Игорь Берег. Приказы не обсуждаются

   Вот и приходилось каждое утро настраивать себя на благодушный лад, чтобы не носить с собой чувство неполноценности, непринадлежности к окружающему миру.
   Пиво закончилось. Пора было возвращаться в отель, будить Наташку. Но какая-то мысль оставалась недодуманной, поэтому Евгений отставил банку, чтобы выбросить потом в урну, и закурил. Какая мысль? Кажется, что-то в его воспоминаниях о Страсбурге… Так, музей, «Маленькая Франция», собор… Да, именно собор! Вернее, не само грандиозное здание, а то, что произошло внутри. Какой-то хор репетировал Моцарта. Акустика была превосходной, и голоса артистов звучали потрясающе. Даже Евгений, практически равнодушный к классической музыке, заслушался. Наташка же стояла почти не дыша, стиснув от восторга кулачки. И в этот момент Миронова толкнули в плечо. Он бы не обратил внимания, народа перед сценой было много, туристы, слушая музыку, буквально дышали друг другу в затылок. Но мужской голос над ухом произнес по-русски: «Простите!» и Евгений непроизвольно оглянулся. Однако разглядеть толкнувшего и извинившегося не успел, тот быстро пробирался назад, ввинчиваясь в толпу. Мелькнул коротко стриженый затылок над воротником грубой осенней куртки, похожей на морской бушлат, и пропал. А у Миронова осталось впечатление, что совсем недавно он уже видел и такую куртку, и такой затылок. Более того, и голос был ему знаком! Правда, кому он принадлежал, не вспомнилось. Евгений все вытягивал шею, пытаясь разглядеть таинственного незнакомца, но тут Наташка ткнула его локтем в бок и шепнула: «Ну что ты вертишься?! Не мешай слушать!», и он послушно забыл о толкнувшем его человеке.
   Ну и почему сейчас этот эпизод вспомнился? Почему случайное столкновение с соотечественником засело у него в памяти, словно заноза? Мало ли русских сейчас за рубежом! Особенно летом. Границы не то чтобы совсем открыты, но если захотеть, если очень захотеть, то можно поехать куда угодно, в любую точку земного шара. И здесь, во Франции, русских сейчас тоже навалом! Они с Наташкой своими ушами слышали в том же Страсбурге, как молодая женщина громко спросила: «Ну, дети, кто будет синее мороженое?» Их почему-то очень развеселил вопрос. Надо же, даже с детьми путешествуют! А наш обормот не захотел ехать. Хотя что ему сейчас синее мороженое? Он, пожалуй, и от пива уже не откажется…
   Но все таки что было в том незнакомце такого, что могло запомниться? Разве что куртка не по сезону. Все в легких цветных рубашечках, а он в матросском бушлате! Так, толстая куртка… Где он последний раз видел что-то подобное? Стоп, стоп! В тамбуре вагона, когда поезд только отправился из Москвы! Правильно! Тот очумелый, который сначала вошел в тамбур, а потом едва ли не убежал из него. Евгений не смог тогда разглядеть его, да и не старался. Так, отражение в темном стекле. Но ведь похоже, похоже… Вот голоса тогда он не услышал, сейчас мог бы сравнить. И все же раньше эти чуть хрипловатые нотки были ему знакомы. Откуда?
   С тех пор, как Миронов демобилизовался из армии, прошло уже порядочно лет. Но навыки и знания, полученные во время службы в СОБ, Службе общей безопасности, не выветрились до конца. Он все еще многое умел и на многое был способен. Вот только в мирной жизни его способности были не нужны. Разве что умение разбираться в людях и просчитывать любого человека в самое короткое время. В бизнесе это немаловажно, иначе в два счета обманут, кинут, да еще и с удовольствием это сделают. И в какой-то мере умение просчитывать, быстро понять, что от человека можно ожидать подлости, хитрости или: наоборот, – желания честно сотрудничать, помогало Евгению не только держаться на плаву, но и развивать свое дело, расширять его. Он не разорился, как многие и многие, начинавшие в одно время с ним, сумел вовремя понять, что компаньон, которому он доверял, готовится предать его, и упредил удар. Миронов старался работать, насколько это возможно, честно, и честность, как ни странно, себя оправдывала.
   Иногда Евгений вспоминал о прошлом, о том времени, когда путешествовал по всему миру и выполнял сложные и секретные поручения. Но в этих путешествиях он почти никогда не был один. С ним были друзья, соратники, на которых он всегда мог положиться, знал, что его спина прикрыта, и точно так же прикрывал спины других. В нынешней жизни ему приходилось сражаться в одиночку, и спину ему прикрывали только Наташка и сын. Ну что же, Миронов привык к этому положению и уже не находил его странным.
   Навыки, которыми он пользовался во время секретных операций, никуда не исчезли, просто ушли из актива в пассив, дожидаясь своего времени, когда понадобятся. Это как с иностранным языком. Если ты его знаешь, но не используешь, потому что нет нужды, то, попав в страну, где говорят на этом языке, буквально через пару дней начнешь вспоминать все, что знал. И через короткое время заговоришь как миленький, никуда не денешься.
   Вот и теперь, едва вспомнив о случае в страсбургском соборе, Миронов немедленно припомнил, где мог видеть человека, похожего на того, кто толкнул его и, извинившись, скрылся в толпе. Евгений не сомневался, что, подумав, он сможет вспомнить, где и когда слышал хрипловатый голос незнакомца. Нужно только дать памяти немного времени, не понуждать ее, пусть работает автономно. Он знал за собой такую особенность.
   С другой стороны, может быть, стоило насторожиться из-за самого факта появления незнакомца? Двойного появления. Хорошо, пусть они ехали в одном поезде. Но как тот оказался в Страсбурге, именно в соборе и именно в тот момент, когда туда зашел Миронов? Это тоже случайность? Что-то не верится.
   А раз это не случайность, то кем может быть человек в бушлате и что ему нужно? Просто следит за Мироновым? С какой целью?
   Никаких особенных грехов Евгений за собой не помнил. С конкурентами у него было мирное соглашение, которое обеими сторонами пока не нарушалось. Государственных тайн он не знал и с иностранными разведками не контактировал. Чужих жен не соблазнял, торговлей наркотиками или оружием не баловался. Вел спокойную, размеренную жизнь. Насколько это удавалось, конечно, в наше суматошное время. Так отчего же тогда слежка?
   Или он все себе напридумывал? Вероятность столкновения со случайным попутчиком, даже не по купе или вагону – по поезду далеко от Москвы или Берлина, – хотя и была исчезающее мала, но все же существовала. Что за дела, в самом деле, кому это приспичило выслеживать его по германиям и франциям?! Кому он нужен, кроме жены и сына? Старикам-родителям разве что… Вот и нечего голову по пустякам ломать. Если что взаправду происходит вокруг него – со временем выяснится. А пока… Вон, денек какой хороший! Франция вокруг, в номере любимая жена спит, в пакете еще банка пива. Зачем о глупостях думать?
   И, успокоив себя таким образом, Евгений поднялся с лавочки, аккуратно отправил в мусорник пустую тару и пошел в отель, будить Наташку. «Вы свою жену будите по утрам?» «Конечно, буду!»

Глава 3

   «Отель де ла Тур», то есть «Отель башни», был небольшим, но очень уютным. Снаружи это было трехэтажное, с мезонином и цветочными ящиками под каждым окном здание постройки примерно середины девятнадцатого века, никак не позже. А внутри – все вполне современно: лифт, удобства, небольшой ресторан. В номерах остался старинный колорит: потолок подпирали деревянные рассохшиеся балки, почерневшие то ли от времени, то ли специально так обработанные. Телевизор Мироновы не стали включать уже на третий день. Здесь принимались станции трех стран: Франции, Германии и находящейся неподалеку Швейцарии. И если отечественное телевидение порой раздражало обилием рекламы и тупостью передач, западное вообще было «жвачкой для мозгов». Рассчитывалось оно, вероятно, на откровенных идиотов. Евгений напрасно щелкал кнопками пульта в надежде найти хоть что-нибудь интересное. Бесконечные ток-шоу, конкурсы на сообразительность, да французские и немецкие глупые фильмы о семейных неурядицах. В отличие от российского телевидения, где американские фильмы крутили с утра и до вечера почти по всем каналам, не исключая и «Культуру», здесь ковбои и бандиты на экране почти не появлялись. Очевидно, таким образом боролись с голливудской экспансией и экранным насилием. Но то, что заменяло «Полицейского из Беверли-Хиллз» и «Молодые ружья», явно не дотягивало до американского качества.
   Не раздражал лишь один канал, который передавал прямое изображение с многочисленных курортов в Альпах и рассказывал о погоде там.
   Евгений не упустил возможности доставить себе удовольствие и в очередной раз прокатился на лифте. Нравился он ему! А вот чем – непонятно. Ну, аккуратный, чистый, практически бесшумный. Что в этом такого особенного? В России этого добра хватает с избытком. Совершенно необъяснимая приязнь.
   Наташка уже не спала, но вылезать из-под одеяла не спешила. Когда Евгений вошел на цыпочках, она повернула голову, глянула на мужа и спросила:
   – Ну что, с добычей?
   – Как обычно! – Евгений гордо потряс пакетом.
   – А пива мне оставил?
   – Конечно!
   Жена села на постели, накинув одеяло на плечи, требовательно протянула руку.
   – Давай!
   Евгений, хотя и перекусил предварительно, все же присоединился к супруге и даже приложился ненадолго к банке, запивая колбаску.
   Наташка хихикнула:
   – Мы с тобой совсем как алкаши – пиво с утра хлещем!
   Муж пожал плечами.
   – Кто же виноват, если я по-французски объяснить не могу, что с утра тебе требуются круассаны и кофе? Ты бы хоть на бумажке мне написала, как это сказать. Русскими буквами.
   – Да ну их, эти круассаны! – супруга с хрустом переломила булку. – Ты посмотри, какой здесь хлеб! Вроде и свежий, а корочка чуть не в палец толщиной! И кофе они отвратительно готовят. Лучше уж пиво.
   Евгений подошел к окну, выходившему во двор гостиницы, закурил.
   – Какие у нас планы на сегодня?
   Наташка, доев «первый завтрак», наконец вылезла из постели, направилась в душ.
   – Шнайдеры говорили, что в Кольмар поедем.
   – И что там интересного?
   – Ну как же! Это родина Бартольди!
   – Что за зверь такой?
   Супруга презрительно сощурилась.
   – Темнота! Бартольди – скульптор, который создал статую Свободы. Если помнишь, ее еще Франция Америке подарила.
   – Что, та самая, в Нью-Йорке? – поразился Евгений.
   – Ага. В Кольмаре еще ее уменьшенная копия стоит.
   – Забавно, надо будет глянуть. Вроде как в Штатах побываем.
   – И еще там бывший монастырь доминиканцев. В нем сейчас музей, называется Унтерлинден, в котором есть Изенгеймский алтарь шестнадцатого века. В общем, есть что посмотреть.
   – Что-то я начинаю уставать от всей этой культурной программы, – вздохнул Евгений. – Нет, это, конечно, здорово, – тут же поспешил исправиться он, заметив грозно взметнувшиеся брови жены. – Но чего-то не хватает…
   – Знаю я, чего тебе не хватает! Целыми днями сидел бы в какой-нибудь кафешке и пиво дул! Повышай свой культурный уровень, деревня необразованная!
   – Чего это я деревня, да еще и необразованная?! – картинно возмутился Евгений. – Во-первых, из Ставрополя родом, а не из какой-нибудь Татарки, а во-вторых, образование у меня имеется вполне приличное.
   Он совсем не обиделся на слова жены. Подобные перепалки у них происходили довольно часто, но в них никто никого оскорбить не хотел. Ну что поделаешь, если у Наташки образование гуманитарное, а у него военное? И не был он таким уж необразованным. Хотя, конечно, не знал, где родился скульптор Бартольди. Подозревая, что и Наташка до вчерашнего дня этого не знала, тем не менее благоразумно уточнять не стал.
   Через полчаса в дверь постучали. Немцы звали на завтрак. Теперь, после колбасок, эту процедуру можно было пережить спокойно.
   Кольмар и впрямь оказался очень симпатичным городком. Статуя Свободы стояла на въезде и была совершенно зеленой. Они поглазели на даму с факелом, младшую сестру американской, даже сфотографировались рядом с ней. Немцы привычно морщили носы. Им это казалось вульгарным. Но Мироновы решили не обращать на них внимания.
   Потом поехали к доминиканскому монастырю, то есть теперь музею.
   Вот тут Евгению показалось, что они попали в кинофильм про мушкетеров. Как раз в тот эпизод, где Д’Артаньян с друзьями примчался спасать Констанцию Бонасье. Правда, там, кажется, был монастырь не доминиканцев, а кармелиток… Ну да не важно, главное, архитектура была практически такой же. Дворик, окруженный галереей с колоннами, узкие лестницы, большие светлые залы и темные кельи. Средневековая романтика.
   Романтики тут хватало. Рыцарские доспехи в музейных витринах, старинные гобелены на стенах, какие-то древние чайники и кастрюли, непременная давильня – доминиканские монахи не чурались виноделия.
   Изенгеймский алтарь был грандиозен. Целиком его грандиозность можно было понять только издалека, с галереи. Но подробностей оттуда разглядеть не представлялось возможным, и Евгению с супругой пришлось спуститься в зал.
   И тут, среди толпы туристов, бродивших с раскрытыми ртами и непрерывно щелкающих фотоаппаратами, Евгений потерял Наташку из виду. Но не обеспокоился, чуть далее маршрут осмотра музея должен был вновь свести их вместе.
   Не свел. Примерно с полчаса Евгений дожидался супругу в одном из залов, который она никак не могла миновать, и все больше и больше нервничал. Казалось бы, с чего? Ну, увлеклась дама стариной, бродит где-то, набираясь впечатлений. Что может случиться с человеком в тихом, почти сонном французском городке? Тут наверняка даже сумочки не выхватывают у зазевавшихся туристок лихие парни на мотороллерах, как принято в Италии.
   Он успокаивал себя этой и подобными мыслями, но беспокойство не проходило. Появились Шнайдеры. Карл, высокий, худощавый, с седеющей трехдневной щетиной, одетый во все белое, донельзя элегантное, и Анна, небольшого роста, тоже в белом. Почему-то чета немцев предпочитала именно этот цвет. Хотя им шло.
   Евгений поделился своими тревогами. Как и следовало ожидать, немцы только рассмеялись.
   – Еужен, успокойтесь. Ничего с Наташей не случится. Здесь даже заблудиться невозможно!
   Евгений и сам понимал, что нервничает на пустом месте, и все же ничего не мог с собой поделать.
   – Ну, хорошо, – сказал Карл. – Давайте разойдемся в разные стороны и поищем Наташу. Встретимся здесь, в этом зале, через полчаса.
   В течение условленного времени Миронов добросовестно оббегал все доступные посетителям залы и переходы монастыря, заглянул в несколько служебных помещений с ведрами и швабрами для уборщиков, подергал старинные медные ручки запертых дверей. Наташки не было.
   Не заглянул только в дамский туалет. Но там, как выяснилось, побывала Анна. Бесполезно. Среди бела дня жена испарилась, как легкое облачко в голубом летнем небе.
   Евгений почувствовал, что его охватывает вульгарная паника, и приказал себе не раскисать и сосредоточиться. Куда могла деться современная самостоятельная женщина с очень решительным характером? По доброй воле этого она сделать никак не могла, попросту не было причины. Тогда что же? Похищена? Кем? Для чего?
   Кое-что все-таки разъяснилось. Худшие предположения Евгения оправдались. Карл, вполголоса сказав что-то Анне, отвел Евгения в сторону.
   – Еужен, у меня для вас плохие новости…
   – Какие?! Ну, говорите, Карл, говорите!
   – Пять минут назад ко мне подошел незнакомый мужчина, сказал, чтобы мы немедленно возвращались в отель. И передал вот эту записку. Для вас.
   Евгений нетерпеливо подрагивающими пальцами развернул сложенный вчетверо листок. Крупными буквами, уверенным, ровным почерком там было написано:
   «Г-н Миронов! Ваша супруга у нас. С ней все в порядке. Возвращайтесь в Рибевиль и ждите звонка в своем номере. Вам все объяснят. Не надо обращаться в полицию. Это не поможет».
   Евгений посмотрел на немца с недоумением и некоторой растерянностью. Протянул ему записку.
   – Это что, у вас так шутят? Что за бред?
   Карл прочел, повертел листочек в пальцах. Лицо его оставалось бесстрастным.
   – Боюсь, что это не шутки, Еужен. Мне кажется, все очень и очень серьезно.
   – И что теперь мне делать?
   – Наверное, стоит выполнить требования похитителей, то есть вернуться в отель. И насчет полиции они правы. Французская полиция, насколько мне известно, только в фильмах решительная и эффективная. На деле все не так.
   – Что, – возмутился Миронов, – вот так все бросить и спокойно ехать в Рибевиль, дожидаться звонка? Нет никакой возможности организовать поиск здесь и немедленно?
   – Я такой возможности не вижу, – медленно, словно раздумывая, сказал Шнайдер. – Более того, если это серьезные люди, мы не только не спасем Наташу, но можем ей навредить.
   – Каким это образом? Убьют ее, что ли?
   – Могут и убить, – кивнул Карл. – Мы же не знаем, кто ее похитил! А вдруг это какие-нибудь ваши соотечественники из русской мафии? Они ведь не церемонятся с заложниками, насколько мне известно. Видите, записка написана по-русски…
   Действительно, походило на то, что послание пришло от соотечественника. Или соотечественников. Записку явно отправил не иностранец, поскольку составлена она было грамотно, без ошибок.
   – На кой черт Наташка нужна мафии, да еще и русской?! Были бы мы семейством миллионеров!.. Выкуп там, требования…
   – Еужен, не надо сейчас нервничать, – мягко сказал немец. – Давайте и впрямь вернемся в отель, подождем звонка. Когда они свои требования выдвинут, будем действовать исходя из обстоятельств. К чему заранее мотать нервы и размахивать кулаками?
   Евгений вынужден был признать, что Карл прав и в полицию обращаться смысла не имело. Они с женой были иностранцами в этой стране, пусть европейской и донельзя цивилизованной. Да, это не какие-нибудь Ирак или Египет. Но к иностранцам здесь относятся так же, как и в странах «нецивилизованных». С предубеждением и подозрением. К русским – тем более. Мифы о русской мафии успели основательно поселиться в сознании европейского (и американского) обывателя, и на всех россиян они смотрят как на потенциальных бандитов и убийц. Достаточно вспомнить недавний процесс получения виз!
   Ну, придет он в полицейский участок, заявит: «Мою жену похитили неизвестные!» Как отреагируют местные ажаны? Несомненно, заявление примут к сведению, зарегистрируют. Даже, может быть, станут искать пропавшую русскую женщину. Но как станут искать? И с каким энтузиазмом?! Наверняка ведь будут думать: «Опять эти дикие русские что-то не поделили на французской земле! Теперь жен друг у друга крадут. Пусть уж сами разбираются!»
   Так что да, нужно ехать в Рибевиль, дожидаться звонка похитителей.
   И они поехали. По дороге молчали и Шнайдеры, и Миронов. Глупо было бы сейчас строить какие-то предположения о причинах похищения Наташи и о самих похитителях. Тем не менее Евгений прикидывал возможные варианты. И не находил разумного объяснения. Ведь только сегодня утром он размышлял по поводу возможной слежки и решил, что ему показалось. А теперь получается что?.. Не показалось, и слежка все-таки была, закончившись похищением жены? Дикость какая-то!
   Случись подобное в России, он бы не особенно удивился и сейчас поднимал бы в ружье, пускал по следу и ставил на уши всех и вся. Безо всякого сомнения! Но что делать тут, вдали от дома? Кого поднимать, пускать и ставить? Единственный, кто может хоть в чем-то помочь – Карл. Да и то… Станет ли добропорядочный немецкий бизнесмен, даже питающий к нему самые дружеские чувства, влезать в какую-то темную историю, которая того и гляди может испачкать его незапятнанную деловую репутацию?
   Словно прочитав его мысли, Карл оторвал одну руку от руля, несильно сжал локоть сидевшего рядом Евгения.
   – Еужен, я хочу, чтобы вы знали: мы с вами и сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам.
   Миронов слабо улыбнулся.
   – Я ценю, Карл. Давайте надеяться на то, что ваша помощь просто не понадобится и это недоразумение вскоре разрешится!
   – Разумеется, разумеется, – покивал немец в ответ. – Нужно надеяться на лучшее…
   – Но готовиться к худшему! – подхватил Евгений. – Скажите, Карл, у вас здесь можно достать какое-нибудь оружие?
   – Огнестрельное? – уточнил Шнайдер. – Ну, если постараться… Правда, мы не в Эрфурте… Считаете, что оно может пригодиться?
   – Не знаю, – честно признался Евгений. – Я так, на всякий случай спросил. Если ваше предположение верно и тут замешана так называемая «русская мафия», то действительно все возможно. А что вы об этой мафии знаете?
   – Не много. Я ведь не полицейский и даже не журналист криминальной хроники. Так, кое-что слышал, читал. Как и о турецкой, и о сербской мафиях.
   – Есть и такие? – подивился Миронов.
   – А еще китайская, албанская, еще какие-то…
   – Да у вас тут заповедник какой-то для бандитов! С виду такая благополучная страна.
   – Она и есть благополучная, – поджал губы немец. – Но вот эмигранты…
   – Так зачем же пускаете?
   – Общие принципы гуманности заставляют.
   – А еще дешевая рабочая сила нужна, – с ехидцей добавил Евгений. Похоже, он приходил в себя и почти готов был к действиям.
   – Ну, и это тоже, – нехотя признался немец.
   – Что же вы хотите? Естественно, бандиты будут приезжать.
   – То-то и оно… – вздохнул Карл. – На границе они все – добропорядочные граждане. Здесь же – самые настоящие головорезы.
   – Это еще вас как следует китайская волна не захлестнула. Но скоро и китайцев здесь будет невпроворот, помяните мое слово. Русские ангелами покажутся.
   – Мы уже догадываемся. Но ничего поделать против этого не можем.
   – Думается мне, что никакая мафия в нашем случае не участвовала, – решительно сказал Евгений. – Это что-то другое.
   – Почему вы так решили?
   – Мафии нужны деньги, так? Крупный выкуп. Но еще раз повторяю: я не миллионер. По крайней мере, не валютный. По мафиозным масштабам – мелкая сошка. Если, конечно, тут серьезная организация действует, не какие-нибудь отморозки.
   – А если именно отморозки? – не сдался Шнайдер.
   – Если отморозки… Тогда придется действовать нетрадиционными методами!
   – То есть?
   – Самостоятельно, безо всякой полиции!
   Немец воззрился на Миронова, чуть руль не бросил. Ну, конечно, откуда ему было знать о боевом прошлом Евгения?
   – Вы что, как в американском боевике, собираетесь в одиночку разыскать этих бандитов?
   – А почему нет? Если все так плохо сложится, что мне останется делать? Да еще если с оружием поможете.
   Карл выглядел потрясенным.
   – Надеюсь, вы не устроите пальбы где-нибудь в центре Рибевиля или даже в Страсбурге?
   Евгений криво усмехнулся.
   – Очень хотелось бы верить, что до пальбы не дойдет. Ну, а случится… На войне, как на войне!
   Сейчас ему было все равно, что подумает этот благополучный немчик о своем деловом партнере. Кто-то замахнулся на самое дорогое, что было у него в жизни – на семью. И тут уж плевать на чужое мнение.
   – Но что это мы развоевались, Карл? Ничего ведь не известно еще! Рано планы строить и оружием запасаться! Дождемся звонка, все узнаем, там и решим, как действовать!
   Но на Шнайдера его слова успокаивающе не подействовали. Похоже, он уже жалел, что пообещал свою помощь этому сумасшедшему русскому. Ничего, если дело дойдет до боевых действий, никто немца в них втягивать не будет. Сами разберемся!
   Тем временем они добрались до Рибевиля. Покрутились по узким улочкам и поставили машину на стоянку отеля. Шнайдеры предложили пообедать, но Евгений понимал, что сейчас кусок, даже самый вкусный, не полезет ему в горло, поэтому отказался, сказав, что будет у себя в номере. Немцы отнеслись с пониманием.
   Миронов прошелся по номеру, покосился на телефонный аппарат, присел у окна, закурил. Окна номера выходили, к сожалению, не на площадь, а во двор. Крутые крыши отеля и здесь загадили аисты. Кроме того, они просто утыканы были тарелками спутникового телевидения. Зачем столько, если по ящику все равно ничего путного не показывают?
   Он заканчивал уже третью сигарету, когда телефон наконец мелодично забренчал. Стараясь не делать резких движений, Евгений глубоко вздохнул и снял трубку.
   – Я слушаю.
   – Господин Миронов? – голос в трубке был мужским, принадлежавшим несомненно русскому. Говорил этот человек спокойно, безо всяких эмоций.
   – Это я.
   – Очень рад, что вы послушались наших рекомендаций и не бросились в полицию. Впрочем, вы, наверное, понимаете, что обращение туда не принесло бы вам никакого результата. Положительного, я имею в виду.
   – Что вы хотите?
   – Ну, Евгений Викторович, о таком по телефону не говорят. Тем более в чужой стране.
   – Давайте встретимся!
   – Конечно, встретимся, непременно! Но не сейчас, чуть позже.
   – Что с моей женой?!
   – Успокойтесь, с ней все в порядке! Она в полном здравии!
   – Дайте ей трубку! – потребовал Евгений.
   – С превеликим удовольствием, – согласился незнакомец. – Минуты вам хватит?
   В трубке несколько секунд слышалось какое-то потрескивание, потом спокойный голос Наташки произнес: