Страница:
Боль. Чернота в глазах. Секундная остановка. И снова вперед. Хоть на метр. Хоть на пять сантиметров. Главное - вперед. Чтобы перерезать путь чужой машине. Чтобы удержать свою, последнюю уже линию обороны.
Вперед! Потому что больше некому. Потому что остался только ты. Потому что весь спрос с тебя! Единственного!
До дороги Семен не дополз - потерял сознание. Всего в каких-то пяти метрах от полосы асфальта.
Он потерял сознание, но и там, в безмолвии черноты, продолжал ползти, карабкаться, цепляться ногтями и зубами за камни и траву. И там он помнил, что его уже никто не заменит!
Когда Семен пришел в себя, "Мерседес" был уже рядом. От того он и пришел в себя, что почва, на которой он лежал, задрожала от прокатывающей по ней многотонной массы.
Семен открыл глаза и увидел полированный бок "мерса". Он поднял автомат и тут же понял, что все его усилия были бессмысленны. Такую машину автоматом не прошибить. Она просто проедет мимо. Как скорый поезд мимо пытающегося его укусить комара.
"Мерседес" притормозил перед завалом. Как перед последним прыжком.
Брать его надо было сейчас. Но брать было нечем.
От боли, от отчаяния бессилия Семен начал проваливаться обратно в беспамятство. Ему уже незачем было сопротивляться боли и смерти. Он начал проваливаться, но остановился, вспомнив про гранату. Про ту, которую подкладывал под себя. Граната была рядом. Граната тащилась за ним, зацепившись за полу маскхалата. Противотанковая граната. Такая, какая нужна.
Бросить и расстрелять вылезающих из дверей. Лучше двух. Но хотя бы одного - представил он план действий. Главное - добросить. И не промахнуться.
Семен выдернул чеку и, видя как сквозь туман черную громадину "Мерседеса", бросил гранату между колес. Сильный взрыв ударил его по ушам, подкинул над землей и уронил вниз, на раненое плечо.
Выстрелить из автомата он не успел. Он потерял сознание.
Глава 33
- Взрыв! - крикнул, останавливаясь, Сан Саныч. - Вы слышали взрыв?
- Не глухие.
- Что это?
- По звуку граната.
- Я знаю, что граната. Откуда граната?
- Может, Семен? Когда я уходил, он подкладывал гранату под себя. Неужели подорвался?
- Сколько до того места, где ты его оставил?
- Метров триста.
- Тогда давайте шустрее.
- Шустрее - это уже сверхзвуковая скорость. Мы и так идем на пределах конструктивных возможностей. Того и гляди ходовая часть посыплется.
- И все равно быстрее. Быстрее! Быстрее!! Поворот. Лежащие поперек дороги березы. Разбитый пулями "рафик". И "Мерседес". Мертвый "Мерседес". Который уже никогда и никуда не поедет. И распластанный по земле Семен. Возможно, тоже неживой.
- Толя, Марина - вы к Семену. Остальные по бортам, - тихо сказал Сан Саныч. - Я справа. Вы - слева. Начинаем по команде.
Крадучись, подошли к покореженной машине. Остановились - каждый там, где следовало. Без дополнительных напоминаний. Как много раз до того на многих, в глубоком немецком тылу, дорогах.
- Готовы?
Не удержались, оглянулись на Толю и Марину.
- Ну, как там? Как Семен? - спросили одними глазами.
- Порядок! - показал большой палец Анатолий. - Дышит.
- Ну и слава богу!
И снова все взгляды на машину, на задранную над головой руку Полковника.
Подъем раскрытой ладони вверх - "Всем внимание!" и один за другим - в обратном отсчете, пальцы вниз. Чтобы каждый успел подготовиться к штурму. Один палец вниз - четыре. Второй - три. Третий - два. Четвертый - один. Сжатый кулак - "Начали!".
Разом придвинулись к машине, рванули сорванные с замков дверцы, уставили в салон автоматы. Пусто. Только водитель, мертвенно ткнувшийся головой в баранку. И огромная дыра в днище.
Нет депутата. Ушел депутат.
- Как же он выжил после такого? - удивленно присвистнул Михась. - И даже крови не видно.
- Может, он в бронежилете был?
- Не был он в бронежилете. И без бронежилета не был. И вообще не был! - зло ответил Сан Саныч. - Обвел он нас вокруг пальца, как безмозглых школяров. Не сел он в "Мерседес". Порожняком его отправил, чтобы нас, старых идиотов, с толку сбить. А сам по-тихому, задами, через забор, пешком ушел! Пешком! Не всегда большие люди на больших машинах ездят. Иногда и ходят.
Купил он нас. На элементарную подставу. Знал, что такую приманку мы не пропустим. Что клюнем на этот чертов бронированный "мерс" и заглотим его по самые кишки. Мы и заглотили. И подавились.
Всё. Нет депутата. Прохлопали мы его. Вот этими самыми глазками.
- Ну и черт с ним. Нет и нет, - махнул рукой Анатолий. - Но и войска у него тоже нет. Один он остался. Как не хочу сказать какой перст. И вряд ли теперь быстро оправится. К чему лишний раз расстраиваться? Того, что упущено, не воротишь.
Не о депутате надо думать, а о нас. Он о себе сам позаботится.
- Боюсь, и о нас тоже, - добавил Сан Саныч.
- Не успеет. Теперь у нас руки развязаны. Теперь заложники с нами. А он без них. Теперь мы в конспиративные игры играть не будем. Хватит. Напартизанились. Пора и честь знать. Теперь только законным порядком заявление, протокол, санкция. Без самодеятельности. Пусть им те, кому по чину положено, занимаются. Мы свое дело сделали. Осталось до дома добраться. И забыть все как страшный сон.
Первые триста метров Семена тащили на плащ-палатке, вцепившись руками в углы ткани. Шли аккуратно, обходя грязь и лужи, стараясь не ступать след в след, чтобы не примять чрезмерно траву, стараясь не ломать встретившиеся на пути ветки. Идущая сзади Марина щедро посыпала путь перцово-табачной смесью. От собак.
Все как положено. Как положено, когда уходишь от активного преследования. Пусть даже преследователь этот наш российский рядовой раздолбай-милиционер, а не пунктуальный во всем, в том числе в поиске следов, немецкий каратель, а собака его - полудомашний Полкан взамен натасканной на преследование диверсантов немецкой овчарки.
Тем не менее - закон есть закон. Положено засыпать следы махоркой сыпь, не жалей. Положено не протаскивать над землей, но поднимать каждую ногу, чтобы ненароком не порвать зацепившуюся травинку - будь добр, исполняй. И никак иначе. Потому что даже среди заведомо известного дурака-противника может отыскаться один внимательный умник или одна талантливая, с генами прабабушки-сучки, служившей в эсэсовских войсках, собака. Вот тогда и пожалеешь, что пренебрег известными мерами безопасности. Пожалеешь - ан поздно будет.
Через триста обязательных стерильно-карантинных метров ветераны остановились. Потому что дальше просто идти не могли. Из сил выбились.
- Три минуты перекур! - сказал шедший впереди Анатолий.
- Четыре.
- Ладно, пять.
Из двух вырубленных жердин и перекинутых через них полами внутрь плащ-палаток по-быстрому соорудили импровизированные носилки. Положили Семена. Взялись с четырех концов. Подняли с трудом. Понесли.
Странная это была процессия - из далекого и уже порядком подзабытого прошлого. Словно ступали ожившие, поднявшиеся из братских могил мертвецы. Призраки в маскхалатах. Четыре человека в камуфляже, с носилками, молчаливо двигающиеся по пригородному лесу. Осторожно, как по прифронтовой полосе.
Ребенок и женщина сзади. В джинсах, туфлях и разрисованных рубахах.
Шаг к шагу. Километр к километру.
Первый. Второй. Третий.
В конце концов забрались в какое-то болото. Остановились.
- Пожалуй, здесь. Толя, тебе ночи хватит?
- Думаю, даже меньше. Думаю, часов семь.
- Тогда ровно семь. На восьмом мы меняем дислокацию.
Анатолия одевали всем миром. У кого что нашлось. Штаны без дыр, рубашки без крови, плащи не со всеми, но все-таки с пуговицами. В общем и целом вышло ничего - даже прилично.
- Ну вот, теперь тебя первый встретившийся постовой не заберет. Только второй, - остались довольны своей работой модельеры. Время пошло.
Анатолий еще раз внимательно огляделся, запоминая окружающий пейзаж: вытянутая в северную сторону заболоченная поляна, две кривых березы на ее южной оконечности, гнилой пень посредине. Плюс еще кое-какие мелочи, делающие облик поляны неповторимым.
Это были только стартовые приметы. Далее ему, считая от этой поляны шаги, следовало запомнить еще десять или сто пейзажей. Только так он мог вернуться на место, которое теперь покидал.
- Вы только раньше семи часов не сдвиньтесь, - предупредил он.
- Не беспокойся. Секунда в секунду. Только ты тоже не опаздывай.
Место было удачное. Просто отличное место. Мокрая болотистая почва, кое-где с открытыми, выше колена лужами. Частые, труднопроходимые заросли кустарника. Пропасть комаров. Кто способен догадаться, что в такой топи возможно разбить лагерь? Никто. Что и требовалось разведчикам.
Прятаться надо не там, где удобно, а там, где нормальному человеку в голову не придет! Разведчики не туристы. Им безопасность важнее комфорта.
В болотце не без труда отыскали самое мокрое место.
- Здесь и будем ночевать.
- Как ночевать? - поразилась и одновременно испугалась Марина.
- Нормально ночевать. Как дома, - ухмыльнулись разведчики.
- Здесь же кругом вода!
- Вот на воде и будем.
Убежище устроили под вывороченной с корнем елью. Использовали свободное пространство, образовавшееся между землей, корнями и стволом. Нижние, уходящие в воду ветки подрубили и уложили, привалив дополнительно к стволу, с боков. Затем нашли и вырубили четыре раздвоенных на конце кола. Рогатки, навалившись разом сверху, вдавили в грунт в метре друг от друга под импровизированным шалашом. В вилки уложили две толстые жердины, на которые поперек настелили толстые ветки. Получилась поднятая на несколько сантиметров над поверхностью воды площадка.
Сухая площадка.
Подходы закрыли дополнительной листвой и поваленными у самых корней деревьями.
Конечно, по фронтовым меркам убежище было халтурным. Слишком явная маскировка. Маскировка, которая опытного следопыта сама по себе способна навести на подозрения. Но нынешний противник был не из самых искушенных, и ночевать здесь надо было не неделю и не две, а всего лишь одну ночь.
А если по фронтовым меркам, то пришлось бы лежать прямо в болоте, по уши в воде и грязи, в наскоро отрытой яме-убежище. День лежать. А ночь развешивая самих себя на деревьях - подсушиваться.
На такой подвиг ветераны уже были не способны. Околели бы через час. Да и ни к чему было себя мучить водными процедурами в грязевых лужах. Даже если поиски начнутся, даже если (что представить невозможно) собаки возьмут их след, то все равно ночью розыски прекратятся. До утра. А утром их уже здесь не будет. Если, конечно, Анатолий успеет обернуться.
- Ну что, будем спать? - предложил Сан Саныч.
Марина с большим сомнением смотрела на импровизированное ложе.
- А мы не замерзнем?
- Замерзнем. Но не до смерти.
Площадку густо застелили ветками и еловыми лапами, поверх бросили плащ-палатку. Легли. Первым Сан Саныч, полусидя, привалившись спиной к стволу. Остальные - прислонившись, как к спинке кресла, к нему и друг к другу. Самые удобные и теплые места отвели раненому и женщине с ребенком.
- Только чур без храпа! - предупредил вышедший на первую половину ночи в дозор Михась.
- А ты, если что, толкни.
- Если я толкну - вы все как доминушки в воду посыплетесь!
Проснулись часов через пять. Не от холода. От назойливых криков ворон.
- А разве вороны ночью кричат? - удивилась Марина.
- Кричат, если весят девяносто килограммов и имеют паспорт и пенсионное удостоверение, - ответил Сан Саныч. - Похоже, транспорт прибыл.
- Ну, вы что молчите? Я глотку чуть не сорвал, - возмутился появившийся в сопровождении дозорного Анатолий.
Собрались быстро. Колья выдернули, жерди и ветки разметали по окрестностям, маскировку убрали. Местность приобрела первозданный вид.
- Пошли.
Взялись за носилки. Через несколько минут были на месте. Перед стоящим в кустах возле опушки "уазиком".
- Это ж не твой "УАЗ", - удивился Борис.
- Ну, допустим, не мой. Мой так испохабили, что за неделю не отремонтируешь.
- А этот откуда взял?
- Откуда, откуда? Одолжил.
- А номера?
- А номера мои.
Больше никто ни о чем не спрашивал. Ну, одолжил и одолжил. Покатается и отдаст.
- Ну что, разведчики, поехали?
- Поехали.
- Кого куда?
- Семена в больницу. Нас по домам.
- Меня тоже домой. Мне в больницу с огнестрельными ранениями нельзя. Там сразу дело откроют, - прошептал Семен. - Мне дома все что нужно сделают.
- Кто?
- Врач один, надежный. Он мне еще в санбате осколки выковыривал. Я адрес знаю.
- Сдохнешь ведь.
- Может, и сдохну. Но только дома.
- Ладно, черт с тобой, - согласился Сан Саныч. - Называй адрес.
Глава 34
Пули выковыривали на столе. Обеденном. На полировку постелили детскую клеенку. Вместо наркоза влили в Семена бутылку водки с растворенным в ней анальгином.
- Ой, мужики, втравите вы меня в историю! Я уж, почитай, пятнадцать лет скальпеля в руках не держал, - тихо ворчал доктор.
- Ты давай режь, не рассуждай, - заплетающимся языком с трудом требовал Семен. - А то я встану и в ухо тебе дам. Без наркоза. И еще мужики по разу.
За спиной доктора стояли насупленные ветераны.
- Может, его все-таки в больницу?
- А оттуда в милицию? На любое такое ранение автоматически открывается следственное дело. Вы хотите, чтобы ваш старый приятель мотал срок?
- Что, все так серьезно?
- Более чем.
- Ну не знаю, не знаю. А если он скончается здесь, на столе?
- Такие опасные раны?
- Раны как раз нет. Кости не задеты. Одна пуля прошла навылет. Другая застряла. Надо только ее вытащить. И канал прочистить. На фронте такие раны за раны не считали. Неделя отдыха - и шагом марш на передовую.
- Так в чем дело?
- В возрасте дело. В возрасте! И в сердце! А если оно болевого шока не выдержит?
- Слышь, Семен, а если сердце боли не выдержит? - спросил, склонившись над раненым, Сан Саныч.
- Боли не выдержит? - переспросил Семен. - Тогда еще триста грамм! И огурец! И никакого сердца!
- Что-то раздухарился наш Семен, - хмыкнул Борис. - Может, действительно триста граммов - и того.
- А если он после этого того - того?
- Ну, не знаю. Но так его тоже оставлять нельзя.
Ветераны задумались.
- Эй, доктор! - поманил пальцем Семен. - Выйди-ка в соседнюю комнату. Мне с ребятами потолковать надо. С глазу на глаз.
Доктор, пожав плечами, вышел.
- Короче, так, мужики. Спорить со мной не надо. И нянькаться не надо. Другого выхода у нас все равно нет. Или резать здесь. Или всех вас через меня сдавать. Если следователи за меня уцепятся, то неизбежно всех вас на белый свет повытягивают. Так?
- Так, - вынужденно согласились все.
- А если вытянут, то и пересажают. Всех. Установить принадлежность пули к конкретному пистолету криминалистам труда не составит. А это уже фактик. Первый. Но не последний. За ним потащатся другие. Я не ошибаюсь?
- Нет, - снова были вынуждены признать ветераны.
- А раз нет, раз за лечение придется сидеть, так мне лучше здесь помереть, в домашней обстановке, чем на нарах. Такое мое, в полной памяти и рассудке, пожелание. Имею я на него право?
- В принципе он правильно излагает. Из больницы ему и всем нам прямой ход в следственный изолятор.
- Вот, вот, - подтвердил Семен. - Всем. Я про то и толкую. Чем всем сидеть, лучше одному лежать. Все равно немного осталось.
- Но если он умрет, все равно все наружу вылезет.
- Не вылезет, - снова встрял Семен. - Вы меня куда-нибудь в лес отвезете и по-тихому закопаете. А в милицию заявление отнесете, на розыск. Что, вы не знаете, как эти дела делаются? Кто меня, пенсионера, искать станет? Кому я нужен? Так что думайте, мужики, скорее. Пока водка из меня не выветрилась. И не вздумайте меня жалеть. Жалость не повод для коллективной пожизненной отсидки. Не допризывник же я. Знаю, на что иду. Знаю, что и как болеть будет. Из меня эти пульки уже раз несколько выковыривали. И тоже, между прочим, без наркоза.
- Ну что? - спросил общее мнение Сан Саныч.
- Думаю, надо делать, как сказал Семен, - ответил Борис.
- Согласен, - повторил Анатолий. Михась только кивнул головой.
- Значит, режем! - подвел итог Полковник. - При успехе операции - все понятно. При неуспехе - лес и заявление в милицию о пропаже. Никто потом отказываться не будет?
- Нет!
- По этому поводу предлагаю выпить обезболивающего! - предложил довольный своей победой Семен. - Где мои триста граммов внутрь?
По логике нормальных людей они поступали неверно. Наверное, даже жестоко. По логике фронтовых разведчиков - нормально. Согласуясь с боевой обстановкой. Как будто первый раз им приходилось жертвовать жизнью одного ради спасения всех. Как будто один мертвый человек лучше пяти неживых.
Не наше право судить их, прикладывая к подобной ситуации свои, гражданские, лекала. Жить или умереть разведчику - должны решать разведчики. Это их, если хотите, сугубо интимное дело. Никто другой им в этом не советчик. Они не изверги - они только рационалисты. Если есть хоть самая малая возможность спасти товарища, разведчики спасут его, не постояв за ценой даже собственной жизни. Если нет - не станут мешать ему принимать единственно верное решение.
В данной ситуации они помочь ему не могли. В данном случае они прислушались к его мнению.
- На этом все. Зовите доктора.
- Вы будете резать его. Сейчас. Здесь, - без предисловий сказал Сан Саныч. - В случае неудачи - о неудаче никто не узнает. Кроме нас. Но если даже об этом узнают, о вас все равно не узнает ни одна живая душа.
Доктор не вздрогнул и не стал протестовать. Этот доктор был военным доктором. И понимал и принимал больше, чем его гражданские коллеги.
- Если вы сомневаетесь, мы готовы дать вам коллективную расписку, что заставили сделать операцию под угрозой применения физической силы. Что вы не более чем жертва злого умысла...
- Не надо расписки. Я верю вам на слово, - перебил доктор. - Мне потребуется спирт для дезинфекции, яркий свет и ваша помощь.
- Спирта ты от них, доктор, не дождешься, - хихикнул Семен. - Они до спиртного жадные. Они даже оперировать меня не хотели, чтобы триста граммов водки сэкономить.
- Операцию начнем через час.
Водкой смазали стол, клеенку, нависшие над больным плафоны электроламп. Водкой вымыли лица и руки.
- Теперь держите его, - распорядился хирург. - Что есть сил держите. И не отпускайте, как бы он ни орал и ни дергался.
Ветераны включили погромче радиоприемник и телевизор и мертвой хваткой вцепились в руки и ноги Семена.
- Что, супостаты, справились? Навалились на одного и довольны, весело орал вдрызг пьяный Семен. - А вот я поднимусь да плюх вам на уши понавешаю. Ох, понавешаю! Ох, не пожалею.
И потом тоже орал Семен. Когда ему резали мышцы, когда втискивали в пулевой канал пинцет, когда тянули по нему пулю.
- У-у, сволочи! Что ж вы делаете, паразиты-ы-ы!
- Давай, ори! Матерись! - подбадривал его доктор. - Сейчас можно, сейчас все можно! Ори! С криком да с матом боль уходит. Не стесняйся!
Семен и не стеснялся. Такого персонально про всех наговорил, что ветераны с войны не слышали. И даже на войне не всегда слышали. Только когда повар три дня на передовую со своим котлом носа не показывал. Или когда немцы после шести отбитых атак без всякого перекура в седьмую поднимались.
- Все, - сказал доктор, накладывая повязки на обработанные раны. Теперь на поправку пойдет. Молодцом ветеран. Вот что значит старая закалка. Молодые нынче, даже когда им бормашиной в зубе ковыряются, в обморок падают!
- Это просто, доктор, мне сильно выпить хотелось, - слабо пошутил Семен. - Если бы мне еще налили, я бы еще согласился потерпеть. А то когда без причины - не дают, говорят, печень. Так что приходите, доктор. Хотя бы раз в неделю. Буду рад.
Глава 35
Допрос длился уже час. Следователь попался молодой и въедливый. Которому нужно было больше других. Которому нужны были должности, звания, премии и признание старших товарищей.
- Итак, вы утверждаете, что не знаете никого из людей, показанных вам на фотографиях?
- Конечно, не знаю. Откуда мне их знать?
- Прошу вас посмотреть еще раз, внимательней. Может быть, вам покажутся знакомыми части одежды, татуировка, личные вещи потерпевших.
Сан Саныч еще раз внимательно осмотрел толстую пачку фотографий, предложенную ему. Трупы в разных положениях. Отдельно - лица. Отдельно татуировки и другие особые приметы. Отдельно - части одежды.
Трупы были все как на подбор - молодые и здоровые. Словно сборная олимпийская команда борцов вольного стиля. Качки. Таких очень любят женщины и главари мафиозных группировок. За уверенность в своих силах, за саму силу и за готовность продемонстрировать ее в любой момент.
- Крутые парни, - сказал Сан Саныч. - И кто только с такими умудрился справиться? Наверное, еще более крутые ребята?
- Может быть, - загадочно ответил следователь. - Вы что-то узнали?
- Нет. Что там можно узнать? Все в одинакового покроя кожаных куртках, все с одинаковыми наколками, на одно лицо. Близнецы. Довольно было показать одну фотографию.
- Значит, не узнали?
- Нет.
- А где вы находились семнадцатого числа сего месяца с тринадцати часов дня до двадцати трех часов вечера?
- Я так понимаю, вы желаете установить мое алиби?
- Допустим.
- Тогда вам надо пойти в мою поликлинику. И попросить мою медицинскую карточку. Там на каждой странице по алиби. Там черным по белому, с росписями и печатями показано, что я физически не мог принимать никакого участия ни в каких противоправных действиях, кроме разве словесного оскорбления соседей по лестничной площадке. А здесь, как я догадываюсь, расследуется убийство? Да еще массовое убийство. Да еще с применением огнестрельного оружия. Вы сами подумайте - разве я в своем возрасте способен стрелять? А тем более куда-то попадать? Я в унитаз, когда мочусь, не всегда попасть могу. А там всего полметра. Да я от отдачи с ног свалюсь. Даже если из рогатки буду стрелять. Ну, взгляните на меня внимательней.
- И все же попытайтесь вспомнить, где вы находились семнадцатого числа?
- Ну где, по-вашему, может находиться человек моих лет? Наверное, на дискотеке или в зале атлетической гимнастики. Или в борделе, с тремя проститутками сразу. Где еще одинокому пенсионеру коротать свободное время?
- Я прошу вас ответить на поставленный вопрос.
- Дома я был. На диване, на кресле, на унитазе. А потом снова на диване, кресле, унитазе. В различной временной последовательности.
- Кто может подтвердить ваши слова?
- Диван, кресло, унитаз. Ну кто еще может подтвердить слова одиноко живущего человека? Кроме него самого.
- То есть надежное алиби у вас на означенное время отсутствует.
- Ах, вы даже так ставите вопрос? Тогда позвольте еще подумать. Не хотелось бы из-за склероза попадать в тюрьму. Семнадцатого числа, говорите? Сейчас, сейчас. Значит, так. Фиксируйте. Утром мне звонил Борис. Мы проговорили полчаса.
- Какой Борис?
- Один мой хороший приятель.
- Фамилия? Адрес?
- Адрес? Хорошо, записывайте.
Потом позвонил Анатолий. Это еще час. Сами знаете, старикам общения не хватает. Как сядем на телефон - так часами. Его адрес тоже нужен?
Потом я говорил с Михасем. Этот вообще болтун. Плюсуйте еще два часа.
Затем снова перезвонил Борис. У него кофемолка сломалась. Он мне жаловался. Еще полчаса.
- Вы можете сказать, о чем вы говорили с каждым из названных граждан?
- О чем говорили? О том, о сем. О погоде, о рыбалке, о внуках, о политике, о пенсии. О чем еще могут говорить старики?
- Подробнее можете?
Еще бы Сан Саныч не мог рассказать об этом подробней. Два дня чуть не дословно совместно составленные диалоги зубрил. Как школьник заданный на дом стишок.
- Кроме названных людей, еще кто-нибудь звонил?
- Кроме названных людей, у меня знакомых не осталось. Поумирали все.
- К сожалению, одни только телефонные разговоры не могут служить абсолютным подтверждением вашего присутствия в квартире. Может быть, к вам кто-нибудь приходил?
- Не могут? Тогда сейчас постараюсь припомнить. Память, знаете, старческая стала. Со склерозной дыркой. Пока со стороны умные люди не подскажут, о чем вспоминать, - ничего в голову не приходит. Так вы спрашиваете, был ли кто? Так точно - был. Вот только теперь вспомнил. Борис был. Анатолий. И потом Михась. Месяцами не виделись - а тут вдруг все заявились.
- Отчего же так, вдруг?
- Ах, ну да, вспомнил. Я с дивана упал и подняться не мог. Расшибся весь. Видите - синяки. Живого места не осталось. Так неудачно упал. И еще мне спину заклинило. Ни туда - ни сюда. Вот они и помогли. А так бы до сих пор лежал.
- Что же вы об этом раньше не говорили?
- Раньше? Так у меня не только спину клинит. Голову тоже. Я же говорю - все позабываю. Возраст такой.
- Другие люди не заходили?
- А этих мало? Тогда я сейчас еще вспомню. Ах да. Заходили. Ну точно, заходили. Марина приходила с дочкой. Сноха одного моего приятеля. Точно. Яблок принесли и варенье. Хватит?
- А у вас еще кто-то есть?
- Если очень вспоминать, то найдется.
Вперед! Потому что больше некому. Потому что остался только ты. Потому что весь спрос с тебя! Единственного!
До дороги Семен не дополз - потерял сознание. Всего в каких-то пяти метрах от полосы асфальта.
Он потерял сознание, но и там, в безмолвии черноты, продолжал ползти, карабкаться, цепляться ногтями и зубами за камни и траву. И там он помнил, что его уже никто не заменит!
Когда Семен пришел в себя, "Мерседес" был уже рядом. От того он и пришел в себя, что почва, на которой он лежал, задрожала от прокатывающей по ней многотонной массы.
Семен открыл глаза и увидел полированный бок "мерса". Он поднял автомат и тут же понял, что все его усилия были бессмысленны. Такую машину автоматом не прошибить. Она просто проедет мимо. Как скорый поезд мимо пытающегося его укусить комара.
"Мерседес" притормозил перед завалом. Как перед последним прыжком.
Брать его надо было сейчас. Но брать было нечем.
От боли, от отчаяния бессилия Семен начал проваливаться обратно в беспамятство. Ему уже незачем было сопротивляться боли и смерти. Он начал проваливаться, но остановился, вспомнив про гранату. Про ту, которую подкладывал под себя. Граната была рядом. Граната тащилась за ним, зацепившись за полу маскхалата. Противотанковая граната. Такая, какая нужна.
Бросить и расстрелять вылезающих из дверей. Лучше двух. Но хотя бы одного - представил он план действий. Главное - добросить. И не промахнуться.
Семен выдернул чеку и, видя как сквозь туман черную громадину "Мерседеса", бросил гранату между колес. Сильный взрыв ударил его по ушам, подкинул над землей и уронил вниз, на раненое плечо.
Выстрелить из автомата он не успел. Он потерял сознание.
Глава 33
- Взрыв! - крикнул, останавливаясь, Сан Саныч. - Вы слышали взрыв?
- Не глухие.
- Что это?
- По звуку граната.
- Я знаю, что граната. Откуда граната?
- Может, Семен? Когда я уходил, он подкладывал гранату под себя. Неужели подорвался?
- Сколько до того места, где ты его оставил?
- Метров триста.
- Тогда давайте шустрее.
- Шустрее - это уже сверхзвуковая скорость. Мы и так идем на пределах конструктивных возможностей. Того и гляди ходовая часть посыплется.
- И все равно быстрее. Быстрее! Быстрее!! Поворот. Лежащие поперек дороги березы. Разбитый пулями "рафик". И "Мерседес". Мертвый "Мерседес". Который уже никогда и никуда не поедет. И распластанный по земле Семен. Возможно, тоже неживой.
- Толя, Марина - вы к Семену. Остальные по бортам, - тихо сказал Сан Саныч. - Я справа. Вы - слева. Начинаем по команде.
Крадучись, подошли к покореженной машине. Остановились - каждый там, где следовало. Без дополнительных напоминаний. Как много раз до того на многих, в глубоком немецком тылу, дорогах.
- Готовы?
Не удержались, оглянулись на Толю и Марину.
- Ну, как там? Как Семен? - спросили одними глазами.
- Порядок! - показал большой палец Анатолий. - Дышит.
- Ну и слава богу!
И снова все взгляды на машину, на задранную над головой руку Полковника.
Подъем раскрытой ладони вверх - "Всем внимание!" и один за другим - в обратном отсчете, пальцы вниз. Чтобы каждый успел подготовиться к штурму. Один палец вниз - четыре. Второй - три. Третий - два. Четвертый - один. Сжатый кулак - "Начали!".
Разом придвинулись к машине, рванули сорванные с замков дверцы, уставили в салон автоматы. Пусто. Только водитель, мертвенно ткнувшийся головой в баранку. И огромная дыра в днище.
Нет депутата. Ушел депутат.
- Как же он выжил после такого? - удивленно присвистнул Михась. - И даже крови не видно.
- Может, он в бронежилете был?
- Не был он в бронежилете. И без бронежилета не был. И вообще не был! - зло ответил Сан Саныч. - Обвел он нас вокруг пальца, как безмозглых школяров. Не сел он в "Мерседес". Порожняком его отправил, чтобы нас, старых идиотов, с толку сбить. А сам по-тихому, задами, через забор, пешком ушел! Пешком! Не всегда большие люди на больших машинах ездят. Иногда и ходят.
Купил он нас. На элементарную подставу. Знал, что такую приманку мы не пропустим. Что клюнем на этот чертов бронированный "мерс" и заглотим его по самые кишки. Мы и заглотили. И подавились.
Всё. Нет депутата. Прохлопали мы его. Вот этими самыми глазками.
- Ну и черт с ним. Нет и нет, - махнул рукой Анатолий. - Но и войска у него тоже нет. Один он остался. Как не хочу сказать какой перст. И вряд ли теперь быстро оправится. К чему лишний раз расстраиваться? Того, что упущено, не воротишь.
Не о депутате надо думать, а о нас. Он о себе сам позаботится.
- Боюсь, и о нас тоже, - добавил Сан Саныч.
- Не успеет. Теперь у нас руки развязаны. Теперь заложники с нами. А он без них. Теперь мы в конспиративные игры играть не будем. Хватит. Напартизанились. Пора и честь знать. Теперь только законным порядком заявление, протокол, санкция. Без самодеятельности. Пусть им те, кому по чину положено, занимаются. Мы свое дело сделали. Осталось до дома добраться. И забыть все как страшный сон.
Первые триста метров Семена тащили на плащ-палатке, вцепившись руками в углы ткани. Шли аккуратно, обходя грязь и лужи, стараясь не ступать след в след, чтобы не примять чрезмерно траву, стараясь не ломать встретившиеся на пути ветки. Идущая сзади Марина щедро посыпала путь перцово-табачной смесью. От собак.
Все как положено. Как положено, когда уходишь от активного преследования. Пусть даже преследователь этот наш российский рядовой раздолбай-милиционер, а не пунктуальный во всем, в том числе в поиске следов, немецкий каратель, а собака его - полудомашний Полкан взамен натасканной на преследование диверсантов немецкой овчарки.
Тем не менее - закон есть закон. Положено засыпать следы махоркой сыпь, не жалей. Положено не протаскивать над землей, но поднимать каждую ногу, чтобы ненароком не порвать зацепившуюся травинку - будь добр, исполняй. И никак иначе. Потому что даже среди заведомо известного дурака-противника может отыскаться один внимательный умник или одна талантливая, с генами прабабушки-сучки, служившей в эсэсовских войсках, собака. Вот тогда и пожалеешь, что пренебрег известными мерами безопасности. Пожалеешь - ан поздно будет.
Через триста обязательных стерильно-карантинных метров ветераны остановились. Потому что дальше просто идти не могли. Из сил выбились.
- Три минуты перекур! - сказал шедший впереди Анатолий.
- Четыре.
- Ладно, пять.
Из двух вырубленных жердин и перекинутых через них полами внутрь плащ-палаток по-быстрому соорудили импровизированные носилки. Положили Семена. Взялись с четырех концов. Подняли с трудом. Понесли.
Странная это была процессия - из далекого и уже порядком подзабытого прошлого. Словно ступали ожившие, поднявшиеся из братских могил мертвецы. Призраки в маскхалатах. Четыре человека в камуфляже, с носилками, молчаливо двигающиеся по пригородному лесу. Осторожно, как по прифронтовой полосе.
Ребенок и женщина сзади. В джинсах, туфлях и разрисованных рубахах.
Шаг к шагу. Километр к километру.
Первый. Второй. Третий.
В конце концов забрались в какое-то болото. Остановились.
- Пожалуй, здесь. Толя, тебе ночи хватит?
- Думаю, даже меньше. Думаю, часов семь.
- Тогда ровно семь. На восьмом мы меняем дислокацию.
Анатолия одевали всем миром. У кого что нашлось. Штаны без дыр, рубашки без крови, плащи не со всеми, но все-таки с пуговицами. В общем и целом вышло ничего - даже прилично.
- Ну вот, теперь тебя первый встретившийся постовой не заберет. Только второй, - остались довольны своей работой модельеры. Время пошло.
Анатолий еще раз внимательно огляделся, запоминая окружающий пейзаж: вытянутая в северную сторону заболоченная поляна, две кривых березы на ее южной оконечности, гнилой пень посредине. Плюс еще кое-какие мелочи, делающие облик поляны неповторимым.
Это были только стартовые приметы. Далее ему, считая от этой поляны шаги, следовало запомнить еще десять или сто пейзажей. Только так он мог вернуться на место, которое теперь покидал.
- Вы только раньше семи часов не сдвиньтесь, - предупредил он.
- Не беспокойся. Секунда в секунду. Только ты тоже не опаздывай.
Место было удачное. Просто отличное место. Мокрая болотистая почва, кое-где с открытыми, выше колена лужами. Частые, труднопроходимые заросли кустарника. Пропасть комаров. Кто способен догадаться, что в такой топи возможно разбить лагерь? Никто. Что и требовалось разведчикам.
Прятаться надо не там, где удобно, а там, где нормальному человеку в голову не придет! Разведчики не туристы. Им безопасность важнее комфорта.
В болотце не без труда отыскали самое мокрое место.
- Здесь и будем ночевать.
- Как ночевать? - поразилась и одновременно испугалась Марина.
- Нормально ночевать. Как дома, - ухмыльнулись разведчики.
- Здесь же кругом вода!
- Вот на воде и будем.
Убежище устроили под вывороченной с корнем елью. Использовали свободное пространство, образовавшееся между землей, корнями и стволом. Нижние, уходящие в воду ветки подрубили и уложили, привалив дополнительно к стволу, с боков. Затем нашли и вырубили четыре раздвоенных на конце кола. Рогатки, навалившись разом сверху, вдавили в грунт в метре друг от друга под импровизированным шалашом. В вилки уложили две толстые жердины, на которые поперек настелили толстые ветки. Получилась поднятая на несколько сантиметров над поверхностью воды площадка.
Сухая площадка.
Подходы закрыли дополнительной листвой и поваленными у самых корней деревьями.
Конечно, по фронтовым меркам убежище было халтурным. Слишком явная маскировка. Маскировка, которая опытного следопыта сама по себе способна навести на подозрения. Но нынешний противник был не из самых искушенных, и ночевать здесь надо было не неделю и не две, а всего лишь одну ночь.
А если по фронтовым меркам, то пришлось бы лежать прямо в болоте, по уши в воде и грязи, в наскоро отрытой яме-убежище. День лежать. А ночь развешивая самих себя на деревьях - подсушиваться.
На такой подвиг ветераны уже были не способны. Околели бы через час. Да и ни к чему было себя мучить водными процедурами в грязевых лужах. Даже если поиски начнутся, даже если (что представить невозможно) собаки возьмут их след, то все равно ночью розыски прекратятся. До утра. А утром их уже здесь не будет. Если, конечно, Анатолий успеет обернуться.
- Ну что, будем спать? - предложил Сан Саныч.
Марина с большим сомнением смотрела на импровизированное ложе.
- А мы не замерзнем?
- Замерзнем. Но не до смерти.
Площадку густо застелили ветками и еловыми лапами, поверх бросили плащ-палатку. Легли. Первым Сан Саныч, полусидя, привалившись спиной к стволу. Остальные - прислонившись, как к спинке кресла, к нему и друг к другу. Самые удобные и теплые места отвели раненому и женщине с ребенком.
- Только чур без храпа! - предупредил вышедший на первую половину ночи в дозор Михась.
- А ты, если что, толкни.
- Если я толкну - вы все как доминушки в воду посыплетесь!
Проснулись часов через пять. Не от холода. От назойливых криков ворон.
- А разве вороны ночью кричат? - удивилась Марина.
- Кричат, если весят девяносто килограммов и имеют паспорт и пенсионное удостоверение, - ответил Сан Саныч. - Похоже, транспорт прибыл.
- Ну, вы что молчите? Я глотку чуть не сорвал, - возмутился появившийся в сопровождении дозорного Анатолий.
Собрались быстро. Колья выдернули, жерди и ветки разметали по окрестностям, маскировку убрали. Местность приобрела первозданный вид.
- Пошли.
Взялись за носилки. Через несколько минут были на месте. Перед стоящим в кустах возле опушки "уазиком".
- Это ж не твой "УАЗ", - удивился Борис.
- Ну, допустим, не мой. Мой так испохабили, что за неделю не отремонтируешь.
- А этот откуда взял?
- Откуда, откуда? Одолжил.
- А номера?
- А номера мои.
Больше никто ни о чем не спрашивал. Ну, одолжил и одолжил. Покатается и отдаст.
- Ну что, разведчики, поехали?
- Поехали.
- Кого куда?
- Семена в больницу. Нас по домам.
- Меня тоже домой. Мне в больницу с огнестрельными ранениями нельзя. Там сразу дело откроют, - прошептал Семен. - Мне дома все что нужно сделают.
- Кто?
- Врач один, надежный. Он мне еще в санбате осколки выковыривал. Я адрес знаю.
- Сдохнешь ведь.
- Может, и сдохну. Но только дома.
- Ладно, черт с тобой, - согласился Сан Саныч. - Называй адрес.
Глава 34
Пули выковыривали на столе. Обеденном. На полировку постелили детскую клеенку. Вместо наркоза влили в Семена бутылку водки с растворенным в ней анальгином.
- Ой, мужики, втравите вы меня в историю! Я уж, почитай, пятнадцать лет скальпеля в руках не держал, - тихо ворчал доктор.
- Ты давай режь, не рассуждай, - заплетающимся языком с трудом требовал Семен. - А то я встану и в ухо тебе дам. Без наркоза. И еще мужики по разу.
За спиной доктора стояли насупленные ветераны.
- Может, его все-таки в больницу?
- А оттуда в милицию? На любое такое ранение автоматически открывается следственное дело. Вы хотите, чтобы ваш старый приятель мотал срок?
- Что, все так серьезно?
- Более чем.
- Ну не знаю, не знаю. А если он скончается здесь, на столе?
- Такие опасные раны?
- Раны как раз нет. Кости не задеты. Одна пуля прошла навылет. Другая застряла. Надо только ее вытащить. И канал прочистить. На фронте такие раны за раны не считали. Неделя отдыха - и шагом марш на передовую.
- Так в чем дело?
- В возрасте дело. В возрасте! И в сердце! А если оно болевого шока не выдержит?
- Слышь, Семен, а если сердце боли не выдержит? - спросил, склонившись над раненым, Сан Саныч.
- Боли не выдержит? - переспросил Семен. - Тогда еще триста грамм! И огурец! И никакого сердца!
- Что-то раздухарился наш Семен, - хмыкнул Борис. - Может, действительно триста граммов - и того.
- А если он после этого того - того?
- Ну, не знаю. Но так его тоже оставлять нельзя.
Ветераны задумались.
- Эй, доктор! - поманил пальцем Семен. - Выйди-ка в соседнюю комнату. Мне с ребятами потолковать надо. С глазу на глаз.
Доктор, пожав плечами, вышел.
- Короче, так, мужики. Спорить со мной не надо. И нянькаться не надо. Другого выхода у нас все равно нет. Или резать здесь. Или всех вас через меня сдавать. Если следователи за меня уцепятся, то неизбежно всех вас на белый свет повытягивают. Так?
- Так, - вынужденно согласились все.
- А если вытянут, то и пересажают. Всех. Установить принадлежность пули к конкретному пистолету криминалистам труда не составит. А это уже фактик. Первый. Но не последний. За ним потащатся другие. Я не ошибаюсь?
- Нет, - снова были вынуждены признать ветераны.
- А раз нет, раз за лечение придется сидеть, так мне лучше здесь помереть, в домашней обстановке, чем на нарах. Такое мое, в полной памяти и рассудке, пожелание. Имею я на него право?
- В принципе он правильно излагает. Из больницы ему и всем нам прямой ход в следственный изолятор.
- Вот, вот, - подтвердил Семен. - Всем. Я про то и толкую. Чем всем сидеть, лучше одному лежать. Все равно немного осталось.
- Но если он умрет, все равно все наружу вылезет.
- Не вылезет, - снова встрял Семен. - Вы меня куда-нибудь в лес отвезете и по-тихому закопаете. А в милицию заявление отнесете, на розыск. Что, вы не знаете, как эти дела делаются? Кто меня, пенсионера, искать станет? Кому я нужен? Так что думайте, мужики, скорее. Пока водка из меня не выветрилась. И не вздумайте меня жалеть. Жалость не повод для коллективной пожизненной отсидки. Не допризывник же я. Знаю, на что иду. Знаю, что и как болеть будет. Из меня эти пульки уже раз несколько выковыривали. И тоже, между прочим, без наркоза.
- Ну что? - спросил общее мнение Сан Саныч.
- Думаю, надо делать, как сказал Семен, - ответил Борис.
- Согласен, - повторил Анатолий. Михась только кивнул головой.
- Значит, режем! - подвел итог Полковник. - При успехе операции - все понятно. При неуспехе - лес и заявление в милицию о пропаже. Никто потом отказываться не будет?
- Нет!
- По этому поводу предлагаю выпить обезболивающего! - предложил довольный своей победой Семен. - Где мои триста граммов внутрь?
По логике нормальных людей они поступали неверно. Наверное, даже жестоко. По логике фронтовых разведчиков - нормально. Согласуясь с боевой обстановкой. Как будто первый раз им приходилось жертвовать жизнью одного ради спасения всех. Как будто один мертвый человек лучше пяти неживых.
Не наше право судить их, прикладывая к подобной ситуации свои, гражданские, лекала. Жить или умереть разведчику - должны решать разведчики. Это их, если хотите, сугубо интимное дело. Никто другой им в этом не советчик. Они не изверги - они только рационалисты. Если есть хоть самая малая возможность спасти товарища, разведчики спасут его, не постояв за ценой даже собственной жизни. Если нет - не станут мешать ему принимать единственно верное решение.
В данной ситуации они помочь ему не могли. В данном случае они прислушались к его мнению.
- На этом все. Зовите доктора.
- Вы будете резать его. Сейчас. Здесь, - без предисловий сказал Сан Саныч. - В случае неудачи - о неудаче никто не узнает. Кроме нас. Но если даже об этом узнают, о вас все равно не узнает ни одна живая душа.
Доктор не вздрогнул и не стал протестовать. Этот доктор был военным доктором. И понимал и принимал больше, чем его гражданские коллеги.
- Если вы сомневаетесь, мы готовы дать вам коллективную расписку, что заставили сделать операцию под угрозой применения физической силы. Что вы не более чем жертва злого умысла...
- Не надо расписки. Я верю вам на слово, - перебил доктор. - Мне потребуется спирт для дезинфекции, яркий свет и ваша помощь.
- Спирта ты от них, доктор, не дождешься, - хихикнул Семен. - Они до спиртного жадные. Они даже оперировать меня не хотели, чтобы триста граммов водки сэкономить.
- Операцию начнем через час.
Водкой смазали стол, клеенку, нависшие над больным плафоны электроламп. Водкой вымыли лица и руки.
- Теперь держите его, - распорядился хирург. - Что есть сил держите. И не отпускайте, как бы он ни орал и ни дергался.
Ветераны включили погромче радиоприемник и телевизор и мертвой хваткой вцепились в руки и ноги Семена.
- Что, супостаты, справились? Навалились на одного и довольны, весело орал вдрызг пьяный Семен. - А вот я поднимусь да плюх вам на уши понавешаю. Ох, понавешаю! Ох, не пожалею.
И потом тоже орал Семен. Когда ему резали мышцы, когда втискивали в пулевой канал пинцет, когда тянули по нему пулю.
- У-у, сволочи! Что ж вы делаете, паразиты-ы-ы!
- Давай, ори! Матерись! - подбадривал его доктор. - Сейчас можно, сейчас все можно! Ори! С криком да с матом боль уходит. Не стесняйся!
Семен и не стеснялся. Такого персонально про всех наговорил, что ветераны с войны не слышали. И даже на войне не всегда слышали. Только когда повар три дня на передовую со своим котлом носа не показывал. Или когда немцы после шести отбитых атак без всякого перекура в седьмую поднимались.
- Все, - сказал доктор, накладывая повязки на обработанные раны. Теперь на поправку пойдет. Молодцом ветеран. Вот что значит старая закалка. Молодые нынче, даже когда им бормашиной в зубе ковыряются, в обморок падают!
- Это просто, доктор, мне сильно выпить хотелось, - слабо пошутил Семен. - Если бы мне еще налили, я бы еще согласился потерпеть. А то когда без причины - не дают, говорят, печень. Так что приходите, доктор. Хотя бы раз в неделю. Буду рад.
Глава 35
Допрос длился уже час. Следователь попался молодой и въедливый. Которому нужно было больше других. Которому нужны были должности, звания, премии и признание старших товарищей.
- Итак, вы утверждаете, что не знаете никого из людей, показанных вам на фотографиях?
- Конечно, не знаю. Откуда мне их знать?
- Прошу вас посмотреть еще раз, внимательней. Может быть, вам покажутся знакомыми части одежды, татуировка, личные вещи потерпевших.
Сан Саныч еще раз внимательно осмотрел толстую пачку фотографий, предложенную ему. Трупы в разных положениях. Отдельно - лица. Отдельно татуировки и другие особые приметы. Отдельно - части одежды.
Трупы были все как на подбор - молодые и здоровые. Словно сборная олимпийская команда борцов вольного стиля. Качки. Таких очень любят женщины и главари мафиозных группировок. За уверенность в своих силах, за саму силу и за готовность продемонстрировать ее в любой момент.
- Крутые парни, - сказал Сан Саныч. - И кто только с такими умудрился справиться? Наверное, еще более крутые ребята?
- Может быть, - загадочно ответил следователь. - Вы что-то узнали?
- Нет. Что там можно узнать? Все в одинакового покроя кожаных куртках, все с одинаковыми наколками, на одно лицо. Близнецы. Довольно было показать одну фотографию.
- Значит, не узнали?
- Нет.
- А где вы находились семнадцатого числа сего месяца с тринадцати часов дня до двадцати трех часов вечера?
- Я так понимаю, вы желаете установить мое алиби?
- Допустим.
- Тогда вам надо пойти в мою поликлинику. И попросить мою медицинскую карточку. Там на каждой странице по алиби. Там черным по белому, с росписями и печатями показано, что я физически не мог принимать никакого участия ни в каких противоправных действиях, кроме разве словесного оскорбления соседей по лестничной площадке. А здесь, как я догадываюсь, расследуется убийство? Да еще массовое убийство. Да еще с применением огнестрельного оружия. Вы сами подумайте - разве я в своем возрасте способен стрелять? А тем более куда-то попадать? Я в унитаз, когда мочусь, не всегда попасть могу. А там всего полметра. Да я от отдачи с ног свалюсь. Даже если из рогатки буду стрелять. Ну, взгляните на меня внимательней.
- И все же попытайтесь вспомнить, где вы находились семнадцатого числа?
- Ну где, по-вашему, может находиться человек моих лет? Наверное, на дискотеке или в зале атлетической гимнастики. Или в борделе, с тремя проститутками сразу. Где еще одинокому пенсионеру коротать свободное время?
- Я прошу вас ответить на поставленный вопрос.
- Дома я был. На диване, на кресле, на унитазе. А потом снова на диване, кресле, унитазе. В различной временной последовательности.
- Кто может подтвердить ваши слова?
- Диван, кресло, унитаз. Ну кто еще может подтвердить слова одиноко живущего человека? Кроме него самого.
- То есть надежное алиби у вас на означенное время отсутствует.
- Ах, вы даже так ставите вопрос? Тогда позвольте еще подумать. Не хотелось бы из-за склероза попадать в тюрьму. Семнадцатого числа, говорите? Сейчас, сейчас. Значит, так. Фиксируйте. Утром мне звонил Борис. Мы проговорили полчаса.
- Какой Борис?
- Один мой хороший приятель.
- Фамилия? Адрес?
- Адрес? Хорошо, записывайте.
Потом позвонил Анатолий. Это еще час. Сами знаете, старикам общения не хватает. Как сядем на телефон - так часами. Его адрес тоже нужен?
Потом я говорил с Михасем. Этот вообще болтун. Плюсуйте еще два часа.
Затем снова перезвонил Борис. У него кофемолка сломалась. Он мне жаловался. Еще полчаса.
- Вы можете сказать, о чем вы говорили с каждым из названных граждан?
- О чем говорили? О том, о сем. О погоде, о рыбалке, о внуках, о политике, о пенсии. О чем еще могут говорить старики?
- Подробнее можете?
Еще бы Сан Саныч не мог рассказать об этом подробней. Два дня чуть не дословно совместно составленные диалоги зубрил. Как школьник заданный на дом стишок.
- Кроме названных людей, еще кто-нибудь звонил?
- Кроме названных людей, у меня знакомых не осталось. Поумирали все.
- К сожалению, одни только телефонные разговоры не могут служить абсолютным подтверждением вашего присутствия в квартире. Может быть, к вам кто-нибудь приходил?
- Не могут? Тогда сейчас постараюсь припомнить. Память, знаете, старческая стала. Со склерозной дыркой. Пока со стороны умные люди не подскажут, о чем вспоминать, - ничего в голову не приходит. Так вы спрашиваете, был ли кто? Так точно - был. Вот только теперь вспомнил. Борис был. Анатолий. И потом Михась. Месяцами не виделись - а тут вдруг все заявились.
- Отчего же так, вдруг?
- Ах, ну да, вспомнил. Я с дивана упал и подняться не мог. Расшибся весь. Видите - синяки. Живого места не осталось. Так неудачно упал. И еще мне спину заклинило. Ни туда - ни сюда. Вот они и помогли. А так бы до сих пор лежал.
- Что же вы об этом раньше не говорили?
- Раньше? Так у меня не только спину клинит. Голову тоже. Я же говорю - все позабываю. Возраст такой.
- Другие люди не заходили?
- А этих мало? Тогда я сейчас еще вспомню. Ах да. Заходили. Ну точно, заходили. Марина приходила с дочкой. Сноха одного моего приятеля. Точно. Яблок принесли и варенье. Хватит?
- А у вас еще кто-то есть?
- Если очень вспоминать, то найдется.