2. Но, слыша от нас такие слова, противники снова возражают нам, говоря: для чего же Бог сотворил его таковым? Нет, не Бог сотворил его таковым; иначе Он и не наказал бы его. Если и мы не обвиняем рабов своих за то, в чем сами бываем виновны, тем более не может делать этого Бог всяческих. Отчего же человек сделался таковым? спрашиваешь ты. От самого себя и своей беспечности. Как это: от самого себя? Спроси себя. Если злые злы не от самих себя, то не наказывай раба своего, не порицай жены, если она погрешит в чем, не бей сына, не обвиняй друга, не питай ненависти к врагу, обижающему тебя: ведь все они достойны сожаления, а не наказания, если их погрешности непроизвольны. Но, скажешь, я не могу так рассуждать. Нет, когда ты сознаешь, что они не произвольно, а по необходимости сделались виновными, то можешь рассуждать. Так, если раб, по причине болезни, не исполнит твоих приказаний, ты не только не обвиняешь его, но и охотно прощаешь. Таким образом ты сам свидетельствуешь, что иное зависит от него, а иное не от него. Подобным образом и здесь: если бы первый человек был столько порочен потому, что сотворен таковым, то ты не только не стал бы обвинять, но охотно простил бы его. Если ты прощаешь раба по причине болезни, то конечно не откажешь в прощении тому, кто сотворен от Бога наклонным ко злу, если только он действительно сотворен был таковым. Тем, которые делают подобные возражения, легко заградить уста и другим образом: истина обильна доказательствами. Почему, напр., ты никогда не обвиняешь раба своего за то, что он не красив лицом, не высок ростом, не умеет летать? Потому, что это зависит от природы. Итак, что человека нельзя обвинять в том, что зависит от природы, тому никто не будет противоречить. Следовательно, когда ты обвиняешь кого, то показываешь этим, что его преступление зависит не от природы, а от собственной воли. Если мы тем, что не обвиняем других в преступлениях, показываем, что их преступления зависят от природы, то очевидно, что если в чем порицаем других, этим даем знать, что их преступление зависит от свободы. Итак, не представляй превратных умствований и хитросплетений, которые слабее паутинной тенеты, а отвечай мне опять на вопрос: всех ли людей Бог сотворил? Конечно. Почему же не все равно добродетельны и порочны? Откуда добрые, хорошие, смиренные? Откуда порочные и нечестивые? Если это зависит не от воли, а от природы, то почему одни добродетельны, а другие порочны? Если все от природы злы, то никому нельзя было бы быть добрым; если ж от природы все добры, то никто не может быть злым. Если у всех людей одинакова природа, то все они, в силу этого, должны быть одинаковы, - или все добры, или все злы. Если же мы скажем, что одни добры от природы, а другие злы (что несправедливо, как мы показали), то эти свойства их должны бы быть неизменными, так как природные свойства не изменяются. Например, посмотри: все мы смертны, подвержены страстям, и никто не может освободиться от них, хотя бы употреблял тысячу усилий. Между тем мы видим, что многие из добрых делаются злыми и из злых - добрыми: одни по нерадению, другие по великому тщанию; из чего особенно и видно, что быть добрым или злым - не зависит от природы. Что дано природою, то ни изменяется, ни приобретается посредством старания. Как для того, чтоб видеть или слышать, нам не нужно трудиться, так и для приобретения добродетели нам не было бы нужды употреблять усилия, если бы она дана была в самой природе. Да для чего и Бог сотворил бы злых, когда мог всех сотворить добрыми? Итак, откуда же зло? Спроси самого себя; мое дело только показать, что оно ни от природы, ни от Бога. Итак, скажешь, само собою явилось? Ни в каком случае. Что же, или оно нерожденно? Замолчи, о, человек! Беги от такого безумия, и не воздавай злу одинаковой чести с Богом, и притом высочайшей. Ведь, если зло нерожденно, то значит оно могущественно, и нельзя ни отвратить, ни уничтожить его: всякому известно, что нерожденное не может погибнуть.
3. Отчего же так много добрых, когда зло имеет такую силу? Как рожденные могут быть сильнее нерожденного? Ты скажешь: Бог некогда уничтожит зло. Но каким образом Он уничтожит зло, если оно, подобно Ему, безначально, могущественно и вечно? - скажет кто-либо? О, злоба дьявольская! Сколько она изобрела зла! До какого богохульства довела человека! Под каким благочестивым предлогом измыслила новое нечестивое учение! Желая показать, что зло не от Бога происходит, люди ввели новое нечестивое учение, признав зло нерожденным. Итак, откуда же происходит зло? От хотения и нехотения. Но откуда происходит самое хотение и нехотение? От нас самих. Предлагать такой вопрос - значит то же, что спрашивать: отчего человек видит, и не видит? Если бы я отвечал тебе: оттого, что он открывает и закрывает глаза свои, ты бы снова спросил меня: а отчего он открывает и закрывает глаза свои? И потом, когда бы я сказал тебе, что это зависит от нас самих и от нашего хотения, ты бы опять стал искать новой причины. Зло не иное что есть, как неповиновение Богу. Откуда же, скажешь ты, это неповиновение произошло в человеке? Но скажи мне: трудно ли было произойти ему? Я не говорю того, что трудно; спрашиваю только, отчего человек захотел не повиноваться Богу? От беспечности. Имея власть повиноваться и не повиноваться Богу, он избрал последнее. Если ты и после этого сомневаешься и недоумеваешь, то я предложу тебе вопрос не трудный и не запутанный, но простой и ясный: не случалось ли с тобою, что иногда ты поступал худо, а иногда хорошо? Например, побеждал какую-либо страсть и снова подвергался ей, предавался пьянству и удерживался от него, гневался и укрощал гнев, презирал бедного и не презирал его, прелюбодействовал и снова делался целомудренным? Итак, скажи мне: откуда все это? Отчего? Если ты мне не скажешь, то я скажу тебе: это оттого, что сперва ты старался (о добродетели) и был ревностен, а потом ослабел и сделался беспечен. Людям отчаянным и совершенно предавшимся злу, бесчувственным и безумным, которые не хотят даже и слышать о том, что может исправить их, я не буду и говорить о любомудрии; а тем, которые поступают то так, то иначе, скажу с удовольствием. Ты похитил как-нибудь имущество тебе не принадлежащее, а после, побуждаемый милосердием, уделил бедному и от собственных твоих благ: откуда произошла в тебе такая перемена? Не очевидно ли, что от твоей воли и расположения? Это так очевидно, что всякий легко согласится с этим.
Поэтому прошу вас быть тщательными и держаться добродетели, и тогда вы не будете предлагать подобных вопросов Если мы захотим, то зло будет существовать только по одному имени. Итак, не спрашивай, откуда происходит зло, и не предавайся сомнению; но узнав, что оно происходит от одной беспечности, удаляйся его. Если же кто скажет тебе, что зло не от нас самих происходит, то когда ты увидишь, что он гневается на раба, сердится на жену, обвиняет сына и осуждает тех, которые причиняют другим обиды, скажи ему: как же ты говорил, что зло происходит не от нас самих? Если оно не от нас, то для чего же ты обвиняешь других? Спроси также его: добровольно ли ты порицаешь и поносишь других? Если не добровольно, то никто не должен на тебя гневаться; если же добровольно, то значит, зло происходит от тебя и от твоей беспечности. Далее: веришь ли ты, что есть люди добрые? Если нет добрых, то откуда ты взял самое это название? Откуда твои похвалы? Если же есть добрые, то очевидно, что они могут порицать злых. Если же злой делается злым не добровольно, и не сам по себе, то несправедливо поступят добрые, упрекая злых, и сами сделаются чрез то злыми. В самом деле, что может быть хуже, как обвинять невинного? Если же добрые, и упрекая злых, остаются добрыми, и это служит сильнейшим доказательством их доброты даже для людей безрассудных, то и отсюда очевидно, что никто никогда не был злым по необходимости. Если ты и после этого будешь спрашивать, откуда происходит зло, то я скажу тебе: от беспечности, от праздности, от обращения с злыми и от презрения к добродетели. Отсюда происходит и зло, и то, что некоторые спрашивают, откуда происходит зло. Из людей добродетельных, возлюбивших жизнь смиренную и целомудренную, никто не спрашивает об этом; одни только дерзающие делать зло и желающие посредством этого учения ввести некоторую пагубную беспечность сплетают паутинные тенета. Но мы разорвем эти паутины не словами только, но и самыми делами. Зло существует не по необходимости. Если бы оно было необходимо, то Христос не сказал бы: горе человеку тому, имже соблазн приходит. Он называет несчастными тех только, которые делают зло по своей воле. А что говорит: имже соблазн приходит, - то не удивляйся. Эти слова Его означают не то, будто бы посредством этого человека другой кто вводит соблазн, но что он сам все производит. В Писании часто, вместо предлога от, употребляется предлог чрез, например: стяжах человека Богом(Е, Быт. IV, 1), т. е. первая причина полагается вместо второй. Также: еда не Богом(Е) изъявление их есть(XL, 8)? И еще: верен Бог, Имже(ґ№ їЕ) звани бысте во общение Сына Его(2 Кор. I, 9).
4. А чтобы тебе увериться, что зло не зависит от необходимости, послушай, что далее говорит Господь. Изъявив сожаление о тех, которые вводят соблазны, Он продолжает: аще ли рука твоя, ил инога твоя соблазняет тя, отсец ыю, и в ерзи от себе! добрейше ти есть внити в живот хрому или бедну, нежели две руце и две нозе имущу вв ержену быти в огнь вечный! И аще око твоедесное соблазняет тя, изм ие...! добрейше ти есть со ед инем оком в живот внити, неже две оце им ущу ввержену быти в ге енну огненную(Матф. XVIII, 8, 9). Спаситель говорит здесь не о членах тела, но о друзьях и о сродниках наших, которые составляют как бы необходимые для нас члены. Об этом Он говорил и прежде, и теперь говорит. Действительно, ничто столько не вредно, как общение с людьми порочными и развратными. Чего не может произвести необходимость, то часто производит дружество - и ко вреду, и к пользе. Вот почему Спаситель с особенною силою и повелевает нам удаляться людей вредных, разумея под ними тех, которые вводят соблазны. Видишь ли, как Христос предотвратил вред, могущий произойти от соблазнов? Во-первых, Он предсказал, что соблазны непременно произойдут, чтобы никто не предавался беспечности, но все, ожидая их, бодрствовали; во-вторых, показал, что соблазны великое зло (он не без причины сказал: горе миру от соблазн, но чтобы показать великий вред, от них происходящий); в-третьих, - и еще более, - показал это тем, что назвал несчастным того, кто вводит соблазны (словами: горе человеку томуСпаситель означает то, что этот человек подвергнется тяжкому наказанию). И не только этими словами, но и присоединенным к ним сравнением увеличивает страх. Но не довольствуясь этим, Он показывает и путь, которым можно избежать соблазнов. Какой же это путь? Прекрати, говорит Он, дружество с людьми нечестивыми, хотя бы они были для тебя весьма любезны, и представляет тебе на это неопровержимое доказательство. Если, говорит, они пребудут твоими друзьями, то ты и им не принесешь пользы и себя погубишь. Если же прекратишь с ними дружество, то по крайней мере сам приобретешь спасение. Итак, если дружество с кем-либо для тебя вредно, удались от него. Если мы часто отсекаем члены тела своего, когда они бывают больны неизлечимо и вредны для прочих членов, то тем более должно поступать так с друзьями. Если бы зло зависело от природы, то излишне было бы все это увещание и всякий совет, излишне было бы и предостережение, заключающееся в вышесказанном; если же оно не излишне, - каково и действительно, - то очевидно, что зло зависит от воли. Блюдите, да не пр езрите единаго от малых сих! глаголю бо вам, яко ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго(10). Малыми Господь называет здесь не тех, которые в самом деле малы; но тех, которых многие почитают таковыми, то есть бедных, презираемых и незнатных. Как, в самом деле, можно назвать малым того, кто дороже целого мира? Того, кто друг Богу? Спаситель называет малыми тех, которые были таковы во мнении людей. Он не говорит - многих, но - единаго, предотвращая и чрез это вред от многих соблазнов. Как удаление от злых, так и почитание добрых доставляет великую пользу; и человек внимательный двояким образом предохраняет себя от зла, - удаляясь от содружества с людьми соблазняющими, и отдавая уважение и честь мужам святым. Потом еще и другие побуждения представляет нам почитать этих мужей, говоря: яко ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго. Отсюда очевидно, что все святые имеют на небесах ангелов. И апостол говорит о жене, что она должна есть власть имети на главе ангел ради(1 Кор. XI, 10); и Моисей говорит: постави пределы языков по числу ангел Божиих(Втор. XXXII, 8). Здесь не об ангелах только говорится, но и о высших чинах ангельских. А говоря, что они видят лице Отца Моего, не иное что означает, как великое их дерзновение и великую честь. Прииде бо Сын человеческий спасти погибшаго(11). Вслед за этим представляет новое доказательство, сильнейшее первого, и присовокупляет притчу, в которой показывает, что и сам Отец желает, чтобы мы не презирали меньших братий своих. Что вам мнится, говорит Он, аще будет некоему человеку сто овец, и забл удит едина от них: не оставит ли девятьдесять и девять в горах и шед ищет заблуждшия? И аще будет обрести ю ..., радуется о ней паче, неже о девятидесятих и девяти не заблуждших. Тако несть воля пред Отцем вашим небесным, да погибнет един от малых сих(ст. 12-14). Видишь ли, как много побуждений представляет нам Господь, заставляя пещись о низких по состоянию братьях наших? Итак, не говори, что такой-то кузнец, сапожник, земледелец - человек глупый и потому достоин презрения. Чтобы тебе не подвергнуться этому злу, посмотри, как многими доказательствами убеждает тебя Христос умерять самого себя, и прилагать попечение о тех людях. Он поставил дитя посреди и сказал: будите яко дети, и: иже аще приемлет отроч атаково, Мене приемлет(ст. 5). А кто соблазнит, тот подвергнется жесточайшему наказанию; и сказав: уне есть ему, да обесится жернов оселский на выи его, и потонет в пучине морстей(ст. 6), не удовольствовался этим, но присовокупил еще: горе человеку тому, имже соблазн приходит(ст. 7), и повелел удаляться таковых, хотя бы они были для нас вместо рук и глаз. Потом и ради ангелов, которым вверены эти меньшие братия, заставляет нас почитать их, и собственною волею и страданием побуждает нас к тому (потому что когда говорит: прииде Сын человеческий спасти погибшаго, то указывает этим на крест, как и Павел говорит о брате: за него же Христос умре, - Рим. XIV, 15), и волею Отца, потому что и Ему не угодно, чтобы кто-либо от малых погиб. И наконец употребляет общее доказательство, что и пастырь, оставив сохраненных им овец, ищет погибшей, и когда найдет ее, весьма радуется о обретении и о спасении ее.
5. Итак, если Бог столько радуется о обретении меньшего брата, то как же ты презираешь тех, о которых столько печется Бог, тогда как тебе должно полагать душу за единого о от малых сих? «Но он немощен и беден!» Потому-то особенно ты и должен делать все, чтобы спасти его. И сам Господь, оставивши девяносто девять овец, пошел за одною, и спасение такого множества овец не могло сокрыть от него погибели одной. Евангелист Лука говорит, что Он взял ее даже на плеча Свои, и что на небе более бывает радости о едином грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках. Оставив незаблудившихся овец для одной заблудившейся, и возрадовавшись о ее обретении более, нежели о сохранении тех, Он показал чрез то великое попечение о ней. Итак, не будем презирать таковых душ. Для того ведь все это нам и сказано. Угрожая тем, которые не будут подобны детям, совершенным отлучением от царствия небесного и упоминая о жернове, Спаситель низлагает этим гордость людей высокомерных, так как ничто столько не противно любви, как гордость. Говоря: нужда есть приити соблазном, возбуждает нас к бодрствованию; присовокупляя к этим словам: горе человеку тому, имже соблазн приходит, каждого из нас предостерегает от того, чтобы не делать соблазна; повелевая удаляться от соблазняющих, делает для нас удобнейшим путь ко спасению; а запрещая презирать меньших братий, - и не просто запрещая, но с особенною силою, говоря: блюдите, да не презрите единаго от малых сих, и еще: яко ангели их видят лице Отца Моего, также: для того и Я пришел, и Отец Мой хочет того, - соделывает ревностнейшими тех, которые должны пещись о них.
Видишь ли, каким оплотом Он оградил их, и какое прилагает попечение о людях презираемых и погибающих, угрожая тяжкими бедствиями соблазняющим их, и обещая великие блага тем, которые служат им и пекутся о них? Это подтверждает и собственным примером, и примером Отца. Будем и мы подражать Ему, и не будем отказываться для братьев наших ни от каких, по-видимому, унизительных и трудных дел. Но хотя бы нам надлежало послужить человеку незнатному и бедному, хотя бы это сопряжено было с великими трудами, хотя бы надлежало перейти для этого горы и стремнины, - все это мы должны переносить для спасения брата. Бог столько печется о душе, что не пощадил и Сына Своего. Потому умоляю вас, будем с самого утра, как скоро выйдем из дома своего, стремиться к одной этой цели, и прежде всего будем заботиться о том, чтобы избавить от опасности брата. Я говорю здесь не столько об опасности телесной, - это почти нельзя и назвать опасностью, - сколько о душевной, которой подвергает людей дьявол. Купец для умножения богатства переплывает море, и художник для увеличения своего имущества делает все. Так и мы должны заботиться не только о своем спасении (но и о спасении ближних); иначе и сами не получим спасения. Воин, который во время сражения старается только о том, чтобы спасти себя самого бегством, вместе с собою губит и других; напротив, мужественный, сражаясь для защиты других, вместе с другими спасает и самого себя. А так как и наша жизнь есть также война, и притом жесточайшая из всех войн, - время сражения и битвы, - то будем вступать в сражение так, как повелел Царь наш, с готовностью поражать, убивать и проливать кровь врагов наших, заботясь о спасении всех, укрепляя стоящих и поднимая падших. Многие из собратий наших в этом сражении лежат в ранах, истекают кровью, и нет человека, который бы помог им; ни народ, ни священники, ни другой кто, ни покровитель, ни друг, ни брат не заботятся о них, но каждый печется только о себе самом. Чрез это-то мы и унижаем достоинство своих подвигов, - потому что величайшее дерзновение (к Богу) и похвала принадлежит тому, кто печется не о своей пользе. Оттого-то мы бываем слабы и удобно побеждаемся как от людей, так и от дьявола, что ищем только своего, и не укрепляем друг друга, не ограждаем любовью о Боге, но отыскиваем иные случаи для дружества: одни в родстве, другие в товариществе, третьи в знакомстве, иные в соседстве, - и всякие другие узы гораздо более утверждают нас в дружестве, нежели благочестие, тогда как оно одно должно связывать нас узами дружества. Но с нами происходит противное. Порой мы охотнее вступаем в дружбу с иудеями и эллинами, нежели с сынами Церкви.
6. Но один, говоришь ты, зол, а другой добр и кроток. Что ты говоришь? Ты называешь злым брата своего - того, которому тебе запрещено говорить: рака? И ты не стыдишься, не краснеешь, понося брата, который есть член твой, который участвует в одном с тобою рождении, и приобщается одной трапезы? Если брат твой по плоти учинит бесчисленное множество зол, ты стараешься прикрыть его, и его бесчестие почитаешь собственным бесчестием; а брата духовного, которого бы надлежало тебе защищать от клеветы, ты всячески поносишь? Он зол и несносен, говоришь ты. Но потому-то ты и должен сделаться его другом, чтобы он перестал быть таковым, переменился и обратился к добродетели. Но ты говоришь: он не повинуется и не принимает советов. Откуда ты знаешь это? Увещевал ли ты его, и старался ли исправить? Ты скажешь: я много раз увещевал его. А сколько? Два раза? И это значит много! Если бы ты всю жизнь делал это, и тогда не должен ослабевать и отказываться от этого дела. Не видишь ли ты, как Бог непрестанно увещевает нас чрез пророков, апостолов, евангелистов? Что ж, мы все исполняем, всему повинуемся? Нет. Но перестал ли Он увещевать нас? Умолк ли? Не говорит ли напротив каждый день: не можете Богу работати и мамоне(Лук. XVI, 13), - и, между тем, страсть к богатству и жестокость возрастает у многих? Не каждый ли день Он взывает к нам: «отпустите - и отпустится вам» (Матф. VI, 14), и мы еще более ожесточаемся? Не увещевает ли Он нас непрестанно господствовать над похотью и побеждать порочные удовольствия, и между тем многие, хуже свиней, валяются в этом грехе? И все же Он не перестает увещевать нас. Итак, почему же мы не размышляем и не говорим самим себе, что и нас Бог увещевает и не перестает увещевать, хотя мы часто не повинуемся Его увещаниям? Потому-то Он говорил, что мало спасаемых (Лук. XIII, 23). Если нам для спасения недостаточно одной собственной добродетели, но должно оставить эту жизнь, обратив к добродетели и других, то что мы должны будем претерпеть, когда ни самих себя, ни других не приведем ко спасению? За что можем надеяться получить спасение? Но что я обвиняю за нерадение о спасении ближних, когда мы нимало не печемся и о тех, которые живут вместе с нами, т. е. о жене, детях и рабах, но, подобно пьяным, делаем не то, что должно, - заботимся о том, чтобы у нас было больше рабов и чтобы они служили нам с великою ревностью, чтобы оставить детям своим богатое наследство, чтобы жена носила золотые украшения и драгоценные одежды, - и никогда не печемся о них самих, но только об их имуществе. В самом деле, мы не о жене печемся, а о вещах, ее украшающих, и не о детях, а об их имении, и поступаем подобно человеку, который, видя, что дом его обветшал и стены готовы разрушиться, вместо того чтоб поддержать их, обносит кругом его большую ограду; или подобно тому, кто, не заботясь о исцелении своего больного тела, готовит для него дорогие одежды; или, во время болезни госпожи, заботится о рабынях, об их занятии, о сосудах и о прочих домашних принадлежностях, оставив ее страдать и плакать. Так и мы поступаем. Тогда как душа наша страдает от жестокой болезни, предается гневу, злословию, безрассудным желаниям, тщеславию, возмущению, прилеплена к земле и терзается столь многими зверями, мы, не заботясь об избавлении ее от страстей, печемся о доме и о рабах. Если откуда тайно убежит медведица, то мы запираем домы, прячемся, чтобы не встретиться с нею; а тут, несмотря на то, что не один зверь, но множество их, т. е. нечистые помыслы, терзают душу нашу, мы даже и не чувствуем их. Живя в городе, мы весьма строго смотрим за зверями, заключаем их в местах безлюдных и в пещерах, и держим их на цепи не на городской площади, или около судилища и царских чертогов, но где-нибудь в отдалении. А в душу - это место совета, эти царские чертоги, это судилище - вторгаются звери и производят крик и шум около самого ума и престола царского. От того-то все и приходит в беспорядок, повсюду возмущение, и внутри, и вне нас, и каждый из нас весьма похож на город, который привели в возмущение нашедшие на него варвары. С нами бывает то же, что с птичками, когда змей займет гнездо их. Издавая жалобный писк, они всюду летают в страхе и смятении, не зная, как освободиться от опасности.
7. Потому умоляю вас, истребим змия, заключим зверей, умертвим их и отсечем лукавые помыслы мечом духовным, чтобы и нам не угрожал пророк тем же, чем угрожал земле иудейской: онокентавры тамо вселятся, и ... ежевеи змии (Ис. XIII, 22). Подлинно, и люди бывают хуже онокентавров. Они необузданны как звери, живущие в пустыне. Таковы бывают по большей части юноши. Преданные свирепым страстям, они скачут и прыгают, необузданно носясь всюду и нимало не заботясь о должном. А виноваты в этом их отцы. Своих конюхов они заставляют укрощать лошадей с великим тщанием, и не позволяют долгое время молодым коням оставаться неукрощенными, но в самом начале обуздывают их и все другие сродства употребляют для их укрощения, а на детей своих долгое время смотрят равнодушно, когда они живут необузданно, не имея целомудрия, бесчестят себя, предаваясь любодеянию, играм, посещая бесчестные зрелища, - тогда как для предупреждения любодеяния надлежало бы соединить сына брачным союзом с женою целомудренною и мудрою; она удержит мужа от безрассудного образа жизни и обуздает его. Блуд и прелюбодеяние от того и происходят, что юношам дают свободу. Если бы он имел разумную жену, то стал бы заботиться о доме, о славе и чести. Но ты скажешь: он еще молод. И я знаю это. Но если Исаак на сороковом году от рождения вступил в супружество, и до того времени хранил девство (Быт. XXV, 20), то тем более в благодатном состоянии юноши должны иметь эту добродетель. Но что мне делать? Вы не только не хотите позаботиться о их целомудрии, но смотрите равнодушно, когда они бесчестят, оскверняют себя и предаются различным порокам, не зная того, что польза брака зависит от сохранения чистоты тела, без которой нет никакой пользы от брака. А у вас бывает противное. Когда дети ваши уже осквернят себя бесчисленными пороками, тогда соединяете их узами брака; но уже тщетно и напрасно. Но вы говорите: надобно подождать времени, когда сын станет знаменитым и прославит себя делами государственными, а о душе нимало не печетесь, но равнодушно смотрите на ее падение; от того-то у нас во всем такое смешение, расстройство и беспорядок, что мы не заботимся о душе, пренебрегаем необходимым, и все попечение обращаем на дела маловажные. Неужели ты не знаешь, что ты ничем лучше не можешь облагодетельствовать сына своего, как сохранив его от нечистоты блуда? Ведь ничего нет драгоценнее души: