Страница:
Нет приступом подобную крепость не одолеть. Здесь возможна только осада. Техническая осада. С электроникой должна бороться электроника. Подобная война бескровна, но катастрофически затратна. Наверное, поэтому политики предпочитают обычные, с обычной кровью и человеческим мясом, междуусобицы. У меня мясо и кровь были только свои собственные, поэтому я не спешил переть буром на бруствер. Мне предпочтительней было жертвовать рублями.
Деньги, оставленные в конторской посылке, давно закончились, и, хочешь не хочешь, мне пришлось отвлечься от основной задачи для решения более простой — приобретения сотни-другой миллионов рублей. Решать финансовые проблемы обычным способом — задействованием энных сумм из кошельков зазевавшихся в очередях в сберегательные и транспортные кассы граждан — я не мог. Я бы тогда год в тех очередях проторчал. Мне нужны были деньги, а не наличность. Мне нужны были большие деньги. Очень большие деньги. Такие, и разом, можно было найти только в банках. Волей-неволей пришлось пускаться в финансовые махинации.
Перерисовав внешность и выправив на нее новые — комар носу не подточит — документы, я в удаленных от места основного действия областях по-быстрому создал и зарегистрировал несколько предпринимательских обществ и от их имени пошел в банки просить ссуды.
Банки я выбирал очень средненькие, не имеющие прямого выхода на власть.
— У нас нет для вас таких сумм, — подивились то ли нахальству, то ли наивности незнакомого просителя банковские служащие.
— А вы взгляните повнимательней на фамилии coyчредителей, — рекомендовал я.
В соучредителях значились не последние в данных областях имена.
— Неужели сами?! — ахали пораженные банкиры.
— Ну что вы, конечно, нет! Это родственники, только родственники. Вы же понимаете…
Банкиры понимали и с кредитами не задерживали! Тем, кто на слово не верил, я показывал рекомендательные письма с печатями и подписями тех самых лиц, о которых в немалой степени зависело процветание и данного банка. Образцами подписей и печатей я легко разживался в архивах и канцеляриях.
— Этого довольно?
Этого было более чем довольно. Меньше чем за неделю я обеспечился средствами, достаточными для строительства средней руки металлургического комбината. Из банков я прямиком направился в заранее намеченные конструкторские бюро и исследовательские лаборатории.
— Мне нужно создать микропередатчик, работающий в следующих диапазонах… — формулировал я условия задачи.
— На это потребуется год усилий целого института…
— Три недели и триста тысяч долларов. Наличным! Лично вам. Мне неважно, кого вы будете привлекать работе и как с ними расплачиваться. Мне нужен передатчик. В двух экземплярах.
В лаборатории робототехники я просил изготовить двигающееся чучело крысы, аргументируя это странно задание необходимостью исследования поведения грызунов в естественных, в том числе в подземных полостях и коммуникациях, условиях. Детали чучела я просил исполнять преимущественно из органических материалов. А к чему мне крыса, приближенная весом и локационными характеристиками к боевой машине пехоты?
У зоологов я интересовался перспективами управления поведением некоторых животных. Возможно ли, вживив в мозг тем же кроликам датчики, заставлять их исполнять простейшие команды, к примеру: вперед, назад направо, налево, стой и т. п.? В принципе да? А если в обозримом будущем? Что для этого требуется? Как быстро можно ожидать практических результатов исследований? Когда можно увидеть такое животное?
Три КБ самолетостроения независимо друг от друга выполняли мой заказ на изготовление радиоуправляемого микропланера, выполненного в виде коршуна-степняка в натуральную величину. Причем у этого искусственного коршуна должны были шевелиться кончики крыльев, голова и хвост, как у самой натуральной птицы. По цене заказанная мной птичка приближалась к стоимости двухместного спортивного самолета. Но деньги меня волновали мало. Меня волновали качество и сроки. Только они. Ложка, даже самая роскошная, но после обеда, мне была не нужна.
Одиннадцать лабораторий и КБ из пятнадцати справились с работой вовремя. Семь изделий я забраковал в силу их технического несовершенства. Забраковал, но тем не менее оплатил. Четыре выигравших в конкурентной борьбе принял на вооружение.
Во избежание утечки информации со всех руководителей работ я, продемонстрировав удостоверение сотрудника Безопасности, взял подписку о неразглашении и подробно рассказал о сроках, предусмотренных статьями, касающимися незаконных валютных операций, хищения денег в особо крупных размерах (а где у вас договора, акты, наряды и т. п. документы, подтверждающие выполнение работ?), злоупотребления служебным положением и укрытия налогов. Это не считая еще одной подрасстрельной статьи — измены Родине, с которой впрямую связана исполненная ими работа, если о ней узнает любое постороннее лицо.
Через четыре недели я приступил непосредственно к осаде. Над объектом, в паре с ранее замеченным мною здесь натуральным коршуном, закружил искусственный, нашпигованный длиннофокусной фото— и видеотехникой.
Ночью вдоль забора зашныряла туда-сюда крыса-робот. Я правильно рассчитал, что охрана будет защищаться от людей, а не от случайных животных. Все мины, ультразвуковые и инфракрасные сторожа и прочие технические ловушки были рассчитаны на объекты свыше пятнадцати килограммов. Иначе охранникам пришлось бы ночи напролет бегать на тревожные «сработки», спровоцированные бродячими кошками и собаками. А охрана, как и всякая охрана, ночами любит подремывать.
Продвигая крысу вдоль периметра забора, я уже на вторую ночь отыскал ведущий на территорию объекта небольшой ход. Это была старая, оставленная прежним хозяином, то ли кротом, то ли сусликом, нора с двумя запасными тоннелями-выходами. В один я вкатил своего робота-помощника, из другого, но уже на территории объекта, он выполз. Наверное, будь эта охранная зона капитальной — с заглубленным метра на три в землю, препятствующим подкопу забором, с внешней, удаленной на несколько десятков метров, улавливающей мелких животных сеткой, с шаговым напряжением, с рассчитанными на граммы, а не на десятки килограммов минами-ловушками и пр., мой опыт потерпел бы фиаско. Но лагерь строился на скорую руку и, по всей видимости, ненадолго, и вбухивать в него миллионные суммы, чтобы через полгода-год снести, не решились. Ограничились быстромонтируемой, настороженной на человека электроникой. И просчитались.
Теперь я имел возможность в любое мгновение прослушивать и отсматривать интересующую меня территорию. В темноте я заводил свою крыску в очередное убежище из которого глазом телеобъектива и ушами микрофонов вел наблюдение. Сам я высиживал днями в расположенном в полугора километрах хорошо замаскированном убежище, откуда руководил роботами-шпионами и записывал на пленку всю поступающую видео— и слуховую информацию.
Уже в первые часы я уверился в своих предположениях. Объект имел прямое отношение к покушению. Территория была разбита на сектора, среди которых туда-сюда крутился «ЗИЛ»-«членовоз». А зачем правительственный «ЗИЛ» в Богом забытой провинции, как не для отработки моделей покушения? По всему видно, преступники готовились самым тщательным образом. Рискуя привлечь к себе внимание, они притащили за тридевять земель многотонный автомобиль, вместо того чтобы, как это сделали бы любители, тренироваться на переделанной под размеры «членовоза» «волге». И правильно делали. Подготовка профессионалов требует максимального приближения к боевой обстановке. «ЗИЛ» совсем не так, как «волга», ведет себя на ходу, не так тормозит, не так разворачивается, не с такой силой нагружает почву. Любая из этих не учтенных мелочей способна свести на нет самую тщательно спланированную и подготовленную операцию. Автомобиль может быстрее, чем предполагалось, затормозить, набрать скорость или развернуться и в самый неподходящий момент, выскочив из сектора обстрела, сильнее протаранить поставленное препятствие и не остановиться там, где «волга» встала бы как вкопанная. А есть еще траектория рикошета пуль от лобового и боковых стекол, степень восприимчивости к минным зарядам, угол открывания дверей и расположение подножек, что влияет на начальное и конечное положение головы выходящего пассажира, бронезащита, расположение скрытой обзорной видеотехники и тому подобное. Исполнители должны были изучить машину Президента как собственную, тысячекратно виденную ладонь. Лучше, чем собственную ладонь!
С той же, с привязкой к условиям местности, целью заговорщики гоняли «ЗИЛ» не по случайным грунтовкам, а по специально заасфальтированным плацам. В идеале толщина, угол наклона, состав, технология укладки асфальтового покрытия в них должны были соответствовать дорогам на месте покушения. Но это уже самый высший пилотаж, на который заговорщики из-за нехватки времени вряд ли были способны. Отсюда можно сделать вывод, что покушение, по крайней мере одно из них, будет связано с президентской машиной.
Это уже кое-что. Однако на главный, ради которого я затеял всю эту техническую возню, вопрос — где планируется проведение Акции — ответа так и не было. Здесь я был вынужден признать свое полное бессилие. Ни один человек, находящийся вблизи моих, блуждающих на искусственных лапках по запретной территории микрофонов, не проронил ни единого, касающегося дела слова. Не звучали названия городов, улиц. Не упоминались климатические и ландшафтные условия места будущей работы, по которым можно было бы вычислить примерную географию заговора. Не назывались имена. Либо молчание, либо разговоры на сугубо бытовые темы — дай закурить и что сегодня на обед. Кто-то очень серьезно заботился о сохранении тайны. И этот кто-то, учитывая возможности современной шпионской техники с ее микрофонами направленного действия, способными сквозь шум и грохот дождя расслышать шепот человека за семьсот метров, добился невозможного — добился режима молчания, перекрыв самый уязвимый канал утечки информации. Вместе со всеми своими хитромудрыми летающими и ползающими машинами я опять оказался в тупике. Я знал о готовящемся покушении, я нашел место подготовки боевиков, я рассмотрел через фото— и видеообъективы лица потенциальных (кто конкретно будет стрелять или бросать бомбу, уверен, до последнего мгновения не дано было знать и им самим) исполнителей. Но я не знал где состоится это покушение. Я не знал тех самых городов и улиц, кроме одной, расположенной в подведомственном мне регионе. И, значит, я не мог помешать преступникам.
Конечно, можно было дождаться отъезда боевиков и, проследив их путь, установить истину. Но, боюсь, тогда будет поздно. Вряд ли исполнителей будут лишний раз светить, прогуливая в местах будущего преступления. Скорее всего в какой-то момент, заранее не предупреждая и не настраивая, их посадят в закрытую машину, потом в самолет, потом снова в машину, дверцы которой откроются вблизи места Акции. Дело идет не о покушении наемного убийцы-одиночки, где преступнику необходимо лично, и не раз и не два, осмотреть место действия а в хорошо спланированном заговоре. Уверен, даже приблизительно не предполагая, где ему предстоит использовать свое умение, исполнитель тем не менее знает топографию местности лучше любого местного старожила. До миллиметров знает! Потому что до него и для него полсотни человек обходили, обмерили и обнюхали каждый клочок прилегающей территории. Потому что много часов подряд он провел, наблюдая на экране телевизора пейзаж неизвестного города и стократно «обходил» выполненный на планшете в масштабе один к ста его точный топографический макет. Он точно знает, сколько шагов отделяет его от предназначенного к бегству поворота улицы, подворотни или проходного двора и что он увидит в каждое следующее мгновение. А больше ему, знать и не надо. Уже на третьем десятке метров его встретят, направят, прикроют. А потом скорее всего уберут как опасного свидетеля. И это единственное, о чем он не знает.
Нет, перехватывать исполнителей в дороге я не смогу. Что толку, что я узнаю о механизме покушения за час до покушения? Это если еще узнаю. Максимум, что я смогу сделать, — это попытаться уничтожить покушающегося. Хотя вряд ли и это удастся, ведь до начала Акции его охраняют как зеницу ока. На него завязана вся подготавливаемая в течение многих месяцев операция.
Только зная заранее о месте и форме покушения, я могу предпринять что-либо действенное.
Отсюда следуют старые и безнадежные вопросы — где, когда и каким образом? Тупик.
Я снова и снова изобретал способы дознаться до правды. Я мысленно крал и допрашивал исполнителей, внедрялся в лагерь боевиков под видом претендента на роль убийцы и т. п. Все напрасно. Меня раскрывали, ловили и приканчивали раньше, чем я успевал узнать хоть что-нибудь. Оборона противника казалась неприступной. Между тем решение было на виду. Оно просто витало в воздухе…
Я нашел его, когда в очередной раз рассматривал планы, снятые с высоты птичьего (а что мой «коршун», не птица, что ли?) полета.
Снова ползающий в разные стороны «ЗИЛ». Снова копошащиеся возле него люди. Снова то, что я видел уже множество раз.
Я раскладывал фотографии на полу, я перетасовывал их, как колоду карт, и раскладывал снова. Я разглядывал каждое фото через лупу и забирался на стул, чтобы получить более высотный обзор.
Безнадежно. Все те же «ЗИЛы», люди, вспомогательные автомобили. Если так будет продолжаться, они изотрут подошвами башмаков и шинами автомобилей асфальт плацев до дыр. Конечно, не весь асфальт, а только часть его. Там, где они чаще бывают…
А где реже?
Я замер от внезапной догадки. От простейшей в своей очевидности догадки! Как я раньше до такой элементарщины не додумался? И «ЗИЛ», и люди, и прочие автомобили не просто перемещались по плацу где и как вздумается. Они передвигались с определенной закономерностью. Пока непонятной мне, но повторяющейся из раза в раз. Зачем «ЗИЛу», разъезжая по пустым, как каток, плацам вдруг притормаживать, делать повороты, останавливаться или отъезжать задним ходом? Дураку понятно, что отрабатывается движение в рамках заранее определенной топографии. Дураку понятно, а вот мне было не понятно! «Членовоз» не просто опробует вязкость асфальта, он крутится среди невидимых глазу улиц и переулков, объезжает не имеющие стен здания, въезжает в несуществующие ворота! Соответственным образом перемещаются люди.
Как выяснить расположение этих улиц? Асфальт наверняка размечен на кварталы. Не может же репетиция покушения проводиться наугад. Почему же я не вижу разметки? Не хватает мощности оптики? Может, снизить эшелон полета коршуна до нескольких десятков метров?
Нет, опасно, низкое кружение птицы может вызвать подозрение. К тому же среди обитателей лагеря может отыскаться заядлый охотник, который, не удержавшись, бабахнет из всех стволов в мой разведывательный планер. Обнаружив внутри убитой птицы микросхемы и резисторы вместо легких и кишок, заговорщики свернут лагерь с тем, чтобы заново возродить его где-нибудь за тридевять земель, где не летают излишне любопытные птички. Ищи их тогда на бескрайних просторах любимой родины!
Нет, этот вариант исключен.
Может, поставить более мощную оптику? Но позволит ли взлетный вес планера? Увеличить мощность микродвижка?..
Что за чушь! Какая оптика? Какой мотор? Я что, совсем думать разучился? Да не нужны никакие объективы! У меня уже все есть! Все, что необходимо для установления истины.
Все и даже немного больше.
Я снова разложил фотографии, но уже не хаотично, а строго в хронологическом порядке. Одну за другой. Затем каждую прогнал через кальку. Я процитировал сам себя, повторив старый, с закрашиванием наиболее часто пересекаемых точек, прием и в полученной концентрации черных, серых и белых пятен сразу разглядел планы улиц. Белое — дома, серое — тротуары, черное — проезжая часть. Ясно, как Божий день! Четыре плана четырех не похожих друг на друга кварталов.
Остальное было делом техники и сумасшедшего труда.
Правыми, неправыми и совсем левыми способами я разжился подробными картами всех городов, через которые предположительно должен был проследовать во время своего визита Президент. Поверх развернутых карт я разложил переведенные в соответствующий масштаб кальки и, медленно перемещая их вдоль улиц и переулков, стал искать совпадения. Моя задача неимоверно усложнялась тем, что я имел только малые фрагменты улиц, без каких-либо дополнительных обозначений.
Вот центральная улица, по которой пройдет президентский кортеж. Вот небольшой переулок и параллельная улица, на которых будут припаркованы машины заговорщиков. Так, смотрим. Переулок совпал. А вот параллельной улицы нет. Поехали дальше. Есть параллельная, есть переулок, но нет еще одного переулочка, откуда должен появиться один из исполнителей. Мимо. Теперь есть переулок, есть переулочек и параллельная улица имеется, но не совпадают масштабы. Сама центральная магистраль на несколько метров уже, а параллельная улица на полквартала дальше. Опять нестыковка.
Я ползал по картам, как муравей по бескрайнему лугу. Я сам себе не верил, что смогу в этих геометрических нагромождениях вертикальных и горизонтальных линий отыскать те единственные, совпадающие с шаблоном кальки. Но вот совместилась одна калька, потом вторая, третья. Четвертый город мне искать не надо было. Это был мой город!
Я узнал города и улицы, где преступники должны были поджидать Президента! Я нашел то, что найти было почти невозможно!
Но, узнав города, я узнал все же очень немного. Оставалось неясным самое главное — способ покушения: кто, откуда, как, каким оружием? По плацам, вычерчивая ломаные стрелки-путеуказатели, двигались машины, люди, но сами сценарии покушений отрабатывались где-то в другом месте. Здесь, под открытым небом, они только привязывались к масштабам местности. Вглядываясь в траектории перемещений, я даже не мог сказать, кто должен был исполнять Акцию, кто ее прикрывать, кто обеспечивать уход.
Для того чтобы узнать все, мне надо было проникнуть в самую сердцевину заговора. Вряд ли в одиночку, без соответствующей оперативной разработки, страховки, дополнительной информации, это было возможно.
Передо мной опять замаячил тупик. Словно ползущий в гору альпинист, я, с трудом взобравшись на вершину, вдруг убеждался, что это не вершина вовсе, а лишь очередная скала на пути к ней. И что основная работа, основной риск только впереди.
Я снова не знал, что делать дальше.
Проникнуть ползком на брюхе на тренировочную базу? Допустим, мне это даже удастся: я не подорвусь на сигнальной мине, не залечу под луч лазерного сторожа, не разбужу шумовой датчик и т. п. И что дальше? Как я умудрюсь просочиться в закрытые, с индивидуальным допуском помещения, где скорее всего и проводятся основные тренировки исполнителей? Прикинусь старушкой-уборщицей или половой тряпкой на лентяйке, которой она возит по полу?
Может, подорвать весь этот лагерь к чертовой матери вместе со всеми его «ЗИЛами», инструкторами и боевиками. Сровнять с землей — и дело с концом. И овцы, в смысле президенты, целы, и волки мертвы.
Хотя вряд ли. При таких масштабах заговора этот лагерь, я уверен, не последний. Наверняка где-нибудь в далекой провинциальной глуши законсервированы еще одна, две или три тренировочные базы с полным комплектом инструкторов, исполнителей и охраны. Ну, рванет этот лагерек? Так еще пыль не успеет осесть, как эстафетную палочку подготовки покушения примет лагерь-дубль, о котором, в отличие от этого, я ни сном ни духом не ведаю! Настороженные заговорщики вычислят и нейтрализуют меня много раньше, чем я успею подобраться к следующему объекту ближе чем на три пушечных выстрела. Нет, похоже, мне этот лагерек надо не рвать, а оберегать, холить и лелеять как последнюю возможность удерживать руку на пульсе событий.
Да, но так я могу оставаться в курсе событий до самого мгновения покушения и даже поприсутствовать на нем в качестве стороннего наблюдателя. Конечно, лестно получить контрамарку на подобное, даваемое один-единственный раз, представление, но как же в таком случае быть с приказом?
Нет, где-то, в какой-то момент я должен вклиниться в плавно текущий ход преступного лицедейства. Все-таки я не зевака-зритель. И мне в этой пьеске назначена вполне определенная роль. В зрительном зале мне не отсидеться.
Так когда же мне вступать в игру? Когда подавать свою реплику?
Подумаем еще раз. На территорию базы я проникнуть не могу. Взорвать лагерь не могу. Обратиться за помощью к властям не могу — пробовал уже, спасибо, хватит. Остается конторский телефон. Его мне дали на самый крайний случай, будем считать, что этот случай наступил.
Соблюдая правила конспирации, я перелетел в дальнюю, никак не завязанную в деле область и со случайного междугородного телефона-автомата набрал искомый номер.
Гудок, гудок, гудок… Четыре секунды — отбой. Выдержка полминуты. Повтор набора.
Гудок, гудок, гудок… Одиннадцать секунд ожидания. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Голос:
— Вас слушают.
Отбой. То есть полный отбой! Четырнадцатисекундная выдержка обозначала провал контакта. При нормальном раскладе трубку должны были поднять на одиннадцатой. Ни раньше, ни позже.
На телефоне сидел чужак.
Я остался без контактов с Конторой. Но остался с приказом, который обязан был исполнить любой ценой! До получения последующего распоряжения действует предыдущее. Спец без приказа не живет! Такого просто не бывает.
Так, и что будем делать, когда делать нечего? Начинать все сначала? Ну почему сначала? Я имею очень неплохой задел — я знаю место, где развернется действие.
И чем это может пригодиться?
Еще не знаю, но чем-то должно. Бесполезной информации, если к ней приложить толковую голову, не бывает.
Попытаемся вернуться на исходные. Главная моя задача на сегодняшний день — оберечь жизнь Президента. Подзадача — попытаться при этом не потерять жизнь свою. Так?
Абсолютно.
Достижимо это? Вполне. Собранного мною компромата вполне довольно, чтобы сорвать покушение. Надо только организовать утечку информации, чтобы испуганные заговорщики…
Нет, не сходится. От одного испуга свою деятельность они не свернут. Слишком далеко все зашло. Максимум — перенесут сроки исполнения Акции и усилят контрразведывательную деятельность. Рано или поздно до Президента они все-равно доберутся, но до того вычислят и прихлопнут меня. Я и так все отпущенные мне сроки переходил. При этом обратиться за помощью к Президенту и тем спасти его и себя я не могу, так как нахожусь в информационной блокаде. Прорвать эту блокаду может только событие экстраординарное. Например… покушение.
Отсюда следует парадоксальная на первый взгляд мысль — мне выгодно, чтобы покушение состоялось! А я, по недомыслию, пытаюсь его сорвать, сам себя подставляя под карающий меч заговорщиков. Вот что значит решать сиюминутные тактические задачи в ущерб стратегии.
Нет, покушение должно случиться! Только это даст мне абсолютные доказательства и раскроет двери самых высоких кабинетов. Только это устранит с моего пути и не просто устранит, а физически устранит всех моих врагов. Вряд ли после покушения на свою жизнь Президент будет с ними чикатъся. Раковая опухоль или вырезается целиком, или неизбежно прорастает метастазами. Президент — политик и не может действовать иначе. Нам показана операция. Мне и моему Президенту.
То есть я, пусть и новым путем, возвращаюсь к старой формулировке: или я с помощью Президента — их, или они — меня, а потом и Президента. Без середины.
Значит, покушение на Президента во имя спасения Президента? Значит, так!
Другое дело, что это должно быть лжепокушение, которое напугает, но, не дай Бог, убьет главу государства. Любая смерть Первого равна моей смерти. После прихода к власти заговорщиков они неизбежно начнут подчищать хвосты. Я в том хвосте звено не последнее. Теперь от определившегося общего к частностям. Как сделать так, чтобы, не ликвидируя механизм покушения, свести к нулю его КПД? Как и Президента сохранить, и заговорщикам дать всласть пострелять, и не насторожить их раньше времени?
В первую очередь свести географию и сценарии покушений к минимуму. Управлять таким количеством исполнителей одновременно в стольких, удаленных друг от друга местах, без армии помощников невозможно. А я один. И, значит, число сценариев и мест действия мне следует уменьшить до одного сценария и одного города. Один на один. Паритет. Тогда, возможно, у меня что-то и получится.
Правда, я еще не знаю, как уговорить заговорщиков отказаться от одних планов в пользу других. Чего ради они должны забраковать хорошо придуманные и профессионально исполненные заготовки? Оттого что мне это в голову взбрело?
Деньги, оставленные в конторской посылке, давно закончились, и, хочешь не хочешь, мне пришлось отвлечься от основной задачи для решения более простой — приобретения сотни-другой миллионов рублей. Решать финансовые проблемы обычным способом — задействованием энных сумм из кошельков зазевавшихся в очередях в сберегательные и транспортные кассы граждан — я не мог. Я бы тогда год в тех очередях проторчал. Мне нужны были деньги, а не наличность. Мне нужны были большие деньги. Очень большие деньги. Такие, и разом, можно было найти только в банках. Волей-неволей пришлось пускаться в финансовые махинации.
Перерисовав внешность и выправив на нее новые — комар носу не подточит — документы, я в удаленных от места основного действия областях по-быстрому создал и зарегистрировал несколько предпринимательских обществ и от их имени пошел в банки просить ссуды.
Банки я выбирал очень средненькие, не имеющие прямого выхода на власть.
— У нас нет для вас таких сумм, — подивились то ли нахальству, то ли наивности незнакомого просителя банковские служащие.
— А вы взгляните повнимательней на фамилии coyчредителей, — рекомендовал я.
В соучредителях значились не последние в данных областях имена.
— Неужели сами?! — ахали пораженные банкиры.
— Ну что вы, конечно, нет! Это родственники, только родственники. Вы же понимаете…
Банкиры понимали и с кредитами не задерживали! Тем, кто на слово не верил, я показывал рекомендательные письма с печатями и подписями тех самых лиц, о которых в немалой степени зависело процветание и данного банка. Образцами подписей и печатей я легко разживался в архивах и канцеляриях.
— Этого довольно?
Этого было более чем довольно. Меньше чем за неделю я обеспечился средствами, достаточными для строительства средней руки металлургического комбината. Из банков я прямиком направился в заранее намеченные конструкторские бюро и исследовательские лаборатории.
— Мне нужно создать микропередатчик, работающий в следующих диапазонах… — формулировал я условия задачи.
— На это потребуется год усилий целого института…
— Три недели и триста тысяч долларов. Наличным! Лично вам. Мне неважно, кого вы будете привлекать работе и как с ними расплачиваться. Мне нужен передатчик. В двух экземплярах.
В лаборатории робототехники я просил изготовить двигающееся чучело крысы, аргументируя это странно задание необходимостью исследования поведения грызунов в естественных, в том числе в подземных полостях и коммуникациях, условиях. Детали чучела я просил исполнять преимущественно из органических материалов. А к чему мне крыса, приближенная весом и локационными характеристиками к боевой машине пехоты?
У зоологов я интересовался перспективами управления поведением некоторых животных. Возможно ли, вживив в мозг тем же кроликам датчики, заставлять их исполнять простейшие команды, к примеру: вперед, назад направо, налево, стой и т. п.? В принципе да? А если в обозримом будущем? Что для этого требуется? Как быстро можно ожидать практических результатов исследований? Когда можно увидеть такое животное?
Три КБ самолетостроения независимо друг от друга выполняли мой заказ на изготовление радиоуправляемого микропланера, выполненного в виде коршуна-степняка в натуральную величину. Причем у этого искусственного коршуна должны были шевелиться кончики крыльев, голова и хвост, как у самой натуральной птицы. По цене заказанная мной птичка приближалась к стоимости двухместного спортивного самолета. Но деньги меня волновали мало. Меня волновали качество и сроки. Только они. Ложка, даже самая роскошная, но после обеда, мне была не нужна.
Одиннадцать лабораторий и КБ из пятнадцати справились с работой вовремя. Семь изделий я забраковал в силу их технического несовершенства. Забраковал, но тем не менее оплатил. Четыре выигравших в конкурентной борьбе принял на вооружение.
Во избежание утечки информации со всех руководителей работ я, продемонстрировав удостоверение сотрудника Безопасности, взял подписку о неразглашении и подробно рассказал о сроках, предусмотренных статьями, касающимися незаконных валютных операций, хищения денег в особо крупных размерах (а где у вас договора, акты, наряды и т. п. документы, подтверждающие выполнение работ?), злоупотребления служебным положением и укрытия налогов. Это не считая еще одной подрасстрельной статьи — измены Родине, с которой впрямую связана исполненная ими работа, если о ней узнает любое постороннее лицо.
Через четыре недели я приступил непосредственно к осаде. Над объектом, в паре с ранее замеченным мною здесь натуральным коршуном, закружил искусственный, нашпигованный длиннофокусной фото— и видеотехникой.
Ночью вдоль забора зашныряла туда-сюда крыса-робот. Я правильно рассчитал, что охрана будет защищаться от людей, а не от случайных животных. Все мины, ультразвуковые и инфракрасные сторожа и прочие технические ловушки были рассчитаны на объекты свыше пятнадцати килограммов. Иначе охранникам пришлось бы ночи напролет бегать на тревожные «сработки», спровоцированные бродячими кошками и собаками. А охрана, как и всякая охрана, ночами любит подремывать.
Продвигая крысу вдоль периметра забора, я уже на вторую ночь отыскал ведущий на территорию объекта небольшой ход. Это была старая, оставленная прежним хозяином, то ли кротом, то ли сусликом, нора с двумя запасными тоннелями-выходами. В один я вкатил своего робота-помощника, из другого, но уже на территории объекта, он выполз. Наверное, будь эта охранная зона капитальной — с заглубленным метра на три в землю, препятствующим подкопу забором, с внешней, удаленной на несколько десятков метров, улавливающей мелких животных сеткой, с шаговым напряжением, с рассчитанными на граммы, а не на десятки килограммов минами-ловушками и пр., мой опыт потерпел бы фиаско. Но лагерь строился на скорую руку и, по всей видимости, ненадолго, и вбухивать в него миллионные суммы, чтобы через полгода-год снести, не решились. Ограничились быстромонтируемой, настороженной на человека электроникой. И просчитались.
Теперь я имел возможность в любое мгновение прослушивать и отсматривать интересующую меня территорию. В темноте я заводил свою крыску в очередное убежище из которого глазом телеобъектива и ушами микрофонов вел наблюдение. Сам я высиживал днями в расположенном в полугора километрах хорошо замаскированном убежище, откуда руководил роботами-шпионами и записывал на пленку всю поступающую видео— и слуховую информацию.
Уже в первые часы я уверился в своих предположениях. Объект имел прямое отношение к покушению. Территория была разбита на сектора, среди которых туда-сюда крутился «ЗИЛ»-«членовоз». А зачем правительственный «ЗИЛ» в Богом забытой провинции, как не для отработки моделей покушения? По всему видно, преступники готовились самым тщательным образом. Рискуя привлечь к себе внимание, они притащили за тридевять земель многотонный автомобиль, вместо того чтобы, как это сделали бы любители, тренироваться на переделанной под размеры «членовоза» «волге». И правильно делали. Подготовка профессионалов требует максимального приближения к боевой обстановке. «ЗИЛ» совсем не так, как «волга», ведет себя на ходу, не так тормозит, не так разворачивается, не с такой силой нагружает почву. Любая из этих не учтенных мелочей способна свести на нет самую тщательно спланированную и подготовленную операцию. Автомобиль может быстрее, чем предполагалось, затормозить, набрать скорость или развернуться и в самый неподходящий момент, выскочив из сектора обстрела, сильнее протаранить поставленное препятствие и не остановиться там, где «волга» встала бы как вкопанная. А есть еще траектория рикошета пуль от лобового и боковых стекол, степень восприимчивости к минным зарядам, угол открывания дверей и расположение подножек, что влияет на начальное и конечное положение головы выходящего пассажира, бронезащита, расположение скрытой обзорной видеотехники и тому подобное. Исполнители должны были изучить машину Президента как собственную, тысячекратно виденную ладонь. Лучше, чем собственную ладонь!
С той же, с привязкой к условиям местности, целью заговорщики гоняли «ЗИЛ» не по случайным грунтовкам, а по специально заасфальтированным плацам. В идеале толщина, угол наклона, состав, технология укладки асфальтового покрытия в них должны были соответствовать дорогам на месте покушения. Но это уже самый высший пилотаж, на который заговорщики из-за нехватки времени вряд ли были способны. Отсюда можно сделать вывод, что покушение, по крайней мере одно из них, будет связано с президентской машиной.
Это уже кое-что. Однако на главный, ради которого я затеял всю эту техническую возню, вопрос — где планируется проведение Акции — ответа так и не было. Здесь я был вынужден признать свое полное бессилие. Ни один человек, находящийся вблизи моих, блуждающих на искусственных лапках по запретной территории микрофонов, не проронил ни единого, касающегося дела слова. Не звучали названия городов, улиц. Не упоминались климатические и ландшафтные условия места будущей работы, по которым можно было бы вычислить примерную географию заговора. Не назывались имена. Либо молчание, либо разговоры на сугубо бытовые темы — дай закурить и что сегодня на обед. Кто-то очень серьезно заботился о сохранении тайны. И этот кто-то, учитывая возможности современной шпионской техники с ее микрофонами направленного действия, способными сквозь шум и грохот дождя расслышать шепот человека за семьсот метров, добился невозможного — добился режима молчания, перекрыв самый уязвимый канал утечки информации. Вместе со всеми своими хитромудрыми летающими и ползающими машинами я опять оказался в тупике. Я знал о готовящемся покушении, я нашел место подготовки боевиков, я рассмотрел через фото— и видеообъективы лица потенциальных (кто конкретно будет стрелять или бросать бомбу, уверен, до последнего мгновения не дано было знать и им самим) исполнителей. Но я не знал где состоится это покушение. Я не знал тех самых городов и улиц, кроме одной, расположенной в подведомственном мне регионе. И, значит, я не мог помешать преступникам.
Конечно, можно было дождаться отъезда боевиков и, проследив их путь, установить истину. Но, боюсь, тогда будет поздно. Вряд ли исполнителей будут лишний раз светить, прогуливая в местах будущего преступления. Скорее всего в какой-то момент, заранее не предупреждая и не настраивая, их посадят в закрытую машину, потом в самолет, потом снова в машину, дверцы которой откроются вблизи места Акции. Дело идет не о покушении наемного убийцы-одиночки, где преступнику необходимо лично, и не раз и не два, осмотреть место действия а в хорошо спланированном заговоре. Уверен, даже приблизительно не предполагая, где ему предстоит использовать свое умение, исполнитель тем не менее знает топографию местности лучше любого местного старожила. До миллиметров знает! Потому что до него и для него полсотни человек обходили, обмерили и обнюхали каждый клочок прилегающей территории. Потому что много часов подряд он провел, наблюдая на экране телевизора пейзаж неизвестного города и стократно «обходил» выполненный на планшете в масштабе один к ста его точный топографический макет. Он точно знает, сколько шагов отделяет его от предназначенного к бегству поворота улицы, подворотни или проходного двора и что он увидит в каждое следующее мгновение. А больше ему, знать и не надо. Уже на третьем десятке метров его встретят, направят, прикроют. А потом скорее всего уберут как опасного свидетеля. И это единственное, о чем он не знает.
Нет, перехватывать исполнителей в дороге я не смогу. Что толку, что я узнаю о механизме покушения за час до покушения? Это если еще узнаю. Максимум, что я смогу сделать, — это попытаться уничтожить покушающегося. Хотя вряд ли и это удастся, ведь до начала Акции его охраняют как зеницу ока. На него завязана вся подготавливаемая в течение многих месяцев операция.
Только зная заранее о месте и форме покушения, я могу предпринять что-либо действенное.
Отсюда следуют старые и безнадежные вопросы — где, когда и каким образом? Тупик.
Я снова и снова изобретал способы дознаться до правды. Я мысленно крал и допрашивал исполнителей, внедрялся в лагерь боевиков под видом претендента на роль убийцы и т. п. Все напрасно. Меня раскрывали, ловили и приканчивали раньше, чем я успевал узнать хоть что-нибудь. Оборона противника казалась неприступной. Между тем решение было на виду. Оно просто витало в воздухе…
Я нашел его, когда в очередной раз рассматривал планы, снятые с высоты птичьего (а что мой «коршун», не птица, что ли?) полета.
Снова ползающий в разные стороны «ЗИЛ». Снова копошащиеся возле него люди. Снова то, что я видел уже множество раз.
Я раскладывал фотографии на полу, я перетасовывал их, как колоду карт, и раскладывал снова. Я разглядывал каждое фото через лупу и забирался на стул, чтобы получить более высотный обзор.
Безнадежно. Все те же «ЗИЛы», люди, вспомогательные автомобили. Если так будет продолжаться, они изотрут подошвами башмаков и шинами автомобилей асфальт плацев до дыр. Конечно, не весь асфальт, а только часть его. Там, где они чаще бывают…
А где реже?
Я замер от внезапной догадки. От простейшей в своей очевидности догадки! Как я раньше до такой элементарщины не додумался? И «ЗИЛ», и люди, и прочие автомобили не просто перемещались по плацу где и как вздумается. Они передвигались с определенной закономерностью. Пока непонятной мне, но повторяющейся из раза в раз. Зачем «ЗИЛу», разъезжая по пустым, как каток, плацам вдруг притормаживать, делать повороты, останавливаться или отъезжать задним ходом? Дураку понятно, что отрабатывается движение в рамках заранее определенной топографии. Дураку понятно, а вот мне было не понятно! «Членовоз» не просто опробует вязкость асфальта, он крутится среди невидимых глазу улиц и переулков, объезжает не имеющие стен здания, въезжает в несуществующие ворота! Соответственным образом перемещаются люди.
Как выяснить расположение этих улиц? Асфальт наверняка размечен на кварталы. Не может же репетиция покушения проводиться наугад. Почему же я не вижу разметки? Не хватает мощности оптики? Может, снизить эшелон полета коршуна до нескольких десятков метров?
Нет, опасно, низкое кружение птицы может вызвать подозрение. К тому же среди обитателей лагеря может отыскаться заядлый охотник, который, не удержавшись, бабахнет из всех стволов в мой разведывательный планер. Обнаружив внутри убитой птицы микросхемы и резисторы вместо легких и кишок, заговорщики свернут лагерь с тем, чтобы заново возродить его где-нибудь за тридевять земель, где не летают излишне любопытные птички. Ищи их тогда на бескрайних просторах любимой родины!
Нет, этот вариант исключен.
Может, поставить более мощную оптику? Но позволит ли взлетный вес планера? Увеличить мощность микродвижка?..
Что за чушь! Какая оптика? Какой мотор? Я что, совсем думать разучился? Да не нужны никакие объективы! У меня уже все есть! Все, что необходимо для установления истины.
Все и даже немного больше.
Я снова разложил фотографии, но уже не хаотично, а строго в хронологическом порядке. Одну за другой. Затем каждую прогнал через кальку. Я процитировал сам себя, повторив старый, с закрашиванием наиболее часто пересекаемых точек, прием и в полученной концентрации черных, серых и белых пятен сразу разглядел планы улиц. Белое — дома, серое — тротуары, черное — проезжая часть. Ясно, как Божий день! Четыре плана четырех не похожих друг на друга кварталов.
Остальное было делом техники и сумасшедшего труда.
Правыми, неправыми и совсем левыми способами я разжился подробными картами всех городов, через которые предположительно должен был проследовать во время своего визита Президент. Поверх развернутых карт я разложил переведенные в соответствующий масштаб кальки и, медленно перемещая их вдоль улиц и переулков, стал искать совпадения. Моя задача неимоверно усложнялась тем, что я имел только малые фрагменты улиц, без каких-либо дополнительных обозначений.
Вот центральная улица, по которой пройдет президентский кортеж. Вот небольшой переулок и параллельная улица, на которых будут припаркованы машины заговорщиков. Так, смотрим. Переулок совпал. А вот параллельной улицы нет. Поехали дальше. Есть параллельная, есть переулок, но нет еще одного переулочка, откуда должен появиться один из исполнителей. Мимо. Теперь есть переулок, есть переулочек и параллельная улица имеется, но не совпадают масштабы. Сама центральная магистраль на несколько метров уже, а параллельная улица на полквартала дальше. Опять нестыковка.
Я ползал по картам, как муравей по бескрайнему лугу. Я сам себе не верил, что смогу в этих геометрических нагромождениях вертикальных и горизонтальных линий отыскать те единственные, совпадающие с шаблоном кальки. Но вот совместилась одна калька, потом вторая, третья. Четвертый город мне искать не надо было. Это был мой город!
Я узнал города и улицы, где преступники должны были поджидать Президента! Я нашел то, что найти было почти невозможно!
Но, узнав города, я узнал все же очень немного. Оставалось неясным самое главное — способ покушения: кто, откуда, как, каким оружием? По плацам, вычерчивая ломаные стрелки-путеуказатели, двигались машины, люди, но сами сценарии покушений отрабатывались где-то в другом месте. Здесь, под открытым небом, они только привязывались к масштабам местности. Вглядываясь в траектории перемещений, я даже не мог сказать, кто должен был исполнять Акцию, кто ее прикрывать, кто обеспечивать уход.
Для того чтобы узнать все, мне надо было проникнуть в самую сердцевину заговора. Вряд ли в одиночку, без соответствующей оперативной разработки, страховки, дополнительной информации, это было возможно.
Передо мной опять замаячил тупик. Словно ползущий в гору альпинист, я, с трудом взобравшись на вершину, вдруг убеждался, что это не вершина вовсе, а лишь очередная скала на пути к ней. И что основная работа, основной риск только впереди.
Я снова не знал, что делать дальше.
Проникнуть ползком на брюхе на тренировочную базу? Допустим, мне это даже удастся: я не подорвусь на сигнальной мине, не залечу под луч лазерного сторожа, не разбужу шумовой датчик и т. п. И что дальше? Как я умудрюсь просочиться в закрытые, с индивидуальным допуском помещения, где скорее всего и проводятся основные тренировки исполнителей? Прикинусь старушкой-уборщицей или половой тряпкой на лентяйке, которой она возит по полу?
Может, подорвать весь этот лагерь к чертовой матери вместе со всеми его «ЗИЛами», инструкторами и боевиками. Сровнять с землей — и дело с концом. И овцы, в смысле президенты, целы, и волки мертвы.
Хотя вряд ли. При таких масштабах заговора этот лагерь, я уверен, не последний. Наверняка где-нибудь в далекой провинциальной глуши законсервированы еще одна, две или три тренировочные базы с полным комплектом инструкторов, исполнителей и охраны. Ну, рванет этот лагерек? Так еще пыль не успеет осесть, как эстафетную палочку подготовки покушения примет лагерь-дубль, о котором, в отличие от этого, я ни сном ни духом не ведаю! Настороженные заговорщики вычислят и нейтрализуют меня много раньше, чем я успею подобраться к следующему объекту ближе чем на три пушечных выстрела. Нет, похоже, мне этот лагерек надо не рвать, а оберегать, холить и лелеять как последнюю возможность удерживать руку на пульсе событий.
Да, но так я могу оставаться в курсе событий до самого мгновения покушения и даже поприсутствовать на нем в качестве стороннего наблюдателя. Конечно, лестно получить контрамарку на подобное, даваемое один-единственный раз, представление, но как же в таком случае быть с приказом?
Нет, где-то, в какой-то момент я должен вклиниться в плавно текущий ход преступного лицедейства. Все-таки я не зевака-зритель. И мне в этой пьеске назначена вполне определенная роль. В зрительном зале мне не отсидеться.
Так когда же мне вступать в игру? Когда подавать свою реплику?
Подумаем еще раз. На территорию базы я проникнуть не могу. Взорвать лагерь не могу. Обратиться за помощью к властям не могу — пробовал уже, спасибо, хватит. Остается конторский телефон. Его мне дали на самый крайний случай, будем считать, что этот случай наступил.
Соблюдая правила конспирации, я перелетел в дальнюю, никак не завязанную в деле область и со случайного междугородного телефона-автомата набрал искомый номер.
Гудок, гудок, гудок… Четыре секунды — отбой. Выдержка полминуты. Повтор набора.
Гудок, гудок, гудок… Одиннадцать секунд ожидания. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Голос:
— Вас слушают.
Отбой. То есть полный отбой! Четырнадцатисекундная выдержка обозначала провал контакта. При нормальном раскладе трубку должны были поднять на одиннадцатой. Ни раньше, ни позже.
На телефоне сидел чужак.
Я остался без контактов с Конторой. Но остался с приказом, который обязан был исполнить любой ценой! До получения последующего распоряжения действует предыдущее. Спец без приказа не живет! Такого просто не бывает.
Так, и что будем делать, когда делать нечего? Начинать все сначала? Ну почему сначала? Я имею очень неплохой задел — я знаю место, где развернется действие.
И чем это может пригодиться?
Еще не знаю, но чем-то должно. Бесполезной информации, если к ней приложить толковую голову, не бывает.
Попытаемся вернуться на исходные. Главная моя задача на сегодняшний день — оберечь жизнь Президента. Подзадача — попытаться при этом не потерять жизнь свою. Так?
Абсолютно.
Достижимо это? Вполне. Собранного мною компромата вполне довольно, чтобы сорвать покушение. Надо только организовать утечку информации, чтобы испуганные заговорщики…
Нет, не сходится. От одного испуга свою деятельность они не свернут. Слишком далеко все зашло. Максимум — перенесут сроки исполнения Акции и усилят контрразведывательную деятельность. Рано или поздно до Президента они все-равно доберутся, но до того вычислят и прихлопнут меня. Я и так все отпущенные мне сроки переходил. При этом обратиться за помощью к Президенту и тем спасти его и себя я не могу, так как нахожусь в информационной блокаде. Прорвать эту блокаду может только событие экстраординарное. Например… покушение.
Отсюда следует парадоксальная на первый взгляд мысль — мне выгодно, чтобы покушение состоялось! А я, по недомыслию, пытаюсь его сорвать, сам себя подставляя под карающий меч заговорщиков. Вот что значит решать сиюминутные тактические задачи в ущерб стратегии.
Нет, покушение должно случиться! Только это даст мне абсолютные доказательства и раскроет двери самых высоких кабинетов. Только это устранит с моего пути и не просто устранит, а физически устранит всех моих врагов. Вряд ли после покушения на свою жизнь Президент будет с ними чикатъся. Раковая опухоль или вырезается целиком, или неизбежно прорастает метастазами. Президент — политик и не может действовать иначе. Нам показана операция. Мне и моему Президенту.
То есть я, пусть и новым путем, возвращаюсь к старой формулировке: или я с помощью Президента — их, или они — меня, а потом и Президента. Без середины.
Значит, покушение на Президента во имя спасения Президента? Значит, так!
Другое дело, что это должно быть лжепокушение, которое напугает, но, не дай Бог, убьет главу государства. Любая смерть Первого равна моей смерти. После прихода к власти заговорщиков они неизбежно начнут подчищать хвосты. Я в том хвосте звено не последнее. Теперь от определившегося общего к частностям. Как сделать так, чтобы, не ликвидируя механизм покушения, свести к нулю его КПД? Как и Президента сохранить, и заговорщикам дать всласть пострелять, и не насторожить их раньше времени?
В первую очередь свести географию и сценарии покушений к минимуму. Управлять таким количеством исполнителей одновременно в стольких, удаленных друг от друга местах, без армии помощников невозможно. А я один. И, значит, число сценариев и мест действия мне следует уменьшить до одного сценария и одного города. Один на один. Паритет. Тогда, возможно, у меня что-то и получится.
Правда, я еще не знаю, как уговорить заговорщиков отказаться от одних планов в пользу других. Чего ради они должны забраковать хорошо придуманные и профессионально исполненные заготовки? Оттого что мне это в голову взбрело?