Рубен особенно любил летать ночью, когда над ним не довлели производственные задания, и только сонный дежурный диспетчер возникал иногда, интересуясь: как дела? Ночь похожа на космос, а космос – на ночь. Внизу огни, вверху звезды. Ночь льется как бархат, обволакивает, как шелк, сопрягается с мыслями о любви. Ночь – лучшее время, чтобы потренировать новообретенную способность.
   Я переодеваюсь. Оставляю тело в кабине. Физиологически это можно сравнить, пожалуй, с проглатыванием комка в горле, и с каждым разом дается все легче.
   Три гайки под правым капотом жмут. И фильтр надо бы попросить прочистить. Сальник новый хочу.
   – Я, – говорит «реполов» диспетчеру, – смотаюсь тут неподалеку, потерянные игрушки поищу. Не теряй.
   И диспетчер знать не знает, что с ним говорит.
   – Ты там поосторожнее, – вяло предостерегает он. – В зону X не лезь. Там и днем-то нечего делать.
   Именно туда, по правде говоря, «реполов» и собрался. Вопрос о зонах X время от времени возникает на оперативках, исследование их поставлено в план, но пока не доходят руки. Лететь туда нельзя, это очевидно, а наземный транспорт как-нибудь потом перебросим, сейчас каждая человеко-единица на счету. Существенного влияния на темпы терраформации аномальные зоны не оказывают, и вполне поддаются прогнозированию по методу «черного ящика».
   Если рассуждать логически, самописцы с пропавшего спутника именно там. Как и сам спутник. Иначе мы давно бы их нашли. Ну и кому сползать туда, как не Назгулу, тихохонько, ниже облаков? Я ведь могу лететь низенько, облизывая холмы. Я даже с закрылками разобрался.
   – Я пошел, – говорит «реполов», и огни поселения остаются сзади.
   Он один, и он почти счастлив, и даже испытывает по этому поводу легкий комплекс вины: этой разновидностью счастья совершенно не с кем поделиться. Это как сон с полетом, с той только разницей, что тот «ты», которому он снится, спит в кокпите, надежно пристегнутый ремнями. Горы чуть светятся в темноте, точнее, сияют под звездами их снежные шапки. Фосфоресцирует море. Говорят, это светится в полосе прибоя наш планктон. «Зрение» «реполова» намного острее человеческого, а «слух» тоньше. На это Р. Эстергази и рассчитывает. Если кто и высвищет «черные ящики», так только он.
   Сказать по правде, ему хочется чего-нибудь этакого… «подвиг» – громкое слово, но вот «внимание» в самый раз подойдет. Там, в замке есть одна принцесса, с которой непросто, да. С которой все – непросто! Непростота – это мера самоуважения, но, в общем, черт с ним, с самоуважением, когда такая принцесса! Она хочет счастья, она не может не хотеть. Ведь нам, Эстергази, обязательно нужно на что-нибудь заморочиться.
   Чувствовать себя живым!
   Кстати о внимании. Связь, как и ожидалось, пропала, и миллионы мелких иголочек вонзились в фюзеляж. Это тело изумительно чувствует ветер. При необходимости «реполов» сможет даже планировать. Правда, недолго, и хорошо, что необходимости нет.
   Ветром сдуло туман, и скалы видны в оттенках черного. Упс! Инфравизор сигналит тепло.
   Ниже. Тише. А двигатели не погасишь. Тут тебе, брат, не вакуум, тут по инерции много не налетаешь. Выключишь движок, и можешь выбирать, носом воткнуться в землю или брюхом на скалы.
   А под брюхом как раз открывается россыпь звезд, будто перевалил за край земли и упал в изнанку звездного неба. Шахтные провалы, откуда тянет теплом, и краны над ними, источники энергии, расцветающие в визоре огненными цветами, «живая» пыхтящая туша краулера.
   Разве у нас есть тут карьер?
   А в том-то все и дело, что не у нас! Две огненные точки оторвались с земли и понеслись навстречу, оставляя за собой полупрозрачный, фиксируемый визором след. Я увидел то, что не должен был видеть. Я буду уничтожен. «Реполов» подобрался для боя, растопырив пилоны в «космический» режим. Стрелять? А чем я буду стрелять, я, мирная совхозная техника?! Пальцем? Ракеты самонаведения. Не-на-ви-жу!
   Правые движки на реверс, оба, отваливаюсь влево. Умные ракеты повторяют маневр, но с чуточным запозданием. То-то же. Моя реакция, она ведь только от скорости тока в бортовой сети… Ясно теперь, где наши драгоценные самописцы? На столе у их СБ или самоликвиднулись при попытке вскрыть их без знания кодов. Аах, а теперь и левые на реверс, падаем… все вместе, но недолго. Долго их дурить не выйдет, и так уже все их системы ПВО на ногах. Мы не знали про них, но они на наш счет осведомлены прекрасно. Они обязаны меня сбить, от этого у них зависит… все!
   Еще поворот… Черт! Там у меня тело в кабине мотается! Неудобно получилось, про женщину я не забывал. Я ее нес как за пазухой… сколько жизней назад? Извини, брат. Какой такой брат, мать безумия! Это меня там ускореньями рвет. Мне, между прочим, в это тело возвращаться. А ну как у него почки напрочь и печень пополам?
   Дошутишься… на следующем вираже «реполов» позабыл про печень. Выпущенные по нему ракеты шли параллельно, он зашел им в хвост, чуть нагнал и пристроился рядом, мимоходом посетовав на трассы с земли. Эти ПВО, сами не летают и другим не дают. Потом пошел винтом вокруг «пары сопровождения» и с чувством глубокого удовлетворения вздохнул, когда добился своего. Одна приняла вторую за свою цель, нагнала, и самоликвидировались обе. Системы «свой-чужой» на них нет. Чудно!
   А теперь сваливаем, пока с неба осыпается дивной красоты огненная хризантема. Будет погоня? Будет?
   Едва дождался, пока «схватилась» связь.
   – Гнездо, я «реполов». У меня срочные разведданные. Поднимайте Норма и Ставроса. Да, и братьев во СБ, Бротигана и Кэссиди тоже. Мы здесь не одни!

Часть 3. Белый и красный драконы

   Хочешь знать настоящее определение героя? Это человек, виновный в гибели других.
«Миссия „Серенити"»

 
   Возвращаться в избитое, травмированное перегрузками человеческое тело «реполову» не хотелось, а потому до базы он дотянул не переодеваясь. У Рубена не было уверенности, что он сумеет в этом состоянии сохранить сознание, а потому он сел на полосу и только тогда позволил себе…
   – …осторожнее, вы, м-м-мать!
   Да неужто этот хрип – из его горла? Достают из кабины. Ладно, отстаньте, я сам. Вытянул себя из кресла, привычно опираясь на предплечья, мысленно пробежался по телу с инвентаризацией. Полно молочной кислоты в мышцах, и еще микроразрывы в тканях. Двигаться хоть и с трудом, но могу. Главное, чтобы мог говорить. Сейчас придется много говорить, приготовься. И повторяться. Каждый мелкий начальник захочет услышать твою версию, и ее будут передавать снизу вверх… и тебя вместе с ней. По счастью, у нас здесь немного начальства. Короткая вертикаль.
   Хорошо быть Назгулом.
   – Ну и морда у тебя, парень, – высказался механик. – Будто ты в кабине на кулачках дрался. Причем проиграл.
   Мимоходом поймал взглядом отражение в пластике блистера. Да уж. Пара живописных синяков, и звездочки лопнувших сосудов под глазами. Впору малых детей пугать.
   Вопреки ожиданиям Рубена никто из СБ не встречал его на ветреной, размеченной огнями полосе, словно сведениям его придали до обидного мало внимания. Только Норм, да и тот не выглядел поднятым по тревоге среди ночи. Злым или, скорее, встревоженным, но не сонным.
   – Огни надобно погасить, – сказал Р. Эстергази. – Мы видны с воздуха.
   – Погасят, коль Ставрос прикажет. Как только, так сразу.
   – А где сам-то?
   – Увидишь, пойдем. ЧП у нас.
   – Мое важнее.
   – Как знать.
   Горбясь под пронизывающим ветром с моря, они как можно быстрее преодолели полосу. Нырнули в гостеприимные ворота ангара, а уже оттуда по переходу попали в административный блок, но не остановились, а проследовали дальше по залитому искусственным дневным светом коридору в научное крыло. Чертовски невесело прозвучало это вот: «Как знать».
   По пути им встретился Бротиган. Эсбэшник неторопливо и методично шел по коридору, проверяя лаборатории одну за другой, и опечатывал их по старинке, двумя проволочками в ушки и мягким пластиком, оттискивая на нем эмблему колонии. Несколько ученых, потревоженных им в неурочный час на рабочих местах, казались крайне обескураженными.
   – У вас алиби, Р. Эстергази, – сказал Бротиган, поравнявшись с пилотом. – Вам повезло.
   – Да что произошло, скажет мне кто-нибудь наконец?
   – А вам не сказали?
   Норм отрицательно качнул головой. Бротиган потер пальцем переносицу, словно раздумывал насчет своих полномочий и неизбежности своей роли во всем этом, потом с тоской посмотрел вдоль коридора, по которому словно сам собою несся, завиваясь, шорох-шепоток.
   – Вы все равно узнаете. Убита Игнасия Монти.
   – Что?!
   Все-таки… все-таки… это до нее добирались! И добрались.
   – Есть ли какие-то сомнения насчет насильственной смерти? – выдавил Рубен.
   – Хотел бы я усомниться, да не выйдет. Убита… – Бротигана ощутимо передернуло, – пожарным топором. По голове.
   Рубен не сдержался, оглянулся на чифа ССО. Они ведь… нет, я ничего такого не имею в виду… были дружны? Это для него личная потеря.
   Это для всех нас личная потеря, и потери только начались. Удар по Игнасии Монти – это удар по всей колонии Авалон. Она была координатором процесса терраформации, и другого у нас нет. Эй, да без нее и воздух какой-то не такой!
   С каких это пор Эстергази заделались пессимистами? А что, у нас было на это мало оснований? Дружище Норм ведь мог подойти к ней вплотную, она бы и топора-то не заметила, а попросила взглянуть в микроскоп на какой-нибудь особенно интересный синтез или забавную молекулу. Они дружили.
   – А где она сейчас?
   Нет, я понимаю, что дело не мое…
   – В холодильнике, в лаборатории. Морга у нас нет. Ну да. Первая смерть на Авалоне. Прежде первого брака и первого ребенка, что родился бы здесь.
   У меня дурное предчувствие. Ой, да что там предчувствие! Меня как будто палками били.
   – Тело, – спросил Норм, – кто нашел? И где?
   – Кэссиди нашел во время вечернего обхода. В ее блоке, под столом, только ноги торчали.
   Я, видимо, невинен, как свежевылупившийся клон. Невозможно представить, чтобы человек ударил человека… – старую женщину! – топором по голове. Обычно ты стреляешь в него, сфокусировав цель и заливая сектор плазмой, ты видишь только белый крестик в рамке прицела. Это игра для двоих, в которой есть правила, и у него точно такая же пушка.
   – Сам он где сейчас?
   – Он не один. Кэссиди знает процедуру: если он нашел труп, он под подозрением первый. Что у вас с лицом, Р. Эстергази? Ладно, погодите, расскажете сразу Ставросу и всем.
   К слову, Рубен вполне понимал дурное расположение духа Бротигана и его нежелание говорить впустую. Когда ты едешь на эту должность в компании двухсот пятидесяти тщательно отобранных людей, ты рассчитываешь иметь дело не более чем с разгильдяйством.
   Поднятый с постели староста ждал всю компанию в зале капитула и был по своему обыкновению сдержанно гневен. Он в джемпере поверх пижамной куртки. С ним Кэссиди, утомленный, одетый по-дневному Спустя минуту подошла Эдера. Волосы у нее были тщательно приглажены и расчесаны на пробор, поверх – косынка. Укрощенная феминистка? Было бы забавно… в иное время.
   – Сперва вы, Р. Эстергази.
   Рубен доложил, стараясь говорить коротко и по делу. Мол, под прикрытием ионного зонтика в горах приютилась добывающая компания, чья она – неизвестно, однако охрана оснащена вполне современным вооружением. На Авалоне у нас, стало быть, имеется стратегический ресурс, достаточно ценный, чтобы оправдать ионизацию воздуха в обширной области над карьером. Сохранение тайны, как известно, обходится очень дорого. Думаю, теперь ясно, что стоило той, первой экспедиции скрыться в гиперпространстве, как эти немедленно сбили оставленный ею спутник. Самописцы тоже, скорее всего, у них.
   – Я бы на вашем месте послал им сигнал на самоликвидацию, – сказал Бротиган. – Они скорее всего ими потерлись при попытке несанкционированного доступа, но – из принципа, чтобы неповадно было.
   – Коды надо бы сменить, – подал голос Кэссиди. – Даже если все потерлось, мало ли. Такова процедура.
   Рубен подумал, что под ионный зонтик сигнал не пройдет, но вслух ничего не сказал – сами догадаются.
   – Запрос на Фриду, – приказал староста. – Да, внеочередной сеанс. Не мое дело, откуда вы возьмете энергию. Обесточьте что-нибудь. Нет, не лаборатории. Процесс запущен, если мы его прервем, и система рухнет прежде, чем достигнет устойчивого равновесия, считайте, мы были здесь зря. Вам хочется отчитываться за бюджетные деньги? И я сильно подозреваю, что Фрида переадресует наш запрос на Цереру! Если бы это была наша выработка, мы не летели бы сюда первым эшелоном. Мы не станем забивать этим голову. Это дело дипломатов. Планета… нет, планета, само собой, наша. Это мы внесли ее в реестр, а эти пусть убираются. Чиф Норм, у вас есть соображения по этому поводу?
   – Оснастить оружием всю летающую технику. Это обязательно: Р. Эстергази вернулся сегодня только чудом. Включить режим энергосбережения, в первую очередь на зарядку идут аккумуляторы боевых машин. Ну… всего, что можно использовать в качестве боевой машины. Снять огни с периметра. Поставить по периметру автоматические пушки. Разместить вокруг комплекса фальшивые цели, видимые в инфракрасном визоре как источники энергии. Быть готовыми биться за башни: противнику для того, чтобы разрабатывать ресурс, кислород на Авалоне не нужен. Башни – наше самое уязвимое место. Я бы еще, – Норм сделал паузу, потому что прекрасно понимал – его поднимут на смех, – организовал базу где-нибудь в горах или в прибрежных скалах и вывел туда семьи колонистов.
   – Это, простите, бред, – резко сказала Эдера. – Еще не выставлена ни одна нота, а вы уже нас всех в окоп загнали!
   – …запросить с Фриды войска и поставить на орбиту крейсер. Мэм, вы полагаете, я не знаю свою работу?
   – Встречный вопрос: что-нибудь кроме своей работы вы знаете? Староста говорит совершенно правильно: сперва следует испробовать дипломатические методы.
   – Бывает, ситуации выходят из-под контроля. Когда подчиненные удалены от начальства и не знают, что делать, они с перепугу могут начать стрелять. Р. Эстергази был сегодня обстрелян. Это психология, мэм.
   «Мэм» немедленно налилась пунцовым соком. Нажил врага, отстраненно подумал Рубен. Было совершенно очевидно, что психолог рабочих групп Норма на дух не переносит… вот только с чего бы?
   – А что-нибудь кроме своей работы вы знаете? Посмотрите кругом: тут люди мирных профессий, с семьями и малыми детьми, а ваши так называемые бойцы – кучка подростков, которым преступно доверять оружие. Не говоря уже о вас лично… У нас нет ресурсов для войны.
   – Я не говорю о войне. – (Интересно, в этом месте я бы уже орал?) – я говорю всего лишь о готовности к любым действиям, предпринятым вероятным противником.
   – Эдера права, – вмешался Ставрос. – Норм, делайте все, что считаете нужным, но в пределах сметы вашей структуры. В первую очередь мы ответственны перед обществом, которое пытаемся здесь создать.
   – Я в первую очередь ответствен за жизни людей, из которых вы строите свое общество. Староста. Мэм. Общество можно и перестроить… или сменить на другое, если это пришлось не по вкусу.
   – Спокойно – все. Эдера, у нас просто нет на его место никого другого. Чиф, когда речь пойдет о жизнях людей, мы вас позовем. Одно дело сбить беспилотный спутник и даже обстрелять чужой разведчик, совсем другое – вести военные действия против заведомо мирной колонии. Надо быть последним идиотом, чтобы на это пойти. После того, как мы отзвонились на Фриду – Бротиган, мы ведь сделали это? – их тайна больше не существует. Сохранять нечего, игра не стоит свеч. Любое проявление агрессии будет рассмотрено как повод к галактической войне. Мы не одни, Федерация нас не оставит. Эта тема закрыта, переходим к следующей. Бротиган, давайте сюда эту женщину.
* * *
   Когда Мари Люссак переступила порог зала капитула, Рубен только растерянно сморгнул. Она была в бирюзовом домашнем халатике и в кофточке поверх, босые ноги в тапочках без задников делали ее совершенно беззащитной на вид. Особенно хрупкой казалась она на фоне громадины Бротигана: у того бесстрастное смуглое лицо, тяжелые черные брови, нос с длинной переносицей и вислым мясистым кончиком, в двери он проходит только боком, иначе плечи мешают. Ну людоед людоедом.
   Мари мельком оглядела собравшихся и встала, обхватив себя за локти. Она никогда ни на кого не смотрит подолгу, и очень редко – в упор, и кажется, она вот-вот превратится в птицу. Язык тела говорит: она одна. Замужняя женщина не должна так… Неправильно. И… эээ… неблагородно.
   Через минуту в дверь постучали, и, извинившись, через порог перелез заспанный и очень растерянный Брюс.
   – Это я его позвал, – невозмутимо пояснил Норм, глядя на недовольных Ставроса и Бротигана. – Он имеет право тут быть. Ну и, я думаю, он просто должен. Да?
   Не дожидаясь ответа, он встал, уступив свое место Мари Люссак. Брюсу стула не хватило, и ему пришлось довольствоваться простенком возле двери. Ставрос взглядом приказал Бротигану начинать.
   – Миз… Эстергази, вы в курсе, почему вас сюда пригласили?
   – Да, разумеется. Я знаю о трагической гибели миз Монти и понимаю, что вы обязаны допросить весь ее ближний круг.
   Староста едва заметно поморщился, сигнализируя своим: Мари, в отличие от прочих – одного Норма исключить! – не выглядела ни растерянной, ни смятенной. И виноватой, к слову, тоже. Да и в чем бы ее винить? На глазах у старушки разбила стекло шкафчика, сняла со стены топор, замахнулась и снесла той полчерепа?
   – Вам есть что сказать по этому делу?
   – Совершенно нечего, кроме того, что я скорблю вместе с вами.
   – Вы были в дружеских отношениях с покойной?
   – Я на нее работала и многому у нее научилась.
   Предельно честно, и ни добавить, ни убавить.
   – Чем этот рабочий день отличался от прочих, миз Эстергази, припомните…
   Мари чуть заметно пожала плечами.
   – Мы закончили на полчаса раньше. Я перевела записи с диктофона на архивный инфочип, и ученая дама отпустила меня, а сама осталась еще поработать с кристаллами с двойным лучепреломлением, про которые она сказала, что они якобы живые. Для административной работы ей нужен секретарь, а научная идет лучше, когда никто не смотрит через плечо. Так она сказала.
   – Архивный инфочип? – Ставрос посмотрел на Бротигана, и тот чуть заметно покачал головой.
   – Мы его не нашли. Вы, миз, его, случаем, не прихватили?
   Мари ответила, приподняв бровь, – и только.
   – В вашей комнате гора закрытых паролями инфочипов. Что может храниться на них, кроме несанкционированных копий научного архива колонии Авалон?
   В этот момент Рубену отчаянно захотелось напомнить сыну про приоткрытый рот.
   – Что дало вам основания для обыска моей комнаты?
   – Ничего вашего, девушка, на территории колонии нет. Отправившись в нашу экспедицию, вы подписались насчет исполнения наших законов.
   – Я знаю законы Новой Надежды. Для вмешательства в частное пространство гражданина государству необходимы веские основания. Или на Авалоне уже свои законы?
   – Вы не гражданка Новой Надежды.
   – Я замужем за гражданином, это уравнивает меня в правах. Административное действие, проведенное с нарушением процедуры, незаконно без каких-либо дополнительных причин.
   Бротиган медленно и хищно улыбнулся, словно имел на руках флэш-рояль.
   – Ваша девичья фамилия – Люссак? Вы дочь высокопоставленного функционера Федерации Земель Обетованных?
   – Совершенно верно, я этого не скрываю. Двое из присутствующих здесь людей могут подтвердить мою личность.
   – Свидетельство мужа не может… – нерешительно начала Эдера.
   – …и еще мое, – добавил Норм. – Я давно знаком с этой юной дамой и могу засвидетельствовать ее личность.
   – Вы ведь ее, – Бротиган сверился с декой, – шесть лет не видели?
   – Сверьте мою генетическую пробу.
   Ставрос молчал, было совершенно очевидно, что он в курсе, к чему клонит СБ.
   – Вы заключили брак с присутствующим здесь Брюсом Эстергази за восемь дней до отправления экспедиции, не так ли?
   – Это противозаконно?
   – Это вызвало бы подозрения в любом случае, однако с учетом текущих обстоятельств – да, совершенный вами гражданский акт абсолютно противозаконен и недействителен. Дело в том, что по сведениям, запрошенным нами из метрополии, Мари Люссак в настоящий момент проходит на Далиле курс психологической реабилитации. Пьет минеральную водичку, любуется закатами и слушает медитативную музыку. Миз Люссак никогда не покидала сферы безопасности, организованной ее отцом. Ваш брак не существует, миз шебианский клон.
   – А если я скажу, что это там клон сидит?
   – А если я не поверю?
   – Брюс Эстергази сам предложил мне принять участие в экспедиции на Авалон.
   – Но согласитесь, навести его на эту мысль было нетрудно. Про троянского коня давно читали?
   Мари обернулась на Брюса и встретила взгляд человека, которого только что пырнули в печень. Одна секунда, в течение которой можно было или сказать что-то, или промолчать, а после она отвернулась и глядела только перед собой.
   – У вас нет шансов, дитя мое, – сказала Эдера. – Расскажите нам все.
   – Я не ваше дитя.
   – Она не дитя, – согласился и Бротиган. – Она сотрудник Службы безопасности вероятного противника. «Крот» под прикрытием. Она использовала мальчишку, чтобы овладеть нашими секретными разработками. Что же такое нарыла миз Монти, что вам пришлось убить ее топором! Неужели отравить не проще?
   – Как насчет продолжения в присутствии адвоката?
   – Законы на вас не распространяются, миз Неизвестно-Кто. Да и где я возьму вам адвоката?
   – Второе влечет первое, не так ли? Если вы объявляете меня клоном, то считаете себя вправе не соблюдать мои гражданские права, потому что иначе вступаете в конфликт с законом. Я настаиваю на том, что на Далиле оставлен мой двойник, исключительно с целью успокоить охраняющих меня отцовских агентов. Я ей за это плачу. Ваше слово против моего.
   – Против вашего же слова, увы. Вы сами сделали все, чтобы оригиналом считалась она.
   – Доказывайте, – бросила Мари Люссак и вздернула плечи в знак того, что помогать следствию не станет, но не выдержала, полюбопытствовала: – А что, пропавший спутник – тоже я?…
   – Погодите, – сказал Рубен. – А где из того, что леди, возможно, клон, вытекает, что она убийца?
   Эта мысль, самому ему казавшаяся крайне благоразумной, повисла в воздухе: Ставрос до нее не снизошел, а Бротиган посмотрел на пилота как на ребенка, который вмешался во взрослый разговор.
   – Единожды солгав, – сказала Эдера, – да кто ж тебе поверит?
   – Я не рассчитывала проходить по делу об убийстве.
   – Не возьмусь тягаться с вами жизненным опытом, миз, – есть такие женщины, к которым невозможно обратиться «мэм» или «леди», – но мне казалось, у каждого человека есть если не скелет в шкафу, то хотя бы сфера интимного. Это я к тому, что мы все в чем-то лжем.
   – Господин Ставрос, – заговорил доселе молчавший Кэссиди, – по решению суда к подозреваемому может быть применен допрос с использованием медицинских средств.
   – У нас тут нет суда. Я как-то тоже не рассчитывал, что вы начнете друг дружку… топорами.
   – …если нет суда, его функции переходят к высшему должностному лицу колонии, – настойчиво сказал Кэссиди. – Вы должны взять это на себя.
   Ставрос вздохнул как Авраам, от которого потребовали в жертву первенца, и начал сбивчиво и невнятно перечислять моральные и религиозные принципы, в силу которых для него совершенно недопустимо осуществлять медикаментозное управление психикой существа, хотя бы относительно заявленного как обладающего свободой воли. Было совершенно очевидно, что команда его сломает.
   – Вы говорите, что у клонов нет прав, – заговорил вдруг Норм, о котором все забыли. – Это не так. В свое время я достаточно подробно изучал этот вопрос. Существует «Декларация прав биоконструкта», в которой, в частности, запрещается подвергать мозг клона биохимическим воздействиям. Он и так есть продукт воздействия сложных биохимических процессов, и то, что достаточно безвредно для человека, на клона может подействовать любым непрогнозируемым образом.
   – Она, – ухмыльнулся Бротиган, – утверждает, что не конструкт.
   – Ни в коем случае, – парировала Мари Люссак. – Я оригинал в обсуждаемой паре, но вы не приняли во внимание то, что дочь моего отца изначально может быть биоконструктом.
   И торжествующе улыбнулась, выпустив эту парфянскую стрелу.
   – Эта… тварь издевается? – спросила Эдера.
   – У нее есть такое право, – очень серьезно ответил ей чиф ССО.
   – Так вы клон или нет?
   – Скажем так, я допускаю такую вероятность. Я не знаю. Учитывая, что мой отец широко использует сущности, созданные под заказ, и что он хотел бы иметь правильную, достойную его дочь… вполне возможно. Буду вам признательна за любые факты за и против. С другой стороны, если СБ создавала меня для проведения автономных спецопераций на выезде, у меня, разумеется, блокирован мозговой центр, отвечающий за расторможенность речи.