Страница:
– А что это за книга красивая? «Старинные сады и парки». Неужели вы это читаете?
– Мы собираем старинные книги. Вот издание стихов Анны Ахматовой 1921 года выпуска, вот Лесков 1920 года выпуска. Я недавно перечитала его рассказы и получила огромное удовольствие. Совсем другое ощущение. А еще я собираю старинные балетные открытки. Смотрите: вот Карсавина, Павлова, Нижинский…
Запись того разговора в московской квартире Нины увидела свет. Говорили мы с Ниной о многом: обсуждали планы в Большом театре, поездку в Японию, где должно было состояться празднование 20-летия ее балетной карьеры. Тогда в главном театре страны в очередной раз кто-то менялся – то ли директор, то ли художественный руководитель. В результате были отменены почти все спектакли Нины. И вопрос об уходе из Большого казался вполне уместным.
С тех пор мы долго не виделись. Мало того, признаюсь честно, не думал, что судьба вновь сведет с Ананиашвили. Тем более что по прошествии лет Нина оставила Большой театр и вернулась в родной Тбилиси. Возглавила Тбилисский театр оперы и балета.
За прошедшие годы в жизни Ананиашвили произошли почти революционные изменения.
– Нина, раньше мы встречались в Москве, теперь – в Тбилиси. Мы с вами разговариваем в кабинете художественного руководителя Государственного театра оперы и балета Грузии.
– (Улыбается.) Да, в моем маленьком кабинетике.
– Довольно неожиданный поворот судьбы.
– Я и сама не ожидала этого. Мы на днях с мужем обсуждали, насколько неожиданным оказалось наше возвращение в Грузию. У меня был Большой театр, распланированные по всему миру гастроли. И вдруг такое развитие событий!
– А как все произошло? У вас зазвонил телефон?
– Да, мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться президент Грузии. Я ответила, что буду в Тбилиси летом. И когда приехала, мы встретились. Президент спросил, что нужно сделать для того, чтобы я вернулась в Грузию и возглавила театр. Во время разговора стало понятно, что он в курсе того, что происходит в моей жизни, где и какие партии я танцую. «Вы нам очень нужны, – сказал господин Саакашвили. – Я очень хочу поднять театр». Для меня такое предложение было неожиданным. Я ведь никогда не руководила. Да, вывозила труппу на гастроли, но при этом все равно оставалась просто балериной.
– А теперь и хозяйством приходится заниматься?
– Нет-нет, на мне только творческая жизнь театра. Предложение президента было сделано так, что я просто не могла отказаться и сказать: «Вы пока наладьте здесь все, а я потанцую и приеду на все готовенькое». Я поняла, что если откажусь в тот момент, когда нужна своему народу, то мне потом будет совестно всю свою жизнь.
– И вы согласились?
– Да, решила попробовать приложить все свои силы, знания и связи для того, чтобы театр вновь встал на ноги. Сама определила себе срок – три года. Если получится что-то сделать – останусь на посту художественного руководителя. Нет – вернусь к профессии балерины.
– Судя по количеству премьер – пять наименований в год – и аншлагам в зрительном зале, вы со своей задачей справились.
– Я ничего не смогла бы сделать, если бы не помощь президента. Говорю это не потому, что обязана упомянуть имя Саакашвили. Его помощь театру действительно неоценима. Я ведь могла себе позволить жить в любой стране мира. Но я в Тбилиси, и все это благодаря ему. У меня есть деньги на зарплату артистам и средства на постановки, без которых я бы никого не могла пригласить. Конечно, благодаря дружеским связям удается привозить в Тбилиси талантливых хореографов и танцовщиков, но ведь только на личных знакомствах далеко не уедешь.
– Вы, когда возглавили театр, сами танцевать перестали?
– Да, и сегодня понимаю, что поступила правильно. Все свои силы направила на организационную работу. Первый год было очень тяжело! Потому что мы сразу же взяли очень высокую планку. Когда мне говорили, что что-то невозможно, я отвечала, что для меня такого слова не существует. Пусть это будет стоить в десять раз дороже – мы заплатим, но сделаем именно тот костюм или ту декорацию, которые нам нужны. Я отказалась от всех компромиссов. Предпочитаю все делать или идеально, или не делать вовсе.
И посмотрите сегодня на нашу труппу. Если бы вы их видели три года назад, то сегодня бы не узнали. Они так танцуют балеты Баланчина, что сами американцы удивляются. Мы ориентируемся на стандарт Большого театра, которому рукоплескал весь мир. Даем пять премьер в сезон – никто не верил, что это возможно, а мы сделали это! Когда ставили «Ромео и Джульетту» Леонида Лавровского и решили показать полную версию, без купюр, то многие засомневались – мол, вы не найдете столько артистов. А мы нашли! Да, у нас в балетных спектаклях участвуют артисты из драматических театров, но делают это с интересом, и у них все получается. В балете «Ромео и Джульетта» вообще парень, который работает в охране театра, выходит.
– Кто-кто, простите?
– Я обратила внимание на молодого парня, который стоял на служебном входе в театр, – молодой, красивый, голубоглазый. И предложила ему принять участие в балете. Все вокруг смеялись, а мне без разницы, если человек способный. У него подходящая фактура, хороший слух, почему бы и нет?
– Кстати, Нина, поздравляю с премьерой. Балет «Лауренсия» наверняка станет одним из украшений репертуара вашего театра. Вдвойне приятно, что костюмы для него сделал наш замечательный театральный художник Александр Васильев.
– Да, мы с Сашей знакомы уже давно. Первая встреча была в Португалии, когда он делал костюмы для балета «Дон Кихот». Тогда у меня и мыслей не было, что я стану руководить театром и смогу пригласить его в Тбилиси работать над костюмами. Судьба? Думаю, что все в жизни происходит не случайно. Вот смотрите, как все получается в моей жизни, – умирает мой педагог Раиса Степановна Стручкова, Большой театр закрывают на ремонт, и я в этот момент получаю предложение возглавить театр в Тбилиси. Так, видимо, распорядились звезды. С уходом Стручковой этап, связанный с Большим, закончился и начался новый.
Раиса Степановна переживала, когда я согласилась переехать в Тбилиси: «Нина, ты берешь на себя такую обузу». Она переживала, что я брошу танцевать. Но я дала ей слово не оставлять сцену. Никогда не забуду, как пришла к ней в больницу (она уже тяжело болела) и встретила взгляд ее огромных голубых глаз. «Ты молодец, все правильно делаешь», – почти прошептала мне Раиса Степановна. Ей уже трудно было разговаривать…
Меня часто спрашивают, не жалко ли мне Большого театра. Конечно, Большой – это моя жизнь, и я всегда помню об этом. У меня вообще все довольно странно – я русская балерина, хоть и грузинка по национальности. Почему русская? Да потому что школа у меня русская. И везде, где бы я ни бывала, я ее прославляю. И буду делать это всегда. Балет – это Россия. Видите, мы и в Тбилиси ведем репетиции на русском и разговариваем по-русски. Политика есть политика. А люди есть люди.
– За это время в вашей жизни произошло и еще одно судьбоносное событие.
– Да, родилась моя Леночка. Вот смотрите, у меня с собой ее фото. Знаете, сейчас мне надо идти на репетицию. Давайте вечером встретимся у моих родителей и поужинаем. А я привезу Леночку, и мы познакомимся ближе.
Просторная квартира Ананиашвили-старших располагается в доме по соседству с оперным театром.
«Мы мальчишками бегали на все балеты великого Вахтанга Чабукиани, – рассказывал за столом отец Нины. – И даже пытались подражать ему – походке, манере одеваться».
Описывать грузинское застолье – все равно что пытаться перепеть соловья. На столе – все шедевры кавказской кухни. «Ах, как вкусно!» – то и дело вырывается у меня. «А разве в Грузии бывает по-другому?» – слышу справедливый ответ.
Стараюсь незаметно следить за тем, что ест сама Нина, – для балерины подобные пиршества наверняка большое искушение. Она держится стойко – немного овощей и тушеной курицы. И бокал вина, тремя каплями которого Нина смачивает губы дочери. «У нас сегодня праздник: нам год и два месяца».
Не могу удержаться от банального вопроса, задаваемого всем великим родителям: «Леночка, наверное, тоже балериной будет?» Нина улыбается: «Нет, она станет оперной певицей. Уже сейчас у нее идеальный слух и она с удовольствием пытается что-то петь».
Теперь идеальное время поговорить о детстве самой Ананиашвили. Родители Нины поначалу думали, что дочь станет фигуристкой. В домашнем архиве, который предусмотрительный глава семейства начал собирать аж в 1972 году (сегодня папки с газетными и журнальными статьями о Нине занимают несколько стеллажей), хранится грамота за первое место на юношеских соревнованиях по фигурному катанию. И фото 6-летней Нины, поднимающейся на пьедестал. Уже тогда она делала это так уверенно, словно знала, что триумфы только начинаются.
В Большой театр его будущая звезда впервые попала в 12 лет. Отец поехал в Москву в очередную командировку (доктор наук, он и сегодня активно занимается научной работой) и взял с собой Нину. «Папа всю ночь простоял в очереди за билетами на «Анну Каренину» в Большой. Мы сидели в пятом ряду, и я, глядя на сцену, сказала: «А ведь кто-то приходит в театр со стороны сцены!» Наверняка в московском хореографическом девочке из Тбилиси было нелегко. Но Нина за столом рассказывает о веселых моментах: как во время уроков по актерскому мастерству изображала уличного хулигана, разбивающего футбольным мячом окно на первом этаже. «А Андрис Лиепа здорово показывал вора, вырезающего из рамы в музее картинный холст».
По окончании училища родители ждали Нину в Тбилиси и каждый день звонили с вопросом, когда же она приедет. Но бабушка, которая перебралась с ней на время учебы в Москву, отвечала туманно: «Есть кое-какие соображения».
О том, что Ананиашвили приглашают сразу в два театра, мудрая женщина предпочитала не говорить, пока все не решится окончательно. «Меня звали в кордебалет Большого на ставку в 80 рублей и балериной в Театр им. Станиславского на 350 рублей. Педагог Наталья Викторовна Золотова посоветовала мне выбрать Большой. Я согласилась. И так получилось, что вскоре стала танцевать главные партии. Во время гастролей в Германии заболела балерина и меня поставили танцевать Одетту – Одилию в «Лебедином». Так все и началось».
Пользуясь домашней расслабленной атмосферой, не могу удержаться от вопроса об интригах в Большом, которые балерины по определению должны чинить друг другу.
«Не знаю, – говорит Нина. – Может, кому-то действительно подкладывали в пуанты стекло. А у меня ничего такого не было. Я всегда много работала, и с девочками у нас были хорошие отношения. А потом, я ведь неконфликтный человек. Хотя почему-то принято считать, что у всех балерин ужасный характер. Мне несколько раз предлагали киносценарии, в которых моя героиня, приходя домой, первым делом со злости бросает в мужа пуанты, а потом обливает его холодной водой. Конечно, от таких предложений отказываюсь. Зачем изображать из меня стерву, когда я на самом деле совсем другая?»
– Одним из главных событий жизни в Грузии, судя по вниманию телевидения, стало ваше возвращение на сцену после рождения ребенка.
– Да, я два года не танцевала. Сейчас у меня «Лебединое озеро» в Тбилиси, а в мае еду в Нью-Йорк в Метрополитен-опера танцевать с АВТ. А потом гастроли с Тбилисским театром в США и Японию.
– Тяжело было без сцены?
– Я совсем не переживала. Но муж напомнил: «Ты ведь обещала Раисе Степановне, что будешь танцевать». И я вернулась.
– Как вам все удается? И театром руководите, и сами танцуете, и дочь растите.
– Одна я бы не смогла ничего. Это я только кажусь человеком, который в себе уверен. А на самом деле мне очень нужна поддержка. И она есть – это мой муж. Он всегда говорит мне: «Будешь сама уверена – все будут уверены».
Со стороны может показаться – зачем ей все это нужно? И театром руководит, и танцует. А я все делаю не для кого-то, а прежде всего для себя. Пока не хочу останавливаться – мечтаю сделать еще один рывок. Неизвестно, как долго он продлится. Но у меня в душе есть ощущение, что я еще не станцевала свой спектакль. Что-то новое, поставленное специально на меня. Несмотря на то что тысячи раз выходила на сцену. Станцую для всех своих поклонников, которые отдавали мне столько тепла. Теперь хочу хоть толику его вернуть им.
Через пару лет я снова оказался в Тбилиси. На правах знакомого набрал телефонный номер Нины. И вновь оказался в кабинете художественного руководителя театра оперы и балета. Коллектив собирался на зарубежные гастроли. А само здание готовили к реконструкции, почти все помещения уже были освобождены. И лишь на этаже, где находилась комната Ананиашвили, еще бурлила жизнь.
– Нина, а что это за фотография у вас на стене? Знаменитая балерина Тамара Туманишвили – любимица Джорджа Баланчина и Альфреда Хичкока?
– Да, мне посчастливилось быть с ней знакомой. Тамара Туманова – она сократила свою фамилию на русский манер, как до нее это сделал Джордж Баланчин, урожденный Баланчавадзе, – пришла ко мне после спектакля «Лебединое озеро», в котором я танцевала в Лос-Анджелесе. Ей тогда было за семьдесят, но она была в прекрасной форме. «Нина, у меня для вас маленький подарок. Только, пожалуйста, берегите его – это для меня очень ценная вещь», – сказала Тамара и открыла маленькую коробочку, в которой лежала брошь и маленькая записка, в которой говорилось, что эта брошь принадлежала Анне Павловой. Оказалось, что когда Туманова была начинающей балериной, Анна Павлова подарила ей эту брошь. «И вот теперь я дарю ее вам. Вы, правда, уже балерина. Но я хочу, чтобы эта брошь вас сопровождала и была как талисман». Я чуть в обморок от удивления и радости не упала.
И очень скоро она скончалась. Мне так обидно, что мы не смогли посидеть с ней и обо всем поговорить…
– Мы с вами виделись два года назад. Тогда вы сказали, что для вас нет ничего невозможного. Это по-прежнему так?
– Я имела в виду балет. Знаете, часто говорят: «Это невозможно!» Но если ты будешь работать и работать, то все сделаешь. Когда репетировала с великой балериной Мариной Семеновой, она мне такие комбинации задавала, что я говорила: «Это же невозможно!» Мне иногда казалось, что она просто издевается. А Семенова не соглашалась: «Все возможно!» И действительно – я вдруг вставала и делала то, что она говорила. Марина Тимофеевна после этого улыбалась: «Вот видишь! Работа и желание делают все!»
– Откуда вам, балеринам, известен секрет молодости? Та же Тамара Туманова, которая прекрасно выглядела, Марина Семенова, перешедшая столетний рубеж. Как вам удается, несмотря на эту тяжелейшую работу, оставаться в форме и так замечательно выглядеть?
– Наверное, благодаря работе. Ведь движение – это жизнь. Если человек гибок и его суставы хорошо работают – то он долгожитель. Нужно много двигаться, чтобы продлить свою жизнь. Хотя бывает, конечно, что человек не пил, не курил, занимался спортом – и все равно молодым умер.
Марина Семенова прожила 101 год. А в 93 года она еще классы давала. А когда я подавала ей руку, чтобы поддержать, отказывалась: «Не надо мне вашу руку, я сама могу ходить!»
– Как выглядит идеальный день Нины Ананиашвили?
– У меня никогда не было спокойной жизни. Помню, мы с мужем купили в Москве квартиру и были счастливы, что у нас наконец появился свой уголок. А моя мама – царствие ей небесное – все удивлялась: «Зачем вам квартира? Купили бы лучше самолет!» И ведь она была права. Я, бывало, по полгода не заезжала в Москву. Гия, мой муж, просто привозил мне костюмы к нужному спектаклю в ту страну, где я находилась.
– Осталась какая-то страна, где вы еще не были?
– Да, Австралия. Хотя у меня был партнер из Австралии, Стивен Хиткоч, который однажды приехал ко мне в Ригу, чтобы станцевать всего один спектакль. И на другой день улетел обратно. Представляете – 48 часов летел, чтобы станцевать одно гала, а потом тут же улетел. Снова 48 часов. Я на него смотрела как на героя. А он сказал, что просто очень мечтал еще раз со мной станцевать.
Я бы с удовольствием поехала в Австралию, взяла бы с собой труппу. Но у меня нет продюсеров, которые могли бы это организовать. Может быть, когда-нибудь поеду туристом… Я вообще мечтаю просто путешествовать, без работы.
– Получается?
– Только летом. Ездим семьей в Италию, Португалию.
– А в это время продолжаете заниматься?
– Во время каникул я не занимаюсь классом! Я в этом смысле вообще удивительное создание. Не могу сказать, чтобы была ленивым человеком. Люблю каждодневную черную работу. Если я прихожу в класс, то не филоню. Но не могу заставить себя заниматься во время отдыха. И потом мучаюсь, потому что выхожу из формы.
А моя подруга Ирма Ниорадзе может заниматься где угодно. Андрис Лиепа вообще занимался в бассейне. Или в своем номере в отеле поднимал кровать, убирал всю мебель и занимался. Я, бывало, ему звонила, а он весь запыхавшийся. «Что случилось?» – спрашиваю. «Я сейчас кабриоли делал», – отвечает Андрис. А меня застрелите – я так не могу.
– Вы – жена министра иностранных дел Грузии (до осени 2012 года Григол Вашадзе занимал пост руководителя МИД Грузии). Сильно изменилась ваша жизнь?
– Сильно. Потому что я не вижу своего мужа. И страдаю из-за этого. Внимания, к которому я привыкла, уже нет. Раньше не было ни одной страны, куда бы мы не ехали вместе. Я всегда знала, что Гия находится в зале и потом обязательно даст оценку, как все прошло. А теперь он просто не может этого делать. Я вот была полтора месяца в Нью-Йорке, танцевала десять спектаклей. А Гия был занят. В итоге я сказала ему, что если он не приедет на мой последний спектакль, то я с ним разведусь. (Смеется.) Потому что я не могла представить – как это 20 лет он смотрел все мои спектакли, а на последнем его не будет? И Гия приехал!
Но если серьезно, я понимаю: то, что он делает, – это нужно родине. Потому что делает он все искренне, профессионально и с любовью. Наш договор о том, что первые 20 лет Гия будет со мной, а следующие 20 лет я буду ему помогать, вступил в силу. Мы столько с ним об этом шутили, и так действительно получилось.
– А такой уговор был?
– В шутку. Я же не знала, что вернусь в Тбилиси и буду руководить театром. И уж тем более никогда не думала, что мой муж снова вернется на государственную службу. Гия ведь был моим ближайшим помощником. Он хороший юрист и, любя меня и мою профессию, помогал не только мне, но и моим друзьям, даже иностранцам.
Когда он оставил работу и ушел фактически в никуда, то сказал: «Первые 20 лет я все сделаю для тебя, а потом ты мне поможешь». Я спросила, какие годы он имеет в виду – двадцать лет моей карьеры или двадцать лет нашей жизни? Он ответил, что говорит о годах совместной жизни. И так получилось, что к этому сроку мы подошли ровно год назад. И Гия пошел на государственную службу. Хотя все это было лишь на уровне фантастики. Ну представьте себе – человек двадцать лет галстук не надевал!
– Вашу работу вы дома наверняка обсуждаете. А работу мужа?
– Честно скажу – нет. Я же в этом ничего не понимаю. Я вообще вижу мужа настолько редко, что загружать его разговорами о работе не считаю нужным. Если совсем честно, то я даже не всегда знаю, куда он в данный момент едет. «Знаешь, я завтра уезжаю», – говорит он мне. «Хорошо», – отвечаю. А потом он звонит и называет страну, где находится. Мне многие не верят, что я не знаю, куда едет мой муж. А я считаю – зачем, если у человека столько проблем, я еще буду загружать своими ненужными вопросами. Иногда мне знакомые говорят, где он сейчас, – узнали это из телевизионных новостей.
– Вы, наверное, тоже об этом из новостей узнаете?
– Что вы – я телевизор исключила из своей жизни. Не специально – просто у меня нет на это времени. И поняла, что прекрасно можно без него обходиться.
– Вы домой во сколько возвращаетесь?
– Часов в семь, если нет спектакля. Если спектакль есть, то привожу дочку в театр, и мы с ней проводим время здесь. Малышке сейчас четыре с половиной года, она знает наизусть все мои спектакли. Недавно я танцевала балет «Ромео и Джульетта», который мы повезем в Японию, и дочь говорит мне: «Мамочка, а если ты будешь в Японии танцевать «Ромео и Джульетту», то с кем я буду в ложе сидеть?» То есть то, что она едет, – это не обсуждается. (Смеется.) Действительно, когда я еду надолго на гастроли, беру Еленочку с собой – без нее очень скучаю.
– Значит, в семь вечера возвращаетесь домой и становитесь просто мамой?
– Да, наша няня уходит. Я обожаю проводить время с Еленой. Она сейчас очень смешная, так забавно разговаривает. В детском саду изучает английский и русский язык.
– У вас легко получается после театра переключаться с рабочего режима на домашний? Или все равно думаете дома о работе?
– К сожалению, приходится думать. Сейчас стало легче, больше успеваю. А раньше не могла спать – все время прокручивала перед собой происходящее в театре: что ты сказала, что тебе ответили. Говорила себе: почему из-за этого человека я не должна спать? Или, бывало, переживала из-за костюмов, из-за премьеры. Слава богу, что первые два года я сама не танцевала. Иначе бы, наверное, не выдержала.
– А как решали вопрос с бессонными ночами из-за грудного ребенка?
– Как все родители. Первые три месяца было тяжело. Год я кормила Еленочку грудью, покормлю – и отдаю Гие, он ее укачивал. Еленочку брали в поездки с шести месяцев, спокойно все переносила.
– Вы не так давно переехали в новый дом – дизайном занимались лично?
– Нет, этим в основном занимался Гия. Но с учетом моих пожеланий. У него вообще есть чутье и вкус к этому. Я ему абсолютно доверяю. Как и в одежде. Это, может, удивительно прозвучит, но на протяжении всей нашей жизни Гия несколько раз кардинально менял мой стиль одежды. Я была молодой грузинской девушкой и любила ходить в черном, темно-синем и коричневом. Когда мы поженились, Гия спросил, почему я так одеваюсь. «А разве это не красиво?» – «Красиво, но надо носить и другие цвета», – сказал Гия и начал менять мой стиль. То по-спортивному одевал, то в длинные, в пол, платья. Одно время я носила мужские костюмы с галстуком. А потом стала носить длинные платья от Ямамото.
– А мужа вы одеваете? Или он сам всегда знает, что для него нужно?
– Он сам одевается. С этим у меня проблем, к счастью, нет.
– Вся ваша жизнь – это доказательство того, что судьба существует. Вы же с Гией познакомились, прожив в Москве несколько лет на одной улице?
– И не говорите! Мало того, все оказалось еще интереснее. Гия с моим братом учился в одном классе. А потом мы жили в Тбилиси в одном районе, при этом не зная друг друга. И в Москве тоже жили оба на Третьей Фрунзенской улице.
– А как вы вообще познакомились?
– О, это история, в которую не все верят. В Лос-Анджелесе об этом написали в одной из газет под названием Holywood movie. Я об этом как-то не говорю. И Гия тоже не любит. Он вообще всегда просил меня не говорить о нем в интервью. На что я отвечала: «Я же не Жириновский, чтобы просто говорить, что у меня муж – юрист». Я долго прятала его. Но, слава богу, сейчас все отстали, так как знают, кто он такой.
– Так что это за Holywood movie?
– Это был 1985 год – я только что победила на конкурсе артистов балета в Москве. И на этом же конкурсе получила травму. Еле дотянула до конца концерта. Но мне пришлось выступать в гала-концерте – несмотря на травму. Притом что другую балерину, которая тоже получила золото, не выпустили на сцену – ее показывать на гала было стыдно. На награждении ее даже освистали. А мне сказали, что я не имею права не танцевать. И когда я наивно предложила, чтобы вместо меня вышла другая победительница, мне ответили, что у нее… фонограмма пропала. Стало все понятно. Ну как, скажите, в Большом театре может пропасть фонограмма?
В итоге я вышла танцевать этот гала-концерт. Было больно просто ступить на ногу – в результате мой партнер Андрис Лиепа весь танец фактически проносил меня на руках. Всего должно было быть три гала-концерта. Я один станцевала, а в других принимать участие уже не могла. И вдруг на второй гала мне присылают огромную корзину цветов. Я в это время сижу дома и лечу ногу. Звонят из балетной канцелярии: «Нина, вы получили корзину цветов – что нам делать?» Я ответила, что ничего делать не надо – цветы взять себе, а мне оставить визитную карточку дарителя. Проходит день, и звонит уже заведующий труппой: «Нина, просят ваш телефон, вам прислали корзину цветов. Что делать?» Я ответила, что мой телефон давать не надо. А потом уже мне позвонили из дирекции театра с предложением принести цветы домой. Я удивилась – что же это за цветы такие?
Через неделю отправилась к врачу и зашла в Большой театр за визиткой. Смотрю – на ней написано: «Григорий Вашадзе, атташе, МИД СССР». Пришла домой, говорю бабушке: «Какой-то грузин прислал мне цветы, вот его визитка». Бабушка посоветовала позвонить и поблагодарить за подарок. Все-таки не каждый день корзину цветов присылают.
Я набрала номер и попросила Григория к телефону. Когда он ответил, поблагодарила его за цветы. «Да, очень жалко, что вы не выступали, – сказал он. – А вы по-грузински говорите?» И он перешел на грузинский и попросил разрешения встретиться со мною. Я удивилась: в моем воображении он должен был быть солидным человеком лет пятидесяти. Я сказала, что сижу дома с бабушкой – и если он хочет, то пусть приходит, будем рады. «А сегодня вечером это возможно?» – тут же спросил Гия. Я ответила, что возможно. Вот так все и началось.
– Мы собираем старинные книги. Вот издание стихов Анны Ахматовой 1921 года выпуска, вот Лесков 1920 года выпуска. Я недавно перечитала его рассказы и получила огромное удовольствие. Совсем другое ощущение. А еще я собираю старинные балетные открытки. Смотрите: вот Карсавина, Павлова, Нижинский…
Запись того разговора в московской квартире Нины увидела свет. Говорили мы с Ниной о многом: обсуждали планы в Большом театре, поездку в Японию, где должно было состояться празднование 20-летия ее балетной карьеры. Тогда в главном театре страны в очередной раз кто-то менялся – то ли директор, то ли художественный руководитель. В результате были отменены почти все спектакли Нины. И вопрос об уходе из Большого казался вполне уместным.
С тех пор мы долго не виделись. Мало того, признаюсь честно, не думал, что судьба вновь сведет с Ананиашвили. Тем более что по прошествии лет Нина оставила Большой театр и вернулась в родной Тбилиси. Возглавила Тбилисский театр оперы и балета.
За прошедшие годы в жизни Ананиашвили произошли почти революционные изменения.
– Нина, раньше мы встречались в Москве, теперь – в Тбилиси. Мы с вами разговариваем в кабинете художественного руководителя Государственного театра оперы и балета Грузии.
– (Улыбается.) Да, в моем маленьком кабинетике.
– Довольно неожиданный поворот судьбы.
– Я и сама не ожидала этого. Мы на днях с мужем обсуждали, насколько неожиданным оказалось наше возвращение в Грузию. У меня был Большой театр, распланированные по всему миру гастроли. И вдруг такое развитие событий!
– А как все произошло? У вас зазвонил телефон?
– Да, мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться президент Грузии. Я ответила, что буду в Тбилиси летом. И когда приехала, мы встретились. Президент спросил, что нужно сделать для того, чтобы я вернулась в Грузию и возглавила театр. Во время разговора стало понятно, что он в курсе того, что происходит в моей жизни, где и какие партии я танцую. «Вы нам очень нужны, – сказал господин Саакашвили. – Я очень хочу поднять театр». Для меня такое предложение было неожиданным. Я ведь никогда не руководила. Да, вывозила труппу на гастроли, но при этом все равно оставалась просто балериной.
– А теперь и хозяйством приходится заниматься?
– Нет-нет, на мне только творческая жизнь театра. Предложение президента было сделано так, что я просто не могла отказаться и сказать: «Вы пока наладьте здесь все, а я потанцую и приеду на все готовенькое». Я поняла, что если откажусь в тот момент, когда нужна своему народу, то мне потом будет совестно всю свою жизнь.
– И вы согласились?
– Да, решила попробовать приложить все свои силы, знания и связи для того, чтобы театр вновь встал на ноги. Сама определила себе срок – три года. Если получится что-то сделать – останусь на посту художественного руководителя. Нет – вернусь к профессии балерины.
– Судя по количеству премьер – пять наименований в год – и аншлагам в зрительном зале, вы со своей задачей справились.
– Я ничего не смогла бы сделать, если бы не помощь президента. Говорю это не потому, что обязана упомянуть имя Саакашвили. Его помощь театру действительно неоценима. Я ведь могла себе позволить жить в любой стране мира. Но я в Тбилиси, и все это благодаря ему. У меня есть деньги на зарплату артистам и средства на постановки, без которых я бы никого не могла пригласить. Конечно, благодаря дружеским связям удается привозить в Тбилиси талантливых хореографов и танцовщиков, но ведь только на личных знакомствах далеко не уедешь.
– Вы, когда возглавили театр, сами танцевать перестали?
– Да, и сегодня понимаю, что поступила правильно. Все свои силы направила на организационную работу. Первый год было очень тяжело! Потому что мы сразу же взяли очень высокую планку. Когда мне говорили, что что-то невозможно, я отвечала, что для меня такого слова не существует. Пусть это будет стоить в десять раз дороже – мы заплатим, но сделаем именно тот костюм или ту декорацию, которые нам нужны. Я отказалась от всех компромиссов. Предпочитаю все делать или идеально, или не делать вовсе.
И посмотрите сегодня на нашу труппу. Если бы вы их видели три года назад, то сегодня бы не узнали. Они так танцуют балеты Баланчина, что сами американцы удивляются. Мы ориентируемся на стандарт Большого театра, которому рукоплескал весь мир. Даем пять премьер в сезон – никто не верил, что это возможно, а мы сделали это! Когда ставили «Ромео и Джульетту» Леонида Лавровского и решили показать полную версию, без купюр, то многие засомневались – мол, вы не найдете столько артистов. А мы нашли! Да, у нас в балетных спектаклях участвуют артисты из драматических театров, но делают это с интересом, и у них все получается. В балете «Ромео и Джульетта» вообще парень, который работает в охране театра, выходит.
– Кто-кто, простите?
– Я обратила внимание на молодого парня, который стоял на служебном входе в театр, – молодой, красивый, голубоглазый. И предложила ему принять участие в балете. Все вокруг смеялись, а мне без разницы, если человек способный. У него подходящая фактура, хороший слух, почему бы и нет?
– Кстати, Нина, поздравляю с премьерой. Балет «Лауренсия» наверняка станет одним из украшений репертуара вашего театра. Вдвойне приятно, что костюмы для него сделал наш замечательный театральный художник Александр Васильев.
– Да, мы с Сашей знакомы уже давно. Первая встреча была в Португалии, когда он делал костюмы для балета «Дон Кихот». Тогда у меня и мыслей не было, что я стану руководить театром и смогу пригласить его в Тбилиси работать над костюмами. Судьба? Думаю, что все в жизни происходит не случайно. Вот смотрите, как все получается в моей жизни, – умирает мой педагог Раиса Степановна Стручкова, Большой театр закрывают на ремонт, и я в этот момент получаю предложение возглавить театр в Тбилиси. Так, видимо, распорядились звезды. С уходом Стручковой этап, связанный с Большим, закончился и начался новый.
Раиса Степановна переживала, когда я согласилась переехать в Тбилиси: «Нина, ты берешь на себя такую обузу». Она переживала, что я брошу танцевать. Но я дала ей слово не оставлять сцену. Никогда не забуду, как пришла к ней в больницу (она уже тяжело болела) и встретила взгляд ее огромных голубых глаз. «Ты молодец, все правильно делаешь», – почти прошептала мне Раиса Степановна. Ей уже трудно было разговаривать…
Меня часто спрашивают, не жалко ли мне Большого театра. Конечно, Большой – это моя жизнь, и я всегда помню об этом. У меня вообще все довольно странно – я русская балерина, хоть и грузинка по национальности. Почему русская? Да потому что школа у меня русская. И везде, где бы я ни бывала, я ее прославляю. И буду делать это всегда. Балет – это Россия. Видите, мы и в Тбилиси ведем репетиции на русском и разговариваем по-русски. Политика есть политика. А люди есть люди.
– За это время в вашей жизни произошло и еще одно судьбоносное событие.
– Да, родилась моя Леночка. Вот смотрите, у меня с собой ее фото. Знаете, сейчас мне надо идти на репетицию. Давайте вечером встретимся у моих родителей и поужинаем. А я привезу Леночку, и мы познакомимся ближе.
Просторная квартира Ананиашвили-старших располагается в доме по соседству с оперным театром.
«Мы мальчишками бегали на все балеты великого Вахтанга Чабукиани, – рассказывал за столом отец Нины. – И даже пытались подражать ему – походке, манере одеваться».
Описывать грузинское застолье – все равно что пытаться перепеть соловья. На столе – все шедевры кавказской кухни. «Ах, как вкусно!» – то и дело вырывается у меня. «А разве в Грузии бывает по-другому?» – слышу справедливый ответ.
Стараюсь незаметно следить за тем, что ест сама Нина, – для балерины подобные пиршества наверняка большое искушение. Она держится стойко – немного овощей и тушеной курицы. И бокал вина, тремя каплями которого Нина смачивает губы дочери. «У нас сегодня праздник: нам год и два месяца».
Не могу удержаться от банального вопроса, задаваемого всем великим родителям: «Леночка, наверное, тоже балериной будет?» Нина улыбается: «Нет, она станет оперной певицей. Уже сейчас у нее идеальный слух и она с удовольствием пытается что-то петь».
Теперь идеальное время поговорить о детстве самой Ананиашвили. Родители Нины поначалу думали, что дочь станет фигуристкой. В домашнем архиве, который предусмотрительный глава семейства начал собирать аж в 1972 году (сегодня папки с газетными и журнальными статьями о Нине занимают несколько стеллажей), хранится грамота за первое место на юношеских соревнованиях по фигурному катанию. И фото 6-летней Нины, поднимающейся на пьедестал. Уже тогда она делала это так уверенно, словно знала, что триумфы только начинаются.
В Большой театр его будущая звезда впервые попала в 12 лет. Отец поехал в Москву в очередную командировку (доктор наук, он и сегодня активно занимается научной работой) и взял с собой Нину. «Папа всю ночь простоял в очереди за билетами на «Анну Каренину» в Большой. Мы сидели в пятом ряду, и я, глядя на сцену, сказала: «А ведь кто-то приходит в театр со стороны сцены!» Наверняка в московском хореографическом девочке из Тбилиси было нелегко. Но Нина за столом рассказывает о веселых моментах: как во время уроков по актерскому мастерству изображала уличного хулигана, разбивающего футбольным мячом окно на первом этаже. «А Андрис Лиепа здорово показывал вора, вырезающего из рамы в музее картинный холст».
По окончании училища родители ждали Нину в Тбилиси и каждый день звонили с вопросом, когда же она приедет. Но бабушка, которая перебралась с ней на время учебы в Москву, отвечала туманно: «Есть кое-какие соображения».
О том, что Ананиашвили приглашают сразу в два театра, мудрая женщина предпочитала не говорить, пока все не решится окончательно. «Меня звали в кордебалет Большого на ставку в 80 рублей и балериной в Театр им. Станиславского на 350 рублей. Педагог Наталья Викторовна Золотова посоветовала мне выбрать Большой. Я согласилась. И так получилось, что вскоре стала танцевать главные партии. Во время гастролей в Германии заболела балерина и меня поставили танцевать Одетту – Одилию в «Лебедином». Так все и началось».
Пользуясь домашней расслабленной атмосферой, не могу удержаться от вопроса об интригах в Большом, которые балерины по определению должны чинить друг другу.
«Не знаю, – говорит Нина. – Может, кому-то действительно подкладывали в пуанты стекло. А у меня ничего такого не было. Я всегда много работала, и с девочками у нас были хорошие отношения. А потом, я ведь неконфликтный человек. Хотя почему-то принято считать, что у всех балерин ужасный характер. Мне несколько раз предлагали киносценарии, в которых моя героиня, приходя домой, первым делом со злости бросает в мужа пуанты, а потом обливает его холодной водой. Конечно, от таких предложений отказываюсь. Зачем изображать из меня стерву, когда я на самом деле совсем другая?»
– Одним из главных событий жизни в Грузии, судя по вниманию телевидения, стало ваше возвращение на сцену после рождения ребенка.
– Да, я два года не танцевала. Сейчас у меня «Лебединое озеро» в Тбилиси, а в мае еду в Нью-Йорк в Метрополитен-опера танцевать с АВТ. А потом гастроли с Тбилисским театром в США и Японию.
– Тяжело было без сцены?
– Я совсем не переживала. Но муж напомнил: «Ты ведь обещала Раисе Степановне, что будешь танцевать». И я вернулась.
– Как вам все удается? И театром руководите, и сами танцуете, и дочь растите.
– Одна я бы не смогла ничего. Это я только кажусь человеком, который в себе уверен. А на самом деле мне очень нужна поддержка. И она есть – это мой муж. Он всегда говорит мне: «Будешь сама уверена – все будут уверены».
Со стороны может показаться – зачем ей все это нужно? И театром руководит, и танцует. А я все делаю не для кого-то, а прежде всего для себя. Пока не хочу останавливаться – мечтаю сделать еще один рывок. Неизвестно, как долго он продлится. Но у меня в душе есть ощущение, что я еще не станцевала свой спектакль. Что-то новое, поставленное специально на меня. Несмотря на то что тысячи раз выходила на сцену. Станцую для всех своих поклонников, которые отдавали мне столько тепла. Теперь хочу хоть толику его вернуть им.
Через пару лет я снова оказался в Тбилиси. На правах знакомого набрал телефонный номер Нины. И вновь оказался в кабинете художественного руководителя театра оперы и балета. Коллектив собирался на зарубежные гастроли. А само здание готовили к реконструкции, почти все помещения уже были освобождены. И лишь на этаже, где находилась комната Ананиашвили, еще бурлила жизнь.
– Нина, а что это за фотография у вас на стене? Знаменитая балерина Тамара Туманишвили – любимица Джорджа Баланчина и Альфреда Хичкока?
– Да, мне посчастливилось быть с ней знакомой. Тамара Туманова – она сократила свою фамилию на русский манер, как до нее это сделал Джордж Баланчин, урожденный Баланчавадзе, – пришла ко мне после спектакля «Лебединое озеро», в котором я танцевала в Лос-Анджелесе. Ей тогда было за семьдесят, но она была в прекрасной форме. «Нина, у меня для вас маленький подарок. Только, пожалуйста, берегите его – это для меня очень ценная вещь», – сказала Тамара и открыла маленькую коробочку, в которой лежала брошь и маленькая записка, в которой говорилось, что эта брошь принадлежала Анне Павловой. Оказалось, что когда Туманова была начинающей балериной, Анна Павлова подарила ей эту брошь. «И вот теперь я дарю ее вам. Вы, правда, уже балерина. Но я хочу, чтобы эта брошь вас сопровождала и была как талисман». Я чуть в обморок от удивления и радости не упала.
И очень скоро она скончалась. Мне так обидно, что мы не смогли посидеть с ней и обо всем поговорить…
– Мы с вами виделись два года назад. Тогда вы сказали, что для вас нет ничего невозможного. Это по-прежнему так?
– Я имела в виду балет. Знаете, часто говорят: «Это невозможно!» Но если ты будешь работать и работать, то все сделаешь. Когда репетировала с великой балериной Мариной Семеновой, она мне такие комбинации задавала, что я говорила: «Это же невозможно!» Мне иногда казалось, что она просто издевается. А Семенова не соглашалась: «Все возможно!» И действительно – я вдруг вставала и делала то, что она говорила. Марина Тимофеевна после этого улыбалась: «Вот видишь! Работа и желание делают все!»
– Откуда вам, балеринам, известен секрет молодости? Та же Тамара Туманова, которая прекрасно выглядела, Марина Семенова, перешедшая столетний рубеж. Как вам удается, несмотря на эту тяжелейшую работу, оставаться в форме и так замечательно выглядеть?
– Наверное, благодаря работе. Ведь движение – это жизнь. Если человек гибок и его суставы хорошо работают – то он долгожитель. Нужно много двигаться, чтобы продлить свою жизнь. Хотя бывает, конечно, что человек не пил, не курил, занимался спортом – и все равно молодым умер.
Марина Семенова прожила 101 год. А в 93 года она еще классы давала. А когда я подавала ей руку, чтобы поддержать, отказывалась: «Не надо мне вашу руку, я сама могу ходить!»
– Как выглядит идеальный день Нины Ананиашвили?
– У меня никогда не было спокойной жизни. Помню, мы с мужем купили в Москве квартиру и были счастливы, что у нас наконец появился свой уголок. А моя мама – царствие ей небесное – все удивлялась: «Зачем вам квартира? Купили бы лучше самолет!» И ведь она была права. Я, бывало, по полгода не заезжала в Москву. Гия, мой муж, просто привозил мне костюмы к нужному спектаклю в ту страну, где я находилась.
– Осталась какая-то страна, где вы еще не были?
– Да, Австралия. Хотя у меня был партнер из Австралии, Стивен Хиткоч, который однажды приехал ко мне в Ригу, чтобы станцевать всего один спектакль. И на другой день улетел обратно. Представляете – 48 часов летел, чтобы станцевать одно гала, а потом тут же улетел. Снова 48 часов. Я на него смотрела как на героя. А он сказал, что просто очень мечтал еще раз со мной станцевать.
Я бы с удовольствием поехала в Австралию, взяла бы с собой труппу. Но у меня нет продюсеров, которые могли бы это организовать. Может быть, когда-нибудь поеду туристом… Я вообще мечтаю просто путешествовать, без работы.
– Получается?
– Только летом. Ездим семьей в Италию, Португалию.
– А в это время продолжаете заниматься?
– Во время каникул я не занимаюсь классом! Я в этом смысле вообще удивительное создание. Не могу сказать, чтобы была ленивым человеком. Люблю каждодневную черную работу. Если я прихожу в класс, то не филоню. Но не могу заставить себя заниматься во время отдыха. И потом мучаюсь, потому что выхожу из формы.
А моя подруга Ирма Ниорадзе может заниматься где угодно. Андрис Лиепа вообще занимался в бассейне. Или в своем номере в отеле поднимал кровать, убирал всю мебель и занимался. Я, бывало, ему звонила, а он весь запыхавшийся. «Что случилось?» – спрашиваю. «Я сейчас кабриоли делал», – отвечает Андрис. А меня застрелите – я так не могу.
– Вы – жена министра иностранных дел Грузии (до осени 2012 года Григол Вашадзе занимал пост руководителя МИД Грузии). Сильно изменилась ваша жизнь?
– Сильно. Потому что я не вижу своего мужа. И страдаю из-за этого. Внимания, к которому я привыкла, уже нет. Раньше не было ни одной страны, куда бы мы не ехали вместе. Я всегда знала, что Гия находится в зале и потом обязательно даст оценку, как все прошло. А теперь он просто не может этого делать. Я вот была полтора месяца в Нью-Йорке, танцевала десять спектаклей. А Гия был занят. В итоге я сказала ему, что если он не приедет на мой последний спектакль, то я с ним разведусь. (Смеется.) Потому что я не могла представить – как это 20 лет он смотрел все мои спектакли, а на последнем его не будет? И Гия приехал!
Но если серьезно, я понимаю: то, что он делает, – это нужно родине. Потому что делает он все искренне, профессионально и с любовью. Наш договор о том, что первые 20 лет Гия будет со мной, а следующие 20 лет я буду ему помогать, вступил в силу. Мы столько с ним об этом шутили, и так действительно получилось.
– А такой уговор был?
– В шутку. Я же не знала, что вернусь в Тбилиси и буду руководить театром. И уж тем более никогда не думала, что мой муж снова вернется на государственную службу. Гия ведь был моим ближайшим помощником. Он хороший юрист и, любя меня и мою профессию, помогал не только мне, но и моим друзьям, даже иностранцам.
Когда он оставил работу и ушел фактически в никуда, то сказал: «Первые 20 лет я все сделаю для тебя, а потом ты мне поможешь». Я спросила, какие годы он имеет в виду – двадцать лет моей карьеры или двадцать лет нашей жизни? Он ответил, что говорит о годах совместной жизни. И так получилось, что к этому сроку мы подошли ровно год назад. И Гия пошел на государственную службу. Хотя все это было лишь на уровне фантастики. Ну представьте себе – человек двадцать лет галстук не надевал!
– Вашу работу вы дома наверняка обсуждаете. А работу мужа?
– Честно скажу – нет. Я же в этом ничего не понимаю. Я вообще вижу мужа настолько редко, что загружать его разговорами о работе не считаю нужным. Если совсем честно, то я даже не всегда знаю, куда он в данный момент едет. «Знаешь, я завтра уезжаю», – говорит он мне. «Хорошо», – отвечаю. А потом он звонит и называет страну, где находится. Мне многие не верят, что я не знаю, куда едет мой муж. А я считаю – зачем, если у человека столько проблем, я еще буду загружать своими ненужными вопросами. Иногда мне знакомые говорят, где он сейчас, – узнали это из телевизионных новостей.
– Вы, наверное, тоже об этом из новостей узнаете?
– Что вы – я телевизор исключила из своей жизни. Не специально – просто у меня нет на это времени. И поняла, что прекрасно можно без него обходиться.
– Вы домой во сколько возвращаетесь?
– Часов в семь, если нет спектакля. Если спектакль есть, то привожу дочку в театр, и мы с ней проводим время здесь. Малышке сейчас четыре с половиной года, она знает наизусть все мои спектакли. Недавно я танцевала балет «Ромео и Джульетта», который мы повезем в Японию, и дочь говорит мне: «Мамочка, а если ты будешь в Японии танцевать «Ромео и Джульетту», то с кем я буду в ложе сидеть?» То есть то, что она едет, – это не обсуждается. (Смеется.) Действительно, когда я еду надолго на гастроли, беру Еленочку с собой – без нее очень скучаю.
– Значит, в семь вечера возвращаетесь домой и становитесь просто мамой?
– Да, наша няня уходит. Я обожаю проводить время с Еленой. Она сейчас очень смешная, так забавно разговаривает. В детском саду изучает английский и русский язык.
– У вас легко получается после театра переключаться с рабочего режима на домашний? Или все равно думаете дома о работе?
– К сожалению, приходится думать. Сейчас стало легче, больше успеваю. А раньше не могла спать – все время прокручивала перед собой происходящее в театре: что ты сказала, что тебе ответили. Говорила себе: почему из-за этого человека я не должна спать? Или, бывало, переживала из-за костюмов, из-за премьеры. Слава богу, что первые два года я сама не танцевала. Иначе бы, наверное, не выдержала.
– А как решали вопрос с бессонными ночами из-за грудного ребенка?
– Как все родители. Первые три месяца было тяжело. Год я кормила Еленочку грудью, покормлю – и отдаю Гие, он ее укачивал. Еленочку брали в поездки с шести месяцев, спокойно все переносила.
– Вы не так давно переехали в новый дом – дизайном занимались лично?
– Нет, этим в основном занимался Гия. Но с учетом моих пожеланий. У него вообще есть чутье и вкус к этому. Я ему абсолютно доверяю. Как и в одежде. Это, может, удивительно прозвучит, но на протяжении всей нашей жизни Гия несколько раз кардинально менял мой стиль одежды. Я была молодой грузинской девушкой и любила ходить в черном, темно-синем и коричневом. Когда мы поженились, Гия спросил, почему я так одеваюсь. «А разве это не красиво?» – «Красиво, но надо носить и другие цвета», – сказал Гия и начал менять мой стиль. То по-спортивному одевал, то в длинные, в пол, платья. Одно время я носила мужские костюмы с галстуком. А потом стала носить длинные платья от Ямамото.
– А мужа вы одеваете? Или он сам всегда знает, что для него нужно?
– Он сам одевается. С этим у меня проблем, к счастью, нет.
– Вся ваша жизнь – это доказательство того, что судьба существует. Вы же с Гией познакомились, прожив в Москве несколько лет на одной улице?
– И не говорите! Мало того, все оказалось еще интереснее. Гия с моим братом учился в одном классе. А потом мы жили в Тбилиси в одном районе, при этом не зная друг друга. И в Москве тоже жили оба на Третьей Фрунзенской улице.
– А как вы вообще познакомились?
– О, это история, в которую не все верят. В Лос-Анджелесе об этом написали в одной из газет под названием Holywood movie. Я об этом как-то не говорю. И Гия тоже не любит. Он вообще всегда просил меня не говорить о нем в интервью. На что я отвечала: «Я же не Жириновский, чтобы просто говорить, что у меня муж – юрист». Я долго прятала его. Но, слава богу, сейчас все отстали, так как знают, кто он такой.
– Так что это за Holywood movie?
– Это был 1985 год – я только что победила на конкурсе артистов балета в Москве. И на этом же конкурсе получила травму. Еле дотянула до конца концерта. Но мне пришлось выступать в гала-концерте – несмотря на травму. Притом что другую балерину, которая тоже получила золото, не выпустили на сцену – ее показывать на гала было стыдно. На награждении ее даже освистали. А мне сказали, что я не имею права не танцевать. И когда я наивно предложила, чтобы вместо меня вышла другая победительница, мне ответили, что у нее… фонограмма пропала. Стало все понятно. Ну как, скажите, в Большом театре может пропасть фонограмма?
В итоге я вышла танцевать этот гала-концерт. Было больно просто ступить на ногу – в результате мой партнер Андрис Лиепа весь танец фактически проносил меня на руках. Всего должно было быть три гала-концерта. Я один станцевала, а в других принимать участие уже не могла. И вдруг на второй гала мне присылают огромную корзину цветов. Я в это время сижу дома и лечу ногу. Звонят из балетной канцелярии: «Нина, вы получили корзину цветов – что нам делать?» Я ответила, что ничего делать не надо – цветы взять себе, а мне оставить визитную карточку дарителя. Проходит день, и звонит уже заведующий труппой: «Нина, просят ваш телефон, вам прислали корзину цветов. Что делать?» Я ответила, что мой телефон давать не надо. А потом уже мне позвонили из дирекции театра с предложением принести цветы домой. Я удивилась – что же это за цветы такие?
Через неделю отправилась к врачу и зашла в Большой театр за визиткой. Смотрю – на ней написано: «Григорий Вашадзе, атташе, МИД СССР». Пришла домой, говорю бабушке: «Какой-то грузин прислал мне цветы, вот его визитка». Бабушка посоветовала позвонить и поблагодарить за подарок. Все-таки не каждый день корзину цветов присылают.
Я набрала номер и попросила Григория к телефону. Когда он ответил, поблагодарила его за цветы. «Да, очень жалко, что вы не выступали, – сказал он. – А вы по-грузински говорите?» И он перешел на грузинский и попросил разрешения встретиться со мною. Я удивилась: в моем воображении он должен был быть солидным человеком лет пятидесяти. Я сказала, что сижу дома с бабушкой – и если он хочет, то пусть приходит, будем рады. «А сегодня вечером это возможно?» – тут же спросил Гия. Я ответила, что возможно. Вот так все и началось.