Ибрагимбеков Рустам. Храм воздуха

   Юсиф докурил папиросу, оделся и пошел к моему отцу. На улице уже появились редкие прохожие; в те годы даже незнакомые бакинцы здоровались друг с другом. Ответив на чье-то приветствие, Юсиф вошел в подъезд, поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж и нажал одну из шести кнопок, столбиком выстроившихся рядом с дверью. Отец проснулся от первого же звонка.
   - Что случилось? - отец был в трусах, на руке поблескивали трофейные немецкие часы - подарок деда, вернувшегося с войны в звании полковника и без правой руки.
   - Поговорить надо.
   Отец посмотрел на часы.
   - Знаешь, сколько сейчас?
   - Сколько?
   - Полшестого.
   - Извини. Я боялся, что ты в институт уйдешь.
   - В такую рань? Что я, псих что ли? Заходи.
   - Лучше прогуляемся.
   - Одеться можно?
   - Можно, - улыбнулся Юсиф.
   Мимо Девичьей башни они спустились к Приморскому бульвару, сели на скамейку.
   - Я хочу уехать отсюда, - прервал молчание Юсиф.
   - Куда? - удивился отец.
   - Вот об этом я хотел у тебя спросить. Куда лучше?
   - В каком смысле?
   - Ну ты ездил с отцом в разные города, много видел...
   - Ты тоже немало попутешествовал, пока воевал, - улыбнулся отец.
   - Так далеко забираться я не хочу. А Кисловодск? Хороший город?
   - Это как посмотреть.
   - Что же вы каждое лето туда ездили? И Гюля хвалила.
   - Место-то неплохое... Но что ты там будешь делать?
   - То же, что и здесь. Поедешь со мной?
   - А институт?
   - На один день. Поможешь мне дом выбрать - и назад.
   - А зачем тебе дом?
   - Купить хочу.
   - А деньги откуда?
   - Будут. Сегодня сможешь?
   - Если надо - поеду. Так откуда деньги?
   - Наследство получил.
   - Нет, серьезно.
   - Серьезно. Отец оставил.
   - Так много?!
   - Он жизнью за них заплатил. Ты сможешь купить два билета? Туда и обратно. Я отдам, когда вернемся.
   - В Кисловодск несколько поездов идет. Московский, ростовский.
   - Лучше на тот, который попозже уходит. А что такое "Храм воздуха"? спросил Юсиф.
   - Это ресторан такой в Кисловодске. А что?
   - Гюля рассказывала.
   Мимо них пробежала колонна морских курсантов...
   Виктор проснулся сразу же, как Юсиф присел на край его кровати. Некоторое время он вглядывался в Юсифа, видимо, не сразу поняв, где находится.
   - Это я - Юсиф.
   - Вижу, - Виктор улыбнулся. - Который час?
   - Рано ещё. Ты извини... У меня к тебе дело. У тебя оружие есть?
   - Огнестрельное?
   - Да.
   - Кортик есть офицерский... Трофейный. Что-то серьезное? - спросил Виктор.
   Юсиф кивнул.
   - У Джавада спроси.
   - У него я не хотел просить, - сказал Юсиф.
   - Хочешь, я возьму?
   - Лучше купить где-нибудь... Ну ладно, Витя, спи.
   - Вечером что делаешь?
   - Увидимся. - Юсиф, не заходя домой, вышел на улицу...
   А ночью он стоял с моим отцом в тамбуре кисловодского поезда, и они беседовали о муже Гюли.
   - Он неплохой парень, - сказал отец и отпил пива из бутылки. - На курс выше меня учится, на промысловом.
   - Неплохие парни на фронте воевали.
   - Извини, - чуть обиделся отец. - А что делать тем, кому бронь дали? Ты думаешь, мы не просились? Но фронту нефть тоже нужна была...
   - Я не о тебе, - Юсиф отпил пива из своей бутылки и посмотрел в окно: поезд пронесся мимо какой-то плохо освещенной станции. - Её заставили. Я точно знаю. Родители.
   - Не знаю, - не стал спорить отец, - может быть.
   - А что в этом Кисловодске хорошего? Почему туда все ездят?
   - Воздух, наверное.
   - Дом надо недалеко от этого "Храма воздуха" купить.
   - Откуда у тебя деньги все-таки?
   - Лучше тебе не знать... А тебе деньги нужны?
   - А кому они не нужны?
   - Сколько тебе хотелось бы иметь?
   - Ты серьезно?
   - Вполне.
   - От рубля до ста тысяч.
   - А зачем тебе сто тысяч?
   - Драповое пальто стоит шесть тысяч. Костюм столько же... О Назе не говорю. И вообще... хоть год пожили бы нормально...
   - Будут тебе сто тысяч.
   - Мотоцикл можно купить, - мечтательно сказал отец. - "Харлей" предлагали недавно.
   - Будет тебе "Харлей", - сказал Юсиф.
   Отец рассмеялся:
   - Ладно, пошли спать.
   Они направились к своим местам; вагон был плацкартный, все уже спали.
   Прямо на вокзальной площади прибывающих в город ждала небольшая толпа, в основном пожилые женщины, с предложениями снять комнату или койку. Отец мой выбрал солидного на вид дядьку в соломенной шляпе и вышитой косоворотке.
   - Нужен дом, - сказал он как можно внушительней, отведя его в сторонку.
   - У меня комната, - ответил мужчина, - с окном в сад, три койки.
   - Мы не снять хотим, - вмешался в разговор Юсиф, - а купить. Небольшой дом один-два этажа.
   - Вы к Нарзанной галерее сходите. Там у фотографа спросите. Эдик его зовут. У него что-то есть, кажется. А здесь вам никто не продаст. - Мужчина отошел от них.
   Фотограф у Нарзанной галереи оказался невысоким шустрым парнем с аккуратным пробором густо набриолиненных волос. (Этот сильно поредевший пробор сохранился до 1976 года, когда и мне довелось познакомиться с Эдиком).
   - Есть хороший дом, - сказал он уверенно, - но дорого.
   - Сколько? - спросил Юсиф.
   - Двести тысяч.
   - От "Храма воздуха" далеко?
   - И не далеко, и не близко. Как раз то, что нужно.
   - Посмотреть можно? - спросил мой отец.
   - Приходите в шесть часов... Следующий.
   Полная женщина в роскошном шелковом платье, вышитом огнедышащими драконами, прошла к заднику, на котором девушка с тонкой талией и двумя длинными косами наливала из кувшина воду джигиту в черкеске. Вместо лиц и у девушки и у джигита на заднике были круглые прорези, в которых появились физиономии женщины в шелковом платье и её спутника с огромными натуральными усами.
   Дом Юсифу понравился. Аккуратно побеленный, он был как бы прислонен к поросшей кустарником горке. Из окон открывался вид на город.
   - А где "Храм воздуха"? - спросил Юсиф.
   - Во-он там, - ткнул пальцем в воздух фотограф.
   Женщина, хозяйка дома, почему-то молчала, пока фотограф показывал им дом.
   - Кое-что из мебели можем вам оставить, - сказал фотограф, - все равно вам покупать. Или с собой привезете?
   - Стол, стулья и кровать... да и шкаф, если вам не нужны... я бы купил.
   - Нужны. Почему не нужны? - за хозяйку сказал фотограф. - Но вам ещё нужнее. Поэтому были наши - стали ваши. Значит, стол, пять стульев, шкаф бельевой, кровать... А буфет не нужен? Дубовый, резной...
   - Можно и буфет.
   - Бери уж, сынок, и диван, - заговорила наконец и хозяйка, - чтобы мне уж в другой город не везти.
   - С диваном ещё десять тысяч придется добавить, - подвел итог фотограф.
   - Спасибо, - сказала хозяйка.
   - Переезжаете? - спросил её мой отец.
   - К сыну еду.
   - А он вам кто? - отец показал на фотографа.
   - Какое тебе дело, слушай?! - возмутился фотограф. - Делай хорошее после этого. Что значит - мусульмане; все им надо знать!.. я же у вас не спрашиваю, где вы столько денег взяли? Кого убили? Кого ограбили? Даже паспорта ваши не спросил.
   - Ладно, не злись, - примиряюще положил руку на плечо фотографа Юсиф. Паспорта у нас в порядке. Мы сразу поселимся, а потом все оформим, как положено.
   - Когда собираетесь въехать? - спросил фотограф.
   - Через два дня.
   - Задаток нужен.
   - Обязательно?
   - Так полагается.
   - Я с собой не взял, - Юсиф смутился, - могу паспорт оставить.
   - Ну что с вами поделаешь? - сказал фотограф. - Земляки все-таки... но чтобы без обмана.
   - Послезавтра днем я привезу деньги, - сказал Юсиф. В ту же ночь они уехали из Кисловодска.
   На следующий день дядя Джавад привел Юсифа к однорукому человеку в военной форме с майорскими погонами, который жил во дворе почты. Они спустились в подвал, однорукий ловко открыл замок и включил свет. Подвал был сухой с довольно высоким потолком и окном, в котором то и дело мелькали ноги уличных прохожих.
   Однорукий выдвинул ящик комода, стоявшего в углу, рядом с кроватью. В ящике лежало два пистолета и маленький револьвер с коротким стволом и вертящимся барабаном.
   - Бульдог, - сказал однорукий майор, ткнув пальцем в короткоствольный револьвер. - Как говорила моя мама, дешево и сердито. Патронов маловато, правда.
   - Сколько штук? - спросил дядя Джавад.
   - Если стрелять метко, то хватит... штук десять.
   - Достаточно? - спросил дядя Джавад у Юсифа.
   - Да, - Юсиф взял в руки "парабеллум". - А этот сколько стоит?
   - Три тысячи - красивая вещь.
   Ручка пистолета была отделана перламутром и очень удобно лежала в ладони.
   - Деньги вперед или можно завтра? - спросил Юсиф.
   - Если завтра, то - пять, - ответил майор.
   - Хорошо.
   Майор приложил к пистолету две обоймы, завернул все в тряпочку, потом в газету и вручил Юсифу.
   - Что-нибудь ещё надо? - спросил дядя Джавад, когда они поднялись по лестнице, оставив майора в подвале.
   - Ещё нужны часы.
   - Тогда ты иди. У меня с ним ещё дело небольшое. А часы я занесу попозже. Карманные или на руку?
   - Ручные. Деньги будут у Вити, - сказал Юсиф на прощанье. - Возьмешь, сколько надо.
   Расставшись с дядей во дворе почты, Юсиф вышел на улицу.
   Дверь нашей комнаты была заперта - отец ушел на работу, мама - на репетицию, а меня отвели в детский сад, - но Юсиф знал, где лежит ключ.
   Он позвонил Сеид-рзе; в приоткрытую дверь было видно, как на общей кухне Балададаш уничтожает огромную гору вареной вермишели прямо из кастрюли.
   - Слушаю. Кто это? - спросил Сеид-рза довольно раздраженно.
   - Это я, Юсиф.
   - Юсиф? Какой Юсиф?
   - Сын Самеда.
   - А... это ты, сынок, - Сеид-рза явно был удивлен звонком Юсифа. Что-нибудь случилось?
   - Да, - сказал Юсиф. - Где я могу с вами поговорить?
   - А что такое?
   - Я все скажу.
   - Ну приезжай сюда.
   - Во сколько?
   - Часов в шесть. К концу работы.
   - Хорошо, - Юсиф повесил трубку и поблагодарил соседку.
   Гюля пришла ровно в двенадцать, как ей и было сказано мамой. Вид у неё был очень деловой, через плечо перекинута новая сумка, она постукивала пальцами по тугой коже, давая понять, что торопится.
   - Я купил дом, - сказал Юсиф. - В Кисловодске.
   Это сообщение оставило Гюлю совершенно равнодушной: так во всяком случае показалось Юсифу.
   - Сегодня уезжаем, - продолжал он. - Ты слышишь меня? Поезд в десять вечера. Вагон шестой. Я буду ждать тебя без пятнадцати десять прямо у вагона. На всякий случай уйди из дома пораньше. И ни с кем не прощайся. Потом напишешь им письмо. Никаких вещей с собой не бери. Я все тебе там куплю.
   - Откуда у тебя деньги?
   - Какая разница?..
   И тут с Гюли слетела маска спокойствия; голос сорвался на крик:
   - Большая! Ты что, думаешь я брошу семью, родителей и поеду с тобой куда глаза глядят?! Ну что ты на меня так смотришь? Ты понимаешь, что от меня требуешь? Я тебе не из тех, с кем ты фотографировался в Польше! Взяла да уехала, как какая-то... Нечего на меня смотреть. Что хочешь делай, кого хочешь убивай, но я никуда с тобой не поеду!
   Юсиф встал, молча обошел её и вышел из комнаты. Через несколько минут Гюля, успокоившись, заперла дверь, спрятала ключ в ящик кухонного стола и пошла к себе домой...
   Странную особенность сердца моего сына - оно вдруг начало увеличиваться в объеме - врачи объясняли внезапным снижением эластичности сердечной мышцы. В кардиоцентре на Рублевском шоссе ему регулярно разжижали кровь гепарином, чтобы предотвратить тромбообразование, но давали понять, что мой двадцативосьмилетний, абсолютно здоровый на вид сын обречен. Один из учеников и последователей знаменитого Бураковского, с которым меня свели друзья, не очень уверенно рекомендовал в качестве единственно возможного способа спасения - пересадку сердца. Но в России эти операции многие годы были запрещены; проводились сравнительно недавно и не всегда успешно. А на операцию за границей нужны были огромные деньги; сумма, которую он назвал, ни я, ни кто-либо другой в нашей семье не мог бы заработать в течение всей жизни.
   Идея обратиться за помощью к сыну Юсифа, которого никто из нас даже не видел, объяснялась отчаянием, охватившим всех нас, - безысходность толкает людей на самые безрассудные, бессмысленные поступки. Отец отправил письмо незнакомому человеку, и в течение многих месяцев мы жили в ожидании чуда. Разговор в посольстве подействовал на меня отрезвляюще, но окончательного ответа от сына Юсифа все не было, поэтому надежда не оставляла нас.
   За несколько месяцев сердце сына расширилось в поперечнике на три сантиметра; кровь в расширившихся желудочках взбивалась, как молоко в маслобойке, и образовавшиеся тромбы, как маленькие пульки, неслись по артериям к легким, разрушая их...
   Мать гладила рубашки, майки, носки и аккуратно складывала в обитый дерматином деревянный чемоданчик с железными уголками.
   - Когда ты вернешься? - тихо спросила она и закрыла крышку.
   - Скоро. А может быть, ты ко мне приедешь.
   - А где это находится?
   - Я тебе сообщу. Если нужны будут деньги, возьмешь у Вити; я с ним договорился, я ему потом вышлю.
   - Возвращайся поскорей, сынок.
   Юсиф встал, обнял мать.
   - Не беспокойся, мама.
   - Лучше, чем в родном городе, тебе нигде не будет.
   - Я знаю...
   Юсиф поцеловал мать, подождал, чтобы она успела набрать из крана воду в стакан, взял чемодан и переступил порог своего дома.
   Мать плеснула ему вслед воды - на удачу.
   На углу, под старой акацией, его ждал Виктор, он все ещё был в военной форме. Юсиф отдал чемодан и попросил в девять вечера подойти к кафе, рядом с кинотеатром "Красный Восток".
   - Ты из-за нее уезжаешь? - спросил Виктор. - Надолго?
   - Не знаю...
   До шести вечера оставалось несколько часов, но Юсифу хотелось побыть одному... На набережной Юсиф взвесился на весах у старичка, который стоял здесь еще до войны; у него же измерил свой рост и выжал оба имеющихся силомера. У яхтклуба он купил семечек, вышел на проспект Сталина и вскочил на ходу в трамвай, идущий в сторону хлебозавода, где отец проработал многие годы до ареста.
   У кинотеатра "Художественный" Юсиф спрыгнул с подножки, потому что рядом с огромной афишей нового фильма "Сто мужчин и одна женщина" увидел мою мать. Юсифу показалось, что она тоже его заметила, но, поглощенная разглядыванием афиши, не узнала.
   - Наза, - шепнул он ей в ухо, подойдя вплотную.
   Мама, вздрогнув, обернулась.
   - Ты что же это, своих не узнаешь?
   Мама рассмеялась.
   - Я тебя не видела.
   Рассказывая об этой последней их встрече, мама вспомнила, что попросила Юсифа проводить ее. Они пошли по Большой Морской в сторону Бакпорта. К удивлению мамы, вскоре Юсиф предложил ей перейти на другую стороны улицы. Уже ступив на мостовую, мать увидела группу подвыпивших мужчин, которая шла им навстречу.
   - Видишь, какой я осторожный? - улыбнулся Юсиф. - Скажут какую-нибудь глупость, придется наказать. А сегодня у меня такой возможности нет.
   - Ты что от Гюли хочешь? - спросила мама. - Оставь ее в покое. Поезд ушел.
   - Какой поезд?!
   Мама рассмеялась.
   - Не знаю: твой или ее. Поздно спохватился. Может, она тебя и любит... Но, плохая-хорошая, у нее есть семья. Как в одной книжке написано: "Но я другому отдана и буду век ему верна". Это про нас, азербайджанок, написано... Может, воды выпьем?
   - Можно, - согласился Юсиф. Он угостил маму газированной водой с сиропом и попрощался с ней навсегда...
   Без пяти шесть Юсиф был у проходной хлебозавода; в нескольких кварталах располагалась школа, в которой он до войны учился; сейчас там размещался военный госпиталь.
   - К кому? - остановил его сторож.
   - К директору.
   - Подожди, позвоню.
   Он долго крутил ручку телефона, прежде чем соединился.
   - Тут парень какой-то пришел к директору, пропустить?
   Что-то сторожу ответили, после чего, повесив трубку, он некоторое время задумчиво смотрел на Юсифа, потом разрешил пройти.
   Секретарша в приемной попросила Юсифа подождать, Сеид-рза кого-то принимал в своем кабинете.
   Юсиф подошел к окну. Двор завода был белый от муки, которую выгружали из двух отцепленных от состава вагонов. Четверо грузчиков, словно обсыпанные снегом, перекидывали друг другу мешки. Двое других отвозили их на тачках под навес; горка мешков росла на глазах. Наконец, дверь кабинета открылась и вышли несколько мужчин и женщина с бумагами. Юсиф оглянулся на секретаршу.
   - Пожалуйста, заходите.
   Юсиф прижал локтем парабеллум, заткнутый за ремень под синей сатиновой "спецовкой", и направился осуществлять свой замысел.
   На этот раз Сеид-рза был менее приветлив, чем дома - видимо, дел было много.
   - Садись, - сказал он, торопливо протянув руку через стол.
   Юсиф сел на указанное ему место и, как бы не видя протянутой руки, внимательно вгляделся в лицо человека, погубившего его отца.
   - Ты чего? - спросил Сеид-рза. - Что с тобой?
   - Я все знаю, - сказал Юсиф.
   - Это вранье, - сказал Сеид-рза, и рука его потянулась под стол к кнопке звонка.
   - Убери руку и слушай меня внимательно, - Юсиф приоткрыл спецовку и показал Сеид-рзе парабеллум, рукоятка которого торчала из-за ремня, - видишь это? Обойма полная. Хотя тебе и одной пули вполне достаточно. Поэтому делай, что я тебе скажу... Возьми ручку и бумагу...
   Сеид-рза послушно придвинул к себе лист бумаги и взял в правую руку ручку.
   - Пиши, - сказал Юсиф и начал диктовать заранее заготовленный текст. - "Я, Сеид-рза Шукюров, признаюсь в том, что обманул Самеда Велиева и уговорил его взять на себя вину. На самом же деле весь хлеб украл я. И деньги тоже присвоил
   я". - Подумав, Юсиф добавил: - "Самед Велиев - честный, невинно погибший человек, а я - жулик, в чем и подписываюсь..."
   Дождавшись, когда Сеид-рза кончил писать, Юсиф сказал:
   - Теперь подпишись и поставь сегодняшнее число...
   - Я сделаю то, что ты говоришь, - сказал Сеид-рза, - но ты еще об этом пожалеешь. Потому что меня оклеветали. Это Фируза работа. Он был здесь... Я все знаю.
   Юсиф перегнулся через стол и забрал из рук Сеид-рзы исписанный лист.
   - А теперь мне нужно пятьсот тысяч рублей, - сказал он как можно внушительней.
   - Мне еще больше нужно, - усмехнулся в ответ Сеид-рза, - а где их взять? Он протянул руку к буханке белого хлеба, лежащей на столе. - Клянусь этим хлебом, я лишней копейки себе не взял.
   Юсиф, не меняя позы, незаметным движением правой руки вытащил из-за пояса пистолет.
   - Я клянусь, - повторил Сеид-рза, но, увидев появившийся над столом пистолет, заговорил иначе. - Я здесь денег не держу. Приходи вечером домой.
   - Тебя надо было сразу убить, - сказал Юсиф, - а я с тобой торгуюсь, указательный палец его правой руки, за которым внимательно следил хозяин кабинета, начал сгибаться.
   - Я согласен, - поспешно сказал Сеид-рза, - не стреляй. Сколько у меня времени?
   - Два часа.
   Сеид-рза встал, подошел к сейфу, открыл его ключом и вытащил газетный сверток, перевязанный толстым шпагатом.
   - Здесь триста, - кивнул он, положив сверток на стол, - за остальными придется поехать...
   Юсиф вышел вслед за Сеид-рзой в приемную.
   - Я вернусь через полчаса, - сказал Сеид-рза секретарше.
   - До свидания, - попрощался с ней Юсиф.
   - До свидания.
   Они прошли через заводской двор, мимо грузчиков, таскающих мешки, потом через проходную, мимо вооруженного сторожа.
   - У меня в сейфе тоже пистолет есть, - сказал Сеид-рза, когда они шли по улице, - и сигнал тревоги можно было дать.
   - Что же ты не дал?
   - Тебя пожалел.
   - А себя?
   - Себя тоже, конечно. Но я бы как-нибудь выкрутился. Я и сейчас могу что-то придумать. Кругом люди. Вон милиционер. Но я не хочу тебе вред причинять. Честное слово. И деньги я тебе собирался дать. Клянусь.
   - Замолчи, - сказал Юсиф, - а то я не выдержу и все-таки отправлю тебя на тот свет...
   Дальше они шли молча, пока не остановились у ворот двухэтажного дома напротив клуба Фиолетова.
   - Теперь я пойду один, - сказал Сеид-рза, - а ты подожди меня здесь.
   Юсиф поднял на него глаза.
   - Хорошо, хорошо, - поспешно согласился Сеид-рза, - пошли вместе. Но мне казалось, что у тебя есть основание мне доверять после того, что я для тебя сделал. Можно сказать, я к тебе как к сыну отношусь. И я хочу, чтобы ты знал, отца твоего я не обманул. Его должны были отпустить на суде. Просто не получилось - заменили судью в последний момент.
   Они прошли через двор с множеством лестниц и по одной из них поднялись на балкончик, увитый пышным вьюнком. Сеид-рза постучался; стук был условный несколько ударов разной силы и частоты. Дверь открыла очень молоденькая и очень красивая девушка, с еле заметной узенькой полоской шрама на подбородке.
   - Что-то ты рано сегодня. - Ласково улыбнулась, сказала она Сеиду-рзе. Здравствуй.
   - Ты одна?
   - А с кем я могу быть?
   - Принеси двести из тех, что внизу лежат.
   Девушка бросила взгляд на Юсифа и, ничего не сказав, ушла вглубь квартиры.
   - Хочешь, подарю ее тебе? - спросил Сеид-рза, - Конфетка... С деньгами поаккуратней будь, выронишь, - он поправил сверток, торчавший из кармана юсифовской спецовки. - Что ты собираешься на них сделать?
   Юсиф не ответил, и Сеид-рза обиделся:
   - Странный ты парень, я с тобой от души говорю, как с близким человеком. А ты со мной - как с врагом. Я же тебе объяснил: с отцом случайно так получилось. Всю войну возили они этот хлеб, и все было нормально. Из шести машин одна только попалась.
   - Сволочь ты, - сказал Юсиф, - люди с голоду умирали, а ты хлебом спекулировал.
   - А кому я его продавал? Не людям, что ли?
   - Килограмм за двести рублей?
   - Я продавал тем, у кого эти деньги были.
   - Таким же сволочам, как и ты.
   - Ничего не понимаешь, - с огорчением сказал Сеид-рза, - у одних есть деньги, у других - нет. Так всегда было, есть и будет...
   Вернулась красавица, посланная за деньгами, и, опять бросив на Юсифа взгляд, что-то тихо сказала Сеид-рзе.
   - Как не открывается? - удивился тот.
   - Может, сил у меня не хватает?
   Сеид-рза шагнул в дверь, потом вспомнил о Юсифе:
   - Заходи... - они прошли по узкому темному коридорчику в большую комнату, похожую на склад - так много было в ней вещей, в основном коробок, сундучков, и два шкафа. Вдоль одной стены было посвободней - там стояла двуспальная кровать, рядом с ней - круглый стол.
   - Видишь, как я тебе доверяю! - сказал Сеид-рза Юсифу. - Как сыну, - и присел на корточки у одного из сундучков. - Дай ключ, - сказал он девушке и склонился к замку.
   Повозившись немного, он приоткрыл крышку сундучка, сунул в него руку, и, не глядя, вытащил газетный сверток, перевязанный тем же шпагатом, что и первая пачка, отданная Юсифу в кабинете.
   Заперев сундук, Сеид-рза прошел к столу.
   - Садись, - предложил он Юсифу.
   - Ничего, я постою.
   - Садись, садись, их посчитать надо. Не та пачка попалась.
   Сеид-рза сел к столу, развязал шпагат, развернул газету и с виртуозной ловкостью начал считать деньги.
   Юсиф с брезгливым удивлением следил за действиями Сеид-рзы, которому общение с деньгами, несомненно, доставляло физическое удовольствие. Отсчитав двести тысяч, он попросил у девушки газету; пока она за ней ходила, аккуратно сложил оставшуюся (большую) часть денег, завернул их в старую газету и перевязал.
   Девушка вместе с газетой принесла и шпагат. Сеид-рза сноровисто упаковал деньги, предназначенные Юсифу, но прежде чем отдать их, сделал еще одну попытку убедить его в своих добрых чувствах.
   - Я специально тебя сюда привел, - сказал он, держа сверток с деньгами в руках, - чтобы ты убедился в полном моем доверии. Деньги что? Пыль, вода... Сегодня есть они, завтра - нет. Что остается людям? Одно - преданность! Люди должны быть преданными друг другу. Вот она мне предана, - показал он на девушку, - жизнь за меня отдаст. Отдашь? - спросил он.
   - Конечно, - с готовностью ответила девушка.
   - Видишь, - удовлетворенно улыбнулся Сеид-рза. - А мне столько лет! Любовь тоже как деньги - сегодня она есть, а завтра её нет. А преданность остается навсегда. Я ей что скажу, она всё сделает. Знаешь, как танцует?
   - Мне надо идти, - сказал Юсиф.
   - Пять минут ничего не решают, - возразил Сеид-рза. - Я из-за тебя с работы ушел, а ты пять минут не хочешь на меня потратить. Получишь удовольствие на всю жизнь, - он кивнул девушке.
   Юсиф собирался встать, но вдруг к его изумлению девушка начала раздеваться; собственно она сделала это мгновенно - одним движением стянула через голову шелковое платье и осталась совершенно голой.
   Юсиф застыл, в горле у него пересохло, он ощутил странную слабость в ногах и теперь не смог бы встать, даже если б захотел.
   Сеид-рза начал выбивать на столе медленный ритм, и одновременно тонким, но красивым голосом запел грустную песню - в ней мать оплакивала своего рано погибшего сына.
   И вот под эту песню, которую Сеид-рза пел с неподдельным чувством, девушка плавно двигалась по комнате покачивая бедрами и грудью...
   Сколько это продолжалось, Юсиф не знал, потому что утратил ощущение реальности - впервые в жизни он видел нагое женское тело...
   - Ну как? - спросил Сеид-рза, закончив петь; девушка, прикрывшись платьем, вышла в коридорчик.
   Юсиф встал.
   - Деньги надо уметь тратить, - сказал Сеид-рза, - мало их иметь. Будь осторожен. Я знаю немало людей, которых они погубили.
   Одетая девушка опять появилась в комнате.
   - Что собираешься с ними делать? - повторил свой вопрос Сеид-рза, вручая, наконец, деньги Юсифу. - Я тебя как отец спрашиваю.
   Ничего ему не ответив, Юсиф прошел в коридор, через него - ко входной двери и, уже выйдя на балкончик, услышал возмущенный голос Сеид-рзы:
   - Прощаться надо, когда уходишь!..
   Ровно в девять часов Юсиф подошел к кафе рядом с кинотеатром "Красный Восток". В этот нежаркий летний вечер улица была полна гуляющих, среди которых мелькало довольно много военных, и он не сразу увидел Виктора.