2. Наряду с указанными можно привесть и еще причину. Какую же? Этим явлением И. Христос хотел научить учеников тому, что Он имеет власть над жизнью и смертью, и владычествует над небом и землею. Для того-то и являются здесь и умерший, и еще не испытавший смерти. Пятую же причину (а это действительно пятая) представил сам евангелист. Она состоит в том, чтобы показать славу креста, утешить Петра и других учеников, боявшихся страдания, и ободрить их сердца. В самом деле, явившиеся два мужа не молчали, но говорили о славе, которую он намерен был явить в Иерусалиме, т. е. о страдании и о кресте, потому что страдание и крест всегда называются славою. Далее - причиною избрания этих мужей была самая их добродетель, которой Он преимущественно требовал от учеников. Так как Христос всегда учил: иже хощет по Мне ити, да возмет крест свой и последует Ми, то Он теперь и выводит на средину тех, которые тысячу раз умирали за славу Божию и за вверенный им народ. Подлинно, каждый из них, погубивши душу, обрел ее; каждый смело говорил против тиранов, один - против фараона, другой против Ахаава, и притом за людей неблагодарных и непослушных, которые за свое спасение платили им неблагодарностью, ввергая их в крайние опасности; каждый хотел отвлечь народ от идолослужения. Оба были люди простые, и притом один был косноязычен и худогласен, а другой вел жизнь суровую. Оба отличались нестяжательностью, потому что ни у Моисея ничего не было, ни Илия ничего не имел, кроме милоти. И притом все это было в ветхом завете, когда еще не было столь обильного дара чудес. Правда и Моисей разделил море, но Петр ходил по водам, мог преставлять горы, врачевал различные телесные болезни, изгонял жестоких демонов, самою тенью своею совершал великие чудеса, и обратил всю вселенную. Также и Илия, хотя воскресил мертвеца, но ученики Христовы воскресили тысячи, и притом тогда, когда еще не удостоились принять в себя Духа. Христос беседует с Моисеем и Илиею и для того, чтобы побудить учеников Своих подражать их любви к своему народу, их постоянству и твердости, чтобы они были кротки как Моисей, ревностны как Илия, и равно попечительны. В самом деле, один из них три года сносил голод для иудейского народа, а другой говорит: аще оставиши им грех, остави; аще же ни, изглади Мя из книги, в нюже вписал еси(Исход. XXXII, 32). Обо всем этом Христос и напоминал ученикам явлением Моисея и Илии. И во славе Он вывел их не только для того, чтобы ученики были таковыми, но и превосходили их. Вот почему, когда однажды они сказали: речем, да огнь снидет с небесе(Лук. IX, 54), и упомянули об Илии, сделавшем подобное, то Он сказал им: не весте, коего духа есте, превосходством дара убеждая их к перенесению обид. Но да не подумает кто-либо, что мы осуждаем Илию, как несовершенного; мы этого не говорим. Он очень совершен был, но только в свое время, когда ум людей находился еще в младенчестве, и когда они имели нужду в таком руководстве. Равно и Моисей совершен был; но от учеников Христовых требуется более совершенства: аще не преизбудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в царствие небесное(Матф. V, 20). И это потому, что ученики были посланы не в Египет, но во всю вселенную, которая находилась в худшем состоянии, нежели Египет, и не с фараоном имели разговаривать, но сражаться с самым начальником зла - дьяволом. Их подвиг состоял в том, чтобы связать его и расхитить все его сосуды; и это они совершили не море разделяя, но рассекая жезлом Иессеевым бездну нечестия, воздымаемую бурными волнами. Представь, что только не устрашало этих мужей: смерть, бедность, бесславие, бесчисленные страдания. Все это для них было страшнее, нежели тогда море для иудеев. И тем не менее Христос убедил их все это презреть и идти с совершенною безопасностью, как бы сухим путем. Приготовляя их ко всему этому, Он и поставил пред ними мужей, прославившихся в ветхом завете. Что ж при этом пламенный Петр? Добро нам зде быти(ст. 4), говорит он. Так как он слышал, что Христу должно идти во Иерусалим и пострадать, то боясь и трепеща за Него, он после сделанного ему упрека не смеет приступить и повторить то же: милосерд ты(Матф. XVI, 22), но от страха ту же самую мысль выражает в других, но уже не столько ясных словах. Теперь, видя гору и уединенную пустыню, он подумал, что самое место доставляет безопасность, и не только надеялся на безопасность места, но и думал, что Иисус не пойдет уже в Иерусалим. Петр хочет, чтобы Христос здесь остался навсегда, потому и напоминает о шатрах. Если, думал он, станется это, то мы не пойдем в Иерусалим; а если не пойдем, то и Христос не умрет, потому что там, говорил Иисус, нападут на Него книжники. Но не осмелившись сказать таким образом, а желая, чтобы это было, Петр без всякого опасения сказал: добро нам зде быти!Здесь находятся Моисей и Илия, Илия - низведший огнь с неба на гору, Моисей - вошедший в мрак и беседовавший с Богом; и никто не узнает, что мы здесь.
3. Видишь ли, как пламенно Петр любит Христа? Не думай о том, что предлагаемое им убеждение не было обдумано; но рассуждай о том, как он пламенен был и как любовь ко Христу сжигала его. А что Петр говорил это не из боязни за себя, то видно из слов его, которые он произнес, когда Христос предсказывал будущую смерть и исход Свой, - из слов: душу мою положу за Тя; аще ми есть с Тобою и умрети, не отвергуся Тебе(Марк. XIV, 31). Заметь, как ради Христа он подвергался опасностям, когда именно не только не убежал от напавшей на Христа толпы народа, но извлекши еще меч, отсек ухо у раба архиерейского. Таким образом он не о себе заботился, но трепетал за Учителя своего. Далее, - так как слова его были решительны, то теперь он одумывается, и чтобы снова не навлечь на себя упрека, продолжает: хощеши ли, да сотворим зде три сени, Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии?Что ты говоришь, Петр? Не ты ли незадолго пред этим отличал Его от рабов, а теперь опять смешиваешь с рабами? Вот как ученики были несовершенны до креста! Хотя Петр и имел откровение от Отца, но он не удерживал его постоянно, а смущался страхом, - не только тем, о котором я сказал, но и страхом, родившимся в нем при самом видении. Потому другие евангелисты, говоря об этом и показывая, что причиною смущения, с которым он произносил эти слова, был именно страх тот, сказали: Марк - не ведяше бо, что рещ и; бяху бо пристр ашни(Марк. IX, 6); а Лука, сказав: сотворим сени три, присоединил: не ведый, еже глаголаше(Лук. IX, 33). Притом показывая, что как Петр, так и прочие ученики были поражены большим страхом, Лука говорит о них: бяху отягч ени сном, уб уждшеся же видеша славу Его(ст. 32). Под сном здесь евангелист разумеет большое отягчение, происшедшее в них от видения. Как чрезмерный блеск ослепляет глаза, так и они поражены были тогдашним светом. Этот свет явился не ночью, а днем, и слабое их зрение отягчалось величием блеска. Что ж далее? Ни сам Христос не говорит ничего, ни Моисей, ни Илия; но больший всех и более всех достойный веры Отец глаголет из облака. Почему ж из облака? Так всегда является Бог. Облак и мрак окрест Его(Псал. XCVI, 2); еще: седит на облаце легце(Ис. XIX, 1); еще: полагаяй облаки восхождение Свое(Псал. CIII, 3); также: облак подъят Его от очию их(Деян. I, 9); еще: яко Сын человечь идый бяше на облацех небесных(Дан. VII, 13). Потому, чтобы ученики проверили, что глас этот есть глас самого Бога, является облако, и притом светлое. Еще же Ему глаголюще, се, облак светел осени их, и се, глас из облака, глаголя: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих, Того посл ушайте(Матф. XVII, 5)! Когда Бог изрекает угрозы, тогда показывает мрачное облако, как например, на горе Синайской: сниде Моисей воблако и во мрак (Исх XXIV, 18), и восхождаше дым, яко дым пещный(гл. XIX, 18). Равным образом и пророк, говоря об угрозах, сказал: вода во облацех воздушных(Псал. XVII, 12). Здесь же, поелику Он имел намерение не устрашить, а научить, является светлое облако. И в то время, как Петр сказал: сотворим три сени, сам Он показал сень нерукотворенную. Вот почему там курение и дым пещный, здесь - свет неизреченный и глас. Потом, чтобы показать, что не просто говорит об одном из трех, но именно о Христе, прочие двое, когда раздался глас, удалились, потому что если бы говорено было просто о ком-нибудь из них, то по удалении двоих не остался бы один Иисус. Почему же облако осенило не одного только Христа, но всех? Если бы оно осенило одного Христа, то можно было бы подумать, что глас происходил от самого Христа. Потому и евангелист, предотвращая это самое, говорит, что глас был из облака, то есть от Бога. Что ж говорит глас этот? Сей есть Сын Мой возлюбленный!Если же Иисус есть Сын возлюбленный, то не бойся, Петр! Тебе уж нужно было знать и могущество Его, и увериться в Его воскресении. Если же ты не знаешь, то по крайней мере ободрись гласом Отца. Если Бог всемогущ, - как Он и действительно таков, - то и Сын всемогущ. Потому не бойся угрожающих опасностей. Если же ты все еще не соглашаешься, то по крайней мере рассуди, что Он есть Сын, и Сын любимый: сей есть Сын Мой возлюбленный!Если же Он любимый, то не бойся. Кто погубит того, кого любит? Итак, не смущайся; хотя бы любовь твоя к Нему была безмерна, но ты не любишь Его так, как любит Родивший Его, Который о Нем благоволит. Он не потому только любит Его, что родил Его, но и потому, что Он равен Ему во всем, и одну имеет с Ним волю. Следовательно причина любви Его двоякая, или даже троякая, то есть: что Он Ему Сын, что возлюбленный, что в Нем все Его благоволение. Что ж значит: о Немже благоволих? Отец как бы так говорит: в Нем покой Мой и услаждение; и это потому, что Он во всем совершенно равен Отцу; воля у Него одна с волею Отца, и, будучи Сыном, Он во всем составляет одно с Рождшим. Того послушайте, - так что, если бы Он захотел быть распятым на кресте, ты тому не противься. И слышавше ... падоша ницы, и убояшася зело. И приступль Иисус, прикоснуся их, и рече: востаните и не бойтеся. Возведше же очи свои, никогоже видеша, токмо Иисуса единаго(Матф. XVII, 6-8).
4. Отчего же они были так поражены, когда услышали эти слова? И прежде такой глас был на Иордане, в присутствии народа, но никто не испытал ничего подобного; и после опять, когда и гром был, как говорили, никто не испытал подобного. Отчего же они поверглись ниц на горе? Причины тому: уединенность и высота места, глубокое молчание, преображение соединенное с ужасом, свет чрезвычайный и облако простертое, - все это повергло их в сильный трепет. Отвсюду окружали их поразительные вещи, и они, в ужасе, пали и поклонились. Но чтобы страх, слишком долго действуя, не лишил их памяти, Христос тотчас рассеивает их ужас и предстает очам их один; и заповедует им не говорить о событии никому до тех пор, пока Он восстанет из мертвых. Сходящим им с горы, заповеда им ... никому же поведети вид ения, дондеже из мертвых воскреснет(ст. 9). Действительно, чем более стали бы рассказывать о Нем чудесного, тем труднее для многих было бы тогда верить этому. Притом, соблазн о кресте от того еще более увеличивался. Потому-то Он велит им молчать, и не просто велит, но снова напоминает им о Своих страданиях, как будто бы приводя причину, по которой Он повелевал им молчать, - запретив именно не всегда открывать это, но только до тех пор, пока Он восстанет из мертвых. Умолчав о том, что было весьма неприятно, Он говорит только одно утешительное. Что ж после этого? Не могли ли они соблазниться? Никак. Нужно было только пройти времени до креста; а после они исполнились Духа, и в знамениях находили голос, споспешествующий им. Все, что они говорили после, достойно было вероятия: дела, громче всякой трубы, провозвещали Его могущество, и события не возбуждали уже никакого соблазна. Подлинно, ничего не может быть блаженнее апостолов, и особенно троих из них, удостоившихся быть с Господом под покровом одного облака. Впрочем и мы, если захотим, можем увидеть Христа, - не в таком виде, в каком они видели Его на горе, но в виде гораздо лучшем, потому что впоследствии Он придет не в прежнем виде. Тогда Он, щадя учеников, явил им столько славы, сколько они могли снести; после же Он придет во славе Отца Своего, не с Моисеем только и Илиею, но с бесчисленными воинствами ангелов, с архангелами, с херувимами, со всеми их несметными полчищами; не одно облако будет над главою Его, но все небо будет сосредоточено над Ним. Как судьи, когда совершают всенародно суд свой, отнимают занавеси и показываются всем, так точно и тогда все увидят Христа восседящего, и все люди предстанут Ему, и Он сам Своими устами будет отвечать им. Иным скажет: приидите благословеннии Отца Моего: взалках бо, и дасте Ми ясти(Матф. XXV, 34); некоторым же скажет рабе благ ий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю(ст. 21). А другим, определяя иное, скажет: отъидите во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его(ст. 41); некоторым же: лукавый р абе и лениве(ст. 26). Иных рассечет и предаст мучителям; других же велит, связавши руки и ноги, ввергнуть в тьму кромешную. И после секиры примет их пещь, в которую будет ввергнуто все, что выброшено из сети. Тогда праведницы просветятся яко солнце(Матф. XIII, 43), и даже еще более, нежели солнце; если же сказано так, то не потому, чтобы светлость их была точно такова, как солнечная, но потому, что мы не знаем другого светила, блистательнее солнца. Христос посредством известного нам предмета хотел только изобразить будущую славу святых. Так точно евангелист, когда говорит, что Иисус на горе просиял как солнце, говорит так по той же самой причине; а что свет был более приводимого в сравнение (солнечного света), это доказали ученики тем, что пали ниц. Если бы свет этот не был чрезвычайный, а был бы подобный солнечному, то они не пали бы, а легко снесли его. Итак, праведники в то время просветятся как солнце, и еще более; грешники же испытают крайние бедствия. Тогда не нужно будет доказательств, обличений, свидетелей. Тот, Кто судит, есть вместе и свидетель, и обличитель, и судия. Он все знает ясно: вся бо нага и объявлена пред очима Его(Евр. IV, 13). Туда никто не явится богатым или бедным, сильным или слабым, мудрым или глупым, рабом или свободным; все эти отличия исчезнут, и разбираться будут одни дела. Если в судах осужденный за худое управление или убийство, кто бы он ни был - префект или консул, или подобный им, лишается всех достоинств и приемлет достойную казнь, то тем более так будет там.
5. Итак, чтобы этого не случилось с нами, снимем с себя нечистые одежды, облечемся в оружие света, - и слава Божия осенит нас. Какая в самом деле из заповедей неудобоисполнима, какая трудна? Выслушай, что говорит пророк, и тогда узнаешь, что они легки. Ниже аще сляч еши, яко серп, выю твою, и вр етище и пепел постелеши, ниже тако наречеши пост приятен. ... но разрешай всяк соуз неправды, разрушай обдолжения насильных писаний(Ис. LVIII, 5, 6). Заметь мудрость пророка! Предложив сперва и потом отвергнув средства трудные, он представляет легкий путь спасения, показывая, что Бог требует не трудов, а послушания. Потом, доказывая, что добродетель легка, а порок тягостен, он изображает это самыми простыми словами. Порок, говорит он, есть узы и рабство, а добродетель - освобождение и разрешение от всего этого. Всякое писание неправедное раздери, - разумея под этим расписки в долгах и займах. Отпусти сокрушенныя на свободу, - т. е. бедных, потому что должник, как скоро увидит заимодавца, смущается духом и страшится его больше зверя. Нищия безкровныя введи в дом твой; аще видиши н ага, одей, и от свойственных пл емене твоего не пр езри(Ис. LVIII, 7). В прежней беседе, рассуждая о наградах, мы назвали их источником богатства. Теперь посмотрим, есть ли в заповедях что-нибудь трудное, превышающее нашу природу? Нет, мы не найдем в них ничего такого; даже еще найдем противное. Они столько же легки, сколько порок труден. В самом деле, что может быть труднее - давать в займы, заботиться о прибыли, заключать сделки, требовать поручительства, страшиться и трепетать за заклады, за отданные в рост деньги, за расписки, за барыши, за выполнение обещаний? Таково-то все житейское! Самая, по-видимому, изысканная предусмотрительность во всем ненадежна и непрочна. Напротив того, быть милостивым легко, и освобождает от всех забот. Итак не будем наживаться на счет чужих несчастий, и торговать милосердием. Знаю, что для многих неприятно слушать эти слова; но что за выгода и молчать? Если я буду молчать и не докучать своими словами, то не только не могу этим молчанием избавить вас от наказания, - напротив, наказание от этого еще увеличится, и не для вас только увеличится, - даже и мне самому это молчание навлечет наказание. Итак, что пользы в льстивых словах, когда они не помогают на деле, но еще вредят? Какая прибыль веселить словами и печалить на самом деле, нежить слух и подвергать душу наказанию? Итак, надобно печалиться здесь, чтобы не подвергнуться наказанию там. Ужасная, любезные мои, ужасная, и большого требующая врачевства болезнь вкралась в церковь! Те, которым даже не велено копить богатства и праведными трудами, но повелено отверзать домы свои неимущим, те самые извлекают свою выгоду из бедности других, выдумывая благовидный образ хищения, искусно прикрывая любостяжание. Не говори мне о внешних законах. И мытарь исполняет закон внешний, но несмотря на то повинен наказанию. То же придется испытать и нам, если не перестанем притеснять бедных в нужде и в несчастиях, и пользоваться этим случаем для постыдного прибытка. Ты для того имеешь деньги, чтобы облегчать бедность, а не для того, чтобы утеснять ее; а ты, под видом великодушия, только увеличиваешь бедность, и продаешь милосердие за деньги. Продавай, я не запрещаю; но только ради царства небесного. За это дело ты получишь не малую награду - но воздаяние сторичное, жизнь бессмертную. Для чего ты беден и нищ? Для чего ты, малодушный, продаешь великое за малую цену - за деньги погибающие, между тем как это должно было бы делать ради царства, вечно пребывающего? Для чего, оставивши Бога, стараешься о выгодах человеческих? Зачем, обегая Богатящего, докучаешь неимущему, и оставляя щедрого Дателя, вступаешь в сношение с неблагодарным? Тот сам желает дать, а этот с трудом дает. Этот дает едва ли сотую часть, а Тот более, нежели стократ - жизнь вечную. Этот с обидою и ругательством, Тот - с любовью и благосклонностью. Один возбуждает в тебе ненависть, другой и венцы тебе соплетает. Один с тобою только что здесь, другой - и здесь, и там. Итак, не крайнее ли это безумие - не знать даже своей пользы? Сколько людей потеряло в погоне за барышами свои деньги! Сколько людей, ради корыстей, подверглись опасностям! Сколько людей и себя, и других повергли в крайнюю бедность от неслыханного любостяжания!
6. Не говори мне, что тот, кто берет в долг, радуется и благодарит за то, что ему дали; это происходит от твоей жестокости. И Авраам, отдав варварам жену свою, сам показывал вид, будто дурное их намерение для него приятно; однако он это делал не из доброй воли, но опасаясь фараона. Так точно и бедный: раз ты не считаешь его достойным и того, чтобы дать ему в долг, принужден благодарить тебя и за твою жестокость. Мне кажется, что ты даже освободив кого-нибудь от опасности, потребуешь награды за это. Нет, скажешь ты, этого не будет! Что ты говоришь? Избавляя от большого несчастия, ты не хочешь брать за то денег, между тем как при малой услуге ты оказываешь такое бесчеловечие? Разве ты не видишь, какого наказания достоин такой поступок? Разве не знаешь, что это запрещено было и в ветхом завете (Второз. XV)? Но что еще говорят многие: «я возьму проценты, и подам бедным?» Хорошо говоришь ты, друг, - только Богу не угодны такие приношения. Не хитри с законом. Лучше совсем не подавать нищему, чем подавать приобретенное такими средствами. Неправедным мздоимством ты нередко делаешь противозаконным и то богатство, которое собрал честными трудами, - точно так же, как если бы кто заставлял здоровое чрево рождать скорпионов. И что я говорю о законе Божием? Не сами ли вы называете это нечистым? Если же вы, корыстолюбцы, так думаете об этом, то представьте, какой суд произнесет над вами Бог? Если ты хочешь знать, как думали об этом земные законодатели, то и на их взгляд такие поступки были знаком крайнего бесстыдства. Тем, которые в чести и принадлежат к великому совету, называемому сенатом, запрещалось бесчестить себя такими прибытками. У них был закон, возбранявший подобные прибытки. Как же не почувствовать ужаса, когда ты не отдаешь такой чести небесному государству, какую воздают законодатели римскому сенату, даже почитаешь небо ниже земли? И ты не стыдишься такого безумия? Ведь это так же бессмысленно, как если бы кто вздумал сеять без земли, дождя и плуга. Те, которые выдумали бы такой нелепый образ земледелия, не должны бы ничего ожидать от этого, кроме плевел, обреченных огню.
Разве нет многих честных способов к приобретению, например: лугов, паств, полей, рогатого скота, рукоделий, попечения о имении? Для чего же ты безумствуешь и, сея на удачу, получаешь терния? Плоды земные, скажешь ты, много терпят вреда, например: от града, засухи, проливных дождей. Но все не такой, какой проценты. В самом деле, от тех несчастных случаев терпят только плоды, а капитал, то есть, поле остается. Здесь же напротив, многие часто губят и самый капитал, и еще прежде этого несчастия испытывают постоянно беспокойство. Заимодавец никогда не наслаждается тем, что имеет, никогда не радуется об этом, да и тогда, как нарастают проценты, не веселится о прибытке, напротив печалится о том, что рост еще не сравнился с капиталом; и прежде нежели этот неправедный рост сравнится совершенно, он старается пустить его в оборот, обращая в капитал и самые проценты, и насильно заставляя производить преждевременные порождения ехиднины. Таковы проценты! Они более этих ядовитых животных терзают и снедают души несчастных. Вот - союз неправды!Вот - обдолжения насильных писаний!Человек говорит: я даю не для того, чтобы ты что-нибудь имел, но чтобы возвратил с лихвою. А Бог, напротив, не велит и отданное получать обратно. Взаим дайте, говорит Он, тем, от кого не ожидаете получить (Лук. VI, 35); ты же требуешь даже более того, сколько дал, и принуждаешь должника своего почитать долгом и то, чего ты не дал. Ты думаешь чрез это умножить свое имение; но вместо того уготовляешь для себя огонь неугасимый. Чтобы с нами не случилось этого, отсечем неправедные порождения прибытков, истребим беззаконные желания, иссушим пагубное это чрево, и будем стремиться к одним истинным и великим выгодам. А какие это выгоды? Послушай, что говорит Павел: снискание велие - благочестие с довольством(1 Тим. VI, 6). Этим-то единственным богатством будем обогащаться, чтобы и здесь насладиться спокойствием, и достигнуть будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, со Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА LVII
Итак, ученики узнали об этом не из Писаний, но им открыли книжники, - и молва об этом носилась в простом народе, как и о Христе. Потому и самаряныня сказала: Мессия приидет; егда Той приидет, возвестит нам вся(Иоан. IV, 25); и книжники вопрошали Иоанна: Илиа ли еси ты, или пророк(Иоан. I, 21)? Итак, среди иудеев, как я сказал, была молва о пришествии Христа и Илии, но они неправильно толковали ее. Писание говорит о двух пришествиях Христа, о бывшем и будущем. И Павел, указывая на оба пришествия, сказал: явися благодать Божия спасительная наказующи нас, да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно поживем. Вот одно пришествие; послушай, как и о другом говорит. Сказавши эти слова, он присовокупил: ждуще блаженнаго упования, и явления великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа(Тит. II, 11-13). Также и пророки о том и другом упоминают; они говорят, что предтечею одного из них, именно второго, будет Илия, а первого был Иоанн, которого Христос называет Илиею - не потому, чтобы он был Илия, но потому, что он совершал служение Его. Как Илия будет предтечею второго пришествия, так Иоанн был предтечею первого. Но книжники, сливая то и другое и развращая народ, упоминали пред народом об одном только втором пришествии и говорили, что если этот - Христос, то Илия должен предварить Его своим приходом. Потому и ученики говорят: что убо книжницы глаголют, яко Илии подобает приити прежде?По той же причине фарисеи посылали к Иоанну и спрашивали: Илиа ли еси ты?вовсе не упоминая о первом пришествии. Какой же ответ дал Христос? Илия точно придет тогда, пред вторым Моим пришествием; но и ныне пришел Илия, - называя этим именем Иоанна. Этот Илия пришел. А если ты спрашиваешь о фесв итянине, то он придет; потому и сказал: Илиа приидет и устроит вся. Что такое - все? То, о чем сказал пророк Малахия: