Страница:
Иван Дмитриевич машинально взял со стола чашку с не допитыми еще утром остатками чая и промочил пересохшее горло.
«Хотя, собственно говоря, чего это я вдруг так сдрейфил? — попытался урезонить он самого себя. — Что криминального в том, что, обнаружив умирающего от сердечного приступа, я попытался оказать ему посильную помощь? Ну, хорошо, он этого не хотел, но ведь я не причинил ему никакого вреда, верно?»
Конечно-конечно, ехидно произнес кто-то внутри Ивана Дмитриевича. Как там пел популярный бард на заре твоей юности? «Толку было от него, как от козла — молока, но вреда-то тоже никакого!»
«Вот что мне могли бы инкриминировать, — вдруг осенило Ивана Дмитриевича. — То, что я не оказал этому придурку всестороннюю помощь… Да, но я же не врач, черт побери!..»
«А позвать кого-нибудь на помощь ты разве не мог? — тут же пропищал ехидный внутренний голосок. — Или вызвать „Скорую“… Или сделать умирающему хотя бы элементарное искусственное дыхание. А?»
«Что ты мелешь, идиот?! — обозлился Иван Дмитриевич. — Во-первых, тот тип уже почти отбросил копыта, когда я его увидел сидящим на грязном асфальте, прислонившись грязной спиной к грязному мусорному контейнеру!.. А во-вторых, какого черта я должен оказывать каждому встречному первую помощь?! Есть же у нас, в конце концов, специальные службы и специальные люди, которые за это денежки получают — и, кстати говоря, намного больше, чем я, — вот пусть они и оказывают медицинскую помощь всяким бродягам!.. И потом, кто знает, почему он не хотел, чтобы я дотрагивался до него? А может быть, он был разносчиком какой-нибудь инфекционной пакости вроде чумы или проказы?»
От этой мысли Иван Дмитриевич невольно похолодел. Чуть не опрокинув стул, он рванулся к мойке. Пустив воду мощной струёй, тщательно отскоблил руки с помощью мыла и жесткой щетки. Прямо как хирург перед операцией…
Но мысли его упорно возвращались к недавней оказии, в которую его угораздило вляпаться.
«Да идите вы все к дьяволу! — посоветовал он незримым оппонентам. — Не надо делать из меня козла отпущения!.. Как-никак, я честно пытался помочь этому инфарктнику. И не моя вина, что он испустил дух в моем присутствии. А что касается того, почему я не вызвал ни „Скорую“, ни ОБЕЗ, а сбежал… Ну, во-первых, не сбежал, а ушел… быстрым шагом, потому что спешил домой по неотложному делу. Во-вторых, есть у нас специальные люди… те же дворники, или как они там нынче называются?.. Вот они и должны следить, кто дохнет на их территории, и милицию с врачами тоже они должны вызывать в таких случаях!.. Ну а если хотите знать — меня вообще в тот момент там не было! Ну и что, что мой гараж в непосредственной близости от места происшествия? Не было меня там, понимаете? Не-бы-ло!..
Убедив себя в том, что подобные аргументы непрошибаемы для возможных приставал, Иван Дмитриевич враз воспрял духом. Настолько, что, насвистывая мо-цартовский «Турецкий марш», перемыл собственноручно, не прибегая к помощи кухонного автомата, накопившуюся в мойке грязную посуду и с помощью микроволновки разогрел полуфабрикатный ужин.
При этом он мимоходом то и дело поглядывал в окно, но возле его гаража уже не было видно ни машины ОБЕЗа, ни сборища зевак.
А во время приема пищи до Ивана Дмитриевича наконец дошло, по какой причине он столь поспешно удрал от покойника. Какое-то смутное ощущение охватило его, когда он, вопреки предсмертному хрипу лежавшего: «Не трогайте… меня… Нельзя!.. Прочь!..» — все-таки взял его за тощее запястье, чтобы проверить пульс. И когда тот задергался в предсмертной агонии, то нечто, как слабый электрический разряд, кольнуло Ивана Дмитриевича в кончики пальцев, и не только по руке, но и по всему его телу сразу же побежали нестерпимые мурашки, какие обычно бывают в сильно отсиженной ноге. Правда, через пару секунд это ощущение исчезло без следа, но, видимо, оно-то и стало причиной подсознательного, животного ужаса, заставившего Ивана Дмитриевича кинуться со всех ног домой.
Вилка с куском витаминно-соевой котлеты повисла в воздухе: Иван Дмитриевич принялся придирчиво обследовать свою руку. Ту самую, которой он касался инфарктника.
Однако никаких наблюдаемых невооруженным глазом патологий на коже не было…
Уже потом, принимая на ночь душ, Иван Дмитриевич предпринял осмотр всего своего тела — для чего ему пришлось воспользоваться сложной системой зеркал, — но и тогда не обнаружил никаких намеков на язвы, лишаи и проказу.
Лишь после этого он позволил себе успокоиться и постарался выбросить из головы дурацкие переживания по пустякам.
В этот вечер он не изменил своему традиционному развлечению, сыграв три партии в шахматы с компьютером. И, как ни странно, в одной партии ему удалось-таки уйти от, казалось бы, неизбежного разгрома и добиться ничьей.
Иван Дмитриевич прошлепал босыми ногами в направлении туалета, но на полпути понял, что его вовсе не тошнит. Почесав плешивую макушку, он зашел на кухню, наглотался холодной воды прямо из-под крана и собирался было вернуться в постель, но вновь ощутил, смутный зуд где-то внутри себя.
«Что за чертовщина, — испугался он. — Неужели тот придурок все-таки чем-то заразил меня?..»
Однако ни повышенной температуры, ни прочих отклонений от нормы в себе он по-прежнему не нашел.
Иван Дмитриевич решил махнуть на все рукой и завалиться спать, но едва он доковылял до своего ложа, как его скрутило снова, и на этот раз гораздо сильнее, чем сразу после пробуждения. Однако на боль это не было похоже. Скорее, это напоминало воздействие некой невидимой силы, которая толкает тебя в неизвестном направлении и вообще непонятно, чего хочет от тебя, а если ты намерен не подчиняться ей, то тебе становится все хуже и хуже.
Просто мистика какая-то!..
Скрипя зубами от невидимой тяжести, воздействию которой подвергался весь организм, Иван Дмитриевич наконец сумел уяснить, что от него требуется покинуть квартиру. Стремление двигаться куда-то — причем как можно быстрее — было выше сил человеческих. Так, наверное, чувствует себя белье, с бешеной скоростью крутящееся при отжимании в барабане стиральной машины. Или электроны, гонимые по проводам силой магнитной индукции…
В конце концов Иван Дмитриевич сдался и принялся торопливо одеваться. Однако тот, кто теперь управлял им, позволил накинуть лишь верхнюю одежду, так что пришлось покидать квартиру в комнатных шлепанцах на босу ногу.
Ну и куда теперь?..
Вопрос был явно бессмысленным, потому что ноги уже не подчинялись воле Ивана Дмитриевича. Они, как пара обезумевших рысаков, влекли его куда-то вниз по лестнице, не дав вызвать лифт. Каким-то чудом Иван Дмитриевич все же умудрился не поскользнуться на темных ступенях и не сломать ногу или шею.
Выскочив из подъезда в ночную тишь и прохладу, он стремительно пересек двор, не разбирая дороги, пронесся по путанице соседних переулков и нырнул в подъезд жилого дома, мимо которого раньше частенько проходил без каких-либо предчувствий.
При этом он отдавал себе отчет в том, что в доме этом никто из его знакомых не живет. Тем не менее ноги, трудившиеся все в том же автономном режиме, привели его к двери ничем не примечательной квартиры. Повинуясь необъяснимому побуждению, Иван Дмитриевич вдавил несколько раз до упора кнопку звонка.
«Что я делаю, — мелькнуло где-то на заднем фоне его замороченного сознания. — Не удивлюсь, если хозяева спустят меня с лестницы за то, что переполошил их среди ночи, сам не зная зачем…»
Но обитатели квартиры, похоже, еще (или уже) не спали. Не успел Иван Дмитриевич позвонить еще раз, как дверь перед ним бесшумно распахнулась.
На пороге квартиры стоял молодой парень со странным выражением лица. Визит Ивана Дмитриевича явно не застал его врасплох. Во всяком случае, одет молодой человек был так, словно и не ложился спать. Правда, волосы у него были сильно взлохмачены, а взгляд — пустым и далеким.
— Вы… вы один? — устало и как бы через силу удивился он.
Иван Дмитриевич невольно оглянулся, словно в самом деле надеялся увидеть кого-то за своей спиной.
— Один, — честно признался он, не зная, как объяснить парню свое появление. Парень недоверчиво хмыкнул.
— Быстро же вы! — непонятно прокомментировал он и посторонился, пропуская Ивана Дмитриевича в квартиру.
Иван Дмитриевич с облегчением проскользнул внутрь. Меньше всего ему сейчас хотелось что-либо объяснять.
— Направо, — угрюмо буркнул в спину Ивана Дмитриевича парень, но Иван Дмитриевич и сам это уже знал.
Ноги по-прежнему уверенно вели его к какой-то цели. Он даже не успел оглядеться, куда, собственно, попал. Сознание отметило лишь два факта. Во всех комнатах горел свет — это первое. И еще в воздухе витал легкий неприятный запашок, не поддающийся определению.
Почти всю маленькую комнату, куда он попал, пройдя до конца длинного коридора, занимала узкая и низкая кровать, на которой, натянув одеяло до самого подбородка, крепко спала пожилая женщина с закрытыми глазами. На тумбочке рядом с изголовьем теснились разнокалиберные пузырьки, склянки, полураспотрошенные пачки таблеток, шприцы и прочие медицинские принадлежности. Только теперь Иван Дмитриевич понял, что в квартире пахло так, как обычно пахнет в больничных палатах.
Оказавшись в комнате, Иван Дмитриевич ощутил, как та сила, что привела его сюда, теперь притягивает мощным магнитом к спящей. Но почему-то ему не хотелось подходить к ней в присутствии парня, который неподвижно застыл в дверном проеме, скрестив руки на груди и мрачно упершись взглядом в пол.
Не понимая, что же ему следует предпринять, Иван Дмитриевич хотел было спросить парня, почему женщина спит при таком ярком верхнем свете, но тут внезапная догадка обожгла его.
Женщина вовсе не спала. Она была мертва.
— Вы уж извините, — нарушил молчание парень, — я закрыл ей глаза, потому что… ну, в общем, понимаете… Голос его вдруг задрожал, и он отвернулся лицом к стене.
— Кем она тебе приходится? — проронил Иван Дмитриевич, не поворачивая головы к парню.
— Это моя мама, — глухо откликнулся тот.
— Давно это случилось?
— Минут за двадцать до того, как вы… Я поэтому и удивился, что вы приехали так быстро… А в Эмергенции сказали, что раньше чем через час их машина не прибудет..
— Понятно, — перебил Иван Дмитриевич парня.
Он уже не в силах был больше сопротивляться неведомой силе, которая владела им сейчас. Раз парень принимает его за врача, то это, может, и к лучшему. — Вот что… Тебя как звать-то?
— Константин, — недоуменно отозвался парень.
— А ты уверен, Костя, что твоя мать умерла? — неожиданно слетел с губ Ивана Дмитриевича чудовищный по своей глупости вопрос.
Парень резким движением вскинул голову.
— А… а… да вы что?! — только и смог выдавить он. Не слушая его, Иван Дмитриевич шагнул к кровати и взял женщину за руку. Нет, парень не ошибался. Рука женщины была холодной и безжизненной. Никакого намека на пульс… РАЗРЯД! И тотчас Иван Дмитриевич ощутил, как невидимое давление на него враз улетучилось. Словно чья-то огромная неумолимая ладонь, сдавливавшая до сего момента тело железной хваткой, разжалась и отпустила его.
Переход от зависимости к свободе был таким резким, а внутренняя опустошенность — такой полной, что Ивану Дмитриевичу неудержимо захотелось спать.
И сразу же рука женщины, которую он машинально продолжал сжимать в своей ладони, неуловимо изменилась, наливаясь теплом жизни и пульсируя всеми жилками. Лицо из бледного стало розовым, и на нем возникли мельчайшие бисеринки испарины.
Потом женщина глубоко вздохнула, зашевелилась и открыла глаза.
— Костя, — слабым голосом позвала она, но тут же вздрогнула, увидев над собой Ивана Дмитриевича, вырвала свою руку из его ладони и сделала попытку еще больше натянуть на себя шерстяное одеяло. — Костя, кто это к нам пришел?.. Боже мой! Да что с тобой, Костенька?!
Иван Дмитриевич осторожно оглянулся. Парень, до этого торчавший столбом на пороге комнаты, сейчас медленно оседал на пол с закатившимися глазами. Откинув одеяло, мать его соскочила с кровати и, игнорируя Ивана Дмитриевича, в одной ночной рубашке, испачканной какими-то разноцветными пятнами, кинулась к сыну.
Иван Дмитриевич и сам был потрясен. Только глубочайшая апатия, внезапно нахлынувшая на него, как амортизатор, смягчила шок от того чуда, которое он только что сотворил помимо своей воли.
Ни слова не говоря, он повернулся и ушел.
Женщина что-то взволнованно кричала ему вслед, но он не реагировал на ее крики..
Ему хотелось побыстрее добраться до постели.
Глава 2
«Хотя, собственно говоря, чего это я вдруг так сдрейфил? — попытался урезонить он самого себя. — Что криминального в том, что, обнаружив умирающего от сердечного приступа, я попытался оказать ему посильную помощь? Ну, хорошо, он этого не хотел, но ведь я не причинил ему никакого вреда, верно?»
Конечно-конечно, ехидно произнес кто-то внутри Ивана Дмитриевича. Как там пел популярный бард на заре твоей юности? «Толку было от него, как от козла — молока, но вреда-то тоже никакого!»
«Вот что мне могли бы инкриминировать, — вдруг осенило Ивана Дмитриевича. — То, что я не оказал этому придурку всестороннюю помощь… Да, но я же не врач, черт побери!..»
«А позвать кого-нибудь на помощь ты разве не мог? — тут же пропищал ехидный внутренний голосок. — Или вызвать „Скорую“… Или сделать умирающему хотя бы элементарное искусственное дыхание. А?»
«Что ты мелешь, идиот?! — обозлился Иван Дмитриевич. — Во-первых, тот тип уже почти отбросил копыта, когда я его увидел сидящим на грязном асфальте, прислонившись грязной спиной к грязному мусорному контейнеру!.. А во-вторых, какого черта я должен оказывать каждому встречному первую помощь?! Есть же у нас, в конце концов, специальные службы и специальные люди, которые за это денежки получают — и, кстати говоря, намного больше, чем я, — вот пусть они и оказывают медицинскую помощь всяким бродягам!.. И потом, кто знает, почему он не хотел, чтобы я дотрагивался до него? А может быть, он был разносчиком какой-нибудь инфекционной пакости вроде чумы или проказы?»
От этой мысли Иван Дмитриевич невольно похолодел. Чуть не опрокинув стул, он рванулся к мойке. Пустив воду мощной струёй, тщательно отскоблил руки с помощью мыла и жесткой щетки. Прямо как хирург перед операцией…
Но мысли его упорно возвращались к недавней оказии, в которую его угораздило вляпаться.
«Да идите вы все к дьяволу! — посоветовал он незримым оппонентам. — Не надо делать из меня козла отпущения!.. Как-никак, я честно пытался помочь этому инфарктнику. И не моя вина, что он испустил дух в моем присутствии. А что касается того, почему я не вызвал ни „Скорую“, ни ОБЕЗ, а сбежал… Ну, во-первых, не сбежал, а ушел… быстрым шагом, потому что спешил домой по неотложному делу. Во-вторых, есть у нас специальные люди… те же дворники, или как они там нынче называются?.. Вот они и должны следить, кто дохнет на их территории, и милицию с врачами тоже они должны вызывать в таких случаях!.. Ну а если хотите знать — меня вообще в тот момент там не было! Ну и что, что мой гараж в непосредственной близости от места происшествия? Не было меня там, понимаете? Не-бы-ло!..
Убедив себя в том, что подобные аргументы непрошибаемы для возможных приставал, Иван Дмитриевич враз воспрял духом. Настолько, что, насвистывая мо-цартовский «Турецкий марш», перемыл собственноручно, не прибегая к помощи кухонного автомата, накопившуюся в мойке грязную посуду и с помощью микроволновки разогрел полуфабрикатный ужин.
При этом он мимоходом то и дело поглядывал в окно, но возле его гаража уже не было видно ни машины ОБЕЗа, ни сборища зевак.
А во время приема пищи до Ивана Дмитриевича наконец дошло, по какой причине он столь поспешно удрал от покойника. Какое-то смутное ощущение охватило его, когда он, вопреки предсмертному хрипу лежавшего: «Не трогайте… меня… Нельзя!.. Прочь!..» — все-таки взял его за тощее запястье, чтобы проверить пульс. И когда тот задергался в предсмертной агонии, то нечто, как слабый электрический разряд, кольнуло Ивана Дмитриевича в кончики пальцев, и не только по руке, но и по всему его телу сразу же побежали нестерпимые мурашки, какие обычно бывают в сильно отсиженной ноге. Правда, через пару секунд это ощущение исчезло без следа, но, видимо, оно-то и стало причиной подсознательного, животного ужаса, заставившего Ивана Дмитриевича кинуться со всех ног домой.
Вилка с куском витаминно-соевой котлеты повисла в воздухе: Иван Дмитриевич принялся придирчиво обследовать свою руку. Ту самую, которой он касался инфарктника.
Однако никаких наблюдаемых невооруженным глазом патологий на коже не было…
Уже потом, принимая на ночь душ, Иван Дмитриевич предпринял осмотр всего своего тела — для чего ему пришлось воспользоваться сложной системой зеркал, — но и тогда не обнаружил никаких намеков на язвы, лишаи и проказу.
Лишь после этого он позволил себе успокоиться и постарался выбросить из головы дурацкие переживания по пустякам.
В этот вечер он не изменил своему традиционному развлечению, сыграв три партии в шахматы с компьютером. И, как ни странно, в одной партии ему удалось-таки уйти от, казалось бы, неизбежного разгрома и добиться ничьей.
* * *
Среди ночи он проснулся от смутного ощущения, что его куда-то зовут. Ощущение было таким же непреодолимым, каким бывает позыв к рвоте при пищевом отравлении.Иван Дмитриевич прошлепал босыми ногами в направлении туалета, но на полпути понял, что его вовсе не тошнит. Почесав плешивую макушку, он зашел на кухню, наглотался холодной воды прямо из-под крана и собирался было вернуться в постель, но вновь ощутил, смутный зуд где-то внутри себя.
«Что за чертовщина, — испугался он. — Неужели тот придурок все-таки чем-то заразил меня?..»
Однако ни повышенной температуры, ни прочих отклонений от нормы в себе он по-прежнему не нашел.
Иван Дмитриевич решил махнуть на все рукой и завалиться спать, но едва он доковылял до своего ложа, как его скрутило снова, и на этот раз гораздо сильнее, чем сразу после пробуждения. Однако на боль это не было похоже. Скорее, это напоминало воздействие некой невидимой силы, которая толкает тебя в неизвестном направлении и вообще непонятно, чего хочет от тебя, а если ты намерен не подчиняться ей, то тебе становится все хуже и хуже.
Просто мистика какая-то!..
Скрипя зубами от невидимой тяжести, воздействию которой подвергался весь организм, Иван Дмитриевич наконец сумел уяснить, что от него требуется покинуть квартиру. Стремление двигаться куда-то — причем как можно быстрее — было выше сил человеческих. Так, наверное, чувствует себя белье, с бешеной скоростью крутящееся при отжимании в барабане стиральной машины. Или электроны, гонимые по проводам силой магнитной индукции…
В конце концов Иван Дмитриевич сдался и принялся торопливо одеваться. Однако тот, кто теперь управлял им, позволил накинуть лишь верхнюю одежду, так что пришлось покидать квартиру в комнатных шлепанцах на босу ногу.
Ну и куда теперь?..
Вопрос был явно бессмысленным, потому что ноги уже не подчинялись воле Ивана Дмитриевича. Они, как пара обезумевших рысаков, влекли его куда-то вниз по лестнице, не дав вызвать лифт. Каким-то чудом Иван Дмитриевич все же умудрился не поскользнуться на темных ступенях и не сломать ногу или шею.
Выскочив из подъезда в ночную тишь и прохладу, он стремительно пересек двор, не разбирая дороги, пронесся по путанице соседних переулков и нырнул в подъезд жилого дома, мимо которого раньше частенько проходил без каких-либо предчувствий.
При этом он отдавал себе отчет в том, что в доме этом никто из его знакомых не живет. Тем не менее ноги, трудившиеся все в том же автономном режиме, привели его к двери ничем не примечательной квартиры. Повинуясь необъяснимому побуждению, Иван Дмитриевич вдавил несколько раз до упора кнопку звонка.
«Что я делаю, — мелькнуло где-то на заднем фоне его замороченного сознания. — Не удивлюсь, если хозяева спустят меня с лестницы за то, что переполошил их среди ночи, сам не зная зачем…»
Но обитатели квартиры, похоже, еще (или уже) не спали. Не успел Иван Дмитриевич позвонить еще раз, как дверь перед ним бесшумно распахнулась.
На пороге квартиры стоял молодой парень со странным выражением лица. Визит Ивана Дмитриевича явно не застал его врасплох. Во всяком случае, одет молодой человек был так, словно и не ложился спать. Правда, волосы у него были сильно взлохмачены, а взгляд — пустым и далеким.
— Вы… вы один? — устало и как бы через силу удивился он.
Иван Дмитриевич невольно оглянулся, словно в самом деле надеялся увидеть кого-то за своей спиной.
— Один, — честно признался он, не зная, как объяснить парню свое появление. Парень недоверчиво хмыкнул.
— Быстро же вы! — непонятно прокомментировал он и посторонился, пропуская Ивана Дмитриевича в квартиру.
Иван Дмитриевич с облегчением проскользнул внутрь. Меньше всего ему сейчас хотелось что-либо объяснять.
— Направо, — угрюмо буркнул в спину Ивана Дмитриевича парень, но Иван Дмитриевич и сам это уже знал.
Ноги по-прежнему уверенно вели его к какой-то цели. Он даже не успел оглядеться, куда, собственно, попал. Сознание отметило лишь два факта. Во всех комнатах горел свет — это первое. И еще в воздухе витал легкий неприятный запашок, не поддающийся определению.
Почти всю маленькую комнату, куда он попал, пройдя до конца длинного коридора, занимала узкая и низкая кровать, на которой, натянув одеяло до самого подбородка, крепко спала пожилая женщина с закрытыми глазами. На тумбочке рядом с изголовьем теснились разнокалиберные пузырьки, склянки, полураспотрошенные пачки таблеток, шприцы и прочие медицинские принадлежности. Только теперь Иван Дмитриевич понял, что в квартире пахло так, как обычно пахнет в больничных палатах.
Оказавшись в комнате, Иван Дмитриевич ощутил, как та сила, что привела его сюда, теперь притягивает мощным магнитом к спящей. Но почему-то ему не хотелось подходить к ней в присутствии парня, который неподвижно застыл в дверном проеме, скрестив руки на груди и мрачно упершись взглядом в пол.
Не понимая, что же ему следует предпринять, Иван Дмитриевич хотел было спросить парня, почему женщина спит при таком ярком верхнем свете, но тут внезапная догадка обожгла его.
Женщина вовсе не спала. Она была мертва.
— Вы уж извините, — нарушил молчание парень, — я закрыл ей глаза, потому что… ну, в общем, понимаете… Голос его вдруг задрожал, и он отвернулся лицом к стене.
— Кем она тебе приходится? — проронил Иван Дмитриевич, не поворачивая головы к парню.
— Это моя мама, — глухо откликнулся тот.
— Давно это случилось?
— Минут за двадцать до того, как вы… Я поэтому и удивился, что вы приехали так быстро… А в Эмергенции сказали, что раньше чем через час их машина не прибудет..
— Понятно, — перебил Иван Дмитриевич парня.
Он уже не в силах был больше сопротивляться неведомой силе, которая владела им сейчас. Раз парень принимает его за врача, то это, может, и к лучшему. — Вот что… Тебя как звать-то?
— Константин, — недоуменно отозвался парень.
— А ты уверен, Костя, что твоя мать умерла? — неожиданно слетел с губ Ивана Дмитриевича чудовищный по своей глупости вопрос.
Парень резким движением вскинул голову.
— А… а… да вы что?! — только и смог выдавить он. Не слушая его, Иван Дмитриевич шагнул к кровати и взял женщину за руку. Нет, парень не ошибался. Рука женщины была холодной и безжизненной. Никакого намека на пульс… РАЗРЯД! И тотчас Иван Дмитриевич ощутил, как невидимое давление на него враз улетучилось. Словно чья-то огромная неумолимая ладонь, сдавливавшая до сего момента тело железной хваткой, разжалась и отпустила его.
Переход от зависимости к свободе был таким резким, а внутренняя опустошенность — такой полной, что Ивану Дмитриевичу неудержимо захотелось спать.
И сразу же рука женщины, которую он машинально продолжал сжимать в своей ладони, неуловимо изменилась, наливаясь теплом жизни и пульсируя всеми жилками. Лицо из бледного стало розовым, и на нем возникли мельчайшие бисеринки испарины.
Потом женщина глубоко вздохнула, зашевелилась и открыла глаза.
— Костя, — слабым голосом позвала она, но тут же вздрогнула, увидев над собой Ивана Дмитриевича, вырвала свою руку из его ладони и сделала попытку еще больше натянуть на себя шерстяное одеяло. — Костя, кто это к нам пришел?.. Боже мой! Да что с тобой, Костенька?!
Иван Дмитриевич осторожно оглянулся. Парень, до этого торчавший столбом на пороге комнаты, сейчас медленно оседал на пол с закатившимися глазами. Откинув одеяло, мать его соскочила с кровати и, игнорируя Ивана Дмитриевича, в одной ночной рубашке, испачканной какими-то разноцветными пятнами, кинулась к сыну.
Иван Дмитриевич и сам был потрясен. Только глубочайшая апатия, внезапно нахлынувшая на него, как амортизатор, смягчила шок от того чуда, которое он только что сотворил помимо своей воли.
Ни слова не говоря, он повернулся и ушел.
Женщина что-то взволнованно кричала ему вслед, но он не реагировал на ее крики..
Ему хотелось побыстрее добраться до постели.
Глава 2
Утром он проснулся разбитым и невыспавшимся. Этого и следовало ожидать после ночных похождений.
«После ночных похождений? Неужели мне все это не приснилось в кошмарном сне? С какой стати я бы поперся среди ночи в соседний дом, к какому-то парню, у которого якобы умерла мамаша?
Нет-нет, это наверняка был сон!..»
Иван Дмитриевич с трудом заставил себя подняться с кровати и проковылял в ванную.
Но по дороге его взгляд упал на шлепанцы, которые валялись на полу в коридоре на значительном удалении друг от друга. Будто их с размаху сбрасывали с ног. Иван Дмитриевич поднял один шлепанец и зачем-то провел пальцем по его подошве. Его спина тут же вновь покрылась холодной липкой испариной.
Подошва была испачкана в сыром песке и в глине. И тогда Иван Дмитриевич, чувствуя, что внутри у него что-то обрывается, с силой швырнул шлепанец о входную дверь, добрел до кухни и бессильно опустился на стул, прислонившись голыми лопатками к холодной стене.
Почуяв присутствие человека, кухонный автомат включил аудиозапросчик, чтобы выяснить, что хозяин желает на завтрак. Но Ивану Дмитриевичу было не до еды, он лишь рыкнул неразборчиво и выдернул шнур автомата из розетки.
Он просидел неподвижно несколько минут, стараясь ни о чем не думать. Однако мозг не подчинился этому запрету, лихорадочно перебирая один за другим варианты наиболее разумных объяснений.
Ничего удовлетворительного в голову не приходило. Одни сплошные проклятия и испуганное удивление: так, значит, это — правда?!
Наконец удалось ухватить за хвост прошмыгнувшую в глубине сознания робкую мыслишку: «Может быть, я стал жертвой чьего-нибудь розыгрыша?»
Иван Дмитриевич повертел эту версию перед мысленным взором и так и сяк, как лакомый плод, очистил ее от шелухи и кожуры, и то, что как бы осталось у него на ладони, ему понравилось.
«Ну да, и как это мне сразу не пришло в голову?
Какой-то шутник, чтоб ему сдохнуть, решил поиздеваться над одиноким стариком и разыграл для меня цирковое представление!.. Понятия не имею, каким образом ему удалось разбудить и выманить меня ночью из квартиры, и уж тем более непонятно, как он сумел привести меня туда, куда хотел («Не иначе — гипноз!» — решил с облегчением Иван Дмитриевич), но в результате этот аферист добился-таки своего! А разыграть остальную часть спектакля с убитым горем парнем и фокусами в виде «воскрешения» его матери было уже легче, тут и обычный сговор мог иметь место…»
Решив сложную умственную задачку, Иван Дмитриевич повеселел, но тут настенные часы злорадно подсказали, что он опаздывает на работу. Умываясь и наспех бреясь, Иван Дмитриевич безуспешно ломал голову над тем, кто бы мог быть автором ночных трюков и, самое главное, зачем подобные происки понадобились неизвестному «гипнотизеру»…
Это мог только кто-то из соседей. Оставалось лишь путем логических умозаключений вычислить, кому из них Иван Дмитриевич насолил так, чтобы тот мог пойти на столь громоздкие меры возмездия. Однако, как он ни прикидывал, выходило, что со всеми соседями у него давно были безнадежно испорчены отношения, и, как в детективе Агаты Кристи, тайным мстителем мог оказаться любой из них…
Обычно он никогда не ездил на работу на машине, но сегодня, впервые за последние десять лет, ему грозило опоздание, а посему можно было отступить от своих правил.
Прежде чем открыть гараж, Иван Дмитриевич, кряхтя, подобрал с земли пучок промасленной ветоши и демонстративно отнес его в мусоросборник, стоявший на ТОЙ САМОЙ площадке. Маневр этот не принес ни единого бита полезной информации. В том уголке, где он накануне нашел странного доходягу, не осталось никаких следов.
Иван Дмитриевич почесал плешь, задумчиво сплюнул и вернулся к насущным делам.
Машина у него была старенькая, но вполне исправная. «Пантера» пятнадцатилетней давности, удачно купленная им с рук еще до смерти жены. Правда, автопилот и добрая половина прочих выкрутасов были неисправными, а заняться их починкой руки не доходили…
Наспех прогрев турбину, Иван Дмитриевич тщательно закрыл гараж на замок-идентификатор и покатил на работу.
День опять был буднично-пасмурным. Солнце лишь смутно маячило где-то за пеленой низких облаков. Примерно к обеду оно испарит своими лучами энное количество влаги из облачности, и тогда к вечеру может пролиться непродолжительный дождь.
Иван Дмитриевич не любил добираться на работу на машине из-за того, что в утренние часы «пик» дорога была забита сплошными идиотами, наглецами и остолопами. Без автопилота приходилось быть все время начеку, потому что то какой-нибудь «баран» тебя подрежет, перестроившись перед самым капотом, то другой «осел» вывернется из-за поворота прямо тебе под колеса, не думая уступать дорогу, хотя если бы он разул глаза, то увидел бы, что прямо у него под носом висит знак обязательной остановки перед выездом на главную дорогу…
А пешеходы — боже мой, какие у нас деклассированные пешеходы! И кто только сказанул, что в России две беды: дураки и дороги? Есть и третье зло, и это — отечественный пешеход!.. Вот, спрашивается, куда ты лезешь, бабка, прямо под колеса? Жизнь, что ли, совсем надоела? Сидела бы лучше дома да нянчила вну-' ков-засранцев, вместо того чтобы шастать по городу, когда трудящиеся спешат на работу!.. А ты, лахудра, какого дьявола вздумала перебегать на другую сторону улицы на красный свет? Думаешь, что, раз оголила бесстыдно свои ляжки, обтянутые мини-юбкой, так тебя все пропускать будут в нарушение правил дорожного движения? Пожалуй, тебя стоит проучить. Окатим-ка мы тебя брызгами из лужи, чтоб в следующий раз не лезла на дорогу, как в чужую постель!..
Наконец центральный проспект закончился, и Иван Дмитриевич облегченно утер пот со лба. Ему оставалось лишь проехать по двум тихим улочкам, чтобы добраться до здания городского суда.
Однако, как показали последующие события, он слишком рано расслабился.
Все-таки не случайно он питал подсознательную ненависть к пешеходам!
Стоило ему лишь на секунду отвлечься (проклятое стекло в дверце заело и ни в какую не желало закрываться!) — как, откуда ни возьмись, на дороге, буквально в десятке метров от «Пантеры», двигавшейся на приличной скорости, оказался мальчишка лет десяти. Наверное, он опаздывал в школу, если так отчаянно ринулся через дорогу, даже не удосужившись предварительно оглядеться. А может, просто надеялся, что все нормальные люди давным-давно пользуются автопилотами, а не сами крутят баранку…
Когда Иван Дмитриевич перевел взгляд на дорогу, было уже поздно что-либо делать. Он только успел выпучить глаза и покрепче вцепиться в руль.
Конечно, если бы этот чертов радар-детектор сработал, наезда бы не произошло. Бортовой комп успел бы скорректировать курс и скорость, чтобы предотвратить столкновение.
Но радар почему-то отнесся с преступным равнодушием к появлению «помехи» прямо по курсу.
На скорости больше ста километров в час тупое рыло «Пантеры» ударило под углом тщедушное детское тельце с такой силой, что мальчика сначала закинуло на капот, где ударило о небьющееся лобовое стекло головой (Ивану Дмитриевичу показалось, что он явственно слышит хруст дробящихся костей, и стекло с правой стороны мгновенно покрылось пленкой алого цвета), а потом бросило, как камень из пращи, вперед и в сторону.
Каким-то чудом в этот момент восприятие Ивана Дмитриевича резко изменилось, словно время для него замедлилось. Машинально выжав до упора педаль тормоза, он отчетливо видел, как мальчишка кувыркается в полете, неестественно болтая всеми конечностями. Потом «Пантеру» занесло юзом и развернуло так, что она уткнулась носом в бордюр, и Иван Дмитриевич вывалился наружу, тщетно хватая ртом воздух, которого в окружающем мире становилось почему-то все меньше…
Тело мальчика неподвижно лежало метрах в двадцати от машины, и при первом же взгляде на него сердце Ивана Дмитриевича сорвалось в бездну. Мальчик мог бы пролететь и большее расстояние, если бы не стекло-бетонная мачта дорожного освещения, в которую бедняга со всего маху врезался головой.
Не чуя под собой ног, Иван Дмитриевич подбежал к нему и остановился как вкопанный. Помогать жертве наезда было явно бесполезно: головы у мальчишки практически не было — только жуткое кровавое нечто вперемежку с нежно-розовой массой мозга.
Иван Дмитриевич согнулся пополам возле бордюра, и его буквально вывернуло наизнанку. Потом исподлобья огляделся по сторонам.
Улочка не принадлежала к разряду оживленных, и свидетелей нечаянного убийства было немного. Метрах в ста впереди и чуть выше крыш домов располагалась платформа монорельса, от которой торопливо спускались по винтовой лестнице, явно спеша к месту происшествия, несколько темных фигур, да чуть поодаль на тротуаре остановились, не решаясь подойти к телу мальчика поближе, несколько подростков. И еще в распахнувшихся разом окнах ближайшего жилого дома смутно забелели чьи-то лица, а самым любопытным — в основном это было, конечно же, сплошное бабье — непременно понадобилось выползти на балконы, чтобы насладиться жутким зрелищем катастрофы…
«Наверняка уже какая-нибудь сволочь сообщила в милицию, — обреченно мелькнуло в голове Ивана Дмитриевича. — Значит, прощай, свобода, — заключил он мысленно. — И вся нормальная жизнь — тоже… Подумать только — из-за какого-то безалаберного малолетнего паршивца подыхать придется на тюремных нарах!..»
Он скрипнул зубами и заставил себя шагнуть к неподвижному тельцу, под которым уже скопилась лужица крови. Что ж, раз уже ничего не изменишь, то хотя бы надо изобразить раскаяние — глядишь, на суде потом зачтется… Взгляд Ивана Дмитриевича почему-то не желал подниматься выше пояса мальчишки, и он увидел, что на неестественно вывернутой правой ноге его жертвы не хватает одного ботинка.
Говорят, примета такая есть, машинально вспомнил Иван Дмитриевич, что, если с женщины, попавшей под машину, слетают туфли — значит, останется в живых. Но ведь тут-то не женщина, а пацан, да и надеяться на чудо сейчас не стоит… «Вранье ваши приметы! — мысленно завопил он неизвестно кому. — Засуньте их себе в задницу, умники!»…
И тут вдруг его охватил тот же самый зуд, который он испытал прошлой ночью.
Только на этот раз он не сопротивлялся нажиму. Ведь в его положении это был единственный шанс…
Он нагнулся над мальчиком и, перебарывая невольный страх и отвращение, взял хрупкое, еще тепленькое запястье так, чтобы ненароком не испачкаться в крови.
РАЗРЯД!
В глазах Ивана Дмитриевича несколько раз мигнули невесть откуда взявшиеся створки — будто сработала диафрагма в объективе фотоаппарата. Он помотал головой, чтобы восстановить зрение, а когда оно прояснилось, с тихим ужасом и радостью увидел, что голова у мальчика в полном порядке, на ней не видать ни царапины, ни даже синяков, и нет ни капли крови вокруг его тела, и худенькая грудь его вздымается от глубокого дыхания…
Но он так и не дождался того момента, когда мальчик откроет глаза.
В глазах Ивана Дмитриевича сгустилась тьма, и он потерял сознание.
Очнулся он от того, что кто-то пытался привести его в чувство. Иван Дмитриевич с трудом разлепил веки и сел. Как всегда бывает после обморока, он сначала не понял, где находится. Почему-то он сидел прямо на асфальте, а вокруг него со всех сторон стояли незнакомые люди и пристально смотрели на него. И во взгляде одних читалось легкое сочувствие, смешанное с презрением, а у других — удивление. И еще, пожалуй, страх…
И тут же он вспомнил, где находится и что произошло. И только теперь расслышал чей-то назойливый голос над ухом:
— Как вы себя чувствуете? Вам вызвать врача?..
— Не надо, — произнес непослушными губами Иван Дмитриевич. И, встряхнув головой, осведомился в пространство: — А где этот парши… где мальчик-то?
Одна из стоявших над ним женщин махнула рукой:
— Э-э, да его давно и след простыл!.. Так помчался, что только пятки засверкали! Испугался, наверное, что ему всыплют по первое число!.. Он же сам вам под колеса сунулся!
— А может, у ребенка какой сдвиг в сознании произошел? — предположил чей-то скрипучий голос. — Ведь такой удар перенес!..
— Да бросьте вы эту демагогию! — перебил скрипучего решительный бас. — «Удар»! Какой там удар? Если бы его действительно ударило, он бы испугом-то не отделался!.. Его, видно, только потоком воздуха отбросило в сторону, вот и все!..
— Нет-нет, — запротестовала дамочка интеллигентного вида, — я сама видела, как мальчика сбила машина! И летел он просто ужасно! По-моему, он вот об этот столб ударился…
«После ночных похождений? Неужели мне все это не приснилось в кошмарном сне? С какой стати я бы поперся среди ночи в соседний дом, к какому-то парню, у которого якобы умерла мамаша?
Нет-нет, это наверняка был сон!..»
Иван Дмитриевич с трудом заставил себя подняться с кровати и проковылял в ванную.
Но по дороге его взгляд упал на шлепанцы, которые валялись на полу в коридоре на значительном удалении друг от друга. Будто их с размаху сбрасывали с ног. Иван Дмитриевич поднял один шлепанец и зачем-то провел пальцем по его подошве. Его спина тут же вновь покрылась холодной липкой испариной.
Подошва была испачкана в сыром песке и в глине. И тогда Иван Дмитриевич, чувствуя, что внутри у него что-то обрывается, с силой швырнул шлепанец о входную дверь, добрел до кухни и бессильно опустился на стул, прислонившись голыми лопатками к холодной стене.
Почуяв присутствие человека, кухонный автомат включил аудиозапросчик, чтобы выяснить, что хозяин желает на завтрак. Но Ивану Дмитриевичу было не до еды, он лишь рыкнул неразборчиво и выдернул шнур автомата из розетки.
Он просидел неподвижно несколько минут, стараясь ни о чем не думать. Однако мозг не подчинился этому запрету, лихорадочно перебирая один за другим варианты наиболее разумных объяснений.
Ничего удовлетворительного в голову не приходило. Одни сплошные проклятия и испуганное удивление: так, значит, это — правда?!
Наконец удалось ухватить за хвост прошмыгнувшую в глубине сознания робкую мыслишку: «Может быть, я стал жертвой чьего-нибудь розыгрыша?»
Иван Дмитриевич повертел эту версию перед мысленным взором и так и сяк, как лакомый плод, очистил ее от шелухи и кожуры, и то, что как бы осталось у него на ладони, ему понравилось.
«Ну да, и как это мне сразу не пришло в голову?
Какой-то шутник, чтоб ему сдохнуть, решил поиздеваться над одиноким стариком и разыграл для меня цирковое представление!.. Понятия не имею, каким образом ему удалось разбудить и выманить меня ночью из квартиры, и уж тем более непонятно, как он сумел привести меня туда, куда хотел («Не иначе — гипноз!» — решил с облегчением Иван Дмитриевич), но в результате этот аферист добился-таки своего! А разыграть остальную часть спектакля с убитым горем парнем и фокусами в виде «воскрешения» его матери было уже легче, тут и обычный сговор мог иметь место…»
Решив сложную умственную задачку, Иван Дмитриевич повеселел, но тут настенные часы злорадно подсказали, что он опаздывает на работу. Умываясь и наспех бреясь, Иван Дмитриевич безуспешно ломал голову над тем, кто бы мог быть автором ночных трюков и, самое главное, зачем подобные происки понадобились неизвестному «гипнотизеру»…
Это мог только кто-то из соседей. Оставалось лишь путем логических умозаключений вычислить, кому из них Иван Дмитриевич насолил так, чтобы тот мог пойти на столь громоздкие меры возмездия. Однако, как он ни прикидывал, выходило, что со всеми соседями у него давно были безнадежно испорчены отношения, и, как в детективе Агаты Кристи, тайным мстителем мог оказаться любой из них…
Обычно он никогда не ездил на работу на машине, но сегодня, впервые за последние десять лет, ему грозило опоздание, а посему можно было отступить от своих правил.
Прежде чем открыть гараж, Иван Дмитриевич, кряхтя, подобрал с земли пучок промасленной ветоши и демонстративно отнес его в мусоросборник, стоявший на ТОЙ САМОЙ площадке. Маневр этот не принес ни единого бита полезной информации. В том уголке, где он накануне нашел странного доходягу, не осталось никаких следов.
Иван Дмитриевич почесал плешь, задумчиво сплюнул и вернулся к насущным делам.
Машина у него была старенькая, но вполне исправная. «Пантера» пятнадцатилетней давности, удачно купленная им с рук еще до смерти жены. Правда, автопилот и добрая половина прочих выкрутасов были неисправными, а заняться их починкой руки не доходили…
Наспех прогрев турбину, Иван Дмитриевич тщательно закрыл гараж на замок-идентификатор и покатил на работу.
День опять был буднично-пасмурным. Солнце лишь смутно маячило где-то за пеленой низких облаков. Примерно к обеду оно испарит своими лучами энное количество влаги из облачности, и тогда к вечеру может пролиться непродолжительный дождь.
Иван Дмитриевич не любил добираться на работу на машине из-за того, что в утренние часы «пик» дорога была забита сплошными идиотами, наглецами и остолопами. Без автопилота приходилось быть все время начеку, потому что то какой-нибудь «баран» тебя подрежет, перестроившись перед самым капотом, то другой «осел» вывернется из-за поворота прямо тебе под колеса, не думая уступать дорогу, хотя если бы он разул глаза, то увидел бы, что прямо у него под носом висит знак обязательной остановки перед выездом на главную дорогу…
А пешеходы — боже мой, какие у нас деклассированные пешеходы! И кто только сказанул, что в России две беды: дураки и дороги? Есть и третье зло, и это — отечественный пешеход!.. Вот, спрашивается, куда ты лезешь, бабка, прямо под колеса? Жизнь, что ли, совсем надоела? Сидела бы лучше дома да нянчила вну-' ков-засранцев, вместо того чтобы шастать по городу, когда трудящиеся спешат на работу!.. А ты, лахудра, какого дьявола вздумала перебегать на другую сторону улицы на красный свет? Думаешь, что, раз оголила бесстыдно свои ляжки, обтянутые мини-юбкой, так тебя все пропускать будут в нарушение правил дорожного движения? Пожалуй, тебя стоит проучить. Окатим-ка мы тебя брызгами из лужи, чтоб в следующий раз не лезла на дорогу, как в чужую постель!..
Наконец центральный проспект закончился, и Иван Дмитриевич облегченно утер пот со лба. Ему оставалось лишь проехать по двум тихим улочкам, чтобы добраться до здания городского суда.
Однако, как показали последующие события, он слишком рано расслабился.
Все-таки не случайно он питал подсознательную ненависть к пешеходам!
Стоило ему лишь на секунду отвлечься (проклятое стекло в дверце заело и ни в какую не желало закрываться!) — как, откуда ни возьмись, на дороге, буквально в десятке метров от «Пантеры», двигавшейся на приличной скорости, оказался мальчишка лет десяти. Наверное, он опаздывал в школу, если так отчаянно ринулся через дорогу, даже не удосужившись предварительно оглядеться. А может, просто надеялся, что все нормальные люди давным-давно пользуются автопилотами, а не сами крутят баранку…
Когда Иван Дмитриевич перевел взгляд на дорогу, было уже поздно что-либо делать. Он только успел выпучить глаза и покрепче вцепиться в руль.
Конечно, если бы этот чертов радар-детектор сработал, наезда бы не произошло. Бортовой комп успел бы скорректировать курс и скорость, чтобы предотвратить столкновение.
Но радар почему-то отнесся с преступным равнодушием к появлению «помехи» прямо по курсу.
На скорости больше ста километров в час тупое рыло «Пантеры» ударило под углом тщедушное детское тельце с такой силой, что мальчика сначала закинуло на капот, где ударило о небьющееся лобовое стекло головой (Ивану Дмитриевичу показалось, что он явственно слышит хруст дробящихся костей, и стекло с правой стороны мгновенно покрылось пленкой алого цвета), а потом бросило, как камень из пращи, вперед и в сторону.
Каким-то чудом в этот момент восприятие Ивана Дмитриевича резко изменилось, словно время для него замедлилось. Машинально выжав до упора педаль тормоза, он отчетливо видел, как мальчишка кувыркается в полете, неестественно болтая всеми конечностями. Потом «Пантеру» занесло юзом и развернуло так, что она уткнулась носом в бордюр, и Иван Дмитриевич вывалился наружу, тщетно хватая ртом воздух, которого в окружающем мире становилось почему-то все меньше…
Тело мальчика неподвижно лежало метрах в двадцати от машины, и при первом же взгляде на него сердце Ивана Дмитриевича сорвалось в бездну. Мальчик мог бы пролететь и большее расстояние, если бы не стекло-бетонная мачта дорожного освещения, в которую бедняга со всего маху врезался головой.
Не чуя под собой ног, Иван Дмитриевич подбежал к нему и остановился как вкопанный. Помогать жертве наезда было явно бесполезно: головы у мальчишки практически не было — только жуткое кровавое нечто вперемежку с нежно-розовой массой мозга.
Иван Дмитриевич согнулся пополам возле бордюра, и его буквально вывернуло наизнанку. Потом исподлобья огляделся по сторонам.
Улочка не принадлежала к разряду оживленных, и свидетелей нечаянного убийства было немного. Метрах в ста впереди и чуть выше крыш домов располагалась платформа монорельса, от которой торопливо спускались по винтовой лестнице, явно спеша к месту происшествия, несколько темных фигур, да чуть поодаль на тротуаре остановились, не решаясь подойти к телу мальчика поближе, несколько подростков. И еще в распахнувшихся разом окнах ближайшего жилого дома смутно забелели чьи-то лица, а самым любопытным — в основном это было, конечно же, сплошное бабье — непременно понадобилось выползти на балконы, чтобы насладиться жутким зрелищем катастрофы…
«Наверняка уже какая-нибудь сволочь сообщила в милицию, — обреченно мелькнуло в голове Ивана Дмитриевича. — Значит, прощай, свобода, — заключил он мысленно. — И вся нормальная жизнь — тоже… Подумать только — из-за какого-то безалаберного малолетнего паршивца подыхать придется на тюремных нарах!..»
Он скрипнул зубами и заставил себя шагнуть к неподвижному тельцу, под которым уже скопилась лужица крови. Что ж, раз уже ничего не изменишь, то хотя бы надо изобразить раскаяние — глядишь, на суде потом зачтется… Взгляд Ивана Дмитриевича почему-то не желал подниматься выше пояса мальчишки, и он увидел, что на неестественно вывернутой правой ноге его жертвы не хватает одного ботинка.
Говорят, примета такая есть, машинально вспомнил Иван Дмитриевич, что, если с женщины, попавшей под машину, слетают туфли — значит, останется в живых. Но ведь тут-то не женщина, а пацан, да и надеяться на чудо сейчас не стоит… «Вранье ваши приметы! — мысленно завопил он неизвестно кому. — Засуньте их себе в задницу, умники!»…
И тут вдруг его охватил тот же самый зуд, который он испытал прошлой ночью.
Только на этот раз он не сопротивлялся нажиму. Ведь в его положении это был единственный шанс…
Он нагнулся над мальчиком и, перебарывая невольный страх и отвращение, взял хрупкое, еще тепленькое запястье так, чтобы ненароком не испачкаться в крови.
РАЗРЯД!
В глазах Ивана Дмитриевича несколько раз мигнули невесть откуда взявшиеся створки — будто сработала диафрагма в объективе фотоаппарата. Он помотал головой, чтобы восстановить зрение, а когда оно прояснилось, с тихим ужасом и радостью увидел, что голова у мальчика в полном порядке, на ней не видать ни царапины, ни даже синяков, и нет ни капли крови вокруг его тела, и худенькая грудь его вздымается от глубокого дыхания…
Но он так и не дождался того момента, когда мальчик откроет глаза.
В глазах Ивана Дмитриевича сгустилась тьма, и он потерял сознание.
Очнулся он от того, что кто-то пытался привести его в чувство. Иван Дмитриевич с трудом разлепил веки и сел. Как всегда бывает после обморока, он сначала не понял, где находится. Почему-то он сидел прямо на асфальте, а вокруг него со всех сторон стояли незнакомые люди и пристально смотрели на него. И во взгляде одних читалось легкое сочувствие, смешанное с презрением, а у других — удивление. И еще, пожалуй, страх…
И тут же он вспомнил, где находится и что произошло. И только теперь расслышал чей-то назойливый голос над ухом:
— Как вы себя чувствуете? Вам вызвать врача?..
— Не надо, — произнес непослушными губами Иван Дмитриевич. И, встряхнув головой, осведомился в пространство: — А где этот парши… где мальчик-то?
Одна из стоявших над ним женщин махнула рукой:
— Э-э, да его давно и след простыл!.. Так помчался, что только пятки засверкали! Испугался, наверное, что ему всыплют по первое число!.. Он же сам вам под колеса сунулся!
— А может, у ребенка какой сдвиг в сознании произошел? — предположил чей-то скрипучий голос. — Ведь такой удар перенес!..
— Да бросьте вы эту демагогию! — перебил скрипучего решительный бас. — «Удар»! Какой там удар? Если бы его действительно ударило, он бы испугом-то не отделался!.. Его, видно, только потоком воздуха отбросило в сторону, вот и все!..
— Нет-нет, — запротестовала дамочка интеллигентного вида, — я сама видела, как мальчика сбила машина! И летел он просто ужасно! По-моему, он вот об этот столб ударился…