Грабитель обнаружил, что задвижка па кухонном окне достаточно легко открывается. Там было только небольшое углубление в дереве, и ему не пришлось выдавливать стекло.
   — Нам придется поставить замки получше, — сказал Люк.
   — Это Австралия, а не Южный Кенсингтон, — возразила Эбби нервно. — Я не думала, что ограбления здесь в порядке вещей.
   — Они происходят волнами, — вступила в разговор миссис Моффат. — На моем веку шесть человек ограбили за неделю, потом долго не было ни одного случая. Видно, грабители переехали в другое место. Я надеюсь, это не признак того, что наш район снова входит в моду. Хотя Бог знает. Нам, правда, нечего терять. Я продала все свои драгоценности давным-давно, — маленькое морщинистое личико улыбнулось Эбби, как обычно, дружелюбно и беспокойно.
   — Не огорчайтесь, дорогая. Теперь, когда ваш муж может позаботиться о вас, я пойду. И я надеюсь, что вы не обнаружите, что пропало что-то ценное.
 
   — Ничего не пропало, вы говорите? — сказал молодой полицейский, теребя свой блокнот.
   — Пока моя жена ничего не обнаружила.
   — Должно быть, его спугнули. Возможно, вы вернулись слишком быстро, миссис Фиарон. Не могли бы вы узнать тот голос, что звонил вам?
   — Не думаю. Все австралийцы, на мой взгляд, говорят одинаково. Но это был кто-то, кто знал наши имена и привычки.
   — Это естественно. Старый трюк грабителей. Мы проверим отпечатки пальцев, но, похоже, что орудовал профессионал. Вряд ли он оставил какие-то следы. Я думаю, он приплыл по реке.
   — По реке!? — непроизвольно Эбби посмотрела на обшарпанную лодку Джока, качающуюся на волнах.
   — Да. Он не стал бы рисковать, чтобы его заметили из дома наверху. Он мог оставить лодку и проскользнуть вверх по скалам. Чья это лодка там?
   — Старого Джока, — объяснил Люк. — Бродяги-поденщика.
   — Я поговорю с ним.
   Мужчины вышли окликнуть лодочника. Но ответа не было. Никто не появился па палубе. Лодка была пуста.
   Этого не могло быть. Эбби не сомневалась, что старый Джок затаился там. Он должен знать, что происходит. Она была совершенно в этом уверена.
   Однако час спустя, еще до ухода полицейских, Джок появился. Он сутуло горбился под тяжестью рюкзака.
 
   Увидев полицейскую машину, он остановился и вытаращил глаза. Он не собирался бежать и явно был удивлен.
   Один из полицейских, более молодой, подошел и стал задавать ему вопросы. Джок жестикулировал и даже разок издал какой-то блеющий смешок.
   Полицейский вернулся и отрицательно покачал головой.
   — У него алиби. Он работал в саду миссис Брукмэп на Силвер Стрит. Пришел туда в полдень и только что закончил работу. Он говорит, что миссис Брукмэп никуда не отлучалась. Она напоила его чаем в три часа. Приблизительно в это время и произошло ограбление. Похоже, что ваш бродяга вне подозрения.
   — Он даже не свидетель, — сказал Люк задумчиво.
   — Ну, мы поедем, — сказал полицейский. — Дадим вам знать, если будут новости. Но эти парни — они как ящерицы. Исчезают без следа с такой же быстротой. Я бы посоветовал вам поставить двойные замки.
   Когда они остались вдвоем, Люк повернулся к Эбби.
   — Надень свое самое красивое платье. Мы поедем обедать в город.
   Эбби неуверенно посмотрела на пего:
   — Ты думаешь, мы можем оставить дом?
   — Этот проклятый дом может сам о себе позаботиться.
   К Эбби начала возвращаться ее жизнерадостность.
   — Как чудесно! Куда мы пойдем? Что мне надеть? Как удачно, что мой жемчуг не украли! Интересно, что собирался здесь найти грабитель? Может, он ожидал, что я привезла из Англии фамильные драгоценности? Я успею принять ванну?
   Если бы Люк задумался, он мог бы понять, как редко за эти восемь недель Эбби вела себя со своей обычной жизнерадостностью.
   Но ярость еще кипела в нем, и он думал о чем-то своем.
   — Не спеши. Еще рано. Я должен кое-кому позвонить.
   Из спальни Эбби слышала, как он говорит с мисс Аткинсон, детально инструктируя ее по какой-то работе. Она пошла в ванну и, когда вода забурлила из кранов, занялась покраской ногтей, затем разделась и легла в воду. Надо жить настоящим моментом, убеждала она себя. Сегодня вечером не будет обычного грустного заката, так как Люк остался с ней, и они собираются повеселиться. Впервые он оторвался от своей работы и поставил Эбби на первое место.
   Она завернула кран и в неожиданно возникшей тишине услышала голос Люка.
   — Ты просто полный дурак! Что?.. Не доверять мне!.. Мне тоже жаль…
   Затем он, должно быть, почувствовал тишину в доме, так как резко понизил голос, и остаток разговора не был слышан.
   Ясно, что теперь он говорил не со своей секретаршей, это можно было понять не только по тону, но и по содержанию разговора. Скорее всего, Люк воспользовался шумом воды, чтобы позвонить еще кому-то, о ком знать было не положено.
   Эбби не позволила подозрениям испортить свое счастливое настроение. Но неожиданно ей захотелось проверить, скажет ли он правду.
   — Люк, как ты можешь так разговаривать с мисс Аткинсон! Я бы никогда не посмела.
   — Она совершила глупейшую ошибку.
   — Мисс Аткинсон! Я уверена, она никогда не совершает ошибок. — Эбби еще пыталась говорить беспечно, пряча свое беспокойство. — Кто это не доверяет тебе?
   — Клиент. Очень важный. Сколько ты еще будешь купаться?
   — Долго, — она отбросила мысль о недоверчивом клиенте.
   — Я хочу растянуть удовольствие от ожидания нашей предстоящей вечеринки.
   — Ты так сильно от этого страдала? — спросил он неожиданно.
   Значит, он все-таки замечал. Значит, он был не так глух и слеп, чтобы не замечать.
   Эбби постаралась ответить небрежно:
   — Дорогой, открой дверь, если хочешь поговорить. От чего я страдала?
   — От одиночества.
   — Ну — немного. Когда темнело. Ты заметил, как эти кипарисы и монастырь на холме выглядят на фоне заката? Они не вызывают во мне религиозности, только уныние.
   — Ты бы хотела жить в другом месте? — снова неожиданный вопрос, который отчего-то испугал ее.
   — Уехать отсюда?
   — Я думал, что после всего, что случилось, ты могла бы этого захотеть. Если так, мы уедем.
   Эбби подумала с тоской о домике на другом конце города, подальше от этой реки, от вечно глазеющих Моффатов. Она вылезла из ванны и, завернувшись в полотенце, открыла дверь.
   — Ты действительно хочешь сказать, что… — Она увидела, как он задумчиво трогает дверной косяк, и вдруг поняла, что он гордится этим домом, который сам распланировал и построил. Она также поняла, какой непоправимой ошибкой будет настаивать на переезде.
   — Люк, что за нелепость. Ты построил этот дом для меня, и я люблю его. Ничто не заставит меня переехать.
   Ее слова, должно быть, прозвучали малоубедительно, так как он, взяв в ладони ее мокрое, мгновенно вспыхнувшее лицо, склонил над ним свое, ищущее, отчаянно серьезное.
   — Я бы переехал, если ты здесь несчастлива.
   Когда она отрицательно затрясла головой, он как будто расслабился.
   — Храни тебя Бог, — сказал он.
   И этот короткий миг отплатил ей за все: за одиночество и нелепые страхи, постоянные шлягеры Джока, неожиданные телефонные звонки, разгром в спальне. Она простила ему даже явную ложь, потому что была уверена, что он солгал ей, сказав, что говорил с мисс Аткинсон, и все из-за вспыхнувшей в его потеплевшем взгляде благодарности и любви.
   Но пока она ждала Люка в гостиной, ее беспокойство, как рецидив болезни, вновь вернулось. Она не задернула шторы и в тусклом свете увидела две фигуры на лодке Джока. Она не могла быть уверена, Джок ли па палубе, но какая-то тень двигалась мимо окна кабины.
   Полиция предположила, что грабитель мог появиться с реки.
   А что если он находился на лодке Джока все это время! Тогда алиби бродяги теряло всякий смысл. Он мог позвонить Эбби, а его сообщник дождался, пока она ушла из дома.
   Мужчина с рыбьим лицом, подумала она по своей привычке делать скоропалительные фантастические выводы. Фантастические или нет, но они не покидали ее.
   — Люк, — сказала она настойчиво, — я думаю, что у Джока приятель на лодке.
   — Ну и что из того? — Люк подошел к двери. — Дорогая, помоги мне завязать галстук.
   — Но у меня странное чувство, что это тот мужчина с рыбьим лицом. Ты знаешь, тот, который…
   — Я знаю, — Люк смотрел на нее с явным раздражением. — Ты, очевидно, умеешь видеть в темноте.
   — Нет, я не видела его лица. Я просто чувствую, что это он. Если это так, то он и есть грабитель.
   — Ладно, — сказал Люк, сердито дергая галстук, — мы поедем и посмотрим.
   — Сейчас?! — воскликнула Эбби. Вдруг река показалась ей очень темной и холодной. По коже пробежали мурашки.
   — Чтобы ты не говорила, будто я не обращаю внимания на твои фантазии. Может быть, ты даже права на этот раз.
   — Люк, ты снова смеешься надо мной, — взмолилась Эбби.
   — Наоборот, я никогда не смеялся над тобой. Абсолютно. Давай съездим. Не волнуйся так, я привык грести еще в школе. Я не забрызгаю твое платье и не опрокину тебя в реку. Действовать лучше, чем смотреть, как ты мучаешься подозрениями.
   Эбби выдвинула последний аргумент:
   — Мы не можем плыть по реке в вечерней одежде.
   — Почему нет? Джок будет польщен.
   Люк открыл дверь и вывел ее из дома в ветреные сумерки.
   Ну что ж, по крайней мере они смогут что-то выяснить. Люк предпочитал действие бесконечным сомнениям. Может быть, он и прав. Может быть, это одна из причин, почему она любит его.
   Он помог ей спуститься по узкой каменистой тропинке к воде.
   Долговязая фигура Джока исчезла в освещенной кабине.
   — Ты даже не собираешься окликнуть его и сообщить, что мы едем? — спросила Эбби.
   — Чтобы ты потом сказала, что его друг успел ускользнуть с другого борта?
   — Люк, ты все-таки смеешься надо мной. Он все равно заметит, что мы приближаемся.
   Но Джок, увлеченный своей любимой пластинкой, явно не слышал плеска весел, потому что, когда ялик заскреб о борт лодки, он появился на палубе, явно удивленный их внезапным появлением. Одетый в одни только потертые хлопчатобумажные брюки, он обхватил руками голую грудь на холодном ветру.
   — Привет, приятель. Что-нибудь нужно?
   — Просто катаю жену. Она удивляется насчет твоей лодки. Ей интересно, как можно удобно устроиться на таком маленьком пространстве.
   — Нормально, — сказал Джок, усмехаясь и показывая темные корни зубов. — Как насчет того, чтобы подняться на борт и взглянуть? У меня тут есть все, кроме стиральной машины. Честно.
   Он отдернул парусиновую занавеску. Сильный запах жареной рыбы ударил им в нос.
   Пластинка все крутилась: «Я люблю только тебя-я…» Джок наклонился и выключил проигрыватель. Он радушно усмехался.
   — Прошу на борт, миссис Фиарон. Вы одеты, как на вечеринку. Боюсь, что у меня есть только пиво.
   — Спасибо, но мы просто дышим свежим воздухом. — Ничего более подходящего не пришло ей в голову. Наверняка они выглядели нелепо в своих вечерних туалетах. Этот человек прекрасно читал ее мысли.
   Он знал о ее подозрениях и наслаждался ее смущением.
   — Поймали грабителя? — спросил он дерзко.
   — Нет еще, — ответил Люк, — но поймаем.
   — Конечно, приятель. Обычное дело. Извините, если эта музыка беспокоит вас, миссис Фиарон. Я очень ею увлекаюсь, ведь я все время один.
   Его блестящие глаза смотрели па Эбби. Люк беспечно сказал:
   — Ну, дорогая? Не замерзла? Нам лучше двигаться. Мы как-нибудь еще заглянем сюда.
   Джок оживленно кивнул:
   — Конечно, приятель. Рад видеть вас в любое время. — Они в молчании доплыли до берега. Затем Люк пошутил:
   — Если твой знакомый с профилем акулы был на борту, то можно больше о нем не беспокоиться — его поджарили на ужин.
   Он взял ее негнущуюся руку:
   — Шутка, дорогая, просто шутка. Там никого больше не было, как ты сама видела.
   Большое крылатое существо, черное в темноте, ударило Эбби в лицо. Она вскрикнула и ухватилась за Люка.
   «Австралия! — думала она. Где летучие мыши бросаются тебе в лицо, где едва знакомые люди называют тебя „приятель“ и грабят твой дом, где человек, которого ты, казалось, знал, как самого себя, поворачивается к тебе неожиданной стороной и становится вдруг чужим».
   — Я обещаю больше ничего не воображать себе, — сказала она послушно. — Так мы будем сегодня веселиться?
   — Если ты перестанешь смотреть на все глазами комиссара из Скотланд-Ярда. Все будет в порядке, дорогая, обещаю тебе.
   Он говорил так убежденно, что у Эбби промелькнула мысль, что он уже тайно решил эту загадку, включая личность грабителя. Или он все время знал, что происходит…
   Когда Люк медленно вел машину мимо большого дома, Эбби заметила Дэйдр в освещенном окне ее комнаты. Девочка стояла спиной и расправляла юбки явно нового платья, показывая его кому-то. В первый раз с тех пор, как Эбби узнала ее, она была похожа на нормальную маленькую девочку, радующуюся обновке.
   Почему Лола не забыла купить платье именно сегодня, в тот день, когда Дэйдр сидела в своей комнате с истинной или вымышленной болезнью?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Лола рано появилась на следующее утро. Она пришла сказать, что сожалеет об ограблении, и узнать, нет ли новостей.
   — Я заходила вчера вечером, но вас не было дома. Мне жаль, Эбби, особенно из-за того, что меня вовлекли в это. Странно, что Дэйдр использовали как приманку! Я чуть с ума не сошла. Теперь ты не поверишь, если мне действительно придется воспользоваться твоим любезным предложением.
   — Конечно, поверю, — ответила Эбби фальшивым тоном, зная, что на самом деле никогда не поверит. — Как Дэйдр себя чувствует сегодня?
   — Слегка осунулась, Она сегодня опять дома. В любом случае это ее день рождения, и, слава Богу, я не забыла купить ей новое платье. Думаю, что она пригласит вас вечером. Вы должны быть польщены. Впервые она вообще захотела кого-то пригласить.
   — Ей следовало бы пригласить других детей, — возразила Эбби.
   Лола пожала плечами:
   — Дэйдр есть Дэйдр. Мне кажется, что она родилась старушкой.
   Но, по крайней мере, это объясняло, почему Лола наконец-то вспомнила о платье. Ничего подозрительного в том, что это случилось вчера после целого дня тщательной изоляции Дэйдр.
   Эбби наблюдала за отъездом Люка и Лолы. Люк велел ей позвонить в контору и поговорить хотя бы с мисс Аткинсон в его отсутствие, если что-то будет ее беспокоить. Теперь, когда произошло что-то реальное, что нельзя было отнести только на счет ее фантазий, он был готов проявить сочувствие и сострадание. Он доказал это, предложив найти другой дом, если она хочет уехать отсюда.
   Она была рада, что отказалась. Он неизбежно бы стал немного презирать ее, если бы она сбежала. Было совершенно очевидно, что он не хотел переезжать.
   Но Эбби все-таки надеялась, что наступит такое время, когда она не должна будет тоскливо наблюдать, как ее муж уезжает с Лолой, отчего ревниво сжимается сердце…
   Дэйдр заглянула, когда Эбби кормила зимородков. Они немедленно взлетели на палисандровое дерево, щелкая клювами от ярости. Дэйдр стояла совершенно неподвижно, тараща на них глаза. Эбби не могла понять, чей взгляд был более злобным: птиц или ребенка.
   — Привет, Дэйдр. С днем рождения. Почему ты мне раньше не сказала?
   Дэйдр не обратила внимания на этот вопрос и задала свой, ради которого и пришла.
   — Что взял грабитель?
   — Мы пока не обнаружили, что пропало.
   — Тогда почему он приходил?
   — Полагаю, он думал, что у меня много драгоценностей. Наверное, я похожа на даму, у которой есть диадемы и все такое.
   — Вы испугались?
   — Да. Ты, правда, была больна?
   — Я плохо себя чувствовала. Бабушка сказала, что я бледная. Я рада, потому что ненавижу школу.
   — Но ты не знала, что грабитель позвонит мне?
   — Нет, нет, нет!
   Эбби сама не знала, почему задала этот вопрос, но она никак не ожидала такого яростного отрицания, как будто бедняжка Дэйдр была обеспокоена своим невинным участием в заговоре. Как будто она внесла свою лепту…
   — Вчера вечером я видела тебя в новом платье. Ты стояла у окна. Оно просто шикарное.
   — Что это значит?
   — О, это значит, очень модное.
   — О, Господи!.. Я вовсе не хочу быть модной! Почему зимородки не возвращаются?
   — Они не вернутся, пока ты здесь.
   — Значит, они меня тоже не любят.
   — Ты маленькая глупышка. Кто же еще тебя не любит?
   — Дядя Милтон. Он говорит, что меня надо отправить в пансион из-за того, что я везде сую свой нос. И что такого особенного, что я вчера нашла его кресло. Я думала, он сидит в нем, но его там не было. Там было только много подушек и плед. Как будто там человек. Я столкнула его в холл, — она повернулась к Эбби и захихикала. — Ну, я же не знала, что он в туалете. И потом он не мог выйти, потому что я укатила его кресло. Он вопил и звал Мэри. Он может пройти всего два шага на своих палках. Поэтому теперь они говорят, что я должна отправляться в пансион. Но я же не нарочно. А вообще-то я думаю, что все эти преследования начались потому, что я взяла у мамы ту губную помаду.
   — Преследования! Какие глупости ты говоришь!
   — А вот и не глупости, — продолжала Дэйдр, выглядя мученицей. — Вы пользуетесь той губной помадой?
   — Конечно.
   — Это хорошо. Я рада, что грабитель не забрал ее.
   — Грабители обычно не берут такие вещи, — сказала Эбби тихо.
   — Не знаю. У нее золотой футляр. Говорят, что воры всегда ищут золото. Вы намажетесь ею на мой день рождения?
   — А я приглашена?
   — Вы можете прийти, — сказала Дэйдр безразлично.
   — А кто еще будет?
   — Только мы. Может, мой папа придет.
   — Твой папа? — Эбби резко повернула ребенка к себе. — Дэйдр, в чем дело? Ты не говорила мне, что твой папа дома.
   — Он не дома, но он в Сиднее. Мама говорила с кем-то по телефону. Она сказала: «Теперь, когда Per вернулся…» — узкие глаза посмотрели на Эбби:
   — Его зовут Per.
   — Но почему ты не спросишь маму? Она бы тебе сказала.
   — Бесполезно. Никто мне ничего не рассказывает. Они говорят, что мне нельзя доверять, — Дэйдр подобрала камушек и бросила в зимородков, заставив их взлететь.
   — Мне и вправду нельзя доверять. — Она внезапно захихикала:
   — Дядя Милтон был в ярости. В ужасной ярости.
   — Из-за чего?
   — Из-за того, что застрял в туалете, конечно. Но честно, в этом старом кресле было столько подушек, что все равно для него не было места.
   Неожиданно зимородки, до этого тихо сидевшие на эвкалипте в конце сада, начали хрипло смеяться: «Ха, ха, ха, хо, хо, хо…»
   — Дэйдр, — сказала Эбби настойчиво, — кто-нибудь еще ходит по ночам в твоем доме?
   — Иногда. Я не всегда слышу, потому что сплю. Теперь я не уверена, Джок ли это или мой отец. Я думаю, это мой отец. Она подняла лукавые глаза. — Но вам не обязательно мне верить. Говорят, что я часто лгу.
   — И сейчас?
   В большом окне Моффатов стукнула рама. Появилось бледное лицо Мэри.
   — Дэйдр! Дэйдр, уйди с солнца. Ты же была больна.
   — Дэйдр! Ты на самом деле все выдумала? — снова спросила Эбби.
   Вместо ответа Дэйдр ловко повторила язвительный смех зимородков.
   — Увидимся вечером на моем празднике, — крикнула она, убегая. Ее узкое лисье личико было насмешливым и дерзким. Но под этой дерзостью Эбби почувствовала страх. Она была совершенно уверена, что девочка чем-то сильно напугана. И снова дурные предчувствия и сомнения стали одолевать ее.
   Снова солнце сияло в медном небе. Прежде чем станет слишком жарко, Эбби пошла в сад с намерением высадить герани, прибывшие накануне. Она распланировала бордюр вдоль дома, где земля уже была подготовлена. Но все равно это была утомительная работа. Ящерицы удирали молнией, прячась в прохладе камней. Герани уже начинали расцветать ярко-красными и алыми цветами. Пастельные спокойные тона не подходили этой стране. Все было ярким и сочным, даже красная земля.
   Эбби была уверена, что Джок наблюдает за ней с лодки, возможно, затаив злобу на нее за то, что вчера она отказала ему в работе, а вот теперь мается на жарком солнце сама. Да и Моффаты наверняка пялят глаза из окон. Почему она была так глупа, что отказалась переехать, когда Люк предложил? Ей не следует приносить себя в жертву. Потому что, в конце концов, это проклятое место проглотит ее. Она знала, что проглотит. Она чувствовала себя золотой рыбкой в аквариуме, открытой любопытным взорам. Но так не могло продолжаться вечно. Было бы разумнее выдернуть отсюда Люка с корнем с самого начала.
   Она допустила непростительную глупость, подчинившись мгновенному настроению, не желая показывать мужу, как сильно она трусит. Ей было как-то неловко настаивать на переезде, тем более что она чувствовала, что он предложил это с тайной надеждой на ее отказ.
   Но он сам должен был бы понять, что в этом ограблении было что-то фальшивое. Все с начала до конца: и уверения Лолы в невиновности, и удобное алиби Джока, и беспокойная забота миссис Моффат, в которой не было истинной тревоги. Удивительно, никакой тревоги… Новое платье Дэйдр, о котором, наконец, вспомнили… Эти мысли все кружились и кружились в голове Эбби, невыносимые, как мухи, жужжащие возле ее горящего от невыносимой жары лица.
   Может, они все просто старались напугать ее по каким-то своим причинам? Хотели выжить ее отсюда, чтобы Лола смогла завладеть Люком, которого, похоже, и так считала своей собственностью…
   Даже губная помада, подарок Дэйдр, мог быть подстроен, в предвкушении реакции Люка…
   — Эбби, Эбби!
   Эбби вздрогнула от неожиданности. Но это была всего лишь Мэри, которая незаметно спустилась по тропинке.
   — Вам, наверное, жарко. Мама велела позвать вас выпить что-нибудь холодное. Не следует так долго работать па солнце. Очень скоро вы это поймете.
   Несмотря на явную заботливость в голосе, Мэри выглядела холодной в своем зеленом хлопчатобумажном платье. Но она всегда была такой. Если что-то огорчало ее, она просто становилась еще более бледной и незаметной. Жаль, подумала Эбби, что у меня эта внутренняя неприязнь ко всем Моффатам, возможно, Мэри нуждается в подруге.
   Ей ничего не оставалось, как принять приглашение.
   — Спасибо, Мэри. Я с удовольствием выпью что-нибудь холодное. Вот только умоюсь.
   Ставни были наполовину закрыты в гостиной Моффатов, и тусклый свет был зеленоватым. Они все были в сборе: миссис Моффат, Мэри, Милтон и Дэйдр. Поднос с высокими стаканами и кувшином с охлажденным пивом стоял на столе.
   Миссис Моффат отложила свое рукоделие, чтобы встретить Эбби. На ее костлявой шее было еще больше бус, чем обычно, и она выглядела, как цветной канделябр. Ее маленькое коричневое личико озарилось улыбкой.
   — Эбби, дорогая, вы оправились от этого отвратительного происшествия? Лола говорит, что полиция ничего не обнаружила, даже отпечатков пальцев. Грабители так изворотливы. Я однажды видела фотографию набора воровских инструментов. В нем такие любопытные вещи, даже что-то похожее на вязальные спицы.
   — Они теперь используют что-то вроде перископа, чтобы заглядывать в замочные скважины, — заметил Милтон. — Мэри, ты собираешься разливать пиво?
   Мэри вскочила, чтобы наполнить высокие стаканы. Холодно звякнули льдинки.
   — Необычно жарко для ранней весны. Но будет еще много холодных ночей. Выпьете пива?
   — Что вы сажаете, Эбби? — спросила миссис Моффат.
   — Герани.
   — Прекрасно. Надо что-то сделать и с нашим садом, Мэри.
   — Знаю, мама. Я займусь этим, когда у меня будет время. Разве не прекрасно быть богатыми, чтобы нанять кого-то для всей этой работы?
   — Но мы не можем себе этого позволить. — Милтон взглянул на Эбби:
   — Это наши любимые разговоры. Мечтать о богатстве. Но чудеса случаются. Во всяком случае, моя жена в это верит.
   Мэри улыбнулась, но в ее темных глазах невозможно было ничего прочесть. Она, конечно, мечтала о чем-то. И, конечно, о том, что ее муж сможет снова ходить. Бедная Мэри. Мечты ни к чему не приводят, разве только делают настоящее более терпимым.
   — Ну, хорошо вы провели вчера время? — оживленно спросила миссис Моффат, меняя тему.
   — Спасибо, прекрасно, — ответила Эбби, поймав себя на том, что, как и Дэйдр, говорит неправду. Вечер вовсе не был прекрасным. Как ни старался Люк быть внимательным и заботливым, он не мог все время притворяться веселым. Они подолгу молчали, и странное напряжение между ними не проходило. Горели свечи, играла музыка, и была вкусная еда. Но они вели себя, как два малознакомых человека.
   Однако утром Люк уехал с Лолой, оживленно разговаривая.
   — Как заботлив ваш муж, Эбби! Он увез вас от этих неприятных впечатлений. Именно то, что вам было необходимо.
   — Да, — сказала Эбби, поворачиваясь к Милтону. — Я надеюсь, что доктор вчера обрадовал вас.
   — О, как обычно. Как обычно, — темные брови Милтона сдвинулись. Он беспокойно задвигал большими сильными руками по подлокотникам кресла.
   — Ему хватило наглости предложить трудотерапию. Я сказал ему, что хочу только одного — снова ходить.
   Мэри коснулась его плеча.
   — Ты будешь ходить, Милтон. Будешь.
   Должно быть, она сводит его с ума своими заботами, подумала Эбби.
   — Милтон снова ложится в больницу в следующий понедельник, — объяснила Мэри. — Он всегда сильно нервничает перед этим. Но, возможно, на этот раз все будет не так болезненно, милый.
   — Я бы смирился с болью, если бы были результаты. Но, ради Бога, давайте не будем говорить обо мне. Вы знаете, что я этого не терплю.