Страница:
Мари Люссак упала в обморок, когда Норм бросил ей на колени кролика: как можно употреблять естественные протеины? Можешь не употреблять, желающие найдутся, твое дело сказать, из нашей ли он пищевой цепочки, этот несчастный кролик. Заодно таким нехитрым образом Норм рассчитывал наладить учет левых пищевых продуктов. Мало ли кто поймает кролика, птицу или рыбу: он или съест ее на свой страх и риск, или же, принеся ее в колонию, включит ее в общий рацион, потому что консервы только для детей. Мы все здесь цивилизованные люди, прошедшие в школе курс ОБЖ. Психологически – они будут проверять. Морган, оказавшаяся поблизости, предложила дать барыньке понюхать носок, однако встретила неудовольствие чифа, и инициатива ее увяла.
На первый взгляд весь табор превратился в один большой ССО. Всем раздали куртки защитного цвета, с подогревом, стеганые брюки и непромокаемые походные ботинки, а также шапки-шлемы с застежкой на подбородке. Над стоянкой натянули камуфляжную сеть.
Подогрев. Это будет сложно. Подогревом велено пользоваться только в случае непосредственной опасности для жизни, когда придется выбирать: обнаружить себя или насмерть замерзнуть. Сбившаяся в кучу колония, включившая свои спальники и куртки, в инфровизоре будет полыхать, как вулкан. Немного, правда, помогут нам армейские палатки: их отливают из легкой и прочной синтеткани – в кармане можно унести! – поглощающей тепловые излучения. Естественный фон человека они, скажем, скроют, и даже активированный спальник, но злоупотреблять не стоит.
Тело способно нагревать пространство, внушительно сказал Норм. Используйте этот ресурс прежде других. Другие ограничены.
Гражданские растеряны. Аккумуляторные печи мы даже и брать с собой не стали, не говоря о том, чтобы на себе тащить, а готовить на открытом огне цивилизованный гражданин не умеет. Кое-как вскипятили воду и сейчас бранятся – чаем обожглись! Ну да, в цивилизованной кухне ты сам задаешь удобную для тебя температуру готовой пищи, а как указать ее дикому огню? Как можно это давать детям?
Словом, решение есть с открытого огня понимания у народа не вызвало. Утешались лишь тем, что это ненадолго.
Брюс вновь посмотрел в вечернее небо. Прояснилось – это к морозу. Отец все еще не вернулся. У него давно уже нет топлива. Мари, наверное, тоже беспокоится. Она в палатке одна, с ней Рог, инфочипы, записи. Кролика, она сказала, можно есть, но сама не стала. Кэссиди по этому поводу заметил, что это дурной знак, что подозрения с нее до сих пор не сняты, и если она перетравит тут всех, то, может, это и есть ее задача. Норм на это ответил ему, что лично он вообще ни с кого тут еще не снял подозрений. В последний раз Брюс видел тушку в руках Морган: подвесив ее на ручку бульдозера за задние лапы, та проводила принудительный мастер-класс для ССО и всех, кому интересно, как надо. Сперва обдираем шкуру – нет, ее не едят! – после разделываем на куски и жарим на палочке. Лучше, правда, сварить, потому что при жарке выход уменьшается, а от вареного кролика будет еще и бульон. Это важно. Обрезаем шкурку на лапах по кругу, от лап к анусу делаем разрез, и стягиваем кожу вниз, к голове, чулком, лишь чуть подрезая острым ножиком, где не идет. Шкура у него на пленочке, снимается легко, видите, мясо под ней нежное, розовое, аппетитное. Крови нет, если только вот эту и эту жилы не заденете. Кровь будет после, когда мы распорем брюхо по осевой, чтобы выпотрошить… зная, что слово у Морган не расходится с делом, Брюс поспешил ускорить шаг. Прочих заметно тошнило. А вот Андерс остался: никак не хотел смириться, что у Первых командир круче.
– Это сердце, а вот это – печень, – слышалось за спиной. – Они съедобны. И почки. А вот желчный пузырь лучше извлечь так, чтоб не лопнул: замаетесь после горечь вымывать. Кишки тоже выбрасываем.
– А кишок-то больше всего, – заметил кто-то наблюдательный.
– Ага, только в них какашки. Желаешь? Пробиваясь из толпы наружу, Брюс столкнулся с Товией, который тащил за собой Китри за руку, точно так, как вошло у них в обычай памятной праздничной ночью. Иначе они, кажется, уже не передвигались. В каждой еде, кипятился минотаврец, должны присутствовать Радость, Мир, Добро и Любовь. Как прикажете совместить это с естественными протеинами? Брюс неслышно и мимолетно вздохнул: здравому смыслу, даже подкрепленному нормами ОБЖ, с Аюрведой, когда ее включают в экуменические религии, спорить чертовски трудно. Победа всегда останется за Аюрведой… зато еда – за здравым смыслом. Китри послушно внимала. Кажется, у этих двоих все получилось наилучшим образом.
В результате кролика руководство слопало на троих, потому что Андерс позвал Абигайль, и руководству ничего плохого не сделалось. Правда, Брюс всегда подозревал, что Морган способна жрать консервы, не снимая с них фольгу.
Все ССО нынче с оружием, и остальные мужчины тоже. В этом есть некоторая опасность, поскольку все на взводе. У ССО внутренний приказ – палить только по кроликам, по возможности одиночными и в упор. Норм особенно рекомендовал освоить искусство вязать силки. Подстеречь кролей нетрудно: в поисках пищи ушастые стягиваются к опытным делянкам. Где еда, там и кролики, а с другой стороны, где кролик – там и голодный колонист. Законы природы те же, и мы изо всех сил стараемся не думать, что ищущий нас враг способен сложить два и два.
Беда, если придет, придет с воздуха. Голод и холод страшнее. Впрочем, мы все еще надеемся, что завтра доберемся до базы. Там аккумуляторы и провиант. Все знают, что база есть, ведь это последнее, о чем позаботился Норм перед своей отставкой, а Норм – он сейчас бог.
– Бог приказал явиться, – сказала Морган, пробегая мимо. – Что-то у него есть для своих.
Отягощенный дурными предчувствиями, Брюс поплелся под навес, где Норм собирал малый совет. Здесь командиры отделений, Эдера Насименто, неизменный Кэссиди. Из колонистов никого нет. Для своих всегда приберегают плохие новости, чтобы вместе обсудить, как их правильно подать и что теперь делать.
– Базы у нас больше нет, – сказал Норм, кивая на двоих разведчиков, до такой степени замерзших и уставших, что бульон с кроликом схлебали даже не спросив, что это и можно ли это есть. – Ее разбомбили, и нам нет никакого резона идти на пепелище. Во-первых, нас там ждут. Во-вторых, едва ли мы найдем там что-нибудь полезное. Имеет смысл остаться тут. А в-третьих… интересно, откуда они узнали ее расположение? Меньше всего мне хочется открывать сезон охоты на ведьм, но сдается – у нас крот, и он под нас роет. Кэссиди, что вы думаете по этому поводу?
– Расположение резервной базы было известно руководству колонии…
– Мне – нет, – немедленно отреклась Эдера.
– …вам лично, Норм, вашим младшим командирам, Бротигану и мне, но Бротиган погиб, спасая людей.
– Зато вы живы.
– И не жалею об этом. Я также уверен, что этой информацией располагал Р. Эстергази – где он, кстати? Даже если он со всех сторон герой и молодец – искусственные люди ведь не способны на двойную игру, если это не заложено в их ТТХ – можем ли мы быть уверены в том, что он ничего не сказал девице Люссак?
– Мадемуазель Люссак была взята под стражу до принятия решения о создании резервной базы. У нее нет и не было возможности совершать какие-либо автономные действия.
– Мы вернулись туда, откуда пришли, чиф Норм. Девица Люссак – гражданка Земель Обетованных, с огромной долей вероятности – биоконструкт и оперативный агент противника. Все время, даже после того, как она была изолирована, она находилась в контакте с тремя персонами, каждая из которых так или иначе была связана с жизненно важной и секретной информацией.
– Я более чем уверен, что в девице Люссак нет встроенного эмиттера гиперсвязи.
– Должен вас предупредить, чиф Норм, следующим шагом я предположу наличие организованно действующей группы. Есть несколько человек, связанных личными отношениями, с вражеским или двойным гражданством… Вы, Эстергази, Р. Эстергази, Мари Люссак, которую вы не отдаете с завидным упорством, и еще, наверное, девица Морган, преданная непосредственно вам.
– Чья была идея послать Морган на автономную операцию за моей спиной?
– Нам нужен был человек, способный вас заменить, и не строптивый. Солдат перестает быть солдатом, когда перестает различать своих и чужих. А Пантократор меняет все, к чему прикоснется. Он взялся за вас, Норм, и вы больше не солдат. Может быть, герой, я не спорю…
– Герой у нас Р. Эстергази, и хватит нести чушь. У меня первый кандидат под стражу – вы, Кэссиди. Мои предположения против ваших, но я вас арестовать могу, а вы меня – нет. Посему я прошу вас сдать портативное устройство связи и не покидать вашу палатку. Считайте себя под домашним арестом, заодно попробуете это удовольствие на своей шкуре. Морган, присмотри.
– Протестую, – лениво заявил Люссак. – Ни одна сторона не должна получать указания извне. Только свои ресурсы, в том числе свой ум.
– Это не указания, – ответила Приматора Ариадна. – Мы в любом случае должны связываться с обеими сторонами, чтобы оценивать ситуацию адекватно. У них все-таки там дети, так что будем иметь снисхождение.
Люссак хмыкнул и переплел пальцы на колене. Помощница Ариадны Аида, молодая и невзрачная, инициировала сеанс и положила деку перед Натали Норм. В центре стола возникло голографическое изображение связиста – ошеломленного и замерзшего парнишки, сидящего на ящике, на снегу. По краям громоздились смутные тени-глыбы: какие-то очень большие машины в отблесках живого огня.
– Мне нужно поговорить с тем, кто у вас командует, – сказала ему Натали.
– Ага. То есть сию минуту, миз… – Он вскочил и замахал руками. – Они хотят говорить с вами, командир, чиф…
Потом его мягко выдвинули из фокуса, а вместо него в кадре соткался широкоплечий мужчина с бронзовым лицом, без шапки, со снегом в кудрявых волосах. Неторопливо сел, положив рядом энергоштуцер.
– Да тут, – сказал президент Люссак, – все свои. И вы плакались, будто бы у НН нет ножа в сапоге? А это что?
Вряд ли он знает, насколько здесь все свои. И не надо ему знать. Это вроде экзамена, где-то рядом бродит Сила, Натали ощущает ее присутствие, как серебряную мушку на сетчатке, из тех, что возникают от низкого кровяного давления. Силой надо овладеть, это важно, потому что кому ты можешь помочь – без Силы?
Наверное, ты очень удивился, увидев здесь меня, но, к твоей чести, не дрогнул даже бровью. Ты вообще ничем не показал, что мы знакомы. Пантократор всем подает скрытые знаки, и я – знак для тебя. Надеюсь, добрый. Хорошо. Я принимаю эти правила.
– Я вынужден был принять командование, – сказал Норм. – Вам придется говорить со мной.
– Спросите его, где Ставрос, – подал голос Лантен.
– Мы похоронили его утром. Он был герой. Он защищал свою планету.
У Натали сперло дыхание. Сын, где мой сын? Вы назвали его солдатом!
– Какая у вас ситуация? Какие потери?
– Мы потеряли двенадцать человек во время ночной бомбардировки. Вся дежурная смена на генераторе – от первого же удара, офицер службы безопасности Бротиган и боец ССО Тирод – обеспечивая эвакуацию людей из горящего комплекса. Пилот по контракту Зайферт – в воздушном бою. Еще семеро погибли, когда выходили из зоны обстрела. Обращаю внимание комиссии – это была военная авиация.
Кто еще, кто еще?!
– Остальные все живы, – сказал Норм, глядя ей в глаза.
Это только для нее. Мальчик цел. Ну и… тот тоже.
– Я должен знать, мэм, как мировое сообщество намерено разрешать эту ситуацию. Каковы ваши условия?
Четверо в зеленом промолчали, и у Натали усилилось чувство, будто она сдает экзамен. Это не должно иметь никакого значения, но – имеет. Если она решит этот ребус правильно, больше никто не умрет и за них не надо будет больше бояться.
Справедливость, говорите? А как это?
– Каковы ваши намерения? – ответила она вопросом на вопрос. – Вы собираетесь спорить за эту планету?
Скажи «нет» матери своего ребенка! И вернись. У нас есть свой мир и свой дом. Будет так, как мы решим, ты и я, и не будет горечи на наших губах, и день наш будет светел.
Я не люблю ночь. Ночь черна, правая половина постели холодная, и я просыпаюсь в ночи от отчаяния, от одиночества, от дурных мыслей. Пусть будет светел твой день!
– Снимите с планеты детей и гражданских, – сказал Рассел. – Хотя бы женщин, и тогда мы составим команды и сыграем, как большие. Что скажете?
– Что скажете? – Приматора Ариадна переадресовала вопрос Норма Люссаку – Мы позволим вам снять с планеты всех, кто не желает там оставаться. Вы сможете укомплектовать команду по своему вкусу. Господин Лантен, господин Ква'ан?
– Я согласен, – сказал Лантен, а Ква'ан кивнул. – Чиф Норм, кто будет играть от нас? Вы уже решили?
– Разумеется, я, рядовая Морган, капитан Ллойд Кэссиди, миз Насименто с дочерью – он сделал чуть заметную паузу, поглядев в сторону Натали, – рядовой Эстергази и его… и еще несколько человек. Я также очень рассчитываю на контрактника Р. Эстергази.
– С дочерью? Сульпиции Насименто четырнадцать лет! – возмутился Лантен, который, оказывается, отслеживал список по своей деке.
– Она настаивает, и мать не возражает, – судя по каменному выражению лица Норма обе дамы Насименто находились от него на расстоянии вытянутой руки, и еще – он бы очень не возражал от них обеих избавиться, -…и еще несколько колонистов, которые решили, что тут их дом. Люди невоенных специальностей. Я могу отобрать из них полезных.
– Что вы сами насчет этого думаете, чиф Норм? – спросил доселе молчавший генерал Ква'ан.
Ему было жарко, жесткий воротничок врезался в темную жирную шею, золотое шитье на нем потемнело от пота.
– Я думаю, давайте решим это дело один на один. Выставьте против меня бойца любого класса: кто выживет, того и планета.
– Еще лучше, – согласился Ква'ан.
– Не уверен. – Это Лантен. – В случае успеха планету для Новой Надежды завоюет гражданин Пантократора, а Пантократор, – он поклонился, – входит в состав Земель, хотя я всемерно уважаю его особый статус и миротворческие усилия. При всем почтении к нашим хозяевам, достойнее было бы нам обойтись своими силами… или хотя бы изменить их процентное соотношение. Кто там есть в команде от нас, кроме миз Насименто? Людей и нелюдей с двусмысленным статусом просьба пока не предлагать.
– Кэссиди, – сказал Норм и усмехнулся.
– Я тоже против, – сказал Люссак. – Я примерно знаю сценарий этих битв один на один. Сперва они не могут найти друг дружку на огромной пустой планете, потом некоторое время более или менее честно стараются исполнить взятые на себя обязательства, а еще пару дней спустя мы обнаруживаем их братающимися и пьянствующими на пустом ящике из-под капсюлей. В процессе планета теряет товарный вид. Лантен, вам это надо? Нет, я понимаю, мы можем снять реалити-шоу, чтобы покрыть убытки. Я не желаю тратить на это время.
– У вас там тоже есть люди, подписавшие контракт только на горные разработки. Мы предлагаем им беспрепятственно покинуть спорную территорию. Цените это.
– Мы, конечно, не можем приказать им сражаться. Но мы можем их уволить и нанять других. От присутствия на планете обоза мы теряем меньше, чем противник. Зачем нам лишать их элемента уязвимости?
Рассел чуть заметно вздохнул, рябь помехи пробежала по его лицу как недовольная гримаса: никто и не заметил, только жена. Только она поймет, что выбора опять нет. Его никогда нет, этого проклятого выбора.
Чтобы новый мир стоял прочно, в его основание закладывают жертву Нет, не невинную деву и не мальчика, у которого не было отца. В землю зарывают сержанта, он крепит землю своими костями, и миру тогда сносу нет.
Миранда глянула на Рубена с откровенной ненавистью, вызванной тем, что последние несколько часов она держалась не столько на ногах, сколько на стиснутых зубах. Пилоты совершенно не умеют ходить. Если упадет, придется тащить ее на себе.
– Неужели опять обходить?!
Рубен ткнул пальцем в желтую ленту с черной надписью, сорванную ветром со штоков и почти невидимую в мелкой снежной пурге.
– Знаешь, что это? Зона действия активных почвообразующих бактерий. Любую угодившую к ним протоплазму они сожрут в считанные минуты.
– Колоссально вы тут нагадили!
– Штамм этот имеет ограничения по количеству циклов воспроизводства, то есть безболезненно для экологии вымрет сам спустя некоторое время, к тому же похолодание должно было приостановить его активность, – прикинул Рубен, – но я не специалист-почвенник и рисковать без надобности не стану. Только в обход. А потом тут вырастет трава, цветы и деревья. Это к вопросу про «нагадили»…
Ему показалось, что слова ухнули в пустоту. Их нынче действительно учат только летать и стрелять? Миранде всего девятнадцать, она думает, что если чего не знает, значит, то и знать не обязательно, но в любом случае у дочки Гросса есть характер. Это хорошо, потому что без характера не дойдет. Ни жира, ни мяса на ней нет, а холодный сильный ветер, кажется, выдувает из костей костный мозг и завывает там, в полых трубках. Зажала в зубах прядь своих белобрысых волос и топает, брови сдвинуты, глаза в кучку Я и сам сейчас такой. Ногу поднять… переставить… Один летчик, француз на старой Земле упал в пустыне, а после написал про это. Только он страдал от жары и жажды. Поскольку все равно, о чем думать, я думаю о нем все эти километры. Сотню или две.
На самом деле хорошо, что мы наткнулись на Зону. Это ориентир. До нее я знал только, что солнце-Либеллин встает на востоке. Ну и еще башня, которую мы взорвали: это была восемнадцатая, и я примерно представляю, как нам надо двигаться, чтобы вернуться на место боя. По правилам, если не оговорено другое, распавшаяся боевая группа возвращается туда же, где разошлась, а там оставляют дежурного – это будет кто-нибудь из ССО! – и он уже ориентирует всех к месту общего сбора. Туда и премся вторые сутки, насильно принуждая себя шевелиться. Нас ждут, нас не могут бросить. Что будет, когда у нас не останется сил идти? Очень просто – уснем и замерзнем. У нас есть лучемет с батареей, но жечь нечего, даже одежда на нас синтетическая, она только плавится, а не горит. А даже если бы и горела – она куда полезнее, когда защищает нас от ветра на марше, так что жечь лучше что-нибудь другое.
Думай, Назгул, думай. Женщина под твоей защитой.
Привыкай. Когда Военно-космические силы Зиглинды приучались считать женщин боевыми товарищами, равными себе – не одинаковыми, и не во всем, но в главном, в том, ради чего ни шагу назад! – ты в этом не участвовал. Для тебя одного она оставалась самым драгоценным грузом… и да, собственно тем, ради чего ни шагу назад. Назгул нашел спасение души в том, чтобы оставаться человеком именно тогда, когда никто бы его человеком не назвал.
Мне очень не хватает крыльев, да, и еще – бортовой памяти. Ситуация, когда быть человеком неудобно и невыгодно. Летели-то мы сюда не дольше десяти минут!
К вечеру небо расчистилось, а плоская равнина сменилась скалистыми холмами. Где-то за ними Рубен ожидал увидеть черный лес, на опушке которого колонну настигли Волки. За ночь не перевалим, а значит, если нам попадется какая-нибудь нора или дыра, следует там переночевать. Будет куда хуже, если смертная усталость свалит нас вне укрытия. Ночью будет холоднее.
Идти пешком. За сутки пути Рубен узнал о планете больше, чем за тот год, что летал над ней. Солнце завалилось к горизонту и остановилось там: когда Рубен видел его в последний раз, оно висело средь облаков неподвижно, послав в стороны шесть пучков лучей, как мельница, а подножия холмов заволокло густой синью. Каменистые вершины пылали, словно расплавленная медь. Ночные остывшие скалы излучали холод и смерть, и даже Назгулу, пока он пробирался по каменистой осыпи, приходилось напоминать себе, что у него со смертью особые отношения. Чем можно стать здесь?
Ручеек неба в вышине потемнел, и когда Рубен вновь посмотрел на Миранду, он не нашел на ней лица – его обглодали сумерки. Форменная обувь тоже не предназначена для ходьбы по острым камням: она слишком мягкая. Поликаучук подошвы превратился в лохмотья, походка Волчицы утратила уверенность, она часто оступалась. Еще немного – и пойдет босиком. И куда уйдет?
– Пять минут передохнем, – распорядился он, прекрасно сознавая, чего ему будет стоить поднять свою спутницу снова. Миранда села, подавляя стон. Подтянула колени к груди и занялась ботинками, пытаясь их хоть как-то связать. Рубен привалился спиной к большому камню, и тот, как вампир, сразу потянул тепло из его живого тела. Очевидно, Рубен уже не мог принудить себя шевелиться ради себя самого. Что тут есть, кроме камней? И что такое камень?
Идиот! Нет – хуже, спесивый идиот. Вот камень, вот ты, вот пять минут, на которые ты имеешь право. Структура камня… ага, вот такая… двенадцать лет я был техникой в забытом ангаре, а сейчас я в самом подходящем состоянии, чтобы пару миллионов лет пролежать тут, погруженным в бесконечное созерцание и любуясь закатами. Стать частью этого мира. Может быть, однажды из меня изваяют Будду.
– Лучемет у тебя еще? Дай сюда.
Миранда посмотрела снизу вверх, недоверчиво, вынула оружие из набедренной кобуры, перехватила за ствол, но протягивать его вражескому офицеру не спешила. Наконец решилась, бог весть о чем при этом думая. Рубен обошел гостеприимную глыбу, пытаясь определиться с направлением ветра и предполагая, будто обращенная к склону сторона – более теплая. А теперь – огонь! Выглядит как самоубийство: я только что был этим самым камнем.
– Ты спятил?! – девушка вскочила, но неловко, и пошатнулась, пытаясь вцепиться Рубену в руку. Неужто в самом деле надеется отобрать? – У меня же больше… ничего!
Ничего – в самом деле, батарею Рубен посадил. Но вокруг вплавленной в шкуру валуна черной выемки теперь завился пар, она излучала тепло и, насколько Рубен разобрался в свойствах камня, собиралась делать это долго. Может быть, до утра? А вот посмотрим. Ночуем здесь, прижавшись к камню и друг к другу.
А я на всякий случай побуду камнем.
В самом деле, надо бы попробовать себя в тихом виде. С напряженной внутренней жизнью. Камень не устает, камень постоит на стреме, поиграет своим теплом, загонит его вглубь на первых порах, чтобы не обжечь доверенные ему белковые тела, а после будет тянуть и тянуть изнутри. Тепло передается от горячего к холодному. Это общий закон, но в рамках закона возможны варианты. Этим я и займусь.
Камень – это ведь нечто особенное, в некотором роде противоположное всему тому, чем я был раньше. Для камня нет времени. Камень – не функциональное устройство, он существует независимо… хотя, конечно, его можно приспособить к своим нуждам. Камень – часть мира. А что такое этот мир?
Авалон. Какая-то планета. Не Зиглинда, а нечто совсем в другом роде. Я только сейчас созрел это рассмотреть.
Настало тишайшее утро, обложенное снегом, как ватой. К утру тепло большей частью рассеялось, стало чуть ощутимым, достаточным лишь для того, чтобы чувствовать себя живым, и еще – отдавать тепло, а не тянуть его, и иней покрыл тела и волосы спящих. Именно тут и именно в это время их застал гул моторов с небес. Миранда вскинула голову, но увидела там только поволоку тумана. Рубен не стал ей мешать и даже слова не сказал, когда она оттолкнула его и отчаянно полезла вверх по осыпи, помогая себе руками. Это ее шанс. Хотя – опоздает. Наверное, Миранда думала, что кричит громко, на самом же деле звук, издаваемый ею, был где-то между хрипом и писком. Бесполезно. Они слышат только свои моторы.
Она вернулась совершенно убитая, съехав вниз вместе с небольшой лавиной.
– Что?
– Идут выше облаков. Скалы же. Надо было остаться возле разбитых машин – они наверняка их нашли.
Да. Разбитые машины нашел бы тот, кто смотрит сверху. Не наши.
– Мы бы возле них не выжили.
Верно.
– …или стрелять. Они бы засекли вспышку. Но теперь ведь нечем!
Она пнула бесполезный лучемет, и тот скатился ниже по склону. Никто за ним не пойдет. Он теперь бесполезная тяжесть.
– Мы бы не выжили, – повторил Рубен. – И им тут не сесть. Пойдем. Все будет хорошо. Уже близко.
На первый взгляд весь табор превратился в один большой ССО. Всем раздали куртки защитного цвета, с подогревом, стеганые брюки и непромокаемые походные ботинки, а также шапки-шлемы с застежкой на подбородке. Над стоянкой натянули камуфляжную сеть.
Подогрев. Это будет сложно. Подогревом велено пользоваться только в случае непосредственной опасности для жизни, когда придется выбирать: обнаружить себя или насмерть замерзнуть. Сбившаяся в кучу колония, включившая свои спальники и куртки, в инфровизоре будет полыхать, как вулкан. Немного, правда, помогут нам армейские палатки: их отливают из легкой и прочной синтеткани – в кармане можно унести! – поглощающей тепловые излучения. Естественный фон человека они, скажем, скроют, и даже активированный спальник, но злоупотреблять не стоит.
Тело способно нагревать пространство, внушительно сказал Норм. Используйте этот ресурс прежде других. Другие ограничены.
Гражданские растеряны. Аккумуляторные печи мы даже и брать с собой не стали, не говоря о том, чтобы на себе тащить, а готовить на открытом огне цивилизованный гражданин не умеет. Кое-как вскипятили воду и сейчас бранятся – чаем обожглись! Ну да, в цивилизованной кухне ты сам задаешь удобную для тебя температуру готовой пищи, а как указать ее дикому огню? Как можно это давать детям?
Словом, решение есть с открытого огня понимания у народа не вызвало. Утешались лишь тем, что это ненадолго.
Брюс вновь посмотрел в вечернее небо. Прояснилось – это к морозу. Отец все еще не вернулся. У него давно уже нет топлива. Мари, наверное, тоже беспокоится. Она в палатке одна, с ней Рог, инфочипы, записи. Кролика, она сказала, можно есть, но сама не стала. Кэссиди по этому поводу заметил, что это дурной знак, что подозрения с нее до сих пор не сняты, и если она перетравит тут всех, то, может, это и есть ее задача. Норм на это ответил ему, что лично он вообще ни с кого тут еще не снял подозрений. В последний раз Брюс видел тушку в руках Морган: подвесив ее на ручку бульдозера за задние лапы, та проводила принудительный мастер-класс для ССО и всех, кому интересно, как надо. Сперва обдираем шкуру – нет, ее не едят! – после разделываем на куски и жарим на палочке. Лучше, правда, сварить, потому что при жарке выход уменьшается, а от вареного кролика будет еще и бульон. Это важно. Обрезаем шкурку на лапах по кругу, от лап к анусу делаем разрез, и стягиваем кожу вниз, к голове, чулком, лишь чуть подрезая острым ножиком, где не идет. Шкура у него на пленочке, снимается легко, видите, мясо под ней нежное, розовое, аппетитное. Крови нет, если только вот эту и эту жилы не заденете. Кровь будет после, когда мы распорем брюхо по осевой, чтобы выпотрошить… зная, что слово у Морган не расходится с делом, Брюс поспешил ускорить шаг. Прочих заметно тошнило. А вот Андерс остался: никак не хотел смириться, что у Первых командир круче.
– Это сердце, а вот это – печень, – слышалось за спиной. – Они съедобны. И почки. А вот желчный пузырь лучше извлечь так, чтоб не лопнул: замаетесь после горечь вымывать. Кишки тоже выбрасываем.
– А кишок-то больше всего, – заметил кто-то наблюдательный.
– Ага, только в них какашки. Желаешь? Пробиваясь из толпы наружу, Брюс столкнулся с Товией, который тащил за собой Китри за руку, точно так, как вошло у них в обычай памятной праздничной ночью. Иначе они, кажется, уже не передвигались. В каждой еде, кипятился минотаврец, должны присутствовать Радость, Мир, Добро и Любовь. Как прикажете совместить это с естественными протеинами? Брюс неслышно и мимолетно вздохнул: здравому смыслу, даже подкрепленному нормами ОБЖ, с Аюрведой, когда ее включают в экуменические религии, спорить чертовски трудно. Победа всегда останется за Аюрведой… зато еда – за здравым смыслом. Китри послушно внимала. Кажется, у этих двоих все получилось наилучшим образом.
В результате кролика руководство слопало на троих, потому что Андерс позвал Абигайль, и руководству ничего плохого не сделалось. Правда, Брюс всегда подозревал, что Морган способна жрать консервы, не снимая с них фольгу.
Все ССО нынче с оружием, и остальные мужчины тоже. В этом есть некоторая опасность, поскольку все на взводе. У ССО внутренний приказ – палить только по кроликам, по возможности одиночными и в упор. Норм особенно рекомендовал освоить искусство вязать силки. Подстеречь кролей нетрудно: в поисках пищи ушастые стягиваются к опытным делянкам. Где еда, там и кролики, а с другой стороны, где кролик – там и голодный колонист. Законы природы те же, и мы изо всех сил стараемся не думать, что ищущий нас враг способен сложить два и два.
Беда, если придет, придет с воздуха. Голод и холод страшнее. Впрочем, мы все еще надеемся, что завтра доберемся до базы. Там аккумуляторы и провиант. Все знают, что база есть, ведь это последнее, о чем позаботился Норм перед своей отставкой, а Норм – он сейчас бог.
– Бог приказал явиться, – сказала Морган, пробегая мимо. – Что-то у него есть для своих.
Отягощенный дурными предчувствиями, Брюс поплелся под навес, где Норм собирал малый совет. Здесь командиры отделений, Эдера Насименто, неизменный Кэссиди. Из колонистов никого нет. Для своих всегда приберегают плохие новости, чтобы вместе обсудить, как их правильно подать и что теперь делать.
– Базы у нас больше нет, – сказал Норм, кивая на двоих разведчиков, до такой степени замерзших и уставших, что бульон с кроликом схлебали даже не спросив, что это и можно ли это есть. – Ее разбомбили, и нам нет никакого резона идти на пепелище. Во-первых, нас там ждут. Во-вторых, едва ли мы найдем там что-нибудь полезное. Имеет смысл остаться тут. А в-третьих… интересно, откуда они узнали ее расположение? Меньше всего мне хочется открывать сезон охоты на ведьм, но сдается – у нас крот, и он под нас роет. Кэссиди, что вы думаете по этому поводу?
– Расположение резервной базы было известно руководству колонии…
– Мне – нет, – немедленно отреклась Эдера.
– …вам лично, Норм, вашим младшим командирам, Бротигану и мне, но Бротиган погиб, спасая людей.
– Зато вы живы.
– И не жалею об этом. Я также уверен, что этой информацией располагал Р. Эстергази – где он, кстати? Даже если он со всех сторон герой и молодец – искусственные люди ведь не способны на двойную игру, если это не заложено в их ТТХ – можем ли мы быть уверены в том, что он ничего не сказал девице Люссак?
– Мадемуазель Люссак была взята под стражу до принятия решения о создании резервной базы. У нее нет и не было возможности совершать какие-либо автономные действия.
– Мы вернулись туда, откуда пришли, чиф Норм. Девица Люссак – гражданка Земель Обетованных, с огромной долей вероятности – биоконструкт и оперативный агент противника. Все время, даже после того, как она была изолирована, она находилась в контакте с тремя персонами, каждая из которых так или иначе была связана с жизненно важной и секретной информацией.
– Я более чем уверен, что в девице Люссак нет встроенного эмиттера гиперсвязи.
– Должен вас предупредить, чиф Норм, следующим шагом я предположу наличие организованно действующей группы. Есть несколько человек, связанных личными отношениями, с вражеским или двойным гражданством… Вы, Эстергази, Р. Эстергази, Мари Люссак, которую вы не отдаете с завидным упорством, и еще, наверное, девица Морган, преданная непосредственно вам.
– Чья была идея послать Морган на автономную операцию за моей спиной?
– Нам нужен был человек, способный вас заменить, и не строптивый. Солдат перестает быть солдатом, когда перестает различать своих и чужих. А Пантократор меняет все, к чему прикоснется. Он взялся за вас, Норм, и вы больше не солдат. Может быть, герой, я не спорю…
– Герой у нас Р. Эстергази, и хватит нести чушь. У меня первый кандидат под стражу – вы, Кэссиди. Мои предположения против ваших, но я вас арестовать могу, а вы меня – нет. Посему я прошу вас сдать портативное устройство связи и не покидать вашу палатку. Считайте себя под домашним арестом, заодно попробуете это удовольствие на своей шкуре. Морган, присмотри.
* * *
– Мне нужен сеанс связи с авалонской колонией, – неожиданно сказала Натали Эстергази.– Протестую, – лениво заявил Люссак. – Ни одна сторона не должна получать указания извне. Только свои ресурсы, в том числе свой ум.
– Это не указания, – ответила Приматора Ариадна. – Мы в любом случае должны связываться с обеими сторонами, чтобы оценивать ситуацию адекватно. У них все-таки там дети, так что будем иметь снисхождение.
Люссак хмыкнул и переплел пальцы на колене. Помощница Ариадны Аида, молодая и невзрачная, инициировала сеанс и положила деку перед Натали Норм. В центре стола возникло голографическое изображение связиста – ошеломленного и замерзшего парнишки, сидящего на ящике, на снегу. По краям громоздились смутные тени-глыбы: какие-то очень большие машины в отблесках живого огня.
– Мне нужно поговорить с тем, кто у вас командует, – сказала ему Натали.
– Ага. То есть сию минуту, миз… – Он вскочил и замахал руками. – Они хотят говорить с вами, командир, чиф…
Потом его мягко выдвинули из фокуса, а вместо него в кадре соткался широкоплечий мужчина с бронзовым лицом, без шапки, со снегом в кудрявых волосах. Неторопливо сел, положив рядом энергоштуцер.
– Да тут, – сказал президент Люссак, – все свои. И вы плакались, будто бы у НН нет ножа в сапоге? А это что?
Вряд ли он знает, насколько здесь все свои. И не надо ему знать. Это вроде экзамена, где-то рядом бродит Сила, Натали ощущает ее присутствие, как серебряную мушку на сетчатке, из тех, что возникают от низкого кровяного давления. Силой надо овладеть, это важно, потому что кому ты можешь помочь – без Силы?
Наверное, ты очень удивился, увидев здесь меня, но, к твоей чести, не дрогнул даже бровью. Ты вообще ничем не показал, что мы знакомы. Пантократор всем подает скрытые знаки, и я – знак для тебя. Надеюсь, добрый. Хорошо. Я принимаю эти правила.
– Я вынужден был принять командование, – сказал Норм. – Вам придется говорить со мной.
– Спросите его, где Ставрос, – подал голос Лантен.
– Мы похоронили его утром. Он был герой. Он защищал свою планету.
У Натали сперло дыхание. Сын, где мой сын? Вы назвали его солдатом!
– Какая у вас ситуация? Какие потери?
– Мы потеряли двенадцать человек во время ночной бомбардировки. Вся дежурная смена на генераторе – от первого же удара, офицер службы безопасности Бротиган и боец ССО Тирод – обеспечивая эвакуацию людей из горящего комплекса. Пилот по контракту Зайферт – в воздушном бою. Еще семеро погибли, когда выходили из зоны обстрела. Обращаю внимание комиссии – это была военная авиация.
Кто еще, кто еще?!
– Остальные все живы, – сказал Норм, глядя ей в глаза.
Это только для нее. Мальчик цел. Ну и… тот тоже.
– Я должен знать, мэм, как мировое сообщество намерено разрешать эту ситуацию. Каковы ваши условия?
Четверо в зеленом промолчали, и у Натали усилилось чувство, будто она сдает экзамен. Это не должно иметь никакого значения, но – имеет. Если она решит этот ребус правильно, больше никто не умрет и за них не надо будет больше бояться.
Справедливость, говорите? А как это?
– Каковы ваши намерения? – ответила она вопросом на вопрос. – Вы собираетесь спорить за эту планету?
Скажи «нет» матери своего ребенка! И вернись. У нас есть свой мир и свой дом. Будет так, как мы решим, ты и я, и не будет горечи на наших губах, и день наш будет светел.
Я не люблю ночь. Ночь черна, правая половина постели холодная, и я просыпаюсь в ночи от отчаяния, от одиночества, от дурных мыслей. Пусть будет светел твой день!
– Снимите с планеты детей и гражданских, – сказал Рассел. – Хотя бы женщин, и тогда мы составим команды и сыграем, как большие. Что скажете?
– Что скажете? – Приматора Ариадна переадресовала вопрос Норма Люссаку – Мы позволим вам снять с планеты всех, кто не желает там оставаться. Вы сможете укомплектовать команду по своему вкусу. Господин Лантен, господин Ква'ан?
– Я согласен, – сказал Лантен, а Ква'ан кивнул. – Чиф Норм, кто будет играть от нас? Вы уже решили?
– Разумеется, я, рядовая Морган, капитан Ллойд Кэссиди, миз Насименто с дочерью – он сделал чуть заметную паузу, поглядев в сторону Натали, – рядовой Эстергази и его… и еще несколько человек. Я также очень рассчитываю на контрактника Р. Эстергази.
– С дочерью? Сульпиции Насименто четырнадцать лет! – возмутился Лантен, который, оказывается, отслеживал список по своей деке.
– Она настаивает, и мать не возражает, – судя по каменному выражению лица Норма обе дамы Насименто находились от него на расстоянии вытянутой руки, и еще – он бы очень не возражал от них обеих избавиться, -…и еще несколько колонистов, которые решили, что тут их дом. Люди невоенных специальностей. Я могу отобрать из них полезных.
– Что вы сами насчет этого думаете, чиф Норм? – спросил доселе молчавший генерал Ква'ан.
Ему было жарко, жесткий воротничок врезался в темную жирную шею, золотое шитье на нем потемнело от пота.
– Я думаю, давайте решим это дело один на один. Выставьте против меня бойца любого класса: кто выживет, того и планета.
– Еще лучше, – согласился Ква'ан.
– Не уверен. – Это Лантен. – В случае успеха планету для Новой Надежды завоюет гражданин Пантократора, а Пантократор, – он поклонился, – входит в состав Земель, хотя я всемерно уважаю его особый статус и миротворческие усилия. При всем почтении к нашим хозяевам, достойнее было бы нам обойтись своими силами… или хотя бы изменить их процентное соотношение. Кто там есть в команде от нас, кроме миз Насименто? Людей и нелюдей с двусмысленным статусом просьба пока не предлагать.
– Кэссиди, – сказал Норм и усмехнулся.
– Я тоже против, – сказал Люссак. – Я примерно знаю сценарий этих битв один на один. Сперва они не могут найти друг дружку на огромной пустой планете, потом некоторое время более или менее честно стараются исполнить взятые на себя обязательства, а еще пару дней спустя мы обнаруживаем их братающимися и пьянствующими на пустом ящике из-под капсюлей. В процессе планета теряет товарный вид. Лантен, вам это надо? Нет, я понимаю, мы можем снять реалити-шоу, чтобы покрыть убытки. Я не желаю тратить на это время.
– У вас там тоже есть люди, подписавшие контракт только на горные разработки. Мы предлагаем им беспрепятственно покинуть спорную территорию. Цените это.
– Мы, конечно, не можем приказать им сражаться. Но мы можем их уволить и нанять других. От присутствия на планете обоза мы теряем меньше, чем противник. Зачем нам лишать их элемента уязвимости?
Рассел чуть заметно вздохнул, рябь помехи пробежала по его лицу как недовольная гримаса: никто и не заметил, только жена. Только она поймет, что выбора опять нет. Его никогда нет, этого проклятого выбора.
Чтобы новый мир стоял прочно, в его основание закладывают жертву Нет, не невинную деву и не мальчика, у которого не было отца. В землю зарывают сержанта, он крепит землю своими костями, и миру тогда сносу нет.
* * *
– Стой, сюда хода нет!Миранда глянула на Рубена с откровенной ненавистью, вызванной тем, что последние несколько часов она держалась не столько на ногах, сколько на стиснутых зубах. Пилоты совершенно не умеют ходить. Если упадет, придется тащить ее на себе.
– Неужели опять обходить?!
Рубен ткнул пальцем в желтую ленту с черной надписью, сорванную ветром со штоков и почти невидимую в мелкой снежной пурге.
– Знаешь, что это? Зона действия активных почвообразующих бактерий. Любую угодившую к ним протоплазму они сожрут в считанные минуты.
– Колоссально вы тут нагадили!
– Штамм этот имеет ограничения по количеству циклов воспроизводства, то есть безболезненно для экологии вымрет сам спустя некоторое время, к тому же похолодание должно было приостановить его активность, – прикинул Рубен, – но я не специалист-почвенник и рисковать без надобности не стану. Только в обход. А потом тут вырастет трава, цветы и деревья. Это к вопросу про «нагадили»…
Ему показалось, что слова ухнули в пустоту. Их нынче действительно учат только летать и стрелять? Миранде всего девятнадцать, она думает, что если чего не знает, значит, то и знать не обязательно, но в любом случае у дочки Гросса есть характер. Это хорошо, потому что без характера не дойдет. Ни жира, ни мяса на ней нет, а холодный сильный ветер, кажется, выдувает из костей костный мозг и завывает там, в полых трубках. Зажала в зубах прядь своих белобрысых волос и топает, брови сдвинуты, глаза в кучку Я и сам сейчас такой. Ногу поднять… переставить… Один летчик, француз на старой Земле упал в пустыне, а после написал про это. Только он страдал от жары и жажды. Поскольку все равно, о чем думать, я думаю о нем все эти километры. Сотню или две.
На самом деле хорошо, что мы наткнулись на Зону. Это ориентир. До нее я знал только, что солнце-Либеллин встает на востоке. Ну и еще башня, которую мы взорвали: это была восемнадцатая, и я примерно представляю, как нам надо двигаться, чтобы вернуться на место боя. По правилам, если не оговорено другое, распавшаяся боевая группа возвращается туда же, где разошлась, а там оставляют дежурного – это будет кто-нибудь из ССО! – и он уже ориентирует всех к месту общего сбора. Туда и премся вторые сутки, насильно принуждая себя шевелиться. Нас ждут, нас не могут бросить. Что будет, когда у нас не останется сил идти? Очень просто – уснем и замерзнем. У нас есть лучемет с батареей, но жечь нечего, даже одежда на нас синтетическая, она только плавится, а не горит. А даже если бы и горела – она куда полезнее, когда защищает нас от ветра на марше, так что жечь лучше что-нибудь другое.
Думай, Назгул, думай. Женщина под твоей защитой.
Привыкай. Когда Военно-космические силы Зиглинды приучались считать женщин боевыми товарищами, равными себе – не одинаковыми, и не во всем, но в главном, в том, ради чего ни шагу назад! – ты в этом не участвовал. Для тебя одного она оставалась самым драгоценным грузом… и да, собственно тем, ради чего ни шагу назад. Назгул нашел спасение души в том, чтобы оставаться человеком именно тогда, когда никто бы его человеком не назвал.
Мне очень не хватает крыльев, да, и еще – бортовой памяти. Ситуация, когда быть человеком неудобно и невыгодно. Летели-то мы сюда не дольше десяти минут!
К вечеру небо расчистилось, а плоская равнина сменилась скалистыми холмами. Где-то за ними Рубен ожидал увидеть черный лес, на опушке которого колонну настигли Волки. За ночь не перевалим, а значит, если нам попадется какая-нибудь нора или дыра, следует там переночевать. Будет куда хуже, если смертная усталость свалит нас вне укрытия. Ночью будет холоднее.
Идти пешком. За сутки пути Рубен узнал о планете больше, чем за тот год, что летал над ней. Солнце завалилось к горизонту и остановилось там: когда Рубен видел его в последний раз, оно висело средь облаков неподвижно, послав в стороны шесть пучков лучей, как мельница, а подножия холмов заволокло густой синью. Каменистые вершины пылали, словно расплавленная медь. Ночные остывшие скалы излучали холод и смерть, и даже Назгулу, пока он пробирался по каменистой осыпи, приходилось напоминать себе, что у него со смертью особые отношения. Чем можно стать здесь?
Ручеек неба в вышине потемнел, и когда Рубен вновь посмотрел на Миранду, он не нашел на ней лица – его обглодали сумерки. Форменная обувь тоже не предназначена для ходьбы по острым камням: она слишком мягкая. Поликаучук подошвы превратился в лохмотья, походка Волчицы утратила уверенность, она часто оступалась. Еще немного – и пойдет босиком. И куда уйдет?
– Пять минут передохнем, – распорядился он, прекрасно сознавая, чего ему будет стоить поднять свою спутницу снова. Миранда села, подавляя стон. Подтянула колени к груди и занялась ботинками, пытаясь их хоть как-то связать. Рубен привалился спиной к большому камню, и тот, как вампир, сразу потянул тепло из его живого тела. Очевидно, Рубен уже не мог принудить себя шевелиться ради себя самого. Что тут есть, кроме камней? И что такое камень?
Идиот! Нет – хуже, спесивый идиот. Вот камень, вот ты, вот пять минут, на которые ты имеешь право. Структура камня… ага, вот такая… двенадцать лет я был техникой в забытом ангаре, а сейчас я в самом подходящем состоянии, чтобы пару миллионов лет пролежать тут, погруженным в бесконечное созерцание и любуясь закатами. Стать частью этого мира. Может быть, однажды из меня изваяют Будду.
– Лучемет у тебя еще? Дай сюда.
Миранда посмотрела снизу вверх, недоверчиво, вынула оружие из набедренной кобуры, перехватила за ствол, но протягивать его вражескому офицеру не спешила. Наконец решилась, бог весть о чем при этом думая. Рубен обошел гостеприимную глыбу, пытаясь определиться с направлением ветра и предполагая, будто обращенная к склону сторона – более теплая. А теперь – огонь! Выглядит как самоубийство: я только что был этим самым камнем.
– Ты спятил?! – девушка вскочила, но неловко, и пошатнулась, пытаясь вцепиться Рубену в руку. Неужто в самом деле надеется отобрать? – У меня же больше… ничего!
Ничего – в самом деле, батарею Рубен посадил. Но вокруг вплавленной в шкуру валуна черной выемки теперь завился пар, она излучала тепло и, насколько Рубен разобрался в свойствах камня, собиралась делать это долго. Может быть, до утра? А вот посмотрим. Ночуем здесь, прижавшись к камню и друг к другу.
А я на всякий случай побуду камнем.
В самом деле, надо бы попробовать себя в тихом виде. С напряженной внутренней жизнью. Камень не устает, камень постоит на стреме, поиграет своим теплом, загонит его вглубь на первых порах, чтобы не обжечь доверенные ему белковые тела, а после будет тянуть и тянуть изнутри. Тепло передается от горячего к холодному. Это общий закон, но в рамках закона возможны варианты. Этим я и займусь.
Камень – это ведь нечто особенное, в некотором роде противоположное всему тому, чем я был раньше. Для камня нет времени. Камень – не функциональное устройство, он существует независимо… хотя, конечно, его можно приспособить к своим нуждам. Камень – часть мира. А что такое этот мир?
Авалон. Какая-то планета. Не Зиглинда, а нечто совсем в другом роде. Я только сейчас созрел это рассмотреть.
Настало тишайшее утро, обложенное снегом, как ватой. К утру тепло большей частью рассеялось, стало чуть ощутимым, достаточным лишь для того, чтобы чувствовать себя живым, и еще – отдавать тепло, а не тянуть его, и иней покрыл тела и волосы спящих. Именно тут и именно в это время их застал гул моторов с небес. Миранда вскинула голову, но увидела там только поволоку тумана. Рубен не стал ей мешать и даже слова не сказал, когда она оттолкнула его и отчаянно полезла вверх по осыпи, помогая себе руками. Это ее шанс. Хотя – опоздает. Наверное, Миранда думала, что кричит громко, на самом же деле звук, издаваемый ею, был где-то между хрипом и писком. Бесполезно. Они слышат только свои моторы.
Она вернулась совершенно убитая, съехав вниз вместе с небольшой лавиной.
– Что?
– Идут выше облаков. Скалы же. Надо было остаться возле разбитых машин – они наверняка их нашли.
Да. Разбитые машины нашел бы тот, кто смотрит сверху. Не наши.
– Мы бы возле них не выжили.
Верно.
– …или стрелять. Они бы засекли вспышку. Но теперь ведь нечем!
Она пнула бесполезный лучемет, и тот скатился ниже по склону. Никто за ним не пойдет. Он теперь бесполезная тяжесть.
– Мы бы не выжили, – повторил Рубен. – И им тут не сесть. Пойдем. Все будет хорошо. Уже близко.