Каждый день Жозе Жоакин да Майя с нетерпением ожидал прихода почтальона, надеясь получить ответ из Нима. Наконец, когда он уже совсем отчаялся и решил без приглашения отправиться в Ним и добиться свидания с Джефферсоном, пришел долгожданный ответ. Очень краткий, составленный в сдержанных тонах, он тем не менее давал согласие Джефферсона на свидание с Жозе Жоакином да Майя. «Если, – говорилось в письме, – тот считает такое свидание необходимым для изложения своей точки зрения по интересующим его вопросам».
И вот прохладным зимним утром скромно одетый молодой человек дернул за звонок калитки, ведущей в сад дома, который снимал американский консул во Франции Томас Джефферсон. Привратник открыл дверь и спросил, что угодно посетителю.
– Я хотел бы поговорить с господином Томасом Джефферсоном. Он знает о моем приезде. Я прошу передать, что аудиенции с ним ожидает Вендек. Вы не забудете? Вендек.
Привратник попросил войти его в дом, а сам пошел в дальние комнаты доложить о посетителе. Вернувшись, он жестом пригласил господина Вендека следовать за ним.
Томас Джефферсон сидел в своем кабинете и что-то медленно писал, сосредоточенно морща лоб. Услышав скрип открывшейся двери, Джефферсон поднял голову, устало оперся обеими руками о край стола и поднялся с кресла. Сделав навстречу посетителю несколько шагов, он протянул руку.
– Джефферсон.
– Вендек, – ответил тот. – Я писал вам письма и подписывался Вендек, настоящее имя мое Жозе Жоакин да Майя. Я врач, вернее, будущий врач, заканчиваю изучение медицины в университете Монпелье. Вы знаете из моего письма, я постоянно живу в Бразилии. Мне бы очень хотелось с вами посоветоваться и рассказать о наших планах.
– Ну что ж, господин Вендек, – с улыбкой сказал Джефферсон, – вы разрешите мне вас по-прежнему называть Вендек, потому что ваше полное имя несколько трудновато Для моего англосаксонского слуха, так же, впрочем, как и французские имена.
– Да, да, конечно, это не имеет никакого значения.
Пройдя в небольшой зал, Джефферсон и Жозе Жоакин Да Майя уселись недалеко от камина в глубокие кожаные кресла. Джефферсон вопрошающе посмотрел на собеседника, предлагая ему начать разговор.
– Я благодарю вас, господин Джефферсон, за то, что вы внимательно прочитали мое письмо, и за ваше любезное приглашение приехать сюда и изложить мои взгляды на положение в Бразилии.
Джефферсон чуть заметно улыбнулся.
– Ну что вы, господин Вендек! Зачем так преувеличивать мою роль? Я просто ничего не имел против вашего предложения приехать сюда и рассказать мне о делах, которые вас так волнуют. Двери моего дома открыты для всех, кто хочет со мной встретиться.
– Да, да, – перебил его Жозе Жоакин да Майя, – мы знаем, что вы, американцы, только что добившиеся независимости, с большой симпатией относитесь к борьбе других народов, которые тоже хотят вырваться из-под иностранного ига. – Он уже собирался произнести целую тираду о независимости, о борьбе за свободу, но Джефферсон тихонько дотронулся до рукава камзола студента.
– Господин Вендек, я готов выслушать о ваших планах борьбы в Бразилии. Вы мне обещали рассказать о том, как готовится революция на вашей родине. Я – весь внимание.
Наступил самый ответственный для Жозе Жоакина да Майя момент. Юноша глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями.
– Господин Джефферсон, я думаю, что даже вы не можете иметь полного представления о положении, сложившемся в Бразилии. Возьмем, например, мою родную капитанию Минас. До отъезда в семинарию я жил там. Там сейчас живет мой отец. Несколько раз в год я получаю оттуда письма. Вы видели, как живут крестьяне во Франции? Это очень бедные люди. Но по сравнению с моими соотечественниками они крезы. У нас царят нищета и запустение. Каждый год жители моей капитании сдают в королевскую казну шестьдесят восемь арроб золота. Когда-то наша земля была очень богата золотом и драгоценными камнями. Но месторождения их стали постепенно истощаться. Если вы сейчас проедете по земле Минаса, то увидите, как владельцы шахт бросают участки, потому что заниматься разработкой золота и поисками алмазов стало очень невыгодно. Когда я уезжал из Бразилии, то закрытие шахт не сильно сказывалось на положении населения, потому чтовместо этих шахт их бывшие владельцы открывали фабрики. То тут, то там открывались эти новые фабрики, и казалось, что наша капитания переживает период подъема.
Как же поступили португальские власти? Всего лишь два года спустя после объявления деррамы, в первые дни 1785 года, в Рио-де-Жанейро поступил королевский приказ, по которому категорически запрещалось открывать новые фабрики, а те, которые к этому времени были построены, предписывалось разрушить и сровнять с землей. По этому королевскому указу приказывалось уничтожить всю промышленность нашей и остальных капитаний. Бразилии запрещалось производить свои собственные изделия и предписывалось потреблять только товары, поступающие из Португалии. Что же касается капитаний Минас, то по королевскому приказу этот район обязан был добывать только золото и драгоценные камни, ничего больше.
– Простите, Вендек, что такое деррама, о которой вы упомянули?
– Да, извините, пожалуйста. Деррама, видимо, выдумана в Португалии специально для нашей земли. Это насильственное взимание с населения долгов в королевскую казну за минувшие годы. Я вам говорил, что ежегодно наша капитания должна сдавать в королевскую казну шестьдесят восемь арроб золота. Но к 1783 году образовалась задолженность в триста восемьдесят четыре арробы. Для ликвидации этой задолженности объявили дерраму. Правда, она не принесла никаких результатов, потому что население физически было не в состоянии заплатить долги. Как может человек внести в королевскую казну золото, если его нет? О произволе португальских властей я бы мог рассказывать очень долго. Но, не смея задерживать ваше внимание и отнимать ваше драгоценное время, я ограничусь этими двумя примерами. Вы понимаете, что население Бразилии не в состоянии больше терпеть португальского гнета. Наша страна очень-очень богата, и если бы мы смогли завоевать независимость, то, безусловно, Бразилия стала бы одной из самых процветающих стран на континенте, а может быть, и во всем мире.
– Все это очень интересно, – заметил Джефферсон. – Ну, а какими же силами располагают люди, собирающиеся освобождать Бразилию от португальского владычества?
– Мы надеемся на благородную помощь Соединенных Штатов, – сказал Жозе Жоакин да Майя и посмотрел в глаза Джефферсону.
– Когда вы говорите «мы», кого вы имеете в виду? Большая ли у вас организация? Много ли вас?
– Мы – все население Бразилии. Если только мы будем знать, что нашу борьбу поддержит страна, добившаяся свободы, ваша страна, господин Джефферсон, то Португалия не сможет долго продержаться на нашем континенте, ни Португалия, ни Испания.
Джефферсон покачал головой.
– Я понимаю ваши чувства, молодой человек. Я думаю, что в ожидании блестящих перспектив, которые стоят перед вашей страной, многие люди придут на помощь Бразилии, когда там развернется борьба. Но ведь борьба в Бразилии еще не началась. И насколько я понял из ваших слов, у вас пока еще нет организации, которая могла бы начать эту борьбу. Кроме того, я лицо официальное и обещать вам что-либо от лица Соединенных Штатов не могу, тем не менее даю слово обо всем информировать свое правительство. Однако поймите и вы, наша страна, Соединенные Штаты, всего лишь несколько месяцев назад добилась подписания очень важного соглашения с Францией. Кроме того, мы не можем позволить себе роскошь ссориться сейчас официально с Португалией. Мы еще недостаточно сильны и только встаем на ноги. Поэтому, безусловно, не хотим, чтобы нас сшибли с ног на первых же самостоятельных шагах. – Джефферсон встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Жозе Жоакин да Майя поблагодарил Джефферсона за предоставленную возможность высказать свои мысли, пожал протянутую ему руку и вышел из резиденции американского консула. Когда он уже закрывал за собой калитку, то услышал голос Джефферсона:
– Желаю успеха, господин Вендек!
Заехав в Монпелье, Жозе Жоакин да Майя недолго задержался там и вскоре выехал в Лиссабон. Настроение у него было чрезвычайно подавленное. Он ожидал гораздо большего от встречи с Джефферсоном. В то же время молодой человек понимал положение официального американского представителя, для которого чрезвычайно важно было сохранить хорошие отношения с европейскими государствами, а не ссориться с ними из-за каких-то прожектов будущей бразильской революции, прожектов, существовавших пока еще только в богатом воображении экспансивного бразильского студента.
Когда Жозе Жоакин да Майя уезжал из Монпелье в Лиссабон, то рассказал о встрече, которая имела место с Джефферсоном, своему товарищу бразильцу Домингосу Видалу Барбозе, обучавшемуся в Коимбре, а теперь кончавшему курс медицинского факультета в Монпелье. Прибыв в Лиссабон, Жозе Жоакин да Майя стал ожидать корабль, отходящий в Бразилию. Так как денег у него было очень мало, то он остановился у своего друга Алвареса Масиела, студента, приехавшего в Лиссабон из Вила-Рики. Друзья подолгу беседовали, и в основном разговор шел о Бразилии, о ее будущем. Жозе Жоакин да Майя подробно рассказал Алваресу Масиелу о певеписке с Джефферсоном, о своих планах организации революционного восстания в Бразилии, о том, какой будет их страна после освобождения от португальского ига. Друзья дали клятву посвятить жизнь любимой родине, борьбе за ее свободу и независимость.
Алварес Масиел предполагал через два месяца, окончив курс в университете Коимбра, совершить поездку во Францию и Англию, а только потом вернуться в Бразилию. Друзья договорились о встрече в конце 1788 года в Вила-Рике, но этим планам не суждено было осуществиться. За несколько дней до отхода корабля в Бразилию Жозе Жоакин да Майя тяжело заболел и умер на португальской земпе. Однако перед смертью он успел написать письмо своим родным в Бразилию, рассказав о встрече с Джефферсоном.
Нужно сказать, что слух о контактах бразильского студента с американским консулом каким-то образом распространился по Лиссабону и вызвал настоящую панику в придворных кругах, потому что многие из португальской знати имели большие капиталы, вложенные в золотые и алмазные прииски Бразилии. За всеми бразильскими студентами немедленно установили тщательную слежку. Но к этому времени Алварес Масиел уже выехал во Францию, а затем – в Англию.
Одна из наиболее фешенебельных улиц Рио-де-Жанейро в конце XVIII века.
В августе 1788 года с английского корабля, бросившего якорь в Рио-де-Жанейро, сошел молодой человек, следом за которым матросы снесли на берег два тяжелых сундука. Это был Жозе Алварес Масиел, бразилец, закончивший курс естественных наук в университете Коимбра.
– Здравствуй, родная земля, – весело произнес Масиел, с любопытством оглядываясь вокруг.
Он не был на родине долгих шесть лет, но, казалось, Рио-де-Жанейро был точно таким же, каким он оставил его, направляясь к далеким берегам Европы. И вот Масиел вернулся домой. Неопытный юнец превратился во взрослого мужчину, одного из самых образованнейших людей своей страны, потому что в то время в Бразилии можно было буквально пересчитать по пальцам тех, кто имел не только высшее, но и столь разностороннее образование.
Прежде чем вернуться в родную Вила-Рику, Масиел решил провести несколько дней в Рио-де-Жанейро, желая повидаться со старыми друзьями. Он и не подозревал о встрече, которую готовила ему судьба, встрече, оказавшей решающее влияние на всю его дальнейшую жизнь. Хотя, впрочем, даже если Масиел и не стал бы останавливаться в Рио-де-Жанейро, а прямо направился в Вила-Рику, то и в этом случае, безусловно, пути Жозе Алвареса Масиела и Тирадентиса пересеклись бы. Оба они преследовали одну и ту же цель – добиться освобождения Бразилии от португальского ига.
5. ВСТРЕЧА С АЛВАРЕСОМ МАСИЕЛОМ
И вот прохладным зимним утром скромно одетый молодой человек дернул за звонок калитки, ведущей в сад дома, который снимал американский консул во Франции Томас Джефферсон. Привратник открыл дверь и спросил, что угодно посетителю.
– Я хотел бы поговорить с господином Томасом Джефферсоном. Он знает о моем приезде. Я прошу передать, что аудиенции с ним ожидает Вендек. Вы не забудете? Вендек.
Привратник попросил войти его в дом, а сам пошел в дальние комнаты доложить о посетителе. Вернувшись, он жестом пригласил господина Вендека следовать за ним.
Томас Джефферсон сидел в своем кабинете и что-то медленно писал, сосредоточенно морща лоб. Услышав скрип открывшейся двери, Джефферсон поднял голову, устало оперся обеими руками о край стола и поднялся с кресла. Сделав навстречу посетителю несколько шагов, он протянул руку.
– Джефферсон.
– Вендек, – ответил тот. – Я писал вам письма и подписывался Вендек, настоящее имя мое Жозе Жоакин да Майя. Я врач, вернее, будущий врач, заканчиваю изучение медицины в университете Монпелье. Вы знаете из моего письма, я постоянно живу в Бразилии. Мне бы очень хотелось с вами посоветоваться и рассказать о наших планах.
– Ну что ж, господин Вендек, – с улыбкой сказал Джефферсон, – вы разрешите мне вас по-прежнему называть Вендек, потому что ваше полное имя несколько трудновато Для моего англосаксонского слуха, так же, впрочем, как и французские имена.
– Да, да, конечно, это не имеет никакого значения.
Пройдя в небольшой зал, Джефферсон и Жозе Жоакин Да Майя уселись недалеко от камина в глубокие кожаные кресла. Джефферсон вопрошающе посмотрел на собеседника, предлагая ему начать разговор.
– Я благодарю вас, господин Джефферсон, за то, что вы внимательно прочитали мое письмо, и за ваше любезное приглашение приехать сюда и изложить мои взгляды на положение в Бразилии.
Джефферсон чуть заметно улыбнулся.
– Ну что вы, господин Вендек! Зачем так преувеличивать мою роль? Я просто ничего не имел против вашего предложения приехать сюда и рассказать мне о делах, которые вас так волнуют. Двери моего дома открыты для всех, кто хочет со мной встретиться.
– Да, да, – перебил его Жозе Жоакин да Майя, – мы знаем, что вы, американцы, только что добившиеся независимости, с большой симпатией относитесь к борьбе других народов, которые тоже хотят вырваться из-под иностранного ига. – Он уже собирался произнести целую тираду о независимости, о борьбе за свободу, но Джефферсон тихонько дотронулся до рукава камзола студента.
– Господин Вендек, я готов выслушать о ваших планах борьбы в Бразилии. Вы мне обещали рассказать о том, как готовится революция на вашей родине. Я – весь внимание.
Наступил самый ответственный для Жозе Жоакина да Майя момент. Юноша глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями.
– Господин Джефферсон, я думаю, что даже вы не можете иметь полного представления о положении, сложившемся в Бразилии. Возьмем, например, мою родную капитанию Минас. До отъезда в семинарию я жил там. Там сейчас живет мой отец. Несколько раз в год я получаю оттуда письма. Вы видели, как живут крестьяне во Франции? Это очень бедные люди. Но по сравнению с моими соотечественниками они крезы. У нас царят нищета и запустение. Каждый год жители моей капитании сдают в королевскую казну шестьдесят восемь арроб золота. Когда-то наша земля была очень богата золотом и драгоценными камнями. Но месторождения их стали постепенно истощаться. Если вы сейчас проедете по земле Минаса, то увидите, как владельцы шахт бросают участки, потому что заниматься разработкой золота и поисками алмазов стало очень невыгодно. Когда я уезжал из Бразилии, то закрытие шахт не сильно сказывалось на положении населения, потому чтовместо этих шахт их бывшие владельцы открывали фабрики. То тут, то там открывались эти новые фабрики, и казалось, что наша капитания переживает период подъема.
Как же поступили португальские власти? Всего лишь два года спустя после объявления деррамы, в первые дни 1785 года, в Рио-де-Жанейро поступил королевский приказ, по которому категорически запрещалось открывать новые фабрики, а те, которые к этому времени были построены, предписывалось разрушить и сровнять с землей. По этому королевскому указу приказывалось уничтожить всю промышленность нашей и остальных капитаний. Бразилии запрещалось производить свои собственные изделия и предписывалось потреблять только товары, поступающие из Португалии. Что же касается капитаний Минас, то по королевскому приказу этот район обязан был добывать только золото и драгоценные камни, ничего больше.
– Простите, Вендек, что такое деррама, о которой вы упомянули?
– Да, извините, пожалуйста. Деррама, видимо, выдумана в Португалии специально для нашей земли. Это насильственное взимание с населения долгов в королевскую казну за минувшие годы. Я вам говорил, что ежегодно наша капитания должна сдавать в королевскую казну шестьдесят восемь арроб золота. Но к 1783 году образовалась задолженность в триста восемьдесят четыре арробы. Для ликвидации этой задолженности объявили дерраму. Правда, она не принесла никаких результатов, потому что население физически было не в состоянии заплатить долги. Как может человек внести в королевскую казну золото, если его нет? О произволе португальских властей я бы мог рассказывать очень долго. Но, не смея задерживать ваше внимание и отнимать ваше драгоценное время, я ограничусь этими двумя примерами. Вы понимаете, что население Бразилии не в состоянии больше терпеть португальского гнета. Наша страна очень-очень богата, и если бы мы смогли завоевать независимость, то, безусловно, Бразилия стала бы одной из самых процветающих стран на континенте, а может быть, и во всем мире.
– Все это очень интересно, – заметил Джефферсон. – Ну, а какими же силами располагают люди, собирающиеся освобождать Бразилию от португальского владычества?
– Мы надеемся на благородную помощь Соединенных Штатов, – сказал Жозе Жоакин да Майя и посмотрел в глаза Джефферсону.
– Когда вы говорите «мы», кого вы имеете в виду? Большая ли у вас организация? Много ли вас?
– Мы – все население Бразилии. Если только мы будем знать, что нашу борьбу поддержит страна, добившаяся свободы, ваша страна, господин Джефферсон, то Португалия не сможет долго продержаться на нашем континенте, ни Португалия, ни Испания.
Джефферсон покачал головой.
– Я понимаю ваши чувства, молодой человек. Я думаю, что в ожидании блестящих перспектив, которые стоят перед вашей страной, многие люди придут на помощь Бразилии, когда там развернется борьба. Но ведь борьба в Бразилии еще не началась. И насколько я понял из ваших слов, у вас пока еще нет организации, которая могла бы начать эту борьбу. Кроме того, я лицо официальное и обещать вам что-либо от лица Соединенных Штатов не могу, тем не менее даю слово обо всем информировать свое правительство. Однако поймите и вы, наша страна, Соединенные Штаты, всего лишь несколько месяцев назад добилась подписания очень важного соглашения с Францией. Кроме того, мы не можем позволить себе роскошь ссориться сейчас официально с Португалией. Мы еще недостаточно сильны и только встаем на ноги. Поэтому, безусловно, не хотим, чтобы нас сшибли с ног на первых же самостоятельных шагах. – Джефферсон встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Жозе Жоакин да Майя поблагодарил Джефферсона за предоставленную возможность высказать свои мысли, пожал протянутую ему руку и вышел из резиденции американского консула. Когда он уже закрывал за собой калитку, то услышал голос Джефферсона:
– Желаю успеха, господин Вендек!
Заехав в Монпелье, Жозе Жоакин да Майя недолго задержался там и вскоре выехал в Лиссабон. Настроение у него было чрезвычайно подавленное. Он ожидал гораздо большего от встречи с Джефферсоном. В то же время молодой человек понимал положение официального американского представителя, для которого чрезвычайно важно было сохранить хорошие отношения с европейскими государствами, а не ссориться с ними из-за каких-то прожектов будущей бразильской революции, прожектов, существовавших пока еще только в богатом воображении экспансивного бразильского студента.
Когда Жозе Жоакин да Майя уезжал из Монпелье в Лиссабон, то рассказал о встрече, которая имела место с Джефферсоном, своему товарищу бразильцу Домингосу Видалу Барбозе, обучавшемуся в Коимбре, а теперь кончавшему курс медицинского факультета в Монпелье. Прибыв в Лиссабон, Жозе Жоакин да Майя стал ожидать корабль, отходящий в Бразилию. Так как денег у него было очень мало, то он остановился у своего друга Алвареса Масиела, студента, приехавшего в Лиссабон из Вила-Рики. Друзья подолгу беседовали, и в основном разговор шел о Бразилии, о ее будущем. Жозе Жоакин да Майя подробно рассказал Алваресу Масиелу о певеписке с Джефферсоном, о своих планах организации революционного восстания в Бразилии, о том, какой будет их страна после освобождения от португальского ига. Друзья дали клятву посвятить жизнь любимой родине, борьбе за ее свободу и независимость.
Алварес Масиел предполагал через два месяца, окончив курс в университете Коимбра, совершить поездку во Францию и Англию, а только потом вернуться в Бразилию. Друзья договорились о встрече в конце 1788 года в Вила-Рике, но этим планам не суждено было осуществиться. За несколько дней до отхода корабля в Бразилию Жозе Жоакин да Майя тяжело заболел и умер на португальской земпе. Однако перед смертью он успел написать письмо своим родным в Бразилию, рассказав о встрече с Джефферсоном.
Нужно сказать, что слух о контактах бразильского студента с американским консулом каким-то образом распространился по Лиссабону и вызвал настоящую панику в придворных кругах, потому что многие из португальской знати имели большие капиталы, вложенные в золотые и алмазные прииски Бразилии. За всеми бразильскими студентами немедленно установили тщательную слежку. Но к этому времени Алварес Масиел уже выехал во Францию, а затем – в Англию.
В августе 1788 года с английского корабля, бросившего якорь в Рио-де-Жанейро, сошел молодой человек, следом за которым матросы снесли на берег два тяжелых сундука. Это был Жозе Алварес Масиел, бразилец, закончивший курс естественных наук в университете Коимбра.
– Здравствуй, родная земля, – весело произнес Масиел, с любопытством оглядываясь вокруг.
Он не был на родине долгих шесть лет, но, казалось, Рио-де-Жанейро был точно таким же, каким он оставил его, направляясь к далеким берегам Европы. И вот Масиел вернулся домой. Неопытный юнец превратился во взрослого мужчину, одного из самых образованнейших людей своей страны, потому что в то время в Бразилии можно было буквально пересчитать по пальцам тех, кто имел не только высшее, но и столь разностороннее образование.
Прежде чем вернуться в родную Вила-Рику, Масиел решил провести несколько дней в Рио-де-Жанейро, желая повидаться со старыми друзьями. Он и не подозревал о встрече, которую готовила ему судьба, встрече, оказавшей решающее влияние на всю его дальнейшую жизнь. Хотя, впрочем, даже если Масиел и не стал бы останавливаться в Рио-де-Жанейро, а прямо направился в Вила-Рику, то и в этом случае, безусловно, пути Жозе Алвареса Масиела и Тирадентиса пересеклись бы. Оба они преследовали одну и ту же цель – добиться освобождения Бразилии от португальского ига.
5. ВСТРЕЧА С АЛВАРЕСОМ МАСИЕЛОМ
В первых числах мая 1788 года помощник губернатора Кунья де Менезес доложил его превосходительству, что прапорщик Жоакин Жозе да Силва Шавьер просит аудиенции.
– Это тот самый, – добавил помощник, – который при вашем предшественнике получил благодарственное письмо от ее величества.
– Просите, пусть войдет, – сказал губернатор. Переступив порог кабинета, Тирадентис представился по всей форме и, протянув Кунья де Менезес сложенный лист бумаги, произнес:
– Ваше превосходительство, разрешите передать вам мое прошение об отпуске, необходимом мне для поездки в Рио-Де-Жанейро.
– Что это тебя потянуло в столицу, дорогой прапорщик? – подозрительно спросил губернатор. – Может быть, ты недоволен службой здесь, в капитании, и снова хочешь вернуться в Рио? Если это так, то не понимаю тебя.
– Нет, господин губернатор, вы, может быть, помните, что я сам рвался обратно в Вила-Рику, и сейчас моя просьба продиктована другими соображениями. Я хочу подать прошение вице-королю.
– Вице-королю? – удивленно поднял брови губернатор. – Разве здесь мы не можем решить все вопросы, интересующие тебя? Зачем же обращаться к вице-королю?
– Речь идет о проекте, над которым я очень много думал, находясь в Рио-де-Жанейро, и он никоим образом не связан с Вила-Рикой. Я много размышлял над тем, почему в Рио-де-Жанейро так плохо с питьевой водой, и решил попробовать свои силы на инженерном поприще, представив проект строительства водопровода для жителей Рио.
– Ну-ну, – засмеялся Кунья де Менезес и покачал головой. – Ты, видимо, решил разбогатеть, потом бросить военную службу. Что ж, это твое личное дело. Воинские начальники всегда дают прекрасные характеристики прапорщику Жоакину Жозе да Силва Шавьеру. Поэтому и с моей стороны нет никаких возражений, и ты получишь отпуск на три месяца. – Губернатор бегло пробежал глазами прошение, подошел к столу и поставил внизу свою подпись: «Разрешаю прапорщику драгунского полка в Вила-Рике Жоакину Жозе да Силва Шавьеру отпуск на три месяца. Губернатор Луис де Кунья де Менезес». Передавая бумагу Тирадентису, губернатор предупредил: – Ты должен поставить в известность подполковника Франсиско да Паула Фрейре де Андраде о полученном от меня разрешении на отпуск.
Тирадентис поблагодарил и вышел из дворца.
В те дни губернатор Кунья де Менезес пребывал в чрезвычайно скверном расположении духа. Из Лиссабона до него дошли сведения, переданные верными друзьями. Друзья, имевшие очень большой вес при дворе, сообщали, что в результате дворцовых интриг, исходящих от недругов губернатора, уже принято решение прислать ему замену; новый губернатор должен прибыть в Вила-Рику не позднее середины этого года. Основной причиной недовольства двора явилось то обстоятельство, что капитания Минас задолжала огромные суммы королевской казне. В Лиссабоне считали, что губернатор, несмотря на все применяемые им жесткие, драконовские меры, был не в состоянии справиться с катастрофическим положением, сложившимся в подчиненной ему капитании. По циркулировавшим в придворных кругах слухам, на место Кунья де Менезес прочили виконта де Барбасену, человека ловкого, пронырливого, обладавшего иезуитским характером. В первый момент Кунья де Менезес, услышав о просьбе Тирадентиса предоставить отпуск для поездки в Рио, подумал, что, вероятно, прарщик отправляется в столицу, узнав каким-то образом о предстоящей смене губернатора. И может быть, желая выслужиться перед новым представителем власти, везет в Рио какой-нибудь донос на него, Кунья де Менезес. После ухода Тирадентиса Кунья де Менезес стал писать письмо в Лиссабон, в котором сообщал о проявленной им инициативе – посылке Тирадентиса в Рио-де-Шанейро с планом строительства водопровода. «Таким образом, наша августейшая повелительница, – заканчивал свое письмо Кунья де Менезес, – я, ваш верный вассал и покорный слуга, решил поддержать идею одного из ваших подданных, думая таким образом принести пользу и сделать доброе дело столице вице-королевства, что, безусловно, послужит на благо метрополии в первую очередь».
Запечатав письмо, Кунья де Менезес собирался уже было позвать помощника и приказать ему отправить письмо с ближайшей оказией, как вдруг, что-то вспомнив, подошел к стоявшему в глубине комнаты шкафу и вынул из него небольшой деревянный ларец. Вытряхнув содержимое, он стал перебирать рассыпавшиеся по столу бумаги.
«Ага, вот он», – пробормотал про себя Кунья де Меиезес, достав серый конверт с надорванными краями.
Вынув из него листок бумаги, Кунья де Менезес углубился в чтение. Это был текст доноса, сделанного несколько лет назад и имевшего непосредственное отношение к Тирадентису. «Ваше превосходительство, я, ваш покорный слуга н верный слуга ее величества королевы Марии Первой, хочу сообщить вам о разговоре, который произошел между мной и прапорщиком Жоакином Жозе да Силва Шавьером по прозвищу Тирадентис. Указанный прапорщик выражал недовольство существующими в капитании порядками и говорил о том, что скоро наступит пора, когда все приехавшие из Португалии должны будут вернуться обратно, а страной станут править только те, кто родился на земле Бразилии. Я считаю, что этот прапорщик очень опасный человек, который замыслил выступить против законных властей, о чем я считаю своим святым долгом и обязанностью доложить вашему превосходительству. Может быть, я не прав, но мне кажется абсолютно несовместимым пребывание на военной службе в звании прапорщика и высказывание подобных идей, подрывающих устои нашего общества. Я сам сержант по званию, происхожу из коренной португальской семьи, всегда, во все времена почитавший свою повелительницу королеву донну Марию Первую. Я считаю, что офицером португальской армии может быть только человек, родившийся на португальской земле, и поэтому, если ваше превосходительство примет меры для увольнения указанного прапорщика из армии, я посчитаю для себя честью, будучи назначен на эту должность, доказать, как должен выражать свою преданность португальской короне настоящий португальский офицер». Ниже шла неразборчивая подпись.
Луис да Кунья де Менезес вспомнил все обстоятельства, связанные с этим доносом. Какой-то сержант, добившись у него аудиенции, передал эту бумагу, но в то время Кунья де Менезес не обратил на нее никакого внимания, потому что доверял Тирадентису, поручая ему самые ответственные задания. Кунья де Менезес даже вспомнил свой ответ доносчику: «Здесь революцию могут делать только одни проститутки. Ты, наверное, сержант, когда разговаривал с прапорщиком Жоакином Жозе да Силва Шавьером, был пьян. Тирадентис не мог произносить эти слова, потому что сама королева прислала ему благодарность за службу. Ты хочешь просто занять его место. Если я увижу тебя снова здесь, в моем губернаторском дворце, то прикажу отхлестать плетьми и выгнать вон. Убирайся и считай, что дешево отделался».
Доносчик вернулся от губернатора ни с чем, а Кунья де Менезес забыл и думать об этой встрече. И вот сейчас, решив отослать письмо королеве, он вспомнил о старом доносе и стал колебаться: может быть, и не стоит отправлять депешу в Лиссабон. После некоторых раздумий Кунья де Менезес не пришел ни к какому окончательному решению и не нашел ничего лучшего, как спрятать донос обратно в ларец, а сверху положить запечатанный пакет с письмом в Лиссабон к королеве, решив повременить с его отправкой. Хорошей памятью губернатор никогда не отличался и, по всей вероятности, скоро забыл и о доносе и о письме в Лиссабон, потому что через несколько месяцев сам вынужден был оставить губернаторский дворец и вернуться в метрополию. Вот таким образом впоследствии историки, перебиравшие архивы различных губернаторов, натолкнулись в одном ларце на два любопытных документа: донос на Тирадентиса, адресованный губернатору, и письмо губернатора к королеве, прославлявшее того же Тирадентиса.
Между тем к концу месяца Тирадентис добрался до Рио-де-Жанейро. Как всегда, он сразу же направил свои стопы в пансион, который держала Перпетуа Минейра, симпатичная женщина, переселившаяся в Рио из Минаса. По всей вероятности, кто-то из ее предков был негром или по крайней мере мулатом, потому что Перпегуа Минейра обладала очень смуглой кожей, которая в сочетании с правильными чертами лица и пышными черными волосами делала ее очень привлекательной. К тому же Перпетуа Минейра слыла отличной хозяйкой и мастерицей готовить изумительные торты. Мы не можем с достоверностью сказать, что привлекало Тирадентиса в пансионе, любил он или нет кулинарные произведения Перпетуа Минейры, но, во всяком случае, останавливался в пансионе с большим удовольствием. Что же касается Перпетуа Минейры, то она не скрывала своего чувства к Тирадентису.
.
Уличные сценки в Рио колониальных времен. Цирюльники.
Подъехав к пансиону, Тирадентис сам ввел лошадь в конюшню. Служанка сказала, что хозяйка пошла к своей знакомой и будет только часа через три, и Тирадентис отправился погулять по городу, навестить друзей и расспросить их о всех последних новостях столицы вице-королевства.
Пансион находился недалеко от Ларго-до-Пасо – главной площади города. Только что прошел дождь, прибивший пыль на улицах, и они, умытые, казались чуть менее грязными, чем обычно. Недалеко от каштанов стояли человек двадцать рабов, продававших приготовленные их хозяевами прохладительные напитки и сладости. У стен собора сидели продавщицы цветов, перебрасывавшиеся шутками с неграми-цирюльниками и продавцами пиявок, которые тут же, на улице, стригли, брили и пускали кровь любому желающему, утверждая, что таким образом каждый человек может избавиться от всех болезней. Если у кого-нибудь болела голова, то ему приставляли пиявки, если болела печень – тоже пиявки. Пиявки прописывались при ревматизме и сердечных болезнях. Одним словом, это было универсальное средство от всех недугов. В воздухе стоял человеческий гомон: крики погонщиков, понукающих волов, запряженных в груженные фруктами и овощами повозки; зазывные возгласы цыганок-гадалок, предлагавших прохожим предсказать судьбу; монотонное пение рабов-носильщиков, сидевших под навесом и ожидавших того момента, когда кто-нибудь подойдет к их хозяину и возьмет их напрокат, в аренду для переноски каких-нибудь грузов. Везде валялась кожура от бананов, раздавленные манго, пожухлые листья ананасов и апельсинов. Все это не убиралось по нескольку дней, и резкий запах от гниющих остатков наполнял воздух.
Тирадентис прошел на набережную и, взглянув на песчаный пляж, улыбнулся: на всем протяжении его можно было увидеть; тюки и ящики с товарами, прибывшими из метрополии. В городе почти совершенно не было складских помещений, все хранилось на берегу под палящим солнцем, под дождем, портилось, приходило в негодность, но почему-то никому не приходила в голову простая мысль соорудить склады для разных грузов. Вот почему Тирадентис улыбнулся, когда посмотрел на пляж. Среди его проектов, которые он намеревался в ближайшие дни представить вице-королю, один касался сооружения торговых складов в Рио-де-Жанейро. От реализации проекта город получил бы большие выгоды, и какая-то толика от этих доходов перепала бы и Тирадентису.
Когда Тирадентис вернулся в пансион, его уже поджидала Перпетуа Минейра, на накрытом столе стояла большая миска с только что сваренной фасолью и вторая, поменьше, с большими кусками жареного мяса. Во время ужина Тирадентис успел рассказать усевшейся напротив него Перпетуа Минейре о своих планах.
– Слушай, Жоакин Жозе, зачем тебе нужно возиться с каким-то водопроводом, складами, мельницами? Брось все это и перебирайся в Рио. Станешь служить здесь в гвардии вице-короля, а я постараюсь почаще приходить к тебе в гости. Когда ты служил в столице, помнишь, какое славное было время, все оставались довольны, никто не жаловался.
Тирадентис засмеялся.
– Нет, дорогая Перпетуа, я добьюсь одобрения задуманных планов и тогда брошу военную службу. Если вице-король, а может быть, даже в самом Лиссабоне утвердят мои проекты, то я стану довольно богатым человеком и уже никто не посмеет отдавать мне приказания. А сейчас разве приятно, если каждый лейтенант или капитан вертит бедным прапорщиком Жоакнном Жозе да Силва Шавьером как им заблагорассудится. Мне, например, это совсем не по нутру. Это что касается моих личных дел. Кроме того, ты понимаешь, какие выгоды получит население города от реализации всех проектов. Ведь у тебя самой три раба ежедневно заняты тасканием воды для кухни, для стирки белья, для мытья посуды и для того, чтобы ты могла наводить свою красоту. А когда построят водопровод, сколько денег ты сможешь сэкономить. И так каждый житель Рио-де-Жанейро.
Перпетуа Минейра вздохнула.
– Тебя не переубедишь. Поступай так, как считаешь необходимым. Но только всегда помни о моем существовании и о моем доме, где тебя всегда ждут покой и ужин.
Пообещав никогда не забывать красивую владелицу пансиона, Тирадентис отправился в свою комнату, чтобы еще раз подумать над проектами.
Может быть, счастье улыбалось ему, но Тирадентис уже через несколько дней добился свидания с вице-королем Луисом де Васконселос де Соуза, которому и представил свои планы. Однако это свидание не вселило большой надежды в Тирадентиса. Вице-король принял его очень холодно и не обещал помочь Тирадентису в реализации проектов. Между прочим, два из них действительно имели большую ценность, в частности, тот, где речь шла о постройке водопровода. Тирадентис предлагал заключить воды рек Андараи и Маракана в трубы и подвести их к центру города. После осуществления подобного плана Рио-де-Жанейро имел бы в достаточном количестве питьевую воду. В районе Сауди Тирадентис предлагал построить товарные склады, о которых уже шла речь в нашем рассказе.
– Это тот самый, – добавил помощник, – который при вашем предшественнике получил благодарственное письмо от ее величества.
– Просите, пусть войдет, – сказал губернатор. Переступив порог кабинета, Тирадентис представился по всей форме и, протянув Кунья де Менезес сложенный лист бумаги, произнес:
– Ваше превосходительство, разрешите передать вам мое прошение об отпуске, необходимом мне для поездки в Рио-Де-Жанейро.
– Что это тебя потянуло в столицу, дорогой прапорщик? – подозрительно спросил губернатор. – Может быть, ты недоволен службой здесь, в капитании, и снова хочешь вернуться в Рио? Если это так, то не понимаю тебя.
– Нет, господин губернатор, вы, может быть, помните, что я сам рвался обратно в Вила-Рику, и сейчас моя просьба продиктована другими соображениями. Я хочу подать прошение вице-королю.
– Вице-королю? – удивленно поднял брови губернатор. – Разве здесь мы не можем решить все вопросы, интересующие тебя? Зачем же обращаться к вице-королю?
– Речь идет о проекте, над которым я очень много думал, находясь в Рио-де-Жанейро, и он никоим образом не связан с Вила-Рикой. Я много размышлял над тем, почему в Рио-де-Жанейро так плохо с питьевой водой, и решил попробовать свои силы на инженерном поприще, представив проект строительства водопровода для жителей Рио.
– Ну-ну, – засмеялся Кунья де Менезес и покачал головой. – Ты, видимо, решил разбогатеть, потом бросить военную службу. Что ж, это твое личное дело. Воинские начальники всегда дают прекрасные характеристики прапорщику Жоакину Жозе да Силва Шавьеру. Поэтому и с моей стороны нет никаких возражений, и ты получишь отпуск на три месяца. – Губернатор бегло пробежал глазами прошение, подошел к столу и поставил внизу свою подпись: «Разрешаю прапорщику драгунского полка в Вила-Рике Жоакину Жозе да Силва Шавьеру отпуск на три месяца. Губернатор Луис де Кунья де Менезес». Передавая бумагу Тирадентису, губернатор предупредил: – Ты должен поставить в известность подполковника Франсиско да Паула Фрейре де Андраде о полученном от меня разрешении на отпуск.
Тирадентис поблагодарил и вышел из дворца.
В те дни губернатор Кунья де Менезес пребывал в чрезвычайно скверном расположении духа. Из Лиссабона до него дошли сведения, переданные верными друзьями. Друзья, имевшие очень большой вес при дворе, сообщали, что в результате дворцовых интриг, исходящих от недругов губернатора, уже принято решение прислать ему замену; новый губернатор должен прибыть в Вила-Рику не позднее середины этого года. Основной причиной недовольства двора явилось то обстоятельство, что капитания Минас задолжала огромные суммы королевской казне. В Лиссабоне считали, что губернатор, несмотря на все применяемые им жесткие, драконовские меры, был не в состоянии справиться с катастрофическим положением, сложившимся в подчиненной ему капитании. По циркулировавшим в придворных кругах слухам, на место Кунья де Менезес прочили виконта де Барбасену, человека ловкого, пронырливого, обладавшего иезуитским характером. В первый момент Кунья де Менезес, услышав о просьбе Тирадентиса предоставить отпуск для поездки в Рио, подумал, что, вероятно, прарщик отправляется в столицу, узнав каким-то образом о предстоящей смене губернатора. И может быть, желая выслужиться перед новым представителем власти, везет в Рио какой-нибудь донос на него, Кунья де Менезес. После ухода Тирадентиса Кунья де Менезес стал писать письмо в Лиссабон, в котором сообщал о проявленной им инициативе – посылке Тирадентиса в Рио-де-Шанейро с планом строительства водопровода. «Таким образом, наша августейшая повелительница, – заканчивал свое письмо Кунья де Менезес, – я, ваш верный вассал и покорный слуга, решил поддержать идею одного из ваших подданных, думая таким образом принести пользу и сделать доброе дело столице вице-королевства, что, безусловно, послужит на благо метрополии в первую очередь».
Запечатав письмо, Кунья де Менезес собирался уже было позвать помощника и приказать ему отправить письмо с ближайшей оказией, как вдруг, что-то вспомнив, подошел к стоявшему в глубине комнаты шкафу и вынул из него небольшой деревянный ларец. Вытряхнув содержимое, он стал перебирать рассыпавшиеся по столу бумаги.
«Ага, вот он», – пробормотал про себя Кунья де Меиезес, достав серый конверт с надорванными краями.
Вынув из него листок бумаги, Кунья де Менезес углубился в чтение. Это был текст доноса, сделанного несколько лет назад и имевшего непосредственное отношение к Тирадентису. «Ваше превосходительство, я, ваш покорный слуга н верный слуга ее величества королевы Марии Первой, хочу сообщить вам о разговоре, который произошел между мной и прапорщиком Жоакином Жозе да Силва Шавьером по прозвищу Тирадентис. Указанный прапорщик выражал недовольство существующими в капитании порядками и говорил о том, что скоро наступит пора, когда все приехавшие из Португалии должны будут вернуться обратно, а страной станут править только те, кто родился на земле Бразилии. Я считаю, что этот прапорщик очень опасный человек, который замыслил выступить против законных властей, о чем я считаю своим святым долгом и обязанностью доложить вашему превосходительству. Может быть, я не прав, но мне кажется абсолютно несовместимым пребывание на военной службе в звании прапорщика и высказывание подобных идей, подрывающих устои нашего общества. Я сам сержант по званию, происхожу из коренной португальской семьи, всегда, во все времена почитавший свою повелительницу королеву донну Марию Первую. Я считаю, что офицером португальской армии может быть только человек, родившийся на португальской земле, и поэтому, если ваше превосходительство примет меры для увольнения указанного прапорщика из армии, я посчитаю для себя честью, будучи назначен на эту должность, доказать, как должен выражать свою преданность португальской короне настоящий португальский офицер». Ниже шла неразборчивая подпись.
Луис да Кунья де Менезес вспомнил все обстоятельства, связанные с этим доносом. Какой-то сержант, добившись у него аудиенции, передал эту бумагу, но в то время Кунья де Менезес не обратил на нее никакого внимания, потому что доверял Тирадентису, поручая ему самые ответственные задания. Кунья де Менезес даже вспомнил свой ответ доносчику: «Здесь революцию могут делать только одни проститутки. Ты, наверное, сержант, когда разговаривал с прапорщиком Жоакином Жозе да Силва Шавьером, был пьян. Тирадентис не мог произносить эти слова, потому что сама королева прислала ему благодарность за службу. Ты хочешь просто занять его место. Если я увижу тебя снова здесь, в моем губернаторском дворце, то прикажу отхлестать плетьми и выгнать вон. Убирайся и считай, что дешево отделался».
Доносчик вернулся от губернатора ни с чем, а Кунья де Менезес забыл и думать об этой встрече. И вот сейчас, решив отослать письмо королеве, он вспомнил о старом доносе и стал колебаться: может быть, и не стоит отправлять депешу в Лиссабон. После некоторых раздумий Кунья де Менезес не пришел ни к какому окончательному решению и не нашел ничего лучшего, как спрятать донос обратно в ларец, а сверху положить запечатанный пакет с письмом в Лиссабон к королеве, решив повременить с его отправкой. Хорошей памятью губернатор никогда не отличался и, по всей вероятности, скоро забыл и о доносе и о письме в Лиссабон, потому что через несколько месяцев сам вынужден был оставить губернаторский дворец и вернуться в метрополию. Вот таким образом впоследствии историки, перебиравшие архивы различных губернаторов, натолкнулись в одном ларце на два любопытных документа: донос на Тирадентиса, адресованный губернатору, и письмо губернатора к королеве, прославлявшее того же Тирадентиса.
Между тем к концу месяца Тирадентис добрался до Рио-де-Жанейро. Как всегда, он сразу же направил свои стопы в пансион, который держала Перпетуа Минейра, симпатичная женщина, переселившаяся в Рио из Минаса. По всей вероятности, кто-то из ее предков был негром или по крайней мере мулатом, потому что Перпегуа Минейра обладала очень смуглой кожей, которая в сочетании с правильными чертами лица и пышными черными волосами делала ее очень привлекательной. К тому же Перпетуа Минейра слыла отличной хозяйкой и мастерицей готовить изумительные торты. Мы не можем с достоверностью сказать, что привлекало Тирадентиса в пансионе, любил он или нет кулинарные произведения Перпетуа Минейры, но, во всяком случае, останавливался в пансионе с большим удовольствием. Что же касается Перпетуа Минейры, то она не скрывала своего чувства к Тирадентису.
.
Подъехав к пансиону, Тирадентис сам ввел лошадь в конюшню. Служанка сказала, что хозяйка пошла к своей знакомой и будет только часа через три, и Тирадентис отправился погулять по городу, навестить друзей и расспросить их о всех последних новостях столицы вице-королевства.
Пансион находился недалеко от Ларго-до-Пасо – главной площади города. Только что прошел дождь, прибивший пыль на улицах, и они, умытые, казались чуть менее грязными, чем обычно. Недалеко от каштанов стояли человек двадцать рабов, продававших приготовленные их хозяевами прохладительные напитки и сладости. У стен собора сидели продавщицы цветов, перебрасывавшиеся шутками с неграми-цирюльниками и продавцами пиявок, которые тут же, на улице, стригли, брили и пускали кровь любому желающему, утверждая, что таким образом каждый человек может избавиться от всех болезней. Если у кого-нибудь болела голова, то ему приставляли пиявки, если болела печень – тоже пиявки. Пиявки прописывались при ревматизме и сердечных болезнях. Одним словом, это было универсальное средство от всех недугов. В воздухе стоял человеческий гомон: крики погонщиков, понукающих волов, запряженных в груженные фруктами и овощами повозки; зазывные возгласы цыганок-гадалок, предлагавших прохожим предсказать судьбу; монотонное пение рабов-носильщиков, сидевших под навесом и ожидавших того момента, когда кто-нибудь подойдет к их хозяину и возьмет их напрокат, в аренду для переноски каких-нибудь грузов. Везде валялась кожура от бананов, раздавленные манго, пожухлые листья ананасов и апельсинов. Все это не убиралось по нескольку дней, и резкий запах от гниющих остатков наполнял воздух.
Тирадентис прошел на набережную и, взглянув на песчаный пляж, улыбнулся: на всем протяжении его можно было увидеть; тюки и ящики с товарами, прибывшими из метрополии. В городе почти совершенно не было складских помещений, все хранилось на берегу под палящим солнцем, под дождем, портилось, приходило в негодность, но почему-то никому не приходила в голову простая мысль соорудить склады для разных грузов. Вот почему Тирадентис улыбнулся, когда посмотрел на пляж. Среди его проектов, которые он намеревался в ближайшие дни представить вице-королю, один касался сооружения торговых складов в Рио-де-Жанейро. От реализации проекта город получил бы большие выгоды, и какая-то толика от этих доходов перепала бы и Тирадентису.
Когда Тирадентис вернулся в пансион, его уже поджидала Перпетуа Минейра, на накрытом столе стояла большая миска с только что сваренной фасолью и вторая, поменьше, с большими кусками жареного мяса. Во время ужина Тирадентис успел рассказать усевшейся напротив него Перпетуа Минейре о своих планах.
– Слушай, Жоакин Жозе, зачем тебе нужно возиться с каким-то водопроводом, складами, мельницами? Брось все это и перебирайся в Рио. Станешь служить здесь в гвардии вице-короля, а я постараюсь почаще приходить к тебе в гости. Когда ты служил в столице, помнишь, какое славное было время, все оставались довольны, никто не жаловался.
Тирадентис засмеялся.
– Нет, дорогая Перпетуа, я добьюсь одобрения задуманных планов и тогда брошу военную службу. Если вице-король, а может быть, даже в самом Лиссабоне утвердят мои проекты, то я стану довольно богатым человеком и уже никто не посмеет отдавать мне приказания. А сейчас разве приятно, если каждый лейтенант или капитан вертит бедным прапорщиком Жоакнном Жозе да Силва Шавьером как им заблагорассудится. Мне, например, это совсем не по нутру. Это что касается моих личных дел. Кроме того, ты понимаешь, какие выгоды получит население города от реализации всех проектов. Ведь у тебя самой три раба ежедневно заняты тасканием воды для кухни, для стирки белья, для мытья посуды и для того, чтобы ты могла наводить свою красоту. А когда построят водопровод, сколько денег ты сможешь сэкономить. И так каждый житель Рио-де-Жанейро.
Перпетуа Минейра вздохнула.
– Тебя не переубедишь. Поступай так, как считаешь необходимым. Но только всегда помни о моем существовании и о моем доме, где тебя всегда ждут покой и ужин.
Пообещав никогда не забывать красивую владелицу пансиона, Тирадентис отправился в свою комнату, чтобы еще раз подумать над проектами.
Может быть, счастье улыбалось ему, но Тирадентис уже через несколько дней добился свидания с вице-королем Луисом де Васконселос де Соуза, которому и представил свои планы. Однако это свидание не вселило большой надежды в Тирадентиса. Вице-король принял его очень холодно и не обещал помочь Тирадентису в реализации проектов. Между прочим, два из них действительно имели большую ценность, в частности, тот, где речь шла о постройке водопровода. Тирадентис предлагал заключить воды рек Андараи и Маракана в трубы и подвести их к центру города. После осуществления подобного плана Рио-де-Жанейро имел бы в достаточном количестве питьевую воду. В районе Сауди Тирадентис предлагал построить товарные склады, о которых уже шла речь в нашем рассказе.