Ильин Виктор Владимирович. Инсайдер. Биржевой триллер

Виктор Ильин
Инсайдер
Биржевой триллер

Об авторе

   Виктор Ильин имеет опыт работы в качестве частного инвестора. Являлся ведущим аналитического направления образовательного проекта инвестиционной компании «РФЦ» (тематика – обучение рядовых граждан основам биржевой торговли на российском фондовом рынке). Автор книг и публикаций в СМИ, освещающих проблемы частных инвестиций в России. Автор с благодарностью примет любые читательские отклики по e-mail: [e-mail]
 
   Посвящается памяти моего отца и брата

От автора

   Инсайдер – лицо, в силу сложившихся обстоятельств владеющее важной (финансовой) информацией, недоступной широкой публике.

 

Warning!

   Все использованные в тексте имена и названия за исключением исторических личностей, названий бирж и компаний-эмитентов акций являются вымышленными. Права собственности на названия бирж и компаний-эмитентов принадлежат их законным владельцам. Любые иные совпадения имен и названий следует считать случайными. Специфика темы данной книги обусловливает использование в тексте многочисленных биржевых терминов, а также применяемых трейдерами жаргонных слов и выражений. Для читателей, не знакомых с биржевым сленгом, в конце книги приводится словарь, доступным языком разъясняющий большинство терминов, выделенных в тексте курсивом.
   Автор не утверждает, что все описанные в данной книге события происходили на самом деле. Однако характер и степень использованных допущений не опровергают рыночных возможностей, стратегий и методов торговли, применяемых героями данной книги.
   Приведенные в тексте биржевые котировки акций не претендуют на статистическую и хронологическую точность. В целом они соответствуют общему масштабу и динамике цен на фондовом рынке в июле-сентябре 2004 г.
   Автор не ставил перед собой цели побудить читателя к совершению каких-либо биржевых операций или к использованию той или иной торговой стратегии. Однако он будет рад, если мысли и идеи, изложенные в книге, помогут читателю получить инвестиционную прибыль или избежать убытка.

Пролог

   Чарли неспешно изучал открытый в МеtaStock’e пятиминутный биржевой график изменений котировок акций РАО ЕЭС. Торопиться было некуда. Он не использовал ничего из мощного арсенала средств технического анализа, любезно предлагаемого программой. Не строил скользящие средние, не чертил линии стохастиков и осцилляторов. Время от времени он бросал взгляд на гистограмму, характеризующую объемы торгов, отмечая что-то для себя, но в основном отстраненно, как за ползущей улиткой, наблюдал за появлением все новых баров, отражающих текущие движения биржевой цены. «По линиям пусть цыганка лохам гадает. А нам гадать нельзя, нам только наверняка надо. Не прав, ох, не прав был БГ со своим "в игре наверняка что-то не так". Все в ней так, но только для тех, кто внутри этой игры, а не снаружи, для тех, кто in, а не outside». Улыбнувшись собственной шутке, Чарли посмотрел на часы. Альфа запаздывал, и это начинало тревожить. «Чего он там задумался? Все ведь уже просчитано и ясно как белый день. Завтрашние торги вполне подходят для сбора урожая. Тянуть нельзя – не дай Бог, какие-нибудь идиоты тренд затеют строить. В моменте можно, конечно, и против ветра сыграть, но зачем эта лишняя нервотрепка? Поправка на ветер стоит лишних денег… Хм, "деньги на ветер", эк я сегодня раскаламбурился… к чему бы это?»
   Плавный ход мысли прервал телефонный звонок.
   – Да… О'кей, продавайте. Хотя, стоп! Потерпите пока… Пару дней, точнее скажу завтра. Все, отбой.
   Чарли вновь повернулся к монитору одновременно с появлением на нем долгожданного сообщения от Альфы. Ознакомившись с содержанием, хмыкнул: «Альфа в своем репертуаре. Выдержал паузу и выдал напрашивающееся решение как гениальное. Ну и хрен с тобой! Главное, что завтра нас снова ждет веселый, а главное, урожайный день… хеппи-дэй… а еще точнее, хеппи-интрадэй!»

Часть 1
Потерпевшие кораблекрушение

   «В Мещанском суде Москвы началось оглашение обвинительного заключения в отношении Михаила Ходорковского. Гособвинитель Дмитрий Шохин заявил, что экс-глава НК "ЮКОС", работая председателем совета директоров ОАО КБ "Менатеп", в 1994 году создал организованную группу лиц с целью завладения путем обмана акциями российских предприятий в период проведения приватизации и в процессе совершения преступления руководил деятельностью этой группы».

   Диктор с экрана грустно улыбнулся Пете, сочувствуя нелегкой судьбе олигарха и одновременно намекая, что вот, мол, бывают неприятности и похуже необходимости утреннего подъема.
   С тех пор, как сломался будильник (а купить новый было все недосуг), Петя пристрастился просыпаться под телевизор, благо в нем имелась функция, позволяющая запрограммировать время включения. Вначале Петя использовал для этой цели музыкальные каналы, но однажды, ошибившись в настройках, выяснил, что бизнес-канал РБК бодрит его гораздо эффективнее. Учитывая, что Петя работал в аналитическом отделе довольно крупного банка, утренняя порция экономических новостей, даже поданная в фоновом режиме, настраивала на деловой лад. Но сегодня вставать особенно не хотелось.
   «Дурацкий сон», – потягиваясь, подумал Петя, хотя отчетливо не помнил ни одного эпизода. «Ду-рац-кий», – повторил он уже вслух, но ощущение сосущей пустоты в груди не проходило. Молодой человек снова закрыл глаза и просто лежал, малодушно обманывая себя тем, что не смотрел на часы.
   Диктор перешел в более жизнеутверждающую тональность:

   «…Тем не менее индекс РТС поднялся на 0,86 %. Сводный индикатор постепенно приближается к важному психологическому барьеру 600 пунктов, при этом сопротивление возрастает, что выражается в росте оборотов торгов. Объемы торгов постепенно увеличиваются с начала недели…»

   Вот так. Жизнь продолжается, несмотря на все передряги.
   Начался обзор западных рынков. Теперь Петя уже точно опаздывал…
   Наскоро умывшись и побрившись, запивая разогретым вчерашним чаем кажущийся с утра совершенно безвкусным бутерброд с колбасой, Петя снова ощутил в груди волну темной пустоты и сразу вспомнил вчерашний вечерний разговор в курилке.
   – Крепись, Михалыч… – Серега из отдела биржевых операций был единственным человеком в их банке, кто знал, что Пете не нравится собственное имя, и дипломатично звал его исключительно по отчеству.
   Впрочем, «не нравится» – еще мягко сказано. Петю просто бесила необходимость откликаться на это издевательское сочетание мягких звуков, он почти физически чувствовал, как имя било брошенным в спину помидором, и каждый звук стекал липкой массой, увлекая за собой и самого Петю, растворяя его личность в лужице на полу… Пь-еее-ть-яяяя… Быстрому растворению личности в немалой степени способствовал и невысокий рост – 165 см. Из-за въевшихся в сознание ассоциаций вариант «Пьер», применявшийся еще в институтскую пору некоторыми веселыми сокурсницами, в израненном Петином мозгу быстро трансформировался в такое же неприемлемое клоунское «Пьеро»…
   – …Да ты не переживай. Кому сейчас легко? – погрузившийся в воспоминания Петя понял, что пропустил значительный кусок Серегиного монолога, и теперь пытался сообразить, о чем речь. – Кстати, на наш отдел знаешь, сколько работы в этом году навалили?! Клиенты на рынок поперли, денег закачивают в сто раз больше, чем за весь прошлый год. И вкладывают не в облигации, а в акции, прикинь! Воистину, никакими арестами Ходорковского не истребить жадность там, где народ видит стопроцентную прибыль. А мне теперь крутись, как хочешь! В нашем банке всю жизнь услуги на рынке ценных бумаг шли как имиджевые, типа, чтоб не хуже, чем в лучших домах. Потому и отдел – три человека, из них два пенсионера. Так теперь какому-то «гению» в совете пришла идея пропиарить это направление через интенсивный рекламинг! А клиент и сам не дурак, газеты читает, телевизор смотрит, компьютером владеет – знает и про интернет-трейдинг, и про то, что фондовый рынок год за годом в полтора-два раза растет. Тут и рекламы-то никакой не надо, покажи только, куда деньги нести. Я не против, все правильно, прибыль превыше всего, но ты людей в отдел дай! Да не тех, кого просто выгнать нельзя, а специалистов! Что мне, разорваться, что ли? Где это видано, чтоб один человек и трейдер, и бэк-офис, и…
   – Стоп! Ты что-то там про мои переживания начинал говорить, но, по-моему, плавно перешел на свои. Я тебе, конечно, сочувствую, но с какой стати мне переживать за твою монопольную роль на нашем биржевом направлении?
   – Вот и я говорю, было бы чего переживать – формой больше, формой меньше… Да ты что, Михалыч, не въехал, что ли? Я тебе толкую, что с завтрашнего дня отчет по потребкредитам делать тебе, так что прими мои соболезнования.
   Петя сразу понял, что Серега говорит чистую правду. Балагур и душа всех коллективных посиделок, он, в отличие от Пети, необъяснимым образом умудрялся всегда быть в курсе всех последних внутрибанковских событий, включая закулисные интриги.
   – Угу. А эта… длинноногая что?… Как ее… Ольга? Она же этот отчет делает. Почему вдруг я-то?!
   – А как ты хотел? Дураку понятно, что наша Оленька не в состоянии нормально сделать даже простую калькуляцию, а в результате ты не можешь слепить свою сводную аналитику. Не обижайся на правду, Михалыч, все мы тут винтики большого механизма, но ты – винтик еще и бессловесный. Первый раз, что ли? Хороший ты парень и специалист неплохой, но для работы в нашей стае требуется кое-что еще.
   Серега говорил обидные вещи, но приходилось признать, что он был прав. Петя мог сколько угодно утешать себя, трактуя постоянное увеличение объема служебных обязанностей как признание его, Петиных, профессиональных качеств, но объективный взгляд на ситуацию не позволял откреститься от того, что отдел постепенно переложил на его плечи всю черновую работу. Ладно Оленька, ей, возможно, действительно не доставало мозгов или усидчивости для выполнения простой, но скрупулезной работы, однако и остальные сотрудники, компетентность которых не вызывала сомнений, тоже с радостью делегировали молодому специалисту, провинциалу из Рязани, приехавшему в столицу и попавшему в солидный банк сразу со студенческой скамьи, свои самые нудные полномочия. Причем ни на зарплате, ни на карьерном росте Пети это никак не сказывалось.
   Армейский принцип «всю черную работу делают молодые» успешно прижился и в конторской среде. Причем, опять же в полном соответствии с армейскими реалиями, нельзя было считать сложившуюся ситуацию следствием корпоративной политики. Высшее руководство активно стремилось к внедрению западных стандартов организации труда, разумность которых Петя оценил, изучая их в институте. Но в соответствии с иерархическим подходом «вассал моего вассала – не мой вассал» шестеренки корпоративного механизма передавали кинетическую энергию изменений сверху вниз поэтапно, успешно доводя ее до уровня Петиного начальника отдела. И вот здесь-то механизм начинал давать сбои, поскольку шестеренка, занимающая данную должность, страдала хроническим пофигизмом. Конечно, деятельность отдела тоже должна была обеспечивать заданные показатели, и в рамках собственного понимания поставленной перед ним задачи начальник частенько устраивал подчиненным разносы, но вот методы достижения результатов его уже не интересовали, – чем и пользовались более опытные Петины коллеги. Восстать против сложившейся системы молодой человек не видел никакой возможности. Его внешнее возмущение, в отличие от внутреннего, знало свои границы, четко очерченные периметром курилки и аудиторией, состоящей из единственного близкого приятеля – Сереги.
   Как завязались их отношения, Петя уже не помнил. Общим у них был разве что возраст. Во всем остальном они представляли собой скорее противоположности – энергичный балагур и молчаливый интроверт. Приятель часто, не скупясь на лестные замечания, подчеркивал в разговоре интеллектуальное превосходство Пети. При этом себе в их тандеме он отводил роль носителя житейской мудрости – и, надо сказать, совершенно заслуженно. Серега успевал везде, знал в банке всех и каждого, без него не обходилось ни одно мало-мальски значимое коллективное событие. Если бы в банке существовал профсоюз работников, Серега, несомненно, стал бы его председателем или, как минимум, возглавил бы культмассовую работу. Впрочем, как уже было сказано, он проявлял себя на этом поприще и без официального статуса.
   При этом Петя никогда не слышал, чтобы начальство было недовольно качеством его работы. Несмотря на сложившийся легкомысленный имидж, Серега иногда давал интеллектуалу Пете весомые поводы подозревать, что приятель не так уж и прост, и его интеллектуальные способности ничем не уступают Петиным, а, будучи помножены на наличие опыта в различных областях практических знаний, обеспечивают своему носителю несомненное превосходство. Отдел биржевых операций не входил в их банке в число ведущих и действительно состоял всего из трех человек, из которых, похоже, только Серега обладал специальными навыками. Начальнику отдела приходилось с этим считаться, а третья сотрудница – дама средних лет и таких же познаний о фондовом рынке – с удовольствием взяла на себя работу с бумагами, но отнюдь не ценными. Таким образом, Серега получил значительную степень творческой свободы – сам принимал решения, конечно, не забывая получить одобрение неизменно согласного начальника, сам их и реализовывал. Результаты, видимо, устраивали всех.
   – …Сто раз ведь тебе советовал. Не послушал – получай очередную упряжку, – продолжал тем временем Серега. – Зато теперь будешь работать комплексно – сам для себя материалы готовить. В каком захочешь виде, в любом желаемом разрезе, белый верх – черный низ, черный верх – белый низ… Сам пью, сам гуляю, сам стреляю, сам снаряды подношу…
   – А она что? – перебил Петя, хорошо зная, как долго Серега может, все более распаляясь, выстраивать такие вот лингвистические цепочки. Его вопрос не был вызван недоверием к услышанному от приятеля неприятному известию, последние сомнения в точности Серегиной информации, если они и были, быстро таяли вместе с выпущенным сигаретным дымом.
   – А она… – Серега оглянулся и придвинулся ближе к уху Пети, – извини за каламбур в неподходящий момент, но с ее «формами» ей не до форм. Поэтому она будет более продуктивно использовать освободившееся рабочее время, трахаясь с нашим шефом с удвоенной энергией.
   Серега задрал голову к потолку и выпустил длинную струю дыма.
   – Вот так-то, старик. Информация точная, ты меня знаешь. Завтра с утречка шеф тебе сам все это и сообщит.
   – Сообщит, что он трахает Оленьку? – без интонаций в голосе произнес Петя, с преувеличенным вниманием изучая задний двор конторы сквозь причудливые разводы на оконном стекле.
   Серега с серьезной миной протянул ему ладонь.
   – Михалыч! Вот что я в тебе уважаю, так это прежде всего чувство юмора, ей-богу!

***

   Внезапно нахлынувшие воспоминания о вчерашнем разговоре с Серегой заставили Петю остановиться у подъездного окна. Некоторое время он изучал разводы на стекле, которые с присущей только облакам калейдоскопической способностью к трансформации являли пытливому взору исследователя то сексуальную фигурку Оленьки, то сальную рожу шефа. Внизу был виден двор. Обычный двор старой «хрущевки», еще не снесенной размашистой удалью энергичного мэра, с грязной песочницей и сломанной скамейкой у подъезда. Около скамейки маячила фигура Лехи – местного алкаша. В отличие от простодушных пьяниц, которые водятся в каждом имеющем более-менее давнюю историю дворе и выполняют традиционную для русских поселений роль обязательных деревенских дурачков, которых и ругают и жалеют одновременно, Леха был из агрессивных алкоголиков. Его пьяные выходки всегда были исполнены злости, поэтому даже «приподъездные» старушки не сочувствовали Лехе, когда тот обзаводился синяками в пьяных драках. Впрочем, Леха гораздо чаще бил свою старуху-мать, чем бывал избит сам.
   «Как странно, – думал Петя, – я не пью и все равно еле встаю по утрам, а этот алкаш умудряется, нажираясь вечером до потери пульса, проснуться на следующий день ни свет ни заря, да еще и дежурить у подъезда».
   На ранний подъем Леху обычно вдохновляла надежда настрелять на опохмел у спешащих на работу жильцов. Впрочем, дежурил он не только по утрам. Иногда, уходя, по-видимому, в глубокий запой, он пропускал свою утреннюю вахту (а то и несколько), или, не настреляв за день достаточного количества мелочи для покупки нужной дозы алкоголя, так и маячил у подъезда до самого вечера. Вот, например, как вчера, когда Петя, возвращаясь с работы, столкнулся с Лехой под самым козырьком подъезда. Из темноты (лампочку, как всегда, сперли или разбили) совершенно неожиданно выплыл обтянутый кожей череп, на котором выделялись только длинный кривой нос и мутные глаза, зрачки которых в этот раз не смотрели в упор, а бегали как-то особенно активно. Осипшим голосом Леха завел свое обычное:
   – Слышь, это… ептыть… дай, а! Гадом буду, помру иначе, ломает меня, слышь… чирик дай, а?! – бессвязная речь действительно звучала на этот раз почти умоляюще. По крайней мере, в ней не было слышно обычных угрюмо-угрожающих интонаций.
   Наверное, этот странный факт, вселявший какое-то первобытное чувство превосходства перед явно ослабленным противником, вкупе с тем, что Петя по-настоящему испугался неожиданно появившейся из темноты подъезда фигуры, поднял в душе молодого человека обжигающую волну злости. Петя представил, каким жалко-испуганным, должно быть, выглядело в этот момент его собственное лицо, и вновь ощутил себя униженным – уже второй раз за день. Серега, рассказывая о планах босса перевалить на Петю обязанности своей любовницы, по-честному проявлял участие, но, независимо от его желания, слышны были в его словах обидные интонации – вот, мол, со мной-то такие фокусы не проделывают, а Петя… ну, такой уж он человек, и такая ему соответствующая планида. Горячая волна ненависти перекатила через какую-то внутреннюю плотину…
   – Не дам! – глухо ответил Петя.
   Выплюнув в лицо обидчику несвойственные для себя слова, молодой человек внутренне подобрался, готовясь как минимум услышать потоки брани или даже отбить попытку алкаша вступить в рукопашную, но тот сегодня был явно не в своей тарелке. Он как будто не услышал слова Пети и продолжил свой пьяный рэп с еще более умоляющими интонациями, сразу превратившись в обычного бомжа – мерзкого и беззащитного:
   – Слышь, ну помоги, правда, а! Ну, пять хоть дай, а!… Верну завтра, слышь, гадом буду!
   Такого за Лехой раньше не водилось – выпрашивая или скорее вымогая деньги у населения, он никогда и никому не обещал их вернуть. Петя ощутил в себе желание швырнуть пятирублевую монету на асфальт в темноту, но, почувствовав прилив адреналина, поступил иначе.
   – Отвали, – бросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно и веско, и, набычившись, шагнул вглубь подъезда, рискнув даже попутно задеть главного микрорайонного бузотера плечом.
   Лишь на подходе к третьему этажу мозг Пети выдал первую осмысленную, не окрашенную бурым цветом оценку ситуации – только что Петя делал не что иное, как нарывался на драку. Почти наверняка он бы ответил ударом на удар и никак не смог бы охарактеризовать такой ответ как вынужденный – он ударил бы с удовольствием и не один раз, вымещая на подвернувшемся алкаше накопившиеся за день (за день ли?) обиды.

***

   Однако за ночь внутреннее состояние Пети претерпело существенные изменения, и маячащая сейчас у подъезда фигура алкаша уже не вызывала кровожадных мыслей. Напротив, мозг Пети озаботился анализом имеющейся информации о том, насколько хорошей памятью обладал Леха. Пете даже пришлось стыдливо выдернуть из кармана руку, бессознательно начавшую нащупывать откупную мелочь.
   Выглянув утром в подъездное окно между вторым и первым этажом, Петя понял, что стоящий у подъезда человек совсем не похож на Леху. Тот был гораздо выше и как-то… менее суетлив, что ли. Выйдя из подъезда, Петя убедился, что все это время наблюдал Шпыня – постоянного собутыльника Лехи. Обычно тот не подходил к их дому, свято соблюдая границы охотничьих угодий – «просекал поляну», да и вообще постоянно находился в тени своего более молодого, более сильного и, несомненно, более властного приятеля. Возраст Шпыня, как, собственно, и любого алкоголика со стажем, определить было трудно, а его голос Петя услышал, пожалуй, впервые.
   – На Лешаню, уж будьте так любезны… на Леху, помянуть ба надоть… – сгорбившись, заглядывая как-то искоса в глаза и тут же пряча взгляд, алкаш по дуге засеменил вокруг вышедшего из подъезда Пети.
   – В каком смысле «помянуть»? – остановился Петя.
   – Дык, как водится, помянуть ба… сколько можете, собираю, вот. – Шпынь продемонстрировал Пете раскрытый темный пакет для мусора, в котором виднелась кое-какая мелочь и пара десятирублевок.
   – Поминают умерших.
   – Так это… как же – убили Лешаню-то нашего, так что царствие ему небесное…
   – Кто убил? – ошарашенно уставился на Шпыня Петя.
   Шпынь заозирался и засеменил на месте еще активнее:
   – Так это… менты застрелили вечером вчера, ага. Худо ему совсем было вчера-то, – Шпынь обхватил ладонью свою шею и сделал движение, как бы пытаясь ослабить душащий его невидимый галстук. – Хреново совсем, извиняюсь, было… а не давал никто, – Пете показалось, что Шпынь глянул на него с укором, но тот уже продолжал, потупив взор в мешок с мелочью: – Вот он в палатку и двинул, без денег-то. А Нинка, как назло, заболела, слышь, и взамен ее какую-то мымру посадили новую. Нинка-то, она завсегда выручит, если кирдык совсем. А эта, она ж Лешку-то не знает – не дала ему ни хрена. Ну, он вспыльчивый же, знаешь, взял ей камнем по витрине ё… ну, разбил, короче, и схватил с кассы что успел… там, сотню, ну, можь, пару мелочью. Та дура давай визжать, а тут как назло менты откуда ни возьмись нарисовались, фиг сотрешь, блин… И, главное, свои ж менты-то. Они его знают, Леху – ну, брали сто раз – а тут вдруг че-то им моча вдарила… Он во дворы, они за ним. Ему б дальше дворами, а он к свалке рванул… Вообще-то правильно, они ж туда не суются – собаки там… Он же не знал че у них на уме, так ведь? Так один из пекаля ему вслед… И ведь вон как бывает – главное, говорят, они бухие были, менты-то, а с одного выстрела да на такой дальности он Лехе прям в башку зарядил… Небось ведь и не целил, пужал только, а видал, как вышло…
   – Как же он в безоружного-то стрелял? Его же посадят теперь.
   – Кого? Ментов то? – искренне удивился Шпынь. – Говорю ж, бухие они были. Им это как игра… пейнтбол, блин, – Шпынь исподтишка глянул на Петю, видимо, в надежде насладиться его реакцией на неожиданное в устах бомжа «навороченное» словечко. – А им чего? Подобрали они его и увезли. Выкинули, небось, где-нить подальше – хрен найдешь теперь… да и кто искать-то будет?
   – А свидетели?
   – Какие?! – снова изумился Шпынь. – Не было никаких свидетелей…
   – А ты тогда откуда все это знаешь?
   – Так это – люди видели, рассказали…
   – Ну! Значит они – свидетели!
   – И-и-и… – отмахнулся Шпынь. – Это ж свалковские мужики видели. Какие они нахрен свидетели, им бы слинять теперь отсюда надоть на время, шуганут их теперь… вот токмо помянем с ними Лешку-то, – вспомнив о главном, Шпынь снова выразительно протянул к Пете пакет с мелочью.
   «Видать и впрямь Леху вчера приперло, – думал Петя, – и не дал никто… и он, Петя, тоже не дал – обиды вымещал на прижатом к стенке алкаше. Достойную мишень выбрал, нечего сказать».
   Он, не глядя, бросил в грязный мешок первую попавшуюся купюру – судя по раздавшемуся уже за спиной возгласу Шпыня, довольно крупную (ну и хрен с ней!), – и решительно зашагал к остановке. В маршрутке, а затем и в метро было тесно. «Ездим так, чтоб людям было тесно, а мыслям просторно», – занявшись перефразированием классика, Петя, тем не менее, все еще не мог избавиться от мыслей о невинно убиенном алкаше Лехе. Внутренний голос, раз десять обозвав Петю «интеллигентом собачьим», наконец плюнул и полностью уступил инициативу нравственным терзаниям.
   Невелика потеря? А где взять критерий человеческой полезности? Вот он, Петя, по какой такой системе ценностей матери-природе более полезен? Или эфемерному обществу, будь оно неладно. С природой все понятно – ей, как известно, все едино, – апатиты иль навоз… Да еще посмотреть надо, кто есть кто. От безработного Лехи пользы обществу, может, и не было, но ведь и Петина полезность весьма сомнительна. Ну, работает он экономистом в коммерческом банке: составляет отчеты, анализирует, выдает некие прогнозы, и что в итоге? Помогает кучке хозяев заработать еще немножко денежек?… А с учетом напророченных Серегой изменений с сегодняшнего дня Петина работа будет направлена еще и на то, чтобы помочь красотке Оленьке более продуктивно утолять сексуальные потребности босса среднего звена. То есть вся его польза ограничивается помощью в создании дополнительного капитала и содействием в удовлетворении сексуальных потребностей группы граждан – полный идиотизм. Никакого созидания, полезности ноль. Не пашет, не ваяет… даже не удобряет, не воняет. От Лехи пользы тоже ноль, так и выходит, что нет между ними никакой разницы… Да и неизвестно еще, не измеряется ли Петина полезность в отрицательных числах, ибо как знать, на что идут зарабатываемые с его помощью деньги? Может быть, на них потом покупают оружие или наркотики? Леха, тот хоть одного себя губил… ну, мать свою еще… ну, пусть даже всему микрорайону жизнь подпорчивал время от времени, а если Петины денежки стреляют сейчас где-нибудь в Чечне или… где у нас там сейчас еще горячие точки?