Страница:
Приготовиться...
Падают первые бомбы, летят реактивные снаряды. Рев самолетов, взрывы бомб, эрэсов, непрерывный треск пулеметных и пушечных очередей - все это слилось в единый оглушительный гул. Летчики и техники врага в панике мечутся между машинами.
По всему видно, что советских самолетов не ждали.
Восьмерка Ил-2 и сопровождающие их МиГ-3 и ЛаГГ-3 произвели два захода. Но вот вступила в общий нестройный хор зенитная батарея врага. Три наших летчика получили ранения. Ни один из них не прекратил штурмовки.
Теперь все экипажи без потерь возвращаются домой. Вдогонку им ветер несет густые тучи пыли и чадящий дым горящих самолетов, бензоцистерн, складов с боеприпасами.
Почти четыре десятка вражеских бомбардировщиков больше не взлетят со смоленских аэродромов, не обрушат свой смертоносный груз на родную Москву. И в эту, и в следующую, и еще третью ночь столица спала спокойно.
Во время налета на южный аэродром самолет Ил-2 Леонида Рейно был поврежден огнем зенитной артиллерии. Первый снаряд угодил в хвостовую часть машины командира группы, второй - в левую плоскость, а третьим разбило обтекатель воздушного винта самолета, и он стал почти неуправляем. И все-таки Рейно продолжал штурмовку, не прекращая руководить группой.
Скупые строки приказа командующего ВВС Западного фронта поведали всему личному составу о работе летчиков в эти дни.
"Не первый раз показывает отвагу и мужество, неуклонную волю, выполняя до конца поставленную задачу, летчики 215-го штурмового авиаполка, где командир майор Рейко, и военком батальонный комиссар Трубачев, и 129-го истребительного авиационного полка, где командир майор Беркаль и военком батальонный комиссар Рулин.
15 и 16 сентября 215-й шап во взаимодействии со 129-м иап проделали большую работу по уничтожению авиации противника на его аэродромах...
В общем итоге за 15 и 16 сентября уничтожено на земле до 40 самолетов, один ангар, до 25 автомашин, взорван бензосклад, 12 железнодорожных цистерн с горючим, подавлен огонь двух зенитных батарей. В этой операции летный состав, следуя примеру командиров, проявляя исключительную напористость, мужество и геройство, достиг намеченной цели...
...Все эти факты наглядно говорят о том, что воины 215-го шап и 129-го иап, движимые чувством ответственности и стремлением во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу, ожесточенно бьют врагов нашего Отечества...
Любовь к Родине, к своему народу, великая вера в правоту нашего дела, дело нашей партии, презрение к смерти во имя победы над врагом - вот силы, которые вдохновляли наших людей на разгром врага.
Командование ВВС Западного фронта гордится воинами 215-го шап и 129-го иап и ставит их в пример всем частям ВВС Западного фронта.
За образцовое мужество, напористость и геройство командиру и военкому 215-го шап майору Рейко и батальонному комиссару Трубачеву, командиру и военкому 129-го иап майору Беркалю и батальонному комиссару Рулину и всему летному и техническому составу 215-го и 129-го авиаполков объявляю благодарность.
Отличившихся летчиков, техников представить к правительственным наградам.
Уверены, что в дальнейшем славные соколы 215-го и 129-го авиационных полков будут еще крепче бить зарвавшегося врага до полного его уничтожения.
Командующий ВВС Западного фронта
Генерал-майор авиации Мичугин
Военком ВВС Западного фронта
Бригадный комиссар Клоков
Нач. штаба ВВС Западного фронта полковник Худяков"
Этот документ говорит сам за себя.
Таран Ивана Мещерякова
Случилось это 20 сентября. Рано утром большая группа фашистских бомбардировщиков "Юнкерс-88" пыталась нанести удар по аэродрому Дугино, где базировались наши истребители и штурмовики.
Взлетевшие по тревоге МиГ-3 и ЛаГГ-3, которые только что возвратились с боевого задания, перехватили вражескую группу на подходах к аэродрому и смелыми атаками расстроили ее боевой порядок.
Лишь отдельным "юнкерсам" удалось прорваться к аэродрому и сбросить бомбы, которые разорвались на летном поле, в лесу, неподалеку от стоянок штурмовиков Ил-2 и в районе полевых авторемонтных мастерских. В скоротечном воздушном бою многие летчики сбили по одному бомбардировщику. Но не вернулся на аэродром заместитель командира эскадрильи. Тягостным было ожидание, Как-то не верилось, что Иван Иванович Мещеряков погиб. Уважали его, спокойного на земле, но грозного для врага в воздухе. Среди молодых лейтенантов тридцатитрехлетний заместитель комэска, налетавший на разных типах машин не одну сотню часов, выделялся боевым опытом, числом сбитых фашистских самолетов. Какую бурную радость пережил каждый, когда по телеграфу сообщили, что он жив и здоров, вылетел в полк! А через некоторое время Мещеряков вышел из самолета связи веселый, улыбающийся.
О своем бое он рассказывал: "Вылетел я по тревоге наперехват фашистских бомбардировщиков. Иду на предельной скорости к линии фронта на высоте трех тысяч метров и вдруг вижу пятерку "юнкерсов". Набрал высоту, стал атаковывать их. Строй противника нарушился. Смотрю, один бомбардировщик отстал. Решил заняться им. Приблизился, дал по нему очередь одну, другую враг продолжал идти на запад. Повторяю маневр, подхожу ближе, прицеливаюсь, нажимаю на гашетки. Самолет привычно задрожал. И вдруг в самом начале очереди оружие замолкло. Сделал перезарядку. Результат тот же. И такое взяло меня зло. Решил пойти на последнее - винтом ударить по хвосту вражеского бомбардировщика. Прибавил обороты, дистанция заметно сократилась. "Ястребок" настигал врага. Цель все ближе и ближе: пятьдесят, тридцать, двадцать, десять метров. Перед глазами яркий, будто раскрутившийся меч, диск воздушного винта. За ним, как в ореоле, хвост вражеского бомбардировщика. Еще ближе... Остальное уже не улавливалось сознанием. Треск - винт сечет металл хвостового оперения; "Юнкерс" камнем пошел вниз. Раненый мой самолет задрожал, словно в лихорадке. Появилась тряска мотора, козырек кабины залило горячей водой и паром. Минуту-две машина еще планировала, словно дожидаясь, пока летчик воспользуется парашютом. Мотор работал с перебоями. Лишившись тяги, машина стала резко терять высоту. О том, чтобы добраться до своего аэродрома, не могло быть и речи. Быстро осмотрел местность, развернул самолет на более пригодную площадку, выпустил щитки и с ходу посадил самолет с убранными шасси. Фашист нашел себе могилу на окраине города Ярцево".
Воздушный таран - прием смелых летчиков. Он требует виртуозного владения самолетом, исключительной выдержки, железных нервов, огромного душевного порыва, дерзкого натиска. Мещеряков доказал, что обладает этими качествами.
Подвиг старшего лейтенанта стал достоянием всех летчиков Западного фронта. О нем писала армейская и фронтовая печать. Что же это за человек?
Он родился в 1908 году в крестьянской семье в станице Нижняя Добринка Волгоградской области. Здесь, в казачьей станице, прошли его детство и юность. В 1930 году Мещеряков был призван в ряды Красной Армии. Его направили в авиацию - в Харьковскую военную школу летчиков, которую окончил в 1932 году. IВ этом же году молодой пилот стал коммунистом. А затем служба в строевых авиационных частях, учеба, тренировки. С первых дней он участвует в Отечественной войне.
Вот характеристика, взятая из личного дела Ивана Ивановича:
"Решительный, смелый летчик-истребитель. Дерзко вступает в бой с превосходящими силами противника, своим личным примером увлекает подчиненных в бой".
В то же время он был самым общительным, душевным и никогда не унывающим товарищем, пользовался большим уважением всего личного состава. Однажды девятка истребителей, ведомая Мещеряковым, прикрывала передний край. На земле шел бой. До летчиков не долетали звуки выстрелов, но с высоты видны были им вспышки огня, дым от разрывов артиллерийских снарядов и мин. Каждый день они наносили на свои карты обстановку на фронте и знали, как трудно приходилось пехотинцам, танкистам, артиллеристам сдерживать врага.
Истребители занимали разные высоты. Первое звено шло на высоте двух тысяч метров, а тройка вместе с Иваном Ивановичем летела с превышением на пятьсот метров над вторым звеном.
Неожиданно командир группы заметил вражеские бомбардировщики. Коротконосые, тяжелые, медленно двигались Ю-88. Выше их, как осы, носились "мессершмитты". Восемнадцать бомбардировщиков и почти столько же истребителей.
Численное превосходство на стороне фашистов, но это не испугало наших летчиков.
Перед вылетом был проигран вариант возможного воздушного боя. Договорились, что шестерка первая атакует бомбардировщики, а командир со своими ведомыми свяжет истребители.
Рассмотрели как раз такой случай, который представился сейчас.
Мещеряков передал по радио:
- Бомберы, атакуйте!
Шестерка краснозвездных истребителей устремилась на бомбардировщика. Ме-109 пытались преградить им путь, но были атакованы сверху тройкой истребителей - те вовремя открыли заградительный огонь. Небо прошили красные нити трассирующих пуль.
Бой затянулся. Одна атака следовала за другой. Ведущий группы бомбардировщиков пытался пробиться к цели, увлекая за собой летчиков, но Мещеряков сбил его.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Немецкие летчики стали поспешно сбрасывать бомбы, чтобы облегчить свои самолеты. Кинулись врассыпную. Наши нагоняли и атаковывали их.
Воздушный бой, начавшийся над линией фронта, скоро переместился в глубь вражеских войск. На земле там и здесь черными дымными кострами горели сбитые фашистские самолеты. Один, два, три, четыре!
Все девять истребителей Мещерякова вернулись на свой аэродром.
На другой день, патрулируя в составе шести ЛаГГ-3 в районе Ельни, группа Мещерякова встретила девять Ю-88, летевших в сторону столицы. Находясь в стороне и выше бомбардировщиков, Иван Иванович на большой скорости атаковал врага. Внезапность удара решила исход боя. Потеряв управление, противник стал беспорядочно отстреливаться, неприцельно сбрасывать бомбы, стараясь уйти от преследования. Воспользовавшись замешательством фашистских летчиков, наши истребители продолжали наносить удар за ударом и сбили два вражеских самолета, один из которых был уничтожен командиром группы.
В начале февралая 1942 года после выполнения боевого задания в районе Ржева командир эскадрильи Мещеряков не возвратился на свой аэродром. 5 мая 1942 года Иван Иванович Мещеряков был удостоен звания Героя Советского Союза.
"Где, в какой стране мог родиться такой прием атаки, как таран? - писал трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин. - Только у нас, в среде летчиков, которые безгранично преданы своей Родине, которые ставили ее честь, независимость и свободу превыше всего, превыше собственной жизни".
Он не мог не вернуться
Командир первой эскадрильи Григорий Онуфриенко, заменив комэска Коваца, пользовался заслуженным авторитетом среди однополчан.
Отец старшего лейтенанта работал слесарем в Луганске. Во время гражданской войны погиб. Его имя высечено на памятнике, воздвигнутом на центральной площади в Ворошиловграде.
Пришло время, и на защиту Родины встал сын. Был он коренаст, вынослив, обладал незаурядной физической силой. Взгляд острый. Какое-то мгновение глядит на человека, а приметит все, до малейших деталей.
Самолетом МиГ-3 Онуфриенко владел в совершенстве. Всего 25 лет, а за плечами 110 боевых вылетов, 33 воздушных боя, в которых сбито 9 фашистских самолетов.
Командование поручало ему самые сложные и ответственные задания. Особенно восхищались мастерством летчика ведущие групп штурмовиков - он надежно прикрывал "илы" над полем боя. Они не раз наблюдали, как дерзко бросался на врага Григорий, защищая Ил-2 от истребителей противника. Когда на командный пункт приезжал командир дивизии полковник Толстиков, он обязательно вызывал к себе старшего лейтенанта Онуфриенко и передавал слова благодарности от экипажей "ильюшиных".
2 октября. Погода по-осеннему хмурилась. Небо прикрывали свинцовые облака. Было прохладно. Дул легкий ветерок.
Дежурное звено находилось в первой готовности. Остальные летчики в ожидании боевой работы, пристроившись поудобнее, кто как мог, "добирали", как выражались в авиации. В одиннадцать часов на командный пункт полка поступило боевое задание: выслать несколько групп истребителей на прикрытие наземных войск в район Ярцево. Там шел ожесточенный танковый бой. Первым должен был лететь Онуфриенко со своей группой. Точно в назначенное время четыре МиГ-3 поднялись в воздух и взяли курс на запад. За этой четверкой взлетели еще две. Все на аэродроме напряженно ждали возвращения летчиков. А они почему-то задерживались. Техники уже с беспокойством поглядывали то на ручные часы, то на западную сторону аэродрома. И вот наконец на бреющем полете показались два самолета. Но где же еще пара?
Тем временем прилетевшие сели - это вернулись Николай Городничев со своим ведомым. Григория Онуфриенко с его напарником не было. Комдив убежденно заявил: "Должны вернуться. Должны..."
День подходил к концу, вместе с ним гасли и последние надежды на возвращение летчиков. Пронизывающий осенний ветер гнал по аэродрому желтые опавшие листья, шевелились ветки уже оголенных берез. Было холодно и неуютно.
Прошли сутки, другие. Мрачнее всех ходил капитан Городничев. Он ругал себя за то, что в пылу боя потерял из виду ведущего группы...
Между тем фашисты, бросив все резервы, кое-где прорвали нашу оборону и опять начали продвигаться вперед. Над полем боя появились вражеские группы бомбардировщиков и истребителей. Дни настали для нашей авиации трудные. То и дело в воздух поднимались "илы", "миги", "лагги", развернувшись, уходили туда, где грохотал бой. В непрестанном рокоте моторов мало кто обратил внимание на приземлившийся У-2 - такие самолеты часто доставляли документы в штаб дивизии. Когда "кукурузник" подрулил ближе к стоянке, из второй кабины вылез Григорий Онуфриенко. Шея и голова его были забинтованы.
А случилось вот что. Едва наши истребители подошли к линии фронта, как Онуфриенко заметил вдали большую группу "мессеров". Подсчитал. Их было 12. Дальше раздумывать было некогда. В подобных случаях нет лучшей защиты, чем нападение. Это знали все наши летчики.
За первые месяцы войны они привыкли к боям с превосходящим по численности противником. Онуфриенко даже нравились такие поединки. Может быть, из-за неунывающего характера и веры в себя. Всегда первый в пилотаже и стрельбе по воздушным целям, он искал случая помериться силами с противником, проверить свое мастерство. Товарищи завидовали его задору и охотно шли с ним в полет.
Вот и теперь, не успел ведущий покачать крыльями, призывая ведомых сомкнуть строй, как летчики поняли - командир принял решение атаковать.
Гитлеровцы шли напролом единой группой, не меняя строя. Наши летчики решили первую атаку произвести в лоб, а затем, выполнив боевой разворот, ударить сзади.
Атака! И вот уже один фашистский самолет, неуклюже разворачиваясь, покачиваясь с крыла на крыло, пошел к земле. Начало сделано. Но радоваться еще рано. Противник разделился на две группы и попытался атаковать наши самолеты с двух сторон. Небо расцветилось пулеметно-пушечными трассами.
В неравной схватке наши сразили еще одного фашиста. Однако бой, трудный и упорный, продолжался. Очереди стали более экономными, летчики берегли оставшиеся патроны.
В пылу неравного боя немцам все же удалось расчленить нашу группу на пары и изолировать их друг от друга.
Онуфриенко упорно вел бой, а сам все поглядывал назад: как там оставшийся его напарник? Молодец, Гудок, держится, не отстал от ведущего! А кругом, куда ни посмотри, "мессеры". Вот один пошел в лоб, чуть выше. Григорий молниеносно упредил противника и дал очередь.
- Ага, запылал!
Но силы были слишком неравные. Немцы подбили машину ведомого. Оставшись без напарника, Онуфриенко атакует еще яростнее, но и сам едва успевает уходить из-под прицельных вражеских атак. Может, еще продолжалась бы эта карусель, только, прикинув по времени, летчик понял: горючего осталось мало, пора на аэродром. Дал ручку управления от себя и перевел самолет в пикирование, а когда стал выходить в горизонтальный полет и взглянул на приборную доску - компас показывал курс на запад.
Хотел развернуться, но "мессеры" тут как тут. Взяли в клещи - пара справа, пара слева и сверху. Только он снова попытался уйти, рядом с плоскостью его самолета засверкали дымные шнуры трасс снарядов противника. И некуда от них деться.
Онуфриенко понял, что его хотят заставить сесть в расположении врага. Ну нет, не выйдет, не на того нарвались.
Мгновенно созрела мысль: нужно сделать какой-то неожиданный маневр и, пользуясь замешательством фашистов, развернуться на восток, оторваться от преследования, Такой маневр был единственным средством его обороны, вернее сказать, спасения. Для этого Григорий избрал фигуру "бочка", но не полную. Улучив момент, ввел самолет в переворот и, остановив вращение на трех четвертях, резко развернул на сто восемьдесят градусов. Вражеские летчики от неожиданности шарахнулись в стороны. Используя замешательство, Онуфриенко круто повел "миг" к земле, рассчитывая, что зеленая окраска машины на пестром фоне полей скроет его от глаз противника.
Впереди показалась линия фронта. Однако немцы снова настигали. Отказавшись от своего замысла, они теперь били прямо по самолету. Григорий маневрировал небольшими отворотами. Вражеский снаряд пробил стекло заднего обзора, разорвался в кабине.
Осколки впились в голову, лицо, шею, руки, колени. Летчик почувствовал, как кровь горячей струей потекла по спине. Один за другим разорвались еще два снаряда. Рассечена бровь, кровь залила глаза.
Впереди Григорий заметил пригодную для посадки поляну. Превозмогая боль, выпустил посадочные щитки. Самолет резко уменьшил скорость, и немцы проскочили. Пока они снова заходили для атаки, Григорий успел приземлиться. Быстро отстегнул ремни, сбросил парашют, спрыгнул на землю и, напрягая последние силы, пригибаясь, побежал к лесу. Последнее, что ему запомнилось, - над головой, завывая моторами, ошалело носились "мессершмитты". Фашисты, взбешенные тем, что им так и не удалось доканать советского летчика в воздухе, пикировали на него, пытаясь расстрелять на земле. Потом, сделав два захода по одинокому краснозвездному "ястребку", скрылись за лесом. Онуфриенко потерял сознание. Его подобрали наши бойцы. Очнулся в палатке перевязочного пункта медсанбата, когда вынимали осколки.
- Где я? Что со мной?
- В полевом медсанбате, - прозвучал женский голос. - Лежите спокойно. Вам сделают все, что надо.
Вскоре его перевезли на площадку и самолетом доставили в Вязьму. Там сказали, что направят в тыловой госпиталь.
"Только в полк!" - запротестовал летчик. А врачи ни в какую: "Подлечиться надо". Лежал он на койке и размышлял, как удрать. Помог случай.
Встретился Григорию боец, лицо знакомое. Неужели Сашка Карев, тоже луганский? Оказалось, действительно он. Вместе на одном заводе работали. Обрадовались встрече. Разговорились.
- Что здесь делаешь, браток? - спросил Григорий.
- Диспетчер по эвакуации раненых.
- Вот здорово! Выручи, отправь в полк! - Видя, что земляк на минуту заколебался, взмолился: - Мне в полк нужно, понимаешь? Там меня ждут...
Короткой была та фронтовая встреча друзей. В тот же день санитарный самолет доставил летчика на родной аэродром.
Некоторое время Григорий Онуфриенко не летал. Полковой врач старательно делал ему перевязки: уж очень не хотелось летчику уезжать из полка в госпиталь.
* * *
Хмурые осенние дни 1941 года. Враг, невзирая на огромные потери, рвался вперед. Наступление его в полосе Западного фронта началось 2 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки. Прорвав оборону наших войск, немцы при активной поддержке своей авиации начали развивать успех в глубину. Противник усилил воздушные налеты на столицу. Одна воздушная тревога сменяла другую. Москва стала прифронтовым городом. Окраины обросли баррикадами. На многих улицах оборудовались огневые точки с широким сектором обзора и обстрела. В угловых домах окна магазинов и квартир заложили мешками с песком и кирпичами. На западных подступах к городу заканчивалась напряженная работа десятков тысяч москвичей по строительству оборонительных противотанковых рвов, траншей, артиллерийских позиций. Входы в город ощетинились "ежами", надолбами и дзотами.
Наши летчики без устали вылетали на оставшихся исправных машинах штурмовать вражеские войска с аэродромов Сабурово, Чертаново, Можайска. Они поддерживали наземные войска фронта.
Авиаторы наносили беспрерывные удары по танковым и моторизованным соединениям противника, которые наступали вдоль автострады Гжатск - Можайск. Напряжение было огромным. Оставлены и эти аэродромы. Спешно перебазируемся ближе к столице - на аэродром Кубинка.
Завязались бои на историческом Бородинском поле. Немцы овладели Можайском и Малоярославцем. Все "безлошадные" техники и летчики брошены на подготовку матчасти. Дозаправка самолетов горючим, маслом, воздухом, снарядами и патронами для пушек и пулеметов, подвеска бомб и эрэсов проходит в считанные минуты. Несмотря на холод, моторы буквально не успевают остывать.
А враг остервенело рвется к Москве.
- Нам поручили защищать столицу. Отстоим Москву, - говорил перед каждым вылетом заместитель командира полка капитан Василий Зайцев. Все понимали эти слова как клятву.
Погода не баловала. Темные свинцовые тучи низко опускались к земле. С раннего рассвета дотемна бомбами, эрэсами, пулеметно-пушечным огнем штурмовали истребители бронированные колонны врага.
Энергичный Зайцев поторапливал техников:
- Быстрее заправляйте и подвешивайте бомбы. Фашисты под Можайском, может, сумеем еще раз слетать.
Через десять минут пятерки истребителей снова устремились на запад, Возвратятся они уже в сумерках.
III. Калининский фронт
Декабрь сурового сорок первого года. Он вступил на землю Подмосковья с лютыми морозами и... добрыми, радостными вестями.
По приказу Верховного Главнокомандующего советские войска перешли от обороны Москвы в решительное контрнаступление. Сжавшись до предела, пружина обороны советской столицы стремительно развернулась и мгновенно застопорила напор ударного кулака фашистских войск - двух армий Клюге и Штрауса и двух танковых групп Гудериана и Гота. Остатки этих армий и танковых групп, усыпая снега Подмосковья вооружением, техникой и трупами, покатились на запад. Браг был отброшен от Москвы на сто - двести пятьдесят километров. До той поры военная история и практика не знали такого стратегического размаха, такого оперативного темпа контрнаступления.
Летчикам с воздуха особенно отчетливо была видна панорама неслыханного поражения фашистов: батареи, брошенные на огневых позициях, застывшие в снегу танки, исковерканные остовы автомашин, тягачей, а дальше от фронта колонны бегущих гитлеровцев. Сердце пело, рука отжимала ручку управления, сваливая самолет в отвесное пикирование, а пальцы нажимали на гашетку.
В панике метались гитлеровцы в шинелях мышиного цвета. Бортовые пушки и пулеметы работали безотказно.
- Бегут фашисты! - докладывали летчики, возвращаясь на аэродром после очередной штурмовки вражеских войск.
Даже в самые тяжелые минуты нашего отступления, когда войска несли большие потери, мы все ждали перелома, победы. Далеко в тылу создавались новые армии, ковалось оружие. Эвакуированные заводы начали выпускать самолеты.
Настал день, и полк после непродолжительной передышки получил новые самолеты ЛаГГ-3.
Предстояло в короткий срок освоить машину. ЛаГГ-3, остроносый моноплан конструкции Лавочкина, Горбунова и Гудкова, имел мощный мотор с водяным охлаждением. Помимо обычных авиационных пулеметов, на его борту была установлена двадцатимиллиметровая пушка, а под крыльями подвешивались четыре-шесть реактивных снарядов. Кроме того, самолет мог брать до двухсот килограммов бомб.
В нашем распоряжении оставались считанные дни, а сделать предстояло очень много. Техники должны были тщательно осмотреть каждый самолет, пристрелять оружие, подготовить машину к перелету на фронтовой аэродром. Летчикам, летавшим до этого на "мигах", нужно было освоить и изучить все особенности самолета ЛаГГ-3.
Скоро командир полка доложил по команде о готовности части к выполнению боевой задачи. Поступил долгожданный приказ на перебазирование. В канун 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции полк двумя группами вылетел на аэродром, расположенный недалеко от самой линии фронта.
И снова боевые вылеты, жаркие схватки, труд, пот, кровь, потери и победы. Летчики прикрывали наземные войска, пулеметно-пушечным огнем и реактивными снарядами наносили штурмовые удары по живой силе и технике врага, вели разведку войск вражеских тылов. Войска Калининского фронта под командованием генерал-полковника И. С. Конева по решению Ставки перешли в контрнаступление на сутки раньше, чем Западный фронт. Это началось в 3 часа утра 5 декабря. К исходу дня пехота и артиллерия, переправившись по льду через Волгу, неожиданно атаковали противника. Воины 243-й стрелковой дивизии первыми ворвались в Калинин. Вспыхнули ожесточенные бои на улицах города. Шесть раз летчики двух эскадрилий сопровождали в тот день "илы", штурмовавшие врага в районе элеватора и железнодорожного вокзала.
Падают первые бомбы, летят реактивные снаряды. Рев самолетов, взрывы бомб, эрэсов, непрерывный треск пулеметных и пушечных очередей - все это слилось в единый оглушительный гул. Летчики и техники врага в панике мечутся между машинами.
По всему видно, что советских самолетов не ждали.
Восьмерка Ил-2 и сопровождающие их МиГ-3 и ЛаГГ-3 произвели два захода. Но вот вступила в общий нестройный хор зенитная батарея врага. Три наших летчика получили ранения. Ни один из них не прекратил штурмовки.
Теперь все экипажи без потерь возвращаются домой. Вдогонку им ветер несет густые тучи пыли и чадящий дым горящих самолетов, бензоцистерн, складов с боеприпасами.
Почти четыре десятка вражеских бомбардировщиков больше не взлетят со смоленских аэродромов, не обрушат свой смертоносный груз на родную Москву. И в эту, и в следующую, и еще третью ночь столица спала спокойно.
Во время налета на южный аэродром самолет Ил-2 Леонида Рейно был поврежден огнем зенитной артиллерии. Первый снаряд угодил в хвостовую часть машины командира группы, второй - в левую плоскость, а третьим разбило обтекатель воздушного винта самолета, и он стал почти неуправляем. И все-таки Рейно продолжал штурмовку, не прекращая руководить группой.
Скупые строки приказа командующего ВВС Западного фронта поведали всему личному составу о работе летчиков в эти дни.
"Не первый раз показывает отвагу и мужество, неуклонную волю, выполняя до конца поставленную задачу, летчики 215-го штурмового авиаполка, где командир майор Рейко, и военком батальонный комиссар Трубачев, и 129-го истребительного авиационного полка, где командир майор Беркаль и военком батальонный комиссар Рулин.
15 и 16 сентября 215-й шап во взаимодействии со 129-м иап проделали большую работу по уничтожению авиации противника на его аэродромах...
В общем итоге за 15 и 16 сентября уничтожено на земле до 40 самолетов, один ангар, до 25 автомашин, взорван бензосклад, 12 железнодорожных цистерн с горючим, подавлен огонь двух зенитных батарей. В этой операции летный состав, следуя примеру командиров, проявляя исключительную напористость, мужество и геройство, достиг намеченной цели...
...Все эти факты наглядно говорят о том, что воины 215-го шап и 129-го иап, движимые чувством ответственности и стремлением во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу, ожесточенно бьют врагов нашего Отечества...
Любовь к Родине, к своему народу, великая вера в правоту нашего дела, дело нашей партии, презрение к смерти во имя победы над врагом - вот силы, которые вдохновляли наших людей на разгром врага.
Командование ВВС Западного фронта гордится воинами 215-го шап и 129-го иап и ставит их в пример всем частям ВВС Западного фронта.
За образцовое мужество, напористость и геройство командиру и военкому 215-го шап майору Рейко и батальонному комиссару Трубачеву, командиру и военкому 129-го иап майору Беркалю и батальонному комиссару Рулину и всему летному и техническому составу 215-го и 129-го авиаполков объявляю благодарность.
Отличившихся летчиков, техников представить к правительственным наградам.
Уверены, что в дальнейшем славные соколы 215-го и 129-го авиационных полков будут еще крепче бить зарвавшегося врага до полного его уничтожения.
Командующий ВВС Западного фронта
Генерал-майор авиации Мичугин
Военком ВВС Западного фронта
Бригадный комиссар Клоков
Нач. штаба ВВС Западного фронта полковник Худяков"
Этот документ говорит сам за себя.
Таран Ивана Мещерякова
Случилось это 20 сентября. Рано утром большая группа фашистских бомбардировщиков "Юнкерс-88" пыталась нанести удар по аэродрому Дугино, где базировались наши истребители и штурмовики.
Взлетевшие по тревоге МиГ-3 и ЛаГГ-3, которые только что возвратились с боевого задания, перехватили вражескую группу на подходах к аэродрому и смелыми атаками расстроили ее боевой порядок.
Лишь отдельным "юнкерсам" удалось прорваться к аэродрому и сбросить бомбы, которые разорвались на летном поле, в лесу, неподалеку от стоянок штурмовиков Ил-2 и в районе полевых авторемонтных мастерских. В скоротечном воздушном бою многие летчики сбили по одному бомбардировщику. Но не вернулся на аэродром заместитель командира эскадрильи. Тягостным было ожидание, Как-то не верилось, что Иван Иванович Мещеряков погиб. Уважали его, спокойного на земле, но грозного для врага в воздухе. Среди молодых лейтенантов тридцатитрехлетний заместитель комэска, налетавший на разных типах машин не одну сотню часов, выделялся боевым опытом, числом сбитых фашистских самолетов. Какую бурную радость пережил каждый, когда по телеграфу сообщили, что он жив и здоров, вылетел в полк! А через некоторое время Мещеряков вышел из самолета связи веселый, улыбающийся.
О своем бое он рассказывал: "Вылетел я по тревоге наперехват фашистских бомбардировщиков. Иду на предельной скорости к линии фронта на высоте трех тысяч метров и вдруг вижу пятерку "юнкерсов". Набрал высоту, стал атаковывать их. Строй противника нарушился. Смотрю, один бомбардировщик отстал. Решил заняться им. Приблизился, дал по нему очередь одну, другую враг продолжал идти на запад. Повторяю маневр, подхожу ближе, прицеливаюсь, нажимаю на гашетки. Самолет привычно задрожал. И вдруг в самом начале очереди оружие замолкло. Сделал перезарядку. Результат тот же. И такое взяло меня зло. Решил пойти на последнее - винтом ударить по хвосту вражеского бомбардировщика. Прибавил обороты, дистанция заметно сократилась. "Ястребок" настигал врага. Цель все ближе и ближе: пятьдесят, тридцать, двадцать, десять метров. Перед глазами яркий, будто раскрутившийся меч, диск воздушного винта. За ним, как в ореоле, хвост вражеского бомбардировщика. Еще ближе... Остальное уже не улавливалось сознанием. Треск - винт сечет металл хвостового оперения; "Юнкерс" камнем пошел вниз. Раненый мой самолет задрожал, словно в лихорадке. Появилась тряска мотора, козырек кабины залило горячей водой и паром. Минуту-две машина еще планировала, словно дожидаясь, пока летчик воспользуется парашютом. Мотор работал с перебоями. Лишившись тяги, машина стала резко терять высоту. О том, чтобы добраться до своего аэродрома, не могло быть и речи. Быстро осмотрел местность, развернул самолет на более пригодную площадку, выпустил щитки и с ходу посадил самолет с убранными шасси. Фашист нашел себе могилу на окраине города Ярцево".
Воздушный таран - прием смелых летчиков. Он требует виртуозного владения самолетом, исключительной выдержки, железных нервов, огромного душевного порыва, дерзкого натиска. Мещеряков доказал, что обладает этими качествами.
Подвиг старшего лейтенанта стал достоянием всех летчиков Западного фронта. О нем писала армейская и фронтовая печать. Что же это за человек?
Он родился в 1908 году в крестьянской семье в станице Нижняя Добринка Волгоградской области. Здесь, в казачьей станице, прошли его детство и юность. В 1930 году Мещеряков был призван в ряды Красной Армии. Его направили в авиацию - в Харьковскую военную школу летчиков, которую окончил в 1932 году. IВ этом же году молодой пилот стал коммунистом. А затем служба в строевых авиационных частях, учеба, тренировки. С первых дней он участвует в Отечественной войне.
Вот характеристика, взятая из личного дела Ивана Ивановича:
"Решительный, смелый летчик-истребитель. Дерзко вступает в бой с превосходящими силами противника, своим личным примером увлекает подчиненных в бой".
В то же время он был самым общительным, душевным и никогда не унывающим товарищем, пользовался большим уважением всего личного состава. Однажды девятка истребителей, ведомая Мещеряковым, прикрывала передний край. На земле шел бой. До летчиков не долетали звуки выстрелов, но с высоты видны были им вспышки огня, дым от разрывов артиллерийских снарядов и мин. Каждый день они наносили на свои карты обстановку на фронте и знали, как трудно приходилось пехотинцам, танкистам, артиллеристам сдерживать врага.
Истребители занимали разные высоты. Первое звено шло на высоте двух тысяч метров, а тройка вместе с Иваном Ивановичем летела с превышением на пятьсот метров над вторым звеном.
Неожиданно командир группы заметил вражеские бомбардировщики. Коротконосые, тяжелые, медленно двигались Ю-88. Выше их, как осы, носились "мессершмитты". Восемнадцать бомбардировщиков и почти столько же истребителей.
Численное превосходство на стороне фашистов, но это не испугало наших летчиков.
Перед вылетом был проигран вариант возможного воздушного боя. Договорились, что шестерка первая атакует бомбардировщики, а командир со своими ведомыми свяжет истребители.
Рассмотрели как раз такой случай, который представился сейчас.
Мещеряков передал по радио:
- Бомберы, атакуйте!
Шестерка краснозвездных истребителей устремилась на бомбардировщика. Ме-109 пытались преградить им путь, но были атакованы сверху тройкой истребителей - те вовремя открыли заградительный огонь. Небо прошили красные нити трассирующих пуль.
Бой затянулся. Одна атака следовала за другой. Ведущий группы бомбардировщиков пытался пробиться к цели, увлекая за собой летчиков, но Мещеряков сбил его.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Немецкие летчики стали поспешно сбрасывать бомбы, чтобы облегчить свои самолеты. Кинулись врассыпную. Наши нагоняли и атаковывали их.
Воздушный бой, начавшийся над линией фронта, скоро переместился в глубь вражеских войск. На земле там и здесь черными дымными кострами горели сбитые фашистские самолеты. Один, два, три, четыре!
Все девять истребителей Мещерякова вернулись на свой аэродром.
На другой день, патрулируя в составе шести ЛаГГ-3 в районе Ельни, группа Мещерякова встретила девять Ю-88, летевших в сторону столицы. Находясь в стороне и выше бомбардировщиков, Иван Иванович на большой скорости атаковал врага. Внезапность удара решила исход боя. Потеряв управление, противник стал беспорядочно отстреливаться, неприцельно сбрасывать бомбы, стараясь уйти от преследования. Воспользовавшись замешательством фашистских летчиков, наши истребители продолжали наносить удар за ударом и сбили два вражеских самолета, один из которых был уничтожен командиром группы.
В начале февралая 1942 года после выполнения боевого задания в районе Ржева командир эскадрильи Мещеряков не возвратился на свой аэродром. 5 мая 1942 года Иван Иванович Мещеряков был удостоен звания Героя Советского Союза.
"Где, в какой стране мог родиться такой прием атаки, как таран? - писал трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин. - Только у нас, в среде летчиков, которые безгранично преданы своей Родине, которые ставили ее честь, независимость и свободу превыше всего, превыше собственной жизни".
Он не мог не вернуться
Командир первой эскадрильи Григорий Онуфриенко, заменив комэска Коваца, пользовался заслуженным авторитетом среди однополчан.
Отец старшего лейтенанта работал слесарем в Луганске. Во время гражданской войны погиб. Его имя высечено на памятнике, воздвигнутом на центральной площади в Ворошиловграде.
Пришло время, и на защиту Родины встал сын. Был он коренаст, вынослив, обладал незаурядной физической силой. Взгляд острый. Какое-то мгновение глядит на человека, а приметит все, до малейших деталей.
Самолетом МиГ-3 Онуфриенко владел в совершенстве. Всего 25 лет, а за плечами 110 боевых вылетов, 33 воздушных боя, в которых сбито 9 фашистских самолетов.
Командование поручало ему самые сложные и ответственные задания. Особенно восхищались мастерством летчика ведущие групп штурмовиков - он надежно прикрывал "илы" над полем боя. Они не раз наблюдали, как дерзко бросался на врага Григорий, защищая Ил-2 от истребителей противника. Когда на командный пункт приезжал командир дивизии полковник Толстиков, он обязательно вызывал к себе старшего лейтенанта Онуфриенко и передавал слова благодарности от экипажей "ильюшиных".
2 октября. Погода по-осеннему хмурилась. Небо прикрывали свинцовые облака. Было прохладно. Дул легкий ветерок.
Дежурное звено находилось в первой готовности. Остальные летчики в ожидании боевой работы, пристроившись поудобнее, кто как мог, "добирали", как выражались в авиации. В одиннадцать часов на командный пункт полка поступило боевое задание: выслать несколько групп истребителей на прикрытие наземных войск в район Ярцево. Там шел ожесточенный танковый бой. Первым должен был лететь Онуфриенко со своей группой. Точно в назначенное время четыре МиГ-3 поднялись в воздух и взяли курс на запад. За этой четверкой взлетели еще две. Все на аэродроме напряженно ждали возвращения летчиков. А они почему-то задерживались. Техники уже с беспокойством поглядывали то на ручные часы, то на западную сторону аэродрома. И вот наконец на бреющем полете показались два самолета. Но где же еще пара?
Тем временем прилетевшие сели - это вернулись Николай Городничев со своим ведомым. Григория Онуфриенко с его напарником не было. Комдив убежденно заявил: "Должны вернуться. Должны..."
День подходил к концу, вместе с ним гасли и последние надежды на возвращение летчиков. Пронизывающий осенний ветер гнал по аэродрому желтые опавшие листья, шевелились ветки уже оголенных берез. Было холодно и неуютно.
Прошли сутки, другие. Мрачнее всех ходил капитан Городничев. Он ругал себя за то, что в пылу боя потерял из виду ведущего группы...
Между тем фашисты, бросив все резервы, кое-где прорвали нашу оборону и опять начали продвигаться вперед. Над полем боя появились вражеские группы бомбардировщиков и истребителей. Дни настали для нашей авиации трудные. То и дело в воздух поднимались "илы", "миги", "лагги", развернувшись, уходили туда, где грохотал бой. В непрестанном рокоте моторов мало кто обратил внимание на приземлившийся У-2 - такие самолеты часто доставляли документы в штаб дивизии. Когда "кукурузник" подрулил ближе к стоянке, из второй кабины вылез Григорий Онуфриенко. Шея и голова его были забинтованы.
А случилось вот что. Едва наши истребители подошли к линии фронта, как Онуфриенко заметил вдали большую группу "мессеров". Подсчитал. Их было 12. Дальше раздумывать было некогда. В подобных случаях нет лучшей защиты, чем нападение. Это знали все наши летчики.
За первые месяцы войны они привыкли к боям с превосходящим по численности противником. Онуфриенко даже нравились такие поединки. Может быть, из-за неунывающего характера и веры в себя. Всегда первый в пилотаже и стрельбе по воздушным целям, он искал случая помериться силами с противником, проверить свое мастерство. Товарищи завидовали его задору и охотно шли с ним в полет.
Вот и теперь, не успел ведущий покачать крыльями, призывая ведомых сомкнуть строй, как летчики поняли - командир принял решение атаковать.
Гитлеровцы шли напролом единой группой, не меняя строя. Наши летчики решили первую атаку произвести в лоб, а затем, выполнив боевой разворот, ударить сзади.
Атака! И вот уже один фашистский самолет, неуклюже разворачиваясь, покачиваясь с крыла на крыло, пошел к земле. Начало сделано. Но радоваться еще рано. Противник разделился на две группы и попытался атаковать наши самолеты с двух сторон. Небо расцветилось пулеметно-пушечными трассами.
В неравной схватке наши сразили еще одного фашиста. Однако бой, трудный и упорный, продолжался. Очереди стали более экономными, летчики берегли оставшиеся патроны.
В пылу неравного боя немцам все же удалось расчленить нашу группу на пары и изолировать их друг от друга.
Онуфриенко упорно вел бой, а сам все поглядывал назад: как там оставшийся его напарник? Молодец, Гудок, держится, не отстал от ведущего! А кругом, куда ни посмотри, "мессеры". Вот один пошел в лоб, чуть выше. Григорий молниеносно упредил противника и дал очередь.
- Ага, запылал!
Но силы были слишком неравные. Немцы подбили машину ведомого. Оставшись без напарника, Онуфриенко атакует еще яростнее, но и сам едва успевает уходить из-под прицельных вражеских атак. Может, еще продолжалась бы эта карусель, только, прикинув по времени, летчик понял: горючего осталось мало, пора на аэродром. Дал ручку управления от себя и перевел самолет в пикирование, а когда стал выходить в горизонтальный полет и взглянул на приборную доску - компас показывал курс на запад.
Хотел развернуться, но "мессеры" тут как тут. Взяли в клещи - пара справа, пара слева и сверху. Только он снова попытался уйти, рядом с плоскостью его самолета засверкали дымные шнуры трасс снарядов противника. И некуда от них деться.
Онуфриенко понял, что его хотят заставить сесть в расположении врага. Ну нет, не выйдет, не на того нарвались.
Мгновенно созрела мысль: нужно сделать какой-то неожиданный маневр и, пользуясь замешательством фашистов, развернуться на восток, оторваться от преследования, Такой маневр был единственным средством его обороны, вернее сказать, спасения. Для этого Григорий избрал фигуру "бочка", но не полную. Улучив момент, ввел самолет в переворот и, остановив вращение на трех четвертях, резко развернул на сто восемьдесят градусов. Вражеские летчики от неожиданности шарахнулись в стороны. Используя замешательство, Онуфриенко круто повел "миг" к земле, рассчитывая, что зеленая окраска машины на пестром фоне полей скроет его от глаз противника.
Впереди показалась линия фронта. Однако немцы снова настигали. Отказавшись от своего замысла, они теперь били прямо по самолету. Григорий маневрировал небольшими отворотами. Вражеский снаряд пробил стекло заднего обзора, разорвался в кабине.
Осколки впились в голову, лицо, шею, руки, колени. Летчик почувствовал, как кровь горячей струей потекла по спине. Один за другим разорвались еще два снаряда. Рассечена бровь, кровь залила глаза.
Впереди Григорий заметил пригодную для посадки поляну. Превозмогая боль, выпустил посадочные щитки. Самолет резко уменьшил скорость, и немцы проскочили. Пока они снова заходили для атаки, Григорий успел приземлиться. Быстро отстегнул ремни, сбросил парашют, спрыгнул на землю и, напрягая последние силы, пригибаясь, побежал к лесу. Последнее, что ему запомнилось, - над головой, завывая моторами, ошалело носились "мессершмитты". Фашисты, взбешенные тем, что им так и не удалось доканать советского летчика в воздухе, пикировали на него, пытаясь расстрелять на земле. Потом, сделав два захода по одинокому краснозвездному "ястребку", скрылись за лесом. Онуфриенко потерял сознание. Его подобрали наши бойцы. Очнулся в палатке перевязочного пункта медсанбата, когда вынимали осколки.
- Где я? Что со мной?
- В полевом медсанбате, - прозвучал женский голос. - Лежите спокойно. Вам сделают все, что надо.
Вскоре его перевезли на площадку и самолетом доставили в Вязьму. Там сказали, что направят в тыловой госпиталь.
"Только в полк!" - запротестовал летчик. А врачи ни в какую: "Подлечиться надо". Лежал он на койке и размышлял, как удрать. Помог случай.
Встретился Григорию боец, лицо знакомое. Неужели Сашка Карев, тоже луганский? Оказалось, действительно он. Вместе на одном заводе работали. Обрадовались встрече. Разговорились.
- Что здесь делаешь, браток? - спросил Григорий.
- Диспетчер по эвакуации раненых.
- Вот здорово! Выручи, отправь в полк! - Видя, что земляк на минуту заколебался, взмолился: - Мне в полк нужно, понимаешь? Там меня ждут...
Короткой была та фронтовая встреча друзей. В тот же день санитарный самолет доставил летчика на родной аэродром.
Некоторое время Григорий Онуфриенко не летал. Полковой врач старательно делал ему перевязки: уж очень не хотелось летчику уезжать из полка в госпиталь.
* * *
Хмурые осенние дни 1941 года. Враг, невзирая на огромные потери, рвался вперед. Наступление его в полосе Западного фронта началось 2 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки. Прорвав оборону наших войск, немцы при активной поддержке своей авиации начали развивать успех в глубину. Противник усилил воздушные налеты на столицу. Одна воздушная тревога сменяла другую. Москва стала прифронтовым городом. Окраины обросли баррикадами. На многих улицах оборудовались огневые точки с широким сектором обзора и обстрела. В угловых домах окна магазинов и квартир заложили мешками с песком и кирпичами. На западных подступах к городу заканчивалась напряженная работа десятков тысяч москвичей по строительству оборонительных противотанковых рвов, траншей, артиллерийских позиций. Входы в город ощетинились "ежами", надолбами и дзотами.
Наши летчики без устали вылетали на оставшихся исправных машинах штурмовать вражеские войска с аэродромов Сабурово, Чертаново, Можайска. Они поддерживали наземные войска фронта.
Авиаторы наносили беспрерывные удары по танковым и моторизованным соединениям противника, которые наступали вдоль автострады Гжатск - Можайск. Напряжение было огромным. Оставлены и эти аэродромы. Спешно перебазируемся ближе к столице - на аэродром Кубинка.
Завязались бои на историческом Бородинском поле. Немцы овладели Можайском и Малоярославцем. Все "безлошадные" техники и летчики брошены на подготовку матчасти. Дозаправка самолетов горючим, маслом, воздухом, снарядами и патронами для пушек и пулеметов, подвеска бомб и эрэсов проходит в считанные минуты. Несмотря на холод, моторы буквально не успевают остывать.
А враг остервенело рвется к Москве.
- Нам поручили защищать столицу. Отстоим Москву, - говорил перед каждым вылетом заместитель командира полка капитан Василий Зайцев. Все понимали эти слова как клятву.
Погода не баловала. Темные свинцовые тучи низко опускались к земле. С раннего рассвета дотемна бомбами, эрэсами, пулеметно-пушечным огнем штурмовали истребители бронированные колонны врага.
Энергичный Зайцев поторапливал техников:
- Быстрее заправляйте и подвешивайте бомбы. Фашисты под Можайском, может, сумеем еще раз слетать.
Через десять минут пятерки истребителей снова устремились на запад, Возвратятся они уже в сумерках.
III. Калининский фронт
Декабрь сурового сорок первого года. Он вступил на землю Подмосковья с лютыми морозами и... добрыми, радостными вестями.
По приказу Верховного Главнокомандующего советские войска перешли от обороны Москвы в решительное контрнаступление. Сжавшись до предела, пружина обороны советской столицы стремительно развернулась и мгновенно застопорила напор ударного кулака фашистских войск - двух армий Клюге и Штрауса и двух танковых групп Гудериана и Гота. Остатки этих армий и танковых групп, усыпая снега Подмосковья вооружением, техникой и трупами, покатились на запад. Браг был отброшен от Москвы на сто - двести пятьдесят километров. До той поры военная история и практика не знали такого стратегического размаха, такого оперативного темпа контрнаступления.
Летчикам с воздуха особенно отчетливо была видна панорама неслыханного поражения фашистов: батареи, брошенные на огневых позициях, застывшие в снегу танки, исковерканные остовы автомашин, тягачей, а дальше от фронта колонны бегущих гитлеровцев. Сердце пело, рука отжимала ручку управления, сваливая самолет в отвесное пикирование, а пальцы нажимали на гашетку.
В панике метались гитлеровцы в шинелях мышиного цвета. Бортовые пушки и пулеметы работали безотказно.
- Бегут фашисты! - докладывали летчики, возвращаясь на аэродром после очередной штурмовки вражеских войск.
Даже в самые тяжелые минуты нашего отступления, когда войска несли большие потери, мы все ждали перелома, победы. Далеко в тылу создавались новые армии, ковалось оружие. Эвакуированные заводы начали выпускать самолеты.
Настал день, и полк после непродолжительной передышки получил новые самолеты ЛаГГ-3.
Предстояло в короткий срок освоить машину. ЛаГГ-3, остроносый моноплан конструкции Лавочкина, Горбунова и Гудкова, имел мощный мотор с водяным охлаждением. Помимо обычных авиационных пулеметов, на его борту была установлена двадцатимиллиметровая пушка, а под крыльями подвешивались четыре-шесть реактивных снарядов. Кроме того, самолет мог брать до двухсот килограммов бомб.
В нашем распоряжении оставались считанные дни, а сделать предстояло очень много. Техники должны были тщательно осмотреть каждый самолет, пристрелять оружие, подготовить машину к перелету на фронтовой аэродром. Летчикам, летавшим до этого на "мигах", нужно было освоить и изучить все особенности самолета ЛаГГ-3.
Скоро командир полка доложил по команде о готовности части к выполнению боевой задачи. Поступил долгожданный приказ на перебазирование. В канун 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции полк двумя группами вылетел на аэродром, расположенный недалеко от самой линии фронта.
И снова боевые вылеты, жаркие схватки, труд, пот, кровь, потери и победы. Летчики прикрывали наземные войска, пулеметно-пушечным огнем и реактивными снарядами наносили штурмовые удары по живой силе и технике врага, вели разведку войск вражеских тылов. Войска Калининского фронта под командованием генерал-полковника И. С. Конева по решению Ставки перешли в контрнаступление на сутки раньше, чем Западный фронт. Это началось в 3 часа утра 5 декабря. К исходу дня пехота и артиллерия, переправившись по льду через Волгу, неожиданно атаковали противника. Воины 243-й стрелковой дивизии первыми ворвались в Калинин. Вспыхнули ожесточенные бои на улицах города. Шесть раз летчики двух эскадрилий сопровождали в тот день "илы", штурмовавшие врага в районе элеватора и железнодорожного вокзала.