Правда, сама Вишневская, по ее признанию, о тех словах жалела. Но ее многие опасались по-прежнему. Я поначалу тоже испугался. Написал на листочке список вопросов, а заглянуть в него так и не решился. Сидел, как на экзамене, с прямой спиной и чувствовал себя провинившимся студентом. Галина Павловна никаких оснований для этого не давала. Но мне все равно тогда показалось, что она мною недовольна…
Спустя пять лет мы встретились вновь. Вишневская была все та же. Но я ее уже не боялся. Потому что видел, как она только что разговаривала со студенткой своей Школы оперного искусства…
– Галина Павловна, мне кажется, вы стали мягче.
– Это правда. Сама замечаю. Наверное, все происходит из-за того, что я много общаюсь с молодежью. Понимаю, что должна себя сдерживать, чтобы не ранить их словом: знаю на собственном опыте, как это бывает больно. Уже могу иногда промолчать. Хотя когда считаю нужным, всегда говорю то, что думаю…
Этот разговор состоялся через несколько дней после дня рождения Вишневской. Вся комната была заставлена цветами, а сама Галина Павловна, несмотря на праздничный марафон, вовсе не выглядела утомленной и, как всегда, производила впечатление человека, у которого все в порядке. Хотя к тому времени уже было известно, что Мстислав Ростропович, ее Слава, тяжело, неизлечимо болен. Но других это не касалось.
Весной 2007 года Ростропович ушел из жизни. Когда я готовил главу, посвященную Вишневской, для этого сборника, то думал, вносить ли в вопросы, касавшиеся Мстислава Леопольдовича, необходимые изменения.
И решил все оставить так, как было…
– Я слышал интересную историю о том, как в коммуналке, куда вы вселились в детстве, от прежнего жильца-адмирала остался рояль. Стали бы вы той Галиной Вишневской, которую знает весь мир, без этого рояля?
– Я была тогда настолько тупа, ленива и упряма, что ни разу к нему не подошла. Некому было меня бить поленом по голове. Так что никакой роли наличие рояля не сыграло. Но певицей я все равно стала. «Что кому суждено, с тем то и приключится». Так, кажется, говорится в «Фаусте»?
– Это ваше любимое изречение?
– Мое любимое: «И это пройдет». Что мудрее можно придумать? А еще прочла у Марины Цветаевой: «Дать можно только богатому и помочь можно только сильному. Вот опыт всей моей жизни». Страшно, да? Тем, насколько верно замечено. Если у вас есть возможность помочь и вы помогаете слабому, его это не спасет. А вот человека сильного вы лишаете возможности окрепнуть и, встав на ноги, спасти множество людей. Это жестокие законы жизни.
– Вы всегда знали, что вы – великая певица?
– О чем вы? Когда меня называют великой, я этого не слышу. Я с самого начала знала себе цену, поэтому воспринимала и воспринимаю все происходящее совершенно спокойно. Я начинала карьеру в оперетте, потом пришла в Большой театр. Никогда не занижала собственную оценку, но и не переоценивала себя.
У меня довольно высокая планка, ниже которой я не опускалась никогда. Я пропела на сцене 45 лет. И, как только почувствовала признаки усталости, тут же ушла, не опустившись ниже того уровня, на котором всегда была. Со сцены лучше уйти на год раньше, чем на неделю позже. Потому что эта неделя может искалечить вам всю жизнь.
– Галина Павловна, а лень вам знакома?
– Ну а как же? Но я знаю хороший способ ее победить. Надо просто встать и идти. Хочу-не хочу, а надо. У меня не раз бывало, что вроде чувствую себя неважно, но, чтобы взять бюллетень, даже мысли не приходило. Я понимала: в театр придут люди, кто-то из них на последние деньги купил билет. А я не буду петь только потому, что мне не хочется? Нет-нет, так нельзя.
Вишневская признавалась, что всегда чувствовала себя царицей и никогда не была на вторых ролях. Хотя ее детство и юность вовсе не предвещали того удивительного будущего, которое ожидало впереди.
– Я просто умею жить. Никогда не мучилась поисками смысла. Некогда было: в моей жизни случались периоды, когда и вовсе не приходилось ни о чем таком задумываться. В 15 лет я осталась одна. Была блокада, голод, надо было выживать.
Да, у меня были силы, чтобы менять судьбу. Думаю, все сложилось так, а не иначе из-за того, что родители – мои драгоценные мамаша и папаша, два молодых болвана (прости, Господи, нельзя так о покойниках говорить) – бросили меня маленькую и отдали бабушке. Мне было шесть недель. Я никак не могла понять, почему они так поступили. Очень остро это переживала. Все время хотела доказать им, что вырасту и стану каким-то необычным человеком. Воображала себя в дорогих туалетах, кринолинах, хотела выглядеть, как примадонна в кино… Представляла, как буду блистать, а мать станет рыдать и раскаиваться из-за того, что меня бросила…
– Одним из своих учителей вы называете Ленинград…
– Обожаю этот уникальный, ни на что не похожий город. Ленинград – это моя жизнь. Он меня вырастил, воспитал. У меня ведь никого не было, кто бы занимался мною. Семья была простая: бабушка неграмотная, дед – рабочий. У них я и жила. А то, что я имею, дала мне красота города. Самая дорогая для меня награда – медаль «За оборону Ленинграда». Я еще и почетная гражданка Кронштадта.
В Кронштадте Галина, тогда еще Иванова, служила во время блокады. В 18 лет вышла замуж за моряка Георгия Вишневского, с которым прожила всего несколько недель. Под этой фамилией она и вошла в историю как одна из самых ярких оперных див мира.
Однажды, прогуливаясь по Невскому проспекту, Вишневская увидела объявление о конкурсе в Большой театр, который 25-летняя артистка оперетты достойно выдержала и перебралась в Москву.
В главном театре страны молодой певице первым делом пришлось заполнить массу анкет в отделе кадров. В графе «род занятий отца» Вишневская написала «пропал без вести». Признаться в том, что Павел Иванов осужден по политической, 58-й статье (за рассказанный в компании анекдот про Сталина), означало поставить крест на своей карьере в Большом.
Каково же было ее удивление и возмущение, когда Павел Андреевич после освобождения из лагеря сам отправился в отдел кадров театра и заявил, что дочь написала в анкете неправду, скрыв его судимость. Так он пытался наказать Галину за отказ взять его на свое содержание.
К счастью, после смерти Сталина 58-я статья перестала быть черной меткой. Однако родитель не сдавался и подал на дочь в суд, пытаясь хоть таким образом добиться от нее денег. Суд его претензии не удовлетворил. И только тогда Вишневская, доказав свою правоту, согласилась выплачивать отцу определенную сумму…
На тот момент она уже была примой Большого театра и женой молодого музыканта Мстислава Ростроповича. Они познакомились во время одного из приемов в ресторане «Метрополь». А роман начался в Праге, где Вишневская и Ростропович принимали участие в фестивале «Пражская весна».
Оформляя документы певицы на выезд за границу, один из чиновников Министерства культуры пошутил: «Не знаю, тянет ли Вишневская на «Пражскую весну». Но вот весной на Вишневскую тянет однозначно».
По воспоминаниям Галины Павловны, ухаживал Ростропович фантастически. Каждый день дарил ее любимые ландыши. А однажды, когда она вслух призналась, как мечтает о соленых огурцах, Ростропович и вовсе совершил невероятное.
Вечером Вишневская открыла свой шкаф в гостиничном номере и замерла: на полке стояла хрустальная ваза, наполненная солеными огурцами. Это все и решило, в шутку говорит Галина Павловна.
Они прожили вместе более полувека. «Жаба», – называл жену Ростропович и дарил всевозможные ювелирные украшения в форме этого не самого, казалось бы, приятного представителя земноводных. «Буратино», – отвечала ему Вишневская.
Казалось, они никогда не ссорились. Воспитали двух дочерей – Ольгу (в последние месяцы жизни матери она перебралась из Нью-Йорка в Москву) и Елену (ее дом в Париже).
– Ваши дочери, наверное, всю жизнь хотели доказать, что они сами по себе дорого стоят.
– Чтобы быть самому по себе и свободно идти по жизни, нужно огромное желание. И обстоятельства, которые заставят действовать. У моих дочерей такими обстоятельствами стала семья, которая их обожает. А чтобы добиться такого положения, как у их папы с мамой, надо работать много. На это девочек уже не хватило. А быть в музыке просто так, середняками? Я сказала: «Не надо, бросайте!»
– И чем они сегодня занимаются?
– Детьми. У одной четверо, у другой двое.
– История о том, как Мстислав Леопольдович сжег на веранде вашей дачи джинсы дочерей, уже стала легендой. А вот как Галина Вишневская общается со своими зятьями – тайна.
– Они хорошие ребята, занимаются бизнесом, я к ним отношусь, как к сыновьям. Мы общаемся по-английски, на бытовом уровне я могу поболтать. У меня с ними никогда не было конфликтов. Потому что за границей все живут отдельно. И я не наблюдаю по утрам, встав в плохом настроении, как мой зять босиком идет через кухню. Меня это не раздражает. Если бы мы жили в одной квартире, то я, может, и дала бы им узнать, что такое русская теща. А так у нас прекрасные отношения – они меня любят, я их…
Как-то я позвонил домой Галине Павловне, и трубку взял Ростропович. Говорил на бегу, так как опаздывал на самолет – летел в Китай и Японию. Встретившись через какое-то время с Вишневской, я не удержался от вопроса:
– Это и есть идеальный брак? Вы, наверное, и поругаться не успеваете.
– Конечно! Мы всю жизнь так и прожили. Иначе давно бы разошлись. Вытерпеть друг друга двум таким характерам, как мы со Славой, очень сложно. Изо дня в день мелькать друг у друга перед глазами? Это же с ума можно сойти. А так улетел – и слава Богу. А через несколько дней звонит: «Ну как ты там? Скучаю уже».
Спустя пять лет мы встретились вновь. Вишневская была все та же. Но я ее уже не боялся. Потому что видел, как она только что разговаривала со студенткой своей Школы оперного искусства…
– Галина Павловна, мне кажется, вы стали мягче.
– Это правда. Сама замечаю. Наверное, все происходит из-за того, что я много общаюсь с молодежью. Понимаю, что должна себя сдерживать, чтобы не ранить их словом: знаю на собственном опыте, как это бывает больно. Уже могу иногда промолчать. Хотя когда считаю нужным, всегда говорю то, что думаю…
Этот разговор состоялся через несколько дней после дня рождения Вишневской. Вся комната была заставлена цветами, а сама Галина Павловна, несмотря на праздничный марафон, вовсе не выглядела утомленной и, как всегда, производила впечатление человека, у которого все в порядке. Хотя к тому времени уже было известно, что Мстислав Ростропович, ее Слава, тяжело, неизлечимо болен. Но других это не касалось.
Весной 2007 года Ростропович ушел из жизни. Когда я готовил главу, посвященную Вишневской, для этого сборника, то думал, вносить ли в вопросы, касавшиеся Мстислава Леопольдовича, необходимые изменения.
И решил все оставить так, как было…
– Я слышал интересную историю о том, как в коммуналке, куда вы вселились в детстве, от прежнего жильца-адмирала остался рояль. Стали бы вы той Галиной Вишневской, которую знает весь мир, без этого рояля?
– Я была тогда настолько тупа, ленива и упряма, что ни разу к нему не подошла. Некому было меня бить поленом по голове. Так что никакой роли наличие рояля не сыграло. Но певицей я все равно стала. «Что кому суждено, с тем то и приключится». Так, кажется, говорится в «Фаусте»?
– Это ваше любимое изречение?
– Мое любимое: «И это пройдет». Что мудрее можно придумать? А еще прочла у Марины Цветаевой: «Дать можно только богатому и помочь можно только сильному. Вот опыт всей моей жизни». Страшно, да? Тем, насколько верно замечено. Если у вас есть возможность помочь и вы помогаете слабому, его это не спасет. А вот человека сильного вы лишаете возможности окрепнуть и, встав на ноги, спасти множество людей. Это жестокие законы жизни.
– Вы всегда знали, что вы – великая певица?
– О чем вы? Когда меня называют великой, я этого не слышу. Я с самого начала знала себе цену, поэтому воспринимала и воспринимаю все происходящее совершенно спокойно. Я начинала карьеру в оперетте, потом пришла в Большой театр. Никогда не занижала собственную оценку, но и не переоценивала себя.
У меня довольно высокая планка, ниже которой я не опускалась никогда. Я пропела на сцене 45 лет. И, как только почувствовала признаки усталости, тут же ушла, не опустившись ниже того уровня, на котором всегда была. Со сцены лучше уйти на год раньше, чем на неделю позже. Потому что эта неделя может искалечить вам всю жизнь.
– Галина Павловна, а лень вам знакома?
– Ну а как же? Но я знаю хороший способ ее победить. Надо просто встать и идти. Хочу-не хочу, а надо. У меня не раз бывало, что вроде чувствую себя неважно, но, чтобы взять бюллетень, даже мысли не приходило. Я понимала: в театр придут люди, кто-то из них на последние деньги купил билет. А я не буду петь только потому, что мне не хочется? Нет-нет, так нельзя.
Вишневская признавалась, что всегда чувствовала себя царицей и никогда не была на вторых ролях. Хотя ее детство и юность вовсе не предвещали того удивительного будущего, которое ожидало впереди.
– Я просто умею жить. Никогда не мучилась поисками смысла. Некогда было: в моей жизни случались периоды, когда и вовсе не приходилось ни о чем таком задумываться. В 15 лет я осталась одна. Была блокада, голод, надо было выживать.
Да, у меня были силы, чтобы менять судьбу. Думаю, все сложилось так, а не иначе из-за того, что родители – мои драгоценные мамаша и папаша, два молодых болвана (прости, Господи, нельзя так о покойниках говорить) – бросили меня маленькую и отдали бабушке. Мне было шесть недель. Я никак не могла понять, почему они так поступили. Очень остро это переживала. Все время хотела доказать им, что вырасту и стану каким-то необычным человеком. Воображала себя в дорогих туалетах, кринолинах, хотела выглядеть, как примадонна в кино… Представляла, как буду блистать, а мать станет рыдать и раскаиваться из-за того, что меня бросила…
– Одним из своих учителей вы называете Ленинград…
– Обожаю этот уникальный, ни на что не похожий город. Ленинград – это моя жизнь. Он меня вырастил, воспитал. У меня ведь никого не было, кто бы занимался мною. Семья была простая: бабушка неграмотная, дед – рабочий. У них я и жила. А то, что я имею, дала мне красота города. Самая дорогая для меня награда – медаль «За оборону Ленинграда». Я еще и почетная гражданка Кронштадта.
В Кронштадте Галина, тогда еще Иванова, служила во время блокады. В 18 лет вышла замуж за моряка Георгия Вишневского, с которым прожила всего несколько недель. Под этой фамилией она и вошла в историю как одна из самых ярких оперных див мира.
Однажды, прогуливаясь по Невскому проспекту, Вишневская увидела объявление о конкурсе в Большой театр, который 25-летняя артистка оперетты достойно выдержала и перебралась в Москву.
В главном театре страны молодой певице первым делом пришлось заполнить массу анкет в отделе кадров. В графе «род занятий отца» Вишневская написала «пропал без вести». Признаться в том, что Павел Иванов осужден по политической, 58-й статье (за рассказанный в компании анекдот про Сталина), означало поставить крест на своей карьере в Большом.
Каково же было ее удивление и возмущение, когда Павел Андреевич после освобождения из лагеря сам отправился в отдел кадров театра и заявил, что дочь написала в анкете неправду, скрыв его судимость. Так он пытался наказать Галину за отказ взять его на свое содержание.
К счастью, после смерти Сталина 58-я статья перестала быть черной меткой. Однако родитель не сдавался и подал на дочь в суд, пытаясь хоть таким образом добиться от нее денег. Суд его претензии не удовлетворил. И только тогда Вишневская, доказав свою правоту, согласилась выплачивать отцу определенную сумму…
На тот момент она уже была примой Большого театра и женой молодого музыканта Мстислава Ростроповича. Они познакомились во время одного из приемов в ресторане «Метрополь». А роман начался в Праге, где Вишневская и Ростропович принимали участие в фестивале «Пражская весна».
Оформляя документы певицы на выезд за границу, один из чиновников Министерства культуры пошутил: «Не знаю, тянет ли Вишневская на «Пражскую весну». Но вот весной на Вишневскую тянет однозначно».
По воспоминаниям Галины Павловны, ухаживал Ростропович фантастически. Каждый день дарил ее любимые ландыши. А однажды, когда она вслух призналась, как мечтает о соленых огурцах, Ростропович и вовсе совершил невероятное.
Вечером Вишневская открыла свой шкаф в гостиничном номере и замерла: на полке стояла хрустальная ваза, наполненная солеными огурцами. Это все и решило, в шутку говорит Галина Павловна.
Они прожили вместе более полувека. «Жаба», – называл жену Ростропович и дарил всевозможные ювелирные украшения в форме этого не самого, казалось бы, приятного представителя земноводных. «Буратино», – отвечала ему Вишневская.
Казалось, они никогда не ссорились. Воспитали двух дочерей – Ольгу (в последние месяцы жизни матери она перебралась из Нью-Йорка в Москву) и Елену (ее дом в Париже).
– Ваши дочери, наверное, всю жизнь хотели доказать, что они сами по себе дорого стоят.
– Чтобы быть самому по себе и свободно идти по жизни, нужно огромное желание. И обстоятельства, которые заставят действовать. У моих дочерей такими обстоятельствами стала семья, которая их обожает. А чтобы добиться такого положения, как у их папы с мамой, надо работать много. На это девочек уже не хватило. А быть в музыке просто так, середняками? Я сказала: «Не надо, бросайте!»
– И чем они сегодня занимаются?
– Детьми. У одной четверо, у другой двое.
– История о том, как Мстислав Леопольдович сжег на веранде вашей дачи джинсы дочерей, уже стала легендой. А вот как Галина Вишневская общается со своими зятьями – тайна.
– Они хорошие ребята, занимаются бизнесом, я к ним отношусь, как к сыновьям. Мы общаемся по-английски, на бытовом уровне я могу поболтать. У меня с ними никогда не было конфликтов. Потому что за границей все живут отдельно. И я не наблюдаю по утрам, встав в плохом настроении, как мой зять босиком идет через кухню. Меня это не раздражает. Если бы мы жили в одной квартире, то я, может, и дала бы им узнать, что такое русская теща. А так у нас прекрасные отношения – они меня любят, я их…
Как-то я позвонил домой Галине Павловне, и трубку взял Ростропович. Говорил на бегу, так как опаздывал на самолет – летел в Китай и Японию. Встретившись через какое-то время с Вишневской, я не удержался от вопроса:
– Это и есть идеальный брак? Вы, наверное, и поругаться не успеваете.
– Конечно! Мы всю жизнь так и прожили. Иначе давно бы разошлись. Вытерпеть друг друга двум таким характерам, как мы со Славой, очень сложно. Изо дня в день мелькать друг у друга перед глазами? Это же с ума можно сойти. А так улетел – и слава Богу. А через несколько дней звонит: «Ну как ты там? Скучаю уже».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента