Н о р а. И я уйду сейчас же. Кристина, верно, даст мне ночлег...
Х е л ь м е р. Ты не в своем уме! Кто тебе позволит! Я запрещаю!
Н о р а. Теперь напрасно запрещать мне что бы то ни было. Я возьму с
собой лишь свое. От тебя ничего не возьму, ни теперь, ни после.
Х е л ь м е р. Что же это за безумие!
Н о р а. Завтра я уеду домой... то есть в мой родной город. Там мне
будет легче устроиться.
Х е л ь м е р. Ах ты, ослепленное, неопытное созданье!
Н о р а. Надо же когда-нибудь набраться опыта, Торвальд.
Х е л ь м е р. Покинуть дом, мужа, детей! И не подумаешь о том, что
скажут люди?
Н о р а. На это мне нечего обращать внимания. Я знаю только, что мне
это необходимо.
Х е л ь м е р. Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь
самыми священными своими обязанностями!
Н о р а. Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?
Х е л ь м е р. И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет
обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?
Н о р а. У меня есть и другие, столь же священные.
Х е л ь м е р. Нет у тебя таких! Какие это?
Н о р а. Обязанности перед самой собою.
Х е л ь м е р. Ты прежде всего жена и мать.
Н о р а. Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек,
так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком.
Знаю, что большинство будет на твоей стороне, Торвальд, и что в книгах
говорится в этом же роде. Но я не могу больше (*450) удовлетворяться тем,
что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об
этих вещах и попробовать разобраться в них.
X е л ь м е р. Как будто твое положение в собственном доме не ясно и
без того? Да разве у тебя нет надежного руководства по таким вопросам? Нет
религии?
Н о р а. Ах, Торвальд, я ведь не знаю хорошенько, что такое религия.
Х е л ь м е р. Что ты говоришь?
Н о р а. Я знаю это лишь со слов пастора Хансена, у которого готовилась
к конфирмации. Он говорил, что религия то-то и то-то. Когда я высвобожусь из
всех этих пут, останусь одна, я разберусь и в этом. Я хочу проверить, правду
ли говорил пастор Хансен или, по крайней мере, может ли это быть правдой для
меня.
Х е л ь м е р. Нет, это просто неслыханно со стороны такой молоденькой
женщины! Но если тебя не может вразумить религия, так дай мне задеть в тебе
хоть совесть. Ведь нравственное-то чувство в тебе есть? Или - отвечай мне -
и его у тебя нет?
Н о р а. Знаешь, Торвальд, на это нелегко ответить. Я, право, и этого
не знаю. Я совсем как в лесу во всех этих вопросах. Знаю только, что я
совсем иначе сужу обо всем, нежели ты. Мне вот говорят, будто и законы
совсем не то, что я думала. Но чтобы эти законы были правильны - этого я
никак не пойму. Выходит, что женщина не вправе пощадить своего умирающего
старика отца, не вправе спасти жизнь мужу! Этому я не верю.
Х е л ь м е р. Ты судишь, как ребенок. Не понимаешь общества, в котором
живешь.
Н о р а. Да, не понимаю. Вот и хочу присмотреться к нему. Мне надо
выяснить себе, кто прав - общество или я.
Х е л ь м е р. Ты больна, Нора. У тебя жар. Я готов подумать, что ты
потеряла рассудок.
Н о р а. Никогда еще не бывала я в более здравом рассудке и твердой
памяти.
Х е л ь м е р. И ты в здравом рассудке и твердой памяти бросаешь мужа и
детей?
(*451) Н о р а. Да.
Х е л ь м е р. Тогда остается предположить одно.
Н о р а. А именно?
Х е л ь м е р. Что ты меня больше не любишь.
Н о р а. Да, в этом-то все и дело.
Х е л ь м е р. Нора... И ты это говоришь!
Н о р а. Ах, мне самой больно, Торвальд. Ты был всегда так мил со мной.
Но я ничего не могу тут поделать. Я не люблю тебя больше.
Х е л ь м е р (с усилием преодолевая себя). Это ты тоже решила в
здравом рассудке и твердой памяти?
Н о р а. Да, вполне здраво. Потому-то я и не хочу здесь оставаться.
Х е л ь м е р. И ты сумеешь также объяснить мне причину, почему я
лишился твоей любви?
Н о р а. Да, сумею. Это случилось сегодня вечером, когда чудо заставило
себя ждать. Я увидела, что ты не тот, за кого я тебя считала.
Х е л ь м е р. Объяснись получше, я совсем тебя не понимаю.
Н о р а. Я терпеливо ждала целых восемь лет. Господи, я ведь знала, что
чудеса не каждый день бывают. Но вот на меня обрушился этот ужас. И я была
непоколебимо уверена: вот теперь совершится чудо. Пока письмо Крогстада
лежало там, у меня и в мыслях не было, чтобы ты мог сдаться на его условия.
Я была непоколебимо уверена, что ты скажешь ему: объявляйте хоть всему
свету. А когда это случилось бы...
Х е л ь м е р. Ну, что же тогда? Когда я выдал бы на позор и поругание
собственную жену!..
Н о р а. Когда бы это случилось... я была так непоколебимо уверена, что
ты выступишь вперед и возьмешь все на себя - скажешь: виновный - я.
Х е л ь м е р. Нора!
Н о р а. Ты хочешь сказать, что я никогда бы не согласилась принять от
тебя такую жертву? Само собой. Но что значили бы мои уверения в сравнении с
твоими?.. Вот то чудо, которого я ждала с таким трепетом. И чтобы помешать
ему, я хотела покончить с собой.
Х е л ь м е р. Я бы с радостью работал для тебя дни и (*452) ночи,
Нора... терпел бы горе и нужду ради тебя. Но кто же пожертвует даже для
любимого человека своей честью?
Н о р а. Сотни тысяч женщин жертвовали.
X е л ь м е р. Ах, ты судишь и говоришь, как неразумный ребенок.
Н о р а. Пусть так. Но ты-то не судишь и не говоришь, как человек, на
которого я могла бы положиться. Когда у тебя прошел страх, - не за меня, а
за себя, - когда вся опасность для тебя прошла, с тобой как будто ничего и
не бывало. Я по-старому осталась твоей птичкой, жаворонком, куколкой, с
которой тебе только предстоит обращаться еще бережнее, раз она оказалась
такой хрупкой, непрочной. (Встает.) Торвальд, в ту минуту мне стало ясно,
что я все эти восемь лет жила с чужим человеком и прижила с ним троих
детей... О-о, и вспомнить не могу! Так бы и разорвала себя в клочья!
Х е л ь м е р (упавшим голосом). Вижу, вижу... Действительно, между
нами легла пропасть... Но разве ее нельзя заполнить, Нора?
Н о р а. Такою, какова я теперь, я не гожусь в жены тебе.
Х е л ь м е р. У меня хватит силы стать другим.
Н о р а. Быть может - если куклу у тебя возьмут.
Х е л ь м е р. Расстаться... расстаться с тобой!.. Нет, нет, Нора,
представить себе не могу!
Н о р а (идет направо). Тем это неизбежнее. (Возвращается с верхней
одеждой и небольшим саквояжем в руках, который кладет на стул возле стола.)
Х е л ь м е р. Нора, Нора, не сейчас! Погоди хоть до утра.
Н о р а (надевая манто). Я не могу ночевать у чужого человека.
Х е л ь м е р. Но разве мы не могли бы жить, как брат с сестрой?
Н о р а (завязывая ленты шляпы). Ты отлично знаешь, так бы долго не
протянулось... (Накидывает шаль.) Прощай, Торвальд. Я не буду прощаться с
детьми. Я знаю, они в лучших руках, чем мои. Такой матери, как я теперь, им
не нужно.
(*453) Х е л ь м е р. Но когда-нибудь, Нора... когда-нибудь?
Н о р а. Как я могу знать? Я совсем не знаю, что из меня выйдет.
Х е л ь м е р. Но ты моя жена и теперь и в будущем - какой бы ты ни
стала.
Н о р а. Слушай, Торвальд... Раз жена бросает мужа, как я, то он, как я
слышала, по закону свободен от всех обязательств по отношению к ней. Я, во
всяком случае, освобождаю тебя совсем. Ты не считай себя связанным ничем,
как и я не буду. Обе стороны должны быть вполне свободны. Вот твое кольцо.
Отдай мне мое.
Х е л ь м е р. И это еще?
Н о р а. И это.
Х е л ь м е р. Вот.
Н о р а. Так. Теперь все покончено. Вот сюда я положу ключи. Прислуга
знает все, что и как в доме, лучше, чем я. Завтра, когда меня не будет,
Кристина придет уложить вещи, которые я привезла с собой из дому. Пусть их
вышлют мне.
Х е л ь м е р. Конечно, конечно! Нора, ты и не вспомнишь обо мне
никогда?
Н о р а. Нет, я, верно, часто буду вспоминать и тебя, и детей, и дом.
Х е л ь м е р. Можно мне писать тебе, Нора?
Н о р а. Нет... никогда. Этого нельзя.
Х е л ь м е р. Но ведь нужно же будет посылать тебе...
Н о р а. Ровно ничего, ничего.
Х е л ь м е р. Помогать тебе в случае нужды.
Н о р а. Нет, говорю я. Ничего я не возьму от чужого человека.
X е л ь м е р. Нора, неужели я навсегда останусь для тебя только чужим?
Н о р а (берет свой саквояж). Ах, Торвальд, тогда надо, чтобы
совершилось чудо из чудес.
Х е л ь м е р. Скажи какое!
Н о р а. Такое, чтобы и ты и я изменились настолько... Нет, Торвальд, я
больше не верю в чудеса.
Х е л ь м е р. А я буду верить. Договаривай! Изменились настолько,
чтобы?..
Н о р а. Чтобы сожительство наше могло стать браком. Прощай. (Уходит
через переднюю.)
X е л ь м е р (падает на стул у дверей и закрывает лицо руками). Нора!
Нора! (Озирается и встает.) Пусто. Ее нет здесь больше. (Луч надежды озаряет
его лицо.) Но - чудо из чудес?!
Снизу раздается грохот захлопнувшихся ворот.
---------------------------------------------------------------
Электронная версия подготовлена Волковой А.В. Публикуется по собранию
сочинений в 4-тт., М.:Искусство, 1957.
Х е л ь м е р. Ты не в своем уме! Кто тебе позволит! Я запрещаю!
Н о р а. Теперь напрасно запрещать мне что бы то ни было. Я возьму с
собой лишь свое. От тебя ничего не возьму, ни теперь, ни после.
Х е л ь м е р. Что же это за безумие!
Н о р а. Завтра я уеду домой... то есть в мой родной город. Там мне
будет легче устроиться.
Х е л ь м е р. Ах ты, ослепленное, неопытное созданье!
Н о р а. Надо же когда-нибудь набраться опыта, Торвальд.
Х е л ь м е р. Покинуть дом, мужа, детей! И не подумаешь о том, что
скажут люди?
Н о р а. На это мне нечего обращать внимания. Я знаю только, что мне
это необходимо.
Х е л ь м е р. Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь
самыми священными своими обязанностями!
Н о р а. Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?
Х е л ь м е р. И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет
обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?
Н о р а. У меня есть и другие, столь же священные.
Х е л ь м е р. Нет у тебя таких! Какие это?
Н о р а. Обязанности перед самой собою.
Х е л ь м е р. Ты прежде всего жена и мать.
Н о р а. Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек,
так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком.
Знаю, что большинство будет на твоей стороне, Торвальд, и что в книгах
говорится в этом же роде. Но я не могу больше (*450) удовлетворяться тем,
что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об
этих вещах и попробовать разобраться в них.
X е л ь м е р. Как будто твое положение в собственном доме не ясно и
без того? Да разве у тебя нет надежного руководства по таким вопросам? Нет
религии?
Н о р а. Ах, Торвальд, я ведь не знаю хорошенько, что такое религия.
Х е л ь м е р. Что ты говоришь?
Н о р а. Я знаю это лишь со слов пастора Хансена, у которого готовилась
к конфирмации. Он говорил, что религия то-то и то-то. Когда я высвобожусь из
всех этих пут, останусь одна, я разберусь и в этом. Я хочу проверить, правду
ли говорил пастор Хансен или, по крайней мере, может ли это быть правдой для
меня.
Х е л ь м е р. Нет, это просто неслыханно со стороны такой молоденькой
женщины! Но если тебя не может вразумить религия, так дай мне задеть в тебе
хоть совесть. Ведь нравственное-то чувство в тебе есть? Или - отвечай мне -
и его у тебя нет?
Н о р а. Знаешь, Торвальд, на это нелегко ответить. Я, право, и этого
не знаю. Я совсем как в лесу во всех этих вопросах. Знаю только, что я
совсем иначе сужу обо всем, нежели ты. Мне вот говорят, будто и законы
совсем не то, что я думала. Но чтобы эти законы были правильны - этого я
никак не пойму. Выходит, что женщина не вправе пощадить своего умирающего
старика отца, не вправе спасти жизнь мужу! Этому я не верю.
Х е л ь м е р. Ты судишь, как ребенок. Не понимаешь общества, в котором
живешь.
Н о р а. Да, не понимаю. Вот и хочу присмотреться к нему. Мне надо
выяснить себе, кто прав - общество или я.
Х е л ь м е р. Ты больна, Нора. У тебя жар. Я готов подумать, что ты
потеряла рассудок.
Н о р а. Никогда еще не бывала я в более здравом рассудке и твердой
памяти.
Х е л ь м е р. И ты в здравом рассудке и твердой памяти бросаешь мужа и
детей?
(*451) Н о р а. Да.
Х е л ь м е р. Тогда остается предположить одно.
Н о р а. А именно?
Х е л ь м е р. Что ты меня больше не любишь.
Н о р а. Да, в этом-то все и дело.
Х е л ь м е р. Нора... И ты это говоришь!
Н о р а. Ах, мне самой больно, Торвальд. Ты был всегда так мил со мной.
Но я ничего не могу тут поделать. Я не люблю тебя больше.
Х е л ь м е р (с усилием преодолевая себя). Это ты тоже решила в
здравом рассудке и твердой памяти?
Н о р а. Да, вполне здраво. Потому-то я и не хочу здесь оставаться.
Х е л ь м е р. И ты сумеешь также объяснить мне причину, почему я
лишился твоей любви?
Н о р а. Да, сумею. Это случилось сегодня вечером, когда чудо заставило
себя ждать. Я увидела, что ты не тот, за кого я тебя считала.
Х е л ь м е р. Объяснись получше, я совсем тебя не понимаю.
Н о р а. Я терпеливо ждала целых восемь лет. Господи, я ведь знала, что
чудеса не каждый день бывают. Но вот на меня обрушился этот ужас. И я была
непоколебимо уверена: вот теперь совершится чудо. Пока письмо Крогстада
лежало там, у меня и в мыслях не было, чтобы ты мог сдаться на его условия.
Я была непоколебимо уверена, что ты скажешь ему: объявляйте хоть всему
свету. А когда это случилось бы...
Х е л ь м е р. Ну, что же тогда? Когда я выдал бы на позор и поругание
собственную жену!..
Н о р а. Когда бы это случилось... я была так непоколебимо уверена, что
ты выступишь вперед и возьмешь все на себя - скажешь: виновный - я.
Х е л ь м е р. Нора!
Н о р а. Ты хочешь сказать, что я никогда бы не согласилась принять от
тебя такую жертву? Само собой. Но что значили бы мои уверения в сравнении с
твоими?.. Вот то чудо, которого я ждала с таким трепетом. И чтобы помешать
ему, я хотела покончить с собой.
Х е л ь м е р. Я бы с радостью работал для тебя дни и (*452) ночи,
Нора... терпел бы горе и нужду ради тебя. Но кто же пожертвует даже для
любимого человека своей честью?
Н о р а. Сотни тысяч женщин жертвовали.
X е л ь м е р. Ах, ты судишь и говоришь, как неразумный ребенок.
Н о р а. Пусть так. Но ты-то не судишь и не говоришь, как человек, на
которого я могла бы положиться. Когда у тебя прошел страх, - не за меня, а
за себя, - когда вся опасность для тебя прошла, с тобой как будто ничего и
не бывало. Я по-старому осталась твоей птичкой, жаворонком, куколкой, с
которой тебе только предстоит обращаться еще бережнее, раз она оказалась
такой хрупкой, непрочной. (Встает.) Торвальд, в ту минуту мне стало ясно,
что я все эти восемь лет жила с чужим человеком и прижила с ним троих
детей... О-о, и вспомнить не могу! Так бы и разорвала себя в клочья!
Х е л ь м е р (упавшим голосом). Вижу, вижу... Действительно, между
нами легла пропасть... Но разве ее нельзя заполнить, Нора?
Н о р а. Такою, какова я теперь, я не гожусь в жены тебе.
Х е л ь м е р. У меня хватит силы стать другим.
Н о р а. Быть может - если куклу у тебя возьмут.
Х е л ь м е р. Расстаться... расстаться с тобой!.. Нет, нет, Нора,
представить себе не могу!
Н о р а (идет направо). Тем это неизбежнее. (Возвращается с верхней
одеждой и небольшим саквояжем в руках, который кладет на стул возле стола.)
Х е л ь м е р. Нора, Нора, не сейчас! Погоди хоть до утра.
Н о р а (надевая манто). Я не могу ночевать у чужого человека.
Х е л ь м е р. Но разве мы не могли бы жить, как брат с сестрой?
Н о р а (завязывая ленты шляпы). Ты отлично знаешь, так бы долго не
протянулось... (Накидывает шаль.) Прощай, Торвальд. Я не буду прощаться с
детьми. Я знаю, они в лучших руках, чем мои. Такой матери, как я теперь, им
не нужно.
(*453) Х е л ь м е р. Но когда-нибудь, Нора... когда-нибудь?
Н о р а. Как я могу знать? Я совсем не знаю, что из меня выйдет.
Х е л ь м е р. Но ты моя жена и теперь и в будущем - какой бы ты ни
стала.
Н о р а. Слушай, Торвальд... Раз жена бросает мужа, как я, то он, как я
слышала, по закону свободен от всех обязательств по отношению к ней. Я, во
всяком случае, освобождаю тебя совсем. Ты не считай себя связанным ничем,
как и я не буду. Обе стороны должны быть вполне свободны. Вот твое кольцо.
Отдай мне мое.
Х е л ь м е р. И это еще?
Н о р а. И это.
Х е л ь м е р. Вот.
Н о р а. Так. Теперь все покончено. Вот сюда я положу ключи. Прислуга
знает все, что и как в доме, лучше, чем я. Завтра, когда меня не будет,
Кристина придет уложить вещи, которые я привезла с собой из дому. Пусть их
вышлют мне.
Х е л ь м е р. Конечно, конечно! Нора, ты и не вспомнишь обо мне
никогда?
Н о р а. Нет, я, верно, часто буду вспоминать и тебя, и детей, и дом.
Х е л ь м е р. Можно мне писать тебе, Нора?
Н о р а. Нет... никогда. Этого нельзя.
Х е л ь м е р. Но ведь нужно же будет посылать тебе...
Н о р а. Ровно ничего, ничего.
Х е л ь м е р. Помогать тебе в случае нужды.
Н о р а. Нет, говорю я. Ничего я не возьму от чужого человека.
X е л ь м е р. Нора, неужели я навсегда останусь для тебя только чужим?
Н о р а (берет свой саквояж). Ах, Торвальд, тогда надо, чтобы
совершилось чудо из чудес.
Х е л ь м е р. Скажи какое!
Н о р а. Такое, чтобы и ты и я изменились настолько... Нет, Торвальд, я
больше не верю в чудеса.
Х е л ь м е р. А я буду верить. Договаривай! Изменились настолько,
чтобы?..
Н о р а. Чтобы сожительство наше могло стать браком. Прощай. (Уходит
через переднюю.)
X е л ь м е р (падает на стул у дверей и закрывает лицо руками). Нора!
Нора! (Озирается и встает.) Пусто. Ее нет здесь больше. (Луч надежды озаряет
его лицо.) Но - чудо из чудес?!
Снизу раздается грохот захлопнувшихся ворот.
---------------------------------------------------------------
Электронная версия подготовлена Волковой А.В. Публикуется по собранию
сочинений в 4-тт., М.:Искусство, 1957.