Страница:
Историческая наука для объяснения первоначальной истории какой-нибудь нации или собственно государства, - так как вне государства доныне не развивалась ни одна нация, - доселе должна была ограничиваться обыкновенно разного рода сказаниями, более или менее недостоверными, или какими-нибудь неясными намеками у разных писателей. Начало народов и государств почти всегда бывает покрыто так называемым "мраком неизвестности", разумеется, за исключением немногих позднейших государственных организмов; но и те при ближайшем рассмотрении оказываются только позднейшими наслоениями, а не совсем новыми организмами. Я хочу сказать, что обыкновенные исторические источники не дают нам возможности подвергнуть микроскопическому наблюдению ту человеческую клеточку, из которой развился быт общественный, из которой развились государственные или национальные организмы. Отсюда сама собою вытекает необходимость обратиться к наблюдениям над различными проявлениями общественного быта у первобытных народов, живущих в наше время; ибо общие законы человеческого развития одни и те же у всех племен и народов; они могут быть осложняемы влиянием разнообразных условий, как местных географических, так и собственно антропологических, но и эти влияния в свою очередь совершаются также по известным законам. Если масса путешественников, быто- и нравоописателей все еще дает мало материала для той цели, о которой я говорю, то и это обстоятельство, помоему мнению, является вполне естественным. Путешественник замечает, конечно, то, что прежде всего бросается ему в глаза, что особенно для него доступно. Тут на первом плане наружность обитателей, их костюмы, жилища и т. п. Мимоходом он, пожалуй, заметит несколько обычаев или кое-какие черты нравов, также бросившиеся ему в глаза, кое-какие черты религии, жертвоприношения и т. п. Но ему некогда, - да обыкновенно он и не подготовлен, он не знает местного языка, - для того, чтобы всмотреться в социальные условия первобытного племени, чтобы подвергнуть тщательному наблюдению не только его верования и семейные отношения, но и те начала, на которых существует сама общественная связь в данном племени, в особенности подвергнуть наблюдению те авторитеты или власти, которые служат главными элементами и представителями общественного быта. Равным образом весьма редко можно встретить, чтобы путешественник делал обстоятельные заметки о характере землевладения, о проявлении сословных форм, о характере общественного суда, о средствах обороны, об отношениях к соседям и т. п. А между тем в наше время уже не легко находить, не говоря о Европе, даже и в Азии те именно первобытные народы, которые могут служить для указанной мною цели: в этой части света почти всякий народ входит в какое-нибудь большое государство и, следовательно, уже не представляет в чистоте той общественной формы и в особенности той общественной власти, какие можно встретить у народов самобытных. Наиболее соответствующий для этой цели материал можно найти между народами Австралии и Внутренней Африки. В особенности в последней, судя по известиям новейших путешественников, можно встретить и наблюдать все ступени, первобытные, переходные и более высшие, относительно общественных или государственных форм, начиная с их зародыша и кончая некоторыми довольно обширными монархиями. К сожалению, наиболее знаменитые из последних путешественников, от Ливингстона до Станлея включительно, не дают ответа на те именно вопросы, которые относятся к этой области человековедения. Мы пока имеем дело собственно с открытиями географическими и отчасти промышленными. В особенности смелые британские путешественники, проникающие в глубь материка, в наше время преследуют уже более практическую цель: открытие новых рынков для своей промышленности. Если на розыскания и наблюдения над разными ступенями общественного и государственного быта у народов Внутренней Африки будет хотя вполовину потрачено столько усилий и энергии, сколько их употреблено было, например, на открытие источников Нила, то бесспорно мы получим богатый научный материал для уяснения тех законов, по которым зарождаются и развиваются формы государственного быта. Этот важный вопрос еще в классическом мире привлекал внимание некоторых великих умов.
Так, знаменитый Аристотель в известном сочинении о политике заметил, что "человек по своей природе есть животное самое общественное". Тут же он высказал взгляд и на происхождение государства из семьи. Этот взгляд держался до наших времен. Объяснение показалось так просто и естественно: семья разрослась в род или племя, которое в свою очередь превратилось в государство, причем глава семьи или рода сделался общим главою, т. е. государем. Это так называемая патриархальная теория. Но в настоящее время такая, повидимому, простая теория уже не может иметь научного значения. Самая первобытная семья является для нас вопросом. Между прочим, не одна политика, но и филология в наше время потерпела неудачу на этом вопросе. Известно, что некоторые представители науки сравнительной филологии, с Максом Мюллером во главе, попытались было восстановить быт арийских народов на основании языка, и именно тех слов, которые оказались общими, т. е. сохранившими общий свой корень у всех или у большинства этих народов. Тут на первом плане явились названия разных членов семьи, и они получили любопытное этимологическое толкование. Например: отец значит питатель или покровитель, мать - производительница, брат- помощник, сестра- утеха, дочьдоительница и т. д. Таким образом, явилась следующая картина первобытного семейного быта арийцев: отец - питает и охраняет семью, мать рождает детей, брат помогает в работах сестре, сестра служит для него утешительницею, дочь занимается доением коров и т. п. Но увы, эта картина первобытного семейного счастия, эта идиллия, просуществовала очень недолго в нашем воображении; так как дальнейшие более тщательные разыскания над первоначальным бытом арийцев совершенно не подтвердили ее. Не говоря уже о несостоятельности таких идиллических отношений в тот суровый дикий период, явился вопрос: что прежде существовало - семья в полном, то есть настоящем нашем значении этого слова, или факты языка, сюда относящиеся? Очевидно, язык, т. е. имена и названия, которые прилагались к разным членам семьи, сложились прежде, чем сложилась вполне самая семья, и, следовательно, значение их совсем не то, которое я сейчас привел. Теперь некоторые ученые предполагают, и довольно основательно, что началом новой семьи в первобытном состоянии была мать, а не отец, т. е. что дети в этом состоянии знали свою мать, но еще не знали отца.
Если обратимся к тому предположению, что из семьи выросло государство, то и здесь повторяется тот же результат и также падают разные искусственные теории о происхождении общественной жизни. Одним из представителей этих теорий явился и Фюстель де Куланж в своей книге La cite antique. Семья в нашем значении представляет уже высшую или более развитую степень, нежели племя. Племя нарождалось прежде, чем выработалась семья, а государство уже образовалось из племени. Но этой высшей степени, т. е. государства, достигли и достигают не все первобытные племена; некоторые из них так и остаются на племенной ступени. Для государственных форм нужны соответственные качества и условия. Разъяснение этих качеств, как я полагаю, и составляет задачу сравнительной этнологии, т. е. антропологии и этнографии вместе взятых; но для этой цели прежде всего нужно систематическое собирание подходящего сюда материала.
Кроме упомянутого воззрения Аристотеля, в древности можно встретить и другие, еще менее состоятельные, взгляды на происхождение государств. Эти взгляды являются не в виде отвлеченной теории, как у Аристотеля, а в форме легенд и преданий, повествующих о начале некоторых великих монархий древнего мира. Для примера напомню вам о том предании, какое сообщает Геродот относительно происхождения Мидийского царства. Мидяне, удручаемые внутренними распрями и неурядицами, пришли к мысли выбрать себе судию, который бы разбирал их взаимные ссоры и водворил бы между ними спокойствие и порядок. Выбрали Дейока, и он сделался их царем. Такие басни совершенно естественны в устах древних писателей. Но удивительно то, что и в наше время научной критики возможна еще между учеными вера в такую басню, по которой различные племена, тоже удручаемые внутренними неурядицами, взяли да и выписали из-за моря себе господ, а последние пришли и в несколько лет состроили одно очень большое государство. Ясно, следовательно, как еще наука сравнительной этнологии мало развита и как еще мало распространено убеждение в том, что происхождение и развитие форм государственного быта или государственного организма подчинены таким же непреложным естественным законам, как и всякая жизнь, всякий живой организм. Напомню также вам об известном споре между представителями родового и общинного быта, т. е. споре о том, в каком быте находились наши предки в начальную эпоху своей истории. В настоящее время этот спор уже теряет под собою почву, во-первых, потому, что упраздняется самый факт, его вызвавший, а во-вторых, потому, что слова "родовой быт" и "общинный быт" не дают определенного понятия о действительном быте наших предков в древнюю эпоху. Если посмотреть на него с одной стороны, то, пожалуй, он окажется родовым, а если подойти с другой, то увидим несомненные черты общинного. Вопрос о данной эпохе, по моему крайнему разумению, должен быть поставлен совершенно иначе, и если спрашивать, в каком быте состояли наши предки в первой половине IX века, то вопрос должен относиться к следующим двум формам быта: племенному и государственному. Лично я уже ответил на этот вопрос относительно наших предков. В настоящую же минуту желаю обратить ваше внимание именно на то обстоятельство, что, по моему крайнему разумению, можно признать только две главных ступени в развитии человеческого общества, первая первобытная ступень - это племя, а вторая дальнейшая - это государство. Разумеется, затем и самые формы племенного и государственного быта в свою очередь распадаются на многие и весьма разнообразные ступени: но это уже будет дальнейшее развитие вопроса. Прежде всего, надобно установить главные рубрики, главные положения. Самое главное мое положение состоит в том, что государство происходит из племени. Напрасно было бы облекать это происхождение каким-либо мирным, а тем менее идиллическим характером. Нет, в основе государственного быта всегда лежит борьба племен: обыкновенно наиболее крепкое, наиболее сильное из них одолевает другие и занимает господствующее положение; а во время этой борьбы выдвигаются предводители и вырабатывается власть, которая потом получает государственное, т. е. правительственное значение. Вот в общих чертах то положение, к которому, по моему мнению, приходит наука в наше время по отношению к вопросу о происхождении государственного быта.
Относительно борьбы племен, из которой возникают формы государственного быта, необходимо заметить, что племя, достигающее господствующего положения над другими племенами, обыкновенно превосходит их и физическими, и умственными качествами. В действительности, однако, это общее правило сильно усложняется и видоизменяется вследствие различных условий и обстоятельств. Из своих историко-этнографических наблюдений я пришел к такому выводу, что только те племена достигают государственного быта, которые одарены мужеством, воинственным и предприимчивым характером, а главное - способностью к организации, т. е. к сосредоточению своих сил, к дисциплине и к некоторому, так сказать, политическому творчеству. Есть целые семьи народов, которые отмечены как бы неспособностью к развитию государственных форм. В нашей истории таковыми являются народы финской семьи. Из них мы заметили одно исключение - это мадьяры; но происхождение Мадьярского государства составляет еще вопрос: есть поводы думать, что тут действовала иная, не финская народность, которая и послужила ядром при образовании государственного быта у этого племени, но какое это племя, еще не решено. С другой стороны, история представляет нам примеры воинственных народов, которые бывали грозою своих соседей, однако не основали собственного государства и со временем подчинились чуждой власти. Русская история представляет примеры тому в ятвягах, печенегах, половцах и наконец черкесах. Следовательно, способность к политической организации, к общественной дисциплине составляет главное условие, чтобы быть народом государственным и потом уже народом культурным; ибо история не знает культурных народов вне государственных форм. У всякого народа обыкновенно успехи культуры идут рядом или за развитием государственности. Есть, однако, примеры, что народ или племя основало государство и даже большое государство, а все-таки не сделалось племенем культурным. Такая черта относится вообще к народам Урало-алтайской семьи. Помянутые мадьяры не делают отсюда исключения, а ярким тому примером служат турко-османы в наше время и монголо-татары в средние века.
Я сказал, что господствующее государственное племя обыкновенно отличается превосходством умственных и физических качеств; но это правило в действительности нередко видоизменяется. Можно указать такие случаи, когда племя подчиняет себе другие племена, и физически более сильные и умственно более одаренные. Разительный тому пример представляют те же монголо-татары. Они основали огромную империю, покорив некоторые арийские народы, более их многочисленные и более их одаренные умственными и физическими силами. Об умственном первенстве над ними белой расы нечего и говорить, но любопытно, что и физически они были слабее, о чем ясно свидетельствует современник той эпохи и очевидец монгольской орды, итальянский монах Плано Карпини. Между прочим, он рассказывает следующий факт. Однажды два христианина из Грузии, бывшие в татарском стане, шутя стали бороться с двумя татарами и обоих повалили на землю. Увидя это, толпа татар с яростью бросилась на грузин и страшно их изуродовала. С помощью своего строгого объединения и искусной по тому времени воинской тактики, монголо-татары покорили многие народы и основали огромную империю или собственно целый ряд новых государств; но, не имея высших, культурных свойств, они не удержались на завоеванной ими высоте и кончили все-таки тем, что по большей части подчинились другим, более развитым народам.
Вообще все более и более чувствуется потребность для объяснения разных сторон исторической жизни обращаться к племенному типу, к племенным особенностям. Чтобы указать нам тому наглядные примеры, напомню по этому поводу Бокля с его историей цивилизации. Известно, что некоторое время он пользовался чрезвычайным успехом в русской читающей публике; но достоинства его труда не вполне соответствовали этому успеху и потому не упрочили за ним большого значения в науке. Например, помнится мне, какими мрачными красками он изображал влияние католического духовенства на ход испанской цивилизации и почти все темные ее стороны приписывал этому влиянию. Но ему не пришел в голову простой вопрос: да откуда же взялось там влияние духовенства и почему у одного народа оно выражается таким, у иного другим образом? Он не догадался прежде всего рассмотреть самый тип Испанской народности, ее составные и преобладающие в ней элементы, и здесь именно искать разъяснения многих сторон ее истории. Ему также не пришел в голову другой простой вопрос: отчего в Англии католицизм легко заменился протестантизмом, а в Ирландии, напротив, упорно удержался? Для объяснения такого явления надобно было опять обратиться к различию рас: Тевтонской и Кельтической. В параллель этому явлению мы можем указать на Польско-Литовскую Речь Посполитую; там протестантизм некоторое время имел большой успех и, однако, иезуиты легко с этим справились. Но отчего же они не справились с ним в большей части Германии? Можно объяснять подобные явления разными условиями и обстоятельствами, но главное между ними место принадлежит племенным свойствам. Если продолжать параллель, то увидим, что также не случайно турецкие народы большей частью сделались мусульманскими, а монгольские буддистами. Между турками рано распространились начатки христианства, и, однако, они легко уступили место другой религии. Как в христианском мире протестантизм, католицизм и православие утвердились в связи с племенными особенностями, так и в мусульманском мире раскол на суннитов и шиитов развился в связи с племенными свойствами турок и персов. Если от религиозных форм перейдем к формам правления, точно так же везде мы найдем в их развитии тесную связь с племенным типом. Разумеется, сюда не подходят те случаи, где церковные или политические формы введены силою извне.
Наука сравнительной археологии, как известно, выработала теорию, впрочем далеко еще не установившуюся, о постепенном развитии человеческого быта в связи с орудиями, домашними и военными, теорию, выраженную тремя периодами или веками: каменным, бронзовым и железным. Считаю не лишним заметить, что эти периоды нередко совпадают с указанными мною периодами в развитии быта общественного. Однако не всегда первобытные, т. е. каменные, орудия соответствуют племенному быту, а употребление железных орудий не доказывает непременного присутствия государственных форм.
Например, европейцы, открыв Америку, нашли тут уже большие государства с довольно развитой цивилизацией, но без употребления железных орудий. Конечно, не в одно наше время кровью и железом созидалось политическое могущество; но, как вы видите, нельзя сказать, чтобы железо во все времена участвовало в этом созидании: его заменяли когда-то камень и бронза. Только кровь человеческая всегда лилась при этом обильными потоками, и ничто ее не заменяло. Что касается до наблюдений над разными формами общественного быта у современных народов, то в этом отношении я и хотел высказать перед вами свое желание, чтобы и наши русские путешественники, этнографы и антропологи, по возможности уделяли часть своего времени наблюдениям над указанными мною сторонами, которые можно назвать общим именем политических сторон. Многие материалы для подобных наблюдений все-таки можно найти как в самых пределах нашего отечества, так и в соседних странах Азии, хотя бы и у народов не вполне самобытных. Позволю себе по этому поводу напомнить, что в настоящее время мы имеем русского наблюдателя над первобытными народами в одном из самых подходящих для того пунктов Земного Шара. (Я говорю о Миклухо-Маклае; но признаюсь, для меня пока не ясно, что такое именно он наблюдает, какие преследует задачи и цели.) Наконец надобно еще прибавить, что для тех наблюдений, о которых идет речь, требуется все-таки некоторая подготовка, некоторая зрелость мысли и прежде всего самое объективное, самое беспристрастное отношение к делу. Если и между учеными могут еще возникать споры по отношению к вопросу о происхождении государственного быта, то можно ли требовать, чтобы в массе общества были уже распространены на этот счет ясные, твердые взгляды. Если думают, что великое государство может быть легко и скоро построено, то отсюда недалеко до умозаключения, что оно так же легко и скоро может быть разрушено. А между тем и то, и другое положение было бы в высшей степени неверно и легкомысленно. Следовательно, с какой стороны ни посмотрите на выраженное мною желание, надеюсь, вы признаете, что наше настоящее ученое собрание не найдет его излишним и согласится с тем, что для верных и точных выводов о происхождении и развитии государственного быта нам нужны систематические и тщательные наблюдения, нужно содействие различных наук. Отсюда, повторяю, очень было бы желательно, чтобы русские путешественники, русские антропологи и этнологи, по возможности подвергали внимательному наблюдению у разных народов и те черты быта, в которых выражается сторона общественно-политическая, т. е. зародыши власти военной, судебной и административной, а также характер землевладения, родственных отношений и т. к.
1 Читано в публичном заседании ученого съезда при Московской Антропологической выставке, в апреле 1879 года, и напечатано в изданиях Московского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии.
IV
Еще о происхождении Руси1
Куник: "Известия Аль-Бекри и других авторов о Руси и Славянах", Спб. 1878. - Соловьев: "Начала Русской земли" ("Сборник государств, знаний" Т. IV и VII. Спб. 1877-1879).- . Gotha. 1879. Новые данные и новые соображения о происхождении легенды и ее первоначальном тексте.
Уже несколько лет прошло со времени моих ответов поборникам норманистской теории по вопросу о происхождении Русского государства. С того времени накопилось порядочное количество новых книжек, статей и заметок, направленных на поддержку и подпору этой совершенно расшатанной теории. Приведенные выше заглавия представляют наиболее видные попытки в данном смысле.
Во-первых, А. А. Куник. В приложении к XXII тому "Записок Академии наук" помещены отрывки из арабского географа Ал-Бекри, жившего в XI веке, отрывки, заключающие некоторые известия о славянских народах. Главным источником его в этом случае явилась записка испанского еврея Ибрагима Ибн-Якуба, по-видимому жившего в X веке и посетившего некоторые страны Южной и Средней Европы. Отрывки эти снабжены здесь русским переводом барона Розена. А. А. Куник в последнее время, очевидно, сделал своею задачею снабжать комментариями издания петербургских ориенталистов, касающиеся арабских известий о древних руссах и славянах. Первый пример тому мы видели в издании Б.А.Дорна "Каспий" (см. выше: "Ответ А. А. Кунику"). Второй пример является в данном случае. Означенные комментарии имеют специальною своею целью подкрепить норманофильскую теорию средневековыми арабскими писателями, и для достижения этой цели делаются усилия, можно сказать невероятные (т. е. невероятные в логическом смысле). Поистине надобно удивляться тем приемам, с помощью которых автор комментариев сумел прицепить к известиям Ал-Бекри татарство болгар и норманство Руси. Ничего подходящего к тому в этих известиях нет. Болгар они прямо толкуют как племя славянское; тем не менее г. Куник приложил к своим комментариям собственное "Розыскание о родстве Хагано-Болгар с Чувашами по Славяно-Болгарскому именику". В каком роде составлено это розыскание, мы уже имели случай высказать наше мнение. (См. выше: "К вопросу о болгарах".) Теперь перейдем к тому, что в данной брошюре говорится о Руси.
Ибрагим Ибн-Якуб сообщает о руссах очень немногое; он упоминает о них вскользь и, очевидно, имеет о Восточной Европе весьма скудные и сбивчивые сведения; тогда как он в качестве испанского еврея кое-что знает о славянах западных и южных. Например, он знает о существовании больших славянских городов Праги и Кракова; но самое имя Киева ему неизвестно. О руссах он говорит, что они живут на восток от Мшки (Мешко, князь польский), т. е. от поляков, что они и славяне приходят из Кракова с товарами в Прагу, что они с запада нападают на кораблях на Брусов (пруссов) и что на запад от них находится город женщин. Далее, он замечает, что из земли славян товары доходят морем и сушею до земли русов и до Константинополя, и что главнейшие племена севера говорят по-славянски, потому что смешались с ними, например Ал-Тршин (?) и Анклий (?), и Баджакия (печенеги), и русы, и хазарь. Вот все, что Ибрагим сообщает о руссах. Кажется, норманизм тут ни при чем. Тем не менее г. Куник удивлен его "правильным взглядом на отношения Руси к восточным славянам" (68). В одном месте Ибрагим заметил, что "племена севера завладели некоторыми из славян и обитают по сие время между ними" (46). Почтенный академик не сомневается, что под племенами севера тут разумеются не кто другие, как Норманны и что они-то именно смешались со славянами и приняли их язык. Ему "из сообщаемых сведений ясно видно, что в то время ославянение Руси делало большие успехи, хотя не было еще вполне совершившимся фактом, вследствие постоянного притока из-за моря новых масс норманнов" (71). Правда, тут представляется некоторое затруднение по поводу печенегов и хазар, которые тоже являются говорящими по-славянски; но эта неточность якобы не мешает испанскому еврею быть замечательно точным по отношению к руси-норманнам. Кстати, и Дитмар говорит, что население Киева еще в 1018 г. большею частью состояло из быстрых Данов 2 ; "приток же норманов в России прекратился только" после Ярослава (107). Академик не замечает того, что, объясняя таким образом известия Ибрагима, он окончательно запутывает дело. Как. же это: в X и XI вв. все притекали в Россию массы норманнов-руси, еще в 1018 году большинство киевских жителей состояло из датчан, а между тем в половине X века (приблизительно когда писал Ибрагим) Русь уже говорила по-славянски?
Так, знаменитый Аристотель в известном сочинении о политике заметил, что "человек по своей природе есть животное самое общественное". Тут же он высказал взгляд и на происхождение государства из семьи. Этот взгляд держался до наших времен. Объяснение показалось так просто и естественно: семья разрослась в род или племя, которое в свою очередь превратилось в государство, причем глава семьи или рода сделался общим главою, т. е. государем. Это так называемая патриархальная теория. Но в настоящее время такая, повидимому, простая теория уже не может иметь научного значения. Самая первобытная семья является для нас вопросом. Между прочим, не одна политика, но и филология в наше время потерпела неудачу на этом вопросе. Известно, что некоторые представители науки сравнительной филологии, с Максом Мюллером во главе, попытались было восстановить быт арийских народов на основании языка, и именно тех слов, которые оказались общими, т. е. сохранившими общий свой корень у всех или у большинства этих народов. Тут на первом плане явились названия разных членов семьи, и они получили любопытное этимологическое толкование. Например: отец значит питатель или покровитель, мать - производительница, брат- помощник, сестра- утеха, дочьдоительница и т. д. Таким образом, явилась следующая картина первобытного семейного быта арийцев: отец - питает и охраняет семью, мать рождает детей, брат помогает в работах сестре, сестра служит для него утешительницею, дочь занимается доением коров и т. п. Но увы, эта картина первобытного семейного счастия, эта идиллия, просуществовала очень недолго в нашем воображении; так как дальнейшие более тщательные разыскания над первоначальным бытом арийцев совершенно не подтвердили ее. Не говоря уже о несостоятельности таких идиллических отношений в тот суровый дикий период, явился вопрос: что прежде существовало - семья в полном, то есть настоящем нашем значении этого слова, или факты языка, сюда относящиеся? Очевидно, язык, т. е. имена и названия, которые прилагались к разным членам семьи, сложились прежде, чем сложилась вполне самая семья, и, следовательно, значение их совсем не то, которое я сейчас привел. Теперь некоторые ученые предполагают, и довольно основательно, что началом новой семьи в первобытном состоянии была мать, а не отец, т. е. что дети в этом состоянии знали свою мать, но еще не знали отца.
Если обратимся к тому предположению, что из семьи выросло государство, то и здесь повторяется тот же результат и также падают разные искусственные теории о происхождении общественной жизни. Одним из представителей этих теорий явился и Фюстель де Куланж в своей книге La cite antique. Семья в нашем значении представляет уже высшую или более развитую степень, нежели племя. Племя нарождалось прежде, чем выработалась семья, а государство уже образовалось из племени. Но этой высшей степени, т. е. государства, достигли и достигают не все первобытные племена; некоторые из них так и остаются на племенной ступени. Для государственных форм нужны соответственные качества и условия. Разъяснение этих качеств, как я полагаю, и составляет задачу сравнительной этнологии, т. е. антропологии и этнографии вместе взятых; но для этой цели прежде всего нужно систематическое собирание подходящего сюда материала.
Кроме упомянутого воззрения Аристотеля, в древности можно встретить и другие, еще менее состоятельные, взгляды на происхождение государств. Эти взгляды являются не в виде отвлеченной теории, как у Аристотеля, а в форме легенд и преданий, повествующих о начале некоторых великих монархий древнего мира. Для примера напомню вам о том предании, какое сообщает Геродот относительно происхождения Мидийского царства. Мидяне, удручаемые внутренними распрями и неурядицами, пришли к мысли выбрать себе судию, который бы разбирал их взаимные ссоры и водворил бы между ними спокойствие и порядок. Выбрали Дейока, и он сделался их царем. Такие басни совершенно естественны в устах древних писателей. Но удивительно то, что и в наше время научной критики возможна еще между учеными вера в такую басню, по которой различные племена, тоже удручаемые внутренними неурядицами, взяли да и выписали из-за моря себе господ, а последние пришли и в несколько лет состроили одно очень большое государство. Ясно, следовательно, как еще наука сравнительной этнологии мало развита и как еще мало распространено убеждение в том, что происхождение и развитие форм государственного быта или государственного организма подчинены таким же непреложным естественным законам, как и всякая жизнь, всякий живой организм. Напомню также вам об известном споре между представителями родового и общинного быта, т. е. споре о том, в каком быте находились наши предки в начальную эпоху своей истории. В настоящее время этот спор уже теряет под собою почву, во-первых, потому, что упраздняется самый факт, его вызвавший, а во-вторых, потому, что слова "родовой быт" и "общинный быт" не дают определенного понятия о действительном быте наших предков в древнюю эпоху. Если посмотреть на него с одной стороны, то, пожалуй, он окажется родовым, а если подойти с другой, то увидим несомненные черты общинного. Вопрос о данной эпохе, по моему крайнему разумению, должен быть поставлен совершенно иначе, и если спрашивать, в каком быте состояли наши предки в первой половине IX века, то вопрос должен относиться к следующим двум формам быта: племенному и государственному. Лично я уже ответил на этот вопрос относительно наших предков. В настоящую же минуту желаю обратить ваше внимание именно на то обстоятельство, что, по моему крайнему разумению, можно признать только две главных ступени в развитии человеческого общества, первая первобытная ступень - это племя, а вторая дальнейшая - это государство. Разумеется, затем и самые формы племенного и государственного быта в свою очередь распадаются на многие и весьма разнообразные ступени: но это уже будет дальнейшее развитие вопроса. Прежде всего, надобно установить главные рубрики, главные положения. Самое главное мое положение состоит в том, что государство происходит из племени. Напрасно было бы облекать это происхождение каким-либо мирным, а тем менее идиллическим характером. Нет, в основе государственного быта всегда лежит борьба племен: обыкновенно наиболее крепкое, наиболее сильное из них одолевает другие и занимает господствующее положение; а во время этой борьбы выдвигаются предводители и вырабатывается власть, которая потом получает государственное, т. е. правительственное значение. Вот в общих чертах то положение, к которому, по моему мнению, приходит наука в наше время по отношению к вопросу о происхождении государственного быта.
Относительно борьбы племен, из которой возникают формы государственного быта, необходимо заметить, что племя, достигающее господствующего положения над другими племенами, обыкновенно превосходит их и физическими, и умственными качествами. В действительности, однако, это общее правило сильно усложняется и видоизменяется вследствие различных условий и обстоятельств. Из своих историко-этнографических наблюдений я пришел к такому выводу, что только те племена достигают государственного быта, которые одарены мужеством, воинственным и предприимчивым характером, а главное - способностью к организации, т. е. к сосредоточению своих сил, к дисциплине и к некоторому, так сказать, политическому творчеству. Есть целые семьи народов, которые отмечены как бы неспособностью к развитию государственных форм. В нашей истории таковыми являются народы финской семьи. Из них мы заметили одно исключение - это мадьяры; но происхождение Мадьярского государства составляет еще вопрос: есть поводы думать, что тут действовала иная, не финская народность, которая и послужила ядром при образовании государственного быта у этого племени, но какое это племя, еще не решено. С другой стороны, история представляет нам примеры воинственных народов, которые бывали грозою своих соседей, однако не основали собственного государства и со временем подчинились чуждой власти. Русская история представляет примеры тому в ятвягах, печенегах, половцах и наконец черкесах. Следовательно, способность к политической организации, к общественной дисциплине составляет главное условие, чтобы быть народом государственным и потом уже народом культурным; ибо история не знает культурных народов вне государственных форм. У всякого народа обыкновенно успехи культуры идут рядом или за развитием государственности. Есть, однако, примеры, что народ или племя основало государство и даже большое государство, а все-таки не сделалось племенем культурным. Такая черта относится вообще к народам Урало-алтайской семьи. Помянутые мадьяры не делают отсюда исключения, а ярким тому примером служат турко-османы в наше время и монголо-татары в средние века.
Я сказал, что господствующее государственное племя обыкновенно отличается превосходством умственных и физических качеств; но это правило в действительности нередко видоизменяется. Можно указать такие случаи, когда племя подчиняет себе другие племена, и физически более сильные и умственно более одаренные. Разительный тому пример представляют те же монголо-татары. Они основали огромную империю, покорив некоторые арийские народы, более их многочисленные и более их одаренные умственными и физическими силами. Об умственном первенстве над ними белой расы нечего и говорить, но любопытно, что и физически они были слабее, о чем ясно свидетельствует современник той эпохи и очевидец монгольской орды, итальянский монах Плано Карпини. Между прочим, он рассказывает следующий факт. Однажды два христианина из Грузии, бывшие в татарском стане, шутя стали бороться с двумя татарами и обоих повалили на землю. Увидя это, толпа татар с яростью бросилась на грузин и страшно их изуродовала. С помощью своего строгого объединения и искусной по тому времени воинской тактики, монголо-татары покорили многие народы и основали огромную империю или собственно целый ряд новых государств; но, не имея высших, культурных свойств, они не удержались на завоеванной ими высоте и кончили все-таки тем, что по большей части подчинились другим, более развитым народам.
Вообще все более и более чувствуется потребность для объяснения разных сторон исторической жизни обращаться к племенному типу, к племенным особенностям. Чтобы указать нам тому наглядные примеры, напомню по этому поводу Бокля с его историей цивилизации. Известно, что некоторое время он пользовался чрезвычайным успехом в русской читающей публике; но достоинства его труда не вполне соответствовали этому успеху и потому не упрочили за ним большого значения в науке. Например, помнится мне, какими мрачными красками он изображал влияние католического духовенства на ход испанской цивилизации и почти все темные ее стороны приписывал этому влиянию. Но ему не пришел в голову простой вопрос: да откуда же взялось там влияние духовенства и почему у одного народа оно выражается таким, у иного другим образом? Он не догадался прежде всего рассмотреть самый тип Испанской народности, ее составные и преобладающие в ней элементы, и здесь именно искать разъяснения многих сторон ее истории. Ему также не пришел в голову другой простой вопрос: отчего в Англии католицизм легко заменился протестантизмом, а в Ирландии, напротив, упорно удержался? Для объяснения такого явления надобно было опять обратиться к различию рас: Тевтонской и Кельтической. В параллель этому явлению мы можем указать на Польско-Литовскую Речь Посполитую; там протестантизм некоторое время имел большой успех и, однако, иезуиты легко с этим справились. Но отчего же они не справились с ним в большей части Германии? Можно объяснять подобные явления разными условиями и обстоятельствами, но главное между ними место принадлежит племенным свойствам. Если продолжать параллель, то увидим, что также не случайно турецкие народы большей частью сделались мусульманскими, а монгольские буддистами. Между турками рано распространились начатки христианства, и, однако, они легко уступили место другой религии. Как в христианском мире протестантизм, католицизм и православие утвердились в связи с племенными особенностями, так и в мусульманском мире раскол на суннитов и шиитов развился в связи с племенными свойствами турок и персов. Если от религиозных форм перейдем к формам правления, точно так же везде мы найдем в их развитии тесную связь с племенным типом. Разумеется, сюда не подходят те случаи, где церковные или политические формы введены силою извне.
Наука сравнительной археологии, как известно, выработала теорию, впрочем далеко еще не установившуюся, о постепенном развитии человеческого быта в связи с орудиями, домашними и военными, теорию, выраженную тремя периодами или веками: каменным, бронзовым и железным. Считаю не лишним заметить, что эти периоды нередко совпадают с указанными мною периодами в развитии быта общественного. Однако не всегда первобытные, т. е. каменные, орудия соответствуют племенному быту, а употребление железных орудий не доказывает непременного присутствия государственных форм.
Например, европейцы, открыв Америку, нашли тут уже большие государства с довольно развитой цивилизацией, но без употребления железных орудий. Конечно, не в одно наше время кровью и железом созидалось политическое могущество; но, как вы видите, нельзя сказать, чтобы железо во все времена участвовало в этом созидании: его заменяли когда-то камень и бронза. Только кровь человеческая всегда лилась при этом обильными потоками, и ничто ее не заменяло. Что касается до наблюдений над разными формами общественного быта у современных народов, то в этом отношении я и хотел высказать перед вами свое желание, чтобы и наши русские путешественники, этнографы и антропологи, по возможности уделяли часть своего времени наблюдениям над указанными мною сторонами, которые можно назвать общим именем политических сторон. Многие материалы для подобных наблюдений все-таки можно найти как в самых пределах нашего отечества, так и в соседних странах Азии, хотя бы и у народов не вполне самобытных. Позволю себе по этому поводу напомнить, что в настоящее время мы имеем русского наблюдателя над первобытными народами в одном из самых подходящих для того пунктов Земного Шара. (Я говорю о Миклухо-Маклае; но признаюсь, для меня пока не ясно, что такое именно он наблюдает, какие преследует задачи и цели.) Наконец надобно еще прибавить, что для тех наблюдений, о которых идет речь, требуется все-таки некоторая подготовка, некоторая зрелость мысли и прежде всего самое объективное, самое беспристрастное отношение к делу. Если и между учеными могут еще возникать споры по отношению к вопросу о происхождении государственного быта, то можно ли требовать, чтобы в массе общества были уже распространены на этот счет ясные, твердые взгляды. Если думают, что великое государство может быть легко и скоро построено, то отсюда недалеко до умозаключения, что оно так же легко и скоро может быть разрушено. А между тем и то, и другое положение было бы в высшей степени неверно и легкомысленно. Следовательно, с какой стороны ни посмотрите на выраженное мною желание, надеюсь, вы признаете, что наше настоящее ученое собрание не найдет его излишним и согласится с тем, что для верных и точных выводов о происхождении и развитии государственного быта нам нужны систематические и тщательные наблюдения, нужно содействие различных наук. Отсюда, повторяю, очень было бы желательно, чтобы русские путешественники, русские антропологи и этнологи, по возможности подвергали внимательному наблюдению у разных народов и те черты быта, в которых выражается сторона общественно-политическая, т. е. зародыши власти военной, судебной и административной, а также характер землевладения, родственных отношений и т. к.
1 Читано в публичном заседании ученого съезда при Московской Антропологической выставке, в апреле 1879 года, и напечатано в изданиях Московского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии.
IV
Еще о происхождении Руси1
Куник: "Известия Аль-Бекри и других авторов о Руси и Славянах", Спб. 1878. - Соловьев: "Начала Русской земли" ("Сборник государств, знаний" Т. IV и VII. Спб. 1877-1879).- . Gotha. 1879. Новые данные и новые соображения о происхождении легенды и ее первоначальном тексте.
Уже несколько лет прошло со времени моих ответов поборникам норманистской теории по вопросу о происхождении Русского государства. С того времени накопилось порядочное количество новых книжек, статей и заметок, направленных на поддержку и подпору этой совершенно расшатанной теории. Приведенные выше заглавия представляют наиболее видные попытки в данном смысле.
Во-первых, А. А. Куник. В приложении к XXII тому "Записок Академии наук" помещены отрывки из арабского географа Ал-Бекри, жившего в XI веке, отрывки, заключающие некоторые известия о славянских народах. Главным источником его в этом случае явилась записка испанского еврея Ибрагима Ибн-Якуба, по-видимому жившего в X веке и посетившего некоторые страны Южной и Средней Европы. Отрывки эти снабжены здесь русским переводом барона Розена. А. А. Куник в последнее время, очевидно, сделал своею задачею снабжать комментариями издания петербургских ориенталистов, касающиеся арабских известий о древних руссах и славянах. Первый пример тому мы видели в издании Б.А.Дорна "Каспий" (см. выше: "Ответ А. А. Кунику"). Второй пример является в данном случае. Означенные комментарии имеют специальною своею целью подкрепить норманофильскую теорию средневековыми арабскими писателями, и для достижения этой цели делаются усилия, можно сказать невероятные (т. е. невероятные в логическом смысле). Поистине надобно удивляться тем приемам, с помощью которых автор комментариев сумел прицепить к известиям Ал-Бекри татарство болгар и норманство Руси. Ничего подходящего к тому в этих известиях нет. Болгар они прямо толкуют как племя славянское; тем не менее г. Куник приложил к своим комментариям собственное "Розыскание о родстве Хагано-Болгар с Чувашами по Славяно-Болгарскому именику". В каком роде составлено это розыскание, мы уже имели случай высказать наше мнение. (См. выше: "К вопросу о болгарах".) Теперь перейдем к тому, что в данной брошюре говорится о Руси.
Ибрагим Ибн-Якуб сообщает о руссах очень немногое; он упоминает о них вскользь и, очевидно, имеет о Восточной Европе весьма скудные и сбивчивые сведения; тогда как он в качестве испанского еврея кое-что знает о славянах западных и южных. Например, он знает о существовании больших славянских городов Праги и Кракова; но самое имя Киева ему неизвестно. О руссах он говорит, что они живут на восток от Мшки (Мешко, князь польский), т. е. от поляков, что они и славяне приходят из Кракова с товарами в Прагу, что они с запада нападают на кораблях на Брусов (пруссов) и что на запад от них находится город женщин. Далее, он замечает, что из земли славян товары доходят морем и сушею до земли русов и до Константинополя, и что главнейшие племена севера говорят по-славянски, потому что смешались с ними, например Ал-Тршин (?) и Анклий (?), и Баджакия (печенеги), и русы, и хазарь. Вот все, что Ибрагим сообщает о руссах. Кажется, норманизм тут ни при чем. Тем не менее г. Куник удивлен его "правильным взглядом на отношения Руси к восточным славянам" (68). В одном месте Ибрагим заметил, что "племена севера завладели некоторыми из славян и обитают по сие время между ними" (46). Почтенный академик не сомневается, что под племенами севера тут разумеются не кто другие, как Норманны и что они-то именно смешались со славянами и приняли их язык. Ему "из сообщаемых сведений ясно видно, что в то время ославянение Руси делало большие успехи, хотя не было еще вполне совершившимся фактом, вследствие постоянного притока из-за моря новых масс норманнов" (71). Правда, тут представляется некоторое затруднение по поводу печенегов и хазар, которые тоже являются говорящими по-славянски; но эта неточность якобы не мешает испанскому еврею быть замечательно точным по отношению к руси-норманнам. Кстати, и Дитмар говорит, что население Киева еще в 1018 г. большею частью состояло из быстрых Данов 2 ; "приток же норманов в России прекратился только" после Ярослава (107). Академик не замечает того, что, объясняя таким образом известия Ибрагима, он окончательно запутывает дело. Как. же это: в X и XI вв. все притекали в Россию массы норманнов-руси, еще в 1018 году большинство киевских жителей состояло из датчан, а между тем в половине X века (приблизительно когда писал Ибрагим) Русь уже говорила по-славянски?