Страница:
Мы позволяем себе привести в тесную связь с деятельностью Игоря на Таврическом полуострове один из греческих отрывков, изданных Газом (Leo Diaconus. Ed. Bon. 496-505, Nota ad p. 175). В этом отрывке какой-то греческий военачальник доносит о войне с варварами. Судя по тому, что он упоминает о Климатах, действие происходит в Тавриде, ибо Климатами называлась Греческая область в южной части Крыма по соседству с Корсунем. Начальника варваров он называет "князем страны, лежащей к северу от Дуная". Эти варвары отличались прежде справедливостью, так что к ним "добровольно" присоединялись многие города и целые народы; но теперь они принялись без жалости грабить и опустошать землю даже своих близких союзников и подчиненных, чтобы поработить их совершенно. Они разорили более десяти городов и не менее 500 селений. Это опустошение приблизилось наконец к пределам греческим. Тщетно греческий начальник посылал с предложением о мире; неприятели ворвались в его область, то есть в Климаты, с великой конницей и пехотой и осадили какую-то крепость, но после неудачных приступов отступили. Однако война продолжалась. Автор донесения послал звать на совещание тех соседних жителей, которые были его союзниками (eos autem, qui ditionis nostrae erant). Когда они собирались, то он устроил совет из их старшин и держал к ним речь о мерах, какие надобно было принять в подобных обстоятельствах. Но те, "не имея понятия о действии императорского благоволения, или чуждаясь греческих обычаев и любя независимость, или по соседству и сходству своих нравов с князем варваров, обладающим большой военной силой, решили заключить с ним союз", - к чему склоняли и греческого начальника. Тогда последний отправился в стан неприятельский. Князь варваров принял его очень ласково, возвратил ему Климаты, даже присоединил к тому еще целую область и определил в его пользу какие-то доходы с собственной земли.
Под именем князя варваров, владевшего землей к северу от Дуная, конечно, скрывается князь Киевской Руси, ибо никакой другой владетель подобной земли не мог в то же время иметь области в Крыму и вести там войну с Греками. Но исследователи терялись в догадках о том, кого из известных Киевских князей здесь можно разуметь. Одни предполагали Владимира и его поход на Корсунь. Но это предположение не вероятно. Таврический аноним говорит о нападении только на Климаты и неудачной осаде какой-то из второстепенных греческих крепостей в Крыму, после чего был заключен мир; тогда как поход Владимира окончился взятием Корсуня и крещением князя, а на эти события тут нет никакого намека. Другие думали видеть здесь Святослава, и это предположение имеет за себя уже более вероятности. Русские и византийские источники довольно тесно связывают деятельность Святослава с берегами Киммерийского Боспора, то есть с Крымом и Таманью. По нашей летописи, он воевал с Ясами и Касогами, следовательно, в той же стороне; а договор с Цимисхием обязывает его не нападать на Корсунскую область. Лев Диакон рассказывает, что император Никифор Фока, приглашая Святослава напасть на Дунайских Болгар, отправил к нему патриция Калокира, которого Кедрен называет сыном херсонского начальника, и мы можем догадываться, что сами эти переговоры происходили, вероятно, в Крыму, то есть в русских владениях, соседних с Корсунью. Лев Диакон называет Киммерийский Боспор отечеством Тавроскифов или Святославовых Руссов, говоря, что греческие суда на Дунае отрезали им бегство в ту сторону.
Оставляя за Святославом некоторую вероятность по отношению к помянутому отрывку, мы, однако, думаем, что еще с большей вероятностью можно отнести рассказанное в нем событие к деятельности Святославова отца Игоря. Во-первых, отрывок повествует о порабощении князем варваров союзного и родственного племени; это племя было, конечно, не что иное, как Черные Болгаре, занимавшие восточные прибрежья Крыма; о подчинении же их Киевскому князю впервые упоминается в Игоревом договоре. Во-вторых, тот же договор упоминает и о Корсунской области; следовательно, владения Киевского князя при Игоре вошли в непосредственное с ней соприкосновение, с окончательным подчинением Черных Болгар. В-третьих, в договоре Греки обещают военную помощь Русскому князю, и мы уже говорили, что это, без сомнения, была помощь против общего врага, то есть соседних Хазар. Подтверждение нашему предположению можно найти и в известии Константина Багрянородного, который говорит, что в случае нужды против Хазар можно вооружить или Алан, или Черных Болгар. Недаром же варварский князь, если верить отрывку, легко помирился с греческим начальником и даже щедро наградил его; может быть, хазарские отношения имели тут некоторую долю влияния. В-четвертых, Лев Диакон подтверждает связь Игоревой деятельности с восточной частью Тавриды: он сообщает, что после поражения у берегов Малой Азии Игорь с остатками своего флота бежал в Киммерийский Боспор. Наконец, в-пятых, Игорь является первым Киевским князем, которого по имени знают византийские и западные писатели, и, конечно, потому, что это был князь предприимчивый, властолюбивый и жадный к добыче; он предпринимал дальние походы и заставлял много говорить о себе и о своих Руссах. Жестокость и жадность, высказанные им особенно по отношению к Древлянам и причинившие ему погибель, весьма походят на черты, которыми анонимный отрывок, не без примеси риторики, описывает его образ действия по отношению и к его Таврическим данникам, то есть к Черным Болгарам. Но главное историческое значение его деятельности, конечно, было более важное, нежели разорение и вымогательства; судя по всем данным, этот энергичный князь сильно подвинул вперед объединение Восточно-Славянских племен под властью великого князя Киевского. Он-то и совершил, вероятно, полное подчинение Черных Болгар, так что следующий за ним договор Святослава с Греками (или дошедший до нас отрывок этого договора) уже не упоминает о Черных Болгарах, а говорит прямо о сопредельности русских владений с Корсунской областью.
Но кто были туземцы данного отрывка, несколько зависимые от Греков, а в то же время соседние с князем варваров и подобные ему нравами? Очевидно, это была та часть Черных Болгар, которая обитала около греческих Климатов и находилась под некоторым влиянием Греков, хотя и не успела еще проникнуться большим сочувствием к их обычаям, а сохраняла обычаи, сходные с другой частью того же племени, то есть с Руссо-Болгарским элементом в Тавриде. Мы едва ли будем далеки от истины, если предложим в этих туземцах тот Фульский язык, который во времена Константина и Мефодия хотя исповедовал уже христианскую религию, однако еще поклонялся своему священному дубу и соблюдал прежние языческие обряды. По всей вероятности, и лет 70 спустя, то есть во время Игоря, этот народ еще не далеко ушел в усвоении христианских нравов и все еще по своим понятиям и образу жизни был ближе к своим соплеменникам (также отчасти принявшим крещение), нежели к Грекам или к соседним Готам; последние уже во время Юстиниана I отличались преданностью христианству и были союзниками Греков против Утургуров-Болгар. Малая симпатия к греческому господству и особенно племенное родство с Русью, конечно, увлекли Фульских туземцев на сторону Русского князя в войне с Греками2 . Последние, как известно, старались привлекать на свою сторону соседних варваров, обращая их в христианство или склоняя их подарками. Очень может быть, что греческие интриги между Таврическими Болгарами не остались без влияния на какие-либо их попытки к отпадению от Русских князей, что, в свою очередь, могло послужить поводом к жестокому наказанию и окончательному подчинению этих Болгар, а также и к войне с самими Греками. Во всяком случае склонная к интригам византийская политика, умевшая сеять раздоры между соседями, очень хорошо всем известна. То, что автор отрывка говорит о награждении его областью и о доходах, назначенных в его пользу из собственных земель неприятельского князя, отзывается неточностью донесения, то есть некоторым хвастовством. Конечно, тут надобно разуметь возвращение какого-либо клочка земли, занятого варварами во время войны, и обещание помогать хлебом и скотом, в которых Греки нуждались и которые у варваров были в изобилии. Указание отрывка на доходы неприятельского вождя с собственных земель, конечно лежавших по соседству, свидетельствует, что Русский князь не впервые только пришел и покорил соседнюю страну, но что дело идет именно об усмирении и окончательном подчинении Черных Болгар. А иначе было бы непонятно, о каких доходах идет речь. Конечно, эти доходы, то есть дани с туземного населения Киевскому князю, уже существовали; впрочем, теперь они могли быть увеличены3 .
Таким образом, по нашему мнению, появление Руси на берегах Боспора Киммерийского восходит собственно к первой половине IX века; но окончательное утверждение здесь Киевских князей и распространение их господства на всю восточную часть Таврического полуострова совершилось не ранее эпохи Игоря, то есть приблизительно во второй четверти X века. В это-то время, как надобно полагать, образовалось здесь то русское владение, которое вскоре сделалось известно под именем Тмутраканского княжества. Русское название Тмутракан (позднее сокращенное Тамань), конечно, есть только видоизменение греческого имени Таматарха. А последнее в свою очередь произошло от слитного названия Матарха или Метраха с членом ta. В церковном уставе Льва Философа - следовательно, IX века - в числе архиепископий, подчиненных Константинопольскому патриарху, на 39-м месте упоминается ta Meraca. Константин Багрянородный, у которого впервые встречается слитное название Tamatarca, рядом с ним употребляет и название простое, то есть Matarca. Затем в источниках находим следующие варианты этого названия: в средневековых еврейских надписях - Материка, у Нубийского географа Метреха, у Арабов и Генуэзцев XII века - Матерха, у Рубруквиса - Матрека и Матрага, и пр.
Таким образом, на месте Фанагории древних писателей и Фанагурии Прокопия и Феофана встречается у Константина Багрянородного Таматарха или Матарха. Но в период времени между Феофаном и Константином в странах Азовско-Черноморских совершились довольно важные перемены. Хазарское могущество было сломлено восстаниями некоторых покоренных племен, а также усилиями двух соседних народов, Печенегов и особенно Руссов. Последние своими судовыми походами в Азовское и Каспийское море нанесли сильные удары Хазарскому государству и уничтожили его господство на берегах Киммерийского Боспора, где и основали свою собственную колонию. Печенеги долгое время теснили Хазар с севера и опустошали их области; наконец, стесненные, в свою очередь, союзом Хазар и Узов, они устремились на западную сторону Дона и нахлынули на черноморские степи, занятые дотоле племенами Угров и отчасти Кабаров. Угро-Кабары не выдержали этого нашествия и двинулись далее на запад в Дунайские равнины. Некоторая часть Печенегов осталась в своих прежних жилищах за Доном и Волгой, в соседстве с Команами; но большая часть их орд заняла огромное пространство от нижнего Дуная до нижнего Дона. Византийское правительство с помощью золота и ловкой политики не замедлило воспользоваться этими варварами, чтобы сдерживать своих соседей как на Балканском полуострове, так и в Черноморских владениях, то есть Болгар, Руссов и Хазар. Впрочем, Печенеги служили орудием обоюдоострым, то есть за плату и добычу давали вспомогательные дружины и тем, которые воевали с Греками, например Русским князьям. Этот варварский народ, в свою очередь, внес еще большее разорение и запустение в Черноморские области и расширил там господство степной природы. Он также начал затруднять Днепровской Руси ее связи с берегами Азовского и Черного морей. Но он далеко не отрезал Русь от этих берегов, как отрезали впоследствии более многочисленные и еще более дикие варвары, то есть Половцы и Татары.
Печенеги, между прочим, выгнали Угров и Хазар также из северной, степной, части Крыма и таким образом очутились на этом полуострове соседями греческих областей, то есть Херсона и Климатов. По словам Константина Багрянородного, они даже оказывали услуги Херсонитам в их торговых сношениях с Русью, Хазарией и Зихией, а именно, за условную плату перевозили в Херсонес и обратно разные товары, как-то: рыбу, воск, хлебные запасы, сукна, разные украшения одежды, пряности, дорогие меха и пр. Сами они доставляли Грекам быков, овец, кожи и прочие сырые произведения своего скотоводства.
1 См. Зап. Одесск. Общ., т I. и Описан. Румянц. Музея - Востокова, 689. Житие Стефана Сурожского дошло до нас в списках XV и XVI веков и, очевидно, искажено разными прибавками. Так, князь Русский, нападавший на Сурож, будто прибыл из Новгорода и назывался Бравлин: имя это, как объясняют, переделано позднейшими писателями из прилагательного "бранлив".
2 С христианским элементом у Таврических Болгар можно привести в связь и христианский элемент Игоревой дружины, о которой упоминается в договоре. Этот энергичный и даже жестокий князь, очевидно, отличался терпимостью в отношении к христианам; следовательно, религия не мешала Фульскому народцу вступить с ним в союз.
3 Недавно появилось рассуждение А. А. Куника "О записке Готского топарха" (в XXIV томе Зап. Акад. Наук); так он называет анонимный отрывок, о котором шла сейчас речь. В этом рассуждении достоуважаемый ученый представляет несколько очень дельных соображений, но еще более таких, с которыми нет никакой возможности согласиться. При всей ученой обстановке, то есть при богатстве ссылок на источники, рассуждение страдает выводами, лишенными оснований. Так, г. Куник два разные отрывка, изданные Газом, приписывает одному лицу и считает их автографами самого Готского топарха, хотя на это нет никаких серьезных доказательств. А главное, чтобы решить вопрос о народностях, подразумеваемых в отрывке, надо было прежде произвести точное исследование о том, какие народы в то время обитали в Крыму, и каковы были их взаимные отношения. Так, г. Куник варваров, напавших на Климаты, считает Хазарами, в особенности потому, что они являются тут могущественным народом, хотя в X веке Хазары были уже стеснены в Крыму Печенегами и Русью. Между прочим он считает Алан в числе народцев, сопредельных с Корсунем, а Черных или Кубанских Болгар помещает только на Кубани, хотя о положении Алан на севере от Кавказа, а не в Крыму, ясно говорит Константин Багрянородный, а на соседство Черных Болгар с Корсунской областью, то есть на жительство их в восточной части Крыма, указывает договор Игоря. Климаты, о которых говорится в отрывке, действительно могут быть Готскими; но отсюда еще не следует считать Готами и тех союзных Грекам жителей, которые предались на сторону князя варваров, властвующего к северу от Дуная. Г. Куник идет далее и, связывая два разные отрывка, вместо поездки в стан неприятельского князя заставляет греческого военачальника путешествовать в Киев, единственно на том основании, что этот князь властвовал к северу от Дуная. Но, владея Киевской землей, Русские князья в X веке господствовали и в восточной части Крыма, на что ясно указывают договоры Игоря и Святослава.
----------------------------------------------------------------------
X
Географические известия Константина Багрянородного о Болгаро-Тмутраканском крае. - Девять Хазарских округов. - Русское Тмутраканское княжество и его судьбы
Константин Багрянородный сообщает нам некоторые любопытные географические подробности о Болгаро-Тмутраканской области, а также и вообще о Северном Черноморье.
Вот что говорит он в 42-й главе своего сочинения "Об управлении Империей".
"Пацинакия ограничивает всю Русь и Боспор до самого Херсона, а также до Серета и Прута. Морской берег от Дуная до Днепра (Днестра?) заключает 120 миль (milion - тысяча шагов, следовательно, около нашей версты). Днестр от Днепра отстоит на 80 миль, и этот берег называется Золотым". "От Днепра до Херсо-на 300 миль; по середине встречаются гавань и озера, в которых Херсониты добывают соль. Между Херсоном и Боспором расстояние в 300 миль; тут лежат города Климатов. За Боспором находится устье Меотийского озера, которое по его величине все называют морем; в него впадают многие и великие реки. Так, на севере он имеет Днепр реку, из которой Руссы отправляются в Черную Булгарию, Хазарию и Сирию. Залив Меотиды достигает до Некропил, отстоящих от Днепра на четыре мили, и соединяется с ним там, где древние переплывали море каналом поперек Херсона, Климатов и Боспора на расстоянии тысячи или более миль. Но с течением времени путь этот засыпался и обратился в густой лес, и теперь существуют две дороги, по которым Печенеги отправляются в Херсон, Боспор и Климаты. С восточной стороны Меотийское озеро принимает в себя многие реки, каковы Танаис, который идет от Саркела, и Харакул, в котором ловится рыба берзетик (berxhticon), кроме того - реки Баль, Бурлик, Хадырь и многие другие. Устье Меотиды, изливающееся в Понт, также называется Бурлик; здесь есть город Боспор; а напротив его лежит город, называющийся Таматарха. Это устье простирается на 18 миль, и посреди его находится большой, низменный остров, называемый Атех. От Таматархи на расстоянии 15 или 20 миль есть река, именуемая Укрух, которая отделяет Зихию от (области) Таматархи. Зихия простирается на расстоянии 300 миль от Укруха до реки Никопсис, на которой находится город того же имени. Выше Зихии лежит страна Папагия, выше Папагии Казахия, над Казахией Кавказские горы, позади Кавказа Алания. Морской берег Зихии имеет острова, один большой и три малых, между которыми есть и другие острова, населенные и возделанные Зихами, то есть Турганерх и Чарбагани; кроме того, еще остров при устье реки, и еще около Птелеев; на последний спасаются Зихи во время нападения Аланов. От Зихии, то есть от реки Никопсиса, до города Сотериополя по морскому прибрежью лежит Авазгия на протяжении 300 миль".
Излишне было бы ожидать от подобных известий полной ясности и точности. Очевидно, северные берега Черного моря и особенно страны, лежащие к востоку от Азовского моря, были известны любознательному императору в общих чертах, и только местами он мог сообщить некоторые верные подробности. Наиболее темные и запутанные сведения относятся к какому-то древнему каналу, который шел поперек Херсона, областей и Боспора и потом обратился в густой лес с двумя сухопутными дорогами. Мы предложим следующий вопрос: в этом месте у Константина не скрывается ли отголосок древнейших преданий, вспоминающих о том времени, когда Крым был островом, и когда суда, например из Ольвии, то есть Днепровско-Бугского лимана, могли проходить в Азовское море и следовать до Боспора вдоль северных, а не южных берегов Крыма? А что касается до двух сухопутных дорог, ведущих в Крым из Печенежских степей, то здесь, может быть, подразумеваются Перекопский перешеек и Арбатская стрелка, которая только узким Геническим проливом отделяется от северного берега Азовского моря. Последним путем, как мы замечали, по всей вероятности, происходили сухопутные сообщения Днепровской Руси с Тмутраканской областью, и, конечно, им пользовались в особенности при движении конницы. Далее из слов Константина можно понять, что сам Днепр как бы соединялся (каким-то протоком) с Азовским морем, и Русь ходила этой дорогой на судах в Черную Болгарию; Хазарию и Сирию. В этом представлении, повторяем, заключается подтверждение того, что действительно между Днепром и Азовским морем существовало водное сообщение посредством Самары, Миуса и их притоков, при небольшом волоке. Что касается до рек, впадающих в Азовское море с восточной стороны, то опять повторяем, под Харакулем можно разуметь северный рукав Кубани или так называемую Черную Протоку, Бал, Бурлик и Хадырь, по всей вероятности, суть не что иное, как другие рукава той же реки или протоки, наполнявшие Кубанскую дельту. Не забудем, что в X веке Тамань имела несколько иной вид, нежели в настоящее время: некоторые протоки заволокло песком и землей, другие, вследствие засыпавшегося устья, обратились во внутренние лиманы; таким образом Кубанская дельта получила характер полуострова. Но в X веке, по всей вероятности, она представляла еще группу островов. Боспорский или Керченский пролив у Константина называется устьем Меотиды, и действительно его можно так назвать вследствие течения из Азовского моря в Черное. Упомянутый посреди этого пролива низменный остров Атех, конечно, есть не что иное, как часть южной Таманской косы, в те времена еще представлявшая совершенно отдельный остров. Области, лежавшие по восточному берегу Черного моря, то есть Зихия и Авазгия, обозначены верно; но те, которые находились далее внутрь страны, очевидно, в своем взаимном отношении определены только приблизительно, то есть Панагия, Казахия и Алания. Алания будто бы находилась над Кавказом, а Казахия под Кавказом; выходит, что между ними лежал Кавказ. Но тут заключается явная неточность, и можно понять так, что они были разделены какими-либо отрогами Кавказа. Судя по тому, что Алане могли заграждать сообщение Каспийско-Волжским Хазарам с Кавказскими, то есть с Кабардою или Папагией и Казахией, а также затруднять сообщение с Саркелом, надо полагать, что Алане были ограничены той горной областью, в которой обитают предполагаемые их потомки, то есть нынешние Осетины1 .
Нельзя также не обратить внимания на некоторые названия рек с их филологической стороны. Один из рукавов Кубани, именно самый южный, назывался Укрут, а другой рукав и вместе сам пролив именовался Бурлик - эти слова, очевидно, славянские и принадлежали к названиям болгаро-русским. В Каракуле мы узнаем КараИнгуль или Черный (Карий) Ингуль (может быть, то же, что впоследствии Черная Протока); название Хадырь (Cadhr) представляет также славянскую форму. А слово Бал и до сих пор в польском языке означает бревно (у нас в уменьшенной форме балка), если же греческое b произносить как в, то получим другое славянское слово, "вал", которое могло означать первоначально вал или волну, а потом уже и земляную насыпь2 .
В 53-й главе того же сочинения, в главе, посвященной рассказам из истории города Херсона и его борьбы с Боспорскими царями, Константин дает еще следующие подробности о Тмутракани и соседних с ней областях:
"За городом Таматархою находятся многие источники, которые после питья производят сыпь во рту. Также и в Зихии, подле места, называемого Пагис, около Папагии, существует девять источников, производящих сыпь во рту. Но они имеют не одинаковые цвета: один красный, другой, желтый, третий темный. В Зихии, в месте, называемом Папага, по соседству с округом, именуемым Сапакси (Sapaxu), что значит "грязь", есть источник, который также возбуждает сыпь: существует и другой подобный источник в округе, называемом Хамух, по имени своего основателя Хамуха. Это место отстоит от моря на один день конного переезда. В области Дерзинес, подле двух округов, из которых один называется Сапикий (Sapiciou), а другой Епископий (Episcopiou), есть тоже производящий сыпь источник, а также и в области Чиляперт (Tziliapert) в округе Срехя-баракс (Sreciabarax)".
Очевидно, Константин описывает здесь вулканические грязи и источники Таманского полуострова и соседнего Кавказа. Не заметно, однако, чтоб эти источники были известны в то время своими лечебными свойствами, так как Константин знает о них только то, что они для питья не годятся, ибо производят во рту сыпь. Интересны некоторые местные названия, здесь приведенные. Представляем объяснение их знатокам кавказских языков и обратим внимание только на слово Сапакси. (Следующее затем название Сапикиу, может быть, происходит от одного с ним корня.) Предложим вопрос: не есть ли это слово в несколько искаженной передаче славянское сопки, то есть именно вулканы, извергающие из себя грязные потоки? Далее: девять разноцветных источников где-то за Таманским полуостровом на западном конце Кавказа - это число не находится ли в какой-либо связи с названием "Девяти Хазарских климатов" (ta ennea clhmata thV CaVariaV), о которых Константин упоминает в 10-й главе того же сочинения?
Под именем князя варваров, владевшего землей к северу от Дуная, конечно, скрывается князь Киевской Руси, ибо никакой другой владетель подобной земли не мог в то же время иметь области в Крыму и вести там войну с Греками. Но исследователи терялись в догадках о том, кого из известных Киевских князей здесь можно разуметь. Одни предполагали Владимира и его поход на Корсунь. Но это предположение не вероятно. Таврический аноним говорит о нападении только на Климаты и неудачной осаде какой-то из второстепенных греческих крепостей в Крыму, после чего был заключен мир; тогда как поход Владимира окончился взятием Корсуня и крещением князя, а на эти события тут нет никакого намека. Другие думали видеть здесь Святослава, и это предположение имеет за себя уже более вероятности. Русские и византийские источники довольно тесно связывают деятельность Святослава с берегами Киммерийского Боспора, то есть с Крымом и Таманью. По нашей летописи, он воевал с Ясами и Касогами, следовательно, в той же стороне; а договор с Цимисхием обязывает его не нападать на Корсунскую область. Лев Диакон рассказывает, что император Никифор Фока, приглашая Святослава напасть на Дунайских Болгар, отправил к нему патриция Калокира, которого Кедрен называет сыном херсонского начальника, и мы можем догадываться, что сами эти переговоры происходили, вероятно, в Крыму, то есть в русских владениях, соседних с Корсунью. Лев Диакон называет Киммерийский Боспор отечеством Тавроскифов или Святославовых Руссов, говоря, что греческие суда на Дунае отрезали им бегство в ту сторону.
Оставляя за Святославом некоторую вероятность по отношению к помянутому отрывку, мы, однако, думаем, что еще с большей вероятностью можно отнести рассказанное в нем событие к деятельности Святославова отца Игоря. Во-первых, отрывок повествует о порабощении князем варваров союзного и родственного племени; это племя было, конечно, не что иное, как Черные Болгаре, занимавшие восточные прибрежья Крыма; о подчинении же их Киевскому князю впервые упоминается в Игоревом договоре. Во-вторых, тот же договор упоминает и о Корсунской области; следовательно, владения Киевского князя при Игоре вошли в непосредственное с ней соприкосновение, с окончательным подчинением Черных Болгар. В-третьих, в договоре Греки обещают военную помощь Русскому князю, и мы уже говорили, что это, без сомнения, была помощь против общего врага, то есть соседних Хазар. Подтверждение нашему предположению можно найти и в известии Константина Багрянородного, который говорит, что в случае нужды против Хазар можно вооружить или Алан, или Черных Болгар. Недаром же варварский князь, если верить отрывку, легко помирился с греческим начальником и даже щедро наградил его; может быть, хазарские отношения имели тут некоторую долю влияния. В-четвертых, Лев Диакон подтверждает связь Игоревой деятельности с восточной частью Тавриды: он сообщает, что после поражения у берегов Малой Азии Игорь с остатками своего флота бежал в Киммерийский Боспор. Наконец, в-пятых, Игорь является первым Киевским князем, которого по имени знают византийские и западные писатели, и, конечно, потому, что это был князь предприимчивый, властолюбивый и жадный к добыче; он предпринимал дальние походы и заставлял много говорить о себе и о своих Руссах. Жестокость и жадность, высказанные им особенно по отношению к Древлянам и причинившие ему погибель, весьма походят на черты, которыми анонимный отрывок, не без примеси риторики, описывает его образ действия по отношению и к его Таврическим данникам, то есть к Черным Болгарам. Но главное историческое значение его деятельности, конечно, было более важное, нежели разорение и вымогательства; судя по всем данным, этот энергичный князь сильно подвинул вперед объединение Восточно-Славянских племен под властью великого князя Киевского. Он-то и совершил, вероятно, полное подчинение Черных Болгар, так что следующий за ним договор Святослава с Греками (или дошедший до нас отрывок этого договора) уже не упоминает о Черных Болгарах, а говорит прямо о сопредельности русских владений с Корсунской областью.
Но кто были туземцы данного отрывка, несколько зависимые от Греков, а в то же время соседние с князем варваров и подобные ему нравами? Очевидно, это была та часть Черных Болгар, которая обитала около греческих Климатов и находилась под некоторым влиянием Греков, хотя и не успела еще проникнуться большим сочувствием к их обычаям, а сохраняла обычаи, сходные с другой частью того же племени, то есть с Руссо-Болгарским элементом в Тавриде. Мы едва ли будем далеки от истины, если предложим в этих туземцах тот Фульский язык, который во времена Константина и Мефодия хотя исповедовал уже христианскую религию, однако еще поклонялся своему священному дубу и соблюдал прежние языческие обряды. По всей вероятности, и лет 70 спустя, то есть во время Игоря, этот народ еще не далеко ушел в усвоении христианских нравов и все еще по своим понятиям и образу жизни был ближе к своим соплеменникам (также отчасти принявшим крещение), нежели к Грекам или к соседним Готам; последние уже во время Юстиниана I отличались преданностью христианству и были союзниками Греков против Утургуров-Болгар. Малая симпатия к греческому господству и особенно племенное родство с Русью, конечно, увлекли Фульских туземцев на сторону Русского князя в войне с Греками2 . Последние, как известно, старались привлекать на свою сторону соседних варваров, обращая их в христианство или склоняя их подарками. Очень может быть, что греческие интриги между Таврическими Болгарами не остались без влияния на какие-либо их попытки к отпадению от Русских князей, что, в свою очередь, могло послужить поводом к жестокому наказанию и окончательному подчинению этих Болгар, а также и к войне с самими Греками. Во всяком случае склонная к интригам византийская политика, умевшая сеять раздоры между соседями, очень хорошо всем известна. То, что автор отрывка говорит о награждении его областью и о доходах, назначенных в его пользу из собственных земель неприятельского князя, отзывается неточностью донесения, то есть некоторым хвастовством. Конечно, тут надобно разуметь возвращение какого-либо клочка земли, занятого варварами во время войны, и обещание помогать хлебом и скотом, в которых Греки нуждались и которые у варваров были в изобилии. Указание отрывка на доходы неприятельского вождя с собственных земель, конечно лежавших по соседству, свидетельствует, что Русский князь не впервые только пришел и покорил соседнюю страну, но что дело идет именно об усмирении и окончательном подчинении Черных Болгар. А иначе было бы непонятно, о каких доходах идет речь. Конечно, эти доходы, то есть дани с туземного населения Киевскому князю, уже существовали; впрочем, теперь они могли быть увеличены3 .
Таким образом, по нашему мнению, появление Руси на берегах Боспора Киммерийского восходит собственно к первой половине IX века; но окончательное утверждение здесь Киевских князей и распространение их господства на всю восточную часть Таврического полуострова совершилось не ранее эпохи Игоря, то есть приблизительно во второй четверти X века. В это-то время, как надобно полагать, образовалось здесь то русское владение, которое вскоре сделалось известно под именем Тмутраканского княжества. Русское название Тмутракан (позднее сокращенное Тамань), конечно, есть только видоизменение греческого имени Таматарха. А последнее в свою очередь произошло от слитного названия Матарха или Метраха с членом ta. В церковном уставе Льва Философа - следовательно, IX века - в числе архиепископий, подчиненных Константинопольскому патриарху, на 39-м месте упоминается ta Meraca. Константин Багрянородный, у которого впервые встречается слитное название Tamatarca, рядом с ним употребляет и название простое, то есть Matarca. Затем в источниках находим следующие варианты этого названия: в средневековых еврейских надписях - Материка, у Нубийского географа Метреха, у Арабов и Генуэзцев XII века - Матерха, у Рубруквиса - Матрека и Матрага, и пр.
Таким образом, на месте Фанагории древних писателей и Фанагурии Прокопия и Феофана встречается у Константина Багрянородного Таматарха или Матарха. Но в период времени между Феофаном и Константином в странах Азовско-Черноморских совершились довольно важные перемены. Хазарское могущество было сломлено восстаниями некоторых покоренных племен, а также усилиями двух соседних народов, Печенегов и особенно Руссов. Последние своими судовыми походами в Азовское и Каспийское море нанесли сильные удары Хазарскому государству и уничтожили его господство на берегах Киммерийского Боспора, где и основали свою собственную колонию. Печенеги долгое время теснили Хазар с севера и опустошали их области; наконец, стесненные, в свою очередь, союзом Хазар и Узов, они устремились на западную сторону Дона и нахлынули на черноморские степи, занятые дотоле племенами Угров и отчасти Кабаров. Угро-Кабары не выдержали этого нашествия и двинулись далее на запад в Дунайские равнины. Некоторая часть Печенегов осталась в своих прежних жилищах за Доном и Волгой, в соседстве с Команами; но большая часть их орд заняла огромное пространство от нижнего Дуная до нижнего Дона. Византийское правительство с помощью золота и ловкой политики не замедлило воспользоваться этими варварами, чтобы сдерживать своих соседей как на Балканском полуострове, так и в Черноморских владениях, то есть Болгар, Руссов и Хазар. Впрочем, Печенеги служили орудием обоюдоострым, то есть за плату и добычу давали вспомогательные дружины и тем, которые воевали с Греками, например Русским князьям. Этот варварский народ, в свою очередь, внес еще большее разорение и запустение в Черноморские области и расширил там господство степной природы. Он также начал затруднять Днепровской Руси ее связи с берегами Азовского и Черного морей. Но он далеко не отрезал Русь от этих берегов, как отрезали впоследствии более многочисленные и еще более дикие варвары, то есть Половцы и Татары.
Печенеги, между прочим, выгнали Угров и Хазар также из северной, степной, части Крыма и таким образом очутились на этом полуострове соседями греческих областей, то есть Херсона и Климатов. По словам Константина Багрянородного, они даже оказывали услуги Херсонитам в их торговых сношениях с Русью, Хазарией и Зихией, а именно, за условную плату перевозили в Херсонес и обратно разные товары, как-то: рыбу, воск, хлебные запасы, сукна, разные украшения одежды, пряности, дорогие меха и пр. Сами они доставляли Грекам быков, овец, кожи и прочие сырые произведения своего скотоводства.
1 См. Зап. Одесск. Общ., т I. и Описан. Румянц. Музея - Востокова, 689. Житие Стефана Сурожского дошло до нас в списках XV и XVI веков и, очевидно, искажено разными прибавками. Так, князь Русский, нападавший на Сурож, будто прибыл из Новгорода и назывался Бравлин: имя это, как объясняют, переделано позднейшими писателями из прилагательного "бранлив".
2 С христианским элементом у Таврических Болгар можно привести в связь и христианский элемент Игоревой дружины, о которой упоминается в договоре. Этот энергичный и даже жестокий князь, очевидно, отличался терпимостью в отношении к христианам; следовательно, религия не мешала Фульскому народцу вступить с ним в союз.
3 Недавно появилось рассуждение А. А. Куника "О записке Готского топарха" (в XXIV томе Зап. Акад. Наук); так он называет анонимный отрывок, о котором шла сейчас речь. В этом рассуждении достоуважаемый ученый представляет несколько очень дельных соображений, но еще более таких, с которыми нет никакой возможности согласиться. При всей ученой обстановке, то есть при богатстве ссылок на источники, рассуждение страдает выводами, лишенными оснований. Так, г. Куник два разные отрывка, изданные Газом, приписывает одному лицу и считает их автографами самого Готского топарха, хотя на это нет никаких серьезных доказательств. А главное, чтобы решить вопрос о народностях, подразумеваемых в отрывке, надо было прежде произвести точное исследование о том, какие народы в то время обитали в Крыму, и каковы были их взаимные отношения. Так, г. Куник варваров, напавших на Климаты, считает Хазарами, в особенности потому, что они являются тут могущественным народом, хотя в X веке Хазары были уже стеснены в Крыму Печенегами и Русью. Между прочим он считает Алан в числе народцев, сопредельных с Корсунем, а Черных или Кубанских Болгар помещает только на Кубани, хотя о положении Алан на севере от Кавказа, а не в Крыму, ясно говорит Константин Багрянородный, а на соседство Черных Болгар с Корсунской областью, то есть на жительство их в восточной части Крыма, указывает договор Игоря. Климаты, о которых говорится в отрывке, действительно могут быть Готскими; но отсюда еще не следует считать Готами и тех союзных Грекам жителей, которые предались на сторону князя варваров, властвующего к северу от Дуная. Г. Куник идет далее и, связывая два разные отрывка, вместо поездки в стан неприятельского князя заставляет греческого военачальника путешествовать в Киев, единственно на том основании, что этот князь властвовал к северу от Дуная. Но, владея Киевской землей, Русские князья в X веке господствовали и в восточной части Крыма, на что ясно указывают договоры Игоря и Святослава.
----------------------------------------------------------------------
X
Географические известия Константина Багрянородного о Болгаро-Тмутраканском крае. - Девять Хазарских округов. - Русское Тмутраканское княжество и его судьбы
Константин Багрянородный сообщает нам некоторые любопытные географические подробности о Болгаро-Тмутраканской области, а также и вообще о Северном Черноморье.
Вот что говорит он в 42-й главе своего сочинения "Об управлении Империей".
"Пацинакия ограничивает всю Русь и Боспор до самого Херсона, а также до Серета и Прута. Морской берег от Дуная до Днепра (Днестра?) заключает 120 миль (milion - тысяча шагов, следовательно, около нашей версты). Днестр от Днепра отстоит на 80 миль, и этот берег называется Золотым". "От Днепра до Херсо-на 300 миль; по середине встречаются гавань и озера, в которых Херсониты добывают соль. Между Херсоном и Боспором расстояние в 300 миль; тут лежат города Климатов. За Боспором находится устье Меотийского озера, которое по его величине все называют морем; в него впадают многие и великие реки. Так, на севере он имеет Днепр реку, из которой Руссы отправляются в Черную Булгарию, Хазарию и Сирию. Залив Меотиды достигает до Некропил, отстоящих от Днепра на четыре мили, и соединяется с ним там, где древние переплывали море каналом поперек Херсона, Климатов и Боспора на расстоянии тысячи или более миль. Но с течением времени путь этот засыпался и обратился в густой лес, и теперь существуют две дороги, по которым Печенеги отправляются в Херсон, Боспор и Климаты. С восточной стороны Меотийское озеро принимает в себя многие реки, каковы Танаис, который идет от Саркела, и Харакул, в котором ловится рыба берзетик (berxhticon), кроме того - реки Баль, Бурлик, Хадырь и многие другие. Устье Меотиды, изливающееся в Понт, также называется Бурлик; здесь есть город Боспор; а напротив его лежит город, называющийся Таматарха. Это устье простирается на 18 миль, и посреди его находится большой, низменный остров, называемый Атех. От Таматархи на расстоянии 15 или 20 миль есть река, именуемая Укрух, которая отделяет Зихию от (области) Таматархи. Зихия простирается на расстоянии 300 миль от Укруха до реки Никопсис, на которой находится город того же имени. Выше Зихии лежит страна Папагия, выше Папагии Казахия, над Казахией Кавказские горы, позади Кавказа Алания. Морской берег Зихии имеет острова, один большой и три малых, между которыми есть и другие острова, населенные и возделанные Зихами, то есть Турганерх и Чарбагани; кроме того, еще остров при устье реки, и еще около Птелеев; на последний спасаются Зихи во время нападения Аланов. От Зихии, то есть от реки Никопсиса, до города Сотериополя по морскому прибрежью лежит Авазгия на протяжении 300 миль".
Излишне было бы ожидать от подобных известий полной ясности и точности. Очевидно, северные берега Черного моря и особенно страны, лежащие к востоку от Азовского моря, были известны любознательному императору в общих чертах, и только местами он мог сообщить некоторые верные подробности. Наиболее темные и запутанные сведения относятся к какому-то древнему каналу, который шел поперек Херсона, областей и Боспора и потом обратился в густой лес с двумя сухопутными дорогами. Мы предложим следующий вопрос: в этом месте у Константина не скрывается ли отголосок древнейших преданий, вспоминающих о том времени, когда Крым был островом, и когда суда, например из Ольвии, то есть Днепровско-Бугского лимана, могли проходить в Азовское море и следовать до Боспора вдоль северных, а не южных берегов Крыма? А что касается до двух сухопутных дорог, ведущих в Крым из Печенежских степей, то здесь, может быть, подразумеваются Перекопский перешеек и Арбатская стрелка, которая только узким Геническим проливом отделяется от северного берега Азовского моря. Последним путем, как мы замечали, по всей вероятности, происходили сухопутные сообщения Днепровской Руси с Тмутраканской областью, и, конечно, им пользовались в особенности при движении конницы. Далее из слов Константина можно понять, что сам Днепр как бы соединялся (каким-то протоком) с Азовским морем, и Русь ходила этой дорогой на судах в Черную Болгарию; Хазарию и Сирию. В этом представлении, повторяем, заключается подтверждение того, что действительно между Днепром и Азовским морем существовало водное сообщение посредством Самары, Миуса и их притоков, при небольшом волоке. Что касается до рек, впадающих в Азовское море с восточной стороны, то опять повторяем, под Харакулем можно разуметь северный рукав Кубани или так называемую Черную Протоку, Бал, Бурлик и Хадырь, по всей вероятности, суть не что иное, как другие рукава той же реки или протоки, наполнявшие Кубанскую дельту. Не забудем, что в X веке Тамань имела несколько иной вид, нежели в настоящее время: некоторые протоки заволокло песком и землей, другие, вследствие засыпавшегося устья, обратились во внутренние лиманы; таким образом Кубанская дельта получила характер полуострова. Но в X веке, по всей вероятности, она представляла еще группу островов. Боспорский или Керченский пролив у Константина называется устьем Меотиды, и действительно его можно так назвать вследствие течения из Азовского моря в Черное. Упомянутый посреди этого пролива низменный остров Атех, конечно, есть не что иное, как часть южной Таманской косы, в те времена еще представлявшая совершенно отдельный остров. Области, лежавшие по восточному берегу Черного моря, то есть Зихия и Авазгия, обозначены верно; но те, которые находились далее внутрь страны, очевидно, в своем взаимном отношении определены только приблизительно, то есть Панагия, Казахия и Алания. Алания будто бы находилась над Кавказом, а Казахия под Кавказом; выходит, что между ними лежал Кавказ. Но тут заключается явная неточность, и можно понять так, что они были разделены какими-либо отрогами Кавказа. Судя по тому, что Алане могли заграждать сообщение Каспийско-Волжским Хазарам с Кавказскими, то есть с Кабардою или Папагией и Казахией, а также затруднять сообщение с Саркелом, надо полагать, что Алане были ограничены той горной областью, в которой обитают предполагаемые их потомки, то есть нынешние Осетины1 .
Нельзя также не обратить внимания на некоторые названия рек с их филологической стороны. Один из рукавов Кубани, именно самый южный, назывался Укрут, а другой рукав и вместе сам пролив именовался Бурлик - эти слова, очевидно, славянские и принадлежали к названиям болгаро-русским. В Каракуле мы узнаем КараИнгуль или Черный (Карий) Ингуль (может быть, то же, что впоследствии Черная Протока); название Хадырь (Cadhr) представляет также славянскую форму. А слово Бал и до сих пор в польском языке означает бревно (у нас в уменьшенной форме балка), если же греческое b произносить как в, то получим другое славянское слово, "вал", которое могло означать первоначально вал или волну, а потом уже и земляную насыпь2 .
В 53-й главе того же сочинения, в главе, посвященной рассказам из истории города Херсона и его борьбы с Боспорскими царями, Константин дает еще следующие подробности о Тмутракани и соседних с ней областях:
"За городом Таматархою находятся многие источники, которые после питья производят сыпь во рту. Также и в Зихии, подле места, называемого Пагис, около Папагии, существует девять источников, производящих сыпь во рту. Но они имеют не одинаковые цвета: один красный, другой, желтый, третий темный. В Зихии, в месте, называемом Папага, по соседству с округом, именуемым Сапакси (Sapaxu), что значит "грязь", есть источник, который также возбуждает сыпь: существует и другой подобный источник в округе, называемом Хамух, по имени своего основателя Хамуха. Это место отстоит от моря на один день конного переезда. В области Дерзинес, подле двух округов, из которых один называется Сапикий (Sapiciou), а другой Епископий (Episcopiou), есть тоже производящий сыпь источник, а также и в области Чиляперт (Tziliapert) в округе Срехя-баракс (Sreciabarax)".
Очевидно, Константин описывает здесь вулканические грязи и источники Таманского полуострова и соседнего Кавказа. Не заметно, однако, чтоб эти источники были известны в то время своими лечебными свойствами, так как Константин знает о них только то, что они для питья не годятся, ибо производят во рту сыпь. Интересны некоторые местные названия, здесь приведенные. Представляем объяснение их знатокам кавказских языков и обратим внимание только на слово Сапакси. (Следующее затем название Сапикиу, может быть, происходит от одного с ним корня.) Предложим вопрос: не есть ли это слово в несколько искаженной передаче славянское сопки, то есть именно вулканы, извергающие из себя грязные потоки? Далее: девять разноцветных источников где-то за Таманским полуостровом на западном конце Кавказа - это число не находится ли в какой-либо связи с названием "Девяти Хазарских климатов" (ta ennea clhmata thV CaVariaV), о которых Константин упоминает в 10-й главе того же сочинения?