Ибрагимбеков Рустам. Храм воздуха

   Я приехал в Баку в составе делегации журналистов стран СНГ. Армения была представлена решительной молодой особой, и, зная её склонность к публичным конфликтам, руководитель делегации пытался отговорить её от выступления на предстоящей встрече с Президентом Азербайджана. Но приведенные им доводы на коллегу из Армении не подействовали. И тогда было решено на президентский прием ее не брать, а чтобы коллега не обиделась, меня тоже попросили во встрече не участвовать. Этот мудрый ход помог заодно решить и другую проблему: принимающая сторона, обнаружив в списке делегации мою азербайджанскую фамилию, долго выясняла, кто я такой, почему представляю Союз кинематографистов Москвы, не связан ли с национальной оппозицией или какой либо другой враждебной силой? Эти подозрения существенно угасли, когда стало известно, что меня на встрече с Президентом не будет. Таким образом я и коллега из Армении получили в свое распоряжение несколько часов свободного времени. Она попросила отвезти её на армянское кладбище, где были похоронены какие-то дальние родственники, а я полдня провел на территории городского зоопарка - дядя Джавад и Виктор были завсегдатаями шашлычной, построенной среди звериных клеток ещё в советские времена.
   К вечеру мы поехали навестить моих родителей. (Они занимали две комнаты в той же коммуналке, где я родился и вырос. Вторая комната и туалет, построенный в углу общего коридора, появились уже после того, как я с семьей переехал в Москву.)
   В свои семьдесят пять отец с удовольствием выпивал и поэтому слегка обиделся, увидев, с кем и как я провел день. Конечно, время от времени я выпивал рюмку-другую в его присутствии, но позволить себе удовольствие "нагрузиться" при нем так, как мы это сделали в зоопарке, я не мог стеснялся.
   Мы пили чай на старом скрипучем балконе, с края которого, перегнувшись через перила, можно было увидеть море, и говорили о разном. Но сделав очередной круг, беседа наша возвращалась к главному - к письму, отправленному отцом сыну Юсифа.
   Более откровенный, чем обычно (из-за выпитой водки), я позволил себе упомянуть об упреках моей жены, недовольной тем, что в этом письме не упомянут её отец Сеид-рза, как известно, очень помогший в свое время Юсифу.
   Не проведи я весь день на территории зоопарка, конечно же, я не стал бы напоминать отцу о существовании моей жены, которую он терпеть не мог. Но глубинная взаимосвязь событий в очередной раз дала о себе знать: из-за конфликтного нрава моей армянской коллеги я вместо президентского дворца провел день в окружении друзей отца и зверей; выпив меньше, чем хотелось, но больше, чем мог, я позволил себе сообщить отцу мнение моей жены по поводу текста его письма. А это в свою очередь развязало языки Виктору и дяде Джаваду. И я наконец узнал подлинную историю о роли моего покойного тестя в судьбе Юсифа, историю, которую долгие годы от меня скрывали, щадя мои чувства.
   Вернувшись в Москву, я не без тайного злорадства поделился полученной в Баку информацией с женой. К моему удивлению, сообщение о том, что её отец не только не облагодетельствовал Юсифа, но ещё и засадил в тюрьму его ни в чем не повинного отца, никакого впечатления на жену не произвело. Квалифицировав все рассказанное мною как злонамеренную клевету, она заявила, что даже в этой лживой интерпретации фактов Юсиф всем хорошим в своей жизни обязан её отцу так или иначе, деньги на покупку дома в Кисловодске были получены от Сеид-рзы, это помогло Юсифу уговорить Гюлю уехать из Баку, и в результате на свет божий появился его сын.
   Слушая доводы жены, я с грустью думал о том, что в жилах моих детей течет кровь Сеид-рзы, а дочь этого ублюдка их вскормила и теперь воспитывает...
   Виктор нервно прохаживался у входа в кафе.
   - Джавад Назе ногти обрезал, - сообщил он, передавая Юсифу чемодан. Теперь Эльдара стережет у дома.
   Они вошли в темный зал с низким потолком, заняли дальний столик.
   - Джавад совсем с ума сошел, - сказал Юсиф. - А от Эльдара что он хочет?
   - Эльдар его ударил. Пришел домой, увидел, что тот сделал с Назой и у всех на глазах влепил ему пощечину.
   (Отец не любил вспоминать этот эпизод своей жизни, но чувствовалось, что, даже постарев, он гордится тем, что заставил себя преодолеть страх и отстоял свое мужское достоинство.)
   - Чуть не застрелил его. Если бы не мы, точно бы застрелил. Его тоже понять можно.
   - Ты так считаешь?
   - Конечно. Я такого на Западе насмотрелся...
   Юсиф не стал спорить с Виктором; он открыл крышку чемодана, в котором уже лежали свертки, полученные от Сеид-рзы, развернул один из них и разделил на две части.
   - Это отдашь Эльдару, - Юсиф придвинул Виктору половину пачки. - Может, ему лучше уехать куда-нибудь, пока вы Джавада успокоите?..
   Виктор удивленно смотрел на деньги.
   - Это пусть лежит у тебя для мамы, - продолжал Юсиф, разделив оставшиеся деньги пополам, - будешь давать ей понемножку. Будто я посылаю.
   - А ты куда едешь?
   - Я сообщу. А это тебе, - он пододвинул Виктору последние пятьдесят тысяч.
   - А мне зачем?!
   - На первое время. Пока на работу устроишься. Ты же, как я, без трофеев приехал.
   - Какие трофеи... - махнул рукой Виктор. - Но денег не надо. У меня есть.
   - Возьми, прошу тебя.
   - Зачем мне столько?
   - Возьми сколько хочешь.
   - Да есть у меня.
   - Потратишь с ребятами.
   - Ну ладно. Только немного, - Виктор взял из лежащей перед ним пачки несколько бумажек.
   - Ты меня не видел, - сказал Юсиф и захлопнул крышку чемодана; они встали. - Эльдар знает, где я буду. Если с Джавадом не уладится, пусть едет ко мне. И ты приезжай, если захочешь. Места всем хватит.
   - Ты не пропадай, - Виктор приобнял его, - везде хорошо, но дома лучше.
   - Ладно.
   Юсиф проводил взглядом Виктора, не спеша пробирающегося сквозь плотную толпу гуляющих; он не знал, что это их последняя встреча...
   Люди у входа в вагон выглядели солидно, как и положено тем, кто ездит в мягком вагоне с двухместными купе. Шло степенное, неторопливое прощание отъезжающих с провожающими. Юсиф отошел в сторонку и закурил. Когда невнятный гнусавый женский голос объявил отправление поезда, он предъявил проводнице один билет, а второй выбросил - подхваченная легким ветерком бумажка слетела с перрона на полотно под поезд.
   - Ты что делаешь?! - возмутилась проводница, - Зачем выкинул?
   - Лишний, - процедил Юсиф сквозь зубы и поднялся в вагон.
   Найдя свое купе, он бросил чемодан на мягкую полку, похожую на дорогой диван, и сел в кресло, обитое зеленым бархатом. Закрыл глаза, опустил голову на руки. Поезд тронулся, медленно набирая скорость. Заходила проводница, но решила, что Юсиф спит и ушла.
   Когда поезд остановился, - это была первая станция, Баладжары - Юсиф продолжал сидеть не меняя позы. Послышался голос проводницы.
   - Выкинул он его, я вам говорю, своими глазами видела. Я сейчас сведение дам, что место свободное...
   - Не надо давать никаких сведений, - ответил голос, который заставил Юсифа поднять голову, - место занято.
   Дверь купе решительно отворилась, и в ней, как в рамке, возникла Гюля. В руках её была сумка, похожая на школьный портфель.
   - Ты зачем билет выкинул? - спросила она строго. - А как командовал: это сделаешь так, это сделаешь так. - Она закрыла дверь и села на диван. - А я все сделала наоборот: с родителями попрощалась, а мужу сказала, что жить с ним не буду, потому что не люблю. Только вещи не взяла. Придется тебе купить мне все новое, если не наврал.
   - Что сказал муж? - наконец заговорил Юсиф.
   - Чтобы не болтала глупостей. Он даже не поверил мне.
   - А как ты смогла уйти?
   - Хлопнула дверью и вышла. Но на всякий случай поехала в Баладжары. Вокзал - место заметное. Ну что, ты так и будешь сидеть?
   Юсиф растерянно поднялся.
   - Иди сюда, - сказала Гюля. - Только вначале прикрой дверь.
   Юсиф довольно долго возился с дверью; наконец сел рядом с Гюлей.
   - Обними меня, - попросила она.
   Юсиф прижал её к себе.
   - Что с нами будет? - тихо спросила Гюля. - Я так боюсь.
   - Все будет хорошо, - уверенно ответил Юсиф, - теперь все будет хорошо, раз мы вместе.
   Ночью он старался не уснуть, чтобы не испугать её своими криками. Устав от его ласк, она положила голову ему на колени и уснула, а он, не шелохнувшись, просидел так до утра. Парабеллум, завернутый в полотенце, лежал на столе.
   Они вышли из вагона последними. На привокзальной площади, как и три дня назад толпились женщины и старики с предложениями принять квартирантов.
   - Ты правда купил дом? - спросила Гюля.
   - Да, - Юсиф направился к крытой брезентом повозке, в которую была запряжена лошадь; мужчина в шляпе грузил какие-то коробки. Юсиф поинтересовался, не в сторону ли Солнечной улицы он едет.
   - А тебе-то что? - покосился на них мужчина.
   - Подбросил бы по дороге.
   - Сколько дашь?
   - Сколько захочешь.
   - Садитесь.
   Они забрались в повозку, и лошадь повезла их по Кисловодску.
   - Мы в сторону парка едем, - сказала Гюля.
   - А дом недалеко от него.
   - Правда? - обрадовалась Гюля.
   - И "Храм воздуха" близко. Помнишь, ты мне рассказывала про него?
   - Конечно, помню. А откуда у тебя все-таки деньги?
   - Потом скажу.
   - А много?
   - Много.
   - Ограбил кого-то? - Не дождавшись ответа, она покачала головой: - Нет, я все-таки сумасшедшая! Куда я еду? С кем еду?
   - Жалеешь? - спросил Юсиф.
   - Конечно, жалею. И что я в тебе нашла, понять не могу. Некрасивый, малообразованный, хулиган. А теперь ещё и грабитель, оказывается. А наган зачем тебе?
   - На всякий случай.
   - Как устроимся, выбросишь его.
   - Слушаюсь.
   - И чтобы я больше от тебя не слышала: убью, зарежу. Все! Война закончена! Баку забыт! Начинаем новую жизнь. Договорились?
   - Договорились.
   - В Пятигорске есть иняз, устроимся на заочный. И будем вместе учиться...
   Оставив Юсифа и Гюлю у калитки, повозка поехала дальше по булыжной мостовой; извозчик, довольный щедростью Юсифа, лихо покрикивал на лошадь, на его взгляд недостаточно резво преодолевающую подъем.
   По тенистой сливовой аллее навстречу им к калитке подошла хозяйка дома.
   - Вот, мы приехали, как обещал, - сказал Юсиф. - Это моя жена.
   - Очень приятно. А где товарищ ваш?
   - Он потом приедет.
   Хозяйка взяла у Гюли одну сумку и повела их в дом.
   - Я вам сейчас все покажу, - сказала хозяйка, она обращалась к Гюле, - две комнаты у нас внизу, две наверху, кухня, душ во дворе и туалет там же.
   Юсиф открыл чемоданчик.
   - Вот деньги.
   - Это не мне, - испуганно замахала руками хозяйка. - О деньгах с Эдиком говорите. И насчет оформления тоже.
   - А кто он вам? - поинтересовался Юсиф.
   - Товарищ сына. Вы не беспокойтесь, он сразу документы оформит, его здесь все знают.
   - Я не беспокоюсь.
   Они прошли в спальню, здесь было темно из-за закрытых ставень.
   - Можете располагаться, - сказала хозяйка. - Я у подруги буду ночевать. В шкафу чистое белье.
   - Нам надо купить кое-что, - напомнила Юсифу Гюля, когда хозяйка ушла.
   - Может, сперва позавтракаем?
   Они выпили чай с медом, съели по бутерброду с маслом и сыром и отправились по магазинам. Прогулка по Кисловодску доставила Гюле удовольствие: она то и дело вспоминала места, где была в детстве с родителями.
   - Обязательно сфотографируемся у Стеклянной струи, - сказала она Юсифу. У меня есть карточка с мамой и сестрой. Перед самой войной...
   - Сколько тебе было?
   - Пятнадцать, наверное. Или шестнадцать... - Она примеряла платье, разговор происходил в магазине. - По-моему, ничего. Как ты считаешь?
   - Мне нравится.
   Купив платье и еще много всего, что казалось Гюле необходимым для жизни на новом месте, они отправились домой; Юсиф тащил две большие сумки, набитые до верху покупками.
   Гюля ещё раз прошлась по комнатам, подошла к окну, выходящему в сад.
   - Я поверить не могу, - она обернулась к Юсифу, который удобно расположился на диване. - Неужели это наш дом, наш сад. И мы будем здесь жить одни. И никто нам не будет мешать.
   - Пусть только попробуют, - улыбнулся Юсиф.
   - Уже идут, - сказала Гюля.
   - Кто?
   - Хозяйка с каким-то мужчиной.
   - Это Эдик, - Юсиф подошел к окну. - Фотограф.
   Эдик, войдя в комнату, вытащил из кармана паспорт и вопросительно посмотрел на Юсифа.
   Юсиф кивком показал на деньги - они лежали на столе и были завернуты всё в ту же газету.
   - Двести десять тысяч, как договорились.
   Эдик взял деньги, подержал в руке, как бы взвешивая, и протянул хозяйке.
   - Тетя Клава, сама посчитай.
   Та отступила на шаг в испуге.
   - Что ты! Что ты! Такие деньги! Сам считай.
   - Ну ладно, - Эдик положил деньги на место, - потом вместе посчитаем. Поздравляю от души. Дом хороший. Живите на здоровье, - Эдик с одобрительным интересом поглядывал на Гюлю. - Оформление я беру на себя. Дней через пять получите купчую. Ну, а вообще-то, отметить надо такое событие. Новоселье все-таки.
   - Это можно, - встрепенулась тетя Клава, - сейчас накрою.
   - А может быть, пойдем куда-нибудь? - спросил Эдик. - Я возьму свою невесту, посидим где-нибудь.
   Юсиф посмотрел на Гюлю, предлагая принять решение.
   - Ты хотел посмотреть на "Храм воздуха", - неуверенно сказала она.
   - Отлично, - Эдик потер руки. - Там как раз новый оркестр. Тетя Клава, одевайся.
   - Да я сроду там не была, - категорически отказалась хозяйка.
   Эдик посмотрел на часы и взял со стола деньги.
   - Вы пока отдыхайте, а часикам к шести будьте готовы, - Пропустив вперед тетю Клаву, Эдик покинул комнату.
   - А, может, не пойдем? Зачем нам этот "Храм воздуха"? - сказала Гюля, когда они остались одни. - Посидели бы дома.
   - Неудобно, - возразил Юсиф, - договорились уже.
   Гюля вздохнула и посмотрела на диван.
   - Отдохнуть не мешало бы. Ты вообще не спал.
   - Откуда знаешь?
   - А я тоже не спала.
   Юсиф улыбнулся.
   - Правда, не спала. Засыпала ненадолго и сразу проспалась.
   - Почему?
   - От счастья. - Она обняла его. - Ты знаешь, что этот Джавад с Назой сделал?
   - Да.
   - Зверь какой-то. Что теперь будет? Я за Эльдара боюсь. Зачем он его ударил? Какой смысл?
   - А что он мог сделать? Промолчать?
   - Действительно, безвыходное положение, - согласилась Гюля. - Если бы ты видел Назу. Зареванная вся, прямо под корень срезал ногти, скотина, до мяса...
   - Бедный Эльдар.
   - Если бы ты был там, - Гюля прижалась к Юсифу, - ты бы обязательно за него заступился. Правда?
   - По-другому он поступить не мог, - как бы убеждая самого себя, сказал Юсиф, - лучше уж умереть, чем стерпеть такое...
   Гюля прижалась к нему ещё крепче.
   - Скажи, - спросила она, пряча лицо у него на груди, - а ты меня упрекать не будешь? Потом...
   - В чем?
   - Ну в том, что я была замужем... сбежала.
   - Ты же из-за меня это сделала.
   - Все равно. Я точно знаю: это будет висеть над нами. Ты будешь мучиться, что не был моим первым мужчиной.
   - Никогда.
   - Это тебе сейчас так кажется.
   - Я клянусь тебе.
   - Не клянись... Я сама такая же. Думаешь, я считаю, что поступила правильно? Нет, конечно. Порядочная женщина так себя не ведет.
   - Для меня ты самая порядочная, - сказал Юсиф.
   - Это пока.
   - Так будет всю мою жизнь.
   - Я же знаю, для тебя честь, достоинство, порядочность - самое ценное в жизни.
   - Ну, - Юсиф не понимал, куда она клонит.
   - Ты же сам только что сказал: лучше умереть, чем так жить.
   - Я совсем про другое сказал: есть моменты, когда мужчина должен вести себя достойно, даже если рискует жизнью. Как Эльдар.
   - У женщин то же самое. Только вести себя достойно для вас это быть мужественными, а для нас - быть порядочными.
   - Это правильно, - согласился Юсиф.
   - Ну вот видишь, ты уже соглашаешься, - усмехнулась Гюля. - А что будет дальше? Когда другие начнут говорить.
   - Что говорить? - растерянно спросил Юсиф.
   - Что ты живешь с чужой женой, неразведенной женщиной.
   - Кто это будет говорить?
   - Да все вокруг. Люди всегда все знают. Думаешь, Кисловодск - это другой конец света? Следующим летом сюда столько бакинцев понаедет.
   - Но ты же разведешься с ним...
   - Разведусь, конечно. Это не так просто. Придется поехать в Баку. Судиться. А там-то точно, я для всех - непорядочная... Да я такая и есть. Гюля поцеловала Юсифа.
   - Перестань говорить глупости, - довольно сердито сказал Юсиф.
   - Непорядочная, - словно дразня, повторила Гюля и ещё раз его поцеловала, - и ты прекрасно это знаешь.
   - Ничего я не знаю.
   - Знаешь! - Гюля продолжала целовать Юсифа, - Добился своего... Поломал мне жизнь, а потом бросишь. И женишься на порядочной девушке.
   - Никогда этого не будет.
   - Будет.
   - Не будет, я тебе говорил, я один знаю, какая ты, и мне этого достаточно.
   - Ты так меня любишь? - Гюля подняла глаза на Юсифа, и в их мерцающей черноте игриво сочетались ирония и надежда.
   - Да.
   - И ты меня не бросишь?
   - Нет.
   - Никогда? И мы много лет будем жить в этом доме?
   - Да.
   - И у нас будет много детей?
   - Десять, - сказал Юсиф.
   - А если все будут девочки?
   - Ничего, девочки тоже неплохо.
   - Но мальчики лучше?
   - Лучше.
   - Ну тогда будем рожать мальчиков. - Она опять поцеловала его.
   - Я, пожалуй, окно закрою, - сказал Юсиф.
   - Закрой, - согласилась Гюля.
   Прикрыв ставни, Юсиф подошел к Гюле. И пока они привыкали к полутьме, воцарившейся в комнате, тела их казались тенями, сливающимися в единое целое...
   В "Храме воздуха" гремела танцевальная музыка - народ, уставший от войны, веселился от души. Сидевший на эстраде оркестр перемежал фокстроты с лезгинкой. И посетители, покинув столы, дружно пускались в пляс.
   Эдик и его белокурая невеста Зина не пропускали ни одного танца. Выученная Эдиком Зина вполне прилично танцевала лезгинку.
   Юсиф и Гюля с удовольствием наблюдали за танцующими. Время от времени Эдик пытался поднять и их, потом он вдруг притих, перестал танцевать. Юсиф невольно связал это с появлением в зале нескольких парней, которые, по-хозяйски окинув взглядами танцующих, прошли к столу, накрытому для них возле эстрады.
   - Я что хочу сказать, может пойдем отсюда? - предложил вдруг Эдик.
   Юсиф посмотрел на Гюлю. Она кивком дала понять, что не возражает.
   - Пошли, - сказал Юсиф.
   - Прощальный тост, - объявил Эдик, и поднял бокал, - я хочу пожелать вам, - движением бокала он объединил Юсифа и Гюлю, - многих лет счастья в вашем доме...
   - Я присоединяюсь, - подняла свой бокал Зина и чокнулась с Гюлей. счастья вам.
   В это время к их столику подошел мордастый парень в скрипучих туфлях и что-то сказал Эдику на ухо. Тот поспешно вскочил.
   - Я на минуту, - извинился он, уходя за мордастым, и действительно отсутствовал недолго: он подошел к столу, за которым сидела недавно пришедшая компания, и, почтительно склонившись, о чем-то поговорил со смуглым мужчиной лет тридцати пяти с золотыми зубами, поблескивающими в свете ресторанной люстры, и двинулся обратно...
   - Началось, - недовольно сказала Зина. - Что они от него хотят, понять не могу!
   - А кто это? - спросила Гюля.
   - Ростовские жулики... Командуют здесь...
   Эдик с деланой улыбкой на побледневшем лице подошел к столу.
   - Может, посидим ещё? - спросил он, не глядя на Юсифа.
   - Не знаю, - Юсиф бросил взгляд на Гюлю; та неопределенно пожала плечами.
   - Что он опять хочет от тебя? - спросила Зина у Эдика.
   - Ещё полчасика посидим и пойдем, - Эдик не ответил на вопрос Зины и бросил настороженный взгляд в сторону стола, от которого только что отошел. Юсифу показалось, что компания, сидящая вокруг золотозубого мужчины, смотрит в их сторону.
   - Я тебя предупреждаю, - сказала Зина Эдику, нервно отбросив со лба локон, - чтобы без этих номеров... как в прошлый раз...
   - Помолчи немного, - перебил её Эдик довольно грубо.
   Юсифу не понравился его тон.
   - Я тебя предупреждаю, - продолжила Зина, - больше этого не будет... Я тебе не какая-нибудь...
   - Извини, - Эдик повернулся к Юсифу, - настроение испортили. Сейчас пройдет. Может все-таки потанцуете? - он перевел взгляд на Гюлю.
   Заиграл оркестр. Золотозубый мужчина встал, поправил рубашку и неторопливо направился к их столу.
   - Разрешите пригласить вашу даму? - Он улыбнулся Юсифу и наклонился к Гюле.
   - Не разрешаю, - негромко произнес Юсиф.
   Золотозубый мужчина неодобрительно посмотрел на Эдика, тот привстал, как бы для того, чтобы что-то объяснить, но не нашел нужных слов.
   - А почему? - спросил золотозубый Юсифа. - Сам не танцуешь, дай другим повеселиться. Пойдемте? - он положил руку на плечо Гюли.
   - Убери руку, - сказал Юсиф.
   Гюля резким движением сбросила руку со своего плеча.
   - Ай да Эдик, - осуждающе покачал головой золотозубый, - что же ты так подводишь? - Потом он столь же неодобрительно посмотрел на Юсифа. - А ты откуда такой петушок взялся?
   - Отойди отсюда, - довольно вежливо сказал Юсиф.
   - Прогоняешь, значит? - улыбнулся золотозубый. - А если я не уйду, что сделаешь?
   - Извини, Жора, я же сказал: он приезжий. Прошу тебя. - Эдик нерешительно протиснулся между Юсифом и золотозубым.
   - А ты меня не проси, - перестал улыбаться золотозубый. - Я не подаю. - Он резко повернулся и пошел к своему столу.
   - Прошу тебя... вам надо уйти, - шепотом, чтобы не слышали Гюля и Зина, сказал Эдик. - Только незаметно. Во время танца.
   - Почему? - после того, что произошло, Юсиф не скрывал своей неприязни к Эдику.
   - Поверь мне, так будет лучше...
   Эдик смотрел на Юсифа с такой искренней мольбой, что Юсифу стало его жаль.
   - А в чем дело? - спросил он уже другим, более сочувственным тоном. - Что он от тебя хочет?
   - Должник я его, - сказал Эдик. - Вам надо уходить.
   - Проиграл что ли?
   - Да.
   - Сколько?
   - Много. Когда начнется танец, вы встаньте и идите туда, - Эдик показал в сторону ресторанной кухни. - Там есть выход в парк. И сразу - направо, по дорожке. До самого конца.
   - Сколько ты ему проиграл?
   - Все.
   - Это как? - не понял Юсиф.
   - Я же сказал: все, - ответил Эдик. - И деньги, и дом, и ателье, и ее , он показал на Зину, - и себя... В любую минуту может меня пришить. Когда захочет. Ты за свои деньги не волнуйся. Я все тете Клаве отдал.
   - Я не волнуюсь, - сказал Юсиф.
   - Она мать моего товарища.
   - Я знаю.
   Оркестр в очередной раз заиграл лезгинку.
   - Ну все, - сказал Эдик, - бери ее и быстренько, как я сказал.
   - Мы пойдем все вместе, - возразил Юсиф, - как пришли вместе, так и уйдем. И нормально, через дверь.
   - Я не могу.
   - Может, он имеет право на твою жизнь, - сказал Юсиф. - Но сегодня, раз ты пришел сюда со мной, он тебя не тронет.
   - Пошли? - кивнул он Гюле, кладя на стол деньги.
   Она встала, посмотрела на Зину; та тоже торопливо поднялась; краем глаза Юсиф увидел, что за столиком золотозубого за ними наблюдают с откровенным интересом.
   Гюля и Зина подошли к Юсифу.
   - Ты не идешь, что ли? - спросила Зина у Эдика, тот не ответил величайшее сомнение было написано на его лице.
   - Пошли, Эдик, - спокойно сказал Юсиф, и они направились к выходу. Зина, отстав на шаг, схватила Эдика за рукав рубашки и потащила за собой.
   - Ты что делаешь? - спросил он, подчиняясь. - Ты понимаешь, что ты делаешь?
   Зина молча тащила его к выходу.
   Они спустились по широкой лестнице, прошли ярко освещенную площадку с громадной цветочной клумбой посередине и вышли на центральную парковую аллею.
   - А во что играли? - спросил Юсиф Эдика.
   - В очко.
   - А в кости у вас здесь не играют?
   Эдик не успел ответить, так как из кустов вышла четверка, сопровождавшая золотозубого, и преградила им дорогу.
   - Ну вот, - сказал упавшим голосом Эдик, - я же предупреждал.
   Четверка приблизилась, скрипя туфлями.
   - Может, потанцуем? - спросил идущий впереди мордастый; они занимали всю ширину аллеи, и пройти мимо, не задев их, не было возможности.
   - Дайте дорогу, - попросил Юсиф.
   - Сперва потанцуем, - мордастый направился к Гюле; двое стоявших слева от него неожиданно бросились на Юсифа.
   Раздался выстрел. Все застыли. Зина пронзительно закричала и шарахнулась в кусты.
   - Дайте дорогу, - повторил Юсиф, выставив вперед свой парабеллум.
   Четверка разом полезла в карманы; подряд раздалось еще несколько выстрелов. Гюля в ужасе закрыла глаза. Эдик, присевший от испуга на гравий дорожки, увидел, как двое из четверки повалились на землю; третий, мордастый, держал в руках пистолет, у четвертого из руки торчал нож.
   - Брось оружие, - приказал Юсиф.
   В ответ была сделана попытка выстрелить, но Юсиф выстрелил раньше. Мордастый выронил из раненой руки оружие и метнулся в кусты; следом бросился и тот, у которого был нож.
   У ресторана раздались милицейские свистки. Появилась Зина.
   - Надо смываться, - Эдик подобрал с земли пистолет, выпавший из рук мордастого. Еще один пистолет, валявшийся на земле рядом с телом убитого или раненного им человека, Юсиф ударом ноги отшвырнул в кусты.
   - Сюда, - Эдик хорошо знал парк; они, покинув аллею, быстро, почти бегом преодолели довольно крутой подъем и потом почему-то пошли между деревьев в обратную сторону. Так во всяком случае казалось Юсифу, который не выпускал из своей руки Гюлину ладонь. Наконец они вышли к высокой железной ограде.
   - Надо перелезть, - сказал Эдик.
   - Я не смогу, - Гюля умоляюще посмотрела на Юсифа.
   - Где выход? - спросил Юсиф у Эдика.
   - Там, - махнул рукой Эдик, и они пошли вдоль ограды.
   - Ну все, кажется, проскочили, - сказал Эдик, когда они подошли к ярко освещенному выходу из парка; он прислушался к далеким милицейским свисткам. Теперь надо спокойно, - он спрятал трофейный пистолет, отряхнул брюки, оглядел Юсифа, женщин. - Пошли.
   Они вышли на освещенную дорожку и неторопливо направились к выходу из парка.