Ибрагимбеков Рустам. Женщина за зеленой дверью

   Шаргия. Ты же совсем его не знаешь.
   Энвер. Я знаю тебя. И вижу, как ты изменилась. Неужели ты не помнишь, какой ты была?.. Бедный мой отец всегда говорил: "У этой девочки большое будущее..." Ты была такой гордои, такой умной, такой справедливой, все восхищались тобой... А что получилось?
   Шаргия. А что получилось? Я же женщина, Энвер.
   Энвер. Ну и что же? Разве я не понимаю? Не в этом дело.
   Шаргия. Он отец моего ребенка, и я должна быть такой, какой я ему нужна.
   Энвер. Тогда чем же ты отличаешься от этой женщины? (Показывает на зеленую дверь.) Чем ты лучше ее?
   Шаргия. Но я же люблю его, Энвер.
   Энвер. Я не верю этому. Нельзя любить такого человека. Он же...
   Шаргия (грустно улыбнувшись, перебивает его). А он никогда не сможет понять, как можно было любить такого человека, как ты...
   Энвер. Он что-нибудь знает?
   Шаргия. Нет, конечно... Но я уверена, что ты не в его вкусе.
   Энвер. Прости, но это естественно.
   Шаргия. Я понимаю, что ты имеешь в виду... Он, конечно, не очень образованный, но настоящий мужчина...
   Энвер. Он примитивный человек. Да что говорить. Он же Али, бедного, чуть не убил.
   Шаргия. Он не хотел его убивать.
   Энвер. Зачем же он гонялся за ним с ножом? Побрить хотел?
   Шаргия. Из-за меня, из-за тебя и других людей, чтобы не думали, что его можно безнаказанно оскорбить...
   Энвер. Какая глупость!
   Шаргия. Это глупо, конечно, но... он никогда не стерпел бы, если бы его унизили в присутствии девушки.
   Энвер (с укором). Ты до сих пор помнишь об этом...
   Шаргия (ей неловко). Я не хотела тебя обидеть...
   Энвер. Но ведь их было четверо.
   Шаргия. Хоть сто.
   Энвер. Я за тебя испугался, они ведь могли и тебя оскорбить...
   Шаргия. В том-то и дело, что, пока он жив, никто на свете не мог бы и не сможет этого сделать! Ни один человек, кто бы он ни был!..
   Энвер. Мне было очень стыдно тогда...
   Шаргия (мягко). Я тебя ни в чем не упрекаю. Я ведь сама тебя не пустила. Ты был прав, что не ответил им... А его я остановить не смогла бы...
   Энвер. Это... этот случай повлиял на твое отношение ко мне?
   Ш а р г и я. Нет... Женщина может любить любого мужчину самого слабого, беззащитного, самого глупого - не в этом дело.
   Э н в е р. А в чем?
   Ш а р г и я. Так... Все прошло само собой. Может быть, потому, что ты остался в Москве.
   Э н в е р. Но я же писал тебе...
   Ш а р г и я. А может, мы с тобой стали разными людьми?
   Э н в е р. Это неправда! Ты знаешь, что это неправда. Вспомни, сколько лет мы провели все вместе - ты, Фарид, Мансур, я...
   Ш а р г и я. Что мы понимали тогда?
   Энвер (негромко, после паузы). А он тебя любит?
   Ш а р г и я. Думаю, что да... А вообще - кто вас, мужчин, знает...
   Энвер. Представляю, что бы он сделал, если бы узнал о наших с тобой отношениях!
   Ш а р г и я. Да, ему было бы обидно...
   Энвер. Обидно?.. Да он убил бы тебя и меня заодно.
   Ш а р г и я. Если любит по-настоящему, не убил бы.
   Энвер. Ну, не убил бы, так бросил тебя. Я таких типов знаю... Для них честь превыше всего. Я представляю, как он себя плохо почувствовал бы, если б узнал что-нибудь.
   Ш а р г и я. Да, ему было бы обидно... Он ведь уверен, что я ни с кем не встречалась до него. Да еще с тобой. (Усмехнулась.) Ты, точно, не в его вкусе.
   Энвер (уязвленный ее словами). Как, впрочем, и он не в моем.
   Ш а р г и я. Не обижайся. Вы с ним разные люди.
   Энвер. И ты с ним тоже. Ты меня извини, но я вообще не уверен в том, что он способен любить, - я имею в виду женщину, жену. Он относится к тебе как хозяин...
   Ш а р г и я. Ты уверен в этом?
   Энвер. Абсолютно. Посмотри, как он с тобой разговаривает. Мне так больно, когда я вижу вас вместе. Он полностью подчинил тебя себе.
   Ш а р г и я (задумчиво). Ты знаешь, я действительно ко всему привыкла. Мне это даже нравится. Нравится подчиняться ему... Ты прав - я раньше была другой. А после того, как узнала его, очень изменилась: стала спокойной, мягкой, ни с кем не ругаюсь. Первое время все даже удивлялись, мама никак понять не могла, почему это я вдруг утихомирилась... Я стала женщиной, поэтому, наверное... И еще потому, что я люблю его...
   Энвер. Разве можно любить человека, если он тебя не любит?
   Ш а р г и я. Можно. (Улыбается). Ты же говоришь, что любишь меня...
   Энвер. Это совсем другое дело. Я хотел сказать: можно ли любить человека, который вообще не способен любить?
   Ш,аргия. Энвер, ну как ты можешь так говорить? Ты же совсем не знаешь его.
   Энвер. Он не способен на страдание, а нельзя любить, не умея страдать.
   Ш а р г и я. Не знаю. Может быть. Но я верю, что он меня любит...
   Голоса на улице: "Вначале спальню", "Разверни еще немного", "Двое сверху, двое снизу - все не лезьте", "Ремень просунь..." Фарид, Мансур, Салех и Али вносят во двор большой ящик с мебелью. Энвер отходит от Шаргии, начинает помогать им. Из дома выходят Зейнаб и Hypи.
   С а л е х (ударяет ногой по голубятне Али). Это надо убрать. И так мало места во дворе.
   Фарид. Потом, потом! Пока давай внесем все во двор, потом разместим как-нибудь по углам.
   Зейнаб. Салех, сынок, рука у тебя поранена, будь осторожней. Может, передохнете?
   Фарид. Мне надо в два часа быть у портного.
   Салех. Мы без тебя разгрузим. Мансур, ты никуда не уходишь?
   Мансур. Нет, я буду дома. Ко мне должны прийти.
   Салех. Давай работать. Время идет.
   Они перетаскивают еще несколько ящиков. Остальной мебели не видно, они складывают ее за домом. Шаргия внимательно наблюдает за поведением Салеха.
   Сегодня же надо будет распаковать ее. А то негде столы устанавливать. (К Али.) Убери свою голубятню, пока я ее сам не поломал.
   Али. Там же голуби!
   Салех. Обойдемся без голубей. Свадьбу негде справлять! Кто едет в сторону бульвара? Могу подвезти.
   Фарид. Мне не по дороге...
   Салех (к Зейнаб). Нам пора ехать. (К Али.) Чтоб к моему приходу голубей не было. (Замечает внимательный, изучающий взгляд Шаргии, удивленно смотрит на нее.)
   Зейнаб (к Али). Ничего, не огорчайся. После свадьбы новую голубятню построим.
   Н у р и. Разве это так делается? Мебель должна приехать вместе с невестой. Теперь откуда люди узнают, что это приданое?
   Ф а р и д. Люди все знают.
   С а л е х (к Зейнаб). Поехали.
   Они уходят. Али делает таинственные знаки Энверу.
   Э н в е р. У меня три рубля осталось.
   А л и. У меня тоже есть.
   Тоже уходят.
   Наступает пауза, нарушаемая только стуком молотка Нури. Фарид и Мансур молча стоят посреди двора; теперь, когда здесь никого, кроме них, нет, разойтись не могут, но почему-то и заговорить им трудно.
   Фарид (не глядя на Мансура). Сумасшедшая суета из-за этой свадьбы, - мы так с тобой и не поговорили толком.
   Мансур (улыбаясь). Оказывается, женитьба - не простое дело.
   Фарид (все так же не глядя на Мансура). Меня все эти годы мучил какой-то комплекс вины перед тобой... Как глупо все получилось!..
   Мансур. Да, действительно, кончилось все плохо.
   Фарид. Из-за какой-то девчонки... Я даже не видел ее потом, после суда. И зачем за нее заступились?
   Мансур. Не в ней было дело.
   Фарид. Я знаю. Но все началось из-за нее, а она даже не очень нравилась мне... (Вдруг решившись.) Ты прости меня за показания на суде, я не думал, что их можно так истолковать.
   Мансур (спокойно). Но ты сказал правду: я действительно побежал за ним.
   Фарид. Правда, которая помогла лжи. Но, клянусь тебе, я не знал, что он тебя обвинит. Когда нас выстроили для опознания в больнице, я был уверен, что он покажет на меня. Он же почти не соображал тогда. Помнишь, как он долго осматривал нас? Жуткий момент был...
   Мансур. А почему ты думал, что он покажет на тебя?
   Фарид. Я же встречался с ней, а он по ней с ума сходил... Но я никак не могу понять, почему он вдруг на суде заявил, что это ты его ударил.
   Мансур. Это упрощало дело. По твоим показаниям, я бежал за ним. Нос ему сломал неизвестно кто, а ему надо было кого-то назвать. А так как я все равно сорвал погон с милиционера, то гуманнее и проще было и в этой травме обвинить меня, чтобы не обвинять двух человек. Логика простая: все равно мне отвечать, так уж заодно пусть и за это отвечу. Если, конечно, не назову, кто виноват на самом деле.
   Фарид. Но я не предполагал, что этот тип назовет тебя и его показания совпадут с моими.
   Мансур. Смешнее всего то, что он потом вспомнил, кто его ударил. Он сказал мне на очной ставке: "Какая разница, ты или твой друг! Тебе все равно за погон отвечать, а мне менять показания опасно - могут за ложные показания посадить!"
   Фарид (неуверенно). И кто же его ударил?
   Мансур. Ты разве не знаешь?
   Фарид. Откуда я могу знать?.. Я ударил его слегка... Я точно знаю... (Растерянно.) Честное слово, я был уверен, что это потом кто-то в свалке свернул ему нос. Я не знал, что это от моего удара... Он же не назвал меня, ему ведь незачем было меня щадить...
   Мансур. Ты нанес ему первый удар, и только после этого началась драка.
   Фарид. Да.
   Мансур. А он вспомнил, что нос был разбит первым ударом.
   Фарид. Он мог ошибиться.
   Мансур. Да, конечно... Поэтому-то я ничего не сказал на суде... И по всем показаниям получилось, что покалечил его я.
   Фарид. Прости меня. Честное слово, я был убежден, что это не от моего удара... Ты веришь мне?
   Мансур. Верю... Давай больше не будем говорить об этом....
   Фарид. Клянусь тебе всем, что у меня есть, - матерью, отцом, Реной, собой, - я не знал, что это я...
   Мансур. Не надо говорить об этом. Может, даже все к лучшему случилось. Я ведь там кое-чему научился. (Усмехается.) Мне теперь надолго хватит своих проблем, но зато я, как говорится, прошел хорошую жизненную школу. Ты не представляешь, как я соскучился по книгам, по людям, по работе. И я обязательно женюсь в самом скором времени, чтобы и у меня было все как у людей... (Неожиданно.) Помнишь, за несколько дней до этой драки мы были на дне рождения у одной твоей сокурсницы, высокая такая девушка. Нагрянули туда уже совсем ночью... Вы целовались внизу, когда мы уходили... Там у них белка в колесе висела рядом с вешалкой.
   Фарид. Да, помню.
   Мансур. А помнишь, там была соседка ее Фарида. Мы еще смеялись над тем, что вы тезки...
   Ф а р и д. Ну и что?
   Мансур. Это я ее жду. Она должна прийти... Я хочу жениться на ней.
   Ф а р и д. Но ведь ты не видел ее после этого дня рождения...
   Мансур. Да, не видел. Ты знаешь, странно все получилось. Она мне очень понравилась тогда, и мы договорились встретиться. Но не успели - в день свидания я уже сидел в милиции. Потом я увидел ее на суде. А потом я написал ей оттуда, и мы начали переписываться. Если бы ты знал, что такое письмо там!
   Ф а р и д. А почему ты не приехал сразу, как тебя освободили?
   Мансур. На мне висел условный срок... два года. А теперь я почти свободный человек. Шестнадцатого числа я стану таким же, как и все.
   Ф а р и д. Она знает, что ты вернулся?
   Мансур. Я написал, что вернусь шестнадцатого... Но не выдержал полмесяца.
   Ф а р и д. Сколько же ей лет?
   Мансур. Двадцать четыре. Она тогда была на втором курсе.
   Ф а р и д. А почему ты не сообщил ей, что вернулся?
   Мансур. Жду шестнадцатое.
   Ф а р и д. Ну, это глупо. Я приглашу ее на свадьбу. Дай мне адрес или телефон. Она уже знает, что ты хочешь на ней жениться?
   Мансур. Она обо всем знает. Я писал ей каждый день. Она знает меня, тебя, моего отца, твоего отца, твою мать, Али, Энвера, она знает все про меня и все равно говорит, что любит меня, вернее, пишет. Она согласна выйти за меня замуж... Странная девушка.
   Ф а р и д (улыбаясь). Она разбирается в людях... А работать ты будешь у меня. Не удивляйся... Я уже перестал заниматься чисто технической кибернетикой, вернее, почти перестал... Помнишь, однажды ты мне сказал, что споры вокруг проблемы, способен ли человек когда-либо создать разумную машину такой же сложности, как и он сам, кажутся тебе смешными, потому что такая машина уже есть. Помнишь?
   Мансур. Я не помню конкретно этого разговора, но что-то подобное я говорил.
   Ф а р и д. Ты сказал, что человек уже создал гораздо более сложное устройство, чем он сам, и это устройство - государство.
   Мансур. Да, я помню.
   Ф а р и д. Ну, а поскольку это так, то к такого рода устройству может быть применен математический аппарат теории автоматического управления. Например, можно создать административно-управленческие структуры с любыми наперед заданным" качествами, неограниченной устойчивостью, максимальной точностью, высокой чувствительностью. Удивительней всего то, что эти идеи имеют сейчас широкое применение и у нас, и за рубежом. Еще Норберт Винер рассматривал общество с точки зрения теории отрицательной обратной связи, и я, конечно, обо всем этом знал, но именно разговор с тобой был для меня толчком... К сожалению, до недавнего времени эти методы мало использовались в управлении народным хозяйством и промышленности. И именно этим я занимаюсь последние несколько лет, с тех пор, как ты... уехал... (Смотрит на часы.) Ну как, хочешь работать у меня?
   Мансур. Я же недоучившийся историк.
   Ф а р и д. Это неважно. У меня в лаборатории даже географы есть. Кстати, ты еще пишешь свои сказки или бросил?
   Мансур. Пишу иногда.
   Ф а р и д. Потом покажешь обязательно. (Еще раз смотрит на часы.) Черт, меня портной ждет... Надо бежать. Но мы еще поговорим с тобой обо всем этом. Ладно? (Уходит.)
   Мансур идет к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Появляется А л и с бумажным свертком в руках. Он негромко, чтобы не услышал Нури, который продолжает стучать молотком, окликает Мансура.
   Али. Не уходи. Сейчас Энвер придет, посидим немножко... пока никого нет. Мы все, что нужно, купили...
   Мансур (улыбается). Посидите без меня...
   Али (обиженно). Я столько тебя ждал. Каждый день отца твоего спрашивал, когда ты вернешься. По стаканчику выпьем.
   Мансур. Я не пью.
   Али. За голубей моих... Я же тоже не пью. Жалко голубей.
   Мансур (подходит к Али). А что с твоими голубями?
   Али. Свадьба завтра, места мало, они мешают. (Разворачивает сверток с покупками и расставляет на одном из ящиков с мебелью две бутылки вина, консервы, колбасу, хлеб.) Фарид женится. Красивая жена у него будет.
   Мансур. А как ты живешь?
   Али. Ничего. Неплохо. Голубей у меня много.
   Мансур. А как жена?
   Али. Она некрасивая.
   Мансур. Ну что делать, не у всех же красивые жены.
   Али. Может, выпьем?
   Мансур. Нельзя, я не пью.
   А л и. Я тоже. Но Энвер попросил... Ты видел, он совсем лысый стал.
   М а н су р. А ты хорошо выглядишь.
   А л и. У меня костюм новый был. Салех подарил.
   М а н су р. Знаю.
   Али. Ты все знаешь. Энвер идет.
   Во двор входит Энвер, подходит к ним.
   Энвер (Мансуру). Участковый сказал, чтобы ты зашел к нему завтра. (Садится рядом с Али на ящик с мебелью.)
   Али откупоривает бутылку.
   М а н су р. Я посижу с вами, но пить не буду.
   Энвер. Сперва надо поесть. Я с утра не ел.
   Али. У меня пирожки есть.
   Э н в е р. Ну их, надоели.
   Али (Энверу). Разлей.
   Энвер разливает.
   М а н с у р. Мне не надо.
   Али (чокается с Энвером). Выпьем за возвращение Мансура.
   М а н с у р. Выпейте лучше за твоих голубей.
   Али и Энвер пьют.
   Али. Хорош пиво!
   М а н с у р. Хотите, я расскажу вам сказку?
   Али. Сам написал?
   М а н с у р. Да. Хотите?
   Энвер. Расскажи.
   М а н с у р. Жили два соседа. У одного было ружье, у другого нет. Однажды тот, у кого было ружье, сказал соседу: "Ты птица". - "Нет, - ответил сосед, я не птица, я человек". - "Tы птица, - усмехнулся тот, что был с ружьем, - и я тебя застрелю". - "Какая же я птица! - взмолился сосед. - У меня два глаза". "И у птицы два глаза". - "У меня две ноги". - "И у птицы две ноги". И навел на него ружье. "Я не птица, - просил сосед, - поверь мне", - а сам чувствует, что становится легче и легче и ноги его сами собой отрываются от земли. Схватил он тогда камни с земли и начал совать их по карманам, чтобы тяжелее стать, но и это не помогло, все сильнее и сильнее тянет его наверх. "Поверь мне, - в последний раз попросил он того, кто нацелился в него из ружья, - я человек, поверь мне". - "Не верю, - сказал тот, - ты птица". И тогда почувствовал сосед, что отрывается от земли и взлетает в воздух. И все выше и выше. А тот, у кого было ружье, усмехнулся: "А еще говорил, что не птица!" Прицелился и убил своего соседа...
   Али. Жалко.
   Энвер. Грустная сказка...
   Али. Жалко бедного... А почему он не ударил камнем? У него же камни были.
   М а н су р. Не знаю...
   Энвер (Мансуру). Кажется, к вам идут... (Показывает на вошедшего во двор Рагимова.)
   Али поспешно прячет бутылку. Р а г и м о в направляется к лестнице. На втором этаже он подходит к двери Дашдамирова, который с начала действия сидит за письменным столом у телефона. Рагимов стучится в дверь и, не дождавшись ответа, переступает порог. Дашдамиров, увидев Рагимова, теряется. Внизу Энвер и Али под впечатлением сказки, рассказанной Мансуром, сидят молча.
   Рагимов. Можно?
   Дашдамиров. Пожалуйста, пожалуйста, проходите...
   Рагимов. Ты звонил мне?
   Дашдамиров. Да... спасибо... Садитесь... Садитесь сюда. Здесь прохладно. Как ты нашел?
   Рагимов. Я же бывал у тебя перед войной... Садись ты тоже. (Увидев, что Дашдамиров вдруг направляется к буфету.) Ничего не надо, я спешу.
   Дашдамиров. Неудобно как-то получается. Сколько лет ты у меня не был. Хоть стакан чаю дам тебе.
   Рагимов. Спасибо, не надо.
   Дашдамиров (хлопотливо-взволнованно). Спасибо тебе, что пришел. Я знал, что ты не оставишь меня в беде... Ну как ты себя чувствуешь? Как жена, как сын?
   Рагимов. Спасибо, хорошо... Я прочитал твое заявление и ознакомился с положением дел в техникуме...
   Дашдамиров. Они хотят спихнуть меня с должности..., (Спохватившись.) Нет-нет, я понимаю, что у меня были ошибки, в конце концов я не педагог, но...
   Рагимов (мягко перебивает). Габиб, я очень хочу тебе помочь, но против тебя весь коллектив...
   Дашдамиров удивлен словами своего гостя. Изучающе всматривается в него. Затем мрачнеет.
   Почему бы тебе не пойти на пенсию?
   Дашдамиров (угрюмо). Я хочу работать.
   Р а г и м о в. Тебе уже шестьдесят три года.
   Дашдамиров. Тебе тоже за шестьдесят.
   Р а г и м о в. Да... (не знает, что сказать.) Как твой сын? У тебя ведь один сын?
   Дашдамиров (угрюмо). Один.
   Р а г и м о в. Что он делает? Чем занимается?
   Дашдамиров. Сидит во дворе.
   Али (Энверу). Разлей.
   М а н с у р. Вы ешьте, ешьте, а то опьянеете...
   Энвер разливает вино по стаканам, чокается с Али, и они выпивают. Следуя совету Мансура, старательно едят.
   Рагимов. А мой в Москве... Пойми меня правильно, Габиб. Я очень хочу тебе помочь. Как только мне сказали о твоих затруднениях, я ознакомился с твоим делом... Не обижайся, но по бумагам получается очень неприглядная картина...
   Дашдамиров. Я всю жизнь отдал работе...
   Рагимов. Я знаю, ты добросовестный человек, Габиб... (Ему неловко)
   Дашдамиров. У каждого бывают ошибки. Я прошу тебя, чтобы мне дали возможность оправдаться своим трудом. Я же не педагог...
   Рагимов (мягко, стараясь не обидеть). Но ты работал и в других местах.
   Дашдамиров. Куда меня посылали, там я и работал.
   Рагимов. Это правильно. Но... я понять не могу, как это произошло... У тебя как-то... (подыскивает слова) неудачно складывались дела везде, куда бы тебя ни посылали...
   Дашдамиров. Я делал все, что мне говорили. Сам знаешь, какие указания давали, то я и делал...
   Рагимов. Я понимаю.
   Дашдамиров. Зачем же меня награждали? Зачем давали ордена, медали, благодарности? Зачем сорок лет держали на руководящей работе, если я был негоден? Я не отрицаю, у меня были ошибки - у кого их нет, - но я никогда не зазнавался. Когда мне указывали на мои недостатки, я всегда их исправлял. И куда бы меня ни посылали, я проводил принципиальную линию... Ты же помнишь...
   Рагимов. Пойми, Габиб, никто не сомневается в твоей честности, но ты же... ты даже не учился нигде.
   Дашдамиров. Времени у меня не было учиться. Пока другие учились, я работал...
   Рагимов. Правильно. Но сейчас уже не то время. Чтобы руководить людьми, надо много знать.
   Дашдамиров. Не я один такой. У нас своя учеба была - жизненная, нас жизнь учила... Мы, конечно, не академики, но у нас опыт есть, мы людей знаем, народ... А этому в институтах не учат. Да что я тебе говорю, ты сам все это знаешь... Сам ведь такой же...
   Рагимов. Да, мы вместе начинали, но... это трудно объяснить. Я много понял, Габиб. И очень много работаю над собой. (Смеясь.) Ты знаешь, я даже педагога нанял - английский язык изучаю... Сын надо мной смеется. Он у меня уже скоро доктором наук будет...
   Дашдамиров. Сейчас все доктора наук. Сделали из науки кормушку. Куда ни посмотришь - доктор наук. А откуда время на это? Раньше таких вещей не было: если ты руководитель, то у тебя ни минуты времени нет. Поэтому и ученые были настоящие и руководители... Ты тоже небось диссертацию защитил?
   Рагимов. Нет. Но институт окончил. Индустриальный, а потом, заочно, философский факультет университета... А помнишь, я еле писал?
   Дашдамиров. Помню.
   Рагимов смотрит на часы.
   (Усмехается.) Спасибо, что навестил.
   Рагимов. Они хотели передать твое дело на дальнейшее расследование, но я не позволил. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности... И поверь - если бы я мог сделать для тебя больше, я бы сделал. Но тебе действительно пора уйти на пенсию. Ты понимаешь, есть вещи, на которые невозможно пойти даже во имя дружбы.
   Дашдамиров (горько). Да, конечно, ты же принципиальный человек. Сейчас легко быть принципиальным. Это поощряется. А помню, в тысяча девятьсот сорок девятом году один мой знакомый за свою принципиальность чуть головы не лишился... если бы не его друг, который плюнул на все, не посмотрел на то, что сам может сильно пострадать, и спас этого принципиального человека... Вот как раньше поступали люди, и наша сила была именно в том, что мы, кадровые работники, поддерживали друг друга в трудную минуту.
   Рагимов. Я понимаю, о чем ты говоришь, но ты же знаешь, что я ни в чем не был виноват тогда, это было недоразумение.
   Дашдамиров. Был ты виноват или не был, но твои друзья все равно помогли тебе.
   Р а г и м о в. Еще раз повторяю - я благодарен тебе, но ж принял тогда твою помощь только потому, что знал, что за мной нет никакой вины.
   Дашдамиров. Но я этого не знал! Я помог тебе потому... что мы были друзьями. И ты хорошо знаешь, как сильно я мог пострадать за это...
   Р а г и м о в. Да... я знаю.
   Дашдамиров. Знаешь, но не все... Про фотографию, например, ты ничего не знаешь.
   Рагимов. Какую фотографию?
   Дашдамиров. Твою фотографию. Кроме других обвинений в деле была фотография: ты сидишь на каком-то колхознике... И этой фотографии было достаточно, чтобы ты до сих пор на ноги не встал. В нашем государстве, сам знаешь, такие вещи не поощряются - председатель райисполкома катается на колхознике! За такие вещи у нас по головке не гладили ни тогда, ни сейчас. А рядом было заявление, что ты в свободное время ездишь верхом на колхозниках, подписанное одним из районных руководителей... Ты знаешь, что со мной было бы, если бы кто-нибудь узнал, что я уничтожил эту фотографию... Я даже тебе не мог сказать об этом, чтобы ты не проговорился кому-нибудь.
   Рагимов. И ты поверил в то, что я катался на людях?
   Дашдамиров (жестко). Я видел фотографию своими глазами. (Встает, отходит к окну.)
   Рагимов долго молчит.
   Али (Мансуру). Энвер хочет сразу после свадьбы уехать.
   М а н с у р. Отпуск кончается?
   Энвер. Дело не в отпуске.
   М а н с у р. А что случилось?
   Али (состроив многозначительную мину). Ты же знаешь... (Энверу.) Разлей.
   Энвер (разливает вино). Когда я получил от нее письмо, мне было очень больно - слишком быстро она все забыла. Ты же помнишь, сколько лет я ее любил, еще отец мой был жив.
   А л и. Я тоже помню.
   Энвер. Но когда я приехал сюда и увидел, кто стал ее мужем, я понял, что она предала не только меня, но и наше детство, наши мечты, наши книги, нашу школу, наших друзей...
   Али (выпив). Хор-рош пиво!
   Рагимов. Какие все же подлецы бывают на свете!
   Дашдамиров (насмешливо). Ты хочешь сказать, что фотография была фальшивая?
   Рагимов. Нет... Но если бы ты знал, как это получилось... Невероятная история. Через два или три месяца после моего назначения туда, когда я попытался навести порядок в районе, меня попросили поехать в один отдаленный колхоз. Целый день мы осматривали его, а к вечеру пошли пешком на птицеферму. Там надо было перебраться через ручей, и оказалось, что все, кроме меня, в сапогах, один я в туфлях. Меня начали хором уверять, что я могу простудиться, если полезу в воду, - дело было осенью. А тут, как назло, какой-то здоровый парень вызвался перенести меня через ручей. Я, конечно, отказался... Все принялись меня уговаривать, и в конце концов, чтобы не задерживать всех, мне пришлось согласиться... Только полезли в воду, слышу: "чию" - председатель райпотребсоюза фотоаппаратом щелкнул. "На память, говорит, на добрую память о совместной работе". А председатель колхоза, - хороший парень был, умер недавно, - подошел ко мне, говорит: "Не нравится мне, что он вас сфотографировал, подлый он человек". Да я и сам почувствовал, что совершил ошибку. И даже удивился, когда эта фотография потом так нигде и не всплыла...
   Дашдамиров. Жаль, я не сохранил ее тебе на память.
   Рагимов. Какие все же подлецы бывают на свете! Этот тип сейчас в Баку работает и очень ласково со мной здоровается... Поверь, все было так, как я сейчас тебе рассказал.
   Дашдамиров. Это не имело значения ни тогда, ни сейчас. В деле лежала фотография, которой было достаточно, чтобы решить твою судьбу, а как она появилась, никого не интересовало. И я рисковал шкурой, когда ее уничтожил...
   Рагимов. Спасибо, Габиб!
   Дашдамиров (сухо). Не за что.
   М а н с у р (Энверу). А ты не можешь предположить, что они любят друг друга?
   Энвер (возмущенно). О чем ты говоришь?! Ты видишь, как он с ней обращается?