, - сказала Ленка. - Что и у них попрошу, то они и разрешают.
   Ленка стала перечислять, что они ей разрешают, но я уже видел, что папа не
   слушает ее, а опять о чем-то думает.
   И я стал думать, пойдет папа с нами в цирк или нет. Все-таки, наверное, пойдет, ведь он ясно сказал, что приглашает нас, а кто же приглашает людей в цирк, а сам не идет?
   Я на всякий случай хотел у него спросить, пойдет ли он с нами или нет, но он в это время встал, поблагодарил бабушку за обед и пошел наверх. Даже чай пить не стал. Бабушка сказала ему вслед "на здоровье", но совсем не таким голосом, как говорит это мне, вежливо сказала, но сухо.
   Я пошел Ленку провожать, и мы по дороге говорили, что было бы очень неплохо, если бы эти два дня пролетели бы побыстрее, а еще лучше, чтобы их вообще бы не было и воскресенье наступило бы сразу. Я еще в это время думал, пойдет ли с нами папа в цирк или нет, но Ленке об этом не сказал.
   Ленка вспомнила, что она не поблагодарила папу за приглашение и это с ее стороны очень некрасиво, хотя, сказала Ленка, подумав, это можно сделать и в цирке: Она думала, что папа обязательно пойдет с нами в цирк!
   - Тебе мой папа нравится? - спросил я у Ленки.
   - Твой папа?
   А у нас все в классе знают, что когда Ленка переспрашивает, тo или не хочет, или не знает, что ответить.
   - Твой папа, - сказала Ленка, - нравится мне, конечно. Но я почувствовал, что она
   хитрит и что-то не хочет говорить.
   - А что тебе в нем не нравится? - спросил я.
   - Все нравится, - сказала Ленка. - Вот честное, честное слово, все нравится. Он только суровый очень какой-то. При нем даже разговаривать не хочется. - Это ей разговаривать не хочется, сама тараторила при нем как сорока, а теперь говорит, что разговаривать не хочется. - Твой папа как приходит, - сказала Ленка, - мне почему-то начинает казаться, что я виновата в чем-то, или уроков не сделала, или он откуда-то узнал, что мы вчера вместо биологии пошли в кино.
   - И с чего это тебе так кажется? - Я даже удивился, никогда заранее нельзя догадаться, что Ленка скажет.
   - Вот кажется, - упрямо сказала Ленка. - И с тобой он как-то странно разговаривает. То молчит все время, а как заговорит, то довольно-таки странно. Прямо как со взрослым. Вот твой папа совсем со мной не так разговаривает.